Эл Райс. Мэйфейрские ведьмы

автомобилями. Толпы гостей вливались через ворота в сад, а все окна дома
ярко сияли огнями. Еще издалека я услышал пронзительные звуки саксофона.
У парадного входа никого не было, поэтому я беспрепятственно вошел в
холл и стал потихоньку проталкиваться сквозь скопление молодых людей,
которые собирались группами, курили, смеялись и шумно приветствовали друг
друга, не обращая на меня никакого внимания. Как и обещала Стелла, публика
была самой разношерстной. На пути Лангтри встретились даже несколько человек
весьма преклонного возраста. Он не привлекал к себе внимания и чувствовал
себя вполне комфортно. В баре, устроенном прямо в зале, ему подали бокал
очень хорошего шампанского.
"С каждой минутой гостей становилось все больше, некоторые уже
танцевали, -- продолжал он свой рассказ. -- Сквозь плавающий в воздухе
голубоватый дым от сигарет я с трудом различал лица, а скопление множества
людей не позволяло толком разглядеть обстановку зала. Как мне показалось,
однако, она была роскошной и в определенной мере напоминала интерьер салона
какого-нибудь фешенебельного лайнера: пальмы в кадках, причудливой формы
светильники, изящные кресла в греческом стиле...
Все окна, выходившие на боковую террасу, были открыты, и в комнату
врывались оглушительные звуки оркестра. Даже не представляю, каким образом
собеседникам удавалось услышать друг друга. Шум стоял такой, что я не в
силах был даже собраться с мыслями.
Я уже собрался было покинуть зал, когда взгляд мой случайно упал на
танцующих возле самых окон людей и я вдруг догадался, что смотрю прямо на
Стеллу. Она выглядела так восхитительно и эффектно, что никакими словами
передать это невозможно, равно как и любое ее изображение не в силах
передать истинное обаяние этой женщины. На ней было платье из золотистого
шелка, столь обтягивающее и короткое -- оно едва прикрывало красивой формы
колени, -- что больше походило на отделанную бахромой нижнюю сорочку. И
платье и тончайшие чулки были усеяны крошечными золотистыми блестками, а в
коротко подстриженных черных вьющихся волосах блестели, сделанные из шелка
золотисто-желтые цветы. На изящных запястьях сверкали золотые браслеты, а
обнаженную шею украшал фамильный изумруд Мэйфейров. В сочетании со всем
остальным он выглядел старомодно, и в то же время, глядя на это поистине
неповторимое произведение ювелирного искусства, нельзя было не прийти в
восторг от филигранной работы мастеров.
Стройная, с маленькой грудью, что, впрочем, не мешало ей казаться
удивительно женственной, с багрово-красной помадой на губах и огромными
темными, почти черными глазами, которые время от времени вспыхивали, словно
драгоценные камни, эта женщина-дитя приковывала к себе всеобщее внимание
окружающих -- они ловили, каждый ее взгляд, следили за каждым жестом, каждым
движением в танце. А она, задорно смеясь, то нещадно била высокими тонкими
каблучками изящных туфелек по отполированному до блеска полу, то, откинув
назад голову и широко разведя в стороны руки, стремительно кружилась на
месте.
-- Отлично, Стелла! -- слышались отовсюду голоса восхищенных
почитателей. -- Еще! Еще! Великолепно, Стелла!
И Стелла, продолжая свой потрясающий танец, самозабвенно следуя его
безумному ритму, каким-то образом ухитрялась мило откликаться на реплики
поклонников.
За всю свою жизнь мне еще не приходилось встречать человека, столь
искренне наслаждающегося звучанием музыки и одновременно столь ценящего
всеобщее внимание к самому себе. При этом в ее поведении не было и тени
цинизма или тщеславия. Боже упаси! Создавалось впечатление, что она просто
игнорирует подобные глупости, не позволяет им даже на миг проникнуть в свое
сознание, обращенное лишь на нее саму и на тех, кто ее окружает.
Что касается ее партнера, то я далеко не сразу обратил на него
внимание, хотя, уверен, при иных обстоятельствах этот юноша немедленно
вызвал бы мой интерес, особенно если учесть, что он был удивительно похож на
Стеллу: те же темные глаза и волосы, такая же, как у нее, белая кожа. Однако
он был еще очень молод, почти мальчик -- высокий, слишком худой для своего
роста, с фарфорово-чистым, без следа пробивающейся бороды или усов лицом.
Тем не менее он в не меньшей степени, чем Стелла, излучал беззаботность
и жизненную силу. И когда танец закончился, она вскинула вверх руки и со
всего размаха упала спиной в его объятия, явно уверенная в том, что партнер
сумеет удержать. Он обнял ее, ничуть не смущаясь, провел ладонями по
стройному телу, а потом нежно поцеловал в губы. В его поведении не было и
намека на театральность. По правде говоря, мне показалось, что он вообще
никого и ничего не видел, кроме Стеллы, как будто в зале были лишь двое --
он и она.
Гости окружили их тесным кольцом. Кто-то уже поил Стеллу шампанским, в
то время как она по-прежнему оставалась в объятиях юноши, буквально висела
на его руках. Опять заиграла музыка. Несколько пар -- молодые, веселые,
модно одетые -- начали новый танец.
Было только десять минут девятого, и я решил, что у меня еще есть
время, чтобы как следует осмотреться, прежде чем подойти к Стелле. К тому же
эта женщина поразила меня настолько, что я чувствовал себя перед ней
совершенно безоружным. Зиявшее прежде огромное белое пятно перестало
существовать. Моя уверенность в том, что она не могла причинить Стюарту даже
малейший вред, стала абсолютной. А потому я продолжил свои путь к выходу из
зала, где оркестр заиграл с новой силой. Однако даже сквозь его яростный
грохот до меня еще долго доносился мелодичный смех.
Надо отметить, что в этом доме на редкость просторный и длинный холл и
удивительно длинная и прямая лестница -- ступеней, наверное, тридцать. --
(Уточним сразу: двадцать семь.) -- На площадке утопавшего во тьме второго
этажа никого не было. Все проходили мимо ведущего туда лестничного марша и
устремлялись в конец холла, к ярко освещенной гостиной.
Я хотел было последовать общему примеру, но едва достиг лестницы и
коснулся балясины перил, как мое внимание привлекла какая-то фигура,
стоявшая на самой верхней ступеньке. И я вдруг увидел, что это Стюарт.
Потрясенный, я едва не окликнул его по имени. Однако в следующий момент
осознал, что происходит нечто странное.
Поймите меня правильно: на первый взгляд он казался совершенно
реальным; это впечатление усиливал и падавший на него снизу свет. Однако
меня насторожило выражение его лица -- оно было очень странным: такое лицо
не могло принадлежать реальному человеку из плоти и крови. Он смотрел прямо
на меня и явно узнал, однако в его взгляде не было и намека на радость от
встречи -- напротив, он выражал лишь бесконечную печаль, усталость и
невыносимое страдание.
Мне показалось, что он специально задержался там на мгновение, дабы
убедиться в том, что я увидел и узнал его, а затем горестно качнул головой,
словно запрещая мне приближаться. Я буквально застыл на месте, едва ли
замечая, как десятки проходящих мимо людей толкают меня со всех сторон, и
словно сквозь вату слыша гул голосов. Однако он вновь сделал тот же
запрещающий жест, а потом медленно поднял руку и махнул ею, явно приказывая
мне уйти.
Однако я по-прежнему стоял, не смея пошевелиться. Как и всегда в
подобных ситуациях, я оставался совершенно спокойным, мобилизовав все силы,
дабы не потерять самообладания, стараясь сконцентрировать внимание на
царящих вокруг суете, шуме, грохоте музыки, и в то же время тщательно
запоминал все детали возникшего передо мной видения. Одежда на Стюарте была
грязна и во многих местах разорвана. На правой стороне лица темнел не то
кровоподтек, не то что-то еще.
С трудом заставив себя наконец обойти угол лестницы, я начал медленно
подниматься по ступеням, И в тот же момент призрак словно очнулся от апатии
и вновь отрицательно помотал головой, одновременно подавая мне рукой знак
немедленно уйти.
-- Стюарт, -- прошептал я, продолжая свой путь наверх и не сводя с него
глаз. -- Пожалуйста, друг мой, поговорите со мной, если можете.
В ответ он продолжал лишь молча смотреть прямо на меня. Теперь я
отчетливо видел застывшее на его лице выражение беспредельного страха,
заметил, что он с ног до головы покрыт слоем пыли и даже сумел различить на
теле следы начавшегося разложения, Более того, я почувствовал исходящий от
него запах тлена. И вот неизбежное случилось: видение начало тускнеть.
-- Стюарт!-- в отчаянии взывал я к нему. Напрасно! Призрачная фигура
постепенно темнела и растворялась в воздухе. И вдруг сквозь нее и явно ее не
видя навстречу мне вышла женщина потрясающей красоты. Одетая в персикового
цвета шелковое платье, сверкая драгоценностями, она быстро сбежала по
ступеням и проскользнула мимо, окутав меня сладковатым ароматом каких-то
духов.
Стюарт исчез. А с ним вместе испарился и запах тлена. Женщина, слегка
задев меня на ходу, пробормотала какие-то извинения и что-то крикнула тем,
кто находился в зале первого этажа. А потом вновь обернулась в мою сторону.
Я продолжал стоять как вкопанный, не обращая на нее никакого внимания и
тупо уставясь в темноту, где не осталось ничего, кроме пустоты и игры теней,
пока не почувствовал на своем запястье женские пальцы.
-- Все собрались там, внизу. -- Женщина слегка подтолкнула меня в
нужном направлении.
-- Я ищу туалет. -- Ничего другого в том момент в голову мне не пришло.
-- Это тоже внизу, голубчик, -- сказала она -- За библиотекой. Нужно
зайти за лестницу. Пойдем, я тебе покажу.
Словно во сне я последовал за ней. Мы обошли лестницу и в конце концов
оказались в просторном, но тускло освещенном помещении северного крыла дома.
Высокие -- от пола до потолка -- стеллажи с книгами и обитая темной кожей
мебель свидетельствовали о том, что это библиотека В дальнем конце, возле
кроваво-красной портьеры горела одна-единственная лампа. Ее свет отражался в
большом, потемневшем от времени зеркале, висевшем над мраморным камином, и
создавалось впечатление, что мы попали в некое необычное святилище.
-- Тебе туда, -- указала она на запертую дверь и тут же исчезла.
Только тогда я обратил внимание на парочку, обнимавшуюся на одном из
кожаных диванов. Они торопливо вскочили и вышли. Казалось, всеобщее веселье,
царившее в доме, никоим образом, не затрагивало эту комнату, где властвовала
тишина и повсюду лежал толстый слой пыли. В воздухе витал запах старой
бумаги и кожи. Оставшись в одиночестве, я неожиданно почувствовал
невероятное облегчение.
Я тяжело опустился в большое кресло с подголовником, лицом к камину и
спиной к двери в холл, по которому непрерывным потоком двигались люди. Я
видел их отражение в старинном зеркале и радовался, что хотя бы на время
смог оказаться в стороне от суеты. Только бы еще какой-нибудь парочке
влюбленных не вздумалось искать здесь уединенного убежища.
Почувствовав, что лицо мое влажно от пота, я промокнул его носовым
платком и попытался как можно более подробно припомнить все детали
увиденного.
Не секрет, что у нас существует целый ряд теорий, касающихся призраков
и, в частности, того, почему они появляются в том или ином обличье, почему
поступают так или иначе. Мои собственные теории и выводы зачастую в корне
отличаются от остальных. И теперь, сидя в этом кресле, я был совершенно
уверен в одном: Стюарт предстал передо мной именно в таком виде --
полуразложившимся, в порванной одежде -- только потому, что его останки
находятся в этом самом доме. И в то же время он умолял меня как можно скорее
уйти отсюда. Он предупреждал меня об опасности.
Обращено его предостережение к Таламаске в целом или только ко мне --
Артуру Лангтри? Размышляя над этой загадкой, я чувствовал, как постепенно
мой пульс возвращается к нормальному, и одновременно ощущал -- как всегда
после такого рода встреч -- приток адреналина в крови и страстную жажду
выяснить все до конца, сделать явным то, что скрывалось за слабым свечением
сверхъестественного существа, которое возникло перед моими глазами всего
лишь на несколько мгновений.
Конечно же, меня переполняло глубочайшее и искреннее горе, а в душе
бушевала свирепая ярость против тех, кто осмелился лишить Стюарта жизни.
Что следует предпринять? Пожалуй, этот вопрос был на тот момент самым
главным. Естественно, поговорить со Стеллой. Но, прежде чем я встречусь с
ней, необходимо провести дальнейшее обследование дома. В какой мере мне
удастся это сделать? И как быть с предостережением Стюарта? Иными словами,
какова степень опасности и к чему мне готовиться?
Так я сидел, погруженный в размышления, краем глаза следя в зеркале за
происходящим в холле, где в вихре удовольствий и развлечений по-прежнему
сновали десятки, если не сотни, людей. И вдруг до меня дошло, что в
непосредственной близости от меня что-то радикальным образом изменилось.
Медленно подняв взгляд, я увидел в зеркале чье-то отражение -- высокого
роста фигуру. Вздрогнув от неожиданности, я резко обернулся. Никого. Однако
отражение в потемневшем и помутневшем стекле не исчезло.
Из призрачного мира Зазеркалья на меня внимательно смотрел мужчина. По
мере того как я вглядывался в него, чувствуя, как вскипает в крови адреналин
и обостряются все ощущения, образ незнакомца проступал все явственнее.
Теперь я мог отчетливо видеть, что это бледный как смерть молодой человек с
темно-карими глазами, взгляд которых, исполненный гнева и угрозы, был
обращен прямо на меня.
Наконец образ проступил в полную силу. И показался мне таким реальным,
живым, как будто действительно принадлежал обыкновенному смертному человеку,
которому вздумалось спрятаться в расположенной за зеркалом нише, а потом
вынуть стекло и наблюдать за мной сквозь пустую раму.
За все долгие годы службы в Таламаске никогда еще мне не приходилось
сталкиваться с призраком, способным столь отчетливо проявиться. На вид
мужчине можно было дать лет тридцать. Чистое, без изъяна лицо с румянцем на
щеках и голубоватыми тенями под глазами, мягкие линии красиво очерченного,
чуть ярковатого рта. Мне были видны даже микроскопически тонкие черточки на
губах и следы от недавней щетины на гладко выбритом подбородке. Покрой
одежды в целом на редкость старомодный, и это впечатление еще более
усиливали белоснежный стоячий воротник сорочки и нарядный шелковый галстук.
Волнистые волосы лежали в некотором беспорядке, как будто он только что
провел по ним рукой и слегка взъерошил.
И тем не менее картина в целом выглядела поистине ужасающе, ибо передо
мной было не человеческое существо и не отражение в зеркале или нарисованный
художником портрет. Это было нечто гораздо более удивительное и, несмотря на
свое безмолвие, живое.
Карие глаза пылали ненавистью. Поймав на себе мой взгляд, мужчина
гневно скривил губы, а через мгновение рот его исказила гримаса ярости.
Намеренно медленно я поднял руку и прижал ко рту носовой платок.
-- Это ты убил моего друга, бесплотный дух? -- прошептал я, испытывая
необычайно сильное воодушевление и возбуждение перед лицом опасности. -- Ну
же, отвечай мне!
И тут я увидел, что он начал слабеть, становясь все более прозрачным,
постепенно лишаясь способности двигаться. Его прекрасно вылепленное и
выразительное лицо медленно превращалось в лишенную каких-либо эмоций
маску...
-- Ну уж нет, призрак, от меня ты так легко не отделаешься и не
избавишься, -- прошептал я. -- На твоем счету уже двое, не так ли? Петир ван
Абель и Стюарт Таунсенд. Или скажешь, что я не прав?
У него, насколько я мог судить, уже не было сил, чтобы ответить. И
вдруг за моей спиной с шумом захлопнулась дверь, ведущая в холл, а старинное
зеркало задрожало, потемнело и в конце концов приняло свой обычный вид.
Я отчетливо услышал позади чьи-то шаги, не заглушаемые китайским
ковром, который закрывал лишь часть пола. Потом они зазвучали тише. В
висевшем передо мной зеркале теперь отражались только полки с книгами и
часть обстановки библиотеки.
Обернувшись, я увидел идущую по ковру женщину. Взгляд ее, исполненный
гнева, был прикован к зеркалу. Чувствовалось, что она крайне смущена и
расстроена. Это была Стелла. Она на несколько мгновений задержалась перед
зеркалом, пристально вглядываясь в мутное стекло, потом обратилась ко мне.
-- Что ж, вы можете рассказать об этом своим друзьям в Лондоне. Ведь вы
намерены это сделать? -- В ее голосе звучали истерические нотки. -- Опишите
им все, что видели!
Ее трясло как в ознобе, так сильно, что дрожала даже бахрома на платье.
Рукой Стелла крепко сжимала у самой шеи огромный изумруд.
Я хотел было встать, но Стелла велела мне оставаться на месте. Она села
слева от меня на диван и буквально вцепилась в мое колено. А потом
склонилась ко мне так близко, что я чувствовал запах туши на ее длинных
ресницах и пудры на щеках. В своем полупрозрачном маленьком платье она
походила на большую куклу-голыша, на обнаженную богиню из фильма-сказки.
-- Послушайте, -- вновь заговорила она, -- вы можете увезти меня
отсюда, взять с собой в Лондон, к своим друзьям, в Таламаску? Стюарт уверял,
что можете!
-- Как только вы расскажете мне, что случилось со Стюартом, я увезу вас
куда угодно.
-- Но я не знаю, -- ответила она, и глаза ее заблестели от непролитых
слез. -- Поймите, мне необходимо выбраться отсюда. Я не сделала ему ничего
плохого. Не в моих привычках причинять людям зло. Ну почему вы не хотите мне
верить?! Неужели это так трудно? Ведь я говорю правду!
-- Ну хорошо. Что я должен для вас сделать?
-- Помогите мне! Возьмите меня с собой в Лондон! Паспорт у меня есть.
Денег более чем достаточно. -- Она отстранилась от меня, выдвинула ящик
стоящего рядом с диваном столика и достала оттуда внушительную пачку
двадцатидолларовых банкнот. -- Вот, возьмите. Вы купите билеты, и сегодня же
вечером мы с вами встретимся снова... -- Стелла резко вздрогнула и
замолчала.
Прежде чем я успел ответить, дверь распахнулась и на пороге,
раскрасневшийся от возбуждения, появился тот самый юноша, с которым она
танцевала в зале.
-- Стелла! Я повсюду тебя ищу! -- с упреком произнес он.
-- Уже иду, солнышко, -- она вскочила с дивана и через плечо бросила на
меня многозначительный взгляд. -- А сейчас найди и принеси мне что-нибудь
выпить. Договорились, дорогой? -- Говоря это, она поправила на нем галстук,
а потом развернула его лицом к двери и нежно, но решительно подтолкнула к
выходу.
Взгляд юноши оставался недоверчивым. Его подозрения явно не рассеялись,
однако воспитание не позволило ему воспротивиться просьбе. Едва за дверь ним
закрылась, Стелла вернулась ко мне. Щеки ее пылали лихорадочным румянцем. Ее
поведение казалось мне вполне убедительным. Должен признаться, она
производила впечатление человека по-своему даже наивного, искренне верящего
в пресловутые бунтарские идеалы, модные среди "золотой молодежи". Если можно
так выразиться, Стелла выглядела вполне "настоящей".
-- Поезжайте на вокзал, -- умоляющим тоном сказала она. -- Купите
билеты. Я встречусь с вами прямо в поезде.
-- Но на какой именно поезд я должен взять билеты? В котором часу он
отправляется?
-- Понятия не имею на какой! -- сжав пальцы, воскликнула Стелла. --
Понятия не имею, когда он отправляется! Знаю только, что я должна уехать
отсюда! Ну вот что. Я иду с вами.
-- Пожалуй, так будет лучше. Вы можете подождать в такси, а я быстро
заберу свои вещи из отеля.
-- Прекрасно! -- почти шепотом ответила она-- Мы уедем первым же
поездом, куда бы он ни направлялся. А потом всегда можно будет изменить
маршрут.
-- А как быть с ним?
-- С кем -- с ним? -- резко переспросила Стелла-- Вы имеете в виду
Пирса? Пирс не доставит нам хлопот. Он просто очаровашка. Я сумею с ним
справиться.
-- Вы прекрасно понимаете, что я говорю не о Пирсе, -- сказал я. --
Речь о мужчине, которого я всего несколько минут тому назад видел в зеркале
и которого вы заставили исчезнуть.
Казалось, Стеллу охватило отчаяние. В тот момент она походила на
загнанного в угол зверька. Вот только в угол ее загнал отнюдь не я. Ибо сам
я никак не мог понять, что же все-таки происходит.
-- Послушайте, это не я заставила его исчезнуть, -- Стелла понизила
голос до едва слышного шепота -- Это сделали вы. -- Прижав руку к
вздымавшейся груди, она старалась успокоиться. -- Он не сможет нас
остановить, -- наконец произнесла она. -- Пожалуйста, доверьтесь мне. Я не
ему позволю.
В это мгновение дверь, как и прежде, резко распахнулась и в библиотеку
ворвался шум продолжавшегося за ее стенами веселья. Вернулся Пирс с бокалом
шампанского, который Стелла с благодарностью взяла из его рук и одним
глотком выпила половину.
-- Мы продолжим разговор через несколько минут, -- с наигранной
сладостью в голосе обратилась она ко мне. -- Совсем скоро. Вы ведь подождете
меня здесь, не так ли? Или нет. Лучше пойдите и подышите воздухом. Лапушка,
отправляйтесь на переднюю террасу, а я присоединюсь к вам чуть позже.
Пирс догадался, что она что-то задумала. Он переводил взгляд то на нее,
то на меня, но чувствовал себя в этой ситуации совершенно беспомощным.
Подхватив Пирса под руку, Стелла потащила его прочь. Я бросил взгляд на
ковер, усыпанный двадцатидолларовыми банкнотами, и принялся торопливо их
собирать, потом засунул их обратно в ящик и вышел из библиотеки.
В холле прямо напротив двери висел портрет Джулиена Мэйфейра,
великолепно написанный маслом в стиле Рембрандта. К сожалению, у меня не
было времени рассмотреть его получше.
Стараясь как можно деликатнее проталкиваться через толпу гостей, я
обогнул лестницу и стал пробираться к выходу из дома.
Однако не успел я отойти и пары шагов от нижней балясины перил, как
вновь увидел его. А быть может, мне это только показалось -- темноволосый
мужчина возник буквально на мгновение. На этот раз он выглядывал из-за
чьего-то плеча в дальнем от меня конце холла, куда я как раз и направлялся.
Сколько я ни осматривался вокруг в надежде отыскать его вновь, мне это
не удалось. Гости толкали и пихали меня со всех сторон, словно намеренно;
как мне казалось, мешая мне продвигаться вперед, хотя, конечно же, на самом
деле никто не собирался препятствовать моему уходу.
Я был уже буквально в метре от входной двери, когда заметил, что кто-то
из присутствующих указывает в сторону лестницы. Обернувшись, я увидел на
ступенях ребенка -- очаровательную светловолосую девочку. Хотя она выглядела
слишком маленькой для восьми лет, сомневаться в том, что это Анта, не
приходилось. Она стояла босиком, в одной лишь фланелевой ночной рубашке и с
плачем, перегнувшись через перила, заглядывала в распахнутые двери зала.
Я тоже посмотрел в ту сторону, и как раз в этот момент услышал, как
кто-то охнул от изумления, после чего толпа в страхе стала быстро
разделяться надвое, выстраиваясь по обе стороны от двери. В проеме двери,
чуть левее того места, где я оказался, возникла фигура рыжеволосого мужчины,
лица которого я не видел, ибо оно было обращено в сторону зала. Чувствуя,
как у меня от ужаса буквально подкашиваются ноги, я словно в жутком сне
наблюдал, как он медленно поднял правую руку с зажатым в ней пистолетом.
Раздался выстрел, оглушительным эхом прокатившийся по всему дому.
Присутствующих охватила паника, со всех сторон послышались крики. Люди,
бросились прочь. Кто-то упал, но остальные даже не пытались помочь
несчастному, Они просто перешагивали через него, стремясь как можно скорее
покинуть дом.
Стелла лежала на полу посреди зала, голова ее была повернута в сторону
холла, глаза широко открыты. Я бросился к ней, но не успел: рыжеволосый
мужчина опередил меня и выстрелил еще раз практически в упор. Тело Стеллы
конвульсивно дернулось, из головы хлынула кровь.
Мне все же удалось наконец схватить мерзавца за руку, и следующая пуля
вонзилась в пол. Крики гостей возобновились с новой силой. Послышался звон
разбитых оконных стекол. Кто-то попытался обхватить убийцу сзади, а я тем
временем вырвал у него оружие, правда при этом споткнулся о ногу Стеллы и
едва не наступил на распростертое на полу тело.
Я рухнул на колени и, осознав, что все еще сжимаю в кулаке пистолет,
отшвырнул его как можно дальше от себя и от убийцы, который в этот момент
безуспешно вырывался из рук полудюжины державших его мужчин. Осколки
оконного стекла вновь полетели в комнату и осыпали дождем не только нас, но
и Стеллу. Кровь текла по ее шее и заливала съехавший набок на ее груди
изумруд Мэйфейров.
В следующее мгновение мощный удар грома заглушил доносившиеся со всех
сторон вопли и женский визг. Струи дождя потоком хлынули в дом, заливая
окружавшие его террасы. А потом погас свет.
В ярких вспышках молний я успел увидеть, как несколько мужчин
выволакивают убийцу из зала, а возле Стеллы опустилась на колени какая-то
женщина. Она слегка приподняла ее руку, и когда та безжизненно упала обратно
на пол, из груди женщины вырвался мучительный, исполненный боли и страдания
крик.
Тем временем девочка неслышно проскользнула в комнату и, по-прежнему
босая, застыла на месте, не сводя взгляда с мертвой матери. Внезапно обе они
-- и стоявшая на коленях женщина, и Анта -- зарыдали в голос. "Мама! Мама!
Мама!!!" -- все громче и громче пронзительно звал ребенок, перекрикивая все
остальные голоса, словно с каждым криком все глубже и отчетливее сознавая,