Андреев Г.. Белый Бурхан

   Техтиек спокойно посмотрел на Белого Бурхана. И хотя ничего не сказал вслух, тот все-таки ответил на его мысли.
   - Ты принял правильное решение, хан Ойрот.
   - Что мне делать?
   - Работать! У вас в руках целая страна - Алтай! По первому же вашему зову, хан Ойрот, под знамена Шамбалы придут тысячи фанатиков и десятки тысяч воинов! Мы посеяли семена и дождались всходов! Теперь пришло время сбора плодов!
   - Вы считаете, что это время пришло, Белый Бурхан?
   - Да. Горы наполнены нашими именами, люди ждут, когда мы явимся перед ними и позовем в бой! Они ждут своего Ойрот-Каана!
   Техтиек зябко поежился. Он был уверен, что начнут бой за Шамбалу сами бурханы! Почему же люди ждут не богов, а его, отца народов Алтая?
   - Ты-хан! Тебе легче предстать перед людьми, чтобы сказать им то, о чем они знают по слухам в горах или только догадываются в своей мечте и в своих песнях!
   Глубокая и бездонная синева неба, чуть тронутая Кудряшками белых облаков. Теперь хорошие дни установились надолго! Специально ждал такую погоду Белый Бурхан или создал ее сам, по своей воле и желанию?
   - Когда я должен быть на скале Орктой?
   - Завтра. В полдень.
   Куулар Сарыг-оол был уверен, что игра началась хорошо: лето, осень и зима сделали нужное ему дело - весть о хане Ойроте ожила и обновилась, белый бог Бурхан с серебряными глазами воскрес во всем своем величии и мудрости. Кайчи повсюду запели нужные песни, старики и старухи вспомнили древние сказки и легенды, в горах выстроен алтарь, на котором в нужное время вспыхнут цветные огни великого Агни Йоги.
   То в одном, то в другом месте гремели громы при ясном небе, сбрасывая с вершин снег; на торных дорогах прямо на глазах изумленных путников раскалывались камни и скалы, расширяя путь; полтора месяца появлялся и исчезал мираж - белый всадник, летящий по вершинам гор;
   вспыхивали цветные огни в лесной и горной глухомани... Все это делалось по указаниям Куулара Сарыг-оола воинами Хертека, ярлыкчи Ыныбаса, самими бурханами, покидавшими время от времени свои жилые ниши в пещере...
   И только один Техтиек не участвовал в создании собственной славы... Куулар Сарыг-оол учел психику и характер предводителя чуйских разбойников и сломал его, измотав до бессилия... Но если и этот урок не пойдет ему на пользу, славу хана Ойрота возьмут на себя знаменосец Шамбалы Амыр-Сан, главный глашатай и полководец ее- Калдан-Цэрэн1... Пока их время не пришло, они станут необходимы позднее, когда Техтиек, упившись властью, начнет сворачивать на старую тропу...
   Хотя Бабый и долго возился с Техтиеком, пытаясь воспитать в нем черты большого полководца и мудрого правителя, Куулар Сарыг-оол не уверен, что из него получится хотя бы внешнее подобие хана Ойрота. Бабый и Хертек даже советовали Белому Бурхану вообще вывести Техтиека из сложной, опасной игры как бесполезного и ни на что негодного человека. Но выбирать уже было не из чего, да и поздно... Куулар Сарыг-оол хотел даже применить гипнотическое внушение, но сам же отбросил эту мысль. Хан Ойрот будет действовать на Алтае не месяц и не год, а многие годы, быть может, десятилетия!.. И он должен действовать сам, а не исполнять внушенные ему команды!
   Возглашение Шамбалы должно быть молниеносным - только сконцентрированная энергия в состоянии раздробить любой камень! Несколько часов, может, дней! Не больше. Остальное должны доводить до конца другие...
   Куулар Сарыг-оол знал, что никакое хорошо подготовленное массовое движение не исчезает бесследно, не уничтожается никакими гоненьями и не может заглохнуть само по себе или по чьей-то воле. Оно неизменно будет видоизменяться, перетолковываться, но обязательно - развиваться и жить! Будут исчезать и забываться одни громкие имена, им на смену будут приходить другие, но это уже неуничтожимо и неостановимо!
   Бабый осторожно кашлянул за спиной Белого Бурхана:
   - Текст обращения хана Ойрота у меня готов.
   - Заповеди Неба тоже?
   - Да, Белый Бурхан.
   Вот и Ябоганский перевал, уходящий в самое небо. Здесь Техтиек давно уже не был. Да и зачем ему и его баторам был нужен этот перевал? Караваны купцов здесь не ходили, а с нищих пастухов здесь просто нечего взять! Разве овцу на обед? Но для этого не надо лезть в самое небо!..
   Спешившись, Техтиек начал подъем - долгий, изнурительный, неизбежный. Встретят его там, на седловина, а здесь, на слиянии дорог, негде укрыться тем, кто его ждет. А все-таки - кто его ждет? Кому Белый Бурхан поручил его охрану, если приказал всех, кто его сопровождает, оставить в Караколе или Теньге?..
   Много перевалов в горах, но только два из них воспеты в песнях Семинский и Ябоганский. Оба они высоки и прекрасны, с любого из них путник, поднявшийся к самому небу, видит половину Алтая и попирает ногами облака!..
   Вот и седловина... Техтиек, снова превратившийся в хана Ойрота, присел на камень и опустил голову, равнодушно разглядывая мелкий щебень под ногами и глубокими вдохами выравнивая сбившееся дыхание. Раньше этого не было: сказалось длительное сидение в пещере, ее сырой воздух. А может, годы? Ну, ерунда! Ему всего тридцать шесть, в эти годы еще можно обзавестись семьей и растить сыновей!
   - Мы вас ждали утром, хан Ойрот.
   Хан Ойрот поднял голову. Хертек! В короткой кожаной куртке, перехваченной широким кожаным ремнем. На ремне - кобура нагана, меч-акинак в ножнах. Позади три воина с винтовками. Лица незнакомые и совсем молодые... Значит, приведены в эти горы не Анчи.
   - Еще не полдень!
   - Да, еще не полдень. Но времени все равно мало, хан Ойрот.
   - Успеем!
   Хертек держал дистанцию в разговоре с ним. Это хорошо Знает разницу между даргой воинов и ханом!
   - Может, у вас плохое настроение, хан Ойрот? Встречу можно перенести на завтра.
   - У меня хорошее настроение, страж бур ханов!
   - Вам надо выпить это, хан Ойрот!-Хертек протянул ему плоскую бутылку.
   Что в ней? Зелье черного колдуна, которое может прибавить ему сил и уверенности? Нет, он обойдется и без приправы! Его выносливости хватит и на три таких перевала!
   - Спрячьте этот сосуд, страж бурханов. Он мне не нужен.
   Хертек улыбнулся:
   - Я не сомневался в вашем ответе, хан Ойрот!
   Техтиек легко поднялся, взял коня за повод:
   - Куда мне ехать?
   - Мы проводим, вас, хан Ойрот.
   - Мы? Мне хватит и тебя одного, страж бурханов!
   Но Хертек спокойно повторил:
   - Мы проводим вас, хан Ойрот. Садитесь в седло.
   Возражать, видимо, бесполезно. У них давно все распределено, все воины расставлены по своим местам. И в этом железном порядке отведено свое место даже ему, хану Ойроту.
   Они не стали спускаться вниз, как ожидалось, а вышли на тропу, двинулись по первой верхней террасе, слегка наклоненной в сторону долины. Где-то здесь вершины гор разорвутся, и все они окажутся на отвесной скале, освещенной ярким солнцем, будто вышедшие из облаков или взлетевшие на утес прямо из глубины неба.
   Но Хертек и его парни остановились.
   - Дальше вы пойдете один, хан Ойрот. Внизу увидите девушку. Ее зовут Чугул.
   - Все?
   - Остальное вы знаете, хан Ойрот.
   - Подними голову к небу, Чугул!
   Она вздрогнула - так громко и властно прозвучал суровый мужской голос, легко перекрывавший звон падающего водяного потока. Девушка обернулась, посмотрела по сторонам и только тогда взметнула вверх свой остренький подбородок.
   На скале, под самым куполом синего неба, стоял прекрасный и величественный всадник на белом коне, блистающий золотом и серебром, драгоценными камнями и зеркалом стали2.
   - Я - хан Ойрот! Владыка и повелитель всех этих гор и долин, рек и ручьев, отец алтайцев всех сорока главных сеоков!3 Ты хорошо слышишь меня, Чугул?
   - Я слышу вас, великий хан!
   - Слушай мой приказ, который надо передать всем!
   - Я слушаю твой приказ, великий хан!
   - Собери свой сеок, избранный небом, и скажи всем о моем приходе в долину Терен-Кообы! Завтра будь на этом месте и в это время! Я буду говорить с тобой, Чугул. Только с тобой одной...
   - Я буду одна, великий хан!
   Она нагнулась, чтобы поднять наполненный тажуур с водой, а когда выпрямилась, то изумительного всадника уже не было на скале.
   Чугул опрометью кинулась вниз, прыгая с уступа на уступ, схватившись рукой за сердце, заколотившееся вдруг часто и тревожно... Она не помнила, как добежала до юрты Яшканчи и упала возле очага. Все ее тело била мелкая дрожь.
   - Что с тобой? - всполошилась Адымаш.- Кто тебя так напугал у родника?
   - Там, там...-задыхалась девушка,-там... сам... Сам хан Ойрот!.. На скале!.. Белый как снег!.. На белом коне!.. Он назвал меня по имени и приказал...
   Теперь пришло время перепугаться самой Адымаш:
   - Хан Ойрот? Весь белый? Говорил с тобой? Приказал?
   И тотчас сложила руки на груди, опустилась на колени:
   - О, кудай!..
   От мужа Адымаш уже знала, что в горах Алтая появился хан Ойрот, но чтобы видеть его и говорить с ним, надо быть чистым сердцем и не иметь никаких плохих дел за плечами... И она ждала этого появления хана Ойрота, как все. И он появился именно здесь!
   Женское любопытство всегда сильнее страха - прошла совсем немного времени и она начала тормошить Чугул, засыпая ее вопросами: какой он был, что он говорил, почему он знает ее имя, когда он обещал прийти снова?..
   - Он пришел со стороны перевала?-задала Адымаш свой последний вопрос.
   - Нет, тетя Адымаш! Он пришел с неба и ушел в небо.
   Адымаш не находила себе места. Как некстати уехал Яшканчи! Дались ему, Чегату и Чету Чалпану эти дальние пастбища, будто здесь нет хорошей молодой травы!
   Жена Чета, Занатай, к которой прибежала Адымаш, оставив Чугул с Кайоноком в юрте, сразу же согласилась с ней:
   - Нельзя всем мужчинам из долины уезжать! Мало ли кто надумает спуститься с перевала! Только и разговоров что о воинах, которые ходят в горах днем и ночью!
   Мужчины приехали поздно - усталые и невеселые. И дальние и ближние пастбища не радовали травой. Как ни крутись теперь с отарами и табунами, а кому-то надо откочевывать. Первым повесил нос Чегат: он уже не одно лето подъедал своим скотом чужую траву и остаться еще на одно лето у него не хватило бы совести.
   - Я откочую. Чет, - угрюмо уронил он. - И уведу с собой Яшканчи... Твоя долина тебя одного прокормит!
   - Подождем, - кивнул Чет, - тепла еще хорошего не было, траве рано идти в рост. Через неделю-другую решим, кому кочевать, кому оставаться.
   Заметив у своего аила всех женщин долины, удивленно поднял брови, торопливо оставил седло. Спешились и Яшканчи с Чегатом.
   - Что случилось? - спросил Чет озабоченно. - Почему вы все собрались вместе и что с вашими лицами? Кто вас напугал?
   - Хан Ойрот пришел, - сказала Чугул и испуганно показала пальцем на скалу Орктой, залитую закатным солнцем. - Там я видела его и говорила с ним, отец!
   Яшканчи улыбнулся: бурханы работают точно. Хорошо еще, что Чалпан не упрямился, как обычно, когда он и Чегат его в дорогу позвали! Мог бы и не пустить Чугул к источнику - Занатай уже выздоровела и могла сама управиться со всеми делами... Но Чет понял улыбку Яшканчи по-своему и отозвался на нее ответной усмешкой:
   - И-та-тай! Стоило только мужчинам уехать ненадолго по делам, как нашим женщинам стали сниться другие мужчины!
   У Чугул брызнули слезы обиды:
   - Я говорю правду! Я сама видела его там, на скале! И говорила с ним! Он был весь белый и на белом коне! С неба упал!
   Чет помрачнел:
   - Белый, говоришь? М-м... Да, в горах видели белого всадника! Даже кама Яжная выгнали с перевала какие-то воины... Еле живой от страха приехал!.. Ну, и что тебе сказал хан Ойрот?
   - Он не сказал, а приказал!- фыркнула обиженная Чугул. - Сперва смеешься, а потом - спрашиваешь!.. Не буду говорить!
   Яшканчи осуждающе покачал головой:
   - Зря ты обидел дочку, Чет... Чугул никогда никого не обманывала! А хан Ойрот - хозяин Алтая! Почему бы ему и не посетить по пути долину Терен-Кообы?
   Чет смущенно погладил Чугул по голове:
   - Прости меня, дочка... Расстроился я.
   - Хан Ойрот велел собрать сеок и всех известить о его приходе,-сказала она тихо. - Завтра он снова будет на скале Орктой и будет говорить со мной. Только со мной. Так он сказал.
   Чет сунул погасшую трубку в рот, вздохнул:
   - Легко сказать: собери сеок! Не то время, чтобы по гостям ездить!.. Да и не управишься за ночь.
   - Собери, кого сможешь! - посоветовал Яшканчи. - Стариков из Кырлыка пригласи, в Яконур и Ябоган пошли кого-нибудь из молодых, в Усть-Кан... Приказ хана Ойрота нельзя нарушать!
   Чет Чалпан покачал головой и снова вздохнул:
   - Не нравится мне все это!
   Хертек появился накануне. И не один, а с тремя воинами, сопровождавшими его. Адымаш хотела усадить долгожданного гостя на белую кошму, но он отказался:
   - Нет времени.
   Но пиалу из ее рук принял. Потом попросил Яшканчи проводить его до перевала. У Адымаш горестно опустились
   руки:
   - Савык уехала, не дождавшись тебя. Теперь и ты сам уезжаешь! Совсем совести у тебя не осталось, Хертек... Хоть бы посидел с нами!
   Хертек вежливо улыбнулся:
   - И насидимся еще, и наговоримся! А Савык я видел и сам проводил ее до Коргона. Дальше не мог, не имел права...
   Воины держались на почтительном удалении. Яшканчи понял, что его случайный знакомец по ярмарке стал какой-то крупной фигурой у бурханов. Но спрашивать о новой его жизни не стал, подчинившись жесту держать коня вровень со своим.
   - Хан Ойрот будет говорить с Чугул со скалы Орктой завтра Надо сделать так, чтобы она оказалась у ручья одна, а все мужчины долины куда-нибудь уехали...
   Яшканчи кивнул:
   - Мы хотели посмотреть траву и решить, кому откочевывать из Терен-Кообы4. Она весь наш скот не прокормит.
   - Тебе никуда кочевать не надо. Чету - тем более! Ты теперь будешь нужен бурханам постоянно! Я не могу посылать за тобой людей или приезжать сам... У меня много работы, но и не это главное!.. Вот там, - Хертек показал концом нагайки куда-то влево от тропы, идущей на перевал,- есть каменистая осыпь, неодолимая для коня, но проходимая для человека. По ней ты можешь попасть в пещеру, где тебя будут ждать мои воины или бурханы. Они знают о тебе все, Яшканчи, и считают тебя своим человеком! Береги Чета Челпана от случайностей! Его семья в горах объявлена святой...
   Яшканчи изумленно взглянул на Хертека и снова кивнул.
   Об осыпи он знал, о пещере ему говорил Чегат... Выходит, Хертек все время был рядом и Савык не зря ездила так часто к перевалу? Почему же она молчала?
   - Бурханы привели своих людей в горы?
   - Да. Зачем ты спрашиваешь об этом, Яшканчи? Это - тайна.
   - Эту тайну знает даже Яжнай, - усмехнулся пастух. - И, конечно, раструбил ее уже по всем горам!
   Хертек хмыкнул, ковырнул концом нагайки луку седла, рассмеялся:
   - Это не тот кам, которого я выгнал с перевала?
   - Он. Опасный человек!
   - Пусть сидит в своем Кырлыке.
   - Из Кырлыка легко уйти на Сугаш, Усть-Кан, Яко-нур! Кроме дороги через Перевал есть еще одна дорога - в Абайскую степь!..
   - Мы перекрыли все дороги.
   Как только солнце встало над хребтом Ламах в двойной рост аила, Чугул снова пошла к ручью. На этот раз ей самой хотелось увидеть, как белоснежный всадник падает с неба на скалу Орктой. Но оцепенение и страх - не помощники любопытству. Они заставляют соскальзывать глаза с грани утеса на привычные изломы нижних камней или на струю воды, над которой вот-вот должна вспыхнуть радуга. Сколько раз Чугул хотела поймать мгновение, когда струя воды начинает играть разными цветами, и каждый раз это ей не удавалось. Так случилось и сейчас - не успела разгореться и засиять радуга над струей воды, как с неба послышался знакомый голос:
   - Подними голову, Чугул! Я пришел. "Опять прозевала! - мелькнуло в голове. - И радугу, и хана!"
   - Я тоже пришла, хан Ойрот! Одна пришла!
   - Ты выполнила мой приказ, Чугул?
   - Да, отец поехал за родственниками...
   - Теперь слушай меня внимательно. Постарайся все запомнить, чтобы точно передать своему сеоку мой приказ!
   - Я слушаю тебя, великий хан!
   - Все мирные скотоводы должны закопать оружие. Оно им не нужно. Оружие нужно только охотникам.
   Чугул пригнула палец:
   - Закопать оружие.
   - Нужно прогнать всех камов, отобрать и сжечь их бубны и шубы. Ваш бог отныне один - Ак-Бурхан!
   Чугул пригнула второй палец:
   - Прогнать камов. Бог - Белый Бурхан!
   - Убить всех кошек, живущих в аилах. В них скрыты черные силы Эрлика, а Эрлик проклят Ак-Бурханом.
   - Убить кошек, - пригнула Чугул третий палец.
   - Не жертвовать коней Эрлику, а все жертвы приносить только Ак-Бурхану, обрызгивая при освящении землю, людей и вещи молоком.
   - Жертвовать не кровь, а молоко.
   - Не пользоваться ничем фабричным. Вещи эти нечистые!
   - Фабричные вещи нечистые.
   - Не ковырять зря землю и не рубить сырой лес. Не мучить животных и не есть сырое мясо. Забой скота должен быть бебкровным.
   - Не мучить животных и не рубить сырой лес.
   - С русскими нельзя есть и пить из одной посуды. На пускать их в свои аилы и не давать им пасти скот там, где пасется ваш скот! Не загрязнять свою кровь их кровью. Браки разрешены только между алтайцами сорока основных сеоков.
   - Не смешиваться с русскими.
   - Быть вежливыми друг с другом и любить только членов своих семей и своего сеока, всех других людей Алтая уважать. Помогать друг другу в любой беде. Уважать старших, женщин и детей.
   - Любить друг друга.
   У Чугул были пригнуты уже все пальцы на одной руке и три на другой. Она показала эти два торчащих пальца хану Ойроту.
   - Семь и девять - священные числа, Чугул! Последняя заповедь неба - не верить никаким богам, отвергать все другие религии и вероучения, молиться только Ак-Бурхану! Он придет к людям сам, пусть они его терпеливо ждут!
   - Ждать Ак-Бурхана и не верить другим богам!55 - Чугул пригнула девятый палец и оттопырила оставшийся мизинец левой руки.-А что мне делать с этим пальцем, великий хан?
   Но на срезе скалы уже никого не было: только курились высоко в небе легкие облака да играла над струями воды разноцветная радуга.
   Чугул подождала еще немного и стала спускаться вниз, не решаясь разжать пальцы рук и держа у себя перед глазами оттопыренный мизинец. Потом подняла глаза и увидела, что навстречу ей идут женщины долины и между ними крутится ничего не понимающий Кайонок.
   - Мы видели!-закричал мальчишка и бросился к ней. - Мы все видели, Чугул!
   Глава четвертая
   ЗАПОВЕДИ НЕБА
   Всадники не щадили коней.
   Всадники подлетали на полном ходу к юртам, аилам, мчались по пастбищам, по долинам и охотничьим тропам в горах.
   Всадники несли людям Заповеди Неба, переданные самим ханом Ойротом через непорочную приемную дочь пастуха Чета Челпана:
   - Закопать оружие в землю!
   - Не рубить сырой лес и не мучить животных!
   - Жить мирно и дружно друг с другом!
   - Не верить камам и не приносить жертв Эрлику!
   - Не смешиваться с русскими!
   - Ждать Ак-Бурхана!
   Летят с юга на север Алтая всадники.
   Летят с востока на запад Алтая всадники.
   И солнечным днем.
   И темной ночью.
   - Ойрот-Каан пришел со своими законами в горы!
   - Ак-Бурхан идет навстречу людям гор!
   - Долой кровавую веру Эрлика!
   - Слава молочной вере Ак-Бурхана!
   Летят кони как птицы.
   Летят кони быстрее птиц.
   Никак Ыныбас не хотел этой встречи, но она все же случилась.
   Увидев открытую коляску, он взял в сторону, уступая дорогу, но тройка, едва поравнявшись с ним, замерла. В коляске поднялся отец Никандр, спросил по-алтайски, забыв поздороваться:
   - Эйт! Добрый человек! Смогу ли я попасть по этой дороге в урочище Кузя? Или мне вернуться на ту дорогу, что ушла влево?
   - Попадете, святой отец! - усмехнулся Ыныбас, узнав чулышманского игумена. - Чуть дальше - камнепад, тропа совсем узкая, вашей тройке не проехать. Надо будет подняться вверх и обойти сухой бом слева...
   Русская речь удивила "черного попа":
   - Жил с русскими, что ли?
   - Да, святой отец. В вашей обители - тоже.
   - Постой-постой... Ты - Назар?
   - Да, этим именем был назван при крещении.
   Игумен поспешно покинул коляску, направился к встречному с протянутой рукой:
   - Мы же обыскались тогда тебя! С ног сбились!
   - Зачем?-удивился Ыныбас.-Я же сказал вам, святой отец, что ухожу из обители. И ушел.
   - Ты трусливо бежал! Через забор! - Отец Никандр опустил протянутую руку, которую Ыныбас так и не заметил. А может, не знал, что с ней делать поцеловать, пригибая колени для благословения, или протянуть навстречу свою руку.
   - Разве обитель - тюрьма, святой отец? Забор, сторож у ворот с ружьем... Я пришел в нее сам и ушел из нее сам! Послушник, не принявший обет монашества, свободен.
   - И что теперь? - усмехнулся игумен. - Теплый угол ищешь и хорошую службу?
   - Истину ищу, святой отец.
   - Истину? - изумился игумен и посмотрел в сторону своего монаха-возницы, как бы ища поддержки у него. - Истину только Христос и нашел, за что поплатился Голгофой!
   - Это меня не страшит. Страшит, что не там ищу ее!
   - К Белому Бурхану уходи! Там найдешь!
   - Найду, - кивнул Ыныбас и взял повод. - Счастливого пути, святой отец! Не забудьте про осыпь - колеса поломаете...
   Незажившую рану задел игумен!
   Его первой дорогой, действительно, была дорога с русскими. Он вышел на нее сам. И встретил понимание. С ним соглашались, что его народу нужна культура, образование, что алтайцам пора стать оседлыми, а не бродить по горам и долинам, что их надо учить пользоваться не только дарами природы, но и производить самим эти дары...
   Священник с миссионерской серебряной звездой на коричневой рясе хорошо говорил по-алтайски и слушал Ыныбаса жадно и заинтересованно. Такому человеку нельзя было не верить И парень поверил архиерею Соломину, как когда-то верил покойному отцу - каму Челапану. Но, оказалось, у отца Алексея была своя цель, и он достиг ее, не затрачивая никаких усилий: чтобы просвещать, надо самому быть другим, а для этого необходимо принять православие и пойти учиться в миссионерскую школу, которая даст не только грамоту, но и правильное понимание жизни. Остальное дополнят книги...
   Школа дала Ыныбасу только грамоту и знание русского языка, что само по себе было не так уж и мало, зато запутало и усложнило все остальное. Но Соломин не оставлял своего новообращенца без внимания и опеки, мечтая сделать из него национального священнослужителя, каким был Чевалков... Потому когда отец Алексей умер и Ыныбас попал под влияние других попов, он понял, что все они лгут и не знают дорог к счастью людей, хотя и постоянно твердят об этом верующим! И он ушел от них.
   Второй тропой стало монашество. В монастырь на Чулышмане его приняли охотно, заметив его наклонности к рисованию, определили в иконописную мастерскую. Но Ыныбас бросил кисть - канонические лики были похожи друг на друга и не несли в себе даже следов жизни. Да и с игуменом монастыря, отцом Никандром, не получилось той доверительности старшего и младшего, какие были с отцом Алексеем Игумен был прям, как палка: Эрлик - сатана, камы - враги православия, а сами алтайцы должны идти только к православному кресту, не сворачивая никуда с этого натоптанного пути. Если же они сопротивляются этому - их надо вести силой для их же блага! Это было совсем в стороне от цели, к которой стремился молодой алтаец! И он махнул через забор и ушел на Байгол, преодолев по льду Алтын-Келя десятки нелегких верст...
   Здесь и началась его третья дорога - скитаний, голода, работы в артели золотодобытчиков, а потом и казенного прииска. Там он и узнал впервые, как свистит плеть Стражника, опускаясь на спину провинившегося или непровинившегося бергала. И этот свист, и эта боль, и эта несправедливость в один миг заглушили сладкоголосие церковных хоров и умиленное бормотание молитв в монастырских кельях. Закрыв слух, эта плеть раскрыла ему глаза. И хотя сама плеть не очень-то разбирала, на чью спину она опустилась - на русскую, качинскую, тубаларскую или теленгитскую, хозяева этих спин разбирались в ее злом языке неплохо... И пришло то восторженное время, когда плеть, вырванная из руки стражника рукой Ыныбаса-Назара, прогулялась уже по спине, затянутой в казенное сукно и перекрещенной казенными ремнями!
   Сейчас он встал на четвертый путь - путь Белого Бур-хана, Хертека и хана Ойрота Неужели и он окажется ложным, как три предыдущих?
   Сабалдай откочевал к Куюсу, но через Катунь перебираться не стал - в урочище Ороктой поднялись хорошие травы, и он надеялся продержаться здесь со своим скотом до середины лета, а к осени уже придется уходить к Урсулу.
   Новая перекочевка обрадовала сыновей, подняла настроение у женщин: старое зимовье надоело всем, да и жить здесь было уже трудно. Как только сошел последний снег, в долине появились еще две семьи, бежавшие от бескормицы из сухих степей Тавды и Каянчи. Медлительные и жуликоватые новоселы стали теснить старожилов, не считаясь с тем, что они, по обычаю, хозяева долины. Даже затеяли драку с Орузаком из-за поймы, поросшей осинником, где вольготно себя чувствовали быки и коровы Сабалдая.
   Распрей всякого рода старик не любил и обычно уступал нахалам, твердо следуя родовому завету: если нельзя жить мирно соседями, то и не живи кочуй дальше!
   Во время перекочевки Кураган похудел, вытянулся еще больше и почти совсем разучился разговаривать. Да и к топшуру не притрагивался с зимы, все время думал о чем-то, и даже в гости к своей Шине перестал ездить.