– Пожалуйста, – ошарашено выдавил царевич, но выяснить ничего не успел, так как следом за ними из конторы вышли Волк и Санчес.
   По части отвисшей челюсти и вытаращенных глаз хозяин мог с легкостью поспорить со своим гостем.
   – Они?! Завалили?! Меня?! Заказами?! – кажется, более он не был в силах сказать ничего.
   – И ты их принял?
   – Ну конечно!
   – Но ведь ты же не хотел быть красильщиком, ты же хотел уйти с бродячими музыкантами?
   – Ну, это было раньше, а теперь, когда все вот так обернулось благодаря Вульфу, я, пожалуй, подожду уходить, – ухмыльнулся он.
   – Да ладно, не стоит благодарности, – хлопнул Волк его по плечу. – Две трети, как договорились, в течении недели – и мы в расчете. А кто будет жульничать, тот получит по белобрысой репе. Сомнения есть?
   – Да, ну что ты... – вдруг засмущался красильщик.
   – Гут, – подытожил Серый. И – Иванушке: – Пошли, царевич. На завтрак – и вперед.
   Завтракали они как всегда, на соседнем постоялом дворе, где оставляли своих лошадей. Правда, блинов-разносолов Ерминка тут ожидать не приходилось, зато на свинину с капустой и бананы в шоколаде рассчитывать было можно всегда.
   Взглядом профессионала окинув помещение, Серый убедился, что народу и тут было не густо.
   – А что, хозяин, как у тебя идут дела? – отодвигая пустую тарелку, поинтересовался он.
   Мастер Варас неохотно обвел рукой зал. Четверо стражников завтракали за столом в углу. У стойки с кружкой пива сидел человек помятой наружности – то ли рано встал, то ли еще не ложился. Больше не было никого.
   – Наверху так же.
   – А что так? – подключился Иван.
   – Да много нас тут развелось, кажется. Да и от ворот далековато – приезжим на пути до меня встречаются двора три-четыре, да и с войной с этой народу стало в столицу меньше ездить, не как раньше... Хотя, какое там раньше – постоянно то с одними воюем, то с другими... Только от трактира какой-никакой доход и имею. Хотя, скорее никакой, чем какой...
   – А если поможем мы тебе, постояльцев обеспечим, что скажешь ты нам на это?
   – А сколько хотите? – хозяин оказался не из тех, кто ходит вокруг да около.
   – Две трети ежедневного дохода. Золотом. В течение недели.
   Мастер Варас недоверчиво поглядел на Волка, потом перевел взгляд на Ивана, потом пожал плечами:
   – Ну, если сможете такое провернуть – тогда по рукам.
   Серый выскользнул из-за стола, подошел к уже собиравшимся уходить стражникам, о чем-то недолго с ними посовещался, и с довольным видом вернулся назад.
   – Грамотный есть в доме, хозяин?
   – Все сыны грамоте ученые.
   – Неси тогда бумагу, да зови их. Сейчас Иван диктовать будет, а они пусть записывают, да без ошибок. А ты пока готовься. Через неделю сочтемся, – и, ласково заглянув в глаза хозяина, добавил: – И, кстати, я забыл сказать, что верю в твою честность.
   В этих серых очах было что-то такое, что мастер Варас, неожиданно для самого себя, сам поверил в нее.
   Караул у Лотранских ворот сменился – на дежурство заступили уже знакомые нам трое рядовых и сержант. Тот, кто привык к тому, что стража сидит в своей будке и режется в карты, не обращая на прохожих и проезжих ровно никакого внимания, пока их настойчиво не позовут, увидев их сейчас, был бы бесконечно удивлен.
   Тактически грамотно выбрав наиболее выгодные позиции, охрана с новым, хищным интересом стала буквально ощупывать взглядом каждого стремящегося приобщиться к столичным радостям.
   – Господин будет гостем столицы? – ржавая пика преградила путь какому-то дворянину.
   – Да, а в чем дело?
   Сержант, с мукой в глазах выпалил, как "Здравжелаю!" на параде, свежезаученные слова:
   – Толькосегоднятолькодлявасупостоялогодворабезумныйвепрьестьспециальноепредложение! – и вручил напуганному всаднику исписанный листок желтоватой бумаги.
   – Изысканный стол... Стилная опстановка ретро... Нинавящщивый сервиз... Астанавившымся у нас гарантированно придаставляецца чистое билье, на катором до вас спало не более пяти челавек... Хм... – забормотал дворянин. – Чиска адежды и обуви – безсплатно... Хм... Интересно... Улицца Красильная, дом сто... А далеко это отсюда? – явно заинтересовался он.
   – Совсем рядом. Шесть кварталов прямо, один направо, сэр.
   – Благодарю вас, господа! – пришпорил он коня.
   За его спиной охрана переглянулась, ухмыльнулась и дала друг другу по игривому тумаку.
   – Два медяка есть!
   – Раскошеливайся, хозяин!
   – Хо-хо!
   – Как же мы сами раньше не догадались!
   – Тихо, вон еще идут!
   – Товьсь!
   Ржавые пики опустились.
   – Господин...
   – Господин будет...
   – Господин будет гостем... Тьфу, какой ты господин! Вот тебе бумажка – по этому адресу ты будешь жить. Вечером приду – проверю. Понял? Все. Вали.
   – Господин будет гостем столицы?...
   Конвейер пошел.
   Мастер Варас был в смятении. Он не успевал принимать постояльцев. Сначала один, другой, а потом и вовсе потоком потянулись посетители со знакомыми листочками в руках в поисках «стилной ретро-опстановки» и «нинавящщивого сервиза мирового уровня". Особенно пристальное внимание почему-то все вошедшие оказывали столам. Что бы это значило, мастер Варас не знал, но всем приходящим предлагал комнаты и еду, и этого, как правило, оказывалось достаточно. Листовки, как и договаривались, он накалывал на бивни кабаньей голове, висевшей над камином, для расчета вечером со стражниками. Справа – конный – два медяка. Слева – пеший – один. Ребята справлялись со своей работой выше всяких похвал. Но когда пару перепуганных, не смеющих проронить ни слова крестьян они пригнали в трактир, подталкивая пиками, дар речи временно пропал и у него.
   – Вот, принимай, хозяин. Хотели уйти к "Золотому Трубадуру".
   – Да мы всего-то на полдня в город пришли! – слабо пискнула жена фермера.
   – Кто вас спрашивать будет. Сказано – остановитесь здесь – значит, здесь! У-у, вот мы вам! – и они, погрозив беднягам железными кулаками, с нескрываемым удовольствием лично насадили два листка на жуткие бивни.
   После того, как был заселен чердак, голубятня, каморка конюха во дворе, большая часть конюшни и три стола в зале*[1], а под деньги пришлось принести второй котел, мастер Варас, с трудом улучив свободную минутку, с большим кошелем и старшим сыном сбегал до «Золотого Трубадура». Вернулся он владельцем еще одного постоялого двора. По дороге трактирщик заскочил к своему соседу – старику-художнику – и заказал у него еще одну вывеску с названием «Безумный вепрь» – было проще переписать одну вывеску, чем сотню листовок. Пока же придется перевесить на бывшего «Трубадура» свою.
   Вечером, перед уходом на ужин, Серый и Иван встретились в своей штаб-квартире. Как заправский клерк, расстелив перед собой чистый лист бумаги, князь Ярославский вписал под цифрой раз "Березку", под цифрой два – "Безумного вепря", под три – "Веселую радугу", и деловито уставился на друга.
   – Ну-с, подобьем бабки, – промолвил он. – Что у тебя за день?
   Иван стушевался, потупился и пробормотал:
   – Два сапожника в разных районах и один трактир.
   – Молодец! Что за трактир?
   – "Мышеловка". Я предложил объявление: "Вы знаете, где бывает бесплатный сыр".
   Серый хохотнул.
   – Ну и как?
   – Вроде, сработало. Никогда не думал, что в одном городе может оказаться столько любителей сыра.
   – На халяву уксус сладкий, – фыркнул Волк. – Запишем. А с сапожниками что?
   – Я посоветовал им всем мужчинам, купившим или заказавшим у него сапоги давать банку крема бесплатно. А женщинам – вышитый батистовый платочек. Давай, запишу, где это, – Иванушка подвинул к себе листок. – А у тебя как дела?
   Он, конечно, понимал, что список Волка будет не в пример длиннее его собственного, и в глубине души даже был готов к этому, но такого отчета он не ожидал.
   – Во-первых, проделал то же самое, что с "Вепрем", на всех оставшихся воротах – пиши: "Усталый путник", "Жар-птица" и "Королевская охота". Во-вторых, лавки портного Кугенталя "Счастливая семерка" и мастера Хайнца "Шик-блеск-красота" – сшивший шесть костюмов седьмой теперь там получает бесплатно. В-третьих, птичьи дворы у Чизбургских ворот и на Выселках. В двух птицах – по золотому. В десяти – по серебряному талеру. В тридцати – по медяку. Когда объявления были прочитаны, ты бы видел, какая там началась давка среди баб! Курам на смех. Кстати, вот, держи, – Серый достал из-за пазухи кожаный кошель размером с хороший грейпфрут, – это мужики бились об заклад, кто победит.
   – Ну, и кто?
   – Не поверишь. Маркиза МакГрегор. Другие, например, не поверили.
   – Я верю. Кому другому не поверил бы, а с тобой я уже ничему не удивлюсь.
   – А еще некий добросердечный стекольщик папа Альберт раздает бесплатно детям со всей округи рогатки.
   – А причем тут рогатки?
   – А при том, – улыбнулся Волк во всю свою волчью морду, – что у его подмастерьев, например, времени раздавать рогатки детям нет – работой они теперь завалены выше крыши.
   До Ивана дошло, он ухмыльнулся и смутился.
   – Так же нечестно...
   Серый сделал большие глаза и что-то хотел ответить, как вдруг в дверь постучали.
   – Войдите! – в один голос отозвались они.
   Это был начальник городской стражи майор Мур, с голубыми глазами, но без мандолины. Иванушка, при виде его официальной кирасы, почему-то в первую очередь вспомнил об усопшем, вернее, утопшем, мини-сингере, о стражниках, под конвоем приводящих людей в гостиницы, о детях с рогатками и подумал, что чтение стихов в программу тоже вряд ли будет входить. Но как только он понял, что больше всего на свете ему хочется сейчас спрятаться за спину Серого, он тряхнул кудрями, задрал подбородок, сделал большой шаг вперед и чересчур твердым голосом спросил:
   – Чем обязаны визитом, Юджин?
   Неожиданно, майор застеснялся.
   – Мне, право, неловко вас беспокоить по такому поводу, даже не знаю, как начать...
   – Начни с того, что сядь, – и Волк подвинул стул царевича майору.
   – Знаете ли, друзья мои, я по роду своей службы, должен признаться, в курсе всей вашей деятельности за этот день, и эти ваши лукоморские штучки новы и неожиданны для нашего города, но идея, конечно, просто замечательная...
   – Мы высоко ценим ваше признание, – галантно склонил голову Иван.
   – Ладно. Я не буду переливать из пустого в порожнее, – вздохнул Мур. – Я человек прямой, и скажу вам прямо. Кто утихомиривает драчунов на улицах? Городская стража. Кто ловит воров и убийц в городе? Городская стража. Кто следит за порядком во время королевских шествий и праздников? Опять мы. Кто отводит домой потерявшихся собак и детей? Снова мы. И что мы получаем взамен? Кто-нибудь ценит наши усилия, кто-нибудь помогает нам в расследованиях, кто-нибудь хоть доброе слово когда сказал нам за нашу опасную работу?
   – Мы ценим, и готовы сказать немало добрых слов, – осторожно промолвил Серый.
   – Да, я знаю, вы славные ребята, и понимаете меня. Но горожане! Ни капли благодарности! Нет, не подумайте, что я работаю за благодарность – я работаю, потому что знаю, что так должно быть, и кто-то это все равно должен делать – закон и порядок в городе прежде всего. Но все равно обидно! – и раскрасневшийся от переполнявших его чувств, Мур беспомощно развел руками.
   – Да, это несправедливо, люди должны понять, какие вы честные, отважные, благородные и бескорыстные, и мы от всей души хотели бы помочь вам, если бы только знали, как!..
   – Да, конечно, я знаю, что это сложно...
   – Мы не боимся трудностей! – выпятил грудь колесом Иванушка. Колесо, надо сказать, получилось так себе, как от тачки, не больше, но порыв замечен и одобрен был.
   – Я верил в вас, друзья мои, – огромная мощная лапа ухватила и сжала руку Иванушки в порыве благодарности. – Я знал, что там, где никто не в силах помочь, на вас можно рассчитывать. И я скажу прямо, потому, что я человек прямой, – тяжелый кулак впечатался в стол. – Я хочу, чтобы вы сделали так, чтобы городская стража в Мюхенвальде была популярна.
   – Ну и как, придумал?
   Пробуждение было безрадостным.
   – Нет.
   – Я, конечно, не буду говорить, что кое-кому не надо обещать, если не знаешь, как ты это собираешься выполнять, тем более, если тот, кому ты обещаешь – начальник городской стражи, – голосом Серого можно было заправлять аккумуляторы.
   – А я, конечно, не буду говорить, что если тот, кто просит – начальник городской стражи, то отказывать ему было, по крайней мере, глупо, – почти превзошел его Иван.
   – Сам дурак.
   За перегородкой произошло легкое смятение.
   – Я не хотел... Я не это имел ввиду!
   – Да знаю я... Но можно же было сказать, что подумаю, дескать, через недельку приходите, а лучше – через две.
   – Это обман.
   – А обещать и не выполнять – лучше?
   – Ну, может, что-нибудь придумаем...
   – Ну и как, придумал?
   – Нет...
   – И не придумаешь! Иванушка, пойми, мы же в реальном мире живем, а честные, отважные, благородные и бескорыстные стражники бывают только в сказках! Они же как звери лесные – медведи там всякие, лисы, волки... Ну вот, например, ты бы волка полюбить смог?
   – Ну так полюбил же...
   За перегородкой произошло непредвиденное смущение, но минуты через две перепалка была продолжена.
   – Да не про себя я!.. Я про настоящего. Смог?
   – Не думаю...
   – Ну вот и другие не смогут! Потому что хищники они. Даже когда сытые. Их бояться можно. А любить – это дудки. Даже если вожак стаи – с голубыми глазами, сочиняет стихи и играет на мандолине. Так что, зря ты в это впутался.
   – За что ты его так не любишь? Тебе что, он что-то плохое сделал?
   – А что, надо обязательно ждать, пока сделает, чтобы не любить? Он – стражник, и этим все сказано. Я ему не верю.
   – Нет, Сергий, ты не прав. Он хороший человек.
   – Еще один?
   – Да, – голос царевича прозвучал непреклонно, и Серый решил зайти с другой стороны.
   – Все равно ничего у нас не выйдет, – заявил он. – Чем ты их пупо... попо... пупу... пупалярными сделаешь? Разве только показательное ограбление устроить. Или украсть чего. А они потом вроде как раскроют.
   – Никого мы грабить не будем. Мы – витязи, а не бандиты.
   – Ты, пожалуйста, за себя говори.
   – Не наговаривай на себя, Сергий. Я знаю, что ты добрый, честный и хороший.
   – Я злой, лживый и вредный.
   – Полезный. И ты мой друг. Это-то ты не станешь отрицать?
   – Стану-не стану... Чего привязался...
   – Ой, ты обиделся?.. – смутился царевич. – Прости, пожалуйста, я не должен был...
   – Обиделся-не обиделся... Должен-не должен... – пробурчал Серый, – Подъем, давай. Нас ждут великие дела.
   – И бананы в шоколаде.
   – Не подлизывайся.
   Завтрак у "Бешеного вепря" подходил к своему логическому концу, а настроение друзей оставалось ниже среднего. Молчаливая задумчивость не покидала их ни на мгновение. Даже фирменные шатт-аль-шейхские бананы, фаршированные абрикосами, апельсинами и хурмой в шоколаде с цукатами и кокосовой стружкой а-ля мастер Варас не смогли произвести существенных изменений в предгрозовой атмосфере. А это что-то значило. Аналогичные явления в более стандартных обстоятельствах принято обозначать табличкой с надписью: "Вы стоите в центре минного поля. Всего вам доброго".
   Они уже допили сок и собирались уходить, когда к их изысканному столу подплыл сам хозяин и, улыбаясь во весь рот (с некоторых пор это была его естественная реакция на лукоморскую парочку), сообщил:
   – Вас тут хочет видеть один старикан.
   – Какой еще старикан?
   – Не знаю. Говорит, что в "Веселой радуге" он вас не застал, и мастер Санчес направил его сюда.
   – Ну так пусть смотрит скорее, да уходит. Нам сегодня некогда.
   – Эй, любезный, иди сюда! – призывно махнул толстой рукой трактирщик.
   Откуда-то из-за стойки появился высокий худой чисто выбритый старик с добрыми глазами и большой лысиной, и легким шагом направился к друзьям.
   – Мастер Варас, пожалуйста, тарелку рагу, хлеба и вина для нашего гостя, – попросил Иванушка. Он издалека заметил, что глаза у дедка не только добрые, но и голодные. – За наш счет.
   – С нашим удовольствием, – тут же откланялся хозяин.
   – Нет, спасибо, не надо, – слабо попытался сопротивляться старик. – Я уже завтракал.
   "Пару дней назад," – мысленно добавил царевич.
   – Ну еще раз, с нами за компанию, – улыбнулся он и подвинул старику стул. – Садитесь, пожалуйста. Я – Иван, а это – мой друг Сергий.
   – Меня зовут Карло Гарджуло. Мои друзья называют меня просто папа Карло. И я – директор театра "Молния", – он умолк, по-видимому, ожидая от них какой-то реакции.
   Лукоморцы переглянулись, пожали плечами и опять воззрились на Карло.
   – Извините, мы здесь недавно, и еще не совсем знакомы с местной культурной жизнью, – проговорил царевич.
   – Да, я должен был это ожидать, это была старая история, и где ее знали, там она забылась, а где не знали – там и не знают... – безрадостно вздохнул старик. – Тем более, что сами мы не местные... Разрешите, я вкратце расскажу вам о нас.
   – Да, конечно.
   – Мы родом из Тарабарской страны, – начал папа Карло. – Пятнадцать лет назад мой приемный сын Буратино и его друзья – маленькие артисты театра Карабаса – алчного и жестокого человека – при помощи волшебного талисмана получили в наше распоряжение чудесный театр под названием "Молния". Мы были просто на седьмом небе – ведь это была мечта все нашей жизни! Мы давали веселые представления с песнями и танцами для больших и малышей – о, каким горячим успехом пользовались они, позвольте мне сказать! – и думали, что счастье навсегда поселилось в нашем доме, ибо чего большего может желать артист, когда он несет радость людям, и его обожает вся публика!..
   – Чего? – полюбопытствовал Волк.
   – Вы, конечно, удивитесь, но денег.
   – Мы удивлены, – подтвердил он.
   – Сначала мы давали бесплатные спектакли, но нужны были новые костюмы, декорации, еда, одежда, наконец – ребятишки быстро росли – и... – старик с горечью взмахнул рукой.
   – Кончилось тем, что этот ваш Карабас купил ваш театр за долги, а вас вышвырнул на улицу?
   – А вы откуда знаете? – испугался старый Карло.
   Серый пожал плечами:
   – Подобные истории обычно кончаются именно так, – и пристально взглянул на Иванушку. Тот смутился.
   – Да, благородные сеньоры, мы стали странствующим театром, но дела наши от этого лучше не пошли. Не знаю, почему. Я давно бы уже впал в отчаяние, но мои ребятишки – те, кто остался, не давали мне совсем потерять надежду, хотя это я должен был ободрять их. "Подожди, папа Карло," – говорили мне они, – "Перевернется и на нашей улице повозка с пряниками". Да только у нас и улицы-то никакой и в помине нет, и никакая повозка, кроме нашей, на моей памяти давно уже не переворачивалась... Хотя, наверное, это они так шутят...
   – Наверняка, – подтвердил Иван.
   – Но катастрофа настала в этом городе, – продолжал свое горестное повествование старик. – Наша прима, наша куколка, как мы ее все ласково называли, наша Мальвина однажды проснулась утром и обнаружила, что за ночь те заплатки, которые она поставила на свой самый лучший сценический костюм, прогрызли крысы, и... Нет, что вы, что вы, не подумайте – я ее не виню, она долго держалась, и я бы никогда не подумал... Меньше всего я хотел бы, чтобы вы... чтобы она... они... Короче, через два дня она сбежала с торговцем рыбой откуда-то из Лотрании или Шантони... Бедная девочка!.. Как я хочу, чтобы она была счастлива!.. Маленькая, мужественная Мальвина!.. – прослезился Карло.
   – Не плачьте, пожалуйста, не надо, мы вам поможем, если сможем, вы только скажите, как вам помочь, сеньор Гарджуло!
   Если бы взглядом можно было убить, Ивану бы сейчас не помогло даже чудо. Но способ убийства взглядами изобретен не был, и поэтому Серому пришлось ограничиться яростным пинком под столом.
   – А-у-у!!! – взвыл Иван-царевич. – Сергий, ты наступил мне на ногу!
   – Не может быть, – удивился Волк. – Наверное, я оступился.
   И, обращаясь к артисту:
   – Так что, вы говорили, вы хотели от нас?
   – Я говорил?.. Я еще... Ах, да. Извините, Бога ради, что задерживаю вас. Мне осталось рассказать совсем немного. Дело в том, что все постановки были построены на нашей маленькой примадонне, и после того, как она исчезла, рассыпались, как карточный домик. Остались одни мальчики, а ни одну пьесу о любви невозможно сыграть в таком составе. Пьеро попробовал заменить ее, но его освистали в первый же вечер, и теперь на наши представления никто не приходит, а хозяин постоялого двора, того, что на улице Слесарей, говорит, что если мы не заплатим ему за все время, что мы у него живем, он позовет стражу, и они бросят нас всех в тюрьму... Я знаю, вы многим подали добрые советы, и люди не устают благословлять вас за это, Памфамир-Памфалон свидетель. Прошу вас, заклинаю именем моих голодных малышей – помогите и нам, посоветуйте, что нам делать... Правда, у нас нет денег, но как только мы хоть что-то заработаем, мы вам обязательно заплатим, даю честное слово!..
   – Да, положение ваше очень сложное. И мы, конечно, понимаем, сочувствуем, но ничем...
   – Нет, нет, мы вам непременн... А-у-у!!!
   – Подожди, Иван! Сеньор Карло сейчас пока перекусит, а мы с другом отойдем и немножко... посоветуемся, хорошо?
   – Да, конечно, конечно, как благородным сеньорам будет удобно!.. – и бедный старик, смущаясь и краснея, аккуратно принялся за еду.
   Лукоморцы отошли к окошку.
   – Иван-царевич!!! – возопил князь Ярославский, воздев руки горе. – Ну ведь утром же сегодня говорили! Одним ты уже наобещал, давай, еще этих ребят обнадежим! Время-то идет! Пока ты будешь думать...
   Торжествующе улыбающийся Иван – зрелище само по себе настолько непривычное, что Волк осекся на полуслове – крепко ухватил его за руки и бережно опустил их вниз.
   – Сергий, ты не понял. Я придумал. У меня уже есть план, понимаешь? Я знаю, что надо делать. Ты прав, сначала я сказал, не размысливши...
   "Удивительно," – кисло подумал Волк.
   – ... Но потом меня осенило, когда папа Карло говорил о том, что без Мальвины они не могут сыграть ни одну пьесу про любовь. И тогда я подумал, а что, если... И тогда мы сядем между двух табуреток... Убьем двух зайцев, я хотел сказать.
   Волк убежал в город нести озарение в мюхенвальдский бизнес. Они с папой Карло остались в гостевой комнате на втором этаже "Веселой радуги" одни.
   – Так кто, вы говорите, в вашей труппе? – спросил Иванушка, и в ответ на недоуменный взгляд старика, уточнил: – Я имею ввиду их амплуа.
   – Ах, амплуа, конечно. Это мой Буратино – герой-любовник, Артемон – отважен и верен, как пес, Пьеро – сентиментальный неудачник, Арлекино – веселый грубоватый малый, Панталоне – добродушный простоватый толстяк, и Кривелло и Кастелло – злодеи, хотя не подумайте, на самом деле они замечательные мальчишки, добрые, заботливые...
   – Мальчишкам, наверное, лет по двадцать?
   – Кому по двадцать три, кому побольше... Но для меня они все равно как дети, мои родные сыночки...
   – Да, я понимаю вас, сеньор Гарджуло, и восхищаюсь вами.
   – О, что вы, сеньор Джованни, я не стою того!..
   – А как скоро они смогут...
   – Не беспокойтесь, сеньор Джованни, завтра же к вечеру у них все будет готово!
   Улыбнувшись, Иванушка задвинул за собой тяжелый дубовый стул, расположил поудобнее стопку белой бумаги и задумался на мгновение.
   – А всем ли хватит? – старика вдруг охватило беспокойство.
   – Всем.
   – А Буратино? У него один небольшой недостаток лица – нос длинноват...
   – Ничего. Я уже придумал – он будет Козоновым, а их брату длинные носы только на пользу.
   – Кому "им"?
   – Можно, я пока ничего не буду говорить? Вы скоро все и так узнаете. А теперь, прошу вас, дайте мне всего часа два времени. Можете сходить пока по делам. Или прогуляться.
   – Я лучше посмотрю на благородного сеньора, – умилился папа Карло.
   – На кого? – не понял Иван.
   – На вас? – не понял Карло.
   – А-а. Ну, как хотите, – и Иванушка, старательно помогая себе языком, вывел на первом листе заголовок:
   СЕРИЯ ОДНОАКТНЫХ ПИЕС
   С ПРОЛОГОМ И ЭПИЛОГОМ
   автора Ивана Неиз... (зачеркнуто) Елисе... (зачеркнуто) Лукоморского
   У Л И Ц А
   П О Б И Т Ы Х
   С Л Е С А Р Е Й
   Написанная Им Самим
   Акт Первый
   "День Рожденья Козонова,
   или
   Убей меня нежно"
   Когда папа Карло уже убежал к своим ребятишкам с готовыми двумя актами чтобы начать репетицию, Иванушке в голову пришла еще одна дельная мысль, и он спросил у Санчеса адрес ближайшего писца.
   Писец – молодой длинноволосый человек в белых лосинах и розовой тунике – был занят. Он держал двумя пальцами за уголки большой лист исписанной бумаги и, как будто пытаясь вытрясти из него пыль, махал им в воздухе.
   – Здравствуйте. Извините, я не помешал? Мне нужен Иоганн Гугенберг.
   – Я – Иоганн Гугенберг, – человек, не переставая трясти листом, взглянул на вошедшего. – Что вы хотели? Я переписываю документы и книги красивым почерком, пишу и читаю письма, составляю прошения...