Багдерина Светлана. Иван-Царевич и С.Волк

   Озадачившись поначалу видом этой нелепой рыбалки, Фарух, осторожно приподнявшись и переместившись поближе к краю, скоро разглядел, что к каждой толстой веревке было привязано за хитроумную сбрую по невысокому худенькому человеку с корзиной в руках – сборщику, как пояснил Багадул. Этого сборщика десятка тягачей опускала вниз сквозь дыру в настиле моста и, по-видимому, ждала его сигнала, заинтересованно поглядывая в провал. Как только сборщик наполнял корзину изумрудами, ее вытягивали наверх за веревку потоньше.
   "Десять бездельников вытаскивает одну корзину размером со средний арбуз... Надсмотрщикам что – людей некуда девать? Так отпустили бы лучше... Какой тупой и однообразный труд," – только и успел недоуменно подумать Фарух, как вдруг те десять тягачей, что были ближе всех к нему, заволновались, закричали, и начали все вместе нервно, рывками тянуть на себя веревку потолще, на другом конце которой где-то там, внизу, бродил с корзиной их сборщик. Было видно, что веревка шла туго, но потом внезапно все тягачи вскрикнули и попадали навзничь, а снизу, по инерции, вылетела и упала на них их веревка.
   Раза в два короче, чем была.
   И без каких-либо следов сборщика.
   Фарух, позабыв про своего конвоира, проворно вскочил на ноги и кинулся к краю провала, чтобы понять, что же вдруг случилось, и только теперь увидел, что все дно его усеяно здоровенными каменными глыбами.
   И одна из них, почти прямо под ним, старалась выплюнуть из пасти остатки измочаленной в щепки корзины.
   Сборщика, старика в выгоревшей красной рубахе, видно нигде не было.
   Фарух почувствовал, что если бы его голова не была бы обрита на лысо, волосы на ней сейчас зашевелились бы и встали во весь рост.
   – Ч-то... это... – не отводя взгляда от ожившего валуна, с трудом выдавил он из себя.
   – Это? Камнееды, – равнодушно пожав плечами, пояснил Багадул. – Они живут там, в пещерах, а сюда, на открытое пространство вылазят днем погреться на солнышке. Они очень медлительны... Когда никуда не торопятся. Да и, вообще-то, они не злые. Просто иногда почему-то взбрыкивают и хватают всех, кто есть рядом... Но потом скоро выплевывают. Я имею в виду, они не едят людей. Они питаются камнями. От людей у них то ли изжога, то ли гастрит, господин сотник Секир-баши объяснял... Но у них мозгов – меньше, чем у комара. Не могут запомнить, что людей им есть нельзя, и жрут кого ни попадя почем зря. А у нас – сплошные убытки. Корзина вот была почти полная. Комплект сбруи тоже не дешево стоит – шорники совсем совесть потеряли. Веревка, опять же...
   Фаруха передернуло.
   – А старик?!..
   – А что – старик?.. На его место другой быстро найдется.
   – Неужели на такую ужасную работу бывают добровольцы?!
   Багадул посмотрел на нового раба как на умалишенного, и если бы ему не было так жарко и так лень, то обязательно покрутил бы пальцем у виска.
   Фарух истолковал этот взгляд по-своему.
   – Но его же... Они же... Их же...
   – Ну, и что? Какой-то ты изнеженный... Ну, да ничего. Я, когда только тут служить начал, тоже такой впечатлительный был. Но после первой дюжины как-то привык.
   – А разве нельзя этих чудовищ перебить как-нибудь?
   – Перебить?!.. Да скорее мы всех вас тут перебьем! Ишь, чего придумал!.. Камнеедов перебить!.. Да знаешь ли ты, что здесь – единственное в мире место, где они выходят на поверхность! И то, что сборщики собирают там, внизу – изумруды – это их навоз!
   – Навоз?.. Изумруды?.. Да не может быть!.. Изумруды же добываются... Добываются... – Фарух растеряно замолк. Как добываются изумруды или, если на то пошло, рубины, топазы и прочие бриллианты, он никогда не задумывался, но в его представлении это было связано с продолжительным копанием темных узких тоннелей или шахт под землей большим количеством немытых бородатых людей с кайлами, масляными лампами и канарейками. Более того, он был почти уверен, что и чалму изобрели именно такие люди, потому что каски в Сулеймании находились еще в единоличном пользовании солдат, и делиться ими они не хотели.
   Конечно, он читал и слышал не раз, что великий Гарун аль-Марун утверждал, что богатство – это навоз, но начинающему купцу и голову не приходило, что это можно понимать буквально, и что компоненты в этом предложении можно поменять местами!..
   – Но неужели так?.. Никогда про такое не слышал... – изумленно качая головой, пробормотал Фарух.
   – И не ты один, – снисходительно успокоил его охранник.
   – Но ведь, наверное, можно тогда собирать камни ночью, при свете факелов, когда эти монстры спят...
   – Свет ночью их притягивает, бестолковый. А реакция в темноте у них такая, что по сравнению с камнеедом муха покажется черепахой!.. – и, с минуту помолчав и задумчиво почесав под шлемом, добавил:
   – М-да-а... Значит, мы лишились одного сборщика... Я так думаю, наверное, ты после обеда встанешь на его место. Посмотри на себя – хоть ты и росту среднего, но весу в тебе, наверняка, не больше пятидесяти килограммов будет. Вон, как скулы выступают. Даже морить голодом специально тебя совсем немного придется.
   – Меня?!.. Но я не хочу!.. Я не могу!.. Я не умею!.. Пожалуйста!..
   Фарух в панике попытался вскочить, но тут же наткнулся на острый конец пики Багадула.
   – Не хочешь на веревке – сбросим так. Выбирать тебе, – равнодушно пожал тот плечами, и красные кожаные доспехи зловеще заскрипели. – Ну-ка, дай-ка я тебя опять свяжу – что-то больно ты прыткий... – и стражник, вытащив из-за пояса кусок колючей веревки, ловко скрутил ему руки перед собой.
   Фарух обмяк, обессилено опустился на камни и закрыл лицо связанными руками...
   Когда солнце, утомленное созерцанием пыльных испуганных людишек, копошащихся зачем-то на самом дне большой ямы, стало опускаться за горизонт, а темнота, потягиваясь, вылезать из различных пещер и расселин, куда она уходила отдыхать на светлое время суток, прозвучали гулкие удары гонга, и тягачи вытащили на поверхность своих сборщиков в последний на сегодня раз.
   За все послеобеденное время отчаянно трусивший и чуть ли не подпрыгивающий при каждом подозрительном шорохе и стуке Фарух смог набрать только четверть небольшой корзины, и старшина его десятки, едва заглянув в нее, с уверенностью угрюмо бросил:
   – Сегодня оставят без ужина. А если завтра до обеда не наберешь хотя бы две – то и без обеда. И нас с тобой заодно.
   Понурившись, Фарух отвязал веревку, закинул корзину за плечи и, осторожно переступая с доски на досочку, зашагал по шаткому мостику на твердую землю.
   У самого края сборщиков его моста уже поджидал надсмотрщик с большой, чуть ли не в рост человека, корзиной.
   Сунув свой толстый короткий нос в корзинку Фаруха, он презрительно скривился и небрежно высыпал ее небогатое содержимое в свою.
   – Без ужина, – как и предрекал старшина, небрежно объявил приговор он, поставив какую-то отметку у себя на пергаменте. – Следующий!..
   Сзади уже толкали и напирали рабы из другой команды.
   Топот копыт возник из ниоткуда – и вот из-за поворота вылетел конный патруль, в недобрый час нашедший юного купца-неудачника сегодня утром на своем пути.
   Самый здоровенный всадник, завидев Фаруха, резко остановил коня – только галька из-под копыт полетела в разные стороны.
   – Ну, как работка? – посмеиваясь в тоненькие, аккуратно подстриженные усики, весело поинтересовался он.
   – Это ты! – обрадовался ему Фарух, как родному. – Охранник Амбабула! Это ты!.. У тебя остался мой кувшин! Ты положил его в седельную сумку, помнишь?.. Отдай мне его, пожалуйста!..
   – Кувшин? – деланно удивился солдат. – Какой такой кувшин? Не помню никакого кувшина!
   – Старый кувшин! Мой! Тебе твой командир велел его вернуть мне!.. Он ведь у тебя еще?.. Ты его не потерял? Не выбросил? – Фарух смотрел на него так, как будто решался вопрос его жизни и смерти.
   – Ах, этот... Ах, командир... Ах, вернуть... – ухмыляясь, закивал головой развеселенный такой нелепой настойчивостью Амбабула. – А ты ничего не путаешь?
   – Нет-нет!..
   – А, по-моему, он приказал его выбросить...
   – Нет!.. Я умоляю тебя – отдай его мне!.. Я награжу тебя!.. Что пожелаешь!..
   – Когда придет твой корабль с золотом? – расхохотался охранник. – Не-а. Больно долго ждать. Выброшу-ка я его лучше, пожалуй...
   Кто-то из остановившегося поодаль отряда позвал Амбабулу, или ему просто надоело играть с юношей, который был явно не себе, но он вдруг махнул рукой, и достал из сумки заветный кувшин Фаруха.
   – Поймаешь – будет твой, – подмигнул он и легко и мощно запустил сосудом в сторону назойливого раба.
   Фарух, не раздумывая, отбросил пустую корзину и, высоко подпрыгнув, успел мертвой хваткой схватить кувшин прежде, чем он упадет в пропасть.
   Но когда он приземлялся, под ногу ему попался небольшой, но совершенно тут не нужный камушек.
   Лодыжка его неловко подломилась, он болезненно охнул, упал на бок, пересчитав ребрами все другие оказавшиеся под ним камни, перекатился несколько раз и внезапно обнаружил, что земля коварно и без предупреждения кончилась, а вниз теперь уже летит он сам, вместе с кувшином...
   Его последнее отчаянное "а-а-а-а-а-а..." быстро оборвалось, и до застывших от неожиданности свидетелей этой сцены донесся лишь слабый прощальный звон ударившейся о далекое скалистое дно котлована злосчастной посудины.
 

* * *

 
   Заплатив гостевую подать стражникам у городских ворот, братья быстро водрузились обратно на своих утомленных пыльных верблюдов, и караван тронулся дальше.
   Коричневым шерстяным, пахнущим верблюжьим потом, пряностями и дорогой ручейком караван плавно тек по узкому желобу белесых, выгоревших на солнце глиняных дувалов, пока не влился в другой такой же усталый ручей, источавший амбре свежевыкрашенных тканей и дубленой кожи, а потом в третий, везущий заморские лекарственные травы и чай, четвертый – с сандаловыми досками, пятый – с сушеными фруктами и вяленой рыбой, шестой, седьмой... И вся эта пахучая, ревущая, звенящая криками погонщиков и колокольцами сбруи река неторопливо и неотвратимо вливалась в распахнутые ворота огромного Западного караван-сарая, где их уже поджидали носильщики, повара, водоносы, цирюльники, купцы, воришки, сборщики налогов и прочая разномастная публика, всегда находимая в изобилии в любом городе вокруг таких мест.
   Гагата и Иудава не ждал никто.
   Поспешно спешившись в последний раз и торопливо расплатившись с караван-баши, они закинули за плечи тощие дорожные мешки и без остатка растворились в гудящей и источающей ароматы ремесел и товаров толпе.
   – Так где, ты говоришь, эта кофейня? – уже, наверное, в сотый раз за утро спросил Иудав брата.
   Гагат раздраженно отмахнулся:
   – Потерпи. Сейчас дойдем.
   – А ты точно уверен, что это именно она?
   – Я хорошо запомнил, не волнуйся.
   – Ее хозяина точно звать Толстый Мансур?
   – Точно.
   – А про табличку ты ничего не напутал?
   – Нет.
   – И что написано на ней, ты помнишь?
   – Да!!! – не выдержал, наконец, Гагат. – И можешь ты помолчать хоть пять минут, а?! У меня от тебя уже голова раскалывается! В следующий раз лучше я буду стоять на страже, пока ты гадаешь!
   – Если бы ты выбрал звезды или кости, мне не пришлось бы стоять на страже вообще!!!
   – Если бы я послушал тебя и выбрал звезды или кости, мы бы сейчас были в каком-нибудь Шайтан-Бархане, а не в Аджафе, где мы, в конце концов, перехватим вора и получим то, что по праву принадлежит нам!
   – Это еще не известно!
   – Мозги не врут!
   – Врут толкователи!
   – Так что это ты хочешь сказать?! Что я не умею... – Гагат остановился, упер руки в боки, набрал полную грудь воздуха и приготовился дохнуть пламенем.
   Иудав закрыл голову руками, присел и...
   – Что мы, кажется, пришли, брат, – взгляд его уперся куда-то за спину Гагата. – Вон, тот толстяк под навесом этой кофейни, с ведерной джезвой в руках... Его только что кто-то назвал Мансуром, если мне не послышалось. А вон и табличка: "Чисто не там, где метут, а там, где не сорят".
   – Ха!.. Еще бы! Кто бы сомневался!..
   – Вообще-то, лично я бы сформулировал эту надпись немного по-иному. Я бы ска...
   – Я ПРО СВОЕ ГАДАНИЕ ГОВОРЮ!!!.. А не про эту дурацкую писульку!!!..
   – А-а-а... Ну, так бы и объяснил...
   – Объясняю, – и длинный кривой указательный палец Гагата с изъеденным зельями ногтем потыкался в грудь Иудава, не оставляя сомнений, в чей адрес эти объяснения предназначались. – Мы нашли ее. Сейчас зайдем туда, сядем, и будем ждать хоть до вечера. Сегодня он обязательно должен появиться здесь, и от нас теперь ему так просто не уйти, – немного успокоившись, Гагат препротивненько захихикал и гадостно потер ручки.
   – А кого мы будем там изображать? Нашего брата в Аджафе, кажется, не слишком любят, – заосторожничал вдруг Иудав.
   – С чего ты взял?
   – Когда мы въезжали в город, я видел, что на городской стене у ворот были на пиках выставлены головы, и под ними надпись – "Смерть злым чародеям". А на нас уже прохожие нехорошо косятся почему-то.
   – А разве мы злые? – искренне удивился Гагат. – Они не встречались с Ахурабаном Зловещим, Джамалем Коварным или Кровавым Хамзой! Или деканом Юсуфом Неспящим после контрольной!..
   Иудав с сомнением покачал головой:
   – Я, например, после всей этой истории с вором и почти недельного пути по пустыне, ночевок во всяких клоповниках и костлявых спин этих мерзких верблюдов чувствую себя довольно-таки злым. Или даже, я бы сказал, изрядно злым. А, точнее выражаясь, просто убийственно-свирепым.
   Гагат тут же прислушался к своим собственным ощущениям по этому поводу и обреченно вздохнул.
   – Так кого, говоришь, мы будем изображать?
   Иудав пожал плечами:
   – Давай, декхан. Декхане – это самое простое. Любой может изобразить декханина.
   – А что надо делать? – настороженно нахмурился брат. – Только я сразу предупреждаю – я в сельском хозяйстве ничего не понимаю!..
   – А ничего понимать и не надо! Я один раз видел! Все, что декхане делают – это говорят о кальянах, одалисках, верблюжьих бегах и играют в кости!
   На лице старшего брата отразилось настороженное непонимание.
   – А чем они тогда отличаются от нас?
   – Кхм... Н-ну... Я думаю... По-моему... Ты знаешь...
   – Понятно. О чем они еще могут говорить?..
   – Н-ну... Э-э-э...
   – Соображай быстрее!.. На нас и впрямь начинают как-то неприятно поглядывать! Еще не хватало, чтобы пришлось устроить здесь шум раньше времени и спугнуть вора!..
   – Н-ну-у... – наконец, решился Иудав. – Давай попробуем так...
   Двое декхан уже три часа сидели на мягких подушках в самой глубокой тени навеса кофейни толстого Мансура. Они потягивали самый лучший кофе из узорчатых серебряных чашек, покуривали ароматный кальян, изящно сплевывая на пол и стараясь попасть во фруктовые косточки, огрызки, мух или пробегающих собак, как это делали другие посетители, и неторопливо вели глубокомысленную беседу:
   – ...А как ты думаешь, Абу, виды на урожай урюка в этом году, по сравнению с прошлым, хороши будут, или не очень?
   – Озимые дыни дружно взошли, Али, значит, центнеров по восемь с гектара скосим через год, как пить дать.
   – Главное, Абу, чтобы поставки твердых отходов жизнедеятельности крупного и мелкого рогатого скота проходили по согласованному графику.
   – Твердых?.. Каких твер... А, твердых... Не волнуйся, Али – я уже закупил четыре ящика. На первые полгода должно хватить. Если расходовать экономно.
   – М-да-а-а... Навоз нынче дорог...
   Вокруг них непроизвольно, но быстро образовалось широкое пустое пространство, внутри которого беспрепятственно разгуливал теплый (кто бы сомневался, как сказал бы Гагат) беззаботный ветерок, игриво раздувающий их черные шелковые плащи, вышитые серебряными и золотыми костями и черепами ...
   Медленно, но неуклонно темнело.
   Собрались и разошлись завсегдатаи.
   Пришел и ушел посыльный из кофейной лавки.
   Слуга многозначительно взбил опустевшие подушки, надраил кальян и погасил все, кроме одной, самой дальней, лампы.
   Служанка, усердно не обращая на них внимания и создавая пыльную бурю локального масштаба, подмела пол веранды, сметя весь мусор им под ноги.
   Прокрался мимо толстомордый кот на ночную охоту.
   Прошумел на прощание и отправился спать знакомый ветерок...
   Вора с кувшином не было.
   Гагат, взъерошенный и нахмуренный, исподлобья, не отрываясь, смотрел прямо перед собой, как будто взгляд его зацепился за ставни лавки напротив, да так и застрял.
   Иудав из чувства самосохранения от комментариев воздерживался.
   Толстый Мансур, первым не выдержав в этом противостоянии, предстал перед засидевшимися клиентами.
   – Мы закрываемся, – нелюбезно сообщил он, изо всех сил стараясь не смотреть на их плащи, от чего его попытки делались еще более очевидными. – Если вам нужны комнаты – я сдаю их по пять динаров за ночь. Белье отдельно. Еще пять. Веревка из конского волоса – десять.
   – Зачем? – Иудав, искоса глянув на брата, поспешил ухватиться за безопасную тему для разговора.
   – От тарантулов. И скорпионов.
   – У вас есть тарантулы и скорпионы? – изумился он.
   – Есть. Для не заплативших за веревку из конского волоса.
   – Итого – двадцать? – уточнил Иудав.
   – Сорок. С двоих.
   – Сколько???!!! – если бы глаза Иудава вытаращились еще хоть чуть-чуть, они бы упали на заплеванный пол и закатились бы под подушки.
   – Если уважаемые гости неплатежеспособны, я позову стражников, и они помогут... – любезно начал Толстый Мансур.
   – Нет-нет-нет! Все нормально! – поспешил его заверить Иудав.
   – Я так и думал, – резиново улыбнулся хозяин.
   – А сколько с нас за кофе? Надеюсь, не так много?
   Мансур, не прекращая улыбаться, стал загибать пальцы и быстро шевелить губами.
   – У вас же на стене написано, что в вашем заведении чашка кофе идет по цене чашки воды. У вас такой дешевый кофе? – все еще надеясь на благополучное окончание финансового дня, но уже понимая, что старается убедить не столько хозяина, сколько себя, спросил Иудав.
   – Нет. Такая дорогая вода. Вы выпили сорок три чашки. Одна чашка стоит два динара. Считайте.
   Братья быстро посчитали.
   Добавив еще три динара, толстый Мансур мог купить запас кофейных зерен на пять лет.
   – Вот этого хватит? – Гагат, мрачнее ночи, не глядя, стащил с пальца и протянул Мансуру тяжелое золотое кольцо с огромным изумрудом.
   Младший брат дернулся, хотел перехватить его руку, но перехватил вместо этого взгляд.
   И впервые пожалел, что прогулял тот урок, когда юных магов учили проваливаться сквозь землю.
   Как хозяину ни хотелось избавиться от сомнительных клиентов, тяжелому золотому кольцу с огромным изумрудом он противопоставить ничего не смог.
   – Ваши комнаты на втором этаже, – неохотно сообщил он.
   – Мы проведем ночь здесь, – угрюмо бросил Гагат. – Еще кофе и свежий кальян.
   Пока хозяин ходил за тем и другим, Иудав, чуть придя в себя, привстав, быстро накарябал что-то на табличке у себя над головой и удовлетворено плюхнулся обратно на подушки.
   Пришел и пометил двери кофейни толстомордый кот.
   Медленно остывал ненавистный кофе.
   Нервно взбулькивал во сне позабытый кальян.
   Догорела и погасла последняя лампа.
   Вышла из-за тучи, посмотрела на них удивленным желтым оком и зашла обратно луна.
   А братья сидели и ждали...
   – Вот так!.. Мягкая посадка!.. Где мы?
   – В городе... В городе... В каком-то городе. Вы же сами просились хоть раз залечь спать на дневку в городе, а не в пустыне на песке! Так какая разница?
   – Город!!!.. Так вот он какой – Город, где живут Люди!!!.. Дворцы!.. Башни!.. Купола!.. Скоро взойдет Солнце!.. А где же Фонтаны?..
   – Купола!.. Мягкая постель, жирный плов и мазь от ревматизма – вот что главное в жизни! Фонтаны ему подавай...
   – Витек, скручивай Масдая – пошли искать мягкую постель и жирный плов! А мазь от ревматизма уже не найти – кажись, мы потеряли ее еще на позапрошлой стоянке. Так что, Анаграмм, бери сумки и не отставай!
   – Я не Анаграмм – я Шарад!.. И у меня полиартрит, подагра, миопатия, сухая мозоль...
   – Вот это вот точно, – пробурчал себе под нос Серый, налегке возглавивший процессию.
   – Послушай, Сергий! Что значит большой вытянутый чайник, вырезанный из жести и подвешенный над нашими головами на металлическом выступающем пруте?
   – Откуда вытянутый? – недоуменно остановился Волк.
   – Это значит, тут расположена кофейня и, может быть, сдаются комнаты для ночлега. Или для дневки, – быстрее его сообразил воодушевившийся мгновенно джин. – Где ты это увидел?
   – Вон там, шагах в двадцати впереди! Зайдем туда?
   – Ну, веди нас, раз ты такой глазастый.
   – Весь Подземный Народ хорошо видит в темноте, – с гордостью отозвался Огранщик.
   – Ну-ка, ну-ка... Посмотрим... – дойдя до двери предполагаемой кофейни, отрок Сергий зажег спичку и поднес ее к белевшей в темноте табличке. – Хм... Мудрость сия неописуема еси... Значит, есть надежда, что и хозяин – человек резонный, и предутренних гостей за порог не выставит... Эй, хозяин!..
   И он затарабанил в дверь.
   – Постояльцев пускаешь? Три человека. Со своим ковром! – поприветствовал он на удивление скоро появившегося владельца.
   – Проходите, – приоткрыл тот пошире дверь, и вся честная компания, предвкушая питательный ужин, плавно переходящий в завтрак и приятный отдых, проследовала за ним.
   Закрывая за собой дверь, Виктор на секунду задержался, скользнул глазами по надписи и согласно кивнул.
   С народной мудростью не поспоришь.
   Надо будет запомнить.
   "Чисто не там, где метут, а там, где моют", – поучала обшарпанная табличка.
   Из-под груды подушек донесся звук, как будто пустую консервную банку скинули с лестницы.
   Постановке настоящего зловещего смеха, от которого и у самых отважных героев мороз пробегает по коже, а кровь сворачивается в гематоген, а менее подготовленные люди вообще впадают в кому, преподаватели школы черных магов посвящали отдельное занятие и семинар.
   Которые Гагат в свое время пропустил.
   "Кто бы сомневался"...
 

* * *

 
   – ...Держите его!.. Держите!.. Вон он!.. Он туда побежал!..
   Толпа разряженных людей, потрясая различными символами счастья, благополучия, плодовитости и долголетия (как их далекие, но столь же воинственно настроенные предки потрясали орудиями крайне эффективного и болезненного перевода из мира этого в мир иной), гналась за кем-то, кто удирал от них со всех ног по базарной площади их маленького аккуратненького города.
   Он ловко перескакивал через повозки, огибал груды товара, переворачивал легкие прилавки, расталкивал изумленных продавцов и покупателей, смыкавшихся за ним сердитой вязкой волной, и уже, казалось, был близок к тому, чтобы затеряться в толпе, как вдруг, пробегая мимо огромного фонтана в центре площади, традиционно изображавшего открытие Арк'х Ц'э второго континента, поскользнулся, потерял равновесие, и, изогнувшись и отчаянно взмахнув руками, буквально полетел в его чашу, как будто его туда что-то затянуло.
   – Ага!!!.. – радостно возопили преследователи, прибавили ходу, и уже через минуту вытаскивали присмиревшего и несопротивляющегося пленника из воды.
   – Папа!.. Осторожней!.. Осторожней!.. Не бей его!.. – вперед вырвалась дебелая девица в подвенечном платье и обеими руками обхватила беглеца вокруг талии. – Теперь не уйдешь!..
   – Ак'кха, – строго нахмурилась мать. – Быстро поправь накидку и причеши шерсть на затылке – на тебя весь город смотрит. А за твоим любимым присмотрят братья и отец.
   – Присмотрим, не просмотрим! – хохотнул парень в красном балахоне, бережно заламывая жениху руки за спину.
   – Один раз уже чуть не упустили, – капризно прижав ушки к голове, надула губки невеста.
   – Зато сейчас, вон, прыти-то у него поубавилось, после купания-то. Гляди-ка, как притих! – хихикнул второй крепыш.
   – Затеряться хотел, гляди-ка, на бегу костюм успел содрать и куда-то выбросить! – попенял безмолвному пленнику кто-то из гостей – по виду и окрасу – дядюшка со стороны матери невесты.
   – Ничего, и без костюма поженим!.. Будет знать, как девиц портить!..
   И возмущенные, но веселые гости, оживленные не прописанной в программе свадебной церемонии погоней, окружив плотным кольцом главных героев действа, направились обратно в храм.
   Старенький сутулый жрец, украдкой, пока всем не до него, взъерошивающий перед зеркальным экраном седеющую и редеющую шерсть на голове, встрепенулся и оправил желтую блестящую рясу.
   – Ну, как?.. – обратился он к главе клана Ак.
   – Поймали, ваше преподобие. Продолжаем с того же места, – решительно кивнул отец невесты.
   – А с ним все в порядке? – прищурился вдруг близоруко жрец на обмякшего и безжизненно повисшего на руках у свидетелей жениха. – Он сможет произнести свою часть ритуала?
   – Подскажем, – зловеще ткнул поддерживаемого со всех сторон жениха кулаком в бок кто-то из гостей.
   – Хорошо. Продолжаем, – жрец откашлялся. – Желаешь ли ты, Ак'кха, связать свою жизнь с мужчиной, который стоит здесь и сейчас рядом с тобой, и быть с ним до окончания земного пути, и продолжить с ним вместе странствие к звездам после того, как Великий Кормчий приплывет за вами на своем небесном корабле?..
   Все в зале притихли, и только приглушенный шум и крики с базарной площади доносились сквозь узкие, закрытые витражами, окна храма.