Страница:
Ну, вот... Всю песню сбил...
– Фенугрик, – нетерпеливо подсказывает ему Иван. – Турмерик.
И тут отрок Сергй окончательно испортил песню.
– ПРОСНУЛСЯ!!! – взревел он как медведь, проглотивший вместе с медом пчелу. – ОН ПРОСНУЛСЯ!!!
– Ну естественно, так орать – мертвый проснется, – недовольно, сонным еще голосом пробурчал царевич, все же стараясь поймать невесомую паутинку ускользающего волшебного сновидения.
Взгляд Серого стал странным:
– Не проснется.
– Это троп такой. Фигура речи, – поспешил пояснить Иван, ругая себя, что забыл о том, что стилистические приемы для отрока Сергия – территория нетоптаная.
– Фигура у нас тут одна, Иван-царевич. И это – ты, – Волк заботливо поправил под спиной царевича подушку, пахнущую малиновым желе. – Садись, давай, да речь сказывай – что у вас там с Орландой в этом замке случилось. Нашли вы эту... как ее... Ну, принцессу, то есть, как ее там...
– Оливию, – подсказала тетушка Баунти.
– Оливию... – повторил, как завороженый, Иван, и только теперь понял, что по-настоящему проснулся.
– Оливию...
– Да, Оливию, Оливию! Так нашли, или нет? Что там произошло-то? Где Орландо? Где принцесса? Сказывай, не тяни!
– Нашли мы ее быстро, – озадаченно пожал плечами Иван. – Но что произошло дальше – я не понял... Принцесса Оливия лежала в большом зале на помосте, в руках ее было зажато то самое веретено, которым она укололась, то есть, мне так кажется, что это должно быть оно, а вокруг ее ложа, на коврах, спали король, королева, придворные и стража... Все так, как я себе и представлял. Увидев свою возлюбленную, Орландо обрадовался до безумия...
"То есть, остался равнодушным," – проворчал Волк.
– ...и, вихрем взлетев на помост, преклонил перед ней колени. Как он был счастлив в эту минуту!.. На вершине блаженства! Он долго шептал ей нежные слова, робко взяв принцессу за руку, а потом трепетно склонился над ней, и их уста соприкоснулись.
"Поэт!" – грязно выругался Серый.
– Но что произошло потом, осталось для меня загадкой, и даже сейчас тщусь я понять скудным разумом значение сцены, предо мной развернувшейся, – Иван нервно отхлебнул какао со сгущенкой из любезно подсунутой ему под руку заботливой тетушкой Баунти кружки. – Как только Орландо поцеловал принцессу Оливию, она очнулась ото сна, обняла его, но, открыв глаза и увидев его лицо, изо всей силы оттолкнула его от себя, как если бы это был прокаженный, или призрак.
"Прокаженный призрак," – пробурчал себе под нос Волк.
Иван проигнорировал предложенную поправку.
– "Ты когда-нибудь оставишь меня в покое?!" – гневно воскликнула она и, схватив с покрывала своего то самое веретено, ткнула им себе в палец. Орландо рухнул, как подкошенный, на пол, среди зашевелившихся было крисанцев, и зарыдал, как ребенок. Я же почувствовал, как у меня все поплыло перед глазами, как веки мои стали тяжелеть с каждой секундой, и я почувствовал недоброе и бросился обратно в башню, к тому балкону, где ждал меня ты, Сергий, только не помню – дошел я, или нет... И вот я здесь... Если, конечно, все еще не сплю, и это все мне не снится – отщипнул он кусочек матраса, положил в рот и стал задумчиво жевать, запивая какао.
– А вот этого я предвидеть не могла, – вздохнула тетушка Баунти.
– ??????!!!!!!! – в один голос воскликнули друзья. – !!!!!!!!??????
– Да, молодые люди. Именно ваше вмешательство с наиблагимейшими намерениями – я не сомневаюсь в этом ни секунды – все испортило, и теперь Орландо обречен. Если бы вы не помогли ему пробраться в заколдованный замок, тяготеющее на нем проклятие рассеялось бы вскоре, и он мог бы стать прекрасным монархом, жениться со всеми вытекающими отсюда последствиями и жить долго и счастливо, не вспоминая об Оливии никогда. Теперь же...
– Проклятие? На нем? А разве злая ведьма прокляла не принцессу Оливию? – перестал жевать Иванушка.
– Злая ведьма?.. Принцессу?.. Молодые люди, вы хоть знаете, ЧТО случилось семнадцать лет назад во время того злополучного праздника? Я имею ввиду, на самом деле. Хотя, откуда же... Вы же узнали эту историю от бедняги Орландо...
Серый, полный вдруг дурных предчувствий, искоса скользнул взглядом по лицу царевича и тяжело вздохнул. Кажется, худшие из его предположений собирались оправдаться. Но попробовать стоило.
Улыбаясь изо всех сил, как камикадзе в последнем пике, он поднялся, поклонился фее и одернул свой мюхенвальдский камзол.
– Ну, спасибо за помощь, бабушка, но, кажется, мы у вас засиделись. Пора, как говорится, и честь знать. Спасибо, значит, этому...
– Сергий, подожди, – в голосе Иванушки звучала непоколебимая решимость. – Тетушка Баунти, что же все-таки случилось тогда в замке семнадцать лет назад? И неужели мы совсем ничем не можем помочь Орландо и Оливии? Вы же фея! Не может быть, чтобы все было потеряно! Сергий, посиди еще немножко, пожалуйста. Не так уж мы и спешим.
Страшное случилось. Камикадзе врезался в землю, не успев сказать последнего "банзай". Конечно, можно было спорить. Можно было возразить, что все уже давно, еще до него, было потеряно, что он, отрок Сергий, уже достаточно насиделся, и что мы спешим именно ТАК, но зачем?.. Этот ненормальный царевич уже вбил себе в голову, что здесь и сейчас родилась та самая ситуация, которая нуждается именно в его неотложной помощи, и переубедить его, скорее всего, не смог бы даже королевич Елисей, явись он специально сюда с этой целью каким-нибудь магическим образом. И вот уже в который раз Серый убеждался, что его друг – абсолютно невозможный человек. И если бы он не был его другом, он бы его когда-нибудь убил, наверное. Может, даже сейчас. И что только он рядом с этим авантюристом все еще делает?..
– ...как я уже упомянула, погода в тот вечер была по-настоящему ненастная – дождь лил, как из ведра, ветер ломал ветки деревьев, а гром гремел, ну буквально не переставая. Так что с незнакомки вода стекала не то, что ручьями – водопадами. Но добрые король и королева приказали выдать ей новое платье, она обсохла и согрелась у камина и подкрепилась, перестала дрожать, и как раз, тогда, когда крестные матери стали преподносить новорожденной дары, выяснилось, что она все-таки не немая. Когда оставалось сказать свое пожелание только мне, она подошла к колыбельке и промолвила, и зловещий грозовой раскат подчеркнул ее слова:
– Когда тебе исполнится шестнадцать лет, в тебя влюбится самый прекрасный принц в округе!
Увы, только тогда мы обратили на нее внимание по-настоящему. Ей самой было едва ли больше этих шестнадцати лет – и она была феей. Да-да, молодые люди, феи тоже бывают молодыми, и даже маленькими, и не надо на меня так смотреть, хотя, честно-то говоря, в свои шестьсот сорок я уж сама стала об этом забывать, – и тетушка Баунти смущенно хихикнула.
– А вам больше трехсот пятидесяти не дашь, – подоспел с комплиментом Волк.
– Но пока я не вижу ничего плохого, и даже эта пришелица оказалась совсем не злой колдуньей, как говорил Орландо, а такой же доброй феей, как и вы, – в недоумении взглянул на волшебницу царевич. – Как же случилось, что все закончилось вот так – столетним сном и колючками?
Фея откинулась на спинку вафельного кресла и улыбнулась – снисходительно и грустно:
– Ах, молодость, молодость... Когда она вообще видит что-нибудь плохое?.. Ну, а если я скажу, что приблизительно за год до шестнадцатилетия Оливии Орландо – ему тогда было семнадцать лет – уже начал чувствовать действие заклинания? И что отказался жениться на девушке, которая считалась до этого его невестой, и в которую он был влюблен самым немагическим манером? И что бедняжка – единственная наследница престола Зиккуры – ушла после этого в монастырь? И что влюбленный в Оливию Орландо убил на дуэли другого принца, которого Оливия полюбила в пятнадцать лет, и который предложил ей руку и сердце за три дня до ее шестнадцатого дня рождения?
Иван стыдливо потупился.
– Я же не знал, что все так обернулось... Я думал, что любовь презирает все преграды и препятствия... Что возвышеннее и чище чувства не может быть...
– Амалия, бедная девочка, юная фея, тоже так думала. И я с вами с обоими согласна. Настоящая любовь – да. Но не наведенная колдовством. Колдовство и любовь – две вещи несовместные. И этот печальный пример – лишний раз тому подтверждение, – безнадежно развела руками старая фея.
– Ну а где же во всем в этом колючки и всеобщая спячка? – прервал реминисценции тетушки Баунти Волк, заинтригованный рассказом помимо воли.
– Но ведь оставалось еще одно, последнее пожелание – мое, – продолжила волшебница, слегка нахмурившись от подобной бесцеремонности. – Я предвидела, что возможно, случится что-либо подобное, и, поскольку чужое пожелание я ни отменить, ни исправить не могла, я предложила этот выход. Десятка за два лет, которые бы прошли со дня маленького магического происшествия с веретеном, в то время, как Оливия бы спала, действие заклинания на бедного Орландо, смягченное волшебным лесом, ослабло бы настолько, что он смог бы успокоиться и завести нормальную королевскую семью – он ведь тоже единственный наследник короны – и проявлялось бы, скорее всего, только иногда в тревожных снах. А через сто лет, к тому времени, когда его жизненный путь уже прервался бы, появился бы новый принц, который и смог бы пройти через лес в замок и разбудить Оливию поцелуем – это просто ключ к заклинанию, – и, перехватив непонимающий взгляд отрока Сергия, старушка поспешно добавила: – Нет-нет. Любовь тут не предусмотрена.
Любые чувства между ними были бы сугубо на их совести, – и лукаво улыбнулась.
– Но тут пришли мы, и все испортили, – угрюмо подытожил царевич.
– Увы, – улетучилась улыбка. – Теперь, даже если вынести Орландо из замка, он не проснется, пока не разбудят Оливию.
– И – "опять – двадцать пять", – подытожил Серый.
– Если не учитывать того, что два престола уже сейчас остались без наследников, – уточнила фея. – А это – смена династий, гражданская война, голод, мор... Ну, вы же образованные мальчики, должны знать...
– Что мы наделали... – схватился за голову царевич. – Что мы натворили...
Серый пару секунд раздумывал о том, не стоит ли напомнить Иванушке о том, что это, вообще-то ОН наделал, и ОН натворил, но пожалел его, и не стал.
– Если бы мы только могли догадываться... – продолжал убиваться Иван. – Это только я виноват. И ничего нельзя теперь поделать... Или можно?
Он кинулся на колени перед старой феей, схватил ее пухлую морщинистую ручку и умоляюще заглянул ей в глаза.
– Или можно? Тетушка Баунти, молю вас, откройте нам всю правду. Есть ли на свете средство, что могло бы все исправить? Чтобы помочь если не Оливии, то Орландо? Я по глазам вашим вижу – есть. Вы только скажите нам – мы из-под земли его достанем, весь свет обойдем, мы жизни не пожалеем...
– Ну, что ж... Если вы настаиваете... Только нелегкое это дело... И даже если завершится все у вас успешно, но вернетесь вы позднее, чем через три месяца, от сегодняшнего дня считая...
– ...Иван, ты дурак! – в который раз за долгий жаркий июньский день разнеслось по ясному небу.
В ответ раздавалось обиженное молчание.
– Нет, я не против этих злосчастных престолонаследников, у которых неразборчивый подход к выбору гостей вылился в государственную трагедию. Я им сочувствую. С каждым могло случиться. Но я тебя просто не понимаю. Буквально еще день назад кто мне все уши прожужжал, что у него лучший друг в осаде? Кто торопился в этот Дарессалями...
– Шатт-Аль-Шейх.
– ...какая разница...
– В географическом положении, во-пер...
– Я ГОВОРЮ – КАКАЯ РАЗНИЦА, потому, что конь, без которого судьба Кевина Фрэнка и его супружницы, возьми шантоньцы город, тоже будет не из завидных – в этом Шаль-От-Шейхе, а твое яблоко – в Стелле! Ну-ка, что ты теперь расскажешь про географическое положение, а? Как ты думаешь, сколько они смогут продержаться на одних воронах и собаках? Ты сам пообещал им, что вернешься скоро, никто тебя за язык не тянул.
На покрасневшей физиономии Иванушки отразились следы внутренней борьбы. Без правил. С применением всех видов оружия. Массового поражения.
– Сергий, ну помню я все это, и не думай, что это решение далось мне так просто. Но если бы Кевин Франк был на моем месте, он бы поступил точно так же, и когда я расскажу ему, он все поймет. Ну пойми и ты, Сергий, ну не могли же мы бросить Оливию и Орландо на произвол судьбы в таком безвыходном положении, тем более, что от них – а теперь и от нас – зависят и судьбы их королевств...
– За этим яблоком могли бы отправиться какие-нибудь их родственники, или приятели, или рыцари двора, или как там они называются, у которых нет осажденных друзей и которым не надо спешить в Шахт-Альт-Шейх за этим дурацким конем, которого, к тому же, никто там пока не собирается никому отдавать. Ну ведь скажи, что я прав, а, Иван? По совести-то?
Иванушка вздохнул.
– С одной стороны, прав. А с другой...
– И с другой прав.
– А с другой мы должны им помочь, – твердо завершил царевич. – Мы быстренько. А потом тоже раз – и в Шатт-Аль-Шейх. А на обратном пути к тетушке Баунти заскочим, яблоко отдадим...
– ...и к обеду поспеем, – закончил за него Серый. – Иванушка, скоро только сказка сказывается. Хотя, в принципе, кроме ворон и собак, в Мюхенвальде есть еще и крысы...
– Сергий! Я все понимаю! Но Орландо...
– Ну так что, господа пассажиры, куда лететь-то прикажете? – прервал на корню оправдательную речь Ивана недовольный шерстяной голос. – Отсюда налево – Шатт-Аль-Шейх, направо – Стелла. Решайте, давайте.
Царевич замолчал, опустил глаза.
Серый, поджав губы, расковыривал дырку на коленке.
– Если ты считаешь, что мы не должны были в это ввязываться... Что я напрасно пообещал фее... Что это было неумно и нелепо... И твой здравый смысл говорит – а я научился ему доверять... иногда... в большинстве случаев... все время...
– Говорил же я, что его прирезать надо было, – с выражением "нет пророка в своем отечестве" на хитрой морде припомнил Волк.
– Ну зачем ты так говоришь, Сергий? Ты ведь все равно никогда не сделал бы этого!
– Спорим?
Иван угрюмо покачал головой.
– Не будем мы спорить.В Шатт-Аль-Шейх, ковер. Мы летим в...
– Мы летим в Стеллу!
– А конкретнее? – буркнул ковер.
– Куда конкретнее-то? – удивился Волк. – Откуда мы знаем, где там золотые яблоки выдают? Для начала – куда там ближе, а там видно будет. Если Иван-царевич не передумал, конечно...
Выражение лица Иванушки трудно было не понять. Для особо же сообразительных оно было даже озвучено.
– Сергий. Конечно, ты мне друг. Но если бы ты не был моим другом, я бы тебя когда-нибудь убил, наверное. Может, даже сейчас. Ты абсолютно невозможный человек. И от твоей последовательности я просто в восторге.
– Ну так что – в Стеллу, значит? – ухмыльнулся Серый.
– А, может, в Шатт-Аль-Шейх? – ответил ему Иван.
– Теперь понятно, – если бы у ковра было бы хоть одно плечо, он бы демонстративно пожал им. – Как ведь скажете. Скажете в Стеллу-в Стеллу полетим, скажете в Шатт-Аль-Шейх – в Шатт-Аль-Шейх полетим, скажете в Вамаяси – полетим в Вамаяси, скажете в Нгоро – полетим в...
– Да нет, спасибо, пока только в Стеллу, а вот если там опять какие-нибудь принцы, мамзели или города загибаться будут, и Иванушка наш об этом узнает, то полетим мы тогда и в Вамаяси, и в Нгоро, и к Макару на кулички, куда черт телят не гонял, как выразился бы предпоследний Шарлемань, и еще там куда...
– Куда ведь скажете, туда и полетим, мое дело маленькое.
– Слушай, ковер, а у тебя имя есть? – поинтересовался вдруг Серый. – А то давай, придумаем.
– Есть у меня имя, – довольно прошелестело их транспортное средство. – А вам зачем? Прежние хозяева никогда не спрашивали.
– А нам интересно.
– Ну раз интересно... Зовут меня Саид Ибрагим Рахим Абдрахман Рахматулло Минахмет Амин Рашид Мустафа Масдай.
– Ну ничего себе фамилия!
– А можно, мы будем звать тебя просто Масдаем?
– Я бы предпочел, конечно, свое полное имя...
– Которое из них? Сабит Бибраим...
– Хаким... Рахмин...
– Да нет, Рахмет Минамин... Мин... Мин...
– Но Масдай – тоже хорошо, – все понял и поспешил согласиться ковер.
– Так вот, Масдай, – если бы у ковра было бы хоть одно плечо, Серый его бы по-товарищески сочувственно похлопал. – Сдается мне, что нас опять ждут великие дела.
После обеда над лесом, как и два дня назад, опустился туман, и впитавший предательскую влагу Масдай тщетно пытался подняться над верхушками сосен больше, чем на полметра.
– Ишь, низко летим...
– К дождю, наверно...
– Посушиться бы, хозяева... – просительно проговорил ковер. – Так ведь и грибок завестись может.
– Так где ж мы тебя сушить будем? – взмолился Иванушка. – Над костром ты же не хочешь, а жилье человеческое нам уже два дня не попадалось.
– А вон, на горизонте, виднеется что-то.
– Где?
– Да вон же, прямо по курсу.
Друзья присмотрелись.
И действительно, среди островерхих макушек бесконечных хвойных проглянула одна, не менее островерхая, но, скорее всего, рукотворного происхождения. Это было понятно с первого взгляда на флюгер. По крайней мере, оставалось лишь надеяться, что это флюгер. Под несуществующим ветром задумчиво поворачивалось из стороны в сторону нечто, сильно смахивающее на василиска, как бы вынюхивая, откуда ждать гостей. Выглядывать в таком тумане оно все равно ничего не смогло бы.
– Похоже на замок.
– Летим туда?
– Но если он из шоколада, или там кто-нибудь спит...
– ...мы займемся этим на обратном пути.
– И это радует. Запрашивай посадку, Масдай. Пришло твое счастье. Там наверняка тебя уже ждет сушилка, выбивалка и гвоздичное масло.
– Я предпочитаю мятное.
– Ну так вперед!
И лес, расступившись, как по мановению волшебной палочки, образовал аккуратненькую кругленькую маленькую полянку, посредине которой, как единственная стрелка солнечных часов, если бы кому-нибудь пришло в голову соорудить солнечные часы в самой чаще непроходимого леса, возвышалась башня из зеленого камня. Как раз с той стороны, с которой они прилетели, Иван неожиданно для себя (и для всех остальных тоже) разглядел дверь, которой, он мог поклясться, там не было еще мгновение назад.
Масдай, содрогнувшись всей площадью, совершил мягкую посадку на влажную холодную траву прямо перед дверью.
Серый огляделся. Дверного молоточка, к которым он успел привыкнуть за время отсутствия дома, здесь нигде видно не было, и тогда он, размахнувшись посильнее, ударил кулаком в...
– Я же говорил вам, коллега Криббль, что надо в программу материализации включить молоток!
...в лоб маленькому старичку. Отчего тот почему-то упал. Увлекая за собой обалдевшего Волка.
– Каменный! – отозвался брызжущий благородным сарказмом, но слегка придушенный голос откуда-то из-под отрока Сергия. – Надо просто уменьшить дельту по темпере сегментов дематериализации, коллега Краббле, а это минутное дело!
– Ой! Извините пожалуйста! – вскочил на ноги Волк и быстро протянул руку своей жертве.
– Магистр Криббль, – энергично пожал ее старичок. – Приятно познакомиться.
– Сергий. Волк.
– А меня зовут Иван, – быстро спешился и царевич, заинтригованный происходящим. – А вы магистр каких наук?
Магистр Криббль сурово посмотрел на гостя.
– Магистры могут быть только одной науки.
– Какой? – проявил чудеса недогадливости Иванушка.
– А как вы считаете, юный принц Иван, от какого слова произошло "магистр" ?
– Ну же, коллега Криббль, усталые путники постучались в наши двери... ПОСТУЧАЛИСЬ БЫ В НАШИ ДВЕРИ, ЕСЛИ БЫ НЕ КОЕ-ЧЬЕ УПРЯМСТВО И НЕЖЕЛАНИЕ ПРИЗНАВАТЬ ОЧЕВИДНОЕ, а вы читаете им лекции по филологии.
– Далеко не очевидное, коллега Краббле, при условии, что триангуляция...
– Ну же, ну же, коллеги, отложим наши разговоры о работе до соответствующего времени. Приглашайте же наших гостей в дом, не держите их на мокрой улице – там начался дождь! А от сырости потом бывает такой ревматизм – вам, молодым, не понять.
– Коллега Круббле прав – проходите же! И заносите этот чудный артефакт, – тот, кто, по-видимости, был коллегой Краббле, щелкнул пальцами, и из полумрака бескрайней прихожей материализовались сушилка, выбивалка и литровый пузырек с надписью "Мятное Масло". – Вешайте его сюда – о нем позаботятся. Нельзя обойти вниманием такой великолепный экземпляр!
– Всегда приятно встретить настоящего знатока, – влажно прошелестел мохеровый голос.
– Ну, что вы, – смутился магистр Краббле. – Всегда к вашим услугам.
– Дорогие гости, Серджиу, Айвен, проходите сюда, – тем временем магистр Круббле исполнял роль радушного хозяина. – Я надеюсь, вы у нас заночуете – дело уже к вечеру близится, и погода портится, а трем одиноким старикам из уединенного замка всегда приятно провести вечерок у камина, слушая о приключениях и событиях в мире, хе-хе.
– Вообще-то...
– Мы согласны, – опередил друга Волк.
– Коллеги, вы слышали – юноши согласились остаться у нас на ночь! Ужинаем сегодня в большом зале у камина!
– Торжественную иллюминацию! – воскликнул магистр Криббль, и ослепительно-яркий свет осветил прихожую, в которой могло бы поместиться, правда, совсем впритык друг к другу, пара замков типа крисанского. – Музыку! – и приглушенные тягучие обволакивающие, как потока, звуки полились со всех сторон.
– Вы очень проголодались, молодые люди?
Иван и Серый, на ум которым практически одновременно пришли пряники, бисквиты и карамель – сухой паек от тетушки Баунти, которым они питались уже три дня подряд, закрыли рты и выдохнули в один голос:
– Очень!
– Замечательно! – потер сухонькие ручки магистр Круббле. – Тогда давайте сейчас мы поднимемся в восточную башню – я покажу вам ваши комнаты – и через час мы вас будем ждать к столу в каминном зале.
– Восточную? – переспросил Иванушка. – А почему она именно восточная?
– Конечно, мне бы не хотелось комментировать ничью крайнюю недогадливость, юноши, но в наших краях башни восточными называются потому, что они находятся в восточной стороне чего-либо.
Иван покраснел, но не сдался.
– Я все понимаю, в нашей стране поступают точно так же, но дело в том, что когда мы подлетали, мы обратили внимание, что башня всего одна, то есть, единственная и, следовательно, быть в восточной стороне чего-либо она просто не может, По определению.
– А на размеры башни вы внимания, часом, не обратили, когда подлетали? – отчего-то развеселился магистр.
– Кстати, да, насчет размеров – снаружи она не показалась нам такой... вместительной, Это, наверное, не спроста,– призадумался царевич.
– Кстати, вот мы и пришли – восточная башня, специально для гостей. Сами мы живем в северной. Или, если быть точнее, мы там иногда бываем, если у нас остается немного времени от исследований и опытов, хе-хе. Их мы проводим в южной и западной башнях и в подвале – коллега Криббль. Потому, что его изысканий никакая башня долго не выдержит. Мы иногда называем его безбашенным. Хе-хе-хе. Сюда, прошу, – и магистр указал на ровную круглую площадку в углу, огороженную высокими перилами.
Серый ступил на нее первым, огляделся и задрал голову.
– Это колодец какой-то! А где же лестница?
– На случай осады лестницы иногда скрывают в стене, и чтобы на нее выйти, надо нажать потайной камень у входа, – предположил Иван, но был поставлен в тупик следующим вопросом:
– А где тут вход?
– Хе-хе-хе, молодые люди. – похлопал их по плечам старичок. – Держитесь крепче.
Вверх, на третий!
И площадка беззвучно устремилась вверх.
– Вот это да!!!
– Ничего себе!!!
– Ну, теперь вы поняли, от какого слова произошло "магистр"? – хихикнул волшебник.
После обильного сытного ужина, о котором со дня своего отбытия из Мюхенвальда лукоморцам приходилось только мечтать, слегка осоловев и устав от чудес, они расположились у громадного камина, в котором на вертеле, если бы у кого-нибудь разыгрался такой аппетит, можно было бы зажарить стадо слонов и, попивая глинтвейн и (в случае Серого), пожевывая бананы в шоколаде у жаркого бездымного огня без дров, друзья до первых петухов развлекали хозяев рассказами о своих приключениях.
Слушатели были идеально благодарными – они не перебивали, когда надо было молчать, в нужных местах ахали и охали, а когда хохотали, то хлопали себя по тощим коленкам и вытирали рукавами шитых звездами балахонов выступавшие от смеха слезы. Словом, обе стороны безмерно наслаждались обществом друг друга, и разошлись крайне неохотно лишь с первыми лучами солнца.
Но только сейчас, когда сладкий сон уже склеивал утомленные очи царевича, а бескрайняя кровать, нежно покачиваясь, отправлялась в плавание в страну сладких грез, откуда-то в подсознании вспыхнула черной искрой, но тут же растворилась в блаженном забытье фраза, сказанная одним из магов другому шепотом за их спиной, когда они поднимались после ужина в свои покои: "Я же говорил – это то, что нам надо. Хе-хе-хе-хе-хе..."
Растворилась, чтобы отравить остатки ночи тошнотворным зельем кошмаров.
Царевич спал беспокойно и, как ему показалось, недолго, но когда он проснулся, мучимый неясными дурными предчувствиями и последствиями переедания на ночь, в окошке солнца уже не было и в помине, а в двери вежливо, но настойчиво кто-то барабанил.
– Фенугрик, – нетерпеливо подсказывает ему Иван. – Турмерик.
И тут отрок Сергй окончательно испортил песню.
– ПРОСНУЛСЯ!!! – взревел он как медведь, проглотивший вместе с медом пчелу. – ОН ПРОСНУЛСЯ!!!
– Ну естественно, так орать – мертвый проснется, – недовольно, сонным еще голосом пробурчал царевич, все же стараясь поймать невесомую паутинку ускользающего волшебного сновидения.
Взгляд Серого стал странным:
– Не проснется.
– Это троп такой. Фигура речи, – поспешил пояснить Иван, ругая себя, что забыл о том, что стилистические приемы для отрока Сергия – территория нетоптаная.
– Фигура у нас тут одна, Иван-царевич. И это – ты, – Волк заботливо поправил под спиной царевича подушку, пахнущую малиновым желе. – Садись, давай, да речь сказывай – что у вас там с Орландой в этом замке случилось. Нашли вы эту... как ее... Ну, принцессу, то есть, как ее там...
– Оливию, – подсказала тетушка Баунти.
– Оливию... – повторил, как завороженый, Иван, и только теперь понял, что по-настоящему проснулся.
– Оливию...
– Да, Оливию, Оливию! Так нашли, или нет? Что там произошло-то? Где Орландо? Где принцесса? Сказывай, не тяни!
– Нашли мы ее быстро, – озадаченно пожал плечами Иван. – Но что произошло дальше – я не понял... Принцесса Оливия лежала в большом зале на помосте, в руках ее было зажато то самое веретено, которым она укололась, то есть, мне так кажется, что это должно быть оно, а вокруг ее ложа, на коврах, спали король, королева, придворные и стража... Все так, как я себе и представлял. Увидев свою возлюбленную, Орландо обрадовался до безумия...
"То есть, остался равнодушным," – проворчал Волк.
– ...и, вихрем взлетев на помост, преклонил перед ней колени. Как он был счастлив в эту минуту!.. На вершине блаженства! Он долго шептал ей нежные слова, робко взяв принцессу за руку, а потом трепетно склонился над ней, и их уста соприкоснулись.
"Поэт!" – грязно выругался Серый.
– Но что произошло потом, осталось для меня загадкой, и даже сейчас тщусь я понять скудным разумом значение сцены, предо мной развернувшейся, – Иван нервно отхлебнул какао со сгущенкой из любезно подсунутой ему под руку заботливой тетушкой Баунти кружки. – Как только Орландо поцеловал принцессу Оливию, она очнулась ото сна, обняла его, но, открыв глаза и увидев его лицо, изо всей силы оттолкнула его от себя, как если бы это был прокаженный, или призрак.
"Прокаженный призрак," – пробурчал себе под нос Волк.
Иван проигнорировал предложенную поправку.
– "Ты когда-нибудь оставишь меня в покое?!" – гневно воскликнула она и, схватив с покрывала своего то самое веретено, ткнула им себе в палец. Орландо рухнул, как подкошенный, на пол, среди зашевелившихся было крисанцев, и зарыдал, как ребенок. Я же почувствовал, как у меня все поплыло перед глазами, как веки мои стали тяжелеть с каждой секундой, и я почувствовал недоброе и бросился обратно в башню, к тому балкону, где ждал меня ты, Сергий, только не помню – дошел я, или нет... И вот я здесь... Если, конечно, все еще не сплю, и это все мне не снится – отщипнул он кусочек матраса, положил в рот и стал задумчиво жевать, запивая какао.
– А вот этого я предвидеть не могла, – вздохнула тетушка Баунти.
– ??????!!!!!!! – в один голос воскликнули друзья. – !!!!!!!!??????
– Да, молодые люди. Именно ваше вмешательство с наиблагимейшими намерениями – я не сомневаюсь в этом ни секунды – все испортило, и теперь Орландо обречен. Если бы вы не помогли ему пробраться в заколдованный замок, тяготеющее на нем проклятие рассеялось бы вскоре, и он мог бы стать прекрасным монархом, жениться со всеми вытекающими отсюда последствиями и жить долго и счастливо, не вспоминая об Оливии никогда. Теперь же...
– Проклятие? На нем? А разве злая ведьма прокляла не принцессу Оливию? – перестал жевать Иванушка.
– Злая ведьма?.. Принцессу?.. Молодые люди, вы хоть знаете, ЧТО случилось семнадцать лет назад во время того злополучного праздника? Я имею ввиду, на самом деле. Хотя, откуда же... Вы же узнали эту историю от бедняги Орландо...
Серый, полный вдруг дурных предчувствий, искоса скользнул взглядом по лицу царевича и тяжело вздохнул. Кажется, худшие из его предположений собирались оправдаться. Но попробовать стоило.
Улыбаясь изо всех сил, как камикадзе в последнем пике, он поднялся, поклонился фее и одернул свой мюхенвальдский камзол.
– Ну, спасибо за помощь, бабушка, но, кажется, мы у вас засиделись. Пора, как говорится, и честь знать. Спасибо, значит, этому...
– Сергий, подожди, – в голосе Иванушки звучала непоколебимая решимость. – Тетушка Баунти, что же все-таки случилось тогда в замке семнадцать лет назад? И неужели мы совсем ничем не можем помочь Орландо и Оливии? Вы же фея! Не может быть, чтобы все было потеряно! Сергий, посиди еще немножко, пожалуйста. Не так уж мы и спешим.
Страшное случилось. Камикадзе врезался в землю, не успев сказать последнего "банзай". Конечно, можно было спорить. Можно было возразить, что все уже давно, еще до него, было потеряно, что он, отрок Сергий, уже достаточно насиделся, и что мы спешим именно ТАК, но зачем?.. Этот ненормальный царевич уже вбил себе в голову, что здесь и сейчас родилась та самая ситуация, которая нуждается именно в его неотложной помощи, и переубедить его, скорее всего, не смог бы даже королевич Елисей, явись он специально сюда с этой целью каким-нибудь магическим образом. И вот уже в который раз Серый убеждался, что его друг – абсолютно невозможный человек. И если бы он не был его другом, он бы его когда-нибудь убил, наверное. Может, даже сейчас. И что только он рядом с этим авантюристом все еще делает?..
– ...как я уже упомянула, погода в тот вечер была по-настоящему ненастная – дождь лил, как из ведра, ветер ломал ветки деревьев, а гром гремел, ну буквально не переставая. Так что с незнакомки вода стекала не то, что ручьями – водопадами. Но добрые король и королева приказали выдать ей новое платье, она обсохла и согрелась у камина и подкрепилась, перестала дрожать, и как раз, тогда, когда крестные матери стали преподносить новорожденной дары, выяснилось, что она все-таки не немая. Когда оставалось сказать свое пожелание только мне, она подошла к колыбельке и промолвила, и зловещий грозовой раскат подчеркнул ее слова:
– Когда тебе исполнится шестнадцать лет, в тебя влюбится самый прекрасный принц в округе!
Увы, только тогда мы обратили на нее внимание по-настоящему. Ей самой было едва ли больше этих шестнадцати лет – и она была феей. Да-да, молодые люди, феи тоже бывают молодыми, и даже маленькими, и не надо на меня так смотреть, хотя, честно-то говоря, в свои шестьсот сорок я уж сама стала об этом забывать, – и тетушка Баунти смущенно хихикнула.
– А вам больше трехсот пятидесяти не дашь, – подоспел с комплиментом Волк.
– Но пока я не вижу ничего плохого, и даже эта пришелица оказалась совсем не злой колдуньей, как говорил Орландо, а такой же доброй феей, как и вы, – в недоумении взглянул на волшебницу царевич. – Как же случилось, что все закончилось вот так – столетним сном и колючками?
Фея откинулась на спинку вафельного кресла и улыбнулась – снисходительно и грустно:
– Ах, молодость, молодость... Когда она вообще видит что-нибудь плохое?.. Ну, а если я скажу, что приблизительно за год до шестнадцатилетия Оливии Орландо – ему тогда было семнадцать лет – уже начал чувствовать действие заклинания? И что отказался жениться на девушке, которая считалась до этого его невестой, и в которую он был влюблен самым немагическим манером? И что бедняжка – единственная наследница престола Зиккуры – ушла после этого в монастырь? И что влюбленный в Оливию Орландо убил на дуэли другого принца, которого Оливия полюбила в пятнадцать лет, и который предложил ей руку и сердце за три дня до ее шестнадцатого дня рождения?
Иван стыдливо потупился.
– Я же не знал, что все так обернулось... Я думал, что любовь презирает все преграды и препятствия... Что возвышеннее и чище чувства не может быть...
– Амалия, бедная девочка, юная фея, тоже так думала. И я с вами с обоими согласна. Настоящая любовь – да. Но не наведенная колдовством. Колдовство и любовь – две вещи несовместные. И этот печальный пример – лишний раз тому подтверждение, – безнадежно развела руками старая фея.
– Ну а где же во всем в этом колючки и всеобщая спячка? – прервал реминисценции тетушки Баунти Волк, заинтригованный рассказом помимо воли.
– Но ведь оставалось еще одно, последнее пожелание – мое, – продолжила волшебница, слегка нахмурившись от подобной бесцеремонности. – Я предвидела, что возможно, случится что-либо подобное, и, поскольку чужое пожелание я ни отменить, ни исправить не могла, я предложила этот выход. Десятка за два лет, которые бы прошли со дня маленького магического происшествия с веретеном, в то время, как Оливия бы спала, действие заклинания на бедного Орландо, смягченное волшебным лесом, ослабло бы настолько, что он смог бы успокоиться и завести нормальную королевскую семью – он ведь тоже единственный наследник короны – и проявлялось бы, скорее всего, только иногда в тревожных снах. А через сто лет, к тому времени, когда его жизненный путь уже прервался бы, появился бы новый принц, который и смог бы пройти через лес в замок и разбудить Оливию поцелуем – это просто ключ к заклинанию, – и, перехватив непонимающий взгляд отрока Сергия, старушка поспешно добавила: – Нет-нет. Любовь тут не предусмотрена.
Любые чувства между ними были бы сугубо на их совести, – и лукаво улыбнулась.
– Но тут пришли мы, и все испортили, – угрюмо подытожил царевич.
– Увы, – улетучилась улыбка. – Теперь, даже если вынести Орландо из замка, он не проснется, пока не разбудят Оливию.
– И – "опять – двадцать пять", – подытожил Серый.
– Если не учитывать того, что два престола уже сейчас остались без наследников, – уточнила фея. – А это – смена династий, гражданская война, голод, мор... Ну, вы же образованные мальчики, должны знать...
– Что мы наделали... – схватился за голову царевич. – Что мы натворили...
Серый пару секунд раздумывал о том, не стоит ли напомнить Иванушке о том, что это, вообще-то ОН наделал, и ОН натворил, но пожалел его, и не стал.
– Если бы мы только могли догадываться... – продолжал убиваться Иван. – Это только я виноват. И ничего нельзя теперь поделать... Или можно?
Он кинулся на колени перед старой феей, схватил ее пухлую морщинистую ручку и умоляюще заглянул ей в глаза.
– Или можно? Тетушка Баунти, молю вас, откройте нам всю правду. Есть ли на свете средство, что могло бы все исправить? Чтобы помочь если не Оливии, то Орландо? Я по глазам вашим вижу – есть. Вы только скажите нам – мы из-под земли его достанем, весь свет обойдем, мы жизни не пожалеем...
– Ну, что ж... Если вы настаиваете... Только нелегкое это дело... И даже если завершится все у вас успешно, но вернетесь вы позднее, чем через три месяца, от сегодняшнего дня считая...
– ...Иван, ты дурак! – в который раз за долгий жаркий июньский день разнеслось по ясному небу.
В ответ раздавалось обиженное молчание.
– Нет, я не против этих злосчастных престолонаследников, у которых неразборчивый подход к выбору гостей вылился в государственную трагедию. Я им сочувствую. С каждым могло случиться. Но я тебя просто не понимаю. Буквально еще день назад кто мне все уши прожужжал, что у него лучший друг в осаде? Кто торопился в этот Дарессалями...
– Шатт-Аль-Шейх.
– ...какая разница...
– В географическом положении, во-пер...
– Я ГОВОРЮ – КАКАЯ РАЗНИЦА, потому, что конь, без которого судьба Кевина Фрэнка и его супружницы, возьми шантоньцы город, тоже будет не из завидных – в этом Шаль-От-Шейхе, а твое яблоко – в Стелле! Ну-ка, что ты теперь расскажешь про географическое положение, а? Как ты думаешь, сколько они смогут продержаться на одних воронах и собаках? Ты сам пообещал им, что вернешься скоро, никто тебя за язык не тянул.
На покрасневшей физиономии Иванушки отразились следы внутренней борьбы. Без правил. С применением всех видов оружия. Массового поражения.
– Сергий, ну помню я все это, и не думай, что это решение далось мне так просто. Но если бы Кевин Франк был на моем месте, он бы поступил точно так же, и когда я расскажу ему, он все поймет. Ну пойми и ты, Сергий, ну не могли же мы бросить Оливию и Орландо на произвол судьбы в таком безвыходном положении, тем более, что от них – а теперь и от нас – зависят и судьбы их королевств...
– За этим яблоком могли бы отправиться какие-нибудь их родственники, или приятели, или рыцари двора, или как там они называются, у которых нет осажденных друзей и которым не надо спешить в Шахт-Альт-Шейх за этим дурацким конем, которого, к тому же, никто там пока не собирается никому отдавать. Ну ведь скажи, что я прав, а, Иван? По совести-то?
Иванушка вздохнул.
– С одной стороны, прав. А с другой...
– И с другой прав.
– А с другой мы должны им помочь, – твердо завершил царевич. – Мы быстренько. А потом тоже раз – и в Шатт-Аль-Шейх. А на обратном пути к тетушке Баунти заскочим, яблоко отдадим...
– ...и к обеду поспеем, – закончил за него Серый. – Иванушка, скоро только сказка сказывается. Хотя, в принципе, кроме ворон и собак, в Мюхенвальде есть еще и крысы...
– Сергий! Я все понимаю! Но Орландо...
– Ну так что, господа пассажиры, куда лететь-то прикажете? – прервал на корню оправдательную речь Ивана недовольный шерстяной голос. – Отсюда налево – Шатт-Аль-Шейх, направо – Стелла. Решайте, давайте.
Царевич замолчал, опустил глаза.
Серый, поджав губы, расковыривал дырку на коленке.
– Если ты считаешь, что мы не должны были в это ввязываться... Что я напрасно пообещал фее... Что это было неумно и нелепо... И твой здравый смысл говорит – а я научился ему доверять... иногда... в большинстве случаев... все время...
– Говорил же я, что его прирезать надо было, – с выражением "нет пророка в своем отечестве" на хитрой морде припомнил Волк.
– Ну зачем ты так говоришь, Сергий? Ты ведь все равно никогда не сделал бы этого!
– Спорим?
Иван угрюмо покачал головой.
– Не будем мы спорить.В Шатт-Аль-Шейх, ковер. Мы летим в...
– Мы летим в Стеллу!
– А конкретнее? – буркнул ковер.
– Куда конкретнее-то? – удивился Волк. – Откуда мы знаем, где там золотые яблоки выдают? Для начала – куда там ближе, а там видно будет. Если Иван-царевич не передумал, конечно...
Выражение лица Иванушки трудно было не понять. Для особо же сообразительных оно было даже озвучено.
– Сергий. Конечно, ты мне друг. Но если бы ты не был моим другом, я бы тебя когда-нибудь убил, наверное. Может, даже сейчас. Ты абсолютно невозможный человек. И от твоей последовательности я просто в восторге.
– Ну так что – в Стеллу, значит? – ухмыльнулся Серый.
– А, может, в Шатт-Аль-Шейх? – ответил ему Иван.
– Теперь понятно, – если бы у ковра было бы хоть одно плечо, он бы демонстративно пожал им. – Как ведь скажете. Скажете в Стеллу-в Стеллу полетим, скажете в Шатт-Аль-Шейх – в Шатт-Аль-Шейх полетим, скажете в Вамаяси – полетим в Вамаяси, скажете в Нгоро – полетим в...
– Да нет, спасибо, пока только в Стеллу, а вот если там опять какие-нибудь принцы, мамзели или города загибаться будут, и Иванушка наш об этом узнает, то полетим мы тогда и в Вамаяси, и в Нгоро, и к Макару на кулички, куда черт телят не гонял, как выразился бы предпоследний Шарлемань, и еще там куда...
– Куда ведь скажете, туда и полетим, мое дело маленькое.
– Слушай, ковер, а у тебя имя есть? – поинтересовался вдруг Серый. – А то давай, придумаем.
– Есть у меня имя, – довольно прошелестело их транспортное средство. – А вам зачем? Прежние хозяева никогда не спрашивали.
– А нам интересно.
– Ну раз интересно... Зовут меня Саид Ибрагим Рахим Абдрахман Рахматулло Минахмет Амин Рашид Мустафа Масдай.
– Ну ничего себе фамилия!
– А можно, мы будем звать тебя просто Масдаем?
– Я бы предпочел, конечно, свое полное имя...
– Которое из них? Сабит Бибраим...
– Хаким... Рахмин...
– Да нет, Рахмет Минамин... Мин... Мин...
– Но Масдай – тоже хорошо, – все понял и поспешил согласиться ковер.
– Так вот, Масдай, – если бы у ковра было бы хоть одно плечо, Серый его бы по-товарищески сочувственно похлопал. – Сдается мне, что нас опять ждут великие дела.
* * *
После обеда над лесом, как и два дня назад, опустился туман, и впитавший предательскую влагу Масдай тщетно пытался подняться над верхушками сосен больше, чем на полметра.
– Ишь, низко летим...
– К дождю, наверно...
– Посушиться бы, хозяева... – просительно проговорил ковер. – Так ведь и грибок завестись может.
– Так где ж мы тебя сушить будем? – взмолился Иванушка. – Над костром ты же не хочешь, а жилье человеческое нам уже два дня не попадалось.
– А вон, на горизонте, виднеется что-то.
– Где?
– Да вон же, прямо по курсу.
Друзья присмотрелись.
И действительно, среди островерхих макушек бесконечных хвойных проглянула одна, не менее островерхая, но, скорее всего, рукотворного происхождения. Это было понятно с первого взгляда на флюгер. По крайней мере, оставалось лишь надеяться, что это флюгер. Под несуществующим ветром задумчиво поворачивалось из стороны в сторону нечто, сильно смахивающее на василиска, как бы вынюхивая, откуда ждать гостей. Выглядывать в таком тумане оно все равно ничего не смогло бы.
– Похоже на замок.
– Летим туда?
– Но если он из шоколада, или там кто-нибудь спит...
– ...мы займемся этим на обратном пути.
– И это радует. Запрашивай посадку, Масдай. Пришло твое счастье. Там наверняка тебя уже ждет сушилка, выбивалка и гвоздичное масло.
– Я предпочитаю мятное.
– Ну так вперед!
И лес, расступившись, как по мановению волшебной палочки, образовал аккуратненькую кругленькую маленькую полянку, посредине которой, как единственная стрелка солнечных часов, если бы кому-нибудь пришло в голову соорудить солнечные часы в самой чаще непроходимого леса, возвышалась башня из зеленого камня. Как раз с той стороны, с которой они прилетели, Иван неожиданно для себя (и для всех остальных тоже) разглядел дверь, которой, он мог поклясться, там не было еще мгновение назад.
Масдай, содрогнувшись всей площадью, совершил мягкую посадку на влажную холодную траву прямо перед дверью.
Серый огляделся. Дверного молоточка, к которым он успел привыкнуть за время отсутствия дома, здесь нигде видно не было, и тогда он, размахнувшись посильнее, ударил кулаком в...
– Я же говорил вам, коллега Криббль, что надо в программу материализации включить молоток!
...в лоб маленькому старичку. Отчего тот почему-то упал. Увлекая за собой обалдевшего Волка.
– Каменный! – отозвался брызжущий благородным сарказмом, но слегка придушенный голос откуда-то из-под отрока Сергия. – Надо просто уменьшить дельту по темпере сегментов дематериализации, коллега Краббле, а это минутное дело!
– Ой! Извините пожалуйста! – вскочил на ноги Волк и быстро протянул руку своей жертве.
– Магистр Криббль, – энергично пожал ее старичок. – Приятно познакомиться.
– Сергий. Волк.
– А меня зовут Иван, – быстро спешился и царевич, заинтригованный происходящим. – А вы магистр каких наук?
Магистр Криббль сурово посмотрел на гостя.
– Магистры могут быть только одной науки.
– Какой? – проявил чудеса недогадливости Иванушка.
– А как вы считаете, юный принц Иван, от какого слова произошло "магистр" ?
– Ну же, коллега Криббль, усталые путники постучались в наши двери... ПОСТУЧАЛИСЬ БЫ В НАШИ ДВЕРИ, ЕСЛИ БЫ НЕ КОЕ-ЧЬЕ УПРЯМСТВО И НЕЖЕЛАНИЕ ПРИЗНАВАТЬ ОЧЕВИДНОЕ, а вы читаете им лекции по филологии.
– Далеко не очевидное, коллега Краббле, при условии, что триангуляция...
– Ну же, ну же, коллеги, отложим наши разговоры о работе до соответствующего времени. Приглашайте же наших гостей в дом, не держите их на мокрой улице – там начался дождь! А от сырости потом бывает такой ревматизм – вам, молодым, не понять.
– Коллега Круббле прав – проходите же! И заносите этот чудный артефакт, – тот, кто, по-видимости, был коллегой Краббле, щелкнул пальцами, и из полумрака бескрайней прихожей материализовались сушилка, выбивалка и литровый пузырек с надписью "Мятное Масло". – Вешайте его сюда – о нем позаботятся. Нельзя обойти вниманием такой великолепный экземпляр!
– Всегда приятно встретить настоящего знатока, – влажно прошелестел мохеровый голос.
– Ну, что вы, – смутился магистр Краббле. – Всегда к вашим услугам.
– Дорогие гости, Серджиу, Айвен, проходите сюда, – тем временем магистр Круббле исполнял роль радушного хозяина. – Я надеюсь, вы у нас заночуете – дело уже к вечеру близится, и погода портится, а трем одиноким старикам из уединенного замка всегда приятно провести вечерок у камина, слушая о приключениях и событиях в мире, хе-хе.
– Вообще-то...
– Мы согласны, – опередил друга Волк.
– Коллеги, вы слышали – юноши согласились остаться у нас на ночь! Ужинаем сегодня в большом зале у камина!
– Торжественную иллюминацию! – воскликнул магистр Криббль, и ослепительно-яркий свет осветил прихожую, в которой могло бы поместиться, правда, совсем впритык друг к другу, пара замков типа крисанского. – Музыку! – и приглушенные тягучие обволакивающие, как потока, звуки полились со всех сторон.
– Вы очень проголодались, молодые люди?
Иван и Серый, на ум которым практически одновременно пришли пряники, бисквиты и карамель – сухой паек от тетушки Баунти, которым они питались уже три дня подряд, закрыли рты и выдохнули в один голос:
– Очень!
– Замечательно! – потер сухонькие ручки магистр Круббле. – Тогда давайте сейчас мы поднимемся в восточную башню – я покажу вам ваши комнаты – и через час мы вас будем ждать к столу в каминном зале.
– Восточную? – переспросил Иванушка. – А почему она именно восточная?
– Конечно, мне бы не хотелось комментировать ничью крайнюю недогадливость, юноши, но в наших краях башни восточными называются потому, что они находятся в восточной стороне чего-либо.
Иван покраснел, но не сдался.
– Я все понимаю, в нашей стране поступают точно так же, но дело в том, что когда мы подлетали, мы обратили внимание, что башня всего одна, то есть, единственная и, следовательно, быть в восточной стороне чего-либо она просто не может, По определению.
– А на размеры башни вы внимания, часом, не обратили, когда подлетали? – отчего-то развеселился магистр.
– Кстати, да, насчет размеров – снаружи она не показалась нам такой... вместительной, Это, наверное, не спроста,– призадумался царевич.
– Кстати, вот мы и пришли – восточная башня, специально для гостей. Сами мы живем в северной. Или, если быть точнее, мы там иногда бываем, если у нас остается немного времени от исследований и опытов, хе-хе. Их мы проводим в южной и западной башнях и в подвале – коллега Криббль. Потому, что его изысканий никакая башня долго не выдержит. Мы иногда называем его безбашенным. Хе-хе-хе. Сюда, прошу, – и магистр указал на ровную круглую площадку в углу, огороженную высокими перилами.
Серый ступил на нее первым, огляделся и задрал голову.
– Это колодец какой-то! А где же лестница?
– На случай осады лестницы иногда скрывают в стене, и чтобы на нее выйти, надо нажать потайной камень у входа, – предположил Иван, но был поставлен в тупик следующим вопросом:
– А где тут вход?
– Хе-хе-хе, молодые люди. – похлопал их по плечам старичок. – Держитесь крепче.
Вверх, на третий!
И площадка беззвучно устремилась вверх.
– Вот это да!!!
– Ничего себе!!!
– Ну, теперь вы поняли, от какого слова произошло "магистр"? – хихикнул волшебник.
После обильного сытного ужина, о котором со дня своего отбытия из Мюхенвальда лукоморцам приходилось только мечтать, слегка осоловев и устав от чудес, они расположились у громадного камина, в котором на вертеле, если бы у кого-нибудь разыгрался такой аппетит, можно было бы зажарить стадо слонов и, попивая глинтвейн и (в случае Серого), пожевывая бананы в шоколаде у жаркого бездымного огня без дров, друзья до первых петухов развлекали хозяев рассказами о своих приключениях.
Слушатели были идеально благодарными – они не перебивали, когда надо было молчать, в нужных местах ахали и охали, а когда хохотали, то хлопали себя по тощим коленкам и вытирали рукавами шитых звездами балахонов выступавшие от смеха слезы. Словом, обе стороны безмерно наслаждались обществом друг друга, и разошлись крайне неохотно лишь с первыми лучами солнца.
Но только сейчас, когда сладкий сон уже склеивал утомленные очи царевича, а бескрайняя кровать, нежно покачиваясь, отправлялась в плавание в страну сладких грез, откуда-то в подсознании вспыхнула черной искрой, но тут же растворилась в блаженном забытье фраза, сказанная одним из магов другому шепотом за их спиной, когда они поднимались после ужина в свои покои: "Я же говорил – это то, что нам надо. Хе-хе-хе-хе-хе..."
Растворилась, чтобы отравить остатки ночи тошнотворным зельем кошмаров.
Царевич спал беспокойно и, как ему показалось, недолго, но когда он проснулся, мучимый неясными дурными предчувствиями и последствиями переедания на ночь, в окошке солнца уже не было и в помине, а в двери вежливо, но настойчиво кто-то барабанил.