Страница:
– Чтоб тебя кошки съели! – в сердцах выругался отрок Сергий. Без меча он чувствовал себя раздетым. – Урод!
И застыл.
Потому что из зловещих глубин темной норы за его спиной послышался не то шум проходящего поезда, не то низкий рокочущий рев какого-то зверя.
Какого – Серый выяснять не захотел.
Что на его месте сделал бы сейчас Иван?
Ноги, безусловно.
К лешему, в таком случае, Ивана.
Я от этой твари бегать не буду.
Или тварей?...
Или буду?..
Идея пришла простая и ясная, как удар кирпичом по голове.
Серый метнулся вправо, влево, лихорадочно огляделся – нет... Кругом были или отвесные гладкие стены неприветливых скал, или мелкая осыпь, не крупней жердели...
Из норы снова донесся рев, и, казалось, он был уже значительно ближе к поверхности, чем того хотелось бы.
– А, провались земля и небо!.. – отчаянно махнул рукой Волк и скомандовал:
– Масдай, быстро к дыре и наклонись – высыпаем каменюки туда!
В кои-то веки, ковру дважды повторять не пришлось. В мгновение ока он приподнялся, и сложившись желобком, как дорожка в боулинге, выгрузил сергиев клад прямо в приближающееся рычание.
Маленький химерик едва успел шмыгнуть на землю.
Тяжелые камни с грохотом покатились по узкому проходу вниз, и рев невидимого пока монстра перешел в вой, а потом и в визг, становившийся с каждой минутой все глуше, что наводило на мысль о том, что увидеть его нам так будет и не суждено.
Когда все стихло, Серый прислушался. Ничего. Полная тишина.
Хорошо-то как...
Теперь можно и подумать, что ж такое я натворил.
После недолгих калькуляций он обнаружил у себя в активе как минимум три дохлых чудища и безмерную благодарность местного человечества, а в пассиве – меч и несколько центнеров золота. Причем одно из чудовищ и благодарность были весьма абстрактными, а материальные потери – чересчур конкретными.
Ну где вот теперь в этой тьмутаракани найдешь ТАКОЙ клинок!..
Скисший заметно Волк еще раз, на всякий случай, подошел к краю ущелья, но тумана за прошедшее время там почему-то не убавилось.
Вздохнув и понурив голову, уселся он на ковер и дал команду на взлет.
– Туда же летим? – уточнил Масдай.
– Туда же. И побыстрее.
– Как скажешь, хозяин.
И, поднявшись на высоту метров в десять, снова взял курс на восток, стараясь при этом не упустить из вида петляющую, как пьяный заяц, горную тропинку.
– А пассажира-то мне когда ссаживать? – часа через два вдруг невзначай поинтересовался он.
– Какого пассажира? – не понял спросонья Серый.
– М-ме...
Закидав Масдая ветками какого-то дерева с черными противными на вкус ягодами в укромном местечке подальше от дороги, Серый решительно пресек попытку Меки последовать за ним, строго погрозив ему пальцем и сказав волшебное слово "сидеть", а сам отправился в город искать пресловутого ванадского оракула, кем бы тот ни оказался, чтобы во что бы то ни стало выяснить, где сейчас находится его друг Иван-царевич, а также, заодно уж, и где искать это глупое золотое яблоко, если на то дело пошло.
С высоты поросшей лесом горки открывался роскошный вид на Ванадий.
В детстве у него был строительный набор под названием "Построй Лукоморск" в большой синей коробке, и в тихие, хоть и не многочисленные, часы досуга Серый любил высыпать эти кубики, призмы, трапеции, арки и бруски на пол и произвести действия, к которым название этого конструктора призывало. Правда, то, что в подавляющем большинстве случаев у него получалось, особенно, после вмешательства старших братьев, могло, скорее, носить название "Восстанови Лукоморск после ядерной войны", но если бы хоть раз он довел однажды начатое до конца, а детали игрушки были бы сделаны из гладкого белого или розового камня и имели по периметру всего неимоверное множество колонн, а также если бы в комплект входило огромное количество черных, белых, коричневых, красных и розовых статуй всех размеров и телосложений, при этом около половины из них – человекообразных, которые надо было натыкать по городу с последовательностью генератора случайных чисел, то представление о Ванадии получилось бы весьма полным и законченным.
На пологих двускатных крышах (наверное, чтобы снег не задерживался) домов-дворцов-храмов или чего там это у них такое – гнездились несметные полчища голубей. С их количеством, наверное, могли сравниться только толпы людей, кипевшие внизу. Людские ручейки, зарождавшиеся в узких переулочках, впадали в человеческие речки, бурлившие в бело-розовых берегах улиц для того, чтобы минуты спустя оказаться в безбрежных многоголосых морях площадей и базаров. И горе тому разине, которого человеческая стихия выбрасывала в водовороты задних дворов или омуты тупиков – двуногие щуки не оставляли глупому карасю ни единого шанса.
"Ишь ты – все ведь, как везде," – философски покачал головой Волк, поглаживая пустые ножны. "Только где же у них тут этот оракул? И какая-нибудь кузница?.."
– Эй, чужестранец! – окликнули его сзади. – Уж не к оракулу ли ты идешь?
– Ну? – покосился он через плечо.
– Ага, я так и думал, что к нему! – обрадовался маленький сухощавый старичок в телеге, уставленной корзинами с яблоками и виноградом. – Садись, подвезу до города! А то я всю дорогу от нашей деревни вот так – молчком – еду! Скоро говорить разучусь! И угощайся яблочками – они у нас сладкие в этом году получились!
– Спасибо, дедуль! – Волк не заставил себя упрашивать. – А вот скажи, дедушка, далеко ли отсюда до этого самого оракула?
– Это на том конце города, у берега моря, в роще Сифона. Если ты издалека, то, стало быть, ты не знаешь этой истории?
– Которой из них?
– Конечно, о том, как сребролукий Полидор хитростью сразил в честном бою омерзительное чудовище Сифона! Все жители Ванадия были, безусловно, премного благодарны Полидору, так как этот дракон буквально жить не давал честным горожанам, но от огромной мертвой туши исходил ТАКОЙ смрад, так СИФОНИЛО, что некоторые нечестивцы стали поговаривать, что живой дракон-то был гораздо лучше, потому, что его присутствие ощущалось хотя бы раз в два дня, в то время, как... Короче, ясноликий Полидор внял роптанию ванадийцев, снова явился и, поразив молнией всех болтунов, собственноручно закопал злосчастное страшилище в Сифонной роще, как она стала после того называться. Но и это не очень помогло – вонять, конечно, стало меньше, но если несведущий человек невзначай забредал в эту рощу, то лишался чувств сразу и напрочь. В лучшем случае – только одного чувства – обоняния. Но навсегда.
– М-да, действительно, чем-то даже здесь попахивает, – помахал ладонью перед сморщившимся носом Серый.
– Нет-нет, это не то, – замахал руками веселый старичок. – Это естественный запах города – скотобойни, дубильни, отбросы... Хороший, здоровый запах. Чем он сильнее, тем меньше духов болезней осмелятся прилететь сюда. Современной медициной доказано!
– Зачем тогда надо было поднимать столько шума из-за трупа Сифона?
– Ты еще скажи, что нет разницы между одним ночным горшком и общественной уборной!
– Ешеньки-моешеньки!.. – ужаснулся Серый.
– Вот-вот! Ну, так вот. Об оракуле. Однажды одна городская сумасшедшая нечаянно забрела в Сифонную рощу и потеряла сознание. Когда ее на следующий день нашли родственники, зловония как не бывало, а женщина эта стала говорить пророчествами. Только их никто не понимал.
– А откуда же тогда узнали, что это – пророчества?
– А по тому и узнали. Потому, что какие же это пророчества, если их все понимают? И к тому же ее брат стал нам их растолковывать, и его за это назначили верховным жрецом в новом храме Полидора, который мы на свои средства построили в этой роще. И чтобы получить ответ на свой вопрос, проситель должен принести в жертву Полидору какое-нибудь животное. Это я к тому, что если ты хочешь идти к Сифии, то сначала не забудь заглянуть на рынок.
– К Сифии?
– Это предсказательница – а сменилось их уже с тех пор пять поколений – так называется – Сифия. А самых лучших баранов продает на этом базаре Поллюкс – племянник жреца. Вон там, справа, его загон. А я уже приехал. Если будет нужно – спроси здесь деда Полимера – меня тут все знают! Счастливо тебе, чужестранец! Да, кстати, как тебя зовут?
– Волк.
– Ага. Значит, по-нашему, Ликандром будешь. Ну, удачи тебе, Ликандр!
– Да не Лександр я, а Сергий!.. – крикнул было вслед удаляющейся повозке отрок, но людская волна захлестнула ее и смыла из виду в считанные мгновения.
Ожидание в очереди желающих узнать свою судьбу растянулось на два часа. Серый со своим бараном оказались притиснутыми к молодому человеку по имени Язон и его овце, поначалу хотел подраться, во-первых, из-за принципиального для каждого лукоморца вопроса "Вас здесь не стояло", а во-вторых, из-за немилосердно теревших ноги новых сандалий ("Вот как, оказывается, называются эти дурацкие "подметки на онучах", – думал Волк, искренне, но, увы, запоздало жалея о выменянных жарких, но таких удобных сапогах). Но из-за отсутствия свободного пространства и испепеляющей жары просто пролез вперед и после этого с соседом помирился, и теперь они стояли перед входными воротами храма и дожидались, пока их пригласят внутрь.
– ...Это ведь смотря еще к какой сифии попадешь, – с видом завсегдатая просвещал нового знакомого Язон. – Говорят, у них там есть такая, которую не понимает даже первый жрец. Вот у нее предсказания самые точные. Только к ней еще попасть надо. А еще была одна – Инкассандра, вроде, слова которой жрецам надо было еще запутывать, потому что говорила ну как вот мы с тобой. Естественно – какое же это пророчество, если оно понятно без истолкования! Поэтому ее, говорят, сейчас вернули домой, ее отцу – царю Меганемнону. Пусть лучше рукоделием занимается! А всего у них...
– Следующие пятнадцать человек! – распахнулись ворота.
– Пошли! – дернул его за рукав Волк.
– Ты дождись меня, ладно? Не уходи! – напомнил ему Язон и свернул направо, вслед за служкой.
– Ладно-ладно, – отмахнулся Серый, и поддав пинка для предания энергичности вдруг заупиравшемуся бяшке, пошел за своим провожатым.
Весь процесс получения пророчества показался Серому, приготовившемуся морально к древним ритуалам и мистическим обрядам, до неприличия обыденным и скучным. Жертвенное животное отдавалось другому работнику, встречавшему их у входа в комнату. После этого на восковой дощечке жрец записывал вопрос просителя и, оставив его стоять в одиночестве, уходил в отдельные покои, где была сифия. Проситель в это время стоял и разглядывал фрески, из которых узнавал следующее. Получив от жреца дощечку, сифия читала задаваемый вопрос, что-то выпивала, потом занюхивала каким-то белым порошком и впадала в священный транс, сопровождавшийся иногда священными конвульсиями, священным бредом и священными же галлюцинациями. По выходе из него – минут через пять-десять – она бормотала что-то короткое и несвязное, что торжественно интерпретировалось толстым пожилым жрецом благоговеющему клиенту. Правда, в его случае жрец был молодым и тощим, а клиент – скорее скептичным, но через десять минут ответ сиифии был донесен до Серого с надлежащей долей торжественности.
– Я выслушал предсказание сифии и истолковал его. Слушай, что она сказала. "Только принеся в наш храм голову Медузы Горгоны, ты сможешь отыскать своего друга!" – надувая щеки и округляя глаза, сообщил жрец.
– Голову ЧЕГО?
– Кого. Медузы Горгоны. Таково пророчество, – пожал костлявыми плечами служитель культа. – До свидания.
– Э-э-эй! – вскинул ладони Волк. – Подожди!.. Какую голову!? Какой Медузы!? А ты не мог, часом, что-нибудь перепутать, а?
Жрец с видом оскорбленной невинности вскинул голову.
– Таково предсказание сифии! – громко повторил он. – Да не усомнятся невежды! Следующий!..
– ...Нет, ты представляешь, Ликандр, – возбужденно жестикулируя, вот уже десять минут рассказывал Язон, встретившись опять с новым знакомым у выхода, как они договаривались, вернее, как он договаривался, а Серый не успел увильнуть, – И тогда жрец оповестил меня, что сифия предсказала, что мой поход обязательно увенчается успехом! Ты слышишь – обязательно! Это значит, что я вернусь в свой родной Пасифий с золотым руном, и узурпатор отдаст мне трон моего отца! Я так рад, Ликандр, так рад! Как будто уже жезл власти в моих руках! Забыты годы скитаний и лишений! Я стану царем. Сифии никогда не ошибаются! А как обрадуется моя сестра!.. А моя мать! Она будет просто счастлива, узнав о таком благоприятном предсказании!.. Постой, что ж это я – все о себе, да о себе... Какой я эгоист! Каков же был ответ на твой вопрос? У тебя ведь, по-моему, пропал друг? Что тебе сказала сифия?
– Кто такая... Медуза... Гордона? – с трудом припомнил отрок Сергий причудливое имя.
– Горгона? – переспросил Язон.
– Отойдите, не стойте на дороге, – из выходных ворот выкатилась очередная волна удовлетворенных просителей и, обтекая собеседников с обеих сторон, покатилась дальше.
– Ну, может, и Горгона... Не запомнил я, чья она. А кто такой, этот Горгон?
– А что случилось? – встревожился стеллиандр. – Она похитила твоего друга?
– Нет. Хотя, наверное, было бы лучше, если бы да. Я хоть бы знал, где его искать...
– Что ты, что ты!.. Не говори так! Ты сам не знаешь, что сказал! – испуганно замахал руками царевич. – Если бы Медуза Горгона похитила бы его – ему бы уже ничего не помогло! Ты знаешь, кто такая эта Медуза?
– Так поэтому я тебя и спрашиваю! – не выдержал Волк.
– А, ну да... Медуза Горгона – отвратительное, мерзкое чудовище. У нее медное тело, железные крылья, а вместо волос на голове – ядовитые змеи! Один ее взгляд превращает все живое в камень! Их три сестры – три Горгоны. Старшая – Голотурия, средняя – Актиния, и Медуза – младшая сестра. Старшие сестры бессмертные, смертная одна Медуза.
– Ну, и что? – недоуменно нахмурился Волк. – Зачем сифии медузина голова?
– Да как ты не поймешь! – воскликнул Язон. – Это же так просто! Голова Горгоны – мечта любого! С такой вещью ты становишься непобедимым – ведь, говорят, и мертвая голова Горгоны сохраняет все свойства живой, а это значит, что все твои враги превратятся в камень, не успев и глазом моргнуть!
– И это обнадеживает, – кисло поджал губы Волк. – Значит, я принесу эту башку сюда только для того, чтобы одни стеллиандры превращали в камень других... Ну, что ж... Если ты говоришь, что предсказания этих ваших сифий действительно верны, и что без этого мне приятеля моего не сыскать...
– Абсолютно верны!.. – горячо подтвердил Язон.
– Тогда подскажи мне, пожалуйста, где мне эту Медузу найти, – подытожил Серый, погладив нежно рукоять нового меча.
– Не знаю, – коротко ответил тот.
– А кто знает? – терпеливо вздохнул Волк.
– Грайи.
– Кто-о?
– Грайи. Горгоньи тетки. Говорят, они живут на самой высокой вершине Северных гор. И туда редко кто добирался. А обратно – еще реже.
"Слишком много "говорят" во всем этом", – угрюмо подумал Волк, но, опасаясь новой лекции о том, как верны все предсказания, точны все слухи и аккуратны все сплетни, вслух спросил:
– Северные горы – где это?
– На севере, – пояснил Язон, но увидев выражение лица собеседника, поспешил добавить: – Днях в пяти отсюда, если идти пешком. От Северных ворот Ванадия в ту сторону идет дорога, но потом сворачивает. Туда дороги нет.
– Ну, на "нет" и суда нет, – хлопнул по плечу стеллиандра Волк. – Спасибо за совет. Желаю успеха в твоем походе, а мне тоже пора.
– Как, ты уже пошел? А разве мы не посидим в харчевне, не...
– Пропустите, не загораживайте... – выплеснулась из выходных ворот еще одна волна искателей предсказаний.
– Нет. Не обессудь, Язон – тороплюсь я. Раньше сядешь – раньше выйдешь! Счастливо! – и, махнув на прощанье рукой, Серый скрылся за поворотом.
– А как же... – в беспомощном недоумении протянул ему вслед руки юноша. – Я же думал, что мы вместе пойдем...
– Извините, но с вами вместе пойду я, – раздался у него за спиной незнакомый голос.
– Кто ты? – с недоумением оглядел Язон незнакомца с ног до головы.
– Это царевич Ион, – рядом с первым неизвестным появился второй.
"Какие педилы..." – усмехнулся про себя Язон.
– Мне сифия сказала идти с первым встречным, – набычив голову и глядя исподлобья, не терпящим возражения тоном заявил царевич Ион. – Это – мое предсказание, как найти потерянного друга, и я буду за вами ходить, чего бы это мне не стоило.
Когда вечером Волк дохромал до своего тайника, ковер исчез.
Не веря своим глазам, Серый переворошил все кусты, заглянул под все ветки, камни и чуть ли не под все травинки, потом вышел обратно на дорогу, чтобы проверить, не ошибся ли он местом, хотя и без того знал, что не ошибся, что ветки, набросанные им поверх Масдая, раскиданы во все стороны, и что ковер бесследно пропал.
Бросив на траву мешок с котелком, ложкой, овощами и солью, которыми он по пути затарился во встречных лавках – базар так поздно уже не работал – он устало опустился на землю и стал развязывать злосчастные сандалии, выменянные им, видно, в недобрый час. Под ремешками уже виднелись красные потертости и кровавые пузыри мозолей.
"Зато не жарко," – слабо попробовал он найти ложку меда в бочке дегтя, но подобное утешение звучало неубедительно даже для него. Или в первую очередь для него.
"Эх, ножки мои ножки, ножки-хорошки, и за что же это вас так... Ведь правду говорят – дурная голова ногам покоя не дает... Сапоги менять голова додумалась, а досталось ногам... Нет в жизни справедливости. А интересно, подорожник у них тут растет? Надо посмотреть. А потом из плаща портянки нарежу. Вот и пригодился такой тонкий – а я еще брать не хотел – а так бы тоже сперли, как и ковер... Раз сперли – значит, скорее всего, горожанин какой-нибудь. Раз ворует – значит бедный. Был бы богатый – прислугу бы послал. Раз бедный – значит продавать понесет. Раз продавать – значит самому богатому, потому, что таких диковин у них тут, видать, не водится – вон, эти двое – Ирак с царем, как там его... неважно... как увидели Масдая – так все изохались. А раз диковина – значит, хорошую цену за него получить можно. Значит, богатею понесет... Ладно, ладно... А подорожника тут у них нет... Очень жалко. Придется так наматывать. А ведь ноги-то у меня не казенные. Ну, перекупщик – берегись. На натертых ногах теперь тебя еще искать сколько... И чем дольше – тем берегись."
Закончив переобувание, Волк потянулся не глядя за мешком с утварью и замер – пальцы его натолкнулись на гладкое холодное чешуйчатое что-то.
– Ах, ты дармоед! – с несправедливым упреком повернулся он к Меке. – Я тебе доверил, охранять оставил – а ты!.. Опять за бабочками гонялся! Стрекозел!
Химерик (ибо это был именно он) виновато понурил белобрысую голову с подросшими явно за эти несколько дней рожками и попытался поджать хвост.
– Эх, ты... Холера... Химера...
– М-ме...
– Вот тебе и "ме"... – со вздохом поднялся он, подхватив мешок. – Ну, я пошел, к ужину не жди.
Непонятно, почему химерик привязался к Серому с первого взгляда.
Признал ли он в его чумазом лице родителя, вожака или хозяина – оставалось загадкой, но следовал он за ним с того самого утра их первой встречи неотступно, уползая ненадолго погулять, пощипать травку, подрать кору с оливок при приземлении, но быстро возвращаясь и находясь неотступно при персоне в оставшееся время. Перед отлетом он забирался Волку на колени, сворачивался клубком и всем своим видом показывал, что здесь им, великим путешественникам, больше делать нечего.
Вот и сейчас, когда Волк направился обратно к городу по безлюдной пыльной дороге, Мека без раздумья последовал за ним.
– Кыш, – предложил ему Волк. – Халява кончилась. Летать больше не на чем пока. Живи тут в свое удовольствие – чего ты ко мне прицепился-то!
– Ме-а! – упрямо мотнул мордой химерик и, прибавив ходу, обогнал остановившегося Серого на несколько шагов. – М-ме-е-е! – рогатая голова приподнялась на полметра от земли на черном матовым туловище и стала поворачиваться из стороны в сторону, шмыгая бархатистым розовым носиком. Желтый хвост с кисточкой задумчиво подметал дорогу, поднимая облако пыли.
– Ты что – принюхиваешься, что ли? – удивился Волк. – Думаешь, ты собака?
– Ме!
– Понятно. Ну, и как? Получается? Где Масдай? Ищи Масдая, ищи, хороший козелик!.. Масдая ищем!..
Мека втянул в широко распахнувшиеся ноздри новую порцию прохладного вечернего воздуха, потом, не выдыхая, еще и еще...
Раздалось победное "М-ме-е!!!", и химерик стрелой помчался вниз под уклон, по направлению к Ванадию.
– Э-э-эй! Постой! Погоди! Погоди!!! Мека!!! Остановись!!! – Серый припустил за ним, и едва смог догнать. – Ты что – с ума сошел? Ты что – в город собрался в таком виде заявиться? Чтоб тебя или прибили, или украли? Где твои мозги-то козлиные?
– М-ме?..
– Ну, я не знаю, что с тобой делать, но, по-моему, к появлению служебно-розыскных химер эта страна еще не готова. Впрочем, как и всякая другая, сдается мне...
Отрок Сергий почесал в затылке – самое лучшее народное средство для ускорения мыслительных процессов и вывода их на качественно новый уровень. Не подвело оно и на этот раз.
– Ага! Придумал! – поднял он к стремительно синеющему небу палец и потянул завязки у мешка. – Щас мы с тобой всех перехитрим. Полезай-ка сюда! Будешь из засады мне дорогу показывать.
Мека заполз вовнутрь и высунул наружу голову. Вокруг его шеи, так, чтобы было видно только ее шерстистую часть, Волк тихонько обвязал веревку и взял мешок на руки. Идиллическая картина, тысячелетиями заставляющая художников хвататься за кисти, туристов – за фотоаппараты, а родителей – за ремень: мальчик с любимым козленком очень поздним вечером возвращается домой.
– Ме.
– Ого, а ты, кажется, за это время-то потяжелел, приятель! – крякнул Серый, пристраивая ношу поудобнее. – Ну, что – все? Готов? Поехали!
К конечной цели – как оказалось, это была роскошная загородная усадьба, обнесенная мраморной оградой с черными чугунными решетками, с большим домом, садом и двором – они прибыли после нескольких часов блужданий по городу по следам похитителя, когда было уже скорее ближе к рассвету, чем к закату. Но, несмотря на это, судя по устало фальшивящим взвизгам и хрипам каких-то туземных музыкальных инструментов, веселье за забором было в полном разгаре.
В воротах стояли два солдата с большими круглыми щитами и длинными копьями.
– А ты уверен, что это здесь? – шепотом спросил у Меки Волк, нырнув в кусты на всякий случай.
– Ме, – так же шепотом ответил химерик.
– Ну, смотри, – покачал головой Серый.
Через две минуты они уже были на территории поместья и пробирались на свет и звуки агонизирующей музыки, оставив позади суровых молчаливых (а, может, просто спящих стоя) стражей.
Стояла чудесная теплая летняя ночь, похожая на все остальные чудесные теплые летние ночи в Стелле, конечно, кроме чудесных теплых осенних, зимних и весенних ночей, и, возможно, поэтому участники вечеринки решили предаться чревоугодию, пьянству и другим порокам под открытым небом. По крайней мере, те из них, которые еще подавали признаки разумной жизни. Или вообще хоть какой-нибудь жизни как таковой.
Полуголые толстомордые стеллиандры возлежали за пиршественными столами в круге света, расставленными большим четырехугольником, а полуголые тощие слуги сновали туда-сюда с подносами и блюдами между этим пикником и кухней в доме как муравьи. Немного в стороне сидели измотанной кучкой семеро музыкантов, из последних сил дудя, звеня и стуча в свои инструменты – главное не перепутать! – но, судя по доносящимся до слушателей звукам, все-таки уже иногда путали.
По краям площадки, у столов, в быстром танце медленно кружились не менее утомленные девушки с давно увядшими цветами в скорее растрепанных, чем распущенных, волосах.
А в самом центре были свалены в кучу диковинные фрукты, золотая и серебряная посуда, вычурные доспехи и оружие, пересыпанные мечущими даже при свете факелов искры драгоценностями и просторная клетка с тремя павлинами.
И все это лежало на Масдае.
Так просто!
Но артистическая натура Серого просилась в полет не только на ковре, и, к тому же, тут, похоже, справляли какой-то праздник, может быть, даже чей-нибудь день рождения, а день рождения – дело святое. И сделать так, чтобы местные бояре запомнили эту ночь надолго, было делом чести и отваги, делом доблести и геройства, как сказал однажды
Иван, если только он этот лозунг не у кого не сплагиатил.
Стырить дудку, выпавшую из обмякшей руки заснувшего на полу-аккорде музыканта, было делом одной минуты.
И как только оставшиеся его товарищи доиграли свою измученную мелодию до конца, и обессиленные танцовщицы, спотыкаясь и посылая воздушные поцелуи (правда, даже они не долетали до адресатов), удалились на отдых, на арену вышел Серый.
– Ув-ва-джаем-мые там-мы и кос-спода! – обратился он к почтеннейшей публике с каким-то ужасным космополитским акцентом, с которым, по его мнению, должны были разговаривать все ведущие артисты международной эстрады. – Сейчас-с пер-ред фами фыступит снам-менитый фок-кусник, ил-люсиони-ист и прести-дижитатор из Мюх-хенвальт-та Вольфк-ганг Мессен-джер! Толь-лько один раз! Пас-смат-трит-те на эту дудку! Эт-то есть простой стеллийский дудк-ка! Никакой подвох! – и он, опустив на ковер свой мешок, обошел ряды стеллиандров, демонстрируя трофейный инструмент и так, и эдак. Около тридцати пар глаз оторвались от кубков и тарелок и стали заинтересованно изучали невесть откуда взявшегося заморского гостя. Похоже, искусство, требующее быстроты и ловкости рук и немного мошенничества, еще не проникло так далеко на юг белого света.
И застыл.
Потому что из зловещих глубин темной норы за его спиной послышался не то шум проходящего поезда, не то низкий рокочущий рев какого-то зверя.
Какого – Серый выяснять не захотел.
Что на его месте сделал бы сейчас Иван?
Ноги, безусловно.
К лешему, в таком случае, Ивана.
Я от этой твари бегать не буду.
Или тварей?...
Или буду?..
Идея пришла простая и ясная, как удар кирпичом по голове.
Серый метнулся вправо, влево, лихорадочно огляделся – нет... Кругом были или отвесные гладкие стены неприветливых скал, или мелкая осыпь, не крупней жердели...
Из норы снова донесся рев, и, казалось, он был уже значительно ближе к поверхности, чем того хотелось бы.
– А, провались земля и небо!.. – отчаянно махнул рукой Волк и скомандовал:
– Масдай, быстро к дыре и наклонись – высыпаем каменюки туда!
В кои-то веки, ковру дважды повторять не пришлось. В мгновение ока он приподнялся, и сложившись желобком, как дорожка в боулинге, выгрузил сергиев клад прямо в приближающееся рычание.
Маленький химерик едва успел шмыгнуть на землю.
Тяжелые камни с грохотом покатились по узкому проходу вниз, и рев невидимого пока монстра перешел в вой, а потом и в визг, становившийся с каждой минутой все глуше, что наводило на мысль о том, что увидеть его нам так будет и не суждено.
Когда все стихло, Серый прислушался. Ничего. Полная тишина.
Хорошо-то как...
Теперь можно и подумать, что ж такое я натворил.
После недолгих калькуляций он обнаружил у себя в активе как минимум три дохлых чудища и безмерную благодарность местного человечества, а в пассиве – меч и несколько центнеров золота. Причем одно из чудовищ и благодарность были весьма абстрактными, а материальные потери – чересчур конкретными.
Ну где вот теперь в этой тьмутаракани найдешь ТАКОЙ клинок!..
Скисший заметно Волк еще раз, на всякий случай, подошел к краю ущелья, но тумана за прошедшее время там почему-то не убавилось.
Вздохнув и понурив голову, уселся он на ковер и дал команду на взлет.
– Туда же летим? – уточнил Масдай.
– Туда же. И побыстрее.
– Как скажешь, хозяин.
И, поднявшись на высоту метров в десять, снова взял курс на восток, стараясь при этом не упустить из вида петляющую, как пьяный заяц, горную тропинку.
– А пассажира-то мне когда ссаживать? – часа через два вдруг невзначай поинтересовался он.
– Какого пассажира? – не понял спросонья Серый.
– М-ме...
* * *
Закидав Масдая ветками какого-то дерева с черными противными на вкус ягодами в укромном местечке подальше от дороги, Серый решительно пресек попытку Меки последовать за ним, строго погрозив ему пальцем и сказав волшебное слово "сидеть", а сам отправился в город искать пресловутого ванадского оракула, кем бы тот ни оказался, чтобы во что бы то ни стало выяснить, где сейчас находится его друг Иван-царевич, а также, заодно уж, и где искать это глупое золотое яблоко, если на то дело пошло.
С высоты поросшей лесом горки открывался роскошный вид на Ванадий.
В детстве у него был строительный набор под названием "Построй Лукоморск" в большой синей коробке, и в тихие, хоть и не многочисленные, часы досуга Серый любил высыпать эти кубики, призмы, трапеции, арки и бруски на пол и произвести действия, к которым название этого конструктора призывало. Правда, то, что в подавляющем большинстве случаев у него получалось, особенно, после вмешательства старших братьев, могло, скорее, носить название "Восстанови Лукоморск после ядерной войны", но если бы хоть раз он довел однажды начатое до конца, а детали игрушки были бы сделаны из гладкого белого или розового камня и имели по периметру всего неимоверное множество колонн, а также если бы в комплект входило огромное количество черных, белых, коричневых, красных и розовых статуй всех размеров и телосложений, при этом около половины из них – человекообразных, которые надо было натыкать по городу с последовательностью генератора случайных чисел, то представление о Ванадии получилось бы весьма полным и законченным.
На пологих двускатных крышах (наверное, чтобы снег не задерживался) домов-дворцов-храмов или чего там это у них такое – гнездились несметные полчища голубей. С их количеством, наверное, могли сравниться только толпы людей, кипевшие внизу. Людские ручейки, зарождавшиеся в узких переулочках, впадали в человеческие речки, бурлившие в бело-розовых берегах улиц для того, чтобы минуты спустя оказаться в безбрежных многоголосых морях площадей и базаров. И горе тому разине, которого человеческая стихия выбрасывала в водовороты задних дворов или омуты тупиков – двуногие щуки не оставляли глупому карасю ни единого шанса.
"Ишь ты – все ведь, как везде," – философски покачал головой Волк, поглаживая пустые ножны. "Только где же у них тут этот оракул? И какая-нибудь кузница?.."
– Эй, чужестранец! – окликнули его сзади. – Уж не к оракулу ли ты идешь?
– Ну? – покосился он через плечо.
– Ага, я так и думал, что к нему! – обрадовался маленький сухощавый старичок в телеге, уставленной корзинами с яблоками и виноградом. – Садись, подвезу до города! А то я всю дорогу от нашей деревни вот так – молчком – еду! Скоро говорить разучусь! И угощайся яблочками – они у нас сладкие в этом году получились!
– Спасибо, дедуль! – Волк не заставил себя упрашивать. – А вот скажи, дедушка, далеко ли отсюда до этого самого оракула?
– Это на том конце города, у берега моря, в роще Сифона. Если ты издалека, то, стало быть, ты не знаешь этой истории?
– Которой из них?
– Конечно, о том, как сребролукий Полидор хитростью сразил в честном бою омерзительное чудовище Сифона! Все жители Ванадия были, безусловно, премного благодарны Полидору, так как этот дракон буквально жить не давал честным горожанам, но от огромной мертвой туши исходил ТАКОЙ смрад, так СИФОНИЛО, что некоторые нечестивцы стали поговаривать, что живой дракон-то был гораздо лучше, потому, что его присутствие ощущалось хотя бы раз в два дня, в то время, как... Короче, ясноликий Полидор внял роптанию ванадийцев, снова явился и, поразив молнией всех болтунов, собственноручно закопал злосчастное страшилище в Сифонной роще, как она стала после того называться. Но и это не очень помогло – вонять, конечно, стало меньше, но если несведущий человек невзначай забредал в эту рощу, то лишался чувств сразу и напрочь. В лучшем случае – только одного чувства – обоняния. Но навсегда.
– М-да, действительно, чем-то даже здесь попахивает, – помахал ладонью перед сморщившимся носом Серый.
– Нет-нет, это не то, – замахал руками веселый старичок. – Это естественный запах города – скотобойни, дубильни, отбросы... Хороший, здоровый запах. Чем он сильнее, тем меньше духов болезней осмелятся прилететь сюда. Современной медициной доказано!
– Зачем тогда надо было поднимать столько шума из-за трупа Сифона?
– Ты еще скажи, что нет разницы между одним ночным горшком и общественной уборной!
– Ешеньки-моешеньки!.. – ужаснулся Серый.
– Вот-вот! Ну, так вот. Об оракуле. Однажды одна городская сумасшедшая нечаянно забрела в Сифонную рощу и потеряла сознание. Когда ее на следующий день нашли родственники, зловония как не бывало, а женщина эта стала говорить пророчествами. Только их никто не понимал.
– А откуда же тогда узнали, что это – пророчества?
– А по тому и узнали. Потому, что какие же это пророчества, если их все понимают? И к тому же ее брат стал нам их растолковывать, и его за это назначили верховным жрецом в новом храме Полидора, который мы на свои средства построили в этой роще. И чтобы получить ответ на свой вопрос, проситель должен принести в жертву Полидору какое-нибудь животное. Это я к тому, что если ты хочешь идти к Сифии, то сначала не забудь заглянуть на рынок.
– К Сифии?
– Это предсказательница – а сменилось их уже с тех пор пять поколений – так называется – Сифия. А самых лучших баранов продает на этом базаре Поллюкс – племянник жреца. Вон там, справа, его загон. А я уже приехал. Если будет нужно – спроси здесь деда Полимера – меня тут все знают! Счастливо тебе, чужестранец! Да, кстати, как тебя зовут?
– Волк.
– Ага. Значит, по-нашему, Ликандром будешь. Ну, удачи тебе, Ликандр!
– Да не Лександр я, а Сергий!.. – крикнул было вслед удаляющейся повозке отрок, но людская волна захлестнула ее и смыла из виду в считанные мгновения.
Ожидание в очереди желающих узнать свою судьбу растянулось на два часа. Серый со своим бараном оказались притиснутыми к молодому человеку по имени Язон и его овце, поначалу хотел подраться, во-первых, из-за принципиального для каждого лукоморца вопроса "Вас здесь не стояло", а во-вторых, из-за немилосердно теревших ноги новых сандалий ("Вот как, оказывается, называются эти дурацкие "подметки на онучах", – думал Волк, искренне, но, увы, запоздало жалея о выменянных жарких, но таких удобных сапогах). Но из-за отсутствия свободного пространства и испепеляющей жары просто пролез вперед и после этого с соседом помирился, и теперь они стояли перед входными воротами храма и дожидались, пока их пригласят внутрь.
– ...Это ведь смотря еще к какой сифии попадешь, – с видом завсегдатая просвещал нового знакомого Язон. – Говорят, у них там есть такая, которую не понимает даже первый жрец. Вот у нее предсказания самые точные. Только к ней еще попасть надо. А еще была одна – Инкассандра, вроде, слова которой жрецам надо было еще запутывать, потому что говорила ну как вот мы с тобой. Естественно – какое же это пророчество, если оно понятно без истолкования! Поэтому ее, говорят, сейчас вернули домой, ее отцу – царю Меганемнону. Пусть лучше рукоделием занимается! А всего у них...
– Следующие пятнадцать человек! – распахнулись ворота.
– Пошли! – дернул его за рукав Волк.
– Ты дождись меня, ладно? Не уходи! – напомнил ему Язон и свернул направо, вслед за служкой.
– Ладно-ладно, – отмахнулся Серый, и поддав пинка для предания энергичности вдруг заупиравшемуся бяшке, пошел за своим провожатым.
Весь процесс получения пророчества показался Серому, приготовившемуся морально к древним ритуалам и мистическим обрядам, до неприличия обыденным и скучным. Жертвенное животное отдавалось другому работнику, встречавшему их у входа в комнату. После этого на восковой дощечке жрец записывал вопрос просителя и, оставив его стоять в одиночестве, уходил в отдельные покои, где была сифия. Проситель в это время стоял и разглядывал фрески, из которых узнавал следующее. Получив от жреца дощечку, сифия читала задаваемый вопрос, что-то выпивала, потом занюхивала каким-то белым порошком и впадала в священный транс, сопровождавшийся иногда священными конвульсиями, священным бредом и священными же галлюцинациями. По выходе из него – минут через пять-десять – она бормотала что-то короткое и несвязное, что торжественно интерпретировалось толстым пожилым жрецом благоговеющему клиенту. Правда, в его случае жрец был молодым и тощим, а клиент – скорее скептичным, но через десять минут ответ сиифии был донесен до Серого с надлежащей долей торжественности.
– Я выслушал предсказание сифии и истолковал его. Слушай, что она сказала. "Только принеся в наш храм голову Медузы Горгоны, ты сможешь отыскать своего друга!" – надувая щеки и округляя глаза, сообщил жрец.
– Голову ЧЕГО?
– Кого. Медузы Горгоны. Таково пророчество, – пожал костлявыми плечами служитель культа. – До свидания.
– Э-э-эй! – вскинул ладони Волк. – Подожди!.. Какую голову!? Какой Медузы!? А ты не мог, часом, что-нибудь перепутать, а?
Жрец с видом оскорбленной невинности вскинул голову.
– Таково предсказание сифии! – громко повторил он. – Да не усомнятся невежды! Следующий!..
– ...Нет, ты представляешь, Ликандр, – возбужденно жестикулируя, вот уже десять минут рассказывал Язон, встретившись опять с новым знакомым у выхода, как они договаривались, вернее, как он договаривался, а Серый не успел увильнуть, – И тогда жрец оповестил меня, что сифия предсказала, что мой поход обязательно увенчается успехом! Ты слышишь – обязательно! Это значит, что я вернусь в свой родной Пасифий с золотым руном, и узурпатор отдаст мне трон моего отца! Я так рад, Ликандр, так рад! Как будто уже жезл власти в моих руках! Забыты годы скитаний и лишений! Я стану царем. Сифии никогда не ошибаются! А как обрадуется моя сестра!.. А моя мать! Она будет просто счастлива, узнав о таком благоприятном предсказании!.. Постой, что ж это я – все о себе, да о себе... Какой я эгоист! Каков же был ответ на твой вопрос? У тебя ведь, по-моему, пропал друг? Что тебе сказала сифия?
– Кто такая... Медуза... Гордона? – с трудом припомнил отрок Сергий причудливое имя.
– Горгона? – переспросил Язон.
– Отойдите, не стойте на дороге, – из выходных ворот выкатилась очередная волна удовлетворенных просителей и, обтекая собеседников с обеих сторон, покатилась дальше.
– Ну, может, и Горгона... Не запомнил я, чья она. А кто такой, этот Горгон?
– А что случилось? – встревожился стеллиандр. – Она похитила твоего друга?
– Нет. Хотя, наверное, было бы лучше, если бы да. Я хоть бы знал, где его искать...
– Что ты, что ты!.. Не говори так! Ты сам не знаешь, что сказал! – испуганно замахал руками царевич. – Если бы Медуза Горгона похитила бы его – ему бы уже ничего не помогло! Ты знаешь, кто такая эта Медуза?
– Так поэтому я тебя и спрашиваю! – не выдержал Волк.
– А, ну да... Медуза Горгона – отвратительное, мерзкое чудовище. У нее медное тело, железные крылья, а вместо волос на голове – ядовитые змеи! Один ее взгляд превращает все живое в камень! Их три сестры – три Горгоны. Старшая – Голотурия, средняя – Актиния, и Медуза – младшая сестра. Старшие сестры бессмертные, смертная одна Медуза.
– Ну, и что? – недоуменно нахмурился Волк. – Зачем сифии медузина голова?
– Да как ты не поймешь! – воскликнул Язон. – Это же так просто! Голова Горгоны – мечта любого! С такой вещью ты становишься непобедимым – ведь, говорят, и мертвая голова Горгоны сохраняет все свойства живой, а это значит, что все твои враги превратятся в камень, не успев и глазом моргнуть!
– И это обнадеживает, – кисло поджал губы Волк. – Значит, я принесу эту башку сюда только для того, чтобы одни стеллиандры превращали в камень других... Ну, что ж... Если ты говоришь, что предсказания этих ваших сифий действительно верны, и что без этого мне приятеля моего не сыскать...
– Абсолютно верны!.. – горячо подтвердил Язон.
– Тогда подскажи мне, пожалуйста, где мне эту Медузу найти, – подытожил Серый, погладив нежно рукоять нового меча.
– Не знаю, – коротко ответил тот.
– А кто знает? – терпеливо вздохнул Волк.
– Грайи.
– Кто-о?
– Грайи. Горгоньи тетки. Говорят, они живут на самой высокой вершине Северных гор. И туда редко кто добирался. А обратно – еще реже.
"Слишком много "говорят" во всем этом", – угрюмо подумал Волк, но, опасаясь новой лекции о том, как верны все предсказания, точны все слухи и аккуратны все сплетни, вслух спросил:
– Северные горы – где это?
– На севере, – пояснил Язон, но увидев выражение лица собеседника, поспешил добавить: – Днях в пяти отсюда, если идти пешком. От Северных ворот Ванадия в ту сторону идет дорога, но потом сворачивает. Туда дороги нет.
– Ну, на "нет" и суда нет, – хлопнул по плечу стеллиандра Волк. – Спасибо за совет. Желаю успеха в твоем походе, а мне тоже пора.
– Как, ты уже пошел? А разве мы не посидим в харчевне, не...
– Пропустите, не загораживайте... – выплеснулась из выходных ворот еще одна волна искателей предсказаний.
– Нет. Не обессудь, Язон – тороплюсь я. Раньше сядешь – раньше выйдешь! Счастливо! – и, махнув на прощанье рукой, Серый скрылся за поворотом.
– А как же... – в беспомощном недоумении протянул ему вслед руки юноша. – Я же думал, что мы вместе пойдем...
– Извините, но с вами вместе пойду я, – раздался у него за спиной незнакомый голос.
– Кто ты? – с недоумением оглядел Язон незнакомца с ног до головы.
– Это царевич Ион, – рядом с первым неизвестным появился второй.
"Какие педилы..." – усмехнулся про себя Язон.
– Мне сифия сказала идти с первым встречным, – набычив голову и глядя исподлобья, не терпящим возражения тоном заявил царевич Ион. – Это – мое предсказание, как найти потерянного друга, и я буду за вами ходить, чего бы это мне не стоило.
* * *
Когда вечером Волк дохромал до своего тайника, ковер исчез.
Не веря своим глазам, Серый переворошил все кусты, заглянул под все ветки, камни и чуть ли не под все травинки, потом вышел обратно на дорогу, чтобы проверить, не ошибся ли он местом, хотя и без того знал, что не ошибся, что ветки, набросанные им поверх Масдая, раскиданы во все стороны, и что ковер бесследно пропал.
Бросив на траву мешок с котелком, ложкой, овощами и солью, которыми он по пути затарился во встречных лавках – базар так поздно уже не работал – он устало опустился на землю и стал развязывать злосчастные сандалии, выменянные им, видно, в недобрый час. Под ремешками уже виднелись красные потертости и кровавые пузыри мозолей.
"Зато не жарко," – слабо попробовал он найти ложку меда в бочке дегтя, но подобное утешение звучало неубедительно даже для него. Или в первую очередь для него.
"Эх, ножки мои ножки, ножки-хорошки, и за что же это вас так... Ведь правду говорят – дурная голова ногам покоя не дает... Сапоги менять голова додумалась, а досталось ногам... Нет в жизни справедливости. А интересно, подорожник у них тут растет? Надо посмотреть. А потом из плаща портянки нарежу. Вот и пригодился такой тонкий – а я еще брать не хотел – а так бы тоже сперли, как и ковер... Раз сперли – значит, скорее всего, горожанин какой-нибудь. Раз ворует – значит бедный. Был бы богатый – прислугу бы послал. Раз бедный – значит продавать понесет. Раз продавать – значит самому богатому, потому, что таких диковин у них тут, видать, не водится – вон, эти двое – Ирак с царем, как там его... неважно... как увидели Масдая – так все изохались. А раз диковина – значит, хорошую цену за него получить можно. Значит, богатею понесет... Ладно, ладно... А подорожника тут у них нет... Очень жалко. Придется так наматывать. А ведь ноги-то у меня не казенные. Ну, перекупщик – берегись. На натертых ногах теперь тебя еще искать сколько... И чем дольше – тем берегись."
Закончив переобувание, Волк потянулся не глядя за мешком с утварью и замер – пальцы его натолкнулись на гладкое холодное чешуйчатое что-то.
– Ах, ты дармоед! – с несправедливым упреком повернулся он к Меке. – Я тебе доверил, охранять оставил – а ты!.. Опять за бабочками гонялся! Стрекозел!
Химерик (ибо это был именно он) виновато понурил белобрысую голову с подросшими явно за эти несколько дней рожками и попытался поджать хвост.
– Эх, ты... Холера... Химера...
– М-ме...
– Вот тебе и "ме"... – со вздохом поднялся он, подхватив мешок. – Ну, я пошел, к ужину не жди.
Непонятно, почему химерик привязался к Серому с первого взгляда.
Признал ли он в его чумазом лице родителя, вожака или хозяина – оставалось загадкой, но следовал он за ним с того самого утра их первой встречи неотступно, уползая ненадолго погулять, пощипать травку, подрать кору с оливок при приземлении, но быстро возвращаясь и находясь неотступно при персоне в оставшееся время. Перед отлетом он забирался Волку на колени, сворачивался клубком и всем своим видом показывал, что здесь им, великим путешественникам, больше делать нечего.
Вот и сейчас, когда Волк направился обратно к городу по безлюдной пыльной дороге, Мека без раздумья последовал за ним.
– Кыш, – предложил ему Волк. – Халява кончилась. Летать больше не на чем пока. Живи тут в свое удовольствие – чего ты ко мне прицепился-то!
– Ме-а! – упрямо мотнул мордой химерик и, прибавив ходу, обогнал остановившегося Серого на несколько шагов. – М-ме-е-е! – рогатая голова приподнялась на полметра от земли на черном матовым туловище и стала поворачиваться из стороны в сторону, шмыгая бархатистым розовым носиком. Желтый хвост с кисточкой задумчиво подметал дорогу, поднимая облако пыли.
– Ты что – принюхиваешься, что ли? – удивился Волк. – Думаешь, ты собака?
– Ме!
– Понятно. Ну, и как? Получается? Где Масдай? Ищи Масдая, ищи, хороший козелик!.. Масдая ищем!..
Мека втянул в широко распахнувшиеся ноздри новую порцию прохладного вечернего воздуха, потом, не выдыхая, еще и еще...
Раздалось победное "М-ме-е!!!", и химерик стрелой помчался вниз под уклон, по направлению к Ванадию.
– Э-э-эй! Постой! Погоди! Погоди!!! Мека!!! Остановись!!! – Серый припустил за ним, и едва смог догнать. – Ты что – с ума сошел? Ты что – в город собрался в таком виде заявиться? Чтоб тебя или прибили, или украли? Где твои мозги-то козлиные?
– М-ме?..
– Ну, я не знаю, что с тобой делать, но, по-моему, к появлению служебно-розыскных химер эта страна еще не готова. Впрочем, как и всякая другая, сдается мне...
Отрок Сергий почесал в затылке – самое лучшее народное средство для ускорения мыслительных процессов и вывода их на качественно новый уровень. Не подвело оно и на этот раз.
– Ага! Придумал! – поднял он к стремительно синеющему небу палец и потянул завязки у мешка. – Щас мы с тобой всех перехитрим. Полезай-ка сюда! Будешь из засады мне дорогу показывать.
Мека заполз вовнутрь и высунул наружу голову. Вокруг его шеи, так, чтобы было видно только ее шерстистую часть, Волк тихонько обвязал веревку и взял мешок на руки. Идиллическая картина, тысячелетиями заставляющая художников хвататься за кисти, туристов – за фотоаппараты, а родителей – за ремень: мальчик с любимым козленком очень поздним вечером возвращается домой.
– Ме.
– Ого, а ты, кажется, за это время-то потяжелел, приятель! – крякнул Серый, пристраивая ношу поудобнее. – Ну, что – все? Готов? Поехали!
К конечной цели – как оказалось, это была роскошная загородная усадьба, обнесенная мраморной оградой с черными чугунными решетками, с большим домом, садом и двором – они прибыли после нескольких часов блужданий по городу по следам похитителя, когда было уже скорее ближе к рассвету, чем к закату. Но, несмотря на это, судя по устало фальшивящим взвизгам и хрипам каких-то туземных музыкальных инструментов, веселье за забором было в полном разгаре.
В воротах стояли два солдата с большими круглыми щитами и длинными копьями.
– А ты уверен, что это здесь? – шепотом спросил у Меки Волк, нырнув в кусты на всякий случай.
– Ме, – так же шепотом ответил химерик.
– Ну, смотри, – покачал головой Серый.
Через две минуты они уже были на территории поместья и пробирались на свет и звуки агонизирующей музыки, оставив позади суровых молчаливых (а, может, просто спящих стоя) стражей.
Стояла чудесная теплая летняя ночь, похожая на все остальные чудесные теплые летние ночи в Стелле, конечно, кроме чудесных теплых осенних, зимних и весенних ночей, и, возможно, поэтому участники вечеринки решили предаться чревоугодию, пьянству и другим порокам под открытым небом. По крайней мере, те из них, которые еще подавали признаки разумной жизни. Или вообще хоть какой-нибудь жизни как таковой.
Полуголые толстомордые стеллиандры возлежали за пиршественными столами в круге света, расставленными большим четырехугольником, а полуголые тощие слуги сновали туда-сюда с подносами и блюдами между этим пикником и кухней в доме как муравьи. Немного в стороне сидели измотанной кучкой семеро музыкантов, из последних сил дудя, звеня и стуча в свои инструменты – главное не перепутать! – но, судя по доносящимся до слушателей звукам, все-таки уже иногда путали.
По краям площадки, у столов, в быстром танце медленно кружились не менее утомленные девушки с давно увядшими цветами в скорее растрепанных, чем распущенных, волосах.
А в самом центре были свалены в кучу диковинные фрукты, золотая и серебряная посуда, вычурные доспехи и оружие, пересыпанные мечущими даже при свете факелов искры драгоценностями и просторная клетка с тремя павлинами.
И все это лежало на Масдае.
Так просто!
Но артистическая натура Серого просилась в полет не только на ковре, и, к тому же, тут, похоже, справляли какой-то праздник, может быть, даже чей-нибудь день рождения, а день рождения – дело святое. И сделать так, чтобы местные бояре запомнили эту ночь надолго, было делом чести и отваги, делом доблести и геройства, как сказал однажды
Иван, если только он этот лозунг не у кого не сплагиатил.
Стырить дудку, выпавшую из обмякшей руки заснувшего на полу-аккорде музыканта, было делом одной минуты.
И как только оставшиеся его товарищи доиграли свою измученную мелодию до конца, и обессиленные танцовщицы, спотыкаясь и посылая воздушные поцелуи (правда, даже они не долетали до адресатов), удалились на отдых, на арену вышел Серый.
– Ув-ва-джаем-мые там-мы и кос-спода! – обратился он к почтеннейшей публике с каким-то ужасным космополитским акцентом, с которым, по его мнению, должны были разговаривать все ведущие артисты международной эстрады. – Сейчас-с пер-ред фами фыступит снам-менитый фок-кусник, ил-люсиони-ист и прести-дижитатор из Мюх-хенвальт-та Вольфк-ганг Мессен-джер! Толь-лько один раз! Пас-смат-трит-те на эту дудку! Эт-то есть простой стеллийский дудк-ка! Никакой подвох! – и он, опустив на ковер свой мешок, обошел ряды стеллиандров, демонстрируя трофейный инструмент и так, и эдак. Около тридцати пар глаз оторвались от кубков и тарелок и стали заинтересованно изучали невесть откуда взявшегося заморского гостя. Похоже, искусство, требующее быстроты и ловкости рук и немного мошенничества, еще не проникло так далеко на юг белого света.