Страница:
– Быстро?.. Вообще-то, это долгая история... Но, если быстро... Мне нужна ваша помощь, – выдохнул пришелец, не замечая, кажется, ее переживаний. – Во-первых, мои знакомые поели лунных ягод и превратились в чудовищ. И я хотел бы, чтобы вы помогли им принять прежний облик...
"Ага.. Так мы не всесильны..."
– ...Вот эти ягоды, – царевич достал из кармана не раздавленные остатки.
– Так... Интересно... Дай-ка посмотреть... – рука ведьмы уже почти не дрожала. – Хм... С виду – вполне обычные ягоды... Только спелее... Ну, так это не удивительно – сейчас осень... Кроме поноса вряд ли что-то могло быть... Зачем они вообще их собирали? Примета говорит, что после двадцатого дня осени они становятся несъедобными... Сейчас ведь уже день двадцать первый – двадцать второй?.. – нерешительно предположила она.
– Не знаю... Но это не они их собирали. Их собрал я и принес им на продажу. Я же не знал, что тут есть какие-то приметы, традиции...
– Тут!.. А сам-то ты что, с лун свалился?
– Не знаю... Может быть.
– А ты уверен, что это именно из-за ягод? А не что-нибудь другое... Или кто-нибудь другой, – и Вахуна многозначительно взглянула на Ивана.
Но Иванушка был слишком взволнован, чтобы замечать такие тонкости, какие он не заметил бы и спокойные моменты своей жизни.
– Да. Я сам все видел, – нервно поеживаясь, подтвердил он. – Они съели по одной ягоде и через полминуты... Бр-р-р...
– М-да-а... Где ты их взял?
– Собрал с кустов. Неподалеку от города. Там еще озеро есть. Маленькое...
– А-а... Знаю... Хм-м... Интересно... Оч-чень, оч-чень интересно... А во-вторых?
– Что – во-вторых?
– Ты сказал "во-первых". Значит, должно быть и "во-вторых"?
– Да. Есть "во-вторых". Это также очень долгая история, конечно... Но если рассказывать тоже быстро, то я попал в ваш мир из другого мира, и теперь не знаю, как вернуться туда.
– Из другого мира? – Колдунья подозрительно глянула на гостя. – А ты, часом, не пьяный?..
– Нет.
– Нет... Ты не пьяный... И давно ты попал сюда, как ты говоришь?
– Вчера. Ближе к вечеру...
– А как?
– Я... упал в фонтан... В том мире...
– В фонтан!.. – воскликнула Вахуна, и лицо ее просветлело, насколько это было возможно под слоем грязи, копоти и побоев. – В фонтан... А ты знаешь, кстати, как меня должны были казнить? – вдруг спросила она.
– Нет... А что?
– Да нет, ничего... Просто любопытствую...
– Ну, так что, вы мне поможете?..
– Насчет твоих приятелей надо посмотреть, понаблюдать, провести опыты... Потребуются деньги и время, немало усилий и сообразительности... Но нет ничего невозможного, если постараться... А вот тебе помогу сразу. Сегодня первый день после полнолуния, так?
– Н-незнаю...
– Я тебе говорю. Так вот, тебе исключительно повезло. Должно быть, в своем мире ты родился под счастливым созвездием. Только сегодня открыты ворота между нашими мирами. И ты должен в течение этого дня попасть на площадь перед дворцом и прыгнуть в наш фонтан.
– Зачем? – тупо уточнил Иванушка.
– Это и есть врата, – терпеливо, как любящая бабушка – несообразительному внучонку разъяснила Вахуна. – Они открываются раз в полгода. Прыгаешь туда – и оказываешься у себя дома. Даже промокнуть не успеешь.
– Но... на самом видном месте... Туда же могут попасть... упасть... люди... дети... Да кто угодно!..
– Воспользоваться ими могут только люди с магическим даром. Остальные могут там хоть купаться, хоть топиться – разницы никакой. Понял?
– Но я... Но у меня... – хотел было объяснить Иванушка, но вспомнил про сапоги. – Понял.
– Только сегодня, не забывай!.. А теперь пошли отсюда скорей. Пока они все спят. Если ты не врешь.
Пошли отсюда?..
Но как?
Об этой части плана царевич даже и не начинал еще задумываться.
Выйти самому было не проблема.
Проблемой, и причем неразрешимой, было, как вывести колдунью.
Особенно теперь, когда откуда-то издалека начинали доноситься подозрительные крики, бряцание железа и рев трубы.
Иванушка быстро открыл дверь и выглянул в коридор.
От караулки к нему быстро – насколько позволяли тяжелые доспехи – бежали солдаты с мечами и арбалетами наготове.
Он вытащил ключ из скважины, захлопнул за собой дверь и закрыл ее на пол-оборота изнутри и привалился к ней спиной, тяжело дыша, как будто это не стража, а он пронесся в полном вооружении сломя голову через весь дворец.
– Кажется, они проснулись, – только и смог проговорить Иван. – Или вернулся тот второй стражник и поднял тревогу... Конечно, я пройти всегда смогу, но как вывести вас... Я не знаю... Я не думал, что они так быстро очнутся... Или придет подмога... И, кажется, времени, чтобы подумать, у нас тоже не остается...
Ведьма хихикнула.
– Времени на раздумья у нас больше, чем ты полагаешь. Эта дверь, как и мои цепи, может противостоять любой осаде. Ха! Они наверняка не думали, что когда-нибудь им придется штурмовать свою собственную тюрьму! Я даже уверена, что наша замечательная дверь даже не заметит магию этих придворных лизоблюдов, называющих себя волшебниками! Им далеко до Того, Кто строил этот дворец и эту тюрьму, да упокоится Он в мире. Его творениям нипочем любая магия!... Кроме твоей, конечно... Это какой-то новый особый вид, да? Где ты этому научился? Кто твой наставник? Сколько тебе лет? Сколько лет ты провел в ученичестве? – не удержалась ведьма и закидала лукоморца вопросами, вот уже пятнадцать минут так и свербевшими у нее на языке.
– Это еще одна долгая история, на которую у нас нет времени, – так вежливо, как только смог, уклонился от ответа Иван. – У вас есть какие-нибудь идеи, как отсюда выйти?
– Почему ты не хочешь усыпить их еще раз?
– Потому, что вместе с ними уснете и вы. А пронести вас через все казематы, через первый этаж, через двор, площадь... Если даже у меня хватит сил...
– А ты не можешь сделать меня невидимой?
– Нет. Только себя.
– Понятно... А убить огненной струей ты их тоже не хочешь?
– Нет, – твердо отрезал царевич. – Никого и никак я убивать не хочу.
– Что ты еще умеешь, что может нам пригодиться?
– А что вы умеете? – парировал разведывательный ход лукоморец, стараясь не обращать внимания на попытки подоспевших гвардейцев высадить дверь. – Или вас сюда по ошибке заточили?
– Если бы что-то из того, что я умею, могло бы мне здесь помочь... – брюзгливо огрызнулась Вахуна. Не очень-то приятно было ей признаваться в этом, тем более какому-то ненормальному мальчишке из ниоткуда, но это было так.
Иван задумчиво потер переносицу, помял подбородок, и когда ничего из этого мыслительному процессу и генерации свежих идей не помогло, прибег к старому доброму почесыванию в затылке.
– Мы глубоко под землей? – наконец спросил он.
– А что? – заинтересовалась колдунья.
– Я мог бы попытаться прожечь дыру в потолке, и мы бы могли... Тут не очень высокие потолки, я заметил...
– Постой, – тут осенило и Вахуну. – Насколько я знаю, весь дворец построен на довольно высокой горе, и эта его часть, где мы сейчас находимся, расположена на южном склоне, который покруче, и застроен хибарами рыбаков. Династии королей изрыли гору, строя новые подземелья, сокровищницы и тюрьмы... Стена, к которой я была прикована – не камень кладки, а настоящая скала, внутренняя часть горы... Если бы ты мог прожечь ее насквозь... Хотя бы небольшой проход... Мы бы выбрались на волю там, где нас никто не ждет, скрылись бы, и никто нас бы не нашел. Особенно тебя, – усмехнулась она.
На то, чтобы проплавить лаз в скале, ушло минут пятнадцать.
Ивану было отчаянно жутко, ведь он не знал, какова толщина стены, и сколько еще сможет проработать заклинание огня сапога, прежде, чем магия снова устанет и пропадет на полдня или на день. Несмотря на оптимистичные заявления Вахуны, ему совсем не хотелось на себе опытным путем проверять, сколько может продержаться уже начинающая нагреваться и отсвечивать зеленым дверь камеры под натиском солдат и придворных магов. И когда среди раскаленного добела камня вдруг забрезжил не очень яркий, но показавшийся ослепительным дневной свет, он от радости чуть не выронил сапог из рук.
Длина хода оказалась около полутора метров, и в него едва-едва можно было протиснуться по-пластунски, раздирая в клочья об обжигающие каменные сосульки одежду вместе с кожей, но это была свобода, и она того стоила.
Вылезли они на склоне горы с потрясающим видом на фиолетовое море, усеянное белыми запятыми парусов, посреди лениво дотлевавших кустов лунных ягод, которые некому было прийти потушить. Это, как объяснила ведьма, была слобода рыбаков, и с утра до вечера дома никого было не сыскать – мужчины уходили в море, а женщины и дети солили и вялили улов прошедшего дня под навесами на берегу.
Отряхиваясь на ходу, они поспешили оттуда прочь.
– Вот мы и на белом свете снова... – некрасивое лицо ведьмы непроизвольно расплылось в широчайшей улыбке. – Уж не чаяла я увидеть его вот так... Одна... Без охраны и зевак... Ну, спасибо тебе. Как звать-то хоть тебя, скиталец по мирам?
– Иван, – с достоинством ответил лукоморец, не уточняя, что по мирам он не столько скитался, сколько перемещался в состоянии различной степени бессознательности.
– Послушай, Иван. Как, говоришь, зовут твоих друзей? Которых ты лунными ягодами накормил? Может, я их знаю?
– Это содержатель трактира Пант и его племянники. Как их зовут – я не знаю. Но у него еще жена есть. Кайса.
– Пант? Старый скупердяй Пант и вздорная сплетница Кайса? – хихикнула Вахуна. – Хотя, если поразмыслить, кто еще мог после двадцатого дня осени позариться на лунные ягоды...
– Но ты поможешь им? – услышав о ее отзыв о чете работников общепита Агассы, забеспокоился царевич.
– Я же пообещала тебе, что помогу – значит, помогу, – отмахнулась от него ведьма. – Ты о себе лучше побеспокойся. Поспеши к фонтану – я не уверена, что врата продержатся открытыми до вечера. Осенью никогда не знаешь, сколько они пробудут – час, шесть часов, или до следующего утра.
– Как туда поскорее пройти? – заволновался Иванушка.
– Пойдем, я тебя часть пути провожу. Остальную часть пройдешь сам. Не заблудишься. Это все время вверх.
– Извините, можно я задам вам один вопрос? – отважился наконец Иванушка озвучить то, что, несмотря ни на какие чудеса предприимчивости, направленные на вызволение колдуньи из королевской темницы и сочувствие перенесенным ей страданиям мучило его больную совесть.
Он должен был знать.
– Ну, задай, – милостиво разрешила ведьма.
– А вот... То, что говорят про вас... То, что вы в змей умеете превращаться... Мор насылаете... Порчу... Сглаз... Болезни всякие... Это правда?
– А ты сам-то как думаешь? – спросила Вахуна, пристально глядя ему в глаза.
Иван замялся, смутился, и быстро опустил очи долу.
– Ты думаешь, это правда? – настойчиво, но мягко повторила колдунья.
– Нет... Наверное... – наконец проговорил он.
– Вот видишь... Ты сам ответил на свой вопрос, – ласково улыбнулась она.
Проводив Иванушку со словами напутствия и благодарности до очередного поворота, Вахуна остановилась за углом глинобитной развалюшки и мрачно ухмыльнулась.
Никогда и никому так в жизни не везло, совершенно отчетливо теперь поняла она.
Быть спасенной от смерти молодым гением магии из другого мира, с потрясающими возможностями и способностями, всего за пару часов до казни!..
Оказаться на свободе тогда, когда она уже попрощалась не только с ней, но и с жизнью!..
Получить в руки неожиданную тайну самой простой и неинтересной ягоды на всей Агассе!..
И едва ли не самая главная удача, несомненно, была в том, что юный пришелец оказался таким наивным и доверчивым и не успел узнать того, что знают даже младенцы в этой стране.
В любое время года, дня и ночи фонтан Истины работал без перебоев.
Там казнили магов, не угодивших Премьер-Магистру или королю.
И любой чародей, брошенный в чашу этого фонтана на мгновение исчезал, но тут же снова появлялся, и уже в каком-нибудь новом, ужасном обличии.
Премьер-Магистры говорили, что это священные очищающие воды проявляют истинную звериную сущность приговоренного преступного мага и призывали собиравшихся на казнь зевак забивать чудовищ насмерть. А чтобы у законопослушной толпы не возникло с этим никаких затруднений, из дворцовых хранилищ специально для этого королевскими слугами извлекались и приносились на площадь палки с шипами и тяжелые камни.
Конечно, фонтан был не всесилен, как пояснял Премьер-Магистр, уличающее преобразование через пару минут теряло силу, и приговоренный маг снова принимал человеческое обличие...
Только редкая жертва доживала до этого.
Чаще всего случалось, что нормальный облик пытались принять уже бездыханные неподвижные останки монстра, что неизменно вызывало у зевак бурю веселого негодования.
Вот и сегодня добрые горожане, позабросившие все свои дела и собравшиеся у фонтана поглазеть на казнь, безусловно, заслуживали своей доли развлечения.
И, тем более – вот и оно, самое главное везение – если при этом они еще и помогут избавить навсегда и ее, и Агассу от такого опасного и непредсказуемого конкурента, как этот слабоумный пришелец Иван...
...Со дня этой несостоявшейся казни прошло пятьдесят лет.
Что-то с тех пор изменилось.
Что-то осталось прежним.
И, возможно, только для историков Агассы теперь будет представлять интерес этот небольшой отрывок из путевого журнала путешественника по мирам Железного Роджера: "Сегодня мимоходом побывал в мире Агасса, как называют его аборигены. В следующий раз, если придется проходить мимо, надеюсь задержаться подольше. Этот мир населен прекрасными грациозными существами с гладкой красной чешуйчатой кожей, шестью сильными конечностями, гибким длинным хвостом и четырьмя раскосыми глазами цвета белого нефрита. Но самое примечательное и непонятное, что управляет ими отвратительная зеленокожая тварь по имени Змея, морщинистая и с отталкивающей неприятной наружностью, непонятно как попавшая в это завораживающее своей красотой и загадочностью чудесное место..."
Клубы горького зеленоватого дыма вперемешку с кислым красноватым паром моментально заполнили весь подвал, отчего пламя жаровни затрещало, задергалось и исчезло, чернила на пергаментах пошли синими пятнами и разводами, ритуальная посуда и принадлежности покрылись ржавой коростой, а жертвенные существа (приходится применять это нейтральное слово, ибо ни в один известный современной науке класс животных, растений и грибов они не входили ни одним корявым боком), удивленно всхрюкнув, быстренько издохли.
Вышибив крышку люка гудящей и зудящей головой, как межконтинентальная ракета шахтного базирования при запуске, Гагат выскочил наружу, хватая ртом, носом и даже ушами (хоть и безуспешно) чистый воздух .
Почти сразу же рядом с ним на теплую шершавую плитку пола, всхлипывая и раздирая грязными кулаками красные слезящиеся глаза, как лосось из водопада, выскочил Иудав, повалился на пол и застыл в позе жирафа, которому внушили, что он – ёж.
– Что... ты... опять... натворил... сын... верблюда?!.. – через пяток минут нашел, наконец, в себе силы и кислород Гагат.
– Тысамсказал... броситьперья... вкаменнуюкислоту... – умирающим воздушным шаром просипел второй колдун.
– Какие... перья... бросить...
– ПтицыРух...
– Идиот!.. И этот... репоголовый... мой брат... Дайте... мне... стакан окрошки... Я отравлюсь...
Иудав уже хотел, было, возмутиться и отреагировать адекватно, но ассиметрично, на пассаж о "сыне верблюда", осложненный "идиотом" и "репоголовым", но любопытство пересилило, и демарш оскорбленного достоинства был оставлен на потом.
– Чтотакое... "окрошка"?..
Блеснуть непонятным, но зловещим словечком Гагат умел и любил ровно настолько же, насколько ненавидел признаваться, что чего-то не знает.
– Сложносоставный... быстродействующий яд... избирательного действия... изобретенный... в незапамятные времена... какими-то дикими... северными... племенами... – авторитетно откашливаясь в процессе, пояснил он. – Поражает все... системы... организма... но только пришельцев... Для местных он безвреден... Они даже сложили... поговорку... "Что местному... хорошо... то пришельцу... полный... распад... телесной оболочки..."
– Откуда... тыэтознаешь... – озадаченно прохрипел Иудав.
– Помнишь... в седьмом классе... меня заставили... изображать ковер... на слете магов Сулеймании... и дружественных государств... за то, что я настоящий ковер... нечаянно превратил... в скорпиона... и он убежал... ужалив декана... и растоптав по дороге несколько верблюдов...
Задыхающийся от первых симптомов аллергии на жженые перья Рух Иудав прерывисто хихикнул.
– Оннаступилмненаногу... и я... месяц... неходилвшколу... Иподарил... тебезаэто... свой... перочинный... йэ-кхэ-кхэ-кхэй!.. Охй...
– Чтоб ты сдох... – автоматически произнес Гагат эквивалент Шатт-аль-Шейхских черных магов общечеловеческому "Будь здоров".
– Тебетогоже... – вежливо прокашлял в ответ его брат.
– Так я тебе сказал... какие перья... положить... – вернулся к больной теме Гагат.
– Какие?..
– Заморской птицы "вора бей", бестолковый!.. Они же... в рецептуре... нахождения вора... ясно прописаны... Мы же их вместе... утром покупали... Забыл?..
– Незабыл... Асколькоони... стоят... забыл?.. Ияподумал... Перо... оноиесть... перо...
– Болван... он и есть... болван... – раздраженно прошипел себе под нос Гагат.
А вслух сказал:
– Пока ты приходишь в себя... я спущусь вниз и посмотрю... может, что-нибудь все-таки... получилось... – и, набрав полную, еще саднившую и горевшую от пережитой газовой атаки, грудь воздуха, старший брат нырнул в подвал.
Через пять минут из подполья донесся его ворчливый, но довольный голос:
– Кончай чихать! Спускайся! По-моему, результаты есть!..
Осадок на дне реторт был, кажется, правильного цвета и консистенции, сама жидкость – приблизительно нужного запаха; кости, камни и пуговицы из пульсирующего сторожевого тридцатисемигранника разлетелись с каким-то значением, пусть пока и не очень понятным; жертвенные существа положили свои жизни на алтарь оккультных наук в почти нужном порядке, что доказали их селезенки... И если пренебречь небольшой погрешностью, встречающейся при каждой магической операции, как, вроде бы, учили их когда-то преподаватели, не к ночи будет помянуто... Словом, из тех данных, что им удалось получить за сегодняшнее гадание, вполне можно было определить, где находятся и куда движутся и кувшин, и похититель кувшина.
И братья, шумно примирившись, и поклявшись, что следующее гадание они уже будут проводить на внутренностях злосчастного вора, бросились наверх собираться в путь.
Вздохнув в последний раз ускользающей прохладой, ушло на покой утро, уступив место разгоряченному самодовольному дню, а Фарух все спал, и не подозревал, какие пронзительные краски и красоты рассвета он не увидел, какие чистые, радостные и звонкие птичьи голоса не услышал, какие головокружительные, пьянящие запахи моря, горных трав и цветов он пропустил, и приближение какого большого и хорошо вооруженного конного патруля он прозевал.
О последнем, вот уже через несколько минут, он будет жалеть больше всего из перечисленного выше.
Хотя птичье пение тоже было очень даже ничего.
А пока шесть всадников остановились в нескольких конских шагах от него и придирчиво, но недоверчиво оглядели.
– Это не наш, – наконец, уверенно заявил один из них.
– Это можно исправить, – не менее уверенно выразил свое мнение другой.
– Наверное, его купцы оставили, – предположил третий.
– И что?
– Ничего. Оставили – значит, не нужен.
– Не нужен им – сгодится нам, – подытожил всадник на самой большой лошади, по-видимому, командир конного патруля. – Амбабула, разбуди несчастного юношу.
– Будет сделано, о Секир-баши, – и самый молодой, но самый огромный солдат, прихватив моток веревки, соскочил на землю и, мягко ступая подкованными сапогами по белому песку, вразвалочку подошел к спящему.
Вывернуть ему руки за спину и связать их было для него делом нескольких секунд.
– А-а-а-а!!!.. Ой... – только и смог сказать по этому поводу начинающий купец.
– С добрым утром тебя, странник, – довольно ухмыляясь, приветствовал его Амбабула. – Не желаешь ли прогуляться с нами?
И он привязал свободный длинный конец веревки к своему седлу.
– Что?.. Как?.. Где?.. Зачем?.. Кто?.. – одуревший от неожиданной боли и неласкового пробуждения, Фарух, казалось, поставил себе целью перебрать за один прием весь мировой запас вопросительных слов.
– Я – охранник Амбабула. Это – наш великий и мудрый командир Секир-баши. Нам не интересно, как зовут тебя, но, главное, что ты должен запомнить, так это то, что ты теперь – раб его величества калифа Шатт-аль-Шейхского Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса, и будешь работать в его копях и добывать изумруды, пока мы тебя не отпустим.
Несмотря на панику, смущение и страх, за последние слова Фарух ухватился, как утопающий – за акулу:
– А когда вы меня отпустите?
– Как всех отпускаем, так и тебя отпустим, – словно удивляясь непонятливости ребенка при самых очевидных фактах, пожал плечами Секир-баши.
– А как всех отпускаете?
– Не знаем. Пока еще ни разу никого не отпускали, – весело засмеялся собственным словам как какой-то удачной шутке тот.
– Но я протестую!.. Я – свободный человек!.. Я – купец!.. Я заплачу вам выкуп за свою свободу!
– Выкуп? – заинтересовались стражники. – Тысячу золотых? Две тысячи? Три?
– Четыре! Каждому! Как только вернусь в Шатт-аль-Шейх! – от ужаса Фарух не соображал, что делает или говорит.
– Договорились, – радостно оскалил зубы Секир-баши. – Только ты сначала напишешь письмо своим родным, и выкуп они должны будут прислать с кораблем сюда. А пока он не прибудет, ты будешь работать в копях. А если окажется, что никаких денег за тебя никто платить не собирается, то там и останешься навсегда, – насмешливо добавил он.
У Фаруха все поплыло перед глазами.
– Ну, побежали, – Амбабула вскочил в седло.
– Нет! – вдруг опомнился Фарух. – Мой кувшин!.. Я должен взять мой кувшин!..
– Кувшин? – снова заинтересовались стражники.
– Драгоценный?
– С золотом?
– Нет!.. Просто мой кувшин... обыкновенный... Это память... о моем... отце. Да, отце. О, мой бедный отец!.. Если бы он видел, какая жестокая участь постигла его единственного обожаемого сына, как бы увлажнились его старческие глаза, как бы...
– Короче, – рявкнул, как щелкнул кнутом, Секир-баши.
– Это единственная вещь, которая сохранилась у меня после того, как мой корабль потонул со всей командой и товаром, налетев на скалы! – быстро завершил свой так и не начавшийся трогательный рассказ молодой псевдокупец.
– Ну-ка, что это за вещичка? – вопросительно качнул головой командир, и Амбабула снова спешился и поднял с земли кувшин.
– Ерунда какая-то, – доложил он по уставу, брезгливо вертя посудину в руках. – Выбрасывают лучше. Может, лучше выбросить?
– Да ладно, оставь... Пусть держит в нем воду, – неожиданно милостиво соизволил Секир-баши.
Не обращая внимания на умоляющий взгляд пленника и беспомощно дернувшиеся скрученные руки, Амбабула засунул кувшин в свою седельную сумку и снова вскочил на коня.
– Иди впереди, – указал он кнутовищем в сторону гор. – Будешь отставать или жаловаться – побежишь сзади. Понял?
Фарух молча кивнул.
Так началась его недолгая карьера раба.
Кувшин ему так и не отдали.
Когда они добрались до места назначения, Амбабула, не спешиваясь, бросил свой конец веревки скучающему стражнику у пещеры с толстой железной решеткой, в которой, по-видимому, содержались невольники, крикнул: "Это твой", пришпорил коня и умчался догонять отряд.
На первый же робкий вопрос о своем кувшине несостоявшийся купец получил удар кулаком в ухо и совет сесть на землю и поменьше болтать, если не хочет повторения.
Повторения Фарух не хотел, советом воспользовался, и стал сугубо молча обдумывать план побега.
Но далеко додумать не успел, потому что подоспел еще один стражник. Он и повел его к месту работ.
Этот солдат, представившийся младшим охранником Багадулом, сказал, чтобы новичок постоял пока где-нибудь неподалеку, но не путаясь ни у кого под ногами, и подождал, пока не ударят в гонг и не начнется обед – тогда старший надсмотрщик всех пересчитает и определит его в какую-нибудь команду, где не хватает людей.
Пользуясь передышкой после двухчасовой пробежки перед конем Амбабулы, Фарух снова быстренько опустился на землю, но от всех неприятных или крамольных мыслей на этот раз его отвлекало открывшееся перед ним зрелище.
Изумрудные копи калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса представляли собой огромный котлован с отвесными стенами, то ли выдолбленный в скале, то ли естественного происхождения. Всю поверхность над ним ровными линеечками, как паутина гигантского, но не очень изобретательного паука, исчерчивали натянутые над пропастью канаты. На них держались подвесные мосты. На каждом мосту стояло по нескольку десятков рабов с двумя веревками в руках – человек по десять на одну пару. Свободные концы обеих веревок свисали в пропасть.
"Ага.. Так мы не всесильны..."
– ...Вот эти ягоды, – царевич достал из кармана не раздавленные остатки.
– Так... Интересно... Дай-ка посмотреть... – рука ведьмы уже почти не дрожала. – Хм... С виду – вполне обычные ягоды... Только спелее... Ну, так это не удивительно – сейчас осень... Кроме поноса вряд ли что-то могло быть... Зачем они вообще их собирали? Примета говорит, что после двадцатого дня осени они становятся несъедобными... Сейчас ведь уже день двадцать первый – двадцать второй?.. – нерешительно предположила она.
– Не знаю... Но это не они их собирали. Их собрал я и принес им на продажу. Я же не знал, что тут есть какие-то приметы, традиции...
– Тут!.. А сам-то ты что, с лун свалился?
– Не знаю... Может быть.
– А ты уверен, что это именно из-за ягод? А не что-нибудь другое... Или кто-нибудь другой, – и Вахуна многозначительно взглянула на Ивана.
Но Иванушка был слишком взволнован, чтобы замечать такие тонкости, какие он не заметил бы и спокойные моменты своей жизни.
– Да. Я сам все видел, – нервно поеживаясь, подтвердил он. – Они съели по одной ягоде и через полминуты... Бр-р-р...
– М-да-а... Где ты их взял?
– Собрал с кустов. Неподалеку от города. Там еще озеро есть. Маленькое...
– А-а... Знаю... Хм-м... Интересно... Оч-чень, оч-чень интересно... А во-вторых?
– Что – во-вторых?
– Ты сказал "во-первых". Значит, должно быть и "во-вторых"?
– Да. Есть "во-вторых". Это также очень долгая история, конечно... Но если рассказывать тоже быстро, то я попал в ваш мир из другого мира, и теперь не знаю, как вернуться туда.
– Из другого мира? – Колдунья подозрительно глянула на гостя. – А ты, часом, не пьяный?..
– Нет.
– Нет... Ты не пьяный... И давно ты попал сюда, как ты говоришь?
– Вчера. Ближе к вечеру...
– А как?
– Я... упал в фонтан... В том мире...
– В фонтан!.. – воскликнула Вахуна, и лицо ее просветлело, насколько это было возможно под слоем грязи, копоти и побоев. – В фонтан... А ты знаешь, кстати, как меня должны были казнить? – вдруг спросила она.
– Нет... А что?
– Да нет, ничего... Просто любопытствую...
– Ну, так что, вы мне поможете?..
– Насчет твоих приятелей надо посмотреть, понаблюдать, провести опыты... Потребуются деньги и время, немало усилий и сообразительности... Но нет ничего невозможного, если постараться... А вот тебе помогу сразу. Сегодня первый день после полнолуния, так?
– Н-незнаю...
– Я тебе говорю. Так вот, тебе исключительно повезло. Должно быть, в своем мире ты родился под счастливым созвездием. Только сегодня открыты ворота между нашими мирами. И ты должен в течение этого дня попасть на площадь перед дворцом и прыгнуть в наш фонтан.
– Зачем? – тупо уточнил Иванушка.
– Это и есть врата, – терпеливо, как любящая бабушка – несообразительному внучонку разъяснила Вахуна. – Они открываются раз в полгода. Прыгаешь туда – и оказываешься у себя дома. Даже промокнуть не успеешь.
– Но... на самом видном месте... Туда же могут попасть... упасть... люди... дети... Да кто угодно!..
– Воспользоваться ими могут только люди с магическим даром. Остальные могут там хоть купаться, хоть топиться – разницы никакой. Понял?
– Но я... Но у меня... – хотел было объяснить Иванушка, но вспомнил про сапоги. – Понял.
– Только сегодня, не забывай!.. А теперь пошли отсюда скорей. Пока они все спят. Если ты не врешь.
Пошли отсюда?..
Но как?
Об этой части плана царевич даже и не начинал еще задумываться.
Выйти самому было не проблема.
Проблемой, и причем неразрешимой, было, как вывести колдунью.
Особенно теперь, когда откуда-то издалека начинали доноситься подозрительные крики, бряцание железа и рев трубы.
Иванушка быстро открыл дверь и выглянул в коридор.
От караулки к нему быстро – насколько позволяли тяжелые доспехи – бежали солдаты с мечами и арбалетами наготове.
Он вытащил ключ из скважины, захлопнул за собой дверь и закрыл ее на пол-оборота изнутри и привалился к ней спиной, тяжело дыша, как будто это не стража, а он пронесся в полном вооружении сломя голову через весь дворец.
– Кажется, они проснулись, – только и смог проговорить Иван. – Или вернулся тот второй стражник и поднял тревогу... Конечно, я пройти всегда смогу, но как вывести вас... Я не знаю... Я не думал, что они так быстро очнутся... Или придет подмога... И, кажется, времени, чтобы подумать, у нас тоже не остается...
Ведьма хихикнула.
– Времени на раздумья у нас больше, чем ты полагаешь. Эта дверь, как и мои цепи, может противостоять любой осаде. Ха! Они наверняка не думали, что когда-нибудь им придется штурмовать свою собственную тюрьму! Я даже уверена, что наша замечательная дверь даже не заметит магию этих придворных лизоблюдов, называющих себя волшебниками! Им далеко до Того, Кто строил этот дворец и эту тюрьму, да упокоится Он в мире. Его творениям нипочем любая магия!... Кроме твоей, конечно... Это какой-то новый особый вид, да? Где ты этому научился? Кто твой наставник? Сколько тебе лет? Сколько лет ты провел в ученичестве? – не удержалась ведьма и закидала лукоморца вопросами, вот уже пятнадцать минут так и свербевшими у нее на языке.
– Это еще одна долгая история, на которую у нас нет времени, – так вежливо, как только смог, уклонился от ответа Иван. – У вас есть какие-нибудь идеи, как отсюда выйти?
– Почему ты не хочешь усыпить их еще раз?
– Потому, что вместе с ними уснете и вы. А пронести вас через все казематы, через первый этаж, через двор, площадь... Если даже у меня хватит сил...
– А ты не можешь сделать меня невидимой?
– Нет. Только себя.
– Понятно... А убить огненной струей ты их тоже не хочешь?
– Нет, – твердо отрезал царевич. – Никого и никак я убивать не хочу.
– Что ты еще умеешь, что может нам пригодиться?
– А что вы умеете? – парировал разведывательный ход лукоморец, стараясь не обращать внимания на попытки подоспевших гвардейцев высадить дверь. – Или вас сюда по ошибке заточили?
– Если бы что-то из того, что я умею, могло бы мне здесь помочь... – брюзгливо огрызнулась Вахуна. Не очень-то приятно было ей признаваться в этом, тем более какому-то ненормальному мальчишке из ниоткуда, но это было так.
Иван задумчиво потер переносицу, помял подбородок, и когда ничего из этого мыслительному процессу и генерации свежих идей не помогло, прибег к старому доброму почесыванию в затылке.
– Мы глубоко под землей? – наконец спросил он.
– А что? – заинтересовалась колдунья.
– Я мог бы попытаться прожечь дыру в потолке, и мы бы могли... Тут не очень высокие потолки, я заметил...
– Постой, – тут осенило и Вахуну. – Насколько я знаю, весь дворец построен на довольно высокой горе, и эта его часть, где мы сейчас находимся, расположена на южном склоне, который покруче, и застроен хибарами рыбаков. Династии королей изрыли гору, строя новые подземелья, сокровищницы и тюрьмы... Стена, к которой я была прикована – не камень кладки, а настоящая скала, внутренняя часть горы... Если бы ты мог прожечь ее насквозь... Хотя бы небольшой проход... Мы бы выбрались на волю там, где нас никто не ждет, скрылись бы, и никто нас бы не нашел. Особенно тебя, – усмехнулась она.
На то, чтобы проплавить лаз в скале, ушло минут пятнадцать.
Ивану было отчаянно жутко, ведь он не знал, какова толщина стены, и сколько еще сможет проработать заклинание огня сапога, прежде, чем магия снова устанет и пропадет на полдня или на день. Несмотря на оптимистичные заявления Вахуны, ему совсем не хотелось на себе опытным путем проверять, сколько может продержаться уже начинающая нагреваться и отсвечивать зеленым дверь камеры под натиском солдат и придворных магов. И когда среди раскаленного добела камня вдруг забрезжил не очень яркий, но показавшийся ослепительным дневной свет, он от радости чуть не выронил сапог из рук.
Длина хода оказалась около полутора метров, и в него едва-едва можно было протиснуться по-пластунски, раздирая в клочья об обжигающие каменные сосульки одежду вместе с кожей, но это была свобода, и она того стоила.
Вылезли они на склоне горы с потрясающим видом на фиолетовое море, усеянное белыми запятыми парусов, посреди лениво дотлевавших кустов лунных ягод, которые некому было прийти потушить. Это, как объяснила ведьма, была слобода рыбаков, и с утра до вечера дома никого было не сыскать – мужчины уходили в море, а женщины и дети солили и вялили улов прошедшего дня под навесами на берегу.
Отряхиваясь на ходу, они поспешили оттуда прочь.
– Вот мы и на белом свете снова... – некрасивое лицо ведьмы непроизвольно расплылось в широчайшей улыбке. – Уж не чаяла я увидеть его вот так... Одна... Без охраны и зевак... Ну, спасибо тебе. Как звать-то хоть тебя, скиталец по мирам?
– Иван, – с достоинством ответил лукоморец, не уточняя, что по мирам он не столько скитался, сколько перемещался в состоянии различной степени бессознательности.
– Послушай, Иван. Как, говоришь, зовут твоих друзей? Которых ты лунными ягодами накормил? Может, я их знаю?
– Это содержатель трактира Пант и его племянники. Как их зовут – я не знаю. Но у него еще жена есть. Кайса.
– Пант? Старый скупердяй Пант и вздорная сплетница Кайса? – хихикнула Вахуна. – Хотя, если поразмыслить, кто еще мог после двадцатого дня осени позариться на лунные ягоды...
– Но ты поможешь им? – услышав о ее отзыв о чете работников общепита Агассы, забеспокоился царевич.
– Я же пообещала тебе, что помогу – значит, помогу, – отмахнулась от него ведьма. – Ты о себе лучше побеспокойся. Поспеши к фонтану – я не уверена, что врата продержатся открытыми до вечера. Осенью никогда не знаешь, сколько они пробудут – час, шесть часов, или до следующего утра.
– Как туда поскорее пройти? – заволновался Иванушка.
– Пойдем, я тебя часть пути провожу. Остальную часть пройдешь сам. Не заблудишься. Это все время вверх.
– Извините, можно я задам вам один вопрос? – отважился наконец Иванушка озвучить то, что, несмотря ни на какие чудеса предприимчивости, направленные на вызволение колдуньи из королевской темницы и сочувствие перенесенным ей страданиям мучило его больную совесть.
Он должен был знать.
– Ну, задай, – милостиво разрешила ведьма.
– А вот... То, что говорят про вас... То, что вы в змей умеете превращаться... Мор насылаете... Порчу... Сглаз... Болезни всякие... Это правда?
– А ты сам-то как думаешь? – спросила Вахуна, пристально глядя ему в глаза.
Иван замялся, смутился, и быстро опустил очи долу.
– Ты думаешь, это правда? – настойчиво, но мягко повторила колдунья.
– Нет... Наверное... – наконец проговорил он.
– Вот видишь... Ты сам ответил на свой вопрос, – ласково улыбнулась она.
Проводив Иванушку со словами напутствия и благодарности до очередного поворота, Вахуна остановилась за углом глинобитной развалюшки и мрачно ухмыльнулась.
Никогда и никому так в жизни не везло, совершенно отчетливо теперь поняла она.
Быть спасенной от смерти молодым гением магии из другого мира, с потрясающими возможностями и способностями, всего за пару часов до казни!..
Оказаться на свободе тогда, когда она уже попрощалась не только с ней, но и с жизнью!..
Получить в руки неожиданную тайну самой простой и неинтересной ягоды на всей Агассе!..
И едва ли не самая главная удача, несомненно, была в том, что юный пришелец оказался таким наивным и доверчивым и не успел узнать того, что знают даже младенцы в этой стране.
В любое время года, дня и ночи фонтан Истины работал без перебоев.
Там казнили магов, не угодивших Премьер-Магистру или королю.
И любой чародей, брошенный в чашу этого фонтана на мгновение исчезал, но тут же снова появлялся, и уже в каком-нибудь новом, ужасном обличии.
Премьер-Магистры говорили, что это священные очищающие воды проявляют истинную звериную сущность приговоренного преступного мага и призывали собиравшихся на казнь зевак забивать чудовищ насмерть. А чтобы у законопослушной толпы не возникло с этим никаких затруднений, из дворцовых хранилищ специально для этого королевскими слугами извлекались и приносились на площадь палки с шипами и тяжелые камни.
Конечно, фонтан был не всесилен, как пояснял Премьер-Магистр, уличающее преобразование через пару минут теряло силу, и приговоренный маг снова принимал человеческое обличие...
Только редкая жертва доживала до этого.
Чаще всего случалось, что нормальный облик пытались принять уже бездыханные неподвижные останки монстра, что неизменно вызывало у зевак бурю веселого негодования.
Вот и сегодня добрые горожане, позабросившие все свои дела и собравшиеся у фонтана поглазеть на казнь, безусловно, заслуживали своей доли развлечения.
И, тем более – вот и оно, самое главное везение – если при этом они еще и помогут избавить навсегда и ее, и Агассу от такого опасного и непредсказуемого конкурента, как этот слабоумный пришелец Иван...
* * *
...Со дня этой несостоявшейся казни прошло пятьдесят лет.
Что-то с тех пор изменилось.
Что-то осталось прежним.
И, возможно, только для историков Агассы теперь будет представлять интерес этот небольшой отрывок из путевого журнала путешественника по мирам Железного Роджера: "Сегодня мимоходом побывал в мире Агасса, как называют его аборигены. В следующий раз, если придется проходить мимо, надеюсь задержаться подольше. Этот мир населен прекрасными грациозными существами с гладкой красной чешуйчатой кожей, шестью сильными конечностями, гибким длинным хвостом и четырьмя раскосыми глазами цвета белого нефрита. Но самое примечательное и непонятное, что управляет ими отвратительная зеленокожая тварь по имени Змея, морщинистая и с отталкивающей неприятной наружностью, непонятно как попавшая в это завораживающее своей красотой и загадочностью чудесное место..."
* * *
Клубы горького зеленоватого дыма вперемешку с кислым красноватым паром моментально заполнили весь подвал, отчего пламя жаровни затрещало, задергалось и исчезло, чернила на пергаментах пошли синими пятнами и разводами, ритуальная посуда и принадлежности покрылись ржавой коростой, а жертвенные существа (приходится применять это нейтральное слово, ибо ни в один известный современной науке класс животных, растений и грибов они не входили ни одним корявым боком), удивленно всхрюкнув, быстренько издохли.
Вышибив крышку люка гудящей и зудящей головой, как межконтинентальная ракета шахтного базирования при запуске, Гагат выскочил наружу, хватая ртом, носом и даже ушами (хоть и безуспешно) чистый воздух .
Почти сразу же рядом с ним на теплую шершавую плитку пола, всхлипывая и раздирая грязными кулаками красные слезящиеся глаза, как лосось из водопада, выскочил Иудав, повалился на пол и застыл в позе жирафа, которому внушили, что он – ёж.
– Что... ты... опять... натворил... сын... верблюда?!.. – через пяток минут нашел, наконец, в себе силы и кислород Гагат.
– Тысамсказал... броситьперья... вкаменнуюкислоту... – умирающим воздушным шаром просипел второй колдун.
– Какие... перья... бросить...
– ПтицыРух...
– Идиот!.. И этот... репоголовый... мой брат... Дайте... мне... стакан окрошки... Я отравлюсь...
Иудав уже хотел, было, возмутиться и отреагировать адекватно, но ассиметрично, на пассаж о "сыне верблюда", осложненный "идиотом" и "репоголовым", но любопытство пересилило, и демарш оскорбленного достоинства был оставлен на потом.
– Чтотакое... "окрошка"?..
Блеснуть непонятным, но зловещим словечком Гагат умел и любил ровно настолько же, насколько ненавидел признаваться, что чего-то не знает.
– Сложносоставный... быстродействующий яд... избирательного действия... изобретенный... в незапамятные времена... какими-то дикими... северными... племенами... – авторитетно откашливаясь в процессе, пояснил он. – Поражает все... системы... организма... но только пришельцев... Для местных он безвреден... Они даже сложили... поговорку... "Что местному... хорошо... то пришельцу... полный... распад... телесной оболочки..."
– Откуда... тыэтознаешь... – озадаченно прохрипел Иудав.
– Помнишь... в седьмом классе... меня заставили... изображать ковер... на слете магов Сулеймании... и дружественных государств... за то, что я настоящий ковер... нечаянно превратил... в скорпиона... и он убежал... ужалив декана... и растоптав по дороге несколько верблюдов...
Задыхающийся от первых симптомов аллергии на жженые перья Рух Иудав прерывисто хихикнул.
– Оннаступилмненаногу... и я... месяц... неходилвшколу... Иподарил... тебезаэто... свой... перочинный... йэ-кхэ-кхэ-кхэй!.. Охй...
– Чтоб ты сдох... – автоматически произнес Гагат эквивалент Шатт-аль-Шейхских черных магов общечеловеческому "Будь здоров".
– Тебетогоже... – вежливо прокашлял в ответ его брат.
– Так я тебе сказал... какие перья... положить... – вернулся к больной теме Гагат.
– Какие?..
– Заморской птицы "вора бей", бестолковый!.. Они же... в рецептуре... нахождения вора... ясно прописаны... Мы же их вместе... утром покупали... Забыл?..
– Незабыл... Асколькоони... стоят... забыл?.. Ияподумал... Перо... оноиесть... перо...
– Болван... он и есть... болван... – раздраженно прошипел себе под нос Гагат.
А вслух сказал:
– Пока ты приходишь в себя... я спущусь вниз и посмотрю... может, что-нибудь все-таки... получилось... – и, набрав полную, еще саднившую и горевшую от пережитой газовой атаки, грудь воздуха, старший брат нырнул в подвал.
Через пять минут из подполья донесся его ворчливый, но довольный голос:
– Кончай чихать! Спускайся! По-моему, результаты есть!..
Осадок на дне реторт был, кажется, правильного цвета и консистенции, сама жидкость – приблизительно нужного запаха; кости, камни и пуговицы из пульсирующего сторожевого тридцатисемигранника разлетелись с каким-то значением, пусть пока и не очень понятным; жертвенные существа положили свои жизни на алтарь оккультных наук в почти нужном порядке, что доказали их селезенки... И если пренебречь небольшой погрешностью, встречающейся при каждой магической операции, как, вроде бы, учили их когда-то преподаватели, не к ночи будет помянуто... Словом, из тех данных, что им удалось получить за сегодняшнее гадание, вполне можно было определить, где находятся и куда движутся и кувшин, и похититель кувшина.
И братья, шумно примирившись, и поклявшись, что следующее гадание они уже будут проводить на внутренностях злосчастного вора, бросились наверх собираться в путь.
* * *
Вздохнув в последний раз ускользающей прохладой, ушло на покой утро, уступив место разгоряченному самодовольному дню, а Фарух все спал, и не подозревал, какие пронзительные краски и красоты рассвета он не увидел, какие чистые, радостные и звонкие птичьи голоса не услышал, какие головокружительные, пьянящие запахи моря, горных трав и цветов он пропустил, и приближение какого большого и хорошо вооруженного конного патруля он прозевал.
О последнем, вот уже через несколько минут, он будет жалеть больше всего из перечисленного выше.
Хотя птичье пение тоже было очень даже ничего.
А пока шесть всадников остановились в нескольких конских шагах от него и придирчиво, но недоверчиво оглядели.
– Это не наш, – наконец, уверенно заявил один из них.
– Это можно исправить, – не менее уверенно выразил свое мнение другой.
– Наверное, его купцы оставили, – предположил третий.
– И что?
– Ничего. Оставили – значит, не нужен.
– Не нужен им – сгодится нам, – подытожил всадник на самой большой лошади, по-видимому, командир конного патруля. – Амбабула, разбуди несчастного юношу.
– Будет сделано, о Секир-баши, – и самый молодой, но самый огромный солдат, прихватив моток веревки, соскочил на землю и, мягко ступая подкованными сапогами по белому песку, вразвалочку подошел к спящему.
Вывернуть ему руки за спину и связать их было для него делом нескольких секунд.
– А-а-а-а!!!.. Ой... – только и смог сказать по этому поводу начинающий купец.
– С добрым утром тебя, странник, – довольно ухмыляясь, приветствовал его Амбабула. – Не желаешь ли прогуляться с нами?
И он привязал свободный длинный конец веревки к своему седлу.
– Что?.. Как?.. Где?.. Зачем?.. Кто?.. – одуревший от неожиданной боли и неласкового пробуждения, Фарух, казалось, поставил себе целью перебрать за один прием весь мировой запас вопросительных слов.
– Я – охранник Амбабула. Это – наш великий и мудрый командир Секир-баши. Нам не интересно, как зовут тебя, но, главное, что ты должен запомнить, так это то, что ты теперь – раб его величества калифа Шатт-аль-Шейхского Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса, и будешь работать в его копях и добывать изумруды, пока мы тебя не отпустим.
Несмотря на панику, смущение и страх, за последние слова Фарух ухватился, как утопающий – за акулу:
– А когда вы меня отпустите?
– Как всех отпускаем, так и тебя отпустим, – словно удивляясь непонятливости ребенка при самых очевидных фактах, пожал плечами Секир-баши.
– А как всех отпускаете?
– Не знаем. Пока еще ни разу никого не отпускали, – весело засмеялся собственным словам как какой-то удачной шутке тот.
– Но я протестую!.. Я – свободный человек!.. Я – купец!.. Я заплачу вам выкуп за свою свободу!
– Выкуп? – заинтересовались стражники. – Тысячу золотых? Две тысячи? Три?
– Четыре! Каждому! Как только вернусь в Шатт-аль-Шейх! – от ужаса Фарух не соображал, что делает или говорит.
– Договорились, – радостно оскалил зубы Секир-баши. – Только ты сначала напишешь письмо своим родным, и выкуп они должны будут прислать с кораблем сюда. А пока он не прибудет, ты будешь работать в копях. А если окажется, что никаких денег за тебя никто платить не собирается, то там и останешься навсегда, – насмешливо добавил он.
У Фаруха все поплыло перед глазами.
– Ну, побежали, – Амбабула вскочил в седло.
– Нет! – вдруг опомнился Фарух. – Мой кувшин!.. Я должен взять мой кувшин!..
– Кувшин? – снова заинтересовались стражники.
– Драгоценный?
– С золотом?
– Нет!.. Просто мой кувшин... обыкновенный... Это память... о моем... отце. Да, отце. О, мой бедный отец!.. Если бы он видел, какая жестокая участь постигла его единственного обожаемого сына, как бы увлажнились его старческие глаза, как бы...
– Короче, – рявкнул, как щелкнул кнутом, Секир-баши.
– Это единственная вещь, которая сохранилась у меня после того, как мой корабль потонул со всей командой и товаром, налетев на скалы! – быстро завершил свой так и не начавшийся трогательный рассказ молодой псевдокупец.
– Ну-ка, что это за вещичка? – вопросительно качнул головой командир, и Амбабула снова спешился и поднял с земли кувшин.
– Ерунда какая-то, – доложил он по уставу, брезгливо вертя посудину в руках. – Выбрасывают лучше. Может, лучше выбросить?
– Да ладно, оставь... Пусть держит в нем воду, – неожиданно милостиво соизволил Секир-баши.
Не обращая внимания на умоляющий взгляд пленника и беспомощно дернувшиеся скрученные руки, Амбабула засунул кувшин в свою седельную сумку и снова вскочил на коня.
– Иди впереди, – указал он кнутовищем в сторону гор. – Будешь отставать или жаловаться – побежишь сзади. Понял?
Фарух молча кивнул.
Так началась его недолгая карьера раба.
Кувшин ему так и не отдали.
Когда они добрались до места назначения, Амбабула, не спешиваясь, бросил свой конец веревки скучающему стражнику у пещеры с толстой железной решеткой, в которой, по-видимому, содержались невольники, крикнул: "Это твой", пришпорил коня и умчался догонять отряд.
На первый же робкий вопрос о своем кувшине несостоявшийся купец получил удар кулаком в ухо и совет сесть на землю и поменьше болтать, если не хочет повторения.
Повторения Фарух не хотел, советом воспользовался, и стал сугубо молча обдумывать план побега.
Но далеко додумать не успел, потому что подоспел еще один стражник. Он и повел его к месту работ.
Этот солдат, представившийся младшим охранником Багадулом, сказал, чтобы новичок постоял пока где-нибудь неподалеку, но не путаясь ни у кого под ногами, и подождал, пока не ударят в гонг и не начнется обед – тогда старший надсмотрщик всех пересчитает и определит его в какую-нибудь команду, где не хватает людей.
Пользуясь передышкой после двухчасовой пробежки перед конем Амбабулы, Фарух снова быстренько опустился на землю, но от всех неприятных или крамольных мыслей на этот раз его отвлекало открывшееся перед ним зрелище.
Изумрудные копи калифа Ахмета Гийядина Амн-аль-Хасса представляли собой огромный котлован с отвесными стенами, то ли выдолбленный в скале, то ли естественного происхождения. Всю поверхность над ним ровными линеечками, как паутина гигантского, но не очень изобретательного паука, исчерчивали натянутые над пропастью канаты. На них держались подвесные мосты. На каждом мосту стояло по нескольку десятков рабов с двумя веревками в руках – человек по десять на одну пару. Свободные концы обеих веревок свисали в пропасть.