Страница:
Со стен, как всегда, полетела пыль, клочья штукатурки и кусочки глины.
Человек на чинаре чихнул.
Потом ойкнул.
Кувшин был торжественно водружен на стол в центре маленькой тесной комнатки, заваленной старой мебелью, чучелами рептилий, комплектующими к перегонному кубу, коробочками и мешочками с редкими компонентами к причудливым и опасным заклинаниям и тому подобными вещами, присутствие коих в любом жилище волшебника просто обязательно.
Колдуны быстро задернули плотные шторы с изящным узором из костей и черепов, зажгли по углам стола четыре черные свечи из жира четырех повешенных в пятницу тринадцатого и палочки благовоний (судя по распространившемуся запаху, доминирующей являлась вторая половина этого слова) и встали напротив.
– Ну, что ж, начнем, – выдохнул Иудав и братья, как договаривались раньше, одновременно протянули руки и потерли бок кувшина.
Сначала ничего не произошло.
Но после второй попытки, Иван, очнувшийся от отупляющего оцепенения и не в силах более противостоять неведомым и странным ощущениям, потянулся вверх, вверх и ввысь, пока не ударился головой о прогибающийся, как сетка кровати в общежитии, потолок в старых потеках, и, удивленно, не остановился.
Опять какая-то незнакомая комната...
И смрад такой, что хоть из окошка не выпрыгивай.
Наверное, тут или что-то давно сдохло, или только что сожгли с десяток подушек.
И не исключено, что оно на этих подушках и испустило свой последний вздох...
Не мог уж Сергий найти что-нибудь поприличнее. Или хотя бы проветрить...
Сергий!
Где он?
Где Елена?
Где Я?!
Смутные воспоминания о вчерашнем дне, как паспорт, пропущенный через стиральную машину, стали медленно, по кусочкам возвращаться к царевичу...
Иван приподнялся на своей лежанке, спустил ноги на пол и открыл глаза.
Кто-то позвал его?
Или почудилось?
Где я?
Желтые стены, желтый луч солнца, пробивающийся через окошко и освещающий столб желтой танцующей пыли...
Жара...
Знакомое похрапывание, дрожью отдающееся во всем теле...
Масдай.
А где Сергий?
И Елена Прекрасная?
И где я?
Может, это и есть тот самый постоялый сарай?.. Или двор-караван?... Про который говорили?..
Наверное... Но, по-моему, это как-то по-другому должно называться... Сейчас вспомню... Только вот голова перестанет кружиться...
Голова... Огромная, пустая, как из меди сделанная: только тронь – и загудит, как колокол... Как чужая... Котел медный, а не голова...
Ах, да...
Я же болел.
Сколько времени прошло?..
И снова показалось, что кто-то позвал его.
И тут царевич понял, что он не может ни мгновения противостоять этому слабому, но притягивающему зову; быстро, непослушными руками, натянул сапоги. И подкашивающиеся, протестующие ноги против своей и его воли осторожно, чтобы не уронить, понесли его из комнаты по коридору, и во двор – где толпились, переругивались и потели под человеконенавистническим светилом люди, ишаки, собаки, верблюды и лошади, и дальше – в самый конец огромного, как площадь, двора – к навесу, где фонтан с низким каменным бортиком, кузница, тележная, шорная и Бог еще знает какие мастерские, куча мусора у самого забора – как же у них тут заборы-то называются?.. диваны?.. поддувалы?.. как-то так... – и, без единой остановки, прямо к этой куче.
Несмотря на суету и толчею в середине двора, тут было безлюдно. Даже мастера все разом разошлись куда-то, прикрыв свои пахнущие ремеслами лавки.
Вокруг не было ни единой живой души.
Но Иван почувствовал, что пришел, куда был должен.
Его бросило в холод.
– Кто здесь? – дрожащим от слабости и (совсем чуть-чуть) от нехорошего предчувствия голосом просипел он.
– Удачного дня тебе, о добрый чужестранец, – прозвучал прямо в его больной голове, а, может, просто послышался, тихий почтительный голос.
Может, у него опять начался бред? Или галлюцинации? Или солнечный удар? А, может, он просто сошел с ума?.. Никогда не думал, что это будет так просто...
– Кто здесь? – хриплым шепотом повторил он, бессильно опускаясь на кучу переживших свою полезность вещей, изо всех сил надеясь, что ему все это всего лишь померещилось, и что через пару минут, отдохнув, он поднимется, возьмет вон ту оглоблю, чтобы опираться на нее, и потихоньку пойдет обратно в свою душную и пыльную, но кажущуюся сейчас такой уютной и безопасной, комнатушку.
– Прости меня, ничтожного, о, чужестранец, что взял я на себя смелость нарушить твой сон и отдых, но очень скоро ты бы пошел на поправку, и я не смог бы поговорить с тобой. Я должен был успеть сделать это сейчас, пока ты все еще слаб, и способен слышать меня. Для меня это очень важно. Вопрос жизни и смерти твоего недостойного раба...
– Значит, я не брежу? – пробормотал Иванушка, спрашивая, скорее, себя самого, чем какие-то голоса в голове, но тут же получил ответ:
– Нет, о, благородный путешественник. Ты в ясном уме, и я не плод твоего воображения.
Что-то кисло подсказывало Иванушке, что то, что сейчас с ним произойдет, даже его воображение наплодить было не в состоянии. Но все равно, вместо того, чтобы развернуться и убежать, уплестись или просто уползти, если на большее и скорейшее сил не хватит, пока есть время, он, как зачарованный, оставался сидеть на обломках большущего тележного колеса и не спеша беседовать сам с собой.
Хотя, почему "как"?..
– Меня зовут Шарад, – представился голос.
– Иван, – автоматически кивнул в ответ царевич.
– Умоляю тебя, о, отзывчивый сын далекого Севера Иван, выслушай мою печальную историю любви – она отнимет немного времени – ибо, кроме тебя, помочь мне никто не в состоянии. А если я не встречусь с предметом страсти моей и желаний моих, я наложу на себя руки, клянусь куфией Сулеймана, и пусть вечное проклятие и беспросветный мрак тяготеют над моею безутешной душой в загробном мире. Лучше уж это, чем быть разлученным с нею навсегда...
– Шарад? Ты где? Почему ты прячешься? – потеряно повел глазами Иванушка. – Может, ты выйдешь, чтобы мы могли поговорить?
– Я не могу выйти, о сердобольный странник Иван, и об этом будет моя короткая, но печальная история.
– Тебе нужна моя помощь? И ты влюблен? – свои собственные мучения безответной любви, слегка подзабытые за время болезни, с новой болью всколыхнулись в сердце царевича, и из уст его вырвалось тоскливое:
– Она тебя тоже не любит?..
– Она даже не знает о моем существовании, чужеземец Иван... Каждый день я наблюдаю, как приходит она за водой к этому фонтану, и душа моя поет от счастья, что могу я лицезреть ее, и заходится от горя, что никогда не смогу я подойти к ней, взять ее за руку и открыть свое огромное и жгучее, как праматерь всех пустынь, чувство. Когда она подолгу отсутствует, я схожу с ума от горя, думая, что она ушла из этого караван-сарая, и больше никогда я не увижу я ее... Жизнь моя впервые наполнилась смыслом и радостью в тот миг, когда я впервые увидал Фатиму...
– Но почему... – в который раз попытался выяснить Иванушка не слишком послушным голосом. – Почему ты не выйдешь к ней?
И в ответ услышал безысходное:
– Потому, что я – джин.
– Джин?.. Это такая вонючая водка?.. – недоуменно наморщив лоб, переспросил он.
– О, нет же, странник Иван. Джин – это... Это... Это я, – растеряно произнес голос. – Знаешь, мне никогда еще никому не приходилось объяснять, кто такие джины. Здесь, в Сулеймании и в сопредельных странах, каждый младенец знает, кто такой джин... Джин – это одно из магических существ, таких, как пэри...
Лукоморец нерешительно пожал плечами.
– Дэвы, например, или гурии... Ну, в общем, это и не важно, – закончил Шарад, видя, что его примеры не достигают цели. – Джины живут в кольцах, лампах, кувшинах, вазах и прочих предметах из металла и могут быть вызванными своими хозяевами, чтобы исполнить любые их желания. Джины почти всемогущи, когда выполняют приказ. Но у них нет и не может быть своей воли и своих желаний. То есть, я хочу сказать, что, конечно же, желания у нас есть, но какому человеческому существу будут интересны желания какого-то джина, когда у них своих хватает... – в голосе Шарада зазвучала обида и горечь. – Джины для них – всего лишь предмет, такой, как стол, кровать, арба – они служат только для удовлетворения собственных потребностей... То, что мы обречены на одиночество, даже если полюбим, хозяина джина никогда не волнует. Всесильные изгои – вот кто мы... – проникновенный голос джина обволакивал и завораживал, заставляя Иванушку нервно впитывать малейшую смену интонаций. Хотелось сопереживать, страдать и плакать вместе с ним, дружить с ним, сделать для него все, что он ни попросит – ведь он так несчастен, так одинок, так зависим от тебя, и это не он, а ты всесилен...
– Нет, Шарад, ты не прав! – горячо воскликнул Иванушка, уже не заботясь о том, что вид одиноко сидящего на куче мусора и дискутирующего самого с собой человека способен привлечь множество скептически настроенной аудитории. – Не все люди одинаковы! Не все мы – бездушные эгоисты! Я тронут до глубины души твоими глубокими чувствами и твоими страданиями, и если есть что-нибудь, что я могу сделать, чтобы помочь тебе соединиться с любимой – только скажи мне! Правда, я пока сам едва держусь на ногах после болезни, и, кажется, не очень хорошо соображаю... Голова... Что-то не то с головой... Как будто все время кружится... И набита ватой... Как будто это не моя... И не голова... Ох, что я такое несу!.. Но это ничего. Я все равно клянусь сделать все, что в моих силах, джин. Доверься мне.
– О, я догадывался, что ты, чужеземец Иван, добросердечный и отзывчивый человек, но так боялся в это поверить... По-настоящему добрый человек так же редок, как дождь в пустыне...
– Что я могу для тебя сделать? – мерзнувшего доселе Иванушку мгновенно бросило в жар и краску.
– Я не знаю, пойдешь ли ты на такое ради какого-то незнакомого джина, даже не человека...
– Рассказывай!
– Я занимался исследованиями многие десятки, и даже сотни лет, прочел тысячи древних манускриптов и редчайших фолиантов по теории и практике магии – одиночество располагает к занятиям – и пришел к открытию, которое еще нуждается в подтверждении, но если мой вывод верен – это перевернет нашу привычную безрадостную жизнь. Он прост, как все гениальное. Я понял, что могу привести жену из людей к себе в кувшин...
– ???!!!
– Не пугайся, это всего лишь внешняя оболочка моего мира в вашем мире. Он ничуть не хуже вашего – я могу сделать его таким, каким хочу. Я могу сделать его лучше!.. И если кто-то согласится занять там мое место на время, пока я буду находиться в мире людей, а после того, как мы с моей возлюбленной вернемся, согласится его покинуть... Но я знаю – никто не снизойдет до желаний какого-то там...
– Я готов, – твердо, насколько позволяло ему здоровье, заявил царевич. – Говори, что надо делать.
Кто-то недоверчивый и осторожный, испуганный донельзя, глубоко в подсознании отчаянно бился о неприступные стены благих намерений Иванушки, которые вот-вот должны будут быть разобраны на мощение известной всем дороги, истерично выкрикивая при этом предупреждения вперемежку с неприличными эпитетами, адресованными ближайшему соседу – сознанию, но тщетно.
У него не было бы ни малейшего шанса быть услышанным и в лучшие-то времена...
– Благодарю тебя, о милостивейший из смертных... Я никогда не забуду твоего величайшего дара... – вкрадчивый голос джина обтекал и расстилался. – Вытащи из этой кучи мусора мятый позеленевший кувшин – он лежит под сломанным верблюжьим седлом... Нет, это шлем караван-баши – седло правее... Так... Теперь потри его... Сильнее... Еще... Есть!..
Из горлышка потянулся легкий бледный дымок, и из него безо всякого предупреждения материализовалась человеческая фигура размером с куклу. Одета она была в синюю чалму с павлиньим пером и нечто, напоминающее разгрузку спецназовца, из бесчисленных кармашков и отделений которой торчали горлышки пузырьков, корешки книг, веточки трав, шнурки, неидентифицированные костные останки, перья, свитки, огарки, клочки меха и прочие загадочные предметы, сделавшие бы честь мастерской любого алхимика, алфизика и албиолога современности.
– Приветствую тебя, о великодушнейший из великодушных, – молитвенно сложив руки, склонилось перед Иваном явление.
– Честно говоря, я представлял тебя себе... себя тебе... себю тебю... короче, слегка повыше, что ли... – вяло подивился Иванушка.
– Я могу быть любого роста, какого только пожелаю, – сурово нахмурился джин. – Сейчас я не хочу, чтобы на нас обратили внимание, о наблюдательный юноша. Итак, на чем я остановился?
– На приветствии?
– Хм. Да. Так, о чем это я? Ах, да. Во истину, божественное провидение свело нас в этом убогом караван-сарае в этот счастливый для меня месяц. Такого человека, как ты, найти практически невозможно. Ты готов, о милосерднейший из милосердных, чье имя я не устану благословлять в веках? Ты еще можешь отказаться от своей затеи.
– Нет, – ответил царевич и почувствовал, что отказаться поменяться местами с Шарадом он может не больше, чем добровольно отказаться дышать.
"Нет!!!.." – отчаянно донеслось откуда-то из глубины подсознания, но тоскливый безгласный вопль сей бесследно затерялся в закоулках бессознательного.
– Тогда приступим, – нервно потер ручки джин. – СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА И ПОВТОРЯЙ ЗА МНОЙ...
Иванушка огляделся вокруг еще раз, и ему показалось, что он спит, и снится ему, что вырос он большой-пребольшой, как иногда мечтал в детстве, аж под самый потолок, а внизу стоят люди и удивляются...
– ...Почему он молчит?
– Откуда я знаю?!
– Ну, у тебя же четвертая степень, ты тут у нас самый умный, все должен знать... – маленькое липкое чувство зависть за тридцать лет тоже времени зря не теряло.
– Сам лучше помолчи, тупица. Да подожди. Он же на воле не был, считай, тысячу лет, сейчас посмотрит, придет в себя, и спросит.
– Это тебе не каменщик после гашиша! Это не так работает! Он же магическое существо, он должен быть готовым исполнять желания в любой момент, ученый болван! Так написано!
– Так ты еще и читать умеешь? – не удержался Гагат, и пока Иудав, готовый лопнуть от возмущения приходил в себя, решил взять инициативу в свои руки и торжественно произнес:
– Если гора не идет к Сулейману, то Сулейман идет к горе. Готов ли ты выполнить любое наше приказание, о порождение ночи? Отвечай немедленно!
Сказать, что Иван появился на свет белый в лучшем из своих настроений, значит было покривить душой.
– С какой стати? – мрачно сложил он руки на груди.
– Что-о-о?!.. – протянули маги хором – по такому случаю, дар речи вернулся и к Иудаву.
– И вообще – кто вы такие? Это вы унесли этот кувшин из... от... с... откуда вы его унесли, а? Кто вам разрешил? – возмущенно выговаривал им царевич. – А ну-ка, быстро верните его на место! Вам лучше меня не злить!
– Но ты должен выполнять наши приказания!.. – беспомощно попытался убедить его Гагат.
Впервые в жизни Иван пожалел, что получил хорошее воспитание.
– Ваше общество вызывает у меня начальные симптомы идиосинкразии, – недолго подумав, наконец, выдал он литературный аналог того, что Сергий, без сомнения, сказал бы по этому поводу. – И вы слышали, что я сказал.
Фигура лукоморца налилась мощью и угрозой и аварийным балконом нависла над незадачливыми колдунами. Тени сгустились, испуганно забившись в угол. Черные свечи вспыхнули как факелы и вмиг погасли, шипя и брызгаясь, превращая простую вонь в зловоние.
– Считаю до трех: раз... два...
Неизвестно, что сделал бы Иван, досчитай он до трех – а у него было ощущение, что сделать он мог все, что угодно – хоть построить дворец, хоть разрушить город – но начитанный – как ни за что, ни про что обозвал его брат – Иудав в панике вскинул руки, и с перепугу вспомнил самое короткое заклинание изгнания джинов, за незнание которого в свое время ему и прилипла кличка "Лопоухий" – на экзамене он перепутал его с заговором на увеличение ушных раковин у слонов.
– КаталА-кутилА-катилА!!!..
Иванушка едва успел удивиться и исчез.
– Если гора не идет к Сулейману, то гора идет подальше! – торжествующе, дрожащим голосом объявил Иудав и пошел к окну раздергивать шторы, по дороге, как бы невзначай в темноте, наступив упавшему Гагату на пальцы.
– Что это было? – чуть ли не в один голос спросили братья друг друга, когда подобие порядка в комнате было восстановлено.
Оба, покосившись подозрительно друг на друга в поисках следов подвоха, задумались было над этим вопросом, но Гагат, как самый старший и образованный из двух, первый важно покачал головой:
– Никаких сомнений быть не может. Это был джин. Потому, что он откликнулся на призыв и сгинул, когда его изгоняли – кстати, блестяще проделано, братец.
Иудав покраснел.
– Мое предложение – пойти купить ящериц...
– Опять ящериц!.. Ящерицы, змеи, жабы – когда это кончится!.. Это профанация нашего ремесла!..
– ...и погадать, – не обращая внимания на ворчание брата, продолжал Гагат. – Сегодня вечером будет полная луна и крупные, качественные звезды. В конце концов, даже если ящерицы не сработают, у нас всегда есть кофейная гуща, кости, красные камни пустыни Перемен, перья птицы Рух, жала летающих скорпионов и задние глаза чешуйчатых летучих мышей – это нас еще никогда не подводило! Мы обязательно разберемся с этой загадкой! А пока давай, уберем этот треклятый кувшин в футляр, который мы для него приготовили и поставим куда-нибудь подальше на полку. Он – джин. А раз так, то никуда он от нас не денется.
Не успела калитка захлопнуться за братовьями, как с чинара сполз, а, может, свалился, молодой человек лет двадцати, а за ним еще один, помладше.
Воровато оглядываясь и прислушиваясь (профессия обязывала), старший юноша, мягко ступая по белому песку двора, быстро приблизился к входной двери и припал к замку.
Касим и Фарух караулили этот дом целый день. Касим специально с самого утра выбрал место на другом конце Шатт-аль-Шейха, где он был еще не так узнаваем, и присмотрел это загадочное жилище.
Дом был старинным, большим, с тенистым садиком, стойлом на пять верблюдов и летней кухней. Не беда, что выглядел он запущено и неопрятно – если владельцы до сих пор не продали его, значит, у них найдется, что украсть. Ну, а чем неопрятней, тем сложнее будет им понять, что именно было украдено.
Хотя, если быть точным, то караулил один Касим, а Фарух то и дело пытался улизнуть, пока Касим не прибил его и не пообещал в следующий раз зарезать его абсолютно бесплатно, если Фарух не желает отрабатывать занятые и до сих пор не возвращенные им деньги.
После этого Фарух прижался к стволу дерева и замер, и не проронил ни слова до тех пор, пока хозяева – два не то алхимика, не то звездочета – не ушли по своим делам.
Они даже не позаботились запереть дверь, изумился Касим.
Работать надо было быстро – неприятности ни с хозяевами, ни со стражей им были ни к чему.
Что можно было украсть у алхимиков?
Касим давно слышал рассказы о том, что один купец слышал в каком-то караван-сарае, как погонщик верблюдов из другого каравана рассказывал кузнецу, как брат его жены своими глазами видел человека, который говорил с дервишем, который как-то подслушал разговор водоноса и гадальщика о том, что младший брат чайханщика в безлунную полночь видел, как из дома какого-то алхимика выбрасывали оплавленные и покореженные остатки разных металлов.
Почему оплавленные и покореженные?
Потому, что они получали из них золото, почему же еще!
И эти двое сегодня завезли полную повозку всяких ненужных железяк. Кого обмануть хотели! Для чего они им нужны, было понятно любому ребенку.
Ждать, пока они сделают из них золото, Касим не стал, решив, что за ним можно будет наведаться в незваные гости и второй, и третий (если понадобится) раз, и решил пока довольствоваться тем золотом, которое, наверняка, осталось у них с прошлого раза.
Быстрый проход по первому этажу с перерыванием сундуков, шкафов и полок, забитых странными и непонятными предметами, с периодическим подпиныванием совсем впавшего в ступор Фаруха не дал ничего, кроме уверенности в профессии владельцев дома. "Наверное, они прячут свое золото в подвале," – решил сообразительный воришка, но, поскольку люк, ведущий в подземную часть дома, был заперт на большой негостеприимный замок, Касим решил сначала пройти по второму и третьему этажам в поисках чего-нибудь легко собираемого и столь же легко продаваемого на рынке.
Тщательный осмотр принес ему несколько золотых блюд, черненого серебра кубков, заморской школы больших медных тазов, декоративных старинных ножей с рукоятками из слоновой кости (все почему-то с какими-то странными бурыми пятнами), пары браслетов с рубинами, четырех тяжелых медных подсвечников с вонючими черными свечами, которые он, не задумываясь, тут же выбросил ("Ага, я же говорил, что они – алхимики!") и ящичка сандалового дерева, обитого сафьяном с золотым тиснением, закрытого на маленький медный, тонкой работы, замочек.
К неудовольствию Касима, ящичек в их небольшой мешок уже не влез, и он сунул его в руки своему подельнику, который до сего момента больше стоял столбом или мешался под ногами, чем помогал.
– На, понесешь, – не терпящим возражения шепотом приказал Касим и быстро, но бесшумно побежал по лестнице вниз.
И на первом этаже столкнулся нос к носу с Гагатом.
– Ты кто? Что ты тут... Стой!!!
Касим мгновенно развернулся и побежал наверх, рассчитывая выпрыгнуть на улицу из окошка второго этажа.
Если бы он обкрадывал дом алхимиков, или даже звездочетов, ему бы это удалось.
Когда черная вспышка, ослепившая всех, погасла, под ноги окаменевшего от ужаса Фаруха упало то, что еще несколько секунд назад называлось Касимом.
Печально звякая о каждую ступеньку, докатилось до первого этажа и окончило свои дни покореженное и оплавленное золотое блюдо.
– Это воры!!!..
– Вон еще один! – злобно ткнул пальцем в сторону стоящего пролетом выше Фаруха Гагат, нарушив пелену молчания.
– Дай мне убить его!!! – оттолкнул брата Иудав, и из пальцев его вылетел черный шар.
– У него кувшин!!!.. – дуга ядовито-зеленого света другого заклинания ударила по глазам. Соприкоснувшись с черным шаром, дуга покраснела, во все стороны полетели жгучие белые искры, и весь этот фейерверк с шипением и треском вгрызся туда, где только что стоял потрясенный воришка.
Но его там уже не было.
– Где он? – в который раз обежав все три этажа и выглянув на улицу, спросили братья друг друга, встретившись у останков вора, обнаруженного первым.
И в который раз ответили друг другу:
– Не нашел...
– Может, его так ударило, что и мокрого места не осталось?
– А кувшин?!.. Кувшин – предмет магический!!! От него хоть что-то должно было остаться даже при прямом попадании!!!
– Чего ты орешь?! Я что, глухой?!..
– Послушай. Ты какое заклинание использовал? – пришло вдруг что-то в голову Гагату.
– Жгучую Смерть Андипала. А что?
– А я – Отклонитель Гупты.
– Ну, и что из этого? – все еще недоумевал младший брат.
– Ты помнишь, что нам говорили в школе по поводу возможных эффектов комбинированного применения этих заклинаний?
– Нет, – с гордостью тут же отозвался Иудав.
– И я – нет...
– Ну, и зачем спрашивать?
– А затем, что подозреваю я, что отклонилась у нас не твоя Жгучая Смерть, а вор. Вместе с кувшином.
– Куда?.. – словно боясь поверить в сказанное, медленно, шепотом едва выговорил Иудав.
– Не знаю...
– ...И ты ЧТО?!
– И я, получив свободу, побежал искать Фатиму. Я думал, что, попав в мир смертных, что еще не удавалось ни одному джину за всю историю существования нашего племени после порабощения калифом Сулейманом, по-прежнему смогу владеть своей магией...
– Ты не собирался возвращаться, – бесцветно констатировал факт Волк, сжимая рукоять меча так, что костяшки побелели. – Ты, старый саксаул, не собирался возвращаться в свой вонючий кувшин, даже когда нашел бы эту Потьму.
– Фатиму...
– Какая разница!!!
– Я нашел ее... Она поддалась моим уговорам, и мы... Но, через насколько часов я почувствовал... Я превратился в больного немощного старца!.. Моя магия утекает из моей разбитой смертной оболочки вместе с жизнью, как вода из дырявого ведра. Нет, все-таки джины не предназначены для жизни в мире смертных... И я убедился в этом ценой своей жизни. Попасть обратно в кувшин – моя единственная надежда. Помоги мне найти его, о справедливый юноша!.. Твой гнев оправдан, я виноват перед твоим другом и тобой... Но сейчас... Если ты мне не поможешь, ты никогда больше не увидишь его... Даже если ты найдешь кувшин после моей смерти, никто другой, ни один даже самый великий маг на свете не сможет помочь ему вернуться в ваш мир.
– Ну почему, почему ты, из всех людей вокруг, выбрал именно моего Ивана?!
– Потому, что он был больной, его естественная защита ослаблена, и он мог слышать мой призыв. Но это не главное. Главное то, что из всех людей, которых я видел или чувствовал с тех пор, как совершил свое открытие, он был единственным, кто согласился бы заменить меня на время, даже если бы был абсолютно здоров...
– Ах, ты ж, саксаул недобитый... – начал угрожающе подниматься с ковра Волк.
Человек на чинаре чихнул.
Потом ойкнул.
Кувшин был торжественно водружен на стол в центре маленькой тесной комнатки, заваленной старой мебелью, чучелами рептилий, комплектующими к перегонному кубу, коробочками и мешочками с редкими компонентами к причудливым и опасным заклинаниям и тому подобными вещами, присутствие коих в любом жилище волшебника просто обязательно.
Колдуны быстро задернули плотные шторы с изящным узором из костей и черепов, зажгли по углам стола четыре черные свечи из жира четырех повешенных в пятницу тринадцатого и палочки благовоний (судя по распространившемуся запаху, доминирующей являлась вторая половина этого слова) и встали напротив.
– Ну, что ж, начнем, – выдохнул Иудав и братья, как договаривались раньше, одновременно протянули руки и потерли бок кувшина.
Сначала ничего не произошло.
* * *
Но после второй попытки, Иван, очнувшийся от отупляющего оцепенения и не в силах более противостоять неведомым и странным ощущениям, потянулся вверх, вверх и ввысь, пока не ударился головой о прогибающийся, как сетка кровати в общежитии, потолок в старых потеках, и, удивленно, не остановился.
Опять какая-то незнакомая комната...
И смрад такой, что хоть из окошка не выпрыгивай.
Наверное, тут или что-то давно сдохло, или только что сожгли с десяток подушек.
И не исключено, что оно на этих подушках и испустило свой последний вздох...
Не мог уж Сергий найти что-нибудь поприличнее. Или хотя бы проветрить...
Сергий!
Где он?
Где Елена?
Где Я?!
Смутные воспоминания о вчерашнем дне, как паспорт, пропущенный через стиральную машину, стали медленно, по кусочкам возвращаться к царевичу...
Иван приподнялся на своей лежанке, спустил ноги на пол и открыл глаза.
Кто-то позвал его?
Или почудилось?
Где я?
Желтые стены, желтый луч солнца, пробивающийся через окошко и освещающий столб желтой танцующей пыли...
Жара...
Знакомое похрапывание, дрожью отдающееся во всем теле...
Масдай.
А где Сергий?
И Елена Прекрасная?
И где я?
Может, это и есть тот самый постоялый сарай?.. Или двор-караван?... Про который говорили?..
Наверное... Но, по-моему, это как-то по-другому должно называться... Сейчас вспомню... Только вот голова перестанет кружиться...
Голова... Огромная, пустая, как из меди сделанная: только тронь – и загудит, как колокол... Как чужая... Котел медный, а не голова...
Ах, да...
Я же болел.
Сколько времени прошло?..
И снова показалось, что кто-то позвал его.
И тут царевич понял, что он не может ни мгновения противостоять этому слабому, но притягивающему зову; быстро, непослушными руками, натянул сапоги. И подкашивающиеся, протестующие ноги против своей и его воли осторожно, чтобы не уронить, понесли его из комнаты по коридору, и во двор – где толпились, переругивались и потели под человеконенавистническим светилом люди, ишаки, собаки, верблюды и лошади, и дальше – в самый конец огромного, как площадь, двора – к навесу, где фонтан с низким каменным бортиком, кузница, тележная, шорная и Бог еще знает какие мастерские, куча мусора у самого забора – как же у них тут заборы-то называются?.. диваны?.. поддувалы?.. как-то так... – и, без единой остановки, прямо к этой куче.
Несмотря на суету и толчею в середине двора, тут было безлюдно. Даже мастера все разом разошлись куда-то, прикрыв свои пахнущие ремеслами лавки.
Вокруг не было ни единой живой души.
Но Иван почувствовал, что пришел, куда был должен.
Его бросило в холод.
– Кто здесь? – дрожащим от слабости и (совсем чуть-чуть) от нехорошего предчувствия голосом просипел он.
– Удачного дня тебе, о добрый чужестранец, – прозвучал прямо в его больной голове, а, может, просто послышался, тихий почтительный голос.
Может, у него опять начался бред? Или галлюцинации? Или солнечный удар? А, может, он просто сошел с ума?.. Никогда не думал, что это будет так просто...
– Кто здесь? – хриплым шепотом повторил он, бессильно опускаясь на кучу переживших свою полезность вещей, изо всех сил надеясь, что ему все это всего лишь померещилось, и что через пару минут, отдохнув, он поднимется, возьмет вон ту оглоблю, чтобы опираться на нее, и потихоньку пойдет обратно в свою душную и пыльную, но кажущуюся сейчас такой уютной и безопасной, комнатушку.
– Прости меня, ничтожного, о, чужестранец, что взял я на себя смелость нарушить твой сон и отдых, но очень скоро ты бы пошел на поправку, и я не смог бы поговорить с тобой. Я должен был успеть сделать это сейчас, пока ты все еще слаб, и способен слышать меня. Для меня это очень важно. Вопрос жизни и смерти твоего недостойного раба...
– Значит, я не брежу? – пробормотал Иванушка, спрашивая, скорее, себя самого, чем какие-то голоса в голове, но тут же получил ответ:
– Нет, о, благородный путешественник. Ты в ясном уме, и я не плод твоего воображения.
Что-то кисло подсказывало Иванушке, что то, что сейчас с ним произойдет, даже его воображение наплодить было не в состоянии. Но все равно, вместо того, чтобы развернуться и убежать, уплестись или просто уползти, если на большее и скорейшее сил не хватит, пока есть время, он, как зачарованный, оставался сидеть на обломках большущего тележного колеса и не спеша беседовать сам с собой.
Хотя, почему "как"?..
– Меня зовут Шарад, – представился голос.
– Иван, – автоматически кивнул в ответ царевич.
– Умоляю тебя, о, отзывчивый сын далекого Севера Иван, выслушай мою печальную историю любви – она отнимет немного времени – ибо, кроме тебя, помочь мне никто не в состоянии. А если я не встречусь с предметом страсти моей и желаний моих, я наложу на себя руки, клянусь куфией Сулеймана, и пусть вечное проклятие и беспросветный мрак тяготеют над моею безутешной душой в загробном мире. Лучше уж это, чем быть разлученным с нею навсегда...
– Шарад? Ты где? Почему ты прячешься? – потеряно повел глазами Иванушка. – Может, ты выйдешь, чтобы мы могли поговорить?
– Я не могу выйти, о сердобольный странник Иван, и об этом будет моя короткая, но печальная история.
– Тебе нужна моя помощь? И ты влюблен? – свои собственные мучения безответной любви, слегка подзабытые за время болезни, с новой болью всколыхнулись в сердце царевича, и из уст его вырвалось тоскливое:
– Она тебя тоже не любит?..
– Она даже не знает о моем существовании, чужеземец Иван... Каждый день я наблюдаю, как приходит она за водой к этому фонтану, и душа моя поет от счастья, что могу я лицезреть ее, и заходится от горя, что никогда не смогу я подойти к ней, взять ее за руку и открыть свое огромное и жгучее, как праматерь всех пустынь, чувство. Когда она подолгу отсутствует, я схожу с ума от горя, думая, что она ушла из этого караван-сарая, и больше никогда я не увижу я ее... Жизнь моя впервые наполнилась смыслом и радостью в тот миг, когда я впервые увидал Фатиму...
– Но почему... – в который раз попытался выяснить Иванушка не слишком послушным голосом. – Почему ты не выйдешь к ней?
И в ответ услышал безысходное:
– Потому, что я – джин.
– Джин?.. Это такая вонючая водка?.. – недоуменно наморщив лоб, переспросил он.
– О, нет же, странник Иван. Джин – это... Это... Это я, – растеряно произнес голос. – Знаешь, мне никогда еще никому не приходилось объяснять, кто такие джины. Здесь, в Сулеймании и в сопредельных странах, каждый младенец знает, кто такой джин... Джин – это одно из магических существ, таких, как пэри...
Лукоморец нерешительно пожал плечами.
– Дэвы, например, или гурии... Ну, в общем, это и не важно, – закончил Шарад, видя, что его примеры не достигают цели. – Джины живут в кольцах, лампах, кувшинах, вазах и прочих предметах из металла и могут быть вызванными своими хозяевами, чтобы исполнить любые их желания. Джины почти всемогущи, когда выполняют приказ. Но у них нет и не может быть своей воли и своих желаний. То есть, я хочу сказать, что, конечно же, желания у нас есть, но какому человеческому существу будут интересны желания какого-то джина, когда у них своих хватает... – в голосе Шарада зазвучала обида и горечь. – Джины для них – всего лишь предмет, такой, как стол, кровать, арба – они служат только для удовлетворения собственных потребностей... То, что мы обречены на одиночество, даже если полюбим, хозяина джина никогда не волнует. Всесильные изгои – вот кто мы... – проникновенный голос джина обволакивал и завораживал, заставляя Иванушку нервно впитывать малейшую смену интонаций. Хотелось сопереживать, страдать и плакать вместе с ним, дружить с ним, сделать для него все, что он ни попросит – ведь он так несчастен, так одинок, так зависим от тебя, и это не он, а ты всесилен...
– Нет, Шарад, ты не прав! – горячо воскликнул Иванушка, уже не заботясь о том, что вид одиноко сидящего на куче мусора и дискутирующего самого с собой человека способен привлечь множество скептически настроенной аудитории. – Не все люди одинаковы! Не все мы – бездушные эгоисты! Я тронут до глубины души твоими глубокими чувствами и твоими страданиями, и если есть что-нибудь, что я могу сделать, чтобы помочь тебе соединиться с любимой – только скажи мне! Правда, я пока сам едва держусь на ногах после болезни, и, кажется, не очень хорошо соображаю... Голова... Что-то не то с головой... Как будто все время кружится... И набита ватой... Как будто это не моя... И не голова... Ох, что я такое несу!.. Но это ничего. Я все равно клянусь сделать все, что в моих силах, джин. Доверься мне.
– О, я догадывался, что ты, чужеземец Иван, добросердечный и отзывчивый человек, но так боялся в это поверить... По-настоящему добрый человек так же редок, как дождь в пустыне...
– Что я могу для тебя сделать? – мерзнувшего доселе Иванушку мгновенно бросило в жар и краску.
– Я не знаю, пойдешь ли ты на такое ради какого-то незнакомого джина, даже не человека...
– Рассказывай!
– Я занимался исследованиями многие десятки, и даже сотни лет, прочел тысячи древних манускриптов и редчайших фолиантов по теории и практике магии – одиночество располагает к занятиям – и пришел к открытию, которое еще нуждается в подтверждении, но если мой вывод верен – это перевернет нашу привычную безрадостную жизнь. Он прост, как все гениальное. Я понял, что могу привести жену из людей к себе в кувшин...
– ???!!!
– Не пугайся, это всего лишь внешняя оболочка моего мира в вашем мире. Он ничуть не хуже вашего – я могу сделать его таким, каким хочу. Я могу сделать его лучше!.. И если кто-то согласится занять там мое место на время, пока я буду находиться в мире людей, а после того, как мы с моей возлюбленной вернемся, согласится его покинуть... Но я знаю – никто не снизойдет до желаний какого-то там...
– Я готов, – твердо, насколько позволяло ему здоровье, заявил царевич. – Говори, что надо делать.
Кто-то недоверчивый и осторожный, испуганный донельзя, глубоко в подсознании отчаянно бился о неприступные стены благих намерений Иванушки, которые вот-вот должны будут быть разобраны на мощение известной всем дороги, истерично выкрикивая при этом предупреждения вперемежку с неприличными эпитетами, адресованными ближайшему соседу – сознанию, но тщетно.
У него не было бы ни малейшего шанса быть услышанным и в лучшие-то времена...
– Благодарю тебя, о милостивейший из смертных... Я никогда не забуду твоего величайшего дара... – вкрадчивый голос джина обтекал и расстилался. – Вытащи из этой кучи мусора мятый позеленевший кувшин – он лежит под сломанным верблюжьим седлом... Нет, это шлем караван-баши – седло правее... Так... Теперь потри его... Сильнее... Еще... Есть!..
Из горлышка потянулся легкий бледный дымок, и из него безо всякого предупреждения материализовалась человеческая фигура размером с куклу. Одета она была в синюю чалму с павлиньим пером и нечто, напоминающее разгрузку спецназовца, из бесчисленных кармашков и отделений которой торчали горлышки пузырьков, корешки книг, веточки трав, шнурки, неидентифицированные костные останки, перья, свитки, огарки, клочки меха и прочие загадочные предметы, сделавшие бы честь мастерской любого алхимика, алфизика и албиолога современности.
– Приветствую тебя, о великодушнейший из великодушных, – молитвенно сложив руки, склонилось перед Иваном явление.
– Честно говоря, я представлял тебя себе... себя тебе... себю тебю... короче, слегка повыше, что ли... – вяло подивился Иванушка.
– Я могу быть любого роста, какого только пожелаю, – сурово нахмурился джин. – Сейчас я не хочу, чтобы на нас обратили внимание, о наблюдательный юноша. Итак, на чем я остановился?
– На приветствии?
– Хм. Да. Так, о чем это я? Ах, да. Во истину, божественное провидение свело нас в этом убогом караван-сарае в этот счастливый для меня месяц. Такого человека, как ты, найти практически невозможно. Ты готов, о милосерднейший из милосердных, чье имя я не устану благословлять в веках? Ты еще можешь отказаться от своей затеи.
– Нет, – ответил царевич и почувствовал, что отказаться поменяться местами с Шарадом он может не больше, чем добровольно отказаться дышать.
"Нет!!!.." – отчаянно донеслось откуда-то из глубины подсознания, но тоскливый безгласный вопль сей бесследно затерялся в закоулках бессознательного.
– Тогда приступим, – нервно потер ручки джин. – СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА И ПОВТОРЯЙ ЗА МНОЙ...
* * *
Иванушка огляделся вокруг еще раз, и ему показалось, что он спит, и снится ему, что вырос он большой-пребольшой, как иногда мечтал в детстве, аж под самый потолок, а внизу стоят люди и удивляются...
– ...Почему он молчит?
– Откуда я знаю?!
– Ну, у тебя же четвертая степень, ты тут у нас самый умный, все должен знать... – маленькое липкое чувство зависть за тридцать лет тоже времени зря не теряло.
– Сам лучше помолчи, тупица. Да подожди. Он же на воле не был, считай, тысячу лет, сейчас посмотрит, придет в себя, и спросит.
– Это тебе не каменщик после гашиша! Это не так работает! Он же магическое существо, он должен быть готовым исполнять желания в любой момент, ученый болван! Так написано!
– Так ты еще и читать умеешь? – не удержался Гагат, и пока Иудав, готовый лопнуть от возмущения приходил в себя, решил взять инициативу в свои руки и торжественно произнес:
– Если гора не идет к Сулейману, то Сулейман идет к горе. Готов ли ты выполнить любое наше приказание, о порождение ночи? Отвечай немедленно!
Сказать, что Иван появился на свет белый в лучшем из своих настроений, значит было покривить душой.
– С какой стати? – мрачно сложил он руки на груди.
– Что-о-о?!.. – протянули маги хором – по такому случаю, дар речи вернулся и к Иудаву.
– И вообще – кто вы такие? Это вы унесли этот кувшин из... от... с... откуда вы его унесли, а? Кто вам разрешил? – возмущенно выговаривал им царевич. – А ну-ка, быстро верните его на место! Вам лучше меня не злить!
– Но ты должен выполнять наши приказания!.. – беспомощно попытался убедить его Гагат.
Впервые в жизни Иван пожалел, что получил хорошее воспитание.
– Ваше общество вызывает у меня начальные симптомы идиосинкразии, – недолго подумав, наконец, выдал он литературный аналог того, что Сергий, без сомнения, сказал бы по этому поводу. – И вы слышали, что я сказал.
Фигура лукоморца налилась мощью и угрозой и аварийным балконом нависла над незадачливыми колдунами. Тени сгустились, испуганно забившись в угол. Черные свечи вспыхнули как факелы и вмиг погасли, шипя и брызгаясь, превращая простую вонь в зловоние.
– Считаю до трех: раз... два...
Неизвестно, что сделал бы Иван, досчитай он до трех – а у него было ощущение, что сделать он мог все, что угодно – хоть построить дворец, хоть разрушить город – но начитанный – как ни за что, ни про что обозвал его брат – Иудав в панике вскинул руки, и с перепугу вспомнил самое короткое заклинание изгнания джинов, за незнание которого в свое время ему и прилипла кличка "Лопоухий" – на экзамене он перепутал его с заговором на увеличение ушных раковин у слонов.
– КаталА-кутилА-катилА!!!..
Иванушка едва успел удивиться и исчез.
– Если гора не идет к Сулейману, то гора идет подальше! – торжествующе, дрожащим голосом объявил Иудав и пошел к окну раздергивать шторы, по дороге, как бы невзначай в темноте, наступив упавшему Гагату на пальцы.
– Что это было? – чуть ли не в один голос спросили братья друг друга, когда подобие порядка в комнате было восстановлено.
Оба, покосившись подозрительно друг на друга в поисках следов подвоха, задумались было над этим вопросом, но Гагат, как самый старший и образованный из двух, первый важно покачал головой:
– Никаких сомнений быть не может. Это был джин. Потому, что он откликнулся на призыв и сгинул, когда его изгоняли – кстати, блестяще проделано, братец.
Иудав покраснел.
– Мое предложение – пойти купить ящериц...
– Опять ящериц!.. Ящерицы, змеи, жабы – когда это кончится!.. Это профанация нашего ремесла!..
– ...и погадать, – не обращая внимания на ворчание брата, продолжал Гагат. – Сегодня вечером будет полная луна и крупные, качественные звезды. В конце концов, даже если ящерицы не сработают, у нас всегда есть кофейная гуща, кости, красные камни пустыни Перемен, перья птицы Рух, жала летающих скорпионов и задние глаза чешуйчатых летучих мышей – это нас еще никогда не подводило! Мы обязательно разберемся с этой загадкой! А пока давай, уберем этот треклятый кувшин в футляр, который мы для него приготовили и поставим куда-нибудь подальше на полку. Он – джин. А раз так, то никуда он от нас не денется.
* * *
Не успела калитка захлопнуться за братовьями, как с чинара сполз, а, может, свалился, молодой человек лет двадцати, а за ним еще один, помладше.
Воровато оглядываясь и прислушиваясь (профессия обязывала), старший юноша, мягко ступая по белому песку двора, быстро приблизился к входной двери и припал к замку.
Касим и Фарух караулили этот дом целый день. Касим специально с самого утра выбрал место на другом конце Шатт-аль-Шейха, где он был еще не так узнаваем, и присмотрел это загадочное жилище.
Дом был старинным, большим, с тенистым садиком, стойлом на пять верблюдов и летней кухней. Не беда, что выглядел он запущено и неопрятно – если владельцы до сих пор не продали его, значит, у них найдется, что украсть. Ну, а чем неопрятней, тем сложнее будет им понять, что именно было украдено.
Хотя, если быть точным, то караулил один Касим, а Фарух то и дело пытался улизнуть, пока Касим не прибил его и не пообещал в следующий раз зарезать его абсолютно бесплатно, если Фарух не желает отрабатывать занятые и до сих пор не возвращенные им деньги.
После этого Фарух прижался к стволу дерева и замер, и не проронил ни слова до тех пор, пока хозяева – два не то алхимика, не то звездочета – не ушли по своим делам.
Они даже не позаботились запереть дверь, изумился Касим.
Работать надо было быстро – неприятности ни с хозяевами, ни со стражей им были ни к чему.
Что можно было украсть у алхимиков?
Касим давно слышал рассказы о том, что один купец слышал в каком-то караван-сарае, как погонщик верблюдов из другого каравана рассказывал кузнецу, как брат его жены своими глазами видел человека, который говорил с дервишем, который как-то подслушал разговор водоноса и гадальщика о том, что младший брат чайханщика в безлунную полночь видел, как из дома какого-то алхимика выбрасывали оплавленные и покореженные остатки разных металлов.
Почему оплавленные и покореженные?
Потому, что они получали из них золото, почему же еще!
И эти двое сегодня завезли полную повозку всяких ненужных железяк. Кого обмануть хотели! Для чего они им нужны, было понятно любому ребенку.
Ждать, пока они сделают из них золото, Касим не стал, решив, что за ним можно будет наведаться в незваные гости и второй, и третий (если понадобится) раз, и решил пока довольствоваться тем золотом, которое, наверняка, осталось у них с прошлого раза.
Быстрый проход по первому этажу с перерыванием сундуков, шкафов и полок, забитых странными и непонятными предметами, с периодическим подпиныванием совсем впавшего в ступор Фаруха не дал ничего, кроме уверенности в профессии владельцев дома. "Наверное, они прячут свое золото в подвале," – решил сообразительный воришка, но, поскольку люк, ведущий в подземную часть дома, был заперт на большой негостеприимный замок, Касим решил сначала пройти по второму и третьему этажам в поисках чего-нибудь легко собираемого и столь же легко продаваемого на рынке.
Тщательный осмотр принес ему несколько золотых блюд, черненого серебра кубков, заморской школы больших медных тазов, декоративных старинных ножей с рукоятками из слоновой кости (все почему-то с какими-то странными бурыми пятнами), пары браслетов с рубинами, четырех тяжелых медных подсвечников с вонючими черными свечами, которые он, не задумываясь, тут же выбросил ("Ага, я же говорил, что они – алхимики!") и ящичка сандалового дерева, обитого сафьяном с золотым тиснением, закрытого на маленький медный, тонкой работы, замочек.
К неудовольствию Касима, ящичек в их небольшой мешок уже не влез, и он сунул его в руки своему подельнику, который до сего момента больше стоял столбом или мешался под ногами, чем помогал.
– На, понесешь, – не терпящим возражения шепотом приказал Касим и быстро, но бесшумно побежал по лестнице вниз.
И на первом этаже столкнулся нос к носу с Гагатом.
– Ты кто? Что ты тут... Стой!!!
Касим мгновенно развернулся и побежал наверх, рассчитывая выпрыгнуть на улицу из окошка второго этажа.
Если бы он обкрадывал дом алхимиков, или даже звездочетов, ему бы это удалось.
Когда черная вспышка, ослепившая всех, погасла, под ноги окаменевшего от ужаса Фаруха упало то, что еще несколько секунд назад называлось Касимом.
Печально звякая о каждую ступеньку, докатилось до первого этажа и окончило свои дни покореженное и оплавленное золотое блюдо.
– Это воры!!!..
– Вон еще один! – злобно ткнул пальцем в сторону стоящего пролетом выше Фаруха Гагат, нарушив пелену молчания.
– Дай мне убить его!!! – оттолкнул брата Иудав, и из пальцев его вылетел черный шар.
– У него кувшин!!!.. – дуга ядовито-зеленого света другого заклинания ударила по глазам. Соприкоснувшись с черным шаром, дуга покраснела, во все стороны полетели жгучие белые искры, и весь этот фейерверк с шипением и треском вгрызся туда, где только что стоял потрясенный воришка.
Но его там уже не было.
– Где он? – в который раз обежав все три этажа и выглянув на улицу, спросили братья друг друга, встретившись у останков вора, обнаруженного первым.
И в который раз ответили друг другу:
– Не нашел...
– Может, его так ударило, что и мокрого места не осталось?
– А кувшин?!.. Кувшин – предмет магический!!! От него хоть что-то должно было остаться даже при прямом попадании!!!
– Чего ты орешь?! Я что, глухой?!..
– Послушай. Ты какое заклинание использовал? – пришло вдруг что-то в голову Гагату.
– Жгучую Смерть Андипала. А что?
– А я – Отклонитель Гупты.
– Ну, и что из этого? – все еще недоумевал младший брат.
– Ты помнишь, что нам говорили в школе по поводу возможных эффектов комбинированного применения этих заклинаний?
– Нет, – с гордостью тут же отозвался Иудав.
– И я – нет...
– Ну, и зачем спрашивать?
– А затем, что подозреваю я, что отклонилась у нас не твоя Жгучая Смерть, а вор. Вместе с кувшином.
– Куда?.. – словно боясь поверить в сказанное, медленно, шепотом едва выговорил Иудав.
– Не знаю...
* * *
– ...И ты ЧТО?!
– И я, получив свободу, побежал искать Фатиму. Я думал, что, попав в мир смертных, что еще не удавалось ни одному джину за всю историю существования нашего племени после порабощения калифом Сулейманом, по-прежнему смогу владеть своей магией...
– Ты не собирался возвращаться, – бесцветно констатировал факт Волк, сжимая рукоять меча так, что костяшки побелели. – Ты, старый саксаул, не собирался возвращаться в свой вонючий кувшин, даже когда нашел бы эту Потьму.
– Фатиму...
– Какая разница!!!
– Я нашел ее... Она поддалась моим уговорам, и мы... Но, через насколько часов я почувствовал... Я превратился в больного немощного старца!.. Моя магия утекает из моей разбитой смертной оболочки вместе с жизнью, как вода из дырявого ведра. Нет, все-таки джины не предназначены для жизни в мире смертных... И я убедился в этом ценой своей жизни. Попасть обратно в кувшин – моя единственная надежда. Помоги мне найти его, о справедливый юноша!.. Твой гнев оправдан, я виноват перед твоим другом и тобой... Но сейчас... Если ты мне не поможешь, ты никогда больше не увидишь его... Даже если ты найдешь кувшин после моей смерти, никто другой, ни один даже самый великий маг на свете не сможет помочь ему вернуться в ваш мир.
– Ну почему, почему ты, из всех людей вокруг, выбрал именно моего Ивана?!
– Потому, что он был больной, его естественная защита ослаблена, и он мог слышать мой призыв. Но это не главное. Главное то, что из всех людей, которых я видел или чувствовал с тех пор, как совершил свое открытие, он был единственным, кто согласился бы заменить меня на время, даже если бы был абсолютно здоров...
– Ах, ты ж, саксаул недобитый... – начал угрожающе подниматься с ковра Волк.