Страница:
– Поставь себя на мое место, о, Сергий!.. – взмолился джин.
– Ты эту тактику на Иване пробуй!..
Но, несмотря на кипящую и выплескивающуюся через края возмущенного разума ярость, Волк последовал совету старика.
– Ты абсолютно уверен, что твой кувшин находился именно в той куче? – угрюмо поджав губы, спросил он через несколько минут.
– Абсолютно! Она сорок лет лежала на этом месте, и никто ее не убирал – она только росла и покрывалась пылью со временем!..
– Может, это были тимуровцы?
– Кто-о?!
– Тимуровцы. Люди из войска хана Тимура. Один мой друг рассказывал, был такой в ваших землях не так давно. А, может, до сих пор жив. Его гвардейцы так пошутить любили. Например, у трактирщика, бывало, спросят, любые ли он деньги берет. Тот, естественно, и рад. А они расплачиваются за обед ракушками вместо нормальных денег. Тот начинает возмущаться, а они ему – что на эти ракушки где-нибудь в Узамбаре слона купить можно... Или придут под вечер к рыбаку и спросят: "Сети нужны?" А у того есть, он и ответит, что нет. А утром смотрит – сетей и нету...
– Никогда про таких не слышал, – ворчливо отозвался Шарад. – Соврал, наверное, твой друг...
– Иван-то?.. – мысль о том, что Иван может соврать, Серому была так же чужда, как ракушечные деньги – порядочному сулейманскому трактирщику.
– Иван? – переспросил джин. – Твой благородный, доверчивый друг Иван? Нет... Но, все равно, я не думаю, что...
– Постой! – вдруг хлопнул себя по лбу Серый. – Я же сегодня, когда в ваш этот постоялый двор заходил...
– Караван-сарай, – подсказал Масдай.
– Ну, да, вот... Так я же видел, как из ворот выходил старьевщик с тележкой. А на ней, естественно, куча всякого хлама!.. Мы можем спросить у хозяина – может, он его знает?..
Через пять минут удрученный Сергий вернулся в комнату. Караван-сарайщик Маджид не знал этого старьевщика, и вообще видел его в первый раз.
Единственная ниточка, связывающая его с Иваном, не успев размотаться, оборвалась.
Это был конец.
– Я не знаю, где его искать, – угрюмо опустился на Масдая Волк. – Конечно, можно обойти всех старьевщиков и мусорщиков Шатт-аль-Шейха и все городские свалки, но что-то мне подсказывает, что пользы от этого не будет... А ты... Послушай, Кроссворд...
– Шарад.
– ...Ты же обладаешь еще какими-то остатками магии. Почему ты не можешь воспользоваться ими, чтобы найти свой драгоценный кувшин?
– Потому, что это усилие убьет меня, о прозорливый отрок, – вздохнул джин.
– А, может, нам тогда надо обратиться к каким-нибудь предсказателям там... Или гадальщикам...
– Предсказателям!.. Гадальщикам!.. Шарлатаны!!!.. – презрительно фыркнул Шарад. – Да я с закрытыми глазами гадаю и предсказываю лучше самого прославленного из них!..
– Вот и погадай!!! – взорвался Серый, и, если бы не опасение вытрясти невзначай дух из старика, ухватил бы его за грудки, как давно чесались у него руки. – Раз не можешь придумать ничего получше – погадай!..
– Погадать?.. Погадать?.. Погадать МНЕ?!... Отрок Сергий, ты самый гениальный юноша, когда-либо встречавшийся на моем пути!!!
Фарух обессилено опустился на песок на самом берегу моря и обнял руками колени, потом голову, потом – снова колени. Абсурдность ситуации от этого не менялась.
Краденый ящичек все еще лежал неподалеку, слегка омываемый прибоем, там, где он его бросил, когда, взмахнув руками, попытался удержаться на ногах и не удержался, увидев, где очутился.
Остров оказался маленьким и необитаемым до безобразия. В середине его возвышалась невысокая гора, поросшая редким корявым лесом с куполообразной голой вершиной. Склоны ее были усеяны костями крупного рогатого и не очень скота, что оптимизма тоже не добавляло.
Что он тут делает? Как он тут оказался?
И, самый важный вопрос – во сколько ближайший рейс до Шатт-аль-Шейха?
Ни на один из этих вопросов ответов с самозабвением предававшийся греху уныния Фарух дать не мог.
Впрочем, чего еще можно было ожидать от его судьбы-злодейки, угрюмо размышлял он...
Сейчас он начинал понимать, что все его злоключения начались с того самого далекого дня в детстве, когда верблюд из какого-то каравана чуть не наступил на него. Веселый караванщик с крашеной хной бородой поднял его на руки, и, чтобы он не ревел, прокатил на своем верблюде два раза мимо дома. И тогда маленький Фарух понял, кем хочет быть, когда вырастет.
Сын портного, он не захотел учиться ремеслу отца и всячески увиливал от уроков и работы в мастерской, пока это было возможно. Скучная тесная лавка, пыльные ткани, тупые иголки и заказчики – все это было не для него.
Фарух мечтал быть купцом, и никем иным.
Отец же мечтал вправить сыну мозги, чем и занимался часто и подолгу, с применением холодного оружия ремня.
Потом однажды ночью отец пропал, попавшись, по слухам, в недобрый час добрейшему калифу; портновскую лавку вместе со скудными припасами мать продала за долги, есть в доме стало нечего, и откладывать исполнение заветного желания не было больше никакой возможности.
И Фарух пошел на поклон к соседу Касиму – приятелю по мальчишеским играм, у которого всегда необъяснимым образом водились деньжата. Он занял тридцать золотых, закупил товар, взял в аренду лавку на базаре и стал торговать.
В первую же ночь лавку его обокрали.
На следующий день Касим потребовал возврата долга.
Естественно, ни денег, ни товара у него не было, и тогда Касим, припугнув ножом, заставил его отрабатывать должок – идти с ним воровать.
Он мог выбрать дом какого-нибудь судьи или менялы.
Он выбрал дом колдунов...
Касиму повезло – он умер сразу.
Сколько Фарух теперь проведет на этом проклятом острове перед тем, как его сожрет анонимный любитель коров и лошадей с вершины горы – оставалось только догадываться...
Если, конечно, сначала он сам не умрет от голода.
При мысли о голодной смерти голова Фаруха сама по себе повернулась в сторону медленно смываемого прибоем обитого сафьяном ящичка.
Может, там есть еда?
Ну, не мясо, конечно, но хотя бы халва, или рахат-лукум...
Или головка сахара...
Или – предел мечтаний – сухари?..
Замок не открывался.
"На базаре я бы мог выручить за него, наверное, полдинара," – со вздохом доломал красивый ящичек неудавшийся купец и заглянул вовнутрь.
"И это все?!.." – разочарование Фаруха не знало предела.
Пожалуйста – лишний раз довлеющий над ним рок состроил ему обидную рожу. Если бы такой же ящик открыл сейчас кто-нибудь из его друзей, наверняка, там оказались бы если и не сласти, то хотя бы какие-нибудь украшения или деньги, и он умер бы голодным, но богатым.
Ему же попался всего лишь какой-то жалкий зеленый мятый кувшин!..
Ну, скажите, пожалуйста, какой дурак прячет в ТАКОЙ футляр ТАКОЙ кувшин?!..
Зачем его вообще туда надо было запирать, как какую-нибудь фамильную ценность?!..
Ему место на мусорной куче!
Фарух со злостью размахнулся, собираясь зашвырнуть свой трофей подальше в море, но вдруг рука его остановилась.
До него только что дошло, что он сейчас подумал.
Кто-то кладет мятый позеленевший кувшин, который не на всякую свалку возьмут, в футляр ценой в полдинара и вешает на него замок ценой в динар?
Нет...
Так не бывает...
Фарух замер, задержал дыхание, закрыл глаза, и, если бы смог, остановил бы и чехарду мыслей в голове, из опасения, что, даже подумав ОБ ЭТОМ, он может спугнуть тот самый шанс, который дается смертному раз в жизни, да и то исключительно в старых преданиях.
Дрожащими, мгновенно вспотевшими не от жары, а от волнения, ладонями он, как бы невзначай, провел несколько раз по тусклому шершавому боку кувшина.
Ничего не случилось.
Ругая себя, презирая, стыдя и насмехаясь над собой, Фарух хотел уже было закончить начатую утилизацию отслужившей свой срок кухонной утвари посредством затопления, но тут, откуда ни возьмись, перед ним возник недовольный беловолосый человек в диковинной заморской одежде.
– Ты кто? – неприветливо спросил он.
Кувшин с глухим стуком упал на мокрый песок.
– А т-т-ты?..
– Я первый спросил.
– Я Фарух. Купец. Начинающий...
– Иван. Царевич. Приятно познакомиться.
– Ты откуда тут взялся?
– Ты же сам меня позвал, забыл?
– Я?!.. Я никого не...
И тут начинающего бизнесмена осенило.
– Ты – джин?!.. Ты правда джин?! Не может быть!!!.. А я тебя не таким представлял! Я читал, и там картинка была! Джины – они большие, смуглые до черноты, голова их упирается в небо, а ноги похожи на два столба... На голове у них рог... У тебя есть рог?.. А голос у них подобен грому среди ясного неба... И они исполняют все желания хозяина!.. Послушай, джин, я хочу, чтобы ты перенес меня с этого острова обратно в Шатт-аль-Шейх сию же...
– Послушай, купец, – кисло прервал его Иван. – Начинающий. Я, по-моему, только что тебе ясным языком сказал, что я не джин. Я – человек. И требую, чтобы ТЫ немедленно вернул МЕНЯ вместе с кувшином в Шатт-аль-Шейх.
– Я?.. Тебя?.. Ты шутишь? – осторожно спросил Фарух с видом человека, обнаружившего, что у его лотерейного билета с сорвавшим джек-пот номером не сошлась серия.
– Какие тут шутки!!! – взорвался Иванушка, и, яростно взмахнув руками, уперся головой в небо.
Где-то внизу, упав на колени и закрыв руками голову, валялся молодой купец Фарух.
– Ой... – ужасно сконфузился царевич и смущенно сдулся до своих нормальных размеров, украдкой потрогав лоб.
Температура спала.
Других изменений, к счастью, пока не было.
Пока...
– Фарух... Эй, Фарух... – виновато потрогал за плечо купца Иванушка. – Извини, я не хотел тебя так пугать... В смысле, я вообще тебя никак не хотел пугать. Я сам не знал, что так умею... Я ведь вправду не джин. Я его замещаю. Он должен скоро вернуться, туда, в караван-сарай, в Шатт-аль-Шейхе, и когда не найдет своего кувшина, ужасно расстроится. Я просто занял его место на время! Но я не хотел!.. Я болел, лежал без сознания, и вдруг услышал... как бы внутри головы... что меня как будто кто-то зовет...
Фарух осторожно принял сидячее положение, поджал под себя ноги, подпер щеку рукой, и теперь с изумлением внимал сбивчивому рассказу и.о. джина.
– ...Теперь ты понимаешь, почему я обязан там быть как можно скорее, – с отчаянием в голосе закончил Иванушка.
Фарух задумался.
Оказывается, если на лотерейном билете слегка карандашиком подправить одну маленькую циферку...
– Тогда, когда вы снова поменяетесь местами, я смогу получить настоящего джина?
– Н-ну да... Наверное… Я не знаю, какие у него планы на будущее...
Фарух посмотрел на Ивана как на слабоумного или на иностранца.
– Джины не могут иметь планов на будущее. Они существуют, только для того, чтобы выполнять желания хозяев. Это все равно, как если... если бы... если бы устрица за ужином заявила, что у нее другие планы на вечер!.. Никто и никогда не читал и не слышал предания, в котором бы джин не явился на зов потому, что ему было некогда!
– Ну, если у них работа такая... – пожал плечами Иванушка. – Я не знаю...
– Естественно! Это так здорово – иметь своего собственного...
Но, вспомнив кое-что, Фарух снова помрачнел.
– Все равно нам отсюда не выбраться...
– А, может, нас возьмет вон тот корабль?..
– Какой ко... Люди!!! Люди!!! Сюда!!! Помогите!!!.. – запрыгал и завопил начинающий купец, что было мочи.
– Ну, ладно, я пошел, – похлопал его по руке Иван перед тем, как исчезнуть обратно в кувшин. – Если что – зови. Я буду дома.
– ...Конечно, мы возьмем тебя с собой, о, незнакомый отрок, – развел ухоженными руками самый важно-выглядящий пассажир корабля в ответ на горячую мольбу Фаруха. – Как же мы можем оставить земляка в беде! Но скажи мне...
– Фарух, – подсказал юноша.
– Семьбаб – мореход, – представился в ответ пассажир, слегка поклонился, и снова сложил на толстом, обтянутом парчой животе короткие ручки. – Купец. Так скажи мне, уважаемый Фарух, как оказался ты на этом затерянном в просторах моря необитаемом острове?
– Я – тоже купец. Мой корабль потерпел кораблекрушение в этих водах, и шторм выбросил меня на сей дикий берег, – скроив печальную мину, соврал Фарух, понимая всей своей предпринимательской сущностью, что правда в его положении – товар неходовой.
– Ай-яй-яй... – сочувственно покачал головой купец. – И давно это случилось?
– Я потерял счет дням, – осторожно ответил Фарух.
– Ай-яй-яй... – снова покачал головой Семьбаб. – А этот кувшин?
– Это единственное, что осталось от моего судна, – жалобно заглядывая купцу в глаза, ответил Фарух.
– Все потонуло, кроме медного кувшина? – сочувственно-подозрительно продолжал свой допрос Семьбаб, и не известно, чем бы все это закончилось, если бы с корабля кто-то не закричал:
– Безумцы!!! Перестаньте!!! Что вы делаете!!!..
– А что мы делаем? – озадачено нахмурился купец, но быстро понял, что полный ужаса вопль адресовался не ему.
А кому тогда? – завертел он головой, и сразу увидел:
На самой вершине горы моряки, отчаявшиеся, суда по всему, найти что-нибудь более интересное на долгожданной, но такой негостеприимной земле, баграми колотили по гладкому безлесному, похожему на яйцо куполу.
– А что они делают? – заинтересовался Семьбаб, но капитан корабля – похоже, это именно его довели до предынфарктного состояния действия команды – не удостоил их ни малейшего внимания.
– Все назад!!! Возвращаемся на корабль!!! Отплываем немедленно!!!.. – как оглашенный, орал он.
– Да что случилось?.. – напуганный, помимо воли, Семьбаб развернулся и грузно затопал по трапу вверх. Фарух, нервно оглядываясь на неприветливую ранее, и ставшую открыто враждебной сейчас, гору, без промедления последовал за ним, едва не подталкивая купца в спину для увеличения скорости.
Раздробленные кости волов и прочих верблюдов весьма кстати пришли ему на память.
– Что случилось, капитан Махмуд? – воздев руки к небу, вопрошал запыхавшийся Семьбаб.
– Все на корабль!!! Это гнездо!!! Это яйцо птицы Рух!!! Она сейчас вернется, и мы все погибнем!!! – хватался за бритую голову старый моряк.
Те члены команды, которые услышали последний вопль своего капитана, побросав багры, что было духу, припустили вниз по склону.
Откуда-то издалека донеслись звуки, как будто кто-то с балкона вытрясал гигантское одеяло.
– Птица Рух летит!!!
У моряков у самих как будто выросли крылья, и вся команда мгновенно оказалась на борту.
Капитан сбросил сходни, матросы побежали на реи ставить паруса, гребцы налегли на весла, и корабль испуганным верблюдом (присутствие на острове костей которых теперь так легко объяснялось) рванулся прочь.
Но было слишком поздно.
Огромная тень, закрывающая полнеба, легла на остров, и мамаша, (или папаша?) Рух увидели ущерб, причиненный людьми их гнезду.
Со злобным криком подхватила она в когти камень величиной с маленький дом и нашла круглым птичьим оком поспешно удаляющийся корабль.
Пара взмахов бескрайних крыльев – и она уже заходит в пике.
А-а-а-ах!!!...
Плюх!
Кр-ра-а?!
Не торопясь развернувшись, Рух улетела за вторым камнем.
Он упал совсем рядом, и поднявшаяся волна накренила корабль так, что с мачты сорвалось несколько матросов.
– Она полетела за третьим!..
– Мы погибли!..
– Какому сыну шакала, обиженному разумом, пришла в его булавочную головку мысль разбить яйцо?!..
– Откуда я знал, что это яйцо?! Оно было просто похоже на яйцо, и я подумал...
– Оно было похоже на яйцо, потому, что это и было яйцо!...
– Тебя-то никто не заставлял его бить!
– Я посмотрел на тебя, придурка...
– Сам придурок! И сын шакала тоже!..
В пылу перепалки, когда проявилось самое примечательное из человеческих качеств – в беде искать виноватого, вместо того, чтобы искать выход – даже любопытный Семьбаб забыл про Фаруха и его странную непотопляемую кухонную утварь.
Скрючившись, присев на корточки и убедившись, что его не видно из-за пузатых тюков с товаром, Фарух быстро потер свой кувшин и зашипел:
– Джин, выходи!
Иван, как и в прошлый раз, появился без предупреждения, встал в полный человеческий рост и недовольно скрестил руки на груди.
– Что, уже приплыли?
– Приплывем сейчас!.. На дно!.. На нас нападает птица Рух!!!
– Птицерук? – переспросил царевич.
– Птица Рух!!! Это гигантская птица!!! Она сбросит на нас камень, и все потонут!..
– А при чем тут я?
– Ну, ты же джин! Сделай же что-нибудь!!!
– Сколько раз тебе можно повторять, что никакой я не... Батюшки-светы!.. – Иван увидел стремительно приближающуюся птицу. – Ёже-моёже, как сказал бы отрок Сергий!..
– Видишь?.. – теперь уже чуть не подвывал от ужаса Фарух. – Сделай же что-нибудь!!! Сделай!!! Семью премудростями Сулеймана заклинаю тебя!!!..
– Что сделать?.. – Иванушка запаниковал и сам. Провести века и тысячелетия на дне морском, пока его не выловит какой-нибудь глубоководный тральщик или ныряльщик-пионер, в его планы далеко не входило.
– Хоть что!.. Прогони ее!!! Прогони!!!.. Джин!..
Такого птица Рух – ужас прибрежных сел и городов, кошмар морей, напасть горных деревень – не видела никогда.
К ней обращались с мольбами, проклятьями и просто с очень короткими нечленораздельными вскриками, но ТАКОГО ей никто и никогда еще не говорил.
– Кыш!!! Кыш!!! Кыш!!! – сердито загудело в поднебесье.
Из уст человека в ее адрес это звучало бы смешно, не будь этот человек нескольких сотен метров высотой, и не размахивай он перед собой курткой размером с арбузное поле.
Надменная Рух, безжалостная Рух, мстительная Рух первый раз в жизни почувствовала себя вамаяссьским воробьем.
Выпустив из когтей небольшую скалу и едва увернувшись от рукава исполинской куртки, она, нарушая все законы аэродинамики и анатомии, поджала хвост, втянула голову в плечи, развернулась и, едва удерживаясь, чтобы не зачирикать, во все лопатки припустила домой.
– Что это было? – уперев руки в боки, затребовал объяснений Семьбаб почему-то именно у Фаруха.
– Что – это? – слабо попытался удивиться Фарух.
– ЭТО, – выговорил купец с таким видом, что Фарух понял, что уловки его не пройдут. Но, тем не менее, сделал еще попытку.
– Массовая галлюцинация?
– Не старайся казаться умнее, чем ты есть! ЭТО! ЯВЛЕНИЕ!
– Джин-хранитель, семейный талисман. Он не продается, – быстро добавил он еще до того, как Семьбаб успел открыть рот.
– Ах, не продается... – оценивающе прищурился купец. – А как насчет оплаты проезда?
– Когда мы прибудем в Шатт-аль-Шейх, моя семья заплатит тебе столько, сколько ты запросишь, – снисходительно соврал Фарух, стараясь не думать о матери, перебивающейся с купленных в долг бобов на принесенную в соседском ведре воду.
– Я без предоплаты не вожу, – любезно сообщил Семьбаб.
– Тогда... Я отработаю.
– Все вакансии заняты.
– Но те матросы, которые упали с мачты в море...
– Было проведено сокращение штатов.
– А если я не продам кувшин? – шаг за шагом во время разговора, под напором большого живота Семьбаба, Фарух отступал к корме корабля, пряча драгоценный сосуд за спиной.
– Я прикажу выбросить тебя за борт. Без кувшина, – любезно разъяснил купец.
– Но это грабеж среди бела дня! – Фарух, прижатый к фальшборту, украдкой за спиной потер холодный медный бок.
– Нет. Сейчас уже вечер, – вполне резонно возразил купец. – И достань руки из-за спины. Что ты там делаешь?
Но было уже поздно.
– Здравствуйте, – как всегда, сразу и из ниоткуда появился Иван, и в который раз за день подпрыгнув от неожиданности, Фарух подумал, что он начал понимать, почему нормальные джины перед своим появлением пускают клубы разноцветного дыма.
– Этот человек хочет отобрать у меня кувшин! – обвиняющее направил Фарух указующий перст на остановившегося, как вкопанного, купчину.
– Это его кувшин? – строго спросил царевич.
– Нет! Ты же знаешь! Этот купец грозится выбросить меня за борт и оставить твой кувшин себе! Убей его! Убей немедленно!
– О, Фарух!.. Пощади меня, непутевого!.. Я отдам тебе все свои товары!.. – хлопнулся на колени Семьбаб.
– Убить его? За что? – пожал плечами заместитель нормального джина. – Я уверен, что он просто хотел припугнуть тебя, чтобы незаконно завладеть собственностью, принадлежащей тебе. И если ему объяснить, что он поступает дурно, честному коммерсанту с его состоянием и опытом неподобающе, то он, безусловно, осознает свою ошибку и раскается.
В этих словах был скрыт огромный потенциал.
Они могли прозвучать весьма многозначительно.
Или зловеще.
Или угрожающе.
Или издевательски.
Но они прозвучали искренне.
Иванушка всегда верил в то, что говорил.
– А тебе, Фарух, не к лицу быть таким беспочвенно-кровожадным, – упрекнул он юношу. – В людях надо всегда уметь разглядеть что-нибудь хорошее, светлое – ведь совершенно плохих людей не бывает. Надо ценить человека, принимать его таким, какой он есть, и тогда конфликты иссякнут, и наступит всеобщее согласие и взаимопонимание. Ты должен поступать с людьми так же, как хотел бы, чтобы они поступили с тобой.
– Хотеть поступать так же, как они поступили со мной? – стараясь осознать эту новую для него истину, Фарух пробормотал ее себе под нос. – То есть, я должен хотеть выбросить ЕГО...
Но Иван уже исчез, бросив на лету "Спокойной ночи".
– Что это было?..
Кажется, Семьбаб был потрясен еще больше, чем после чудесного изгнания птицы Рух.
– Мой джин, – криво попытался улыбнуться Фарух.
– И он всегда так... слушается приказаний?..
– Насколько я помню – всегда... Твое предложение еще в силе?
– Какое?
– Отдать мне все товары, если я тебя пощажу?
– А то что?
– Н-ну...
– Забудь.
– Я так и думал, – вздохнул Фарух и опустился на тюк.
Корабль бросил якорь и остановился. В полутьме недалеко от них маячил пустынный берег и то ли холмы, то ли лес на горизонте.
– Иди, помогай сейчас разводить костры, – буркнул Семьбаб, проходя мимо Фаруха к носу судна. – А завтра днем начнешь отрабатывать проезд.
Рано утром корабль снялся с якоря и поплыл своей дорогой.
Фарух не слышал этого – он крепко спал на холодном песке, подложив под голову волшебный кувшин.
Саман (или самум?) визжал и разрывался от надсады; аксакалы и василиски, а, может, саксаулы и тамариски, выдранные с корнем, метались во взбесившемся, забитом песком воздухе, а отрок Сергий и Шарад уже второй день сидели на горячем песчаном полу одного из дворцов заброшенного города-призрака пустыни и слушали, как Масдай живописует свои полеты четырехсотлетней давности в этих воздушных коридорах.
Ураган старался вовсю, увеличивая и без того немалые груды песка под узкими стрельчатыми окнами, и ажурные пятиметровые кованые ворота зала хлопали под его порывами как незакрытая форточка.
Ковер чувствовал, что в этот раз пассажиры не станут прерывать его воспоминания, хотя бы из чувства благодарности, что он в последний момент перед песчаной бурей сумел вспомнить и разыскать давно забытый людьми город, и пользовался этим откровенно и беззастенчиво.
Но даже благодарное внимание имеет свои пределы.
Это как раз и собирался вежливо продемонстрировать отрок Сергий.
Но не смог.
– Кх... Х-х... Х-м-м.. Х-к-ка.. – сказал он. Потом потряс бурдюк, второй, третий и добавил:
– К-х-х х-х-та, – что на этот раз означало: "Где вода?"
И вопрос этот был адресован не Масдаю.
Джин стушевался, опустил глаза и пожал плечами:
– Кончилась...
– Как – кончилась?! – от возмущения у Серого прорезался голос.
– Я – старый, больной человек, – дребезжащим тенорком принялся оправдываться Шарад, нервно пощипывая реденькую седую бороденку. – Я должен заботиться о своем здоровье, иначе ты никогда не увидишь своего друга в этом мире, если даже...
– Ты можешь наколдовать воду, Кроссворд? – набычившись, и, глядя неприязненно на бездомного джина, поставил вопрос ребром Волк, неохотно придя к выводу, что бить старых больных людей, к сожалению, нехорошо.
– Я не Кроссворд, я Шарад... И если бы у меня был мой кувшин, то это было бы парой пустяков, хоть целое море, хоть океан...
– Я имею в виду, пресную воду. Хоть стакан. И сейчас.
– Увы, нет...
– И ТЫ ВЫДУЛ ВСЕ, ЧТО У НАС БЫЛО ЗАПАСЕНО НА НЕДЕЛЮ ПУТИ?!
– О, прости меня, ничтожного, великодушный отрок, чье милосердие бескрайне, как Вселенная, а мудрость...
– Замолкни, а?.. – процедил сквозь зубы Сергий и принялся скатывать меха, чтобы хоть таким способом выжать из них хоть насколько капель в пустую кружку.
Цель была достигнута – несколько капель выжаты были, но еще до того, как кружка была поднесена к спекшимся губам, они поспешно перешли в газообразное состояние и без следа растворились в раскаленном воздухе комнаты.
Если бы не присутствие джина, а особенно, Масдая, Волк бы расплакался.
– Но у нас есть лимоны, – робко напомнил о содержимом продуктовой корзины Шарад.
– Эта кислятина горькая?! Умирать буду, а есть это не стану!!!.. Кто их вообще с собой взял!..
Ковер прервал свое повествование и с интересом прислушивался и – кто знает! – может, и приглядывался, – к происходящему.
И теперь настал его черед вмешаться.
– В растениях довольно много воды, как показывает опыт, и, если они не ядовитые, то на содержащейся в них жидкости можно прожить, пока не кончится самум и мы не найдем колодец.
– Ты эту тактику на Иване пробуй!..
Но, несмотря на кипящую и выплескивающуюся через края возмущенного разума ярость, Волк последовал совету старика.
– Ты абсолютно уверен, что твой кувшин находился именно в той куче? – угрюмо поджав губы, спросил он через несколько минут.
– Абсолютно! Она сорок лет лежала на этом месте, и никто ее не убирал – она только росла и покрывалась пылью со временем!..
– Может, это были тимуровцы?
– Кто-о?!
– Тимуровцы. Люди из войска хана Тимура. Один мой друг рассказывал, был такой в ваших землях не так давно. А, может, до сих пор жив. Его гвардейцы так пошутить любили. Например, у трактирщика, бывало, спросят, любые ли он деньги берет. Тот, естественно, и рад. А они расплачиваются за обед ракушками вместо нормальных денег. Тот начинает возмущаться, а они ему – что на эти ракушки где-нибудь в Узамбаре слона купить можно... Или придут под вечер к рыбаку и спросят: "Сети нужны?" А у того есть, он и ответит, что нет. А утром смотрит – сетей и нету...
– Никогда про таких не слышал, – ворчливо отозвался Шарад. – Соврал, наверное, твой друг...
– Иван-то?.. – мысль о том, что Иван может соврать, Серому была так же чужда, как ракушечные деньги – порядочному сулейманскому трактирщику.
– Иван? – переспросил джин. – Твой благородный, доверчивый друг Иван? Нет... Но, все равно, я не думаю, что...
– Постой! – вдруг хлопнул себя по лбу Серый. – Я же сегодня, когда в ваш этот постоялый двор заходил...
– Караван-сарай, – подсказал Масдай.
– Ну, да, вот... Так я же видел, как из ворот выходил старьевщик с тележкой. А на ней, естественно, куча всякого хлама!.. Мы можем спросить у хозяина – может, он его знает?..
Через пять минут удрученный Сергий вернулся в комнату. Караван-сарайщик Маджид не знал этого старьевщика, и вообще видел его в первый раз.
Единственная ниточка, связывающая его с Иваном, не успев размотаться, оборвалась.
Это был конец.
– Я не знаю, где его искать, – угрюмо опустился на Масдая Волк. – Конечно, можно обойти всех старьевщиков и мусорщиков Шатт-аль-Шейха и все городские свалки, но что-то мне подсказывает, что пользы от этого не будет... А ты... Послушай, Кроссворд...
– Шарад.
– ...Ты же обладаешь еще какими-то остатками магии. Почему ты не можешь воспользоваться ими, чтобы найти свой драгоценный кувшин?
– Потому, что это усилие убьет меня, о прозорливый отрок, – вздохнул джин.
– А, может, нам тогда надо обратиться к каким-нибудь предсказателям там... Или гадальщикам...
– Предсказателям!.. Гадальщикам!.. Шарлатаны!!!.. – презрительно фыркнул Шарад. – Да я с закрытыми глазами гадаю и предсказываю лучше самого прославленного из них!..
– Вот и погадай!!! – взорвался Серый, и, если бы не опасение вытрясти невзначай дух из старика, ухватил бы его за грудки, как давно чесались у него руки. – Раз не можешь придумать ничего получше – погадай!..
– Погадать?.. Погадать?.. Погадать МНЕ?!... Отрок Сергий, ты самый гениальный юноша, когда-либо встречавшийся на моем пути!!!
* * *
Фарух обессилено опустился на песок на самом берегу моря и обнял руками колени, потом голову, потом – снова колени. Абсурдность ситуации от этого не менялась.
Краденый ящичек все еще лежал неподалеку, слегка омываемый прибоем, там, где он его бросил, когда, взмахнув руками, попытался удержаться на ногах и не удержался, увидев, где очутился.
Остров оказался маленьким и необитаемым до безобразия. В середине его возвышалась невысокая гора, поросшая редким корявым лесом с куполообразной голой вершиной. Склоны ее были усеяны костями крупного рогатого и не очень скота, что оптимизма тоже не добавляло.
Что он тут делает? Как он тут оказался?
И, самый важный вопрос – во сколько ближайший рейс до Шатт-аль-Шейха?
Ни на один из этих вопросов ответов с самозабвением предававшийся греху уныния Фарух дать не мог.
Впрочем, чего еще можно было ожидать от его судьбы-злодейки, угрюмо размышлял он...
Сейчас он начинал понимать, что все его злоключения начались с того самого далекого дня в детстве, когда верблюд из какого-то каравана чуть не наступил на него. Веселый караванщик с крашеной хной бородой поднял его на руки, и, чтобы он не ревел, прокатил на своем верблюде два раза мимо дома. И тогда маленький Фарух понял, кем хочет быть, когда вырастет.
Сын портного, он не захотел учиться ремеслу отца и всячески увиливал от уроков и работы в мастерской, пока это было возможно. Скучная тесная лавка, пыльные ткани, тупые иголки и заказчики – все это было не для него.
Фарух мечтал быть купцом, и никем иным.
Отец же мечтал вправить сыну мозги, чем и занимался часто и подолгу, с применением холодного оружия ремня.
Потом однажды ночью отец пропал, попавшись, по слухам, в недобрый час добрейшему калифу; портновскую лавку вместе со скудными припасами мать продала за долги, есть в доме стало нечего, и откладывать исполнение заветного желания не было больше никакой возможности.
И Фарух пошел на поклон к соседу Касиму – приятелю по мальчишеским играм, у которого всегда необъяснимым образом водились деньжата. Он занял тридцать золотых, закупил товар, взял в аренду лавку на базаре и стал торговать.
В первую же ночь лавку его обокрали.
На следующий день Касим потребовал возврата долга.
Естественно, ни денег, ни товара у него не было, и тогда Касим, припугнув ножом, заставил его отрабатывать должок – идти с ним воровать.
Он мог выбрать дом какого-нибудь судьи или менялы.
Он выбрал дом колдунов...
Касиму повезло – он умер сразу.
Сколько Фарух теперь проведет на этом проклятом острове перед тем, как его сожрет анонимный любитель коров и лошадей с вершины горы – оставалось только догадываться...
Если, конечно, сначала он сам не умрет от голода.
При мысли о голодной смерти голова Фаруха сама по себе повернулась в сторону медленно смываемого прибоем обитого сафьяном ящичка.
Может, там есть еда?
Ну, не мясо, конечно, но хотя бы халва, или рахат-лукум...
Или головка сахара...
Или – предел мечтаний – сухари?..
Замок не открывался.
"На базаре я бы мог выручить за него, наверное, полдинара," – со вздохом доломал красивый ящичек неудавшийся купец и заглянул вовнутрь.
"И это все?!.." – разочарование Фаруха не знало предела.
Пожалуйста – лишний раз довлеющий над ним рок состроил ему обидную рожу. Если бы такой же ящик открыл сейчас кто-нибудь из его друзей, наверняка, там оказались бы если и не сласти, то хотя бы какие-нибудь украшения или деньги, и он умер бы голодным, но богатым.
Ему же попался всего лишь какой-то жалкий зеленый мятый кувшин!..
Ну, скажите, пожалуйста, какой дурак прячет в ТАКОЙ футляр ТАКОЙ кувшин?!..
Зачем его вообще туда надо было запирать, как какую-нибудь фамильную ценность?!..
Ему место на мусорной куче!
Фарух со злостью размахнулся, собираясь зашвырнуть свой трофей подальше в море, но вдруг рука его остановилась.
До него только что дошло, что он сейчас подумал.
Кто-то кладет мятый позеленевший кувшин, который не на всякую свалку возьмут, в футляр ценой в полдинара и вешает на него замок ценой в динар?
Нет...
Так не бывает...
Фарух замер, задержал дыхание, закрыл глаза, и, если бы смог, остановил бы и чехарду мыслей в голове, из опасения, что, даже подумав ОБ ЭТОМ, он может спугнуть тот самый шанс, который дается смертному раз в жизни, да и то исключительно в старых преданиях.
Дрожащими, мгновенно вспотевшими не от жары, а от волнения, ладонями он, как бы невзначай, провел несколько раз по тусклому шершавому боку кувшина.
Ничего не случилось.
Ругая себя, презирая, стыдя и насмехаясь над собой, Фарух хотел уже было закончить начатую утилизацию отслужившей свой срок кухонной утвари посредством затопления, но тут, откуда ни возьмись, перед ним возник недовольный беловолосый человек в диковинной заморской одежде.
– Ты кто? – неприветливо спросил он.
Кувшин с глухим стуком упал на мокрый песок.
– А т-т-ты?..
– Я первый спросил.
– Я Фарух. Купец. Начинающий...
– Иван. Царевич. Приятно познакомиться.
– Ты откуда тут взялся?
– Ты же сам меня позвал, забыл?
– Я?!.. Я никого не...
И тут начинающего бизнесмена осенило.
– Ты – джин?!.. Ты правда джин?! Не может быть!!!.. А я тебя не таким представлял! Я читал, и там картинка была! Джины – они большие, смуглые до черноты, голова их упирается в небо, а ноги похожи на два столба... На голове у них рог... У тебя есть рог?.. А голос у них подобен грому среди ясного неба... И они исполняют все желания хозяина!.. Послушай, джин, я хочу, чтобы ты перенес меня с этого острова обратно в Шатт-аль-Шейх сию же...
– Послушай, купец, – кисло прервал его Иван. – Начинающий. Я, по-моему, только что тебе ясным языком сказал, что я не джин. Я – человек. И требую, чтобы ТЫ немедленно вернул МЕНЯ вместе с кувшином в Шатт-аль-Шейх.
– Я?.. Тебя?.. Ты шутишь? – осторожно спросил Фарух с видом человека, обнаружившего, что у его лотерейного билета с сорвавшим джек-пот номером не сошлась серия.
– Какие тут шутки!!! – взорвался Иванушка, и, яростно взмахнув руками, уперся головой в небо.
Где-то внизу, упав на колени и закрыв руками голову, валялся молодой купец Фарух.
– Ой... – ужасно сконфузился царевич и смущенно сдулся до своих нормальных размеров, украдкой потрогав лоб.
Температура спала.
Других изменений, к счастью, пока не было.
Пока...
– Фарух... Эй, Фарух... – виновато потрогал за плечо купца Иванушка. – Извини, я не хотел тебя так пугать... В смысле, я вообще тебя никак не хотел пугать. Я сам не знал, что так умею... Я ведь вправду не джин. Я его замещаю. Он должен скоро вернуться, туда, в караван-сарай, в Шатт-аль-Шейхе, и когда не найдет своего кувшина, ужасно расстроится. Я просто занял его место на время! Но я не хотел!.. Я болел, лежал без сознания, и вдруг услышал... как бы внутри головы... что меня как будто кто-то зовет...
Фарух осторожно принял сидячее положение, поджал под себя ноги, подпер щеку рукой, и теперь с изумлением внимал сбивчивому рассказу и.о. джина.
– ...Теперь ты понимаешь, почему я обязан там быть как можно скорее, – с отчаянием в голосе закончил Иванушка.
Фарух задумался.
Оказывается, если на лотерейном билете слегка карандашиком подправить одну маленькую циферку...
– Тогда, когда вы снова поменяетесь местами, я смогу получить настоящего джина?
– Н-ну да... Наверное… Я не знаю, какие у него планы на будущее...
Фарух посмотрел на Ивана как на слабоумного или на иностранца.
– Джины не могут иметь планов на будущее. Они существуют, только для того, чтобы выполнять желания хозяев. Это все равно, как если... если бы... если бы устрица за ужином заявила, что у нее другие планы на вечер!.. Никто и никогда не читал и не слышал предания, в котором бы джин не явился на зов потому, что ему было некогда!
– Ну, если у них работа такая... – пожал плечами Иванушка. – Я не знаю...
– Естественно! Это так здорово – иметь своего собственного...
Но, вспомнив кое-что, Фарух снова помрачнел.
– Все равно нам отсюда не выбраться...
– А, может, нас возьмет вон тот корабль?..
– Какой ко... Люди!!! Люди!!! Сюда!!! Помогите!!!.. – запрыгал и завопил начинающий купец, что было мочи.
– Ну, ладно, я пошел, – похлопал его по руке Иван перед тем, как исчезнуть обратно в кувшин. – Если что – зови. Я буду дома.
– ...Конечно, мы возьмем тебя с собой, о, незнакомый отрок, – развел ухоженными руками самый важно-выглядящий пассажир корабля в ответ на горячую мольбу Фаруха. – Как же мы можем оставить земляка в беде! Но скажи мне...
– Фарух, – подсказал юноша.
– Семьбаб – мореход, – представился в ответ пассажир, слегка поклонился, и снова сложил на толстом, обтянутом парчой животе короткие ручки. – Купец. Так скажи мне, уважаемый Фарух, как оказался ты на этом затерянном в просторах моря необитаемом острове?
– Я – тоже купец. Мой корабль потерпел кораблекрушение в этих водах, и шторм выбросил меня на сей дикий берег, – скроив печальную мину, соврал Фарух, понимая всей своей предпринимательской сущностью, что правда в его положении – товар неходовой.
– Ай-яй-яй... – сочувственно покачал головой купец. – И давно это случилось?
– Я потерял счет дням, – осторожно ответил Фарух.
– Ай-яй-яй... – снова покачал головой Семьбаб. – А этот кувшин?
– Это единственное, что осталось от моего судна, – жалобно заглядывая купцу в глаза, ответил Фарух.
– Все потонуло, кроме медного кувшина? – сочувственно-подозрительно продолжал свой допрос Семьбаб, и не известно, чем бы все это закончилось, если бы с корабля кто-то не закричал:
– Безумцы!!! Перестаньте!!! Что вы делаете!!!..
– А что мы делаем? – озадачено нахмурился купец, но быстро понял, что полный ужаса вопль адресовался не ему.
А кому тогда? – завертел он головой, и сразу увидел:
На самой вершине горы моряки, отчаявшиеся, суда по всему, найти что-нибудь более интересное на долгожданной, но такой негостеприимной земле, баграми колотили по гладкому безлесному, похожему на яйцо куполу.
– А что они делают? – заинтересовался Семьбаб, но капитан корабля – похоже, это именно его довели до предынфарктного состояния действия команды – не удостоил их ни малейшего внимания.
– Все назад!!! Возвращаемся на корабль!!! Отплываем немедленно!!!.. – как оглашенный, орал он.
– Да что случилось?.. – напуганный, помимо воли, Семьбаб развернулся и грузно затопал по трапу вверх. Фарух, нервно оглядываясь на неприветливую ранее, и ставшую открыто враждебной сейчас, гору, без промедления последовал за ним, едва не подталкивая купца в спину для увеличения скорости.
Раздробленные кости волов и прочих верблюдов весьма кстати пришли ему на память.
– Что случилось, капитан Махмуд? – воздев руки к небу, вопрошал запыхавшийся Семьбаб.
– Все на корабль!!! Это гнездо!!! Это яйцо птицы Рух!!! Она сейчас вернется, и мы все погибнем!!! – хватался за бритую голову старый моряк.
Те члены команды, которые услышали последний вопль своего капитана, побросав багры, что было духу, припустили вниз по склону.
Откуда-то издалека донеслись звуки, как будто кто-то с балкона вытрясал гигантское одеяло.
– Птица Рух летит!!!
У моряков у самих как будто выросли крылья, и вся команда мгновенно оказалась на борту.
Капитан сбросил сходни, матросы побежали на реи ставить паруса, гребцы налегли на весла, и корабль испуганным верблюдом (присутствие на острове костей которых теперь так легко объяснялось) рванулся прочь.
Но было слишком поздно.
Огромная тень, закрывающая полнеба, легла на остров, и мамаша, (или папаша?) Рух увидели ущерб, причиненный людьми их гнезду.
Со злобным криком подхватила она в когти камень величиной с маленький дом и нашла круглым птичьим оком поспешно удаляющийся корабль.
Пара взмахов бескрайних крыльев – и она уже заходит в пике.
А-а-а-ах!!!...
Плюх!
Кр-ра-а?!
Не торопясь развернувшись, Рух улетела за вторым камнем.
Он упал совсем рядом, и поднявшаяся волна накренила корабль так, что с мачты сорвалось несколько матросов.
– Она полетела за третьим!..
– Мы погибли!..
– Какому сыну шакала, обиженному разумом, пришла в его булавочную головку мысль разбить яйцо?!..
– Откуда я знал, что это яйцо?! Оно было просто похоже на яйцо, и я подумал...
– Оно было похоже на яйцо, потому, что это и было яйцо!...
– Тебя-то никто не заставлял его бить!
– Я посмотрел на тебя, придурка...
– Сам придурок! И сын шакала тоже!..
В пылу перепалки, когда проявилось самое примечательное из человеческих качеств – в беде искать виноватого, вместо того, чтобы искать выход – даже любопытный Семьбаб забыл про Фаруха и его странную непотопляемую кухонную утварь.
Скрючившись, присев на корточки и убедившись, что его не видно из-за пузатых тюков с товаром, Фарух быстро потер свой кувшин и зашипел:
– Джин, выходи!
Иван, как и в прошлый раз, появился без предупреждения, встал в полный человеческий рост и недовольно скрестил руки на груди.
– Что, уже приплыли?
– Приплывем сейчас!.. На дно!.. На нас нападает птица Рух!!!
– Птицерук? – переспросил царевич.
– Птица Рух!!! Это гигантская птица!!! Она сбросит на нас камень, и все потонут!..
– А при чем тут я?
– Ну, ты же джин! Сделай же что-нибудь!!!
– Сколько раз тебе можно повторять, что никакой я не... Батюшки-светы!.. – Иван увидел стремительно приближающуюся птицу. – Ёже-моёже, как сказал бы отрок Сергий!..
– Видишь?.. – теперь уже чуть не подвывал от ужаса Фарух. – Сделай же что-нибудь!!! Сделай!!! Семью премудростями Сулеймана заклинаю тебя!!!..
– Что сделать?.. – Иванушка запаниковал и сам. Провести века и тысячелетия на дне морском, пока его не выловит какой-нибудь глубоководный тральщик или ныряльщик-пионер, в его планы далеко не входило.
– Хоть что!.. Прогони ее!!! Прогони!!!.. Джин!..
Такого птица Рух – ужас прибрежных сел и городов, кошмар морей, напасть горных деревень – не видела никогда.
К ней обращались с мольбами, проклятьями и просто с очень короткими нечленораздельными вскриками, но ТАКОГО ей никто и никогда еще не говорил.
– Кыш!!! Кыш!!! Кыш!!! – сердито загудело в поднебесье.
Из уст человека в ее адрес это звучало бы смешно, не будь этот человек нескольких сотен метров высотой, и не размахивай он перед собой курткой размером с арбузное поле.
Надменная Рух, безжалостная Рух, мстительная Рух первый раз в жизни почувствовала себя вамаяссьским воробьем.
Выпустив из когтей небольшую скалу и едва увернувшись от рукава исполинской куртки, она, нарушая все законы аэродинамики и анатомии, поджала хвост, втянула голову в плечи, развернулась и, едва удерживаясь, чтобы не зачирикать, во все лопатки припустила домой.
– Что это было? – уперев руки в боки, затребовал объяснений Семьбаб почему-то именно у Фаруха.
– Что – это? – слабо попытался удивиться Фарух.
– ЭТО, – выговорил купец с таким видом, что Фарух понял, что уловки его не пройдут. Но, тем не менее, сделал еще попытку.
– Массовая галлюцинация?
– Не старайся казаться умнее, чем ты есть! ЭТО! ЯВЛЕНИЕ!
– Джин-хранитель, семейный талисман. Он не продается, – быстро добавил он еще до того, как Семьбаб успел открыть рот.
– Ах, не продается... – оценивающе прищурился купец. – А как насчет оплаты проезда?
– Когда мы прибудем в Шатт-аль-Шейх, моя семья заплатит тебе столько, сколько ты запросишь, – снисходительно соврал Фарух, стараясь не думать о матери, перебивающейся с купленных в долг бобов на принесенную в соседском ведре воду.
– Я без предоплаты не вожу, – любезно сообщил Семьбаб.
– Тогда... Я отработаю.
– Все вакансии заняты.
– Но те матросы, которые упали с мачты в море...
– Было проведено сокращение штатов.
– А если я не продам кувшин? – шаг за шагом во время разговора, под напором большого живота Семьбаба, Фарух отступал к корме корабля, пряча драгоценный сосуд за спиной.
– Я прикажу выбросить тебя за борт. Без кувшина, – любезно разъяснил купец.
– Но это грабеж среди бела дня! – Фарух, прижатый к фальшборту, украдкой за спиной потер холодный медный бок.
– Нет. Сейчас уже вечер, – вполне резонно возразил купец. – И достань руки из-за спины. Что ты там делаешь?
Но было уже поздно.
– Здравствуйте, – как всегда, сразу и из ниоткуда появился Иван, и в который раз за день подпрыгнув от неожиданности, Фарух подумал, что он начал понимать, почему нормальные джины перед своим появлением пускают клубы разноцветного дыма.
– Этот человек хочет отобрать у меня кувшин! – обвиняющее направил Фарух указующий перст на остановившегося, как вкопанного, купчину.
– Это его кувшин? – строго спросил царевич.
– Нет! Ты же знаешь! Этот купец грозится выбросить меня за борт и оставить твой кувшин себе! Убей его! Убей немедленно!
– О, Фарух!.. Пощади меня, непутевого!.. Я отдам тебе все свои товары!.. – хлопнулся на колени Семьбаб.
– Убить его? За что? – пожал плечами заместитель нормального джина. – Я уверен, что он просто хотел припугнуть тебя, чтобы незаконно завладеть собственностью, принадлежащей тебе. И если ему объяснить, что он поступает дурно, честному коммерсанту с его состоянием и опытом неподобающе, то он, безусловно, осознает свою ошибку и раскается.
В этих словах был скрыт огромный потенциал.
Они могли прозвучать весьма многозначительно.
Или зловеще.
Или угрожающе.
Или издевательски.
Но они прозвучали искренне.
Иванушка всегда верил в то, что говорил.
– А тебе, Фарух, не к лицу быть таким беспочвенно-кровожадным, – упрекнул он юношу. – В людях надо всегда уметь разглядеть что-нибудь хорошее, светлое – ведь совершенно плохих людей не бывает. Надо ценить человека, принимать его таким, какой он есть, и тогда конфликты иссякнут, и наступит всеобщее согласие и взаимопонимание. Ты должен поступать с людьми так же, как хотел бы, чтобы они поступили с тобой.
– Хотеть поступать так же, как они поступили со мной? – стараясь осознать эту новую для него истину, Фарух пробормотал ее себе под нос. – То есть, я должен хотеть выбросить ЕГО...
Но Иван уже исчез, бросив на лету "Спокойной ночи".
– Что это было?..
Кажется, Семьбаб был потрясен еще больше, чем после чудесного изгнания птицы Рух.
– Мой джин, – криво попытался улыбнуться Фарух.
– И он всегда так... слушается приказаний?..
– Насколько я помню – всегда... Твое предложение еще в силе?
– Какое?
– Отдать мне все товары, если я тебя пощажу?
– А то что?
– Н-ну...
– Забудь.
– Я так и думал, – вздохнул Фарух и опустился на тюк.
Корабль бросил якорь и остановился. В полутьме недалеко от них маячил пустынный берег и то ли холмы, то ли лес на горизонте.
– Иди, помогай сейчас разводить костры, – буркнул Семьбаб, проходя мимо Фаруха к носу судна. – А завтра днем начнешь отрабатывать проезд.
Рано утром корабль снялся с якоря и поплыл своей дорогой.
Фарух не слышал этого – он крепко спал на холодном песке, подложив под голову волшебный кувшин.
* * *
Саман (или самум?) визжал и разрывался от надсады; аксакалы и василиски, а, может, саксаулы и тамариски, выдранные с корнем, метались во взбесившемся, забитом песком воздухе, а отрок Сергий и Шарад уже второй день сидели на горячем песчаном полу одного из дворцов заброшенного города-призрака пустыни и слушали, как Масдай живописует свои полеты четырехсотлетней давности в этих воздушных коридорах.
Ураган старался вовсю, увеличивая и без того немалые груды песка под узкими стрельчатыми окнами, и ажурные пятиметровые кованые ворота зала хлопали под его порывами как незакрытая форточка.
Ковер чувствовал, что в этот раз пассажиры не станут прерывать его воспоминания, хотя бы из чувства благодарности, что он в последний момент перед песчаной бурей сумел вспомнить и разыскать давно забытый людьми город, и пользовался этим откровенно и беззастенчиво.
Но даже благодарное внимание имеет свои пределы.
Это как раз и собирался вежливо продемонстрировать отрок Сергий.
Но не смог.
– Кх... Х-х... Х-м-м.. Х-к-ка.. – сказал он. Потом потряс бурдюк, второй, третий и добавил:
– К-х-х х-х-та, – что на этот раз означало: "Где вода?"
И вопрос этот был адресован не Масдаю.
Джин стушевался, опустил глаза и пожал плечами:
– Кончилась...
– Как – кончилась?! – от возмущения у Серого прорезался голос.
– Я – старый, больной человек, – дребезжащим тенорком принялся оправдываться Шарад, нервно пощипывая реденькую седую бороденку. – Я должен заботиться о своем здоровье, иначе ты никогда не увидишь своего друга в этом мире, если даже...
– Ты можешь наколдовать воду, Кроссворд? – набычившись, и, глядя неприязненно на бездомного джина, поставил вопрос ребром Волк, неохотно придя к выводу, что бить старых больных людей, к сожалению, нехорошо.
– Я не Кроссворд, я Шарад... И если бы у меня был мой кувшин, то это было бы парой пустяков, хоть целое море, хоть океан...
– Я имею в виду, пресную воду. Хоть стакан. И сейчас.
– Увы, нет...
– И ТЫ ВЫДУЛ ВСЕ, ЧТО У НАС БЫЛО ЗАПАСЕНО НА НЕДЕЛЮ ПУТИ?!
– О, прости меня, ничтожного, великодушный отрок, чье милосердие бескрайне, как Вселенная, а мудрость...
– Замолкни, а?.. – процедил сквозь зубы Сергий и принялся скатывать меха, чтобы хоть таким способом выжать из них хоть насколько капель в пустую кружку.
Цель была достигнута – несколько капель выжаты были, но еще до того, как кружка была поднесена к спекшимся губам, они поспешно перешли в газообразное состояние и без следа растворились в раскаленном воздухе комнаты.
Если бы не присутствие джина, а особенно, Масдая, Волк бы расплакался.
– Но у нас есть лимоны, – робко напомнил о содержимом продуктовой корзины Шарад.
– Эта кислятина горькая?! Умирать буду, а есть это не стану!!!.. Кто их вообще с собой взял!..
Ковер прервал свое повествование и с интересом прислушивался и – кто знает! – может, и приглядывался, – к происходящему.
И теперь настал его черед вмешаться.
– В растениях довольно много воды, как показывает опыт, и, если они не ядовитые, то на содержащейся в них жидкости можно прожить, пока не кончится самум и мы не найдем колодец.