Багдерина Светлана. Иван-Царевич и С.Волк

   – А вы не могли бы минутку отдохнуть?
   – Спасибо, я не устал, – удивился сначала писец, но потом понял: – А-а, вы про это! Я так сушу чернила на этом завещании – я буквально секунду назад закончил его переписывать, а сейчас за ним должны прийти. Но если вас это отвлекает, я могу его... положить... положить... куда-нибудь... нибудь... куда... – Гугенберг беспомощно завертел головой. Стол был завален кипами старой пожелтевшей бумаги, чернильницами, перьями, банками, книжками, остатками завтрака (а, может, ужина или обеда – при наличии плесени такой густоты и пушистости определить с точностью это было затруднительно), грязным носками и Памфамир-Памфалон знает, чем еще, и места завещанию на нем явно не было. – Я положу его на стул! – радостно воскликнул настигнутый озарением писец. Смахнув со стула подсвечник, он нежно пристроил на нем бумагу буквами вверх, и только потом повернулся к царевичу.
   – Так что вы хотели заказать?
   – Объявления для театра. Штук тридцать. Самого большого формата, какой у вас есть.
   – Без проблем. Давайте текст, – протянул руку Гугенберг. – К какому дню?
   – Часа через три-четыре они мне будут нужны.
   – Я серьезно спрашиваю.
   – А я серьезно отвечаю.
   – Это невозможно, – пожал он плечами.
   – Даже за три золотых?
   Половины этой суммы не стоила и вся каморка писца, включая его самого.
   – СКОЛЬКО? – ухватившись за сердце, Гугенберг медленно опустился на стул. Вернее, в первую очередь, на недосохшее завещание.
   – Вы на свою бумажку сели, – подсказал Иван.
   Хозяина как пружиной подбросило. Он изогнулся так, что бхайпурские йоги удавились бы от зависти.
   – Мои лосины!!! Мои лосины!!! Мои лосины!!! Мои лосины. Мои лосины? Мои лосины... Мои лосины... Мои лосины!!!
   Искаженные мукой черты Гугенберга просветлели.
   – Будет вам тридцать копий, – уверенно молвил он.
   Так родилось книгопечатание.
 

* * *

 
   Серый с размаху двинул царевича кулаком в плечо.
   – Иванко!!! У нас получилось!!!
   Иванушка, не ожидая такого подвоха, взмахнул руками и хлопнулся на мешок.
   С золотом.
   Четвертый.
   Завтра утром их будет ждать Шарлемань.
   И птица.
   Наконец-то.
   Серый подал руку во весь рот ухмыляющемуся Ивану, помогая встать.
   – Пошли, Иванко! Забираем Санчеса – и к Ерминку – водку пьянствовать, безобразия хулиганить. Завтра в это время уже в пути будем, прощаться некогда будет!
   – Пошли!
   – Санчес!
   – Санчес!
   – Санчес!!!
   Маленького красильщика на втором этаже не было.
   – Может, он в конторе?
   – Айда в контору!
   – По задней лестнице спустимся.
   – Пошли!
   – Санчес! – гулко прокатилось по всему дому.
   Краем глаза Серый заметил, как через коридор метнулась под лестницу и затаилась там какая-то тень.
   – Эй, ты, вылезай! Чего прячешься? – ткнул мечом в темноту Волк.
   – Кого ты там загнал? – подоспел и Иван.
   – Ща посмотрим, – и, громче: – Вылазь, говорю! Руки вверх!
   Темнота ожила, зашевелилась, от нее отделилась черная фигура и, задрав как можно выше руки, отворачиваясь, вылезла на свет Божий.
   – Иванко, гляди-тко, негра!!!
   – Да откуда ему тут в... И верно, негр! Тебе Санчес что-нибудь про каких-нибудь негров говорил?
   – Нет.
   – И мне – нет.
   – Может, он тут сам завелся?
   – Не выдумывай. Сами только тараканы заводятся.
   – Ты кто, и что ты тут у нашего Санчеса под лестницей делаешь? – ухватил Серый сына черного континента за шиворот черной рубашки, заправленной в черные же штаны.
   – Я не есть понимайт, – недружелюбно сверкнул белками глаз негр.
   – Чего он не ест? – переспросил Иван.
   Серый же при первых звуках голоса таинственного незнакомца насторожился.
   – Ну-ка, поворотись-ка, сынку, к свету передом, – потянул он мавра за шкворник.
   – Сергий! Не трогайте его, пожалуйста! – по коридору бежал, размахивая руками, Санчес.
   – Кого "его"? – подозрительно прищурившись, уточнил Волк.
   – Гарри...
   – Мини-сингера?! – ошарашено оглядываясь, воскликнул Иванушка. – Где?
   – ГАРРИ?! – и Серый согнулся пополам, ухватившись за живот, задыхаясь от смеха. – Гарри!.. Ой, не могу!.. Ой, держите!.. Гарри!..
   – Не вижу в это ничего смешного, – решив, что ему пока больше ничто не угрожает, позволил себе обидеться негр.
   – А отмыть... – озабоченно начал было Иван, но Санчес покачал головой.
   – А отбелить?.. – бился в истерике Серый. – А перекрасить?.. А штукатуркой?... А наждачкой?..
   – Ваш пароксизм ненатуральной веселости оставляет меня индифферентным,– выпятив нижнюю губу, процедил мини-сингер.
   – Сам дурак, – мгновенно среагировал Волк.
   – Не в обиду Санчесу будь сказано, но мы же знаем, какого качества у него краска, – снова деликатно вмешался Иванушка. – Очень скоро она смоется, и все будет по-прежнему.
   – Может, и смоется, – вздохнул красильщик. – Но пока нет ни малейших признаков. А пробовали уже всем. Кроме наждака.
   – Зачем? – поинтересовался Волк. – Черный цвет ему к лицу, – и, едва успев увернуться от яростно взревевшего мини-сингера и подставить ему подножку, злорадно добавил:
   – И синяков не видно.
   В "Березке" в этот вечер были наглажены все скатерти, отполированы все самовары, настроены все балалайки и начищены все лапти, а на двери красовалось объявление – "Закрыто на спецобслуживание".
   Сегодня здесь собрались все друзья – новые и старые – как захотел Иван, чтобы проститься перед отъездом, ибо завтра, после покупки жар-птицы, он планировал, не задерживаясь ни минуты, сразу же выехать домой.
   Пришел папа Карло со своей труппой, пришел владелец сети постоялых дворов "Бешеный вепорь" мастер Варас, пришел первопечатник Иоганн Гугенберг, конечно же, явились Санчес с Гарри, демонстративно игнорирующим князя Ярославского, и, когда все уже потеряли надежду и уселись за стол, в трактир ввалился Мур. Друзья не видели его с того самого вечера, когда тот попросил их о помощи в таком необычном деле. Он и оставался единственным, кому они так и не придумали, как помочь.
   Иванушка сконфуженно шагнул навстречу стражнику, мучительно придумывая, что бы такого сказать в свое оправдание, и не находил ничего подходящего. "Повинную голову и меч не сечет," – решил он отбросить все уловки.
   – Юджин, я очень рад вас видеть, – вздохнул он, – но, видите ли, дело в том, что я...
   – Ваше высочество, – кулак Мура глухо громыхнул о бронированную грудь. – от своего покорного слуги примите глубочайшую благодарность. Я потрясен. Я поражен. Я польщен. Я не ожидал такого. Никто не ожидал. Я ваш должник. Хозяин, всем пива за мой счет!
   – Пива не держим, – гордо отозвался Ерминок.
   – А что есть? – озадаченно нахмурился Мур.
   – Водочка-с!
   – Это что – вроде пива?
   – Лучше.
   – Тогда всем по кружке этой... водочки!
   – А, может, рюмки хватит? – осторожно поинтересовался трактирщик.
   – Ты что думаешь, у меня заплатить нечем? По две кружки! Каждому! По три!
   – Как прикажете, ваше майорство, – ухмыляясь, как ненормальный, Ерминок кинулся выполнять заказ. За ним устремился Волк.
   – Но, Юджин, я хотел сказать... – снова начал Иван, но начальник стражи снова не дал ему договорить.
   – Ваше высочество...
   – Пожалуйста, не называйте меня этим дурацким высочеством, мне начинает казаться, что вы разговариваете с кем-то другим.
   – Хорошо, ваше высочество.
   – Юджин! Мы же друзья!
   – Да, Иван, конечно. Ты знаешь, Иван, что ты – великий человек?
   Царевич на всякий случай оглянулся – но других Иванов в трактире не было.
   – Я?
   – Да. Ты сделал то, что никому за триста лет существования городской стражи Мюхенвальда не удавалось – теперь преступники требуют, чтобы их арестовывала только городская стража, а не дворцовая, не военные патрули и даже не королевская гвардия! А знаешь ли ты, что только мне лично пришлось разнимать семнадцать драк среди стражников, споривших, кто из них больше похож на Козонова? А что слесари на своей улице теперь действительно побитые – токари, пекари и лекари решили, что тем слава досталась незаслуженно?
   – А при чем тут пекари? – только и смог спросить ошарашенный Иван.
   – Достопочтенный сеньор стражник прав, – присоединился к ним директор театра. – Мы с моими ребятками играли "Рамона и Кольетту", "Хотелло", "Король Йен", десятки других шедевров мировой драматургии – и никогда не приходило к нам столько народу – каждый вечер, я подчеркиваю! – как сейчас, чтоб посмотреть очередной акт "Улицы"!
   Иван зарделся так, что если бы свет выключили, он светился бы и в темноте.
   – А ведь большей ерунды я в жизни своей не читал! – продолжал воодушевившийся мэтр Гарджуло, обращаясь к майору.
   Со стороны царевича донесся такой звук, как будто бы наступили на лягушку.
   Атмосферу разрядил Ерминок.
   – Прошу к столу, гости дорогие! Господин майор, ваш заказ выполнен, извольте откушать!
   – А, этой вашей... как ее... водички?
   – В кружках, как заказывали.
   – Предлагаю выпить за нашего отзывчивого, искреннего, неутомимого Ивана-царевича! – вскочил Волк со своей кружкой наперевес, – И за лукоморско-вондерландскую дружбу! – и одним махом вылил в себя содержимое всей посудины.
   – За Ивана! – дружно взревели гости, перекрывая слабый возглас царевича "Постойте!", и все, как один, последовали примеру князя Ярославского.
   После этого произошло много чего. Некоторое этого можно было даже, в принципе, написать. Но с твердостью можно было сказать только одно – разницу между водой и водкой они усвоили на всю оставшуюся жизнь.
   Их уважение к Серому не знало бы пределов, если бы Буратино случайно не обнаружил, что в кружке князя во время тоста была простая вода. И кабы не Иванушка, быть бы в тот вечер князю Ярославскому битым.
   Прощальный пир продолжался далеко за полночь, и когда громовое "Ой, мороз-мороз" возвращавшихся лукоморцев огласило опустевшие улицы Мюхенвальда, гулко отражаясь от булыжных мостовых и каменных стен, город, в большинстве своем (не считая стражи, воров и гостей Ивана), уже спал.
   Иванушка, Серый, Санчес, Гарри, мастер Варас и вызвавшийся их провожать Мур направлялись к "Веселой Радуге", отражаясь вслед за песней от стен и, иногда, от мостовых.
   – Какой замечательный у вас город! – признавался в любви царевич между куплетами. – Какие гостеприимные люди! Какие все добрые, благожелательные, отзывчивые! Мне будет не хватать вас всех, Санчес, Юджин, Гарри! Гарри! Это талант! Я приглашаю тебя к нам в Лукоморье – ты сможешь жить у нас сколько захочешь! Василий с Дмитрием умрут от зависти, когда узнают, что я познакомился с настоящим мини-сингером! Гарри, обещай, что приедешь! У тебя там будет ан-шланг!
   – Обещаю! Иван! Мне не нужен шланг! Но ты – мой друг. И я за тебя... все, что хочешь, отдам. Если не очень много. Серый. Я тебя прощаю. Но я тебе это еще припомню.
   – Гарри. Ты не поверишь. Но мне глубоко по... все равно твое прощение. Ты сам виноват. Хоть и песни твои хорошие. Иван вон тебе скажет – чужое брать нехорошо. Скажи, Ваня!..
   – Друзья мои! Не ссорьтесь в такой день! Вечер. Ночь...
   – Напила-а-ся я пья-я-а-на!..
   – Не напилася, а напился.
   – Напи-и-лся я... Нет, нехорошо. На-пи-пи-лся я пья-а-а-ным!..
   – А все-таки, чего мне жаль больше всего, что я уезжаю, так это что я не останусь на свадьбу.
   – Какую свадьбу?
   – У кого свадьба?
   – Санчес, ты что от нас скрываешь?
   – А при чем тут я?
   – Да, при чем тут Санчес? Я говорю о свадьбе в королевской семье – вот, наверное, торжества-то будут – парады, шествия, турниры... кхм. Балы там, наверное, всякие, всенародное, так сказать, ликование...
   – В королевской?!
   – В королевской?
   – А я и не знал, что принц Сержио женится!
   – Юджин!
   – Да, Юджин, почему все придворные новости мы стали узнавать последними?
   – Да причем тут принц Сержио!!! Да что у вас всех, склероз, что ли?! Я говорю про принцессу Валькирию и Чер... принца Кевина Франка! Он же победил на турнире, и теперь король Шарлемань должен будет отдать за него замуж свою дочь, вот про что я говорю! А вы чего!..
   – А ты разве ничего не знаешь?
   – Что не знаю?
   – Что мы не знаем?
   – Что Шарлемань ничего никому не должен.
   – Что он бросил лотранского принца в подземелье дворца, а Валькирию заточил в самую высокую башню.
   – И что он не выпустит ее оттуда, пока она не согласится выйти замуж за герцога Айса.
   – Нет, ребята. Вы что-то путаете.
   – Король не мог так поступить с...
   – ...с девушкой, которая может пронести рыцаря в полном снаряжении полкилометра.
   – ...с собственной дочерью!
   – Мог. Вы просто плохо знаете нашего монарха.
   – Да и дочь она ему не родная.
   – Как так?
   – А вот мы и пришли.
   – Давайте зайдем к нам! Санчес, где ключ? Гарри, у тебя, что ли?
   – Вы что, и этого не знали?
   – Пошли на кухню, Юджин. Там все и расскажешь.
   На кухне зажгли свечу, поставили на середину стола кувшин дешевого вина и тарелку фисташек, как в старые добрые времена, расположились кому где удобно (в случае Гарри – под столом), и Юджин поведал друзьям давно перевернутую, но не ставшую от этого менее печальной, страницу вондерландской истории.
   Семнадцать лет назад, во время очередной войны с Лотранией, страной правил молодой король Шарлемань Шестнадцатый. Правитель он был, как и все в его династии, посредственный, но человек добрый, незлопамятный, и, по-своему, справедливый. Народ его уважал, а когда уважать не мог – просто любил, в отличии от его брата – кронпринца Томаса, человека недалекого, вздорного и жестокого.
   Решающая битва этой войны состоялась под небольшой деревенькой Карлсвуд – предметом давнего спора двух держав. Вообще-то, говорили, что на нее претендовала еще и Вамаяси, но по причине удаленности на последнее сражение ее войско не явилось, и им автоматически было засчитано поражение.
   Со своей армией, королевой, годовалым наследником престола Шарлеманем и братом Томасом уверенный в победе король прибыл на место предстоящей схватки.
   Под охраной отряда своей личной гвардии остался Шарлемань Шестнадцатый с женой и сыном у деревни – наблюдать за ходом сражения, а брат его со своим полком выдвинулся на запланированную позицию – высокий холм справа.
   Поначалу бой был равный, и было непонятно, на чьей же стороне окажется сегодня перевес. Со всех сторон приезжали, прибегали и приползали гонцы с одинаковыми известиями – схватка идет жаркая, но мы держимся. Но вот прискакал посланец от принца Томаса – молодой солдатик; до того, как завербоваться в армию, он был водовозом. Он сообщил, что полк Томаса смят, что самому ему угрожает неминуемая гибель, и что он заклинает своего брата всем святым немедленно помочь ему хоть чем-нибудь. И тогда король отдал приказ своим гвардейцам немедленно скакать на подмогу кронпринцу. При нем осталось только десять солдат под командованием герцога Эндрюса.
   Но, по несчастному стечению обстоятельств, вскоре после того, как отряд ускакал, враг прорвал оборону вондерландцев и обрушился всей своей мощью на злополучную деревню. Гвардейцы под командованием герцога, защищая королевскую семью, сражались отважно, но что могла поделать горстка храбрецов против отряда тяжелой кавалерии? Перебив всех, вставших у них на пути, и подпалив деревню, оставшиеся в живых лотранцы отступили.
   Была тяжело ранена, но чудом спаслась, королева. Среди обугленных трупов солдат и не успевших убежать крестьян опознать короля и юного наследника престола так и не смогли. Сражение было проиграно.
   Зато кронпринц Томас вышел из боя целым и невредимым – когда подмога прибыла, вражеская атака оказалась уже отбитой, и помощь не понадобилась – даже наоборот – полк брата короля перешел в контратаку, в результате которой почти полностью был уничтожен.
   Вскоре, женившись на безутешной вдове, Томас короновался под именем Шарлеманя Семнадцатого. Так его сын – маленький принц Сержио – стал наследником престола.
   У герцога Эндрюса оставалась сиротой крохотная дочка Валькирия – матери она лишилась еще раньше – и королева Гортензия удочерила малышку. Впрочем, недолго она дарила двоим детишкам материнские ласки – так и не оправившись полностью от пережитого, она вскоре после свадьбы заболела и умерла.
   Карлсвуд заново отстроен не был, и конфликт исчерпался сам собой.
   Так удручающе закончилась история двухлетней войны за деревушку в семь домов. Но в истории всякое бывает, это вам не сказка какая-нибудь, и люди покорно приняли случившееся.
   Злые языки, болтавшие, что с высокого холма, наверное, было хорошо видно, в какую сторону рвется лотранская конница, быстро подрезали – вместе с головами.
   А сын водовоза Айс стал герцогом.
   Рано утром, умывшись, принарядившись, но с тяжелым сердцем (вернее, и сердцем тоже, если придерживаться истины), погрузили на повозку мастера Санчеса лукоморцы свои мешки, взгромоздились на коней и направились в королевский дворец, где их, согласно уговору, по истечении недели, должен был ждать Шарлемань.
   – Скорее бы все это закончилось, и – домой.
   – М-да... Что-то мне эта вчерашняя история нисколько не понравилась.
   – Какая – вчерашняя?
   – Да про то, как Томас Шарлеманем стал.
   – Так какая же она вчерашняя – семнадцать лет уже прошло...
   – Как – семнадцать?!?!?! Это как в Диснеланде было, что ли – когда один придурок уснул на пригорке под бататом, а проснулся через сорок лет?!
   – Да нет...
   – ...Чего ж ты мне сразу не сказал?! Во дворец-то мы тогда по кой едем?! Там же, наверное, уж и король не тот, и жар-птица сдохла, и...
   – Я не это имел ввиду!
   – ...а Санчес все как новый, странно... А, может, это уже его сын?..
   – Да ты меня не понял!
   – Не понял? – остановился Серый. – Так говори понятней! И без твоих умствований башка раскалывается – а еще ты тут – вчера-позавчера-в прошлом годе...
   – Извини, я не хотел, я как точнее хотел...
   – Ой, Иванушка, сделай милость – помолчи, а?..
   – Ну, как хочешь... – обиделся царевич, приотстал и поехал рядом с Санчесом, который, при ближайшем рассмотрении, имел вид все-таки далеко не новый. И даже не во всякий сэконд-хэнд его бы взяли, откровенно говоря.
   Во дворце их уже ждали. Старый знакомый – фон Свиттер – жизнерадостно поприветствовал лукоморцев, сообщил, что его величество готовы их принять, и пригласил следовать за ним. Молчаливые слуги подхватили мешки и понесли за гостями в Бирюзовый зал аудиенций.
   – Это очень хорошее предзнаменование, – разглагольствовал виконт. – Это означает, что наш драгоценнейший монарх находится в прекрасном настроении, что в немалой степени и ваша заслуга, и результат того, что его высочество принц Сержио наконец полностью выздоровели после тяжелейшего ранения, полученного с полторы недели назад – на него, как вы, наверное, знаете, напали какие-то негодяи. Ох и гневался наш король!.. Перевернули вверх дном весь город, но так никого и не нашли... Так, к чему это я?.. Ах, да. Я хотел вам рассказать о Бирюзовом зале! Бирюзовый зал, господа – это почти самое лучшее, что можно желать.
   – А что, есть и другие? – вежливо поинтересовался царевич.
   – Конечно, – кивнул придворный. – Лучше Бирюзового может быть только Серебряный зал – там всегда проходят приемы в честь военных побед. Правда, сейчас там ремонт... Уже довольно давно продолжается... Несколько лет... Лет пять, наверное... Его величество говорит, что все равно серебро давно уже вышло из моды, и что неплохо было бы серебряные панели заменить ну, хотя бы, медными. Правда, на медь у нас денег пока тоже... Э-э-э... Кхм... Ну, это не интересно. А еще во дворце есть Янтарная комната – там король принимает своих военачальников, когда дает им напутствия в военные походы, потому что эта комната – единственный трофей, который ему удалось вывезти из... Во время кампании против... Э-э-э... Кхм... Ах, да. Есть еще Гранитный зал – там приемы идут, когда его величество не в лучшем из настроений. И мы гордимся, что в нашей стране родился обычай, распространившийся по всему свету, устанавливать на кладбищах памятники именно из гранита. Символически, так сказать... Да, Вондерланд – страна великих традиций, гениальных свершений и ошеломляющих перспектив. Существуют также апартаменты с панелями из дуба – его король использует, когда у него задумчивое настроение, умозрительно-рассуждательное, и он, принимая подданных или послов, читает бессмертные творения древних авторов. "Мартышка и очки" – его любимое произведение. Есть еще комната из бамбука, кабинет, обитый мехом планирующей белки, и маленький удобный будуарчик из розового шелка. Но это к вам не относится.
   – А, такую белку я знаю! – неожиданно вступил в разговор Сергий. – У нас в лесу их полно – с елки на елку свищут – хоть палкой сшибай. Но мех у них дрянной, между нами. Не ноский. И у нас их летягами называют.
   – Нет, не летяги, а планирующие белки, – поправил его фон Свиттер.
   – Да какая разница?
   – Планирующая белка, Сергий – очень редкий зверек. Почти вымерший, – охотно пустился в объяснения Иван. – И получила она свое название от того, что все всегда планировала заранее. А высоты она вообще боялась.
   – А чего же она тогда вымершая, раз она такая предусмотрительная?
   – Геопод считает, что этот вид погубил разрыв сердца.
   – ?!
   – Да, абсолютно правильно, мои юные друзья – мир полон неожиданностей, и маленькое сердечко нежного зверька, рассчитавшего все заранее, не выдерживало, когда что-то нарушало его планы, – подтвердил виконт и, остановившись, указал на двери красного дерева, инкрустированные бирюзой:
   – Вот мы и пришли. Его величество Шарлемань Семнадцатый изволит вас принять в бирюзовом зале сию же минуту. Прошу ваше высочество и вашу светлость пожаловать, – и лакеи распахнули тяжелые створки.
   – Страна дальтоников, – пробормотал князь Ярославский, переступая порог.
   Малиново-бирюзовое многообразие дерева, камня, ткани, ковров, витражей и канделябров било по глазам. С особой изощренностью. Иногда даже ногами.
   У противоположной стены небольшого зала (если бы мини-футбол уже изобрели, лукоморцам было бы с чем сравнивать) на троне угадайте какого цвета восседал Шарлемань. По правую руку от него стоял кардинал Маджента, елейно улыбаясь и пряча руки в рукава балахона одноименного цвета. По левую демонстративно чистил ногти загорелый молодой человек с щегольскими черными усиками, одетый с такой потрясающей безвкусицей, что вполне мог бы быть самим кронпринцем. В нишах за гобеленами охранники с пиками делали вид, что их там нет.
   Серый безукоризненно исполнил па придворного приветствия. Изобразил смесь камаринской с лезгинкой и Иван.
   – Дозвольте приветствовать ваше королевское величество, пожелать вам доброго утра и сообщить, что свою часть нашего уговора мы выполнили, и четыре мешка золота прибыли ко двору вместе с нами, – церемонно проговорил царевич, одновременно пытаясь незаметно помассировать сведенную судорогой от непривычного упражнения ногу.
   Шарлемань сделал знак рукой, и слуги развязали мешки, один за другим, и высыпали деньги прямо на ковер. Матово-желтое пятно явилось приятным разнообразием в общем цветовом решении помещения.
   Кардинал охотно вынул руки из рукавов, быстро подошел к желтой горе и загреб несколько пригоршней монет.
   – Чистое золото, ваше величество, – развел он руками. При этом несколько крон нечаянно провалились прямо в его широченные рукава, но Маджента, будучи, наверное, человеком всецело посвященным религии и поэтому рассеянным, по-видимому, даже этого не заметил.
   – Юные друзья мои, – пророкотал король. – Вы пришли в назначенный день и, видит Памфамир-Памфалон, ваши деньги пойдут на благое дело – защиту мирной страны от вероломного агрессора. Хороша ложка к обедне, как гласит ваша поговорка. Ха-ха-ха. Вы свое обещание выполнили. Что ж, свою часть уговора я также не премину исполнить. Сержио, – обратился он к смазливому юноше, – принеси сюда жар-птицу.
   Кронпринц оторвался от своего увлекательного занятия, небрежно сунул пилочку в карман и вяло щелкнул пальцами:
   – Эй!
   Мгновенно подскочили два лакея и застыли в поклонах. Не обращая более на них никакого внимания, Сержио подошел к одной из огромных панелей за спиной у отца и нажал сверху вниз на голову хищно оскалившегося бирюзового льва с глазами из красного дерева. Панель со вздохом отъехала в сторону, и в бордово-бирюзовую пыльную муть ворвался ослепительный солнечный свет, запах листвы и земли после дождя и голоса птиц.
   Это были знаменитые висячие сады Мюхенвальда.
   Предводительствуемые принцем, лакеи скрылись из глаз, но ненадолго. Через минуту они вернулись, неся вдвоем просторную золотую (забудем злые языки) клетку, изукрашеную драгоценными (мы же договорились – забудем!) камнями. А в клетке...
   Через несколько минут лукоморцы пришли в себя, но отсвет неземной красоты*[2] все еще играл в их расширившихся восторженных глазах.
   – Ты-то чего пялишься, ты же до этого ее уже видел, – украдкой сердито шепнул смущенный Волк царевичу.
   – Красота-то какая... – блажено улыбаясь во весь рот, отозвался Иван.
   – Красота. У кота, – сочинил стихотворение Серый. – Давай, откланиваться пора. Дома мамка с пирогами ждет.