Верховный полководец Ян ударил в барабан, поднял флажок – и войска заняли положение «пять направлений» : под красным стягом звезды Южная птица – южный отряд, под черным стягом звезды Северный след – северный, под голубым стягом звезды Левый голубой дракон – восточный, под белым стягом звезды Правый белый тигр – западный, а под желтым знаменем срединного направления построился отряд, охраняющий Сына Неба. Верховный полководец водрузил у помоста императора знамя Желтого дракона и бросил на настил голову хана Елюя. Стройными рядами, нескончаемыми, словно морские волны, стояли, храня суровое молчание, воины. По сигналу выстрелила пушка, распахнулись ворота стана, и один за другим к помосту государя пошли правители стран севера. Было их более десяти. А зачем они пожаловали, вы узнаете из следующей главы.

Глава сороковая
О ТОМ, КАК ИМПЕРАТОР ПРИГЛАСИЛ ПРАВИТЕЛЕЙ СЕВЕРНЫХ СТРАН НА ОХОТУ И КАК ХУН УБИЛА ЛЕТАЮЩЕГО ТИГРА

   Когда в распахнутые ворота стана вошли правители северных стран, император обратился к ним с такими словами:
   – Нарушивший волю Неба хан Елюй обезглавлен, страна сюнну осталась без правителя. Богатырь Тобар происходит из благородного рода, имеет талант управлять государством и повелевать народом, он поклялся хранить мир с нами и быть нам преданным – да будет он правителем сюнну вместо Елюя!
   Сложив ладони, Тобар поклонился и поблагодарил за великую милость. Подали знак, и правители начали подходить к императору, отдавая ему воинские почести: первым шел Тобар, правитель сюнну, за ним по очереди правители монголов, туфаней, чжурчжэней, стран Дапэн, Дицзин, Цзюша, Шэли, Дажу, Куанъе и многих других. По окончании церемонии гости расположились по правую и левую сторону от трона, Сын Неба велел музыкантам играть победные марши, а воинам петь победные песни.
   Полилась музыка, грянул хор, и казалось, ветер пронесся над станом, в безоблачном небе раскатился гром, задрожали земля и небо, и откликнулись эхом горы и реки! Император восседал на троне строгий и торжественный, опираясь на меч Тайэ. Оглядев прибывших на поклон правителей, он приказал накрыть столы для пиршества воинов всех чинов и званий и проговорил: – Сегодня мы принимаем вас как военачальников и сопредельных владык, а назавтра желаем видеть вас гостями на императорской охоте у подножья горы Хэланьшань!
   Гости низко поклонились.
   Утром другого дня государь облачился в военные доспехи, сел на ферганского скакуна и направился к горе, возле которой Верховный полководец сделал уже все необходимые для охоты приготовления и расставил войска. Император расположился на возвышении, пригласил правителей северных стран занять места рядом с ним и приветливо проговорил:
   – Сегодня мы проведем вместе целый день, чтобы получше узнать друг друга.
   Поднялся правитель монголов и с поклоном подошел к трону.
   – Все мы, кто ныне здесь, жители далеких северных стран, и нам не доводилось прежде видеть великих людей империи Мин, хотя и до нас дошло, будто князь Ян и удельная правительница Хун – самые знаменитые: говорят, южные варвары до сей поры покрываются ледяным потом, только услышат имя воительницы Хун. Ваше величество, простите нам наше любопытство, но можно ли полюбоваться на искусство и умение в ратном деле князя Яна и правительницы Хун?
   Император улыбнулся и подозвал к себе Яна и Хун. Ян поклонился гостям и молвил:
   – Верховный полководец Ян Чан-цюй особыми талантами не блещет, в нашей стране таких, как он, полным-полно, а южные варвары боятся меня да еще Хун потому только, что с другими не сталкивались. Наш мудрейший государь взрастил талантливых людей без числа, и они постигли гармонию природы и человека, много знают о нравственности и морали, сильны в делах государства, как Гао-яо, Хоу-цзи и Се-и, умеют наставить народ на путь блага и воспитать его нравы не хуже Гун Шэна[329], правителя Хуана, Ду Ши[330] или наместника Шао, в грамоте они не уступят Бань Гу[331] и Сыма Цяню, в речах – Су Циню[332] и Чжан И[333], в мудрости – Мэн-цзы и Конфуцию, в проницательности – Хань Ци и Фу Би, в военном ремесле – Сунь У[334], У Ци и Тянь Жан-цзюю, в изворотливости ума – Чжоу Юю и Чжугэ Ляну, в храбрости – Мэн Бэню и У Хо, и каждый из них непобедим, словно великие Вэй Цин[335], Хо Цюй-бин[336][337] и Чэн Буши[338]. А Ян Чан-цюй только и умеет, что размахивать флажками да бить в барабан, – о нем и говорить-то не стоит!
   – Я впервые в вашей великой стране, – робко начал правитель монголов, – мне бы хоть глазком взглянуть, как вы, князь, управляетесь с войсками!
   Ян с улыбкой подозвал Хун, вручил ей флажок и стрелу командующего и попросил показать некоторые расположения. Хун поднялась на возвышение, ударила в барабан и несколько раз перестраивала войска, пока гости не удовлетворили свое любопытство.
   – Мы показали вам самые простые построения, – сказал Ян, – в них ничего необычного нет! Говорят, что северяне – непревзойденные охотники. Не угодно ли вам со своими воинами подтвердить ваше высокое искусство в этом деле, порадовать им Сына Неба?!
   Гости с радостью согласились и начали готовиться к охоте. Ян вместе с циньским князем занялся войсками, а император отправился прогуляться по равнине.
   Тем временем Ян приказал Хун, Лэй Тянь-фэну, Лотос, Дун Чу и Ма Да с отрядом в три тысячи расположиться справа от середины, циньскому князю с тремя тысячами слева от середины, правителей северных земель он пригласил стать от него по правую и по левую руку, а Тобару велел окружить гору Хэланьшань и загонять зверей к стану. Зазвенели мечи и копья, от громких криков птицы и звери в ужасе ринулись вниз, в долину. Неожиданно высоко в небе показалась пара белых лебедей. Дун Чу говорит гостям:
   – Мне рассказывали, что люди севера метче всего бьют перелетную птицу, так ли это?
   Монгольский хан усмехнулся, ударил плетью коня, на всем скаку поднял лук, натянул тетиву – но стрела просвистела мимо. А лебеди поднялись выше и вскоре скрылись в облаках.
   – Я-то стрельнул хорошо, да только лебеди слишком быстро летели, – произнес раздосадованный хан.
   Хун повела своими прекрасными очами, оглядела небеса, вынула из колчана стрелу с белым оперением, яшмовой рукой потянула к себе тетиву – и белый лебедь рухнул к ее ногам. Правители северян и их воины заахали от восторга.
   – Мы с младенчества и до старости бьем птицу, но из таких высей добывать ее не умеем! Правитель Хун стреляет из лука лучше, чем сам Ян Ю-цзи!
   Хун погнала коня и на всем скаку пустила в небо еще одну стрелу – но ни стрела не вернулась, ни птица не упала на землю.
   – Стреляете вы, конечно, прекрасно, – ухмыльнулся хан, – но на сей раз дали промах!
   Хун не успела ответить, как подлетел всадник и подает ей белого лебедя со словами:
   – Я был в горах, гнал зверей на равнину. Вижу, падает птица, а в хвосте у нее стрела. Поднял, посмотрел, узнал стрелу, вот и принес добычу вам!
   – Глаза у меня не больно зоркие, – улыбнулась Хун, – да и лебедь залетел высоко. Пришлось стрелять наугад, сами видите, что не в крыло попала, а в хвост.
   Гости были поражены. Вдруг в небе появились ласточки, – послушные упругому ветру, носились они взад и вперед высоко над землей. Правитель монголов о чем-то пошептался с другими гостями и обратился к Хун:
   – Стрелок вы несравненный, но вот сможете ли вы подстрелить этих пташек?
   Хун посмотрела ввысь: шесть и семь ласточек резвились там – то поднимутся так высоко, что их и не видно, то слетят чуть не до земли, то закружатся на одном месте, то разлетятся в разные стороны. Только она вынула стрелу и приготовилась стрелять, как монгол хитро улыбнулся и тронул ее за рукав.
   – Предлагаю на спор: подстрелите ласточку – отдаю вам ферганского скакуна, что подо мною, промахнетесь – отдаете мне свои мечи.
   Хун на мгновение задумалась и кивнула. Взяла стальной лук, вложила стальную стрелу, прицелилась – а глаз ее сиял, как звезда, – повела яшмовой рукой, и ласточка упала к ногам ее коня. И шесть и семь раз натягивала она тетиву – и шесть и семь ласточек упали на землю. Потрясенный хан не в силах был вымолвить слова.
   – Да вы не смертный, – произнес он наконец, – вы из небожителей. Ведь эти ласточки не простые, они живут в Ласточкиной скале, что на берегу Северного моря, и мы называем их каменными, взгляните!
   Он протянул Хун птичку, и та увидела, что ласточка в самом деле твердая, словно камень, а наконечник стрелы согнулся.
   Трижды поклонился монгольский правитель и продолжает:
   – Сказывают, некогда ханьский Ли Гуан[339] охотился в северных землях и однажды, по нечаянности приняв за тигра лежавший в зарослях большой камень, отпустил тетиву – и стрела так глубоко вошла в камень, что поныне торчит в нем. Великий охотник был Ли Гуан! Но вы, почтенная Хун, превзошли его в десять раз: ведь одно дело пронзить камень лежащий, а другое – летящий!
   Он слез с коня и подвел его к Хун. Та улыбнулась.
   – Я не так богата и знатна, как вы, великий хан, но в моей конюшне стоят десять ферганских скакунов, еще одного мне, пожалуй, не надо!
   Между тем воины согнали зверей с горы Хэланьшань в долину – даже зайца наверху не осталось.
   – С гор могут спуститься волки и барсы – не застанут они нас врасплох? – спросил вдруг хан.
   Только он это выговорил, как с вершины горы налетел ураганный ветер, и на равнину с рыком – словно небо раскололось в грозу – выскочил огромный белый тигр! Белый, как снег, с желтыми глазищами, что горели, ровно факелы, с алой, будто в крови, пастью, он пронесся громадными прыжками над равниной скорее молнии. Гости схватились за луки, стрельнули наугад и бросились врассыпную, а тигр с диким ревом исчез, словно его и не бывало. Правители опомнились и переглянулись.
   – Уж не тот ли это тигр, что глотал железные копья хана Елюя? Великая напасть в наших краях этот зверь! Никому не под силу с ним справиться! На северо-восток от Хэланьшаня стоит мрачная Тьма-гора, а на ней, по преданию, вот уже четыре тысячи лет обретается этот свирепый тигр. В свое время хан Елюй, уверовав в свою силу, пошел на страшного зверя, да ничего у него не вышло. Трижды ходил хан, трижды метал в тигра железные копья – и трижды тигр их заглатывал! А ведь в каждом копье весу было побольше тысячи цзиней! Не сосчитать, скольких охотников и воинов погубил этот зверь! Потому жители северных стран построили на Тьма-горе жертвенник и каждую весну да осень доставляют на алтарь быков и баранов. Если не принести ему жертвы, зверь сходит с горы и поедает людей, многие тысячи уже убил! Никто не охотится в тех местах с давних пор, все его страшатся! А сегодня он, видно, услыхал барабаны да выстрелы, вот и прибежал сюда!
   – Сколько на севере богатырей, – засмеялась Хун, – и по сю пору не сладили с одним тигром!
   Монгольский хан вздохнул.
   – Не простой он тигр, а «Летающий» – так его прозвали! Метнешь в него копье – он его проглотит, опалишь огнем – огонь на нем погаснет. Скор он, словно ветер, разит, как молния, откуда и когда вдруг явится, никому не ведомо!
   Император все это выслушал и говорит:
   – Народы северных стран такие же наши дети, как мины. Неужели мы допустим, чтобы их разорял этот лютый зверь?! Мы задержимся с возвращением в столицу, пока наше войско не изловит убийцу!
   Получив от Сына Неба указания, Верховный полководец Ян собрал военачальников, пригласил на совет правителей северных стран и начал обсуждать, как изловить тигра. Вдруг с вершины горы Хэланьшань посыпались камни, воины в ужасе побежали, а великий хан крикнул:
   – Это – Белый тигр! Он опять рядом! Воины-северяне вскочили на коней, и через мгновенье и след их простыл.
   Хун подозвала Лотос и говорит:
   – Ты умело владеешь копьем, я – мечом, разве будем мы с тобой сидеть спокойно и ждать, когда зверь уйдет, чтобы приняться за свои убийства? Неужели не осилим его вдвоем?!
   – Я боюсь даже зайцев, разве я вам подмога?! Вы – это дело другое! – отвечает Лотос.
   Хун улыбнулась и повернулась к Яну.
   – Этот тигр – не такой, как все тигры! Одолеть его будет не просто. Однако если вы отведете с равнины войско, гостей и государя, то мы с Лотос попробуем – рискнем на него выйти!
   – Что ты такое задумала? – обеспокоился Ян.
   – Не тревожьтесь, – рассмеялась Хун, – тигр уже в моих руках!
   Хун ударила в гонг – воины вернулись в стан. Она приказала закрыть все ворота и никого не выпускать, а Яна, циньского князя, северных правителей, Ма Да и Дун Чу и государя пригласила подняться на помост, с которого ни в каком случае вниз не сходить. В середине же стана попросила устроить пустое место, без единого человека.
   Затем она сказала Лотос:
   – Теперь бери копье, садись на коня и постарайся заманить тигра в стан!
   Сказала, поднялась тоже на возвышение и принялась наблюдать за действиями Лотос. Та объехала стан снаружи раз, другой, третий – и вдруг, хлестнув коня, полетела к горе Хэланьшань. Все вскрикнули и обмерли от страха, даже в лице переменились: с горы донесся такой рев, что казалось, раскалывается надвое небо и сама гора рушится. А Лотос с копьями наперевес теперь объезжала вокруг горы, выманивая зверя. Наконец он не выдержал, выскочил на равнину – белый, ровно снег, а рычит, будто гром рокочет. Поднялся на задние лапы и оказался с гору величиной, отбил громадной лапой копье, нацеленное ему в грудь, и начал отступать к горе, надеясь, что за ним последует Лотос. Девушка же старалась привести его в стан. Тигр делает шаг назад – Лотос шаг вперед, Лотос делает шаг назад – тигр шаг вперед. Никто не мог равнодушно смотреть на этот танец. В конце концов удалось Лотос приманить зверя поближе к стану, и тогда Хун с помоста крикнула:
   – Скорее к нам, Лотос!
   Девушка бросила копье и мигом оказалась на возвышении, зато Хун теперь куда-то исчезла. Подул ледяной ветер, повалил снег, вся равнина скрылась под белым покровом. Тигру стало не по себе, он замерз, метнулся было на восток, оттуда – на запад, ринулся с ревом на юг, оттуда – на север, Вдруг окутала равнину голубая дымка, и из нее послышался звон мечей. А тигр оглушительно заревел и принялся быстро-быстро рыть в земле яму. Когда глубина ее достигла роста трех человек, зверь забился в это логово и затих. И тут с возвышения раздался громкий крик:
   – Несите сюда Белого тигра!
   Все головы повернулись к кричавшему – да это Хун вернулась! Ошеломленные гости кинулись к ней.
   – Где же вы пропадали? Мы ничего не понимаем – тигр сейчас улегся в яме и не показывается!
   – Я отлучалась по делу, – улыбнулась Хун, – а тигр, как я думаю, давно уж дух испустил, тащите его поскорее к нам.
   Правители северных стран с сомнением покачали головами, но воинов своих кликнули и приказали им вытащить из ямы тигра. Однако ни один не отважился даже близко к тигру подойти. Приказание повторили грозным тоном. Тогда несколько десятков смельчаков с опаской приблизились к тигру и попытались его приподнять, но зверь был тяжел, как гора Тайшань, с места его не сдвинуть. Только с помощью еще шести семи десятков людей удалось тигра вынуть из ямы и дотащить до возвышения. Все спустились посмотреть на легендарного тигра. Даже мертвый он был страшен: шерсть колючая – кто ее тронул, поранил руку – бока обросли диким каменным мясом. Вот он каков – Летающий тигр!
   Правители северных стран все вместе низко поклонились Хун.
   – Вы самый храбрый и самый искусный в мире воин, нам не хватает слов, чтобы выразить свое восхищение. Но чем можем мы отблагодарить вас за великое благодеяние, ведь вы избавили народы севера от вековечной беды?!
   Хун даже смутилась.
   – Моей заслуги в этом никакой, – на ваше счастье, такова оказалась воля Неба!
   Между тем день склонился к вечеру, и Сын Неба объявил охоту законченной. Он приказал войску готовиться к выступлению домой и пригласил гостей подняться на помост и воздать должное винам и кушаньям. Радостный и бодрый, император спросил северных правителей:
   – Вы видели наших воинов в ратном деле, как вы их оцените?
   Гости, сложив на груди ладони, низко поклонились.
   – Мы живем далеко от великой страны Мин и не имели ранее возможности убедиться в ее могуществе. Теперь мы знаем, сколь высоко над вами голубое небо! Знаем, что снег и дожди, роса и иней, все подвластно воле вашего величества!
   Довольный император милостиво улыбнулся:
   – Циньский Ши-хуан был бездарный правитель! Зачем ему понадобилось разделить север и юг своей Великой стеной, из-за которой и погода у нас теперь разная, и нравы, из-за чего мы часто враждуем да вредим своим народам?! Мы горько сожалеем об этом упущении Ши-хуана и хотим пожелать вам мира и счастья на долгие годы!
   Правители северных стран еще раз склонились до земли, а монгольский хан приблизился к императору и говорит:
   – Ваше величество изволили самолично прибыть в северные земли во главе своего войска, и мы, предводители здешних народов, счастливы лицезреть вас. Все мы решили построить в память об этой встрече алтарь с изображением ныне здравствующих и самых великих мужей страны Мин! Мы не рискуем запечатлеть в алтаре облик вашего величества, но просим позволить написать портреты Верховного полководца Яна и храброй воительницы Хун, пусть их изображения стоят в алтаре, а мы окружим их сосудами с благовонными курениями и тем самым воздадим должное их небывалым подвигам!
   Император разрешил. Гости сообщили о решении императора Яну и Хун и, несмотря на нежелание тех позировать живописцам, вызвали десяток своих мастеров, которые тут же приступили к рисованию. Начали они с изображения Яна, а потом приступили к портрету Хун. Трижды пытались живописцы запечатлеть на бумаге ее облик – трижды ничего у них не выходило. Бросили они кисти и пришли к правителям севера.
   – Нас считают хорошими мастерами, но портрет воительницы Хун никак у нас не получается!
   Правители рассердились было и решили отрубить живописцам головы, но тогда один из неудачников говорит:
   – Осмелюсь назвать вам одного мастера, прославленного во всем мире: ему более ста лет, и он с одного взгляда способен понять нрав и судьбу любого человека!
   Монгольский хан приказал привести живописца. И вот появился старец с косматыми седыми бровями и ясным лицом, и он никак не походил на простого мастера.
   Взглянул старец на Хун и вздохнул.
   – Жаль мне вас: если бы вы родились женщиной, вас в этой жизни ожидали бы слава и знатность. К несчастью, вы мужчина, да к тому же очень молодой!
   Хун не удержалась от улыбки.
   – Вы ведь живописец, откуда же вам ведома физиогномика?
   – Я родился в вашей стране и являюсь потомком ханьского Хань Инь-шу[340]. В молодости меня угнали в плен, и с тех пор живу на севере и не могу вернуться на родину. Живописцами были у нас все в роду: и дед, и отец, они-то и обучили меня ремеслу, которое по сей день меня кормит. Передо мной прошло неисчислимое множество всяких людей, вот почему я научился читать по лицам их нравы и судьбы.
   – Вы говорите, что, родись я женщиной, меня ждали бы слава и знатность. А что же мне делать, коль я мужчина?!
   Живописец на минуту задумался.
   – Будь вы женщиной, то стать вам императрицей и дожить до девяноста девяти лет, чтобы принести в этот мир семерых сыновей, одного достойнее другого. Да только вы мужчина! Хотя и достигли вы уже немалого, но погибнете, когда вам и сорока еще не исполнится!
   Тогда Хун взяла портрет Яна и показала его старцу, попросив предсказать судьбу полководца. Старец отступил на несколько шагов, вгляделся в изображение и говорит:
   – Это лик небожителя, не простого смертного! Человек этот проживет девяносто девять лет и станет в Поднебесной вторым после императора!
   Тут подошли Дун Чу, Ма Да и Лэй Тянь-фэн с просьбой и им предсказать будущее.
   – Всех вас ждет богатство и знатность! – произнес старец.
   Подбежала и Лотос. Увидев ее, старый мастер оживился.
   – А вы удивительно напоминаете мне воителя Хун, только щеки у вас порозовее и похожи на цветы персика! Вижу, что слава ваша не уступит его славе!
   Монгольский хан повелел живописцу изобразить Хун. Тот улыбнулся и молвил:
   – Вы не умеете смотреть! Все вы выросли на севере – так неужели лицо Хун вам незнакомо? К чему тратить тушь и бумагу, когда портрет воителя давно уже находится в северных краях?!
   Никто ничего не понял, и тогда старец объяснил, что он имеет в виду. Но об этом в следующей главе.

Глава сорок первая
О ТОМ, КАК ХУН ВОЗРОДИЛА ХРАМ ВЕРНОЙ ЖЕНЫ И КАК ГОСПОЖА ВЭЙ ПЕРЕСЕЛИЛАСЬ В ЦЮЦЗЫ

   И тут старый живописец объяснил:
   – На север от столицы вашей страны, среди зеленых трав, стоит древний храм, посвященный Верной жене, а в нем – изображение Ван Чжао-цзюнь. Лицо воителя Хун, словно две капли воды, похоже на это изображение, только у Ван на переносице складочка, да в глазах ее меньше света, а на устах не играет улыбка.
   Правитель монголов не поверил было старцу – и приказал немедленно доставить ему портрет из храма. Он повесил его на стену и попросил Хун стать возле изображения Ван. Сходство оказалось удивительным: словно два бутона распустились весной, и не поймешь, какой из двух краше! Правители северных земель взглянули на портрет и живую Хун с восточной стороны – и показалось им, будто два цветка лотоса раскрылись в Наньпу в восьмую луну. Посмотрели с западной стороны – увидели два божественных цветка в водах озера Сиху, две чашечки лотосов. Оба равно прекрасны, да только судьбы их разные. Умершая была первой женой императора и всю жизнь провела во дворце, а живой герой – только начинает жизнь, и что его ждет, никому не ведомо!