Страница:
Один военачальник с флагом инспектора стал на первой линии, второй с трезубцем в руке – на второй слева, третий с секирой – на второй справа, на третьей линии стоял богатырь с копьем, на острие которого торчала голова Тосе, четвертую линию представлял сам инспектор с луком и колчаном и в кольчуге, в пятой линии стоял богатырь с флажком советника Хун Хунь-то, в шестой линии снова были слева военачальник с трезубцем, а справа – с секирой, на седьмой линии красовалась сама Хун с луком и колчаном и в кольчуге, далее стояли в ряд богатыри Лэй Тянь-фэн, Су Юй-цин, Ма Да, Дун Чу, Сунь Сань и многие другие. Опять грянула музыка, все военачальники взошли на второй ярус, те, что были чином пониже и держали кто секиру или трезубец, кто флажок, разместились по сторонам. Инспектор, держа голову Тосе в руках, поднялся на третий ярус, положил голову перед троном, отступил на три шага и по-военному приветствовал императора. Сын Неба поднялся и ответил поклоном со сложенными на груди руками. То было выражение благодарности героям.
Доложив государю, инспектор и военачальники сошли к простым воинам, устроили для них праздничную трапезу, велели музыкантам играть военные марши. Вино текло рекой, бряцало оружие, гремели, словно раскаты грома, радостные возгласы. Наконец возле шатра инспектора ударили в гонг – это было сигналом к завершению торжества. Воины поспешили по домам. Их и так уже тянули за руки, за рукава отцы и матери, жены и дети – одни смеясь, другие плача от радости, – заждавшиеся своих детей, мужей, отцов. Ни один воин из миллионного войска императора не погиб! Повсюду раздавалось: «Милость нашего государя и таланты инспектора Яна несравненны!»
Император с улыбкой оглядел восторженную толпу, он был доволен. Взглянув на сановных Хуана и Иня, промолвил:
– Наш Ян Чан-цюй превзошел ханьского Чжоу Я-фу[245]!
Сын Неба сел в экипаж и отправился во дворец. А Ян вместе с советником Хун Хунь-то направился к себе домой. Хун шепчет Яну:
– Мне неловко входить в дом в мужском платье.
– Перед государем тебе не было неловко, – улыбнулся Ян. – Разве мои домашние выше государя?
В сопровождении сотни воинов они вместе с Лотос и Сунь Сань въехали в столицу.
Тем временем в доме Янов готовились к торжественной встрече. Старик отец велел хорошенько вымыть пол в зале и приготовить богатое угощение. Госпожа Сюй сидела у ворот, поджидая сына, госпожа Инь хлопотала над вином и закусками, слуги сбились с ног.
Экипаж, в котором ехали Ян и Хун, остановился перед домом. Ян приказал слуге проводить Хун Хунь-то в его комнату, а сам вошел в дом и первым делом обнял отца. Старик всю свою жизнь отличался строгостью и сдержанностью, но сегодня не мог скрыть радости. Он повел сына внутрь, задыхаясь от счастья, возбужденный, даже не заметив, как с головы его слетела шляпа. А навстречу инспектору шла мать, она взяла его руки в свои и, заливаясь слезами, припала к его груди, прошептав:
– Сколько времени, сынок, провел ты на войне, а лицо у тебя круглое, вид довольный, мне даже странно видеть тебя таким.
И тут старик Ян говорит:
– От невестки Инь я слышал, что Хун осталась жива. Тот воин, что прибыл с тобой, не госпожа ли Хун?
Ян широко улыбнулся.
– Она! В походе Хун жила под другим именем – так было нужно для успеха дела. Она не поздоровалась пока с вами, потому что стесняется мужского наряда.
Старый Ян засуетился.
– Дитя для отца – все равно что подданный для государя. Раз уж государь привечал ее как воина, то и я приму ее в этом обличье. Зови ее скорее.
Хун сидела в своей комнате, все еще словно оставаясь в строю: ведь за воротами стояла дозором стража, охраняя своего военачальника и отгоняя зевак.
Тем временем возле дома, мучаясь сомнениями, бродила Лянь Юй, верившая и не верившая, что вернулась ее госпожа.
Хун позвала Сунь Сань и приказала:
– Я в своей семье, поэтому передай охране мое разрешение разойтись по домам.
Около Хун осталась только Сунь Сань. Тут из залы прибежала служанка сообщить, что инспектор ожидает советника Хун Хунь-то, и столкнулась в дверях с Лянь Юй. Вместе они подошли к комнате Хун. Их встретил пожилой зеленоглазый воин в алом халате с луком и колчаном на плече. Лицо у него было почти черное. Перепуганная служанка попятилась, а Лянь Юй сразу узнала Сунь Сань, обрадовалась, схватила за руки и расплакалась. И рыбачка не могла сдержать слез.
– Советник в комнате, – наконец выговорила она, – не тревожь его, сначала зайду я.
Сунь Сань заглянула внутрь и позвала Лянь Юй. Та, оставив служанку возле двери, прошла в комнату и увидела Хун, живую, ту самую, с которой так давно разлучилась, по которой до сих пор тосковала. Она бросилась к ней и зарыдала. Как ни закалили несчастья Хун, но и она уронила слезинку.
Тут вошла служанка, посланная Яном, бросила пристальный взгляд на незнакомку и пробормотала:
– Я-то думала, что нет на свете никого красивее госпожи Инь и госпожи Феи, так на тебе – вот тут какая красавица!
– Чья же ты служанка? – спросила Хун.
– Старой госпожи.
– А где сейчас инспектор, куда он меня зовет?
– Господин инспектор Ян прошли в опочивальню госпожи Инь, а вас просят пожаловать в опочивальню госпожи Сюй.
Хун сняла с плеча лук и колчан и отдала их Сунь Сань, затем сложила шлем и военный халат и пошла к матери Яна.
Десятки служанок, работавших в доме, увидев Хун, пошли за ней следом, без стеснения таращили глаза и восхищенно перешептывались:
– Это наложница молодого господина. Они вместе воевали, а ее знает сам император. Славен дом наших хозяев!
Из толпы служанок отделилась одна, что жила теперь в доме Иней, а приехала она в свое время из Ханчжоу. Хун приостановилась и осведомилась у нее о здоровье сановного Иня и госпожи Шао. Затем к ней подбежали мальчик из Ханчжоу и «зеленый платок», что когда-то выручил ее своим нарядом посыльного. Хун и их приветила.
Возле самой опочивальни Хун замедлила шаг и послала вперед служанку сообщить о своем приходе. Госпожа Сюй и старый Ян пригласили ее войти. Она остановилась на пороге, поклонилась почтительно. Старый Ян предложил ей присесть рядом с ним и ласково проговорил:
– Обычно родители не слишком бывают довольны, когда их сын обзаводится сразу несколькими женами, но среди всех ты послана нам Небом. Будешь для нас не наложница, а дочь, и постарайся увидеть в нас приемных отца с матерью.
Госпожа Сюй подхватила:
– Я слышала про твою гибель и печалилась так, словно родную дочь потеряла. По милости Неба ты снова с нами как наша невестка. Сегодня у нас большая радость!
Сказав это, она дотронулась до рукава платья Хун и спрашивает:
– Сколько же тебе лет?
– Семнадцать.
– Просто не верится, что такая молодая, хрупкая женщина перенесла тяготы военного похода.
Хун решила, что задерживаться у стариков дальше неудобно, встала, попрощалась и вышла.
– Красивые редко бывают счастливыми, – сказал старый Ян жене, – так уж ведется исстари. Но госпожа Хун и необыкновенная красавица, и слава у нее есть, и удача. Храбро сражаясь, она достигла высоких воинских званий, значит, смелая. К тому же, видно, судьба ей посылает везенье. Такая женщина – счастье для семьи!
Тем временем госпожа Инь, Лянь Юй и все другие служанки, узнав, что Хун уже покинула спальню старой госпожи, радостные бросились ей навстречу. А чему они радовались, вы узнаете из следующей главы.
Глава двадцать пятая
И вот, когда Хун оказалась возле опочивальни госпожи Инь, та выбежала ей навстречу со словами:
– Милая Хун, какое счастье, что ты жива и снова с нами!
Вся в слезах, Хун, держа Инь за руки, говорит:
– Я ведь почти умерла, но вы спасли мне жизнь. Породили меня отец и мать, а возродили – вы!
Обнявшись, две красавицы прошли в опочивальню и долго беседовали о том, что случилось с каждой после разлуки, смеялись радостно и плакали горько.
– А что сталось с той ныряльщицей по имени Сунь Сань?
– Она здесь, вместе со мной.
Пораженная госпожа Инь велела Лянь Юй позвать бывшую рыбачку. Та немедля явилась и почтительно приветствовала госпожу, которая несказанно удивилась.
– Да вас просто не узнать. Совершая свой первый подвиг, вы чуть не стали духом реки, а теперь прославлены как мужественный и стойкий воин. Сунь Сань поклонилась.
– Это все благодаря вам и госпоже Хун.
Ян Чан-цюй отвел Хун небольшой домик в восточной стороне двора, где Хун и провела ночь вместе с Лотос, Супь Сань и Лянь Юй. Ян до рассвета разговаривал с родителями. Те слушали его жадно и под конец вспомнили о судьбе несчастной Феи.
– Твой отец уже плохо видит и плохо слышит, – начал старый Ян. – В своих семейных делах можешь разобраться только ты.
– Я сильно виноват перед вами, – отвечал Чан-цюй почтительно. – Завел себе чересчур много жен и наложниц. Я раскаиваюсь в этом, но сделанного не поправишь. Знаю, что жизнь нашего дома обеспокоила самого императора, и постараюсь теперь все уладить.
На другой день Сын Неба собирал всех гражданских и военных чинов, чтобы обсудить с ними положение в стране после победы инспектора Яна. Надев парадные одежды, Ян уже готов был отправиться во дворец, как его остановила Хун.
– Используя хитрость, – начала она, – я стала немалым чином в вашем войске и добыла голову врага для государя. Меня еще не лишили звания, однако идти на совет, где будут говорить и о моих заслугах, а узнав правду, могут и развенчать, я не могу. Лучше напишу доклад на высочайшее имя и покаюсь.
– Ты права, – кивнул инспектор. – Я сам хотел тебе посоветовать это.
Сказав так, Ян вместе с Лэй Тянь-фэном, Су Юй-цином, Ма Да и Дун Чу отбыл к императору. Тот удивился, увидев, что среди прибывших нет богатыря Хун Хунь-то, и спросил, что с ним произошло. И тут чиновник подал государю пакет.
– Письмо от советника Хун Хунь-то.
Сын Неба велел читать. Послание начиналось так:
Услышав такое, император обомлел и, растерянно оглядев присутствующих, протянул:
– Что? Что такое? А ну дальше!
Пораженный Сын Неба повернулся к Яну. Это все правда?
– Прошу простить и меня за непочтительность к государю: я скрыл это от него, – сложив ладони, склонился Ян.
– Это не назовешь обманом, – милостиво улыбнулся император, – если все делалось во славу государя. Но мы хотим знать все в подробности.
И Ян рассказал, как по дороге в столицу на государственные экзамены для получения должности он повстречался с гетерой Хун, как до него дошла весть о ее гибели в реке Цяньтан, как он неожиданно вновь встретил ее в южных землях, какую помощь она оказала войску своими умениями и ратным искусством. Сын Неба в восторге ударил себя по коленям:
– Удивительная история! Необычайная история! Вот так военачальник! А мы ни о чем и не догадывались!
Он продиктовал ответ, в котором говорилось:
Ян со всеми знаками почтения выказал несогласие:
– Хун делила с войском все трудности похода, но все это делала она ради меня, ее супруга, поэтому ее судьба – отражение моей судьбы. И потом: женщина такого происхождения не может находиться на государственной службе.
– Вы хотите лишить нас преданного и талантливого человека, – улыбнулся император, – это не к лицу вам. Нужно было бы вызвать военачальника Хун Хунь-то во дворец, но поскольку она – ваша наложница, то по этикету сделать этого мы не имеем права. Однако и прошение ее удовлетворить не желаем!
Затем Сын Неба возвестил о наградах всем отличившимся на войне с варварами: инспектору Яну пожаловать титул Яньского князя и должность правого министра, военачальнику Хун Хунь-то – титул удельного управителя Города луаней и должность военного министра, Су Юй-цину – должность министра судебной палаты и имперского ревизора, военачальнику Лэй Тянь-фэну – звание первого богатыря императорского войска, Дун Чу и Ма Да – звания правого и левого начальников войск на походе, богатырю Черному Суню – звание командира передового отряда, все прочие военачальники тоже получили повышение в званиях.
И тут Ян говорит:
– Ваше императорское величество! Богатырь Черный Сунь – тоже женщина, она землячка Хун и родом из Цзяннани. Она заслужила похвалы, но жаловать такой высокий чин простолюдинке – уместно ли?!
– Долг государя, – прервал его император, – наградить за верную службу!
Он повелел выдать Сунь Сань наградную грамоту и приложил к ней от себя тысячу лянов золотом. Ян продолжал:
– Южный варвар по имени Огненный князь во время войны со страной Хунду совершил подвиг. Более того: не приди он к нам на помощь, мы не одолели бы бунтовщика Тосе. Поэтому я оставил его наместником в стране Хунду. Прошу вас подтвердить мое решение и пожаловать Огненному князю титул князя Хунду.
Сын Неба согласно кивнул и на прощанье сказал новоиспеченному Яньскому князю:
– Удельная правительница Хун не имеет в столице своего дома. Поэтому мы отдаем повеление казначейству выстроить для нее жилище рядом с вашим домом, определяем ей сто слуг и сто служанок и награждаем тремя тысячами лянов золота и тремя тысячами штук шелка. Раз после приема во дворце император негромко говорит Яну:
– Пока вы пребывали на южной границе, у вас в семье произошел разлад, по причине которого нам пришлось отправить вашу наложницу в Цзянчжоу. Сейчас вы вправе поступить с нею по своему усмотрению.
Ян поклонился и поведал императору о судьбе Феи Лазоревого града. Государь выслушал и милостиво улыбнулся.
– В любой семье случаются раздоры. Уладьте все по справедливости.
Ян почтительно поблагодарил и по дороге домой заехал к превосходительному Иню. Гостя приветливо встретила госпожа Шао, поздравила с победой и самолично поднесла ему кубок с вином. Изъявлениям радости и приветливым речам не было конца.
– Хоть вы и молоды, – проговорила госпожа Шао, – но уже удостоены такого высокого звания, стали знатным вельможей! Мы теперь принимаем вас не только как любимого зятя, но еще и как почетного гостя. Мы всегда рады вам несказанно, заезжайте всякий раз, когда найдется свободное время.
Ян с улыбкой осушил кубок и обещал не забывать родителей своей старшей жены.
– Мы давно не видели свою дочь, – продолжала хозяйка. – Она теперь княгиня, и мы рады за нее, но для отца с матерью дочь – всегда дитя, почему мы и беспокоимся о ней. До нас дошло, что вы обходите ее своей любовью и своим вниманием, справедливо ли вы поступаете?
Ян ответил на вопрос вопросом:
– Вы помните Хун из Цзяннани?
– Да, я встречала ее в Ханчжоу и до сих пор храню о ней добрые воспоминания.
– На юге я нашел ее и приласкал. Вашей дочери, а моей жене, это не понравилось, вот почему и получается, что я, по-вашему, невнимателен к госпоже Инь.
– Вы говорите неправду, – прервала хозяйка. – Моя дочь и цзяннаньская Хун – подруги и ревновать друг друга не могут.
– Любовь к дочери мешает вам увидеть все в правильном свете, – улыбнулся Ян. – Прежде Хун и госпожа Инь в самом деле дружили, теперь же враждуют и цепляются друг к другу. Таковы все женщины! Ничего не могу с этим поделать.
Госпожа Шао, опечаленная, опустила голову, стыдясь того, что услышала о своей дочери. Она молчала, а Ян, пообещав при случае заглянуть, отправился к дому. По пути он заехал к сановному Хуану. Встретившая его госпожа Вэй поздоровалась неласково и сердито сказала:
– Мы безмерно рады, что вы вернулись домой с победой. Но нашему счастью мешает то, что наша дочь тяжело заболела в вашем доме. Она вне себя от горя, и нам осталось только надеяться на милость Неба.
– Здоровье и болезнь, счастье и беда – все это от человека, а Небо ни при чем, – холодно ответил Ян и, поспешно откланявшись, отбыл.
Госпожа Инь, дочь сановного Иня, несколько лет уже бывшая женой Яна, вела себя так, будто только что вошла в дом супруга, будто свадьбу сыграли всего три дня назад: почитала родителей мужа, во всем подчинялась своему господину – никто не мог ни в чем ее упрекнуть. Как-то ее кормилица, престарелая Сюэ, подала Инь письмо от матери. Вот что в нем говорилось:
Прочитав письмо, Инь помолчала и спрашивает у кормилицы:
– А что сказала матушка, передавая тебе это?
– Да ничего особенного. Только все твердила про какую-то там ревность, все тревожилась, что ты стала ревнивой женой.
Инь улыбнулась, а старушка вопрошает:
– Скажи ты мне, что это такое – ревность?
– Зачем тебе знать? Ревность – это вроде как послеобеденный сон!
Старушка опешила.
– Видно, твоя мать умом ослабела. Я ведь, выходит, в старости стала ужас какой ревнивой – каждый день после обеда сплю, да только чья же я жена-то?!
Инь с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Тут пришла Хун, и Инь показала ей послание матери.
Вечером Ян навестил Хун. Она сидела, погруженная в размышления, у светильника.
– Что гнетет тебя? – спросил удивленный Ян. Хун помолчала и говорит:
Только что я побывала у госпожи Инь и прочитала письмо ее матери. Из него я поняла, что меня подозревают в каких-то кознях. Я никогда ничего по-настоящему не боялась, а теперь просто не знаю, как быть, – холодный пот по спине бежит от такого обвинения. Не подозревала, что так трудно быть наложницей.
– Ты мрачно смотришь на мир, – улыбнулся Ян. – Госпожа Инь – умная женщина и не станет тебя подозревать в подобном.
– Как знать! Известно: в плохом всегда обвиняют наложницу, а все добродетели достаются законной жене.
Она горестно понурилась, а Ян взял ее руку в свою и признался:
Это я все запутал, сам виноват – мне и разбираться. Сейчас же иду к госпоже Инь и объяснюсь с ней.
– Что за письмо принесла тебе сегодня кормилица? – начал Ян, появившись в опочивальне госпожи Инь, и, увидев на столике письмо, улыбнувшись, добавил:
– Надеюсь, в нем ничего тайного нет?
Инь промолчала. Тогда Ян подошел к светильнику, прочитал письмо вслух и рассмеялся.
– Не сердись и перестань меня ревновать. Или ты действуешь по поговорке: «Нет огня, так откуда дыму взяться?» И твоя мать куда как проницательна: что слышит, то и повторяет!
– Родители мои живут уединенно и слухов не распускают, – обиделась Инь.
– Тогда откуда же эти слухи взялись?
– Говорят, дружба большого человека безвкусна, что вода, а дружба маленького человека сладка, что вино. Я тоже так считала, и, как видно, не напрасно. Наверно, то, что я живу с открытой душой, показалось вам дерзким, и вы решили назвать это ревностью!
– Я пошутил, – сказал он. – Вчера виделся с твоей матерью, она намекнула, что следовало бы уделять тебе побольше внимания, вот я и решил разыграть тебя.
Инь промолчала, с трудом удерживаясь от смеха, поскольку под окном раздалось многозначительное покашливание и в комнату вошла Хун. Она улыбнулась и говорит:
– В сражениях с бесчисленными врагами, князь, вы ни разу не потерпели поражения, а против жены оказались бессильны, не так ли?
Только теперь Ян понял хитрость Хун и расхохотался.
– Я спасовал не перед женой, а перед коварством южного варвара по имени Хун Хунь-то!
Когда все отсмеялись, Ян вздохнул и проговорил:
– Да, я пошутил, но со смыслом. Когда бы не Хун, не признался бы в своих намерениях. С давних пор ревность считают самым постыдным из семи пороков женщины[248]. Если бы в моем доме, к несчастью, завелась ревнивица, пошли бы сплетни, наговоры, о которых мог проведать сам государь, а что из этого получается, вы и сами уже знаете, примером тому Фея. Непросто отделить яшму от простого камня. Я не хочу, чтобы мои семейные дела обсуждали при дворе, где всегда полно любителей испортить другому жизнь.
Во дворце было множество срочных дел, и Яну приходилось чуть не каждый день задерживаться до глубокой ночи. На небе уже сияла луна, когда однажды князь вернулся домой и, заглянув к родителям, вышел на террасу, где застал Хун, которая любовалась луной, облокотившись на перила.
– Не напоминает ли тебе, Хун, эта луна ту, что сияла над Лотосовым пиком?
– Воспоминания о прошлом – это как весенний сон. А сегодняшняя луна потешается над задумавшейся Хун.
Ян улыбнулся и взял Хун за руку. Они спустились с террасы и начали прогуливаться под луной. На небе не было ни облачка, звезды напоминали жемчуг, рассыпанный по огромному синему блюду. Но пятнадцать звезд Пурпурного Дворца и восемь звезд Трех Братьев в северной части неба затянула черная дымка.
– Ты не знаешь, что это за черный туман? – спросил Ян.
Хун вгляделась.
– Мне ли судить о делах небесных? Правда, я слышала от даоса Белое Облако, что, если созвездия Пурпурного Дворца и Трех Братьев скроются в черном тумане, изменники предадут государя и посеют в стране смуту. Если так, то меня это беспокоит!
– Я тоже предчувствую беду, – вздохнул Ян. – С древности известно: когда государь каждодневно вникает в нужды и тяготы народа, мир и покой в стране обеспечены. Наш император следует этим путем, и в государстве пока, к счастью, порядок. Однако приближенные государя невежественны, занимаются только тем, что превозносят его добродетели, льстят без меры, но не напоминают ему о заветах Яо и Шуня. Двор знать не хочет, чем на самом деле живет страна. И нет рядом с государем человека, который заботился бы об отчизне с открытой душой, от чистого сердца волновался бы за ее судьбу. Это тревожит меня. Теперь вдобавок дурные приметы! Что же нам делать?
Хун в ответ:
– Мне ли судить о делах государственных? Вам еще нет тридцати, а вы достигли высокого положения, имеете большую власть. Многие вам завидуют, поэтому, прошу вас, не вмешивайтесь в течение придворной жизни, не докладывайте государю о неполадках, считайте, что нет у вас ни власти, ни влияния.
Ян отпустил руку Хун.
– Я думал, что ты умная и рассудительная, как мужчина, но ты говоришь сейчас, словно невежественная женщина. Я, сын мелкого чиновника из провинции, только милостью государя удостоился высокого положения при дворе. Сегодня – если бы нужно было для блага государства и императора – я бы тысячу раз дал себя убить, но не отрекся бы от служения тому и другому. Не стану я заботиться о своем покое, хотя бы грозили мне ссылка или смерть!
Доложив государю, инспектор и военачальники сошли к простым воинам, устроили для них праздничную трапезу, велели музыкантам играть военные марши. Вино текло рекой, бряцало оружие, гремели, словно раскаты грома, радостные возгласы. Наконец возле шатра инспектора ударили в гонг – это было сигналом к завершению торжества. Воины поспешили по домам. Их и так уже тянули за руки, за рукава отцы и матери, жены и дети – одни смеясь, другие плача от радости, – заждавшиеся своих детей, мужей, отцов. Ни один воин из миллионного войска императора не погиб! Повсюду раздавалось: «Милость нашего государя и таланты инспектора Яна несравненны!»
Император с улыбкой оглядел восторженную толпу, он был доволен. Взглянув на сановных Хуана и Иня, промолвил:
– Наш Ян Чан-цюй превзошел ханьского Чжоу Я-фу[245]!
Сын Неба сел в экипаж и отправился во дворец. А Ян вместе с советником Хун Хунь-то направился к себе домой. Хун шепчет Яну:
– Мне неловко входить в дом в мужском платье.
– Перед государем тебе не было неловко, – улыбнулся Ян. – Разве мои домашние выше государя?
В сопровождении сотни воинов они вместе с Лотос и Сунь Сань въехали в столицу.
Тем временем в доме Янов готовились к торжественной встрече. Старик отец велел хорошенько вымыть пол в зале и приготовить богатое угощение. Госпожа Сюй сидела у ворот, поджидая сына, госпожа Инь хлопотала над вином и закусками, слуги сбились с ног.
Экипаж, в котором ехали Ян и Хун, остановился перед домом. Ян приказал слуге проводить Хун Хунь-то в его комнату, а сам вошел в дом и первым делом обнял отца. Старик всю свою жизнь отличался строгостью и сдержанностью, но сегодня не мог скрыть радости. Он повел сына внутрь, задыхаясь от счастья, возбужденный, даже не заметив, как с головы его слетела шляпа. А навстречу инспектору шла мать, она взяла его руки в свои и, заливаясь слезами, припала к его груди, прошептав:
– Сколько времени, сынок, провел ты на войне, а лицо у тебя круглое, вид довольный, мне даже странно видеть тебя таким.
И тут старик Ян говорит:
– От невестки Инь я слышал, что Хун осталась жива. Тот воин, что прибыл с тобой, не госпожа ли Хун?
Ян широко улыбнулся.
– Она! В походе Хун жила под другим именем – так было нужно для успеха дела. Она не поздоровалась пока с вами, потому что стесняется мужского наряда.
Старый Ян засуетился.
– Дитя для отца – все равно что подданный для государя. Раз уж государь привечал ее как воина, то и я приму ее в этом обличье. Зови ее скорее.
Хун сидела в своей комнате, все еще словно оставаясь в строю: ведь за воротами стояла дозором стража, охраняя своего военачальника и отгоняя зевак.
Тем временем возле дома, мучаясь сомнениями, бродила Лянь Юй, верившая и не верившая, что вернулась ее госпожа.
Хун позвала Сунь Сань и приказала:
– Я в своей семье, поэтому передай охране мое разрешение разойтись по домам.
Около Хун осталась только Сунь Сань. Тут из залы прибежала служанка сообщить, что инспектор ожидает советника Хун Хунь-то, и столкнулась в дверях с Лянь Юй. Вместе они подошли к комнате Хун. Их встретил пожилой зеленоглазый воин в алом халате с луком и колчаном на плече. Лицо у него было почти черное. Перепуганная служанка попятилась, а Лянь Юй сразу узнала Сунь Сань, обрадовалась, схватила за руки и расплакалась. И рыбачка не могла сдержать слез.
– Советник в комнате, – наконец выговорила она, – не тревожь его, сначала зайду я.
Сунь Сань заглянула внутрь и позвала Лянь Юй. Та, оставив служанку возле двери, прошла в комнату и увидела Хун, живую, ту самую, с которой так давно разлучилась, по которой до сих пор тосковала. Она бросилась к ней и зарыдала. Как ни закалили несчастья Хун, но и она уронила слезинку.
Тут вошла служанка, посланная Яном, бросила пристальный взгляд на незнакомку и пробормотала:
– Я-то думала, что нет на свете никого красивее госпожи Инь и госпожи Феи, так на тебе – вот тут какая красавица!
– Чья же ты служанка? – спросила Хун.
– Старой госпожи.
– А где сейчас инспектор, куда он меня зовет?
– Господин инспектор Ян прошли в опочивальню госпожи Инь, а вас просят пожаловать в опочивальню госпожи Сюй.
Хун сняла с плеча лук и колчан и отдала их Сунь Сань, затем сложила шлем и военный халат и пошла к матери Яна.
Десятки служанок, работавших в доме, увидев Хун, пошли за ней следом, без стеснения таращили глаза и восхищенно перешептывались:
– Это наложница молодого господина. Они вместе воевали, а ее знает сам император. Славен дом наших хозяев!
Из толпы служанок отделилась одна, что жила теперь в доме Иней, а приехала она в свое время из Ханчжоу. Хун приостановилась и осведомилась у нее о здоровье сановного Иня и госпожи Шао. Затем к ней подбежали мальчик из Ханчжоу и «зеленый платок», что когда-то выручил ее своим нарядом посыльного. Хун и их приветила.
Возле самой опочивальни Хун замедлила шаг и послала вперед служанку сообщить о своем приходе. Госпожа Сюй и старый Ян пригласили ее войти. Она остановилась на пороге, поклонилась почтительно. Старый Ян предложил ей присесть рядом с ним и ласково проговорил:
– Обычно родители не слишком бывают довольны, когда их сын обзаводится сразу несколькими женами, но среди всех ты послана нам Небом. Будешь для нас не наложница, а дочь, и постарайся увидеть в нас приемных отца с матерью.
Госпожа Сюй подхватила:
– Я слышала про твою гибель и печалилась так, словно родную дочь потеряла. По милости Неба ты снова с нами как наша невестка. Сегодня у нас большая радость!
Сказав это, она дотронулась до рукава платья Хун и спрашивает:
– Сколько же тебе лет?
– Семнадцать.
– Просто не верится, что такая молодая, хрупкая женщина перенесла тяготы военного похода.
Хун решила, что задерживаться у стариков дальше неудобно, встала, попрощалась и вышла.
– Красивые редко бывают счастливыми, – сказал старый Ян жене, – так уж ведется исстари. Но госпожа Хун и необыкновенная красавица, и слава у нее есть, и удача. Храбро сражаясь, она достигла высоких воинских званий, значит, смелая. К тому же, видно, судьба ей посылает везенье. Такая женщина – счастье для семьи!
Тем временем госпожа Инь, Лянь Юй и все другие служанки, узнав, что Хун уже покинула спальню старой госпожи, радостные бросились ей навстречу. А чему они радовались, вы узнаете из следующей главы.
Глава двадцать пятая
О ТОМ, КАК ИНСПЕКТОРУ ЯНУ ЗА РАТНЫЕ ЗАСЛУГИ ПОЖАЛОВАЛИ КНЯЖЕСКИЙ ТИТУЛ, А ДУН ХУНУ ЗА ИГРУ НА СВИРЕЛИ – ЗВАНИЕ ПЕРВОГО МУЗЫКАНТА
– Милая Хун, какое счастье, что ты жива и снова с нами!
Вся в слезах, Хун, держа Инь за руки, говорит:
– Я ведь почти умерла, но вы спасли мне жизнь. Породили меня отец и мать, а возродили – вы!
Обнявшись, две красавицы прошли в опочивальню и долго беседовали о том, что случилось с каждой после разлуки, смеялись радостно и плакали горько.
– А что сталось с той ныряльщицей по имени Сунь Сань?
– Она здесь, вместе со мной.
Пораженная госпожа Инь велела Лянь Юй позвать бывшую рыбачку. Та немедля явилась и почтительно приветствовала госпожу, которая несказанно удивилась.
– Да вас просто не узнать. Совершая свой первый подвиг, вы чуть не стали духом реки, а теперь прославлены как мужественный и стойкий воин. Сунь Сань поклонилась.
– Это все благодаря вам и госпоже Хун.
Ян Чан-цюй отвел Хун небольшой домик в восточной стороне двора, где Хун и провела ночь вместе с Лотос, Супь Сань и Лянь Юй. Ян до рассвета разговаривал с родителями. Те слушали его жадно и под конец вспомнили о судьбе несчастной Феи.
– Твой отец уже плохо видит и плохо слышит, – начал старый Ян. – В своих семейных делах можешь разобраться только ты.
– Я сильно виноват перед вами, – отвечал Чан-цюй почтительно. – Завел себе чересчур много жен и наложниц. Я раскаиваюсь в этом, но сделанного не поправишь. Знаю, что жизнь нашего дома обеспокоила самого императора, и постараюсь теперь все уладить.
На другой день Сын Неба собирал всех гражданских и военных чинов, чтобы обсудить с ними положение в стране после победы инспектора Яна. Надев парадные одежды, Ян уже готов был отправиться во дворец, как его остановила Хун.
– Используя хитрость, – начала она, – я стала немалым чином в вашем войске и добыла голову врага для государя. Меня еще не лишили звания, однако идти на совет, где будут говорить и о моих заслугах, а узнав правду, могут и развенчать, я не могу. Лучше напишу доклад на высочайшее имя и покаюсь.
– Ты права, – кивнул инспектор. – Я сам хотел тебе посоветовать это.
Сказав так, Ян вместе с Лэй Тянь-фэном, Су Юй-цином, Ма Да и Дун Чу отбыл к императору. Тот удивился, увидев, что среди прибывших нет богатыря Хун Хунь-то, и спросил, что с ним произошло. И тут чиновник подал государю пакет.
– Письмо от советника Хун Хунь-то.
Сын Неба велел читать. Послание начиналось так:
«Я, Хун Хунь-то, гетера из Цзяннани…»
Услышав такое, император обомлел и, растерянно оглядев присутствующих, протянул:
– Что? Что такое? А ну дальше!
«…умоляю Ваше Величество выслушать вот что. Судьба оказалась сурова ко мне: насылала пронзительные ветры беды, захлестывала солеными волнами несчастья. Не один раз я готова была расстаться с жизнью, но находила в себе силы не сделать этого. Несколько лет назад я попала в далекие южные края, откуда не могла вернуться на родину. Там тосковала я в обители даоса, пока на юг не пришла война. Тогда я пошла сражаться простым воином – за отчизну, а не ради наград или почестей. Так имя мое стало известно при дворе, я удостоилась высокого чина и бросила к ногам государя голову непокорного варвара Тосе. Я виновата в том, что скрыла доподлинное свое имя. Это и есть причина моего отсутствия на сегодняшнем приеме во дворце. Умоляю Ваше Величество, как умоляла бы родного отца, лишить меня за обман чина и должности, но простить и тем самым снять тяжесть прегрешения с моей души!»
Пораженный Сын Неба повернулся к Яну. Это все правда?
– Прошу простить и меня за непочтительность к государю: я скрыл это от него, – сложив ладони, склонился Ян.
– Это не назовешь обманом, – милостиво улыбнулся император, – если все делалось во славу государя. Но мы хотим знать все в подробности.
И Ян рассказал, как по дороге в столицу на государственные экзамены для получения должности он повстречался с гетерой Хун, как до него дошла весть о ее гибели в реке Цяньтан, как он неожиданно вновь встретил ее в южных землях, какую помощь она оказала войску своими умениями и ратным искусством. Сын Неба в восторге ударил себя по коленям:
– Удивительная история! Необычайная история! Вот так военачальник! А мы ни о чем и не догадывались!
Он продиктовал ответ, в котором говорилось:
«Ваша история потрясла нас. Среди десяти героев династии Чжоу была одна женщина[246][247], из чего следует, что государству важнее всего таланты и усердие. Прошу Вас не отказываться от чина и должности и проявить себя еще более на государственной службе. Будьте надеждой своей страны и гордостью Вашей семьи!»
Ян со всеми знаками почтения выказал несогласие:
– Хун делила с войском все трудности похода, но все это делала она ради меня, ее супруга, поэтому ее судьба – отражение моей судьбы. И потом: женщина такого происхождения не может находиться на государственной службе.
– Вы хотите лишить нас преданного и талантливого человека, – улыбнулся император, – это не к лицу вам. Нужно было бы вызвать военачальника Хун Хунь-то во дворец, но поскольку она – ваша наложница, то по этикету сделать этого мы не имеем права. Однако и прошение ее удовлетворить не желаем!
Затем Сын Неба возвестил о наградах всем отличившимся на войне с варварами: инспектору Яну пожаловать титул Яньского князя и должность правого министра, военачальнику Хун Хунь-то – титул удельного управителя Города луаней и должность военного министра, Су Юй-цину – должность министра судебной палаты и имперского ревизора, военачальнику Лэй Тянь-фэну – звание первого богатыря императорского войска, Дун Чу и Ма Да – звания правого и левого начальников войск на походе, богатырю Черному Суню – звание командира передового отряда, все прочие военачальники тоже получили повышение в званиях.
И тут Ян говорит:
– Ваше императорское величество! Богатырь Черный Сунь – тоже женщина, она землячка Хун и родом из Цзяннани. Она заслужила похвалы, но жаловать такой высокий чин простолюдинке – уместно ли?!
– Долг государя, – прервал его император, – наградить за верную службу!
Он повелел выдать Сунь Сань наградную грамоту и приложил к ней от себя тысячу лянов золотом. Ян продолжал:
– Южный варвар по имени Огненный князь во время войны со страной Хунду совершил подвиг. Более того: не приди он к нам на помощь, мы не одолели бы бунтовщика Тосе. Поэтому я оставил его наместником в стране Хунду. Прошу вас подтвердить мое решение и пожаловать Огненному князю титул князя Хунду.
Сын Неба согласно кивнул и на прощанье сказал новоиспеченному Яньскому князю:
– Удельная правительница Хун не имеет в столице своего дома. Поэтому мы отдаем повеление казначейству выстроить для нее жилище рядом с вашим домом, определяем ей сто слуг и сто служанок и награждаем тремя тысячами лянов золота и тремя тысячами штук шелка. Раз после приема во дворце император негромко говорит Яну:
– Пока вы пребывали на южной границе, у вас в семье произошел разлад, по причине которого нам пришлось отправить вашу наложницу в Цзянчжоу. Сейчас вы вправе поступить с нею по своему усмотрению.
Ян поклонился и поведал императору о судьбе Феи Лазоревого града. Государь выслушал и милостиво улыбнулся.
– В любой семье случаются раздоры. Уладьте все по справедливости.
Ян почтительно поблагодарил и по дороге домой заехал к превосходительному Иню. Гостя приветливо встретила госпожа Шао, поздравила с победой и самолично поднесла ему кубок с вином. Изъявлениям радости и приветливым речам не было конца.
– Хоть вы и молоды, – проговорила госпожа Шао, – но уже удостоены такого высокого звания, стали знатным вельможей! Мы теперь принимаем вас не только как любимого зятя, но еще и как почетного гостя. Мы всегда рады вам несказанно, заезжайте всякий раз, когда найдется свободное время.
Ян с улыбкой осушил кубок и обещал не забывать родителей своей старшей жены.
– Мы давно не видели свою дочь, – продолжала хозяйка. – Она теперь княгиня, и мы рады за нее, но для отца с матерью дочь – всегда дитя, почему мы и беспокоимся о ней. До нас дошло, что вы обходите ее своей любовью и своим вниманием, справедливо ли вы поступаете?
Ян ответил на вопрос вопросом:
– Вы помните Хун из Цзяннани?
– Да, я встречала ее в Ханчжоу и до сих пор храню о ней добрые воспоминания.
– На юге я нашел ее и приласкал. Вашей дочери, а моей жене, это не понравилось, вот почему и получается, что я, по-вашему, невнимателен к госпоже Инь.
– Вы говорите неправду, – прервала хозяйка. – Моя дочь и цзяннаньская Хун – подруги и ревновать друг друга не могут.
– Любовь к дочери мешает вам увидеть все в правильном свете, – улыбнулся Ян. – Прежде Хун и госпожа Инь в самом деле дружили, теперь же враждуют и цепляются друг к другу. Таковы все женщины! Ничего не могу с этим поделать.
Госпожа Шао, опечаленная, опустила голову, стыдясь того, что услышала о своей дочери. Она молчала, а Ян, пообещав при случае заглянуть, отправился к дому. По пути он заехал к сановному Хуану. Встретившая его госпожа Вэй поздоровалась неласково и сердито сказала:
– Мы безмерно рады, что вы вернулись домой с победой. Но нашему счастью мешает то, что наша дочь тяжело заболела в вашем доме. Она вне себя от горя, и нам осталось только надеяться на милость Неба.
– Здоровье и болезнь, счастье и беда – все это от человека, а Небо ни при чем, – холодно ответил Ян и, поспешно откланявшись, отбыл.
Госпожа Инь, дочь сановного Иня, несколько лет уже бывшая женой Яна, вела себя так, будто только что вошла в дом супруга, будто свадьбу сыграли всего три дня назад: почитала родителей мужа, во всем подчинялась своему господину – никто не мог ни в чем ее упрекнуть. Как-то ее кормилица, престарелая Сюэ, подала Инь письмо от матери. Вот что в нем говорилось:
«Я воспитала тебя, как умела, и, выдав замуж, не рассчитывала на горячие похвалы тебе, но не предполагала услышать и неприятные слова о твоем поведении. И вот узнаю, что ты живешь недостойно, что о тебе идет худая молва. Мне горько слышать это, горько старухе матери краснеть за дочь! Тебе должно быть известно, что ревность – самая тяжкая из гордынь. Если ты будешь вести себя, как должно, то сколько бы ни было в доме мужа других жен и наложниц, ты останешься всегда первой. Если же поведешь себя неладно, твой муж:, даже не имея никого, кроме тебя, утратит былую привязанность, некогда связавшую вас. За долгую свою жизнь я не встречала счастливых ревнивиц. Неужели и тебя ждет такая судьба?!»
Прочитав письмо, Инь помолчала и спрашивает у кормилицы:
– А что сказала матушка, передавая тебе это?
– Да ничего особенного. Только все твердила про какую-то там ревность, все тревожилась, что ты стала ревнивой женой.
Инь улыбнулась, а старушка вопрошает:
– Скажи ты мне, что это такое – ревность?
– Зачем тебе знать? Ревность – это вроде как послеобеденный сон!
Старушка опешила.
– Видно, твоя мать умом ослабела. Я ведь, выходит, в старости стала ужас какой ревнивой – каждый день после обеда сплю, да только чья же я жена-то?!
Инь с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Тут пришла Хун, и Инь показала ей послание матери.
Вечером Ян навестил Хун. Она сидела, погруженная в размышления, у светильника.
– Что гнетет тебя? – спросил удивленный Ян. Хун помолчала и говорит:
Только что я побывала у госпожи Инь и прочитала письмо ее матери. Из него я поняла, что меня подозревают в каких-то кознях. Я никогда ничего по-настоящему не боялась, а теперь просто не знаю, как быть, – холодный пот по спине бежит от такого обвинения. Не подозревала, что так трудно быть наложницей.
– Ты мрачно смотришь на мир, – улыбнулся Ян. – Госпожа Инь – умная женщина и не станет тебя подозревать в подобном.
– Как знать! Известно: в плохом всегда обвиняют наложницу, а все добродетели достаются законной жене.
Она горестно понурилась, а Ян взял ее руку в свою и признался:
Это я все запутал, сам виноват – мне и разбираться. Сейчас же иду к госпоже Инь и объяснюсь с ней.
– Что за письмо принесла тебе сегодня кормилица? – начал Ян, появившись в опочивальне госпожи Инь, и, увидев на столике письмо, улыбнувшись, добавил:
– Надеюсь, в нем ничего тайного нет?
Инь промолчала. Тогда Ян подошел к светильнику, прочитал письмо вслух и рассмеялся.
– Не сердись и перестань меня ревновать. Или ты действуешь по поговорке: «Нет огня, так откуда дыму взяться?» И твоя мать куда как проницательна: что слышит, то и повторяет!
– Родители мои живут уединенно и слухов не распускают, – обиделась Инь.
– Тогда откуда же эти слухи взялись?
– Говорят, дружба большого человека безвкусна, что вода, а дружба маленького человека сладка, что вино. Я тоже так считала, и, как видно, не напрасно. Наверно, то, что я живу с открытой душой, показалось вам дерзким, и вы решили назвать это ревностью!
– Я пошутил, – сказал он. – Вчера виделся с твоей матерью, она намекнула, что следовало бы уделять тебе побольше внимания, вот я и решил разыграть тебя.
Инь промолчала, с трудом удерживаясь от смеха, поскольку под окном раздалось многозначительное покашливание и в комнату вошла Хун. Она улыбнулась и говорит:
– В сражениях с бесчисленными врагами, князь, вы ни разу не потерпели поражения, а против жены оказались бессильны, не так ли?
Только теперь Ян понял хитрость Хун и расхохотался.
– Я спасовал не перед женой, а перед коварством южного варвара по имени Хун Хунь-то!
Когда все отсмеялись, Ян вздохнул и проговорил:
– Да, я пошутил, но со смыслом. Когда бы не Хун, не признался бы в своих намерениях. С давних пор ревность считают самым постыдным из семи пороков женщины[248]. Если бы в моем доме, к несчастью, завелась ревнивица, пошли бы сплетни, наговоры, о которых мог проведать сам государь, а что из этого получается, вы и сами уже знаете, примером тому Фея. Непросто отделить яшму от простого камня. Я не хочу, чтобы мои семейные дела обсуждали при дворе, где всегда полно любителей испортить другому жизнь.
Во дворце было множество срочных дел, и Яну приходилось чуть не каждый день задерживаться до глубокой ночи. На небе уже сияла луна, когда однажды князь вернулся домой и, заглянув к родителям, вышел на террасу, где застал Хун, которая любовалась луной, облокотившись на перила.
– Не напоминает ли тебе, Хун, эта луна ту, что сияла над Лотосовым пиком?
– Воспоминания о прошлом – это как весенний сон. А сегодняшняя луна потешается над задумавшейся Хун.
Ян улыбнулся и взял Хун за руку. Они спустились с террасы и начали прогуливаться под луной. На небе не было ни облачка, звезды напоминали жемчуг, рассыпанный по огромному синему блюду. Но пятнадцать звезд Пурпурного Дворца и восемь звезд Трех Братьев в северной части неба затянула черная дымка.
– Ты не знаешь, что это за черный туман? – спросил Ян.
Хун вгляделась.
– Мне ли судить о делах небесных? Правда, я слышала от даоса Белое Облако, что, если созвездия Пурпурного Дворца и Трех Братьев скроются в черном тумане, изменники предадут государя и посеют в стране смуту. Если так, то меня это беспокоит!
– Я тоже предчувствую беду, – вздохнул Ян. – С древности известно: когда государь каждодневно вникает в нужды и тяготы народа, мир и покой в стране обеспечены. Наш император следует этим путем, и в государстве пока, к счастью, порядок. Однако приближенные государя невежественны, занимаются только тем, что превозносят его добродетели, льстят без меры, но не напоминают ему о заветах Яо и Шуня. Двор знать не хочет, чем на самом деле живет страна. И нет рядом с государем человека, который заботился бы об отчизне с открытой душой, от чистого сердца волновался бы за ее судьбу. Это тревожит меня. Теперь вдобавок дурные приметы! Что же нам делать?
Хун в ответ:
– Мне ли судить о делах государственных? Вам еще нет тридцати, а вы достигли высокого положения, имеете большую власть. Многие вам завидуют, поэтому, прошу вас, не вмешивайтесь в течение придворной жизни, не докладывайте государю о неполадках, считайте, что нет у вас ни власти, ни влияния.
Ян отпустил руку Хун.
– Я думал, что ты умная и рассудительная, как мужчина, но ты говоришь сейчас, словно невежественная женщина. Я, сын мелкого чиновника из провинции, только милостью государя удостоился высокого положения при дворе. Сегодня – если бы нужно было для блага государства и императора – я бы тысячу раз дал себя убить, но не отрекся бы от служения тому и другому. Не стану я заботиться о своем покое, хотя бы грозили мне ссылка или смерть!