Страница:
Ян не нашелся что сказать, только в изумлении смотрел на Хун, которая продолжала:
– Не один день я думала о том, как овладеть Темудуном, – и вот мой план. Сегодня, после третьей стражи, я проникну в крепость, изменив при помощи магии свой облик, сделаю все, что нужно, и еще сниму со шлема Начжа украшение – в точности как танская Хун Сянь[218]. Если же план мой не удастся, то мне не вернуться к вам живой, и я погибну, как Цзин Кэ[219]. Вот о каком обмене я говорю.
– Убить жену ради карьеры – это подлость, а скормить наложницу воинам – бесчеловечная жестокость! С миллионным войском я не смог покорить варваров – это в самом деле позор, но ни под каким видом я не стану подражать ни У Ци, ни Чжан Сюню. Если ты шутишь, то шутишь зло!
– Я вас поняла, – улыбнулась Хун. – Конечно, я пошутила. Но согласитесь, что проникнуть в Темудун и принести оттуда голову Начжа не так-то просто. В свое время Цзин Кэ рискнул на подобный подвиг, и нет ничего удивительного в том, что, одолев под ледяным ветром реку Ишуй[220], он не смог уже одолеть врага и потому не вернулся обратно к своим.
После долгих раздумий Ян наконец произнес:
– Я знаю, что ты искусно владеешь мечом, но до сих пор не оправилась от болезни и пока еще слаба. Сделаем так: завтра я сам поведу на Темудун войско. Если приступ не удастся, попробуем что-нибудь другое.
Наутро Ян во главе своего войска двинулся на Темудун. Он приказал приставить к стенам лестницы и по ним пробраться в крепость. Он приказал навалить у стен горы камней и деревьев, чтобы с них ворваться внутрь. Но Начжа поставил к бойницам лучников и велел стрелять отравленными стрелами, он ввел в сражение стрелометы – и минскому войску пришлось отступить. Ян приказал подвезти пушки и начать обстрел крепости железными ядрами величиной со скалу. Горы и реки, земля и небо дрожали от грохота пушек и ударов ядер. На десять ли в каждую сторону исчезли все до единой птицы и звери. Полдня продолжалась пальба, но крепость стояла. Ян приказал сделать подкопы и по подземным ходам проникнуть в Темудун. Воины прошли под землей несколько десятков чжанов и наткнулись на железную ограду, разрушить которую не смогли.
Хун говорит:
– С древних времен поступали так: если враг опирался на силу, отвечали хитростью, если же враг опирался на хитрость, отвечали силой. Начжа надеется на силу, значит, нам нужно положиться на хитрость.
Она выехала вперед и прокричала:
– Минский военачальник желает переговорить с предводителем варваров, пусть он выйдет на стену крепости!
Появился Начжа. Он сложил на груди руки и знаком показал, что готов слушать.
– Ты уже потерял все свои владения, – закричала Хун, – и защищаешь теперь свой последний оплот. Ты напоминаешь рыбешку, которая пляшет в кипящем котле. Наш полководец предлагает тебе по-доброму сложить оружие, он жалеет твоих подданных и потому до сих пор щадил и тебя, хотя не раз мог отобрать у всех вас жизнь. Ты не оценил, его милосердия, не покорился и теперь обрекаешь на смерть своих воинов. Я не стану добиваться твоей головы силой, я возьму ее хитростью. Поразмысли об этом, пока она у тебя на плечах!
С этими словами Хун повернула коня и ускакала. Ночью она пригласила к себе Огненного князя.
– Вы порвали с Начжа навсегда, – начала она, – поэтому, живой, он будет смертельным вашим врагом. Почему бы вам не убить Начжа – этим подвигом вы наверняка заслужите прощение императора.
Князь испугался и забормотал: – Да разве я сумею? У меня мало знаний и опыта, и эту крепость мне не захватить, я ведь уже пробовал. Если бы вы подсказали, как сделать то, что вы предлагаете, я бы тогда и в огонь и в воду.
– Я видела, как вы владеете оружием, – продолжает Хун. – Проберитесь в крепость и убейте Начжа.
– Значит, крепость брать не нужно, – облегченно рассмеялся князь. – Тогда все проще! Я готов поступить так, как вы хотите.
– Вы уже доказали своими делами, что не враждебны империи Мин, но подвиг оправдает вас перед любым судом. Наш полководец не сумел поставить Начжа на колени силой, поэтому остается одно – пойти на хитрость. Однако сейчас голова Начжа не самое важное. Его нужно даже не убить, а испугать. Поэтому ночью, после третьей стражи вы должны пробраться во дворец Начжа и срезать коралловый шарик с боевого шлема, который висит у его изголовья, да еще сделать мечом отметину на шлеме предводителя варваров.
Князь обещал сделать все, как сказано, и отправился в Темудун.
На вопрос Яна, что поручено князю, Хун ответила:
– Я отправила его в крепость попугать Начжа. Огненный князь неважно владеет мечом и потому убить варвара не сумеет.
– Другими словами – ты решила «щелкнуть по носу спящего тигра»? Опасно и бесполезно!
– Но в этом и состоит моя хитрость, – улыбнулась Хун.
К рассвету в шатер Хун ввалился Огненный князь, обессиленный, бледный, перепуганный.
– Я не знал себе равных в бою, с тех пор как десять лет назад взял в руки меч. Но Темудун – это капкан, и я мог остаться без ног, как Цзин Кэ в Сяньяне[221].
Хун попросила его поведать, что произошло в крепости, и князь рассказал:
– Подойдя к Темудуну, я поставил меч торчком и перелез через стену. Караульные не дремали: кто сидел, кто стоял, но их было много. Тогда я обернулся ветром и, перелетев все девять стен, достиг срединной крепости – стены ее оплетены железной нитью, поверху – метательные орудия. Я перебрался и через эту стену, а за ней была равнина, а на равнине еще одна стена, наверно, до неба, за которой стоит дворец, где скрывается Начжа. В окружности убежище имеет шесть или семь ли, а куда уходит ввысь, я не разузнал. Попытался я проникнуть сквозь эту стену, но даже крохотной щелки не нашел. Сам дворец крыт медью, а через нее не проберешься. Стал искать ворота, и вдруг со страшным ревом – один справа, другой слева – выбежали откуда-то два зверя, похожие на собак, только ростом в десяток чи. Они взмыли в воздух и набросились на меня сверху. К тому же Начжа проснулся и напустил на меня воинов из засады, что возле дворца, – и вот я здесь. Нет, невозможно человеку проникнуть в убежище Начжа!
Хун вспомнила, что когда-то предводитель варваров в самом деле достал двух щенков от тупорылой охотничьей собаки и льва и сделал их сторожевыми псами у себя во дворце. Эти звери настолько свирепы, что не боятся напасть на тигра и слона.
– Что же, ничего не поделаешь, – улыбнулась Хун. – Идите отдыхать, князь. Завтра все прояснится.
Проводив князя, Хун пришла к Яну и говорит:
– Я посылала Огненного князя вперед, чтобы Начжа насторожился и потерял покой. Теперь я иду сама и добуду коралловый шарик с его шлема. Ждите меня, я скоро вернусь!
– Ты просто безрассудна! И зачем понадобилось тебе пугать Начжа и заставлять его усиливать охрану, если ты заранее знала, что Огненный князь ничего не сделает, а за ним следом придется идти тебе? И неужели ты не боишься этих свирепых псов?
– Кто хорошо владеет мечом, не устрашится даже демона, не то что собаки. А Огненный князь рубака неважный. Охрана же крепости меня просто не волнует: я заставлю Начжа убедиться во всемогуществе моих мечей!
Ян подогрел на жаровне вино и предложил Хун бокал.
– Ночь холодна, выпей на дорогу.
– Это вино остыть не успеет, как я вернусь, – улыбнулась Хун и исчезла.
Когда она с мечом в каждой руке пролетала над стенами крепости, было уже за полночь, и в небе сияла луна. Стражников стало еще больше, – это Начжа усилил охрану, – они разожгли костры и внимательно вглядывались в ночную тьму, сжимая в руках пики и копья. Миновав девять стен, Хун попала во внутреннюю крепость, оглядела ворота: они крепко-накрепко заперты, а справа и слева от них лежат похожие на тигров голубые псы – жуть берет от одного взгляда их глаз, сверкающих, подобно звездам.
Хун обернулась розовой дымкой и через крохотную щель проникла в логово варваров. А там в это время их предводитель собрал военный совет. Все залито светом во дворце, толпятся воины, сверкают кольчуги. Во главе сидит Начжа, опершись на меч. И вдруг дрогнуло пламя светильников, и над головой Начжа пронеслось что-то, только свист раздался. Испуганный варвар вскочил и давай размахивать мечом, рубить вслепую воздух. Воины бросились искать во дворце чужих, но никого не нашли. И тут за воротами дворца загрохотало, и все вокруг затряслись от ужаса. Начжа выбежал во двор и увидел своих сторожевых псов мертвыми. На трупах страшных зверей свежие следы меча.
– Известно еще с древних времен, убийцы – народ отчаянный, но здесь видна рука не человека, а демона! – со страхом в голосе проговорил Начжа.
Тем временем Ян в волнении ждал возвращения Хун. Он-то думал, что она все еще ищет способа проникнуть во дворец Начжа, как вдруг раздвинулась занавесь перед входом в шатер, и вошла Хун. Ян бросился к ней.
– На тебе лица нет, ты же совсем больна. Как я терзался, что разрешил тебе эту вылазку!
Хун расстегнула пояс и села, тяжело дыша.
– Эти псы все-таки на меня набросились, пришлось спасать свою жизнь.
– Не покусали тебя?
– Нет, но напугали изрядно, – до сих пор не отдышусь! Сейчас только выпью бокал теплого вина и снова в путь: принесу коралловый шарик со шлема Начжа. Не успокоюсь, пока он не будет в моих руках!
Увидев, что все обошлось, Ян успокоился, поздравил Хун со славным подвигом и принялся отговаривать ее от второй вылазки в Темудун.
Хун рассмеялась и вынула из-за пазухи украшение со шлема князя варваров.
– Я добыла, что хотела добыть, так что идти второй раз уже нет надобности.
Ян поднял бокал, пригубил вино, – оно было теплым! Хун вкратце рассказала, как ей удалось заполучить коралловый шарик Начжа:
– Конечно, Огненному князю не по силам было справиться с Начжа. У меня все получилось просто: сначала я решила только незаметно срезать этот шарик, но потом подумала: покажу-ка ему, что значит настоящее владение мечом! Взмахнула мечом над самым его ухом, выбралась к воротам, а там прикончила его псов. Этой ночью Начжа спать не будет: ему теперь всюду мерещатся бесы да демоны! А утром мы отправим ему письмо вместе с украшением с его шлема, – и увидите, как он придет просить пощады!
Ян помог Хун составить письмо, вложил его в пакет вместе с шариком и привязал к стреле, которую пустили через стену в Темудун.
А Начжа, трясясь от ужаса, обратился к приближенным :
– Первый, кто пришел к нам ночью в крепость, пришел без шума, робко и меня совсем не испугал, а вот второй – этот был не человек! И стража, которую я усилил, не спала, и во дворце было светло, как днем, а он проник незамеченным и ушел нераскрытым. Словно Цзин Кэ или Не Чжэн[222]! Но самое странное вот что: во дворце он никого не убил, не ранил, а псов, свирепых, как тигры, прикончил у ворот, – вы все видели следы меча. Наверно, это был дьявол!
Он велел всем во дворце собраться в одной зале и бодрствовать до конца ночи.
На рассвете начальник дворцовой охраны предстал перед Начжа со словами:
– В крепость влетела стрела, к которой прикреплено послание от минского полководца. Вот оно!
Начжа взял у него кусок шелка, расшитого желтыми драконами, и прочитал:
Начжа сунул руку в пакет и нащупал коралловый шарик, так хорошо ему знакомый. Он схватился за голову, но на шлеме шарика не оказалось. Руки и ноги Начжа затряслись, душа перебежала в пятки. Он стащил шлем – на нем явственно была видна царапина, сделанная лезвием меча. Он услышал, как гром загрохотал у него в затылке, и ощутил, как за пазухой появился кусок льда – и Начжа сразу сник, съежился, и кровь в жилах его застыла. Еще раз ощупав голову, он спросил:
– Как моя голова?
– А что тревожит доблестного князя? – заволновались приближенные.
– Я был жив и не спал, а у меня со шлема срезали мечом коралловый шарик, да так, что я и не почувствовал. Смогу ли я уберечь свою голову?
– Известно: когда не грозит опасность, царствуют покой и однообразие, а когда появляются тревоги, вместе с ними приходит и радость, – стали успокаивать его приближенные. – Стоит ли беспокоиться о жизни и лишать себя радостей?
Долго молчал Начжа, размышляя, наконец проговорил :
– Я знаю: кто не повинуется воле Неба, тот погибает, а кто повинуется Небу, тот процветает. Я потерял уже пять своих владений, а теперь защищаю последнее.
Я много раз вступал в сражение, но ни разу не испытал радости полной победы, – разве не видна в этом воля Неба? Значит, если я буду обороняться дальше, Небо разгневается на меня за непокорность. И тогда минский полководец пришлет за моей головой, как прислал за коралловым шариком со шлема. Если я объявлю о сдаче крепости и мне сохранят жизнь, то я останусь на земле человеком, удостоившимся милосердия императора, а если не сдамся и погибну, то стану безголовым духом! Сегодня же сдаю крепость!
Он велел вывесить на стене белый флаг, а сам сел в белую колесницу, запряженную белыми конями, повесил на шею личную печать и направился в минский стан. Ян встретил его как положено, сидя на высоком помосте перед строем своих войск, в алом халате и золотых доспехах, с колчаном у пояса и луком за плечом. Слева от него находился начальник левого отряда Су Юй-цин, справа – начальник правого отряда Хун Хунь-то, тут же были начальник передового отряда Лэй Тянь-фэн, богатыри Дун Чу, Ма Да, Черный Сунь и другие военачальники ниже чином, которые стояли по ранжиру с востока на запад. Реют знамена, грохочут барабаны, трубят трубы, земля содрогается от клича победы. Начжа опустился на колени, склонил голову на грудь. Темут, Второй после князя и другие военачальники варваров сорвали шлемы и распростерлись перед полководцем Яном.
И тот говорит:
– Ты пошел против Сына Неба и поднял мятеж на юге нашей страны. Ты не хотел слушать уговоров и покорился только потому, что понял: твоя гибель неминуема. По воле императора я согласен принять тебя в плен и должен отправить в столицу на суд государя. Но если в тебе осталась еще злоба, можешь биться до последнего воина.
Не поднимая головы, Начжа отвечает:
– Начжа до сих пор жив – это свидетельство высочайшей милости государя и безграничного великодушия полководца Яна! Начжа – дикий варвар, но ему ведомы семь страстей, и он обладает, как все люди, пятью кладовыми тела[223]. Поэтому в благодарность за милости императора и полководца минского войска он покоряется им душой. Начжа вырос в дикой окраинной стране, не знал доброго к себе отношения, не получил воспитания и образования, потому и нарушил закон. Если вырвать все волосы с головы Начжа и пересчитать по ним число преступлений, совершенных им, то всех волос не хватит! Ян в ответ:
– Сын Неба мудро правит народом и войском. Он всемогущ и милосерден, он на зло отвечает добром: даже травы и деревья, птицы и звери испытывают на себе его благодеяния. Если ты в самом деле покорился, можешь рассчитывать на прощение императора. Я сообщу о тебе государю, а он решит твою судьбу.
Начжа поклонился и прошептал:
– Начжа уже мертв духом. Пусть небо необъятно и море не имеет пределов, – Начжа не на что больше надеяться!
Ян приказал увести Начжа и пригласил своих военачальников в Темудун. Он велел разместить войско в крепости, накормить воинов, приказал музыкантам играть, а сам сел писать послание императору, в котором сообщал об одержанной победе. Закончив донесение, он принялся за письмо домой. Сидевшая рядом Хун погрустнела и говорит:
– Своей жизнью я обязана госпоже Инь, век не забуду этого. Вы позволите мне известить ее, что я жива, и поблагодарить ее?
Ян не возражал. Затем пригласил к себе Дун Чу и сказал:
– Возьми эти послания, срочно доставь их по назначению и быстро возвращайся обратно, чтобы не задерживать понапрасну войско вдали от родины.
В тот же день Дун Чу отбыл в столицу.
Все это время император не знал покоя и ждал вестей от своего полководца. Наконец гонец прибыл. Император вышел навстречу Дун Чу, сел, подозвал его поближе и попросил огласить послание Яна.
Выслушав послание, император преисполнился радости. Он призвал к себе сановных Хуана и Иня и других придворных и объявил:
– Таланты Ян Чан-цюя не уступают доблестям Чжугэ Ляна, он оплот нашего государства!
Затем он пригласил подойти к трону Дун Чу и спрашивает:
– Откуда ты родом?
– Из Сучжоу, – ответил Дун. – Узнав, что полководец Ян набирает войско, я сам пришел к нему.
Император оглядел богатыря с ног до головы и одобрительно кивнул:
– А теперь поведай о своей службе под началом Ян Чан-цюя и о деяниях нашего полководца.
Дун Чу подробно обо всем рассказал, и тогда Сын Неба с удивлением вопросил:
– Мы знаем, что Ян Чан-цюй талантливый полководец, но кто такой Хун Хунь-то, этот выдающийся воин? Он слуга полководца?
– Хун Хунь-то – уроженец империи Мин, но долго жил на юге, изучая в безлюдных горах магию. Ему шестнадцать лет, он умен и благороден, а внешностью и обхождением напоминает Чжан Цзы-фана.
Император трижды похвалил Дун Чу и отпустил его, и тут принесли послание от правителя Цзяочжи[224], в котором говорилось:
Обеспокоенный Сын Неба обратился за советом к сановникам Хуану и Иню. Первым высказался Хуан: – Положение угрожающее, возглавить войско должен мудрый полководец. Я предлагаю написать Ян Чан-цюю, чтобы он разделил свое войско пополам и одну половину направил бы с Хун Хунь-то во главе на усмирение страны Хунду. А сам Ян, поскольку он уже одержал победу, пусть возвращается домой с другой половиной войска. Незачем держать такое количество воинов в далеких краях.
Рассудительный Инь говорит свое мнение:
– Мы много лестного услышали о Хун Хунь-то: его таланты проявились в трудных обстоятельствах. Он наверняка жаждет прославить свое имя новыми победами. Если ваше величество не предоставит ему этой возможности, он может решить, что его не оценили, и обидится.
Император одобрил предложения сановников и тотчас составил послание Ян Чан-цюю. Затем вызвал Дун Чу, пожаловал его высоким воинским званием и повелел этой же ночью отправляться в войско.
А старый Ян и вся семья ждали не могли дождаться вести о победе сына и его возвращении. Дун посетил их и передал письмо Яна. Старик распечатал пакет, в котором, кроме письма к отцу и матери, находилась еще записка, а на ней было начертано: «Моей супруге Инь». Тут же послали за госпожой Инь, она вскрыла письмо и узнала руку Хун! В письме говорилось:
До сих пор жизнь оберегала госпожу Инь от потрясений, поэтому, когда она прочитала письмо Хун, все в голове у нее смешалось, и она крикнула:
– Слушай, Хун! Лянь Юй жива!
Лянь Юй, которая стояла рядом, ничего не поняла, но Инь спохватилась.
– Я не то хотела сказать! Слушай, Лянь Юй! Твоя госпожа жива! Я получила от Хун весточку! Разве это не чудо?
Лянь Юй была вне себя от радости, она бросилась к госпоже Инь и со слезами на глазах попросила повторить сказанное.
– Жизнь и смерть – в руках судьбы, горе и радость – во власти Неба, – ласково проговорила Инь. – Какое счастье, что Хун не стала духом реки! Ты понимаешь? Она жива!
И она протянула письмо Лянь Юй. Та, пораженная услышанным, читала и перечитывала строки письма, плача и улыбаясь.
– Мы разлучились три года назад, скоро ли встретимся?
– Вернется наш господин, а с ним приедет и Хун, – отвечала Инь.
На другой день Сын Неба огласил новое повеление:
– Поскольку положение на границе складывается очень напряженное, мы меняем свое прежнее решение. Усмирить мятежную страну Хунду половиной нашего войска будет непросто! Пусть полководец Ян приведет ослушников к покорности всею мощью наших сил на юге.
Новое послание на имя Ян Чан-цюя гласило:
А Хун Хунь-то император направил отдельное послание. О чем в нем говорилось, вы узнаете из следующей главы.
Глава девятнадцатая
Сын Неба собственноручно составил послание к Хун. Вот что в нем говорилось:
– Не один день я думала о том, как овладеть Темудуном, – и вот мой план. Сегодня, после третьей стражи, я проникну в крепость, изменив при помощи магии свой облик, сделаю все, что нужно, и еще сниму со шлема Начжа украшение – в точности как танская Хун Сянь[218]. Если же план мой не удастся, то мне не вернуться к вам живой, и я погибну, как Цзин Кэ[219]. Вот о каком обмене я говорю.
– Убить жену ради карьеры – это подлость, а скормить наложницу воинам – бесчеловечная жестокость! С миллионным войском я не смог покорить варваров – это в самом деле позор, но ни под каким видом я не стану подражать ни У Ци, ни Чжан Сюню. Если ты шутишь, то шутишь зло!
– Я вас поняла, – улыбнулась Хун. – Конечно, я пошутила. Но согласитесь, что проникнуть в Темудун и принести оттуда голову Начжа не так-то просто. В свое время Цзин Кэ рискнул на подобный подвиг, и нет ничего удивительного в том, что, одолев под ледяным ветром реку Ишуй[220], он не смог уже одолеть врага и потому не вернулся обратно к своим.
После долгих раздумий Ян наконец произнес:
– Я знаю, что ты искусно владеешь мечом, но до сих пор не оправилась от болезни и пока еще слаба. Сделаем так: завтра я сам поведу на Темудун войско. Если приступ не удастся, попробуем что-нибудь другое.
Наутро Ян во главе своего войска двинулся на Темудун. Он приказал приставить к стенам лестницы и по ним пробраться в крепость. Он приказал навалить у стен горы камней и деревьев, чтобы с них ворваться внутрь. Но Начжа поставил к бойницам лучников и велел стрелять отравленными стрелами, он ввел в сражение стрелометы – и минскому войску пришлось отступить. Ян приказал подвезти пушки и начать обстрел крепости железными ядрами величиной со скалу. Горы и реки, земля и небо дрожали от грохота пушек и ударов ядер. На десять ли в каждую сторону исчезли все до единой птицы и звери. Полдня продолжалась пальба, но крепость стояла. Ян приказал сделать подкопы и по подземным ходам проникнуть в Темудун. Воины прошли под землей несколько десятков чжанов и наткнулись на железную ограду, разрушить которую не смогли.
Хун говорит:
– С древних времен поступали так: если враг опирался на силу, отвечали хитростью, если же враг опирался на хитрость, отвечали силой. Начжа надеется на силу, значит, нам нужно положиться на хитрость.
Она выехала вперед и прокричала:
– Минский военачальник желает переговорить с предводителем варваров, пусть он выйдет на стену крепости!
Появился Начжа. Он сложил на груди руки и знаком показал, что готов слушать.
– Ты уже потерял все свои владения, – закричала Хун, – и защищаешь теперь свой последний оплот. Ты напоминаешь рыбешку, которая пляшет в кипящем котле. Наш полководец предлагает тебе по-доброму сложить оружие, он жалеет твоих подданных и потому до сих пор щадил и тебя, хотя не раз мог отобрать у всех вас жизнь. Ты не оценил, его милосердия, не покорился и теперь обрекаешь на смерть своих воинов. Я не стану добиваться твоей головы силой, я возьму ее хитростью. Поразмысли об этом, пока она у тебя на плечах!
С этими словами Хун повернула коня и ускакала. Ночью она пригласила к себе Огненного князя.
– Вы порвали с Начжа навсегда, – начала она, – поэтому, живой, он будет смертельным вашим врагом. Почему бы вам не убить Начжа – этим подвигом вы наверняка заслужите прощение императора.
Князь испугался и забормотал: – Да разве я сумею? У меня мало знаний и опыта, и эту крепость мне не захватить, я ведь уже пробовал. Если бы вы подсказали, как сделать то, что вы предлагаете, я бы тогда и в огонь и в воду.
– Я видела, как вы владеете оружием, – продолжает Хун. – Проберитесь в крепость и убейте Начжа.
– Значит, крепость брать не нужно, – облегченно рассмеялся князь. – Тогда все проще! Я готов поступить так, как вы хотите.
– Вы уже доказали своими делами, что не враждебны империи Мин, но подвиг оправдает вас перед любым судом. Наш полководец не сумел поставить Начжа на колени силой, поэтому остается одно – пойти на хитрость. Однако сейчас голова Начжа не самое важное. Его нужно даже не убить, а испугать. Поэтому ночью, после третьей стражи вы должны пробраться во дворец Начжа и срезать коралловый шарик с боевого шлема, который висит у его изголовья, да еще сделать мечом отметину на шлеме предводителя варваров.
Князь обещал сделать все, как сказано, и отправился в Темудун.
На вопрос Яна, что поручено князю, Хун ответила:
– Я отправила его в крепость попугать Начжа. Огненный князь неважно владеет мечом и потому убить варвара не сумеет.
– Другими словами – ты решила «щелкнуть по носу спящего тигра»? Опасно и бесполезно!
– Но в этом и состоит моя хитрость, – улыбнулась Хун.
К рассвету в шатер Хун ввалился Огненный князь, обессиленный, бледный, перепуганный.
– Я не знал себе равных в бою, с тех пор как десять лет назад взял в руки меч. Но Темудун – это капкан, и я мог остаться без ног, как Цзин Кэ в Сяньяне[221].
Хун попросила его поведать, что произошло в крепости, и князь рассказал:
– Подойдя к Темудуну, я поставил меч торчком и перелез через стену. Караульные не дремали: кто сидел, кто стоял, но их было много. Тогда я обернулся ветром и, перелетев все девять стен, достиг срединной крепости – стены ее оплетены железной нитью, поверху – метательные орудия. Я перебрался и через эту стену, а за ней была равнина, а на равнине еще одна стена, наверно, до неба, за которой стоит дворец, где скрывается Начжа. В окружности убежище имеет шесть или семь ли, а куда уходит ввысь, я не разузнал. Попытался я проникнуть сквозь эту стену, но даже крохотной щелки не нашел. Сам дворец крыт медью, а через нее не проберешься. Стал искать ворота, и вдруг со страшным ревом – один справа, другой слева – выбежали откуда-то два зверя, похожие на собак, только ростом в десяток чи. Они взмыли в воздух и набросились на меня сверху. К тому же Начжа проснулся и напустил на меня воинов из засады, что возле дворца, – и вот я здесь. Нет, невозможно человеку проникнуть в убежище Начжа!
Хун вспомнила, что когда-то предводитель варваров в самом деле достал двух щенков от тупорылой охотничьей собаки и льва и сделал их сторожевыми псами у себя во дворце. Эти звери настолько свирепы, что не боятся напасть на тигра и слона.
– Что же, ничего не поделаешь, – улыбнулась Хун. – Идите отдыхать, князь. Завтра все прояснится.
Проводив князя, Хун пришла к Яну и говорит:
– Я посылала Огненного князя вперед, чтобы Начжа насторожился и потерял покой. Теперь я иду сама и добуду коралловый шарик с его шлема. Ждите меня, я скоро вернусь!
– Ты просто безрассудна! И зачем понадобилось тебе пугать Начжа и заставлять его усиливать охрану, если ты заранее знала, что Огненный князь ничего не сделает, а за ним следом придется идти тебе? И неужели ты не боишься этих свирепых псов?
– Кто хорошо владеет мечом, не устрашится даже демона, не то что собаки. А Огненный князь рубака неважный. Охрана же крепости меня просто не волнует: я заставлю Начжа убедиться во всемогуществе моих мечей!
Ян подогрел на жаровне вино и предложил Хун бокал.
– Ночь холодна, выпей на дорогу.
– Это вино остыть не успеет, как я вернусь, – улыбнулась Хун и исчезла.
Когда она с мечом в каждой руке пролетала над стенами крепости, было уже за полночь, и в небе сияла луна. Стражников стало еще больше, – это Начжа усилил охрану, – они разожгли костры и внимательно вглядывались в ночную тьму, сжимая в руках пики и копья. Миновав девять стен, Хун попала во внутреннюю крепость, оглядела ворота: они крепко-накрепко заперты, а справа и слева от них лежат похожие на тигров голубые псы – жуть берет от одного взгляда их глаз, сверкающих, подобно звездам.
Хун обернулась розовой дымкой и через крохотную щель проникла в логово варваров. А там в это время их предводитель собрал военный совет. Все залито светом во дворце, толпятся воины, сверкают кольчуги. Во главе сидит Начжа, опершись на меч. И вдруг дрогнуло пламя светильников, и над головой Начжа пронеслось что-то, только свист раздался. Испуганный варвар вскочил и давай размахивать мечом, рубить вслепую воздух. Воины бросились искать во дворце чужих, но никого не нашли. И тут за воротами дворца загрохотало, и все вокруг затряслись от ужаса. Начжа выбежал во двор и увидел своих сторожевых псов мертвыми. На трупах страшных зверей свежие следы меча.
– Известно еще с древних времен, убийцы – народ отчаянный, но здесь видна рука не человека, а демона! – со страхом в голосе проговорил Начжа.
Тем временем Ян в волнении ждал возвращения Хун. Он-то думал, что она все еще ищет способа проникнуть во дворец Начжа, как вдруг раздвинулась занавесь перед входом в шатер, и вошла Хун. Ян бросился к ней.
– На тебе лица нет, ты же совсем больна. Как я терзался, что разрешил тебе эту вылазку!
Хун расстегнула пояс и села, тяжело дыша.
– Эти псы все-таки на меня набросились, пришлось спасать свою жизнь.
– Не покусали тебя?
– Нет, но напугали изрядно, – до сих пор не отдышусь! Сейчас только выпью бокал теплого вина и снова в путь: принесу коралловый шарик со шлема Начжа. Не успокоюсь, пока он не будет в моих руках!
Увидев, что все обошлось, Ян успокоился, поздравил Хун со славным подвигом и принялся отговаривать ее от второй вылазки в Темудун.
Хун рассмеялась и вынула из-за пазухи украшение со шлема князя варваров.
– Я добыла, что хотела добыть, так что идти второй раз уже нет надобности.
Ян поднял бокал, пригубил вино, – оно было теплым! Хун вкратце рассказала, как ей удалось заполучить коралловый шарик Начжа:
– Конечно, Огненному князю не по силам было справиться с Начжа. У меня все получилось просто: сначала я решила только незаметно срезать этот шарик, но потом подумала: покажу-ка ему, что значит настоящее владение мечом! Взмахнула мечом над самым его ухом, выбралась к воротам, а там прикончила его псов. Этой ночью Начжа спать не будет: ему теперь всюду мерещатся бесы да демоны! А утром мы отправим ему письмо вместе с украшением с его шлема, – и увидите, как он придет просить пощады!
Ян помог Хун составить письмо, вложил его в пакет вместе с шариком и привязал к стреле, которую пустили через стену в Темудун.
А Начжа, трясясь от ужаса, обратился к приближенным :
– Первый, кто пришел к нам ночью в крепость, пришел без шума, робко и меня совсем не испугал, а вот второй – этот был не человек! И стража, которую я усилил, не спала, и во дворце было светло, как днем, а он проник незамеченным и ушел нераскрытым. Словно Цзин Кэ или Не Чжэн[222]! Но самое странное вот что: во дворце он никого не убил, не ранил, а псов, свирепых, как тигры, прикончил у ворот, – вы все видели следы меча. Наверно, это был дьявол!
Он велел всем во дворце собраться в одной зале и бодрствовать до конца ночи.
На рассвете начальник дворцовой охраны предстал перед Начжа со словами:
– В крепость влетела стрела, к которой прикреплено послание от минского полководца. Вот оно!
Начжа взял у него кусок шелка, расшитого желтыми драконами, и прочитал:
«Минский полководец никому ничего не приказывал, не брал приступом стен Темудуна, а отдыхал в своем шатре, когда ему доставили украшение с твоего шлема. Минскому полководцу оно ни к чему, поэтому он отсылает его хозяину. Можешь сделать охрану крепости еще сильнее, но знай – как мы добыли коралловый шарик, точно так добудем и твою голову!»
Начжа сунул руку в пакет и нащупал коралловый шарик, так хорошо ему знакомый. Он схватился за голову, но на шлеме шарика не оказалось. Руки и ноги Начжа затряслись, душа перебежала в пятки. Он стащил шлем – на нем явственно была видна царапина, сделанная лезвием меча. Он услышал, как гром загрохотал у него в затылке, и ощутил, как за пазухой появился кусок льда – и Начжа сразу сник, съежился, и кровь в жилах его застыла. Еще раз ощупав голову, он спросил:
– Как моя голова?
– А что тревожит доблестного князя? – заволновались приближенные.
– Я был жив и не спал, а у меня со шлема срезали мечом коралловый шарик, да так, что я и не почувствовал. Смогу ли я уберечь свою голову?
– Известно: когда не грозит опасность, царствуют покой и однообразие, а когда появляются тревоги, вместе с ними приходит и радость, – стали успокаивать его приближенные. – Стоит ли беспокоиться о жизни и лишать себя радостей?
Долго молчал Начжа, размышляя, наконец проговорил :
– Я знаю: кто не повинуется воле Неба, тот погибает, а кто повинуется Небу, тот процветает. Я потерял уже пять своих владений, а теперь защищаю последнее.
Я много раз вступал в сражение, но ни разу не испытал радости полной победы, – разве не видна в этом воля Неба? Значит, если я буду обороняться дальше, Небо разгневается на меня за непокорность. И тогда минский полководец пришлет за моей головой, как прислал за коралловым шариком со шлема. Если я объявлю о сдаче крепости и мне сохранят жизнь, то я останусь на земле человеком, удостоившимся милосердия императора, а если не сдамся и погибну, то стану безголовым духом! Сегодня же сдаю крепость!
Он велел вывесить на стене белый флаг, а сам сел в белую колесницу, запряженную белыми конями, повесил на шею личную печать и направился в минский стан. Ян встретил его как положено, сидя на высоком помосте перед строем своих войск, в алом халате и золотых доспехах, с колчаном у пояса и луком за плечом. Слева от него находился начальник левого отряда Су Юй-цин, справа – начальник правого отряда Хун Хунь-то, тут же были начальник передового отряда Лэй Тянь-фэн, богатыри Дун Чу, Ма Да, Черный Сунь и другие военачальники ниже чином, которые стояли по ранжиру с востока на запад. Реют знамена, грохочут барабаны, трубят трубы, земля содрогается от клича победы. Начжа опустился на колени, склонил голову на грудь. Темут, Второй после князя и другие военачальники варваров сорвали шлемы и распростерлись перед полководцем Яном.
И тот говорит:
– Ты пошел против Сына Неба и поднял мятеж на юге нашей страны. Ты не хотел слушать уговоров и покорился только потому, что понял: твоя гибель неминуема. По воле императора я согласен принять тебя в плен и должен отправить в столицу на суд государя. Но если в тебе осталась еще злоба, можешь биться до последнего воина.
Не поднимая головы, Начжа отвечает:
– Начжа до сих пор жив – это свидетельство высочайшей милости государя и безграничного великодушия полководца Яна! Начжа – дикий варвар, но ему ведомы семь страстей, и он обладает, как все люди, пятью кладовыми тела[223]. Поэтому в благодарность за милости императора и полководца минского войска он покоряется им душой. Начжа вырос в дикой окраинной стране, не знал доброго к себе отношения, не получил воспитания и образования, потому и нарушил закон. Если вырвать все волосы с головы Начжа и пересчитать по ним число преступлений, совершенных им, то всех волос не хватит! Ян в ответ:
– Сын Неба мудро правит народом и войском. Он всемогущ и милосерден, он на зло отвечает добром: даже травы и деревья, птицы и звери испытывают на себе его благодеяния. Если ты в самом деле покорился, можешь рассчитывать на прощение императора. Я сообщу о тебе государю, а он решит твою судьбу.
Начжа поклонился и прошептал:
– Начжа уже мертв духом. Пусть небо необъятно и море не имеет пределов, – Начжа не на что больше надеяться!
Ян приказал увести Начжа и пригласил своих военачальников в Темудун. Он велел разместить войско в крепости, накормить воинов, приказал музыкантам играть, а сам сел писать послание императору, в котором сообщал об одержанной победе. Закончив донесение, он принялся за письмо домой. Сидевшая рядом Хун погрустнела и говорит:
– Своей жизнью я обязана госпоже Инь, век не забуду этого. Вы позволите мне известить ее, что я жива, и поблагодарить ее?
Ян не возражал. Затем пригласил к себе Дун Чу и сказал:
– Возьми эти послания, срочно доставь их по назначению и быстро возвращайся обратно, чтобы не задерживать понапрасну войско вдали от родины.
В тот же день Дун Чу отбыл в столицу.
Все это время император не знал покоя и ждал вестей от своего полководца. Наконец гонец прибыл. Император вышел навстречу Дун Чу, сел, подозвал его поближе и попросил огласить послание Яна.
«Командующий Южного войска Ян Чан-цюй, всеподданнейше сложив ладони, многократно кланяется Вашему Величеству и шлет это донесение. Почтительно сообщаю: вот уже полгода я нахожусь на юге по высочайшему повелению. До сих пор из-за скудости моего ума и недостатка талантов я держу здесь Ваше войско, за что со страхом ожидаю Вашего гнева. Такого-то дня такой-то луны предводитель варваров Начжа сдался в крепости Темудун на милость победителей, о чем спешу известить. Я поведу войско на родину, как только получу повеление Вашего Величества. Южные области империи находятся в плохом состоянии, – люди здесь отсталые, нравы дикие, нищета угнетающая. Надо держать варваров в повиновении, но для этого потребна не сила, а добро и ласка. Предводитель варваров Начжа совершил против Вашего Величества страшные преступления, но раскаялся. Прошу Ваше Величество простить ему его прегрешения и оставить ему титул великого князя, дабы возбудить в нем чувство благодарности и мысль о смирении, тем более что управлять южными племенами способен только он один».
Выслушав послание, император преисполнился радости. Он призвал к себе сановных Хуана и Иня и других придворных и объявил:
– Таланты Ян Чан-цюя не уступают доблестям Чжугэ Ляна, он оплот нашего государства!
Затем он пригласил подойти к трону Дун Чу и спрашивает:
– Откуда ты родом?
– Из Сучжоу, – ответил Дун. – Узнав, что полководец Ян набирает войско, я сам пришел к нему.
Император оглядел богатыря с ног до головы и одобрительно кивнул:
– А теперь поведай о своей службе под началом Ян Чан-цюя и о деяниях нашего полководца.
Дун Чу подробно обо всем рассказал, и тогда Сын Неба с удивлением вопросил:
– Мы знаем, что Ян Чан-цюй талантливый полководец, но кто такой Хун Хунь-то, этот выдающийся воин? Он слуга полководца?
– Хун Хунь-то – уроженец империи Мин, но долго жил на юге, изучая в безлюдных горах магию. Ему шестнадцать лет, он умен и благороден, а внешностью и обхождением напоминает Чжан Цзы-фана.
Император трижды похвалил Дун Чу и отпустил его, и тут принесли послание от правителя Цзяочжи[224], в котором говорилось:
«В тысяче ли от округи Цзяочжи лежит страна Хунду. Долгие годы она мирно соседствовала с нами, не нападала и на другие государства. Однако сейчас войско этой страны скопилось у наших рубежей и намерено захватить Цзяочжи. Я собрал из местных жителей ополчение и трижды пытался отбить врага, но каждый раз терпел поражение. Своими силами нам не совладать с захватчиками. Прошу Ваше Величество направить нам в помощь сильное войско».
Обеспокоенный Сын Неба обратился за советом к сановникам Хуану и Иню. Первым высказался Хуан: – Положение угрожающее, возглавить войско должен мудрый полководец. Я предлагаю написать Ян Чан-цюю, чтобы он разделил свое войско пополам и одну половину направил бы с Хун Хунь-то во главе на усмирение страны Хунду. А сам Ян, поскольку он уже одержал победу, пусть возвращается домой с другой половиной войска. Незачем держать такое количество воинов в далеких краях.
Рассудительный Инь говорит свое мнение:
– Мы много лестного услышали о Хун Хунь-то: его таланты проявились в трудных обстоятельствах. Он наверняка жаждет прославить свое имя новыми победами. Если ваше величество не предоставит ему этой возможности, он может решить, что его не оценили, и обидится.
Император одобрил предложения сановников и тотчас составил послание Ян Чан-цюю. Затем вызвал Дун Чу, пожаловал его высоким воинским званием и повелел этой же ночью отправляться в войско.
А старый Ян и вся семья ждали не могли дождаться вести о победе сына и его возвращении. Дун посетил их и передал письмо Яна. Старик распечатал пакет, в котором, кроме письма к отцу и матери, находилась еще записка, а на ней было начертано: «Моей супруге Инь». Тут же послали за госпожой Инь, она вскрыла письмо и узнала руку Хун! В письме говорилось:
«Хун, родившейся в Цзяннани, выпала удивительная судьба: благодаря Вашим милостивейшим заботам она не утонула и, спасшись, поселилась в далеких горах. Небу угодно было впоследствии, чтобы она, переодетая мужчиной, стала военачальником минского войска и чтобы ее прежняя любовь вновь ожила в шатре военного стана. Теперь ей можно забыть о своем дурном прошлом – в новом качестве ею дорожат, как драгоценностью. Однако и во сне и наяву она мечтает лишь об одном – прожить свою жизнь до последнего дня среди честных лиц и благородных речей. О, как была бы она тогда счастлива!»
До сих пор жизнь оберегала госпожу Инь от потрясений, поэтому, когда она прочитала письмо Хун, все в голове у нее смешалось, и она крикнула:
– Слушай, Хун! Лянь Юй жива!
Лянь Юй, которая стояла рядом, ничего не поняла, но Инь спохватилась.
– Я не то хотела сказать! Слушай, Лянь Юй! Твоя госпожа жива! Я получила от Хун весточку! Разве это не чудо?
Лянь Юй была вне себя от радости, она бросилась к госпоже Инь и со слезами на глазах попросила повторить сказанное.
– Жизнь и смерть – в руках судьбы, горе и радость – во власти Неба, – ласково проговорила Инь. – Какое счастье, что Хун не стала духом реки! Ты понимаешь? Она жива!
И она протянула письмо Лянь Юй. Та, пораженная услышанным, читала и перечитывала строки письма, плача и улыбаясь.
– Мы разлучились три года назад, скоро ли встретимся?
– Вернется наш господин, а с ним приедет и Хун, – отвечала Инь.
На другой день Сын Неба огласил новое повеление:
– Поскольку положение на границе складывается очень напряженное, мы меняем свое прежнее решение. Усмирить мятежную страну Хунду половиной нашего войска будет непросто! Пусть полководец Ян приведет ослушников к покорности всею мощью наших сил на юге.
Новое послание на имя Ян Чан-цюя гласило:
«Вы проявили себя, как чжоуские Фан Шу и Сяо Хао, как сунские Хань Ци и Фу Би. Ваши победы над южными варварами порадовали наших подданных и укрепили наше могущество на окраинах государства, – отныне мы спокойны. Однако только что мы получили известие о мятежном государстве Хунду, что по соседству с округой Цзяочжи. Положение на рубежах в том краю тревожное. Потому приказываем Вам не возвращаться на родину, а идти походом на мятежников, разгромить их и только с победой повернуть войско домой. Мысленно мы разделяем с Вами все тяготы Ваших ратных трудов: жару и холод, неудобства и тоску по близким. Когда мы смотрим в сторону юга, сердце наше сжимается от боли. За все Ваши подвиги жалуем Вас званием Верховного инспектора Юга. Советник Хун Хунь-то остается при Вас. Предводителя маней мы прощаем, сохраняем за ним титул князя и оставляем его властителем южных земель».
А Хун Хунь-то император направил отдельное послание. О чем в нем говорилось, вы узнаете из следующей главы.
Глава девятнадцатая
О ТОМ, КАК СТАРУХА ОСЫПАЛА БРАНЬЮ ГОСПОЖУ ХУАН И КАК КРАСАВИЦУ ФЕЮ ОТПРАВИЛИ В ЦЗЯНЧЖОУ
«Вот уже четыре года мы восседаем на троне и всякий раз, узнав про гибель талантливого человека, горюем о потере его
для государства, а когда посещаем отдаленные провинции, где то и дело встречаем людей, достойных самых высоких государственных должностей, проливаем горькие слезы. Ведь речь идет о людях, которых мы должны были отыскать и использовать на благо отчизны, но нам не хватило мудрости это намерение выполнить. То лее с тобой – мы не знали о твоих талантах, слава твоя только сейчас дошла до нашего дворца. Небо на сей раз оказалось милостивым к нам, мы нашли тебя, словно крючок на берегу Вэйшуй[225], словно раздобыли спасительный меч победы. Небо даровало нам в твоем лице падежную опору! Ты уже совершил множество подвигов, вписал свое имя в историю нашей страны. Случилось непредвиденное: мятежное государство Хунду нарушило покой на наших рубежах, и нам нужна твоя помощь. Жалую тебя должностью советника военного министра и приказываю отправиться вместе с Верховным инспектором Юга Ян Чан-цюем и всем войском в провинцию Цзяочжи на новые подвиги. Посылаю тебе в дар военные доспехи, лук со стрелами, секиру и нефритовую дщицу, а также личную печать. Служи достойно!»