На другой день Цзи-син простился с матерью и дедом и уехал.
   Между тем плотники закончили работу в тереме Ледышки. Он совершенно преобразился: в комнатах великолепные окна и двери, на дворе редкостные цветы и травы – самым красивым стал этот терем в столице.
   И вот Цзи-син подошел и оторопел: перед ним прекрасный терем с крышей, опирающейся на красные столбы. На террасе лакированные перила, в окнах бисерные занавески, повсюду цветы и коралловые украшения.
   Он проговорил:
   – Судьбы домов напоминают судьбы людей. Еще вчера я видел на этом месте покосившиеся столбы и битую черепицу, и вдруг такая перемена! Так и человек: сначала румянец во всю щеку, потом седина и снова румянец, да только другой. Хорошо, что все меняется и нет этому конца!
   Ледышка ответила так:
   – И я слышала, что нет ни расцвета, ни увядания, ни радости, ни печали: то, что сегодня цветет, завтра приходит в упадок, печаль сменяется радостью, радость – печалью, румяное лицо не всегда радует, седые волосы не всегда печалят. Странен человек: он любит, связывает свою судьбу с судьбой другого, но никому не избежать бесконечной череды изменений!
   Ян согласился с нею, про себя дивясь глубине ее мыслей. А Ледышка продолжала:
   – Вы всегда навещаете меня ночью. Когда же смогу я встретить вас так, как полагается принимать почетного гостя?
   – В пятый день этой луны государь едет в Юаньлин[455], вот тогда я и приду к тебе как почетный гость.
   А Ян на другой день, как стемнело, отправился к Сливе и застал ее на берегу пруда, где она любовалась плавающими утками. Он подошел к ней незамеченным и негромко сказал:
   – Вы очень любите природу, госпожа Слива?
   Она испуганно оглянулась, Ян взял ее за руку и говорит:
   – Пятого дня этой луны Ледышка устраивает пир по случаю новоселья и приглашает всех обитательниц зеленых теремов. Ты будешь у нее?
   – Конечно!
   А как прошло пиршество и что было дальше, вы узнаете из следующей главы.

Глава шестьдесят вторая
О ТОМ, КАК ЦЗИ-СИН СДАВАЛ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭКЗАМЕН И КАК СЫН НЕБА ВОЗГЛАВИЛ ВОЙСКО ПРОТИВ СЮННУ

   Тем временем Сын Неба, выбрав благоприятный день, отправился на могилу предков: в его свите был и князь Ян с сыновьями-министрами. И этот день совпал с днем пира у Ледышки.
   Сказав бабушке, что пойдет взглянуть на императорский поезд, Цзи-син поспешил к Сливе, где его уже поджидали Ма Дэн и Лэй Вэнь-цин. Ян отослал их к Ледышке, наказав помочь в устройстве празднества. Когда Ян и Слива вошли в терем, там уже было полно гостей: столичные юноши и гетеры сидели на резных скамьях и пестрых подушках, образуя две партии, восточную и западную. Нарядные одеяния так красивы, что вошедшему сюда кажется, будто он попал в цветник, – от множества ярких красок пестрит в глазах. Просторная терраса увешана расшитыми занавесками и уставлена красивыми ширмами. Обитые шелком сиденья утопают в цветах, на двенадцати узорчатых крюках висят нефритовые подвески, в золотых, инкрустированных драгоценными каменьями курильницах дымятся благовония, на коралловом столике разложены кисти и тушечницы, цитры и свирели. И вот уже полилось рекою вино, зазвучала музыка, зазвенели песни.
   Ян попросил Сливу и Ледышку исполнить танец. Все стали в круг, дали знак музыкантам – и начали: в такт барабанам замелькали рукава узорчатых кофт, заколыхались полы халатов, кажется, будто журавли в небе машут крыльями. Следующая часть танца – Шаг лотоса: замелькали зеленые рукава, зашуршали шелковые красные юбки Сливы и Ледышки, которые вошли в круг. Потом настал черед Шага волны: кажется, будто весенние бабочки слетаются на цветы, будто фениксы клюют корм. Музыка стала быстрее – изгибаются гибкие станы, словно ивы под напором ветра, поднимаются вверх яшмовые руки и трепещут, словно ласточкины крылья в облаках. Танцующие сходятся, потом, повинуясь ритму, расходятся, коснувшись друг друга кончиками пальцев. Наконец круг разомкнулся, и все замерли в восторге, восхищенные красотой и талантами хозяйки терема.
   Когда гости покончили с вином и всяческой снедью, Ледышка вышла вперед и сказала, обращаясь к Яну и к другим юношам:
   – Сегодня я праздную возрождение нашего старого терема. Благодарю всех вас за то, что пришли на мой праздник. Давайте же каждый год собираться в этот день у меня и отмечать славное событие.
   Один из друзей Цзи-сина вскочил и закричал:
   – Господин Ян – герой этого пиршества. Да будет всем известно, что он самый талантливый поэт среди нас! Ради него я готов, по примеру Гао Ли-ши[456], снять туфлю – госпожа хозяйка пусть бросит в нее тушь, госпожа Слива пусть разведет ее, гетеры Иволга и Милашка расстелят узорчатую бумагу, Фея и Облачко посветят фонарем, а господин Ян пусть напишет нам стихи!
   Опираясь левой рукой на столик, Цзи-син берет в руку кисть. Гетеры разводят тушь под названием Аромат дракона, расправляют тонкую, словно изготовленную руками Сюэ Тао[457], бумагу, и Ян, не отрывая кисти, пишет, приговаривая:
   – Коли сочинять стихи, пусть они будут такими:
 
Красная пыль на красных холмах –
Значит, весну встречать;
Синь черепицы, багрянец столбов –
Терем ожил опять.
Крыша изогнута, словно крыла,
Ласточки мирно сидят.
Хозяйка – наследница той, что слыла
Жрицей зеленых палат!
Древние танцы и песни хранит
Дочь достославной Вэй У,
Красавица наша держит сама
Честь родовую свою!
Тронула цитры струны она –
Ответа от юноши нет,
Пришлось ей надеть на себя старье –
Верности свят обет!
Тряпьем красивый прежде наряд
Под ветром стал и дождем,
Упала ограда, терем осел,
Щели зияют в нем.
Нехотя выйдет она на крыльцо,
В изгибе бровей – тоска,
Нет экипажей возле ворот,
Даже их тень далека,
Персик и слива увяли в саду –
Нету на ветках ни лепестка!
 
   Цзи-син продолжал:
 
Пусть пробежит олень по траве –
Трава сохранит аромат,
Пусть молчаливо стоят цветы –
Бабочки к ним летят.
Горы и реки, луна и скала –
Верен и вечен их круг,
Только озера, где лотос растет,
Исчезнут и явятся вдруг.
Вот и сошлись ее красота
И юноши дар наконец,
Слушают весело радости песнь
Реки, и горы, и лес;
В золоте белые стены блестят –
Терем опять воскрес,
Он даже лучше прежнего стал:
Не терем – почти дворец!
Вот он стоит, устремленный ввысь,
Нет счету кораллам, шелкам,
Жемчугом светлым украшен зал,
В двери резные войду:
Парами фениксы сидят на крыльце,
Селезень с уткой в пруду;
Люди луне подобны в ночи,
А кони их – облакам!
Если однажды узнала ты,
Что кровные узы есть,
Обязана ты до смерти хранить
Старинного рода честь –
Этот обычай древен, как мир,
Лет его жизни не счесть!
Если ты хочешь прославленной быть,
Какой была твоя мать,
Не уставай же в память ее
Петь, играть, танцевать!
Вот перед вами картин моих шесть –
В дар их прошу принять!
 
   Когда Ян писал, один иероглиф соединялся с другим, и казалось, будто змея или дракон переползает со строки на строку. Окончив, он сказал гетерам:
   – Больше не могу, голова кругом идет. Теперь ваш черед.
   Начала Слива-в-снегу:
 
Эх, бросаю взор на восток!
Багровеет луна.
Перед зеркалом встав,
Навожу красоту –
Крашу губы, брови черню
И, собой довольна сполна,
Надеваю яркий наряд,
В нем по цветам иду.
 
   Прочитала свои стихи Ледышка:
 
Эх, на запад бросаю взор!
Опустилась ко мне
Ночь за пиром вослед,
Расстилаю постель,
Рядом с милым ложусь,
В голове моей хмель,
Вижу тени дерев
В растворенном окне.
 
   Настала очередь гетеры по прозвищу Облачко:
 
Эх, на юг я бросаю взор!
Сажусь и смотрю
На вершины зеленых гор,
Скоро к ущелью У,
К Южным горам помчусь,
Чтобы маревом стать,
Чтобы там из тучки – дождем
Любви поливать.
 
   Прочитала свое сочинение Фея-на-журавле:
 
Эх, на север бросаю взор!
Тянет ночь холодком,
А рубашка моя тонка;
Не румяным лицом,
Не богатством своим хвались –
Лучше песню одну,
«Покидаю крепость», сыграй,
Коль привадишь струну!
 
   Предпоследней была гетера Иволга:
 
Эх, взор я бросаю вверх!
Хорошо в небесах,
Но зачем так свежо
Дыханье земли?
Треплет ветер весны
Занавески в дверях,
Резво ласточки мчат,
Кричат журавли.
 
   Заканчивала гетера Милашка:
 
Эх, взор я бросаю вниз!
На подушках моих шелка,
А поверх – тело к телу – мы;
Я достала из сундука
Красную юбку, в нее
Свой стан облекла;
Чтобы милый был рад –
Для него же юбку сняла!
 
   Последние строки начертал Цзи-син:
 
Падаю ниц, дорогих гостей
Приглашаю подняться в дом,
Привязав к столбу каурых коней
У ворот, где ива по-над ручьем.
Зеркала пусть видят людей
Всегда с румяным лицом!
 
   Отложив кисть, Ян сказал:
   – Право, обитательницы зеленых теремов очень искусны в стихосложении. Сочинения ваши прекрасны, давайте сделаем из них песни!
   Слива улыбнулась:
   – Когда «бросают взор», то стихи читают все по очереди. Предлагаю сделать так: мы запеваем, наши гости нам подпевают!
   Все согласились, и гетеры согласно затянули хором красивую мелодию.
   Пир закончился, только когда настала глубокая ночь.
   Но вот однажды Цзи-син взял со стола зеркало и принялся рассматривать свое отражение: до чего же он исхудал, как ввалились глаза и запали щеки! Он сел на постели и тяжело вздохнул.
   – Все потому, что весь свой пыл трачу я не на помощь отцу и братьям, а на любовь! Нет, мужчина должен заниматься делом: служить государю, заботиться о народе и совершать подвиги, дабы прославить свое имя в веках. Я же дни и ночи пропадаю в зеленых теремах, бражничаю, обманываю родных, совращаю друзей, забываю отца с матерью, которые любят меня и верят мне! А ведь красотки – что лакомство, – одного яства вкусишь, и хочется уже другого. В полгода узнал я самых знаменитых гетер, и если теперь же не покончить с этой разгульной жизнью, то меня ждет бездна разврата. Пора наконец образумиться!
   С этого дня он забыл в зеленые терема дорогу, сел за книги и принялся готовиться к экзамену, который император устраивал теперь раз в три года для юношей, желающих поступить на государственную службу. Цзи-син сказал отцу о своем намерении участвовать в испытаниях, но тот решительно отказал сыну.
   – Я вышел из скромной, бедной семьи, добился высокого положения упорным трудом. Вот и ты позанимайся-ка подольше да поусерднее, а там посмотрим! Разве можно в этом деле спешить?
   Цзи-син покорно ушел к себе, а Хун говорит:
   – Если вы любите Цзи-сина, позвольте ему сдавать экзамен!
   – Это еще почему? – удивился князь.
   Хун помолчала и ответила так:
   – У Цзи-сина очень живая душа; если закрыть перед нею дорогу добра, она ступит на дорогу зла!
   Князь не мог не прислушаться к совету Хун. Опустил голову, задумался, потом велел позвать Цзи-сина и объявил, что разрешает отправиться на экзамен. Обрадованный Цзи-син начал собираться. Вечером, когда небо прояснилось и явилась круглая луна, он вышел во двор и стал расхаживать, разговаривая сам с собой:
   – В зеленых теремах у меня много подруг, и, каждую по-своему, всех я их люблю, и мне нелегко с ними так сразу расстаться, но если я попаду в списки экзаменующихся, то уже не смогу навещать их. Схожу-ка я к ним и расскажу, что мне предстоит в скором будущем!
   Он зашел к Сливе и вместе с нею отправился к Ледышке. Обе гетеры были удивлены таким поздним посещением.
   – Последнее время вы не заходите к нам, и мы уже подумали было, что наскучили вам. Почему же сегодня вы пришли, но избрали такой поздний час?
   Ян взял подруг за руки.
   – Долго не решался я выйти в самостоятельную жизнь, а на днях понял, что пора мне сдавать государственный экзамен. Если судьба будет милостива и я выдержу испытания, то не скоро окажусь у вас снова. Вот я и пришел проститься!
   Загрустив, гетеры молчали. Тогда Ян велел принести вина, и все осушили по бокалу, по другому и по третьему. Слива подняла голову и запела:
 
Каждому ведомо, что мотылек
Летит от цветка к цветку.
Даже весне приходит конец,
И радость рождает тоску!
Выпьем за то, чтоб короче стал
Обратный путь мотыльку!
 
   Ледышка подхватила:
 
Если увидел – не надо ломать,
Если сломал – не бросай на пути!
А ты увидел, сломал и забыл –
Ивой ли мне придорожной расти?!
 
   Кончив петь, Ледышка стала совсем печальной, а Слива, наоборот, улыбнулась и говорит:
   – Издавна молодые люди ославляют нас ради службы, – что ж, мужчина должен совершать большие дела, а не прятаться за юбку возлюбленной. Вы покидаете нас, но хотя бы не забывайте!
   Цзи-син похвалил Сливу за бодрость духа и здравомыслие и вскоре, распростившись с подругами, ушел.
   Через несколько дней он уже держал экзамен и оказался среди тех, кто хорошо ответил на все вопросы. Просмотрев сочинения, император с восторгом произнес:
   – «Верного слугу ищи в преданном сыне!» – так гласит поговорка, и мы полагаем, что нашей опорой вполне может стать очередной сын Яньского князя!
   Государь приказал огласить имена отличившихся на экзамене: первый диплом со знаком Дракона получил Ян Цзи-син, четвертый сын Ян Чан-цюя, Яньского князя, второй такой диплом достался Хуан Шэн-луну, сыну министра Хуан Жу-юя; первый диплом со знаком Тигра получил Лэй Вэнь-цин, второй внук старого воина Лэй Тянь-фэна, второй такой диплом вручили Ма Дэну, сыну храбреца Ма Да. Каждый из награжденных подошел к трону и принял из рук государя коричный цветок и грамоту на выдачу халата и экипажа. Ян Цзи-син удостоен был также звания академика и награжден музыкальными инструментами из придворного хранилища. Накинув на плечи алый халат и подхватив его поясом, украшенным нефритовыми подвесками, академик Ян сел на коня из императорской конюшни, взял инструменты и отбыл в родительский дом. Отец с братьями ехали с ним по улицам столицы, запруженным молодыми людьми, желавшими хоть одним глазком взглянуть на юного академика и выразить ему свое восхищение. Во всех зеленых теремах, мимо которых они проезжали, сдвигались в сторону занавески, и в окошках показывались красавицы, живо обсуждавшие взлет молодого Яна и предрекавшие счастье Сливе и Ледышке. Академик смотрел на недавних подруг чистыми, как осенние воды, глазами, в которых светились радость и любовь. Рядом с Яном ехали юные Лэй и Ма в сопровождении славных воинов Лэй Тянь-фэна и Ма Да. Юноши играли на трубах, а обитательницы зеленых теремов бросали им фрукты и отпускали веселые шуточки. Лэй Тянь-фэн сказал внуку:
   – Когда мне было девятнадцать лет и я проезжал после сдачи экзамена мимо зеленых теремов, девицы забрасывали меня цветами. Я рад, что моего внука приветствуют сегодня точно так же!
   Дома Цзи-сина радостно встретили дед и бабка, а счастью Феи не было предела.
   Как раз в эту пору дочери Сына Неба, принцессе Шу-вань, исполнилось тринадцать лет, и она еще ни за кого не была просватана. Однажды супруга государя говорит ему:
   – Вчера мы с придворными дамами обсуждали тех, кто отличился на последних государственных экзаменах: четвертый сын князя Яна кажется нам более красивым, чем его старший брат Чжан-син. Теперь, когда я вижу Чжан-сина во дворце, мне на ум сразу приходит Цзи-син. Но у князя как будто есть и пятый сын, хорошо было бы выдать нашу дочь за него!
   Император улыбнулся:
   – Я и сам подумывал об этом. Надо будет поговорить с князем.
   На другой день государь пригласил к себе князя для беседы и между прочим спросил:
   – Мы слышали, ваш пятый сын уже подрос. Сколько же ему сейчас лет?
   – Тринадцать, ваше величество!
   – А у нас растет дочь, ей тоже тринадцать. Не хотите ли, князь, скрепить нашу с вами дружбу родственными узами?
   Сложив ладони, князь низко поклонился. Император продолжал:
   – Старший ваш сын, Чжан-син, – муж нашей племянницы, пусть теперь и наша дочь станет вашей невесткой! Это великолепно!
   Сын Неба тут же вызвал гадателя и приказал определить благоприятный день. Вскоре была сыграна и свадьба: жених и невеста поразили всех присутствовавших красотой и пышными нарядами. Принцесса оказалась кроткой, ласковой к мужу и послушной родителям. Гости без стеснения завидовали счастью князя Яна.
   В эту пору Сын Неба был в расцвете лет и сил – ежедневно вникал во все государственные дела и просматривал исторические хроники.
   И однажды ему принесли послание от правителя Шанцзюня. В нем говорилось вот что:
 
   «Северные сюнну и другие племена варваров объединили свои силы и движутся к нашим укреплениям на севере. Только что я получил письмо от их предводителя, – язык не поворачивается передать его содержание. Не смея, однако, скрыть его от Вашего Величества, привожу текст полностью: „Судьба переменчива, и настал час гибели страны Мин. Я взял на себя заботу о народах севера и решил вести их к югу, дабы даровать им все земли среди четырех морей. Кто следует велениям Неба, остается жить, кто им противится, тот погибает! Не спорь же с судьбой – сдавай свои владения!“
 
   Прочитав это, император впал в великий гнев и приказал собрать всех вельмож и сановников и объявить им, что он сам поведет войско против варваров. Князь Ян попросил государя выслушать его.
   – Северные сюнну совсем не то, что южные варвары: нравом свирепы, появляются и исчезают неожиданно, как истые звери. Мечтая завоевать страну Мин, они нападают на наши приграничные селенья, грабят крестьян, угоняют скот, а потом убегают в свои логова. Поэтому мудрые правители древности не поднимали на них оружия и пытались умиротворить их подачками. Ханьский Гао-цзу двинул на них лучшие свои войска, и все же под Бодэном ему пришлось семь дней пробиваться из окружения! Ханьский У-ди вел с ними нескончаемые войны, но так и не смог отомстить за своего великого предка. Вы, ваше величество, в порыве справедливого гнева решили самолично возглавить войско, но это опасно, ибо сюнну могут узнать вас и попытаются убить. Разумнее было бы назначить кого-либо из наших прославленных военачальников и поручить ему навести порядок на рубежах империи!
   Однако император даже слушать князя не стал, и тот понял, что государя не переубедишь. Сын Неба приказал князю охранять наследника престола и вести все государственные дела, возвел военного министра Ян Чжан-сина в звание помощника верховного командующего, назначил старого Лэй Тянь-фэна начальником передового отряда. Командующим отрядом, что слева от середины, стал Лэй Вэнь-цин, отрядом, что справа от середины, – Хань Би-лянь, левым тысяцким – Дун Чу, правым тысяцким – Ма Да, начальником замыкающего отряда – Су Юй-цин. Миллионное войско, ведомое лучшими военачальниками, выступило в поход: знамена и флажки отгородили твердь от неба, трубы и барабаны сотрясали окрестности, земля ходила ходуном от топота ног и копыт, свет солнца и луны померкнул. Всюду, где шло войско, народ ликовал, предвкушая скорую победу, люди свято верили в непогрешимость молодого и полного сил императора.
   На двадцатый день войско достигло земель Шаньси[458], что в двух тысячах ли от столицы. Отдохнув несколько времени, пополнив припасы, войско двинулось дальше и подошло к землям Яньмынь, где объединилось с местным ополчением. Вскоре южнее Тяньшаня и севернее Чанчэна не могла уже ни птица пролететь, ни мышь проскользнуть незамеченной. Надев латы и накинув поверх алый халат, Сын Неба поднялся на возвышение и огласил послание предводителю сюнну:
 
   «Презрев величие Сына Неба, ты осмелился напасть на необоримую державу. Мы не можем бесстрастно смотреть на муки нашего народа и потому привели с собой миллионное войско. Хочешь драться – выходи на бой, не хочешь – складывай оружие!»
 
   Прочитав это, сюнну мгновенно собрали все свои отряды воедино и исчезли без следа, только их и видели. Государь привел войско к подножию гор Чилэшань и внимательно оглядел видневшуюся на севере крепость Хуванчэн: стоит она одиноко, и на тысячи ли кругом ни единой живой души! Воины возликовали, послышались здравицы государю. Император усмехнулся и велел Ян Чжан-сину с десятитысячным отрядом отправиться к монгольским степям и проверить, нет ли там врага. Дун Чу и Ма Да он приказал взять каждому по десять тысяч войска, обследовать местность к западу от гор Тяньшань и узнать, не скрылись ли варвары на подступах к заставе Яшмовых ворот. И тут десятки тысяч монгольских всадников, которых сюнну оставили в засаде, внезапно выскочили из укрытия и окружили императора с остатками минского войска, а вскоре на подмогу подошли миллионы чжурчжэней. Три дня и три ночи сжимали они кольцо, многие тысячи минских воинов полегли в неравной схватке. Командующие Лэй и Хань сражались самоотверженно, но положение становилось что ни час все опаснее: войску грозила голодная смерть. Вдруг с востока послышался конский топот, и все увидели скачущего всадника. А кто это был, вы узнаете из следующей главы.

Глава шестьдесят третья
О ТОМ, КАК ВЕРХОВНЫЙ ПОЛКОВОДЕЦ ЯН ЧЖАН-СИН ПОЛУЧИЛ ТИТУЛ ЦИНЬСКОГО КНЯЗЯ И КАК ОГНЕННЫЙ КНЯЗЬ ВНОВЬ ВСТРЕТИЛСЯ С ДОЧЕРЬЮ

   Итак, Ян Чжан-син с десятью тысячами подошел к монгольским степям, что восточнее гор Хэланьшань, но сюнну не обнаружил, хотя следы их видел часто. Он хотел уже двинуться дальше, когда привели пленного, – он вез послание к монгольскому хану с просьбой о подмоге конницей. Ян приказал допросить посыльного с пристрастием и узнал, что сюнну окружили минского императора у горы Чилэшань и ждут только монголов, чтобы завершить разгром минского войска.
   Ян вскочил в седло, ударил плетью коня и стрелой помчался на выручку государю. Увидев, что государь на самом деле в бедственном положении, полководец пришел в ярость. Он построил свой отряд «змеей» и послал в самую гущу врагов, сам выхватил Лотосовые мечи и снес головы десятку вражеских богатырей. Воодушевленные воины бросились на варваров и начали валить их направо и налево. В рядах сюнну поднялся переполох. Однако их предводитель быстро опомнился, разделил войско на два больших отряда и окружил Ян Чжан-сина. Воспользовавшись этим, император вместе с Су Юй-цином и Лэй Тянь-фэном разорвал кольцо и стремительно пошел к югу, в направлении Дуньхуана.
   – Хорошо, что кто-то – если не Дун или Ма, то Ян Чжан-син – отвлек врагов на себя, – проговорил государь, обращаясь к Лэю и Ханю. – Но теперь наш спаситель сам попал в окружение!
   Военачальники в ответ:
   – Мы слышали грохот наступления с северо-запада, – должно быть, это был министр Ян. Мы со своими отрядами хотим пойти ему на выручку!
   Император разрешил им действовать по усмотрению.
   Тем временем Яна не оставляли мысли о государе.
   – Мы не знаем, где сейчас Сын Неба, – обратился он к воинам, – но искать его нужно возле Дуньхуана. Соберите силы и пробивайтесь за мной к югу. Кто не поспеет за нами, пусть выбирается в одиночку.
   Сказав так, он вскочил на коня, высоко поднял мечи, сокрушил семь десятков богатырей, вырвался из окружения и оглянулся, а за ним – всего сотня минских воинов.
   Ян тяжело вздохнул.
   – Я потерял почти весь свой отряд, как мне теперь жить, с каким лицом предстать перед государем?
   Он поднял мечи и вновь устремился на варваров – одним махом разил он десятки богатырей. Увидев это, предводитель сюнну в гневе закричал;
   – Позор – миллионы воинов не могут справиться с одним молокососом!
   Он отобрал из монголов пять тысяч самых стойких и сильных и повел их в бой. Предводитель был очень храбр и искусен во владении копьем, а оно имело на конце зубцы и весило несколько сот цзиней. Если пронзить таким оружием человека или зверя, то можно потом тащить его за собой, куда угодно.
   Размахивая копьем, варвар кинулся на Яна. Трижды сходились они, и трижды Яну удавалось уклониться от удара. Вдруг за спиной предводителя сюнну послышались крики – это пришла помощь Яну.
   – Здесь начальник левого отряда Лэй Вэнь-цин и начальник правого отряда Хань Би-лянь! Бросай оружие, варвар! – крикнули минские богатыри.