Страница:
Хун обращается к Яну:
– Если Тосе расположил здесь засаду, то он сможет ударить нашему войску в тыл, поэтому, я считаю, мы должны сначала взять эту крепость.
– А как будем брать ее? – спрашивает Ян. – Станем у подножья горы на ночлег, а Ма Да и Дун Чу с пятитысячным отрядом пошлем на север от крепости. С рассветом, когда выйдем основными силами в путь, Тосе попытается напасть на нас сзади и застать врасплох. Крепость останется без охраны, и Ма Да и Дун Чу захватят ее.
Ян одобрил план. Войско расположилось привалом у горы, Ма Да и Дун Чу ушли со своим отрядом в засаду. Поутру загремели барабаны, и войско выступило в поход. Босе открыл ворота и поскакал по склону горы, крича:
– Эй, жалкий крысенок Ян! Ты осмелился приблизиться к пасти тигра! Сейчас поглядим, какой ты храбрый!
Хлестнув коня, он помчался вдогонку за войском минов. Хун без промедления перестроила отряд: передовой стал замыкающим, замыкающий – передовым, воины повернули коней и бросились навстречу варварам. Ян с начальниками отрядов наблюдал за сражением с возвышения. Босе своим черным лицом, тигриными глазами, медвежьим станом и всей повадкой напоминал необузданного дикого зверя ростом в десять чи. Держа в каждой руке по железной булаве, он с воплями мчался на минов.
– Да это не люди, а настоящие дьяволы! – проговорил Ян и приказал Лэй Тянь-фэну выйти на поединок с варваром. Подняв секиру, Лэй попытался нанести удар, но Босе, зажав булавы под мышкой, схватил ее левой рукой и начал оттягивать в сторону. Рассвирепевший Лэй, напрягаясь изо всех сил, потянул секиру к себе, но тут варвар отнял руку, и Лэй, потеряв равновесие, свалился с коня на землю.
– Ну и герой! – захохотал Босе. – На тебе мою булаву, попытай силенки еще раз!
И он швырнул булаву Лэю, – страшная дубина наполовину ушла в землю. Лэй ухватился за ручку и потащил, с огромным трудом выдернул булаву из земли, приподнял и тут же уронил – она весила много тысяч цзиней. Вконец раздосадованный, минский богатырь вскочил на коня и ускакал.
– Это не человек, – пробурчал Лэй, представ перед Яном, – он как тот легендарный герой, что опрокинул гору Шушань, или как знаменитый потомок чуского бавана[238], что поднял зараз девять котлов!
А Босе кричит во все горло:
– Твои богатыри мне нипочем! Веди сюда хоть все свое государство во главе с самим императором, я и тогда вас не убоюсь!
– Ну и наглец! – осерчал Ян. – Клянусь не вернуться живым, если не добуду его голову!
– Позвольте для начала сразиться с ним мне, ничтожному! – улыбнулась Хун.
Ян промолчал, а Хун продолжает:
– Я не возьму с собой мои любимые мечи, жаль пачкать их грязной кровью. У меня в колчане пять стрел – этого хватит, чтобы проучить негодяя. Если не попаду в него с трех раз, можете меня разжаловать!
Хун сняла с пояса мечи и, отдав их Сунь Сань, вскочила на коня. Она показала Босе чудеса ловкости, все время держа его на некотором удалении от себя. Воины обеих сторон наблюдали за схваткой, инспектор поднялся на возвышение, чтобы лучше видеть. Он был готов двинуть вперед все войско, если Хун будет грозить опасность. А чем окончился поединок, вы узнаете из следующей главы.
Глава двадцать вторая
Когда князь Босе, правитель земли Шаотай, размахивая булавами, ринулся навстречу минским воинам, осыпая их грубой бранью, против него верхом на горячем скакуне выехал юноша в блестящем шлеме и шелковом халате с луком через плечо и колчаном у пояса. Глаза прекрасного юноши сияли, как звезды, белое лицо напоминало нефрит, искрились драгоценные украшения на оружии. Увидев его, Босе захохотал.
– Дряхлый старик убрался восвояси, теперь мне прислали смазливую девицу! Что ж, я не прочь с нею поразвлечься!
Бахвалясь своей силой, он зашвырнул под небеса булаву и закричал:
– Судя по лицу, ты либо бесовка, лицо первая красавица вашей страны. Я это узнаю, когда возьму тебя живой!
Зажав булаву под мышкой, он помчался к юноше. Хун с улыбкой повернула коня, подняла лук – и стрела пронзила левый глаз варвара. Изрыгая проклятия, Босе выдернул стрелу, в ярости скинул с себя кольчугу, поднял булаву и заорал:
– Веришь в свои таланты? Ладно, попробуй-ка еще разок, – целься мне прямо в грудь!
Скрежеща зубами, он бросился на Хун, но та повернула коня и присвистнула, изображая звук летящей мимо стрелы.
Повеселевший Босе выпятил живот и крикнул:
– Я приму твою стрелу пузом, а ты прими мою булаву своей башкой!
Он поднял булаву и швырнул ее, целясь в голову Хун. Она увернулась, повела белыми руками, – просвистела стрела и впилась прямо в изрыгающий проклятья язык варвара. Тот вырвал ее, выплюнул кровь. В уцелевшем глазу клокотала ярость. Босе спрыгнул с коня и, словно тигр, начал подбираться к Хун. Прыгнул, а она стегнула скакуна плетью, и Босе схватил руками воздух.
– У тебя были оба глаза, но ты не разглядел ими величия Неба, – сказала Хун, – тогда я выстрелил первый раз. У тебя был язык, но на нем рождалась только непотребная ругань, – тогда я выстрелил второй раз. Тебя это ничему не научило. Следующая моя стрела продырявит твое гнусное сердце!
В воздухе раздался свист. Босе, хоть и был разъярен, успел прикрыться, но тут же сообразил, что его опять провел этот юный воин – стрела осталась на тетиве. Как взбешенный тигр, он начал снова прыжками приближаться к Хун. Та прищурила глаз, и стрела пронзила грудь варвара насквозь. Вскрикнув, он свалился наземь. Вытащив кинжал, Хун срезала с Босе шлем и, вернувшись к минам, вручила его Яну. Тот был в восторге и перед всем войском расхвалил искусство и мужество Хун Хунь-то.
Между тем, дождавшись, когда Босе открыл ворота и вышел из крепости со своим отрядом, Ма и Дун ворвались внутрь, не встретив сопротивления. Ян вступил в крепость, которая оказалась прямо-таки сокровищницей: в амбарах полно хлеба и мяса, а на складах – оружия, пригодного даже для морского сражения.
Ян нахмурился.
– Наши войска не обучены сражению на воде. Что мы станем делать, если Тосе навяжет его нам?
– Я хоть и не большой знаток морского дела, – улыбнулась Хун, – но когда-то изучала его, так что если бы даже ожили Чжоу Юй[239] и Чжугэ Лян, я им не много бы уступила!
Инспектор распорядился досыта накормить воинов, определил каждому отряду место для постоя. Потом взошел на высокую площадку в восточной стороне крепости, откуда открывался великолепный вид на окрестности, и сказал, обращаясь к Хун:
– Наши дни проходят в тревогах и ратных делах, мы совсем забыли об отдыхе – взгляни, какая вокруг красота! Давай возьмем вина и посидим здесь за мирной беседой!
Хун улыбнулась, попросила позволения ненадолго отлучиться, спустилась к себе, переоделась и, взяв с собой Сунь Сань, снова поднялась к Яну. Закат окрасил горы печальным багрянцем, высоко по краям неба толпились округлые облака, с земли доносилось грустное щебетание куропаток. Инспектор приказал налить вина, все трое выпили. И неожиданно Хун, опустив голову, закручинилась. Ян взял ее за руку.
– Отчего ты загрустила?
– Я слышала, – вздохнула Хун, – что рыба тоскует по своей заводи, а человек – по своей родине. Пение куропаток я знаю еще с Цзяннани, мне хорошо знакомы их голоса. Помнится, тогда они радовали меня, а сейчас печалят. Вы спрашиваете – отчего? Я губила свою жизнь в зеленом тереме, но мне посчастливилось – я встретила вас. Кажется, чего мне еще не хватает? Однако женщины устроены так, что им всегда мало того, что у них есть, им еще нужны слезы Цзингуна и вздохи Ян Шу-цзы. Я немногое понимаю в обязанностях замужней женщины, все свои помыслы я не один год отдавала поэзии, песням и танцам, поэтому часто вздыхаю о быстротечности жизни, горюю о недолговечности счастья. Прислушайтесь к пению здешних птиц! На горе полно цветов, зеленеют листья, весна в самом разгаре, куропатки парами перелетают с ветки на ветку и поют друг для друга. Их песни так радостны, что даже ивы на берегу ручья пританцовывают и травы на лугу немеют от восхищения. Пропоют – и юноша-воин придержит своего скакуна, пропоют еще раз – и девушка, только что бездумно хохотавшая в зеленом тереме, задумается и предастся мечтам. А когда кончится весна, пролетит лето, опадут листья и задует осенний ветер, то пение куропаток станет печальным. Пропоют они – и дрогнет душа смелого воина, пропоют еще раз – и. одежду красавицы омочат слезы. У птиц нет души, но они хорошо поют, а человек все слышит душой! Я соединилась с вами узами любви в далекой Цзяннани, мы снова встретились здесь, на юге, где край земли. Ни мечи Начжа и Огненного князя, ни стрелы и камни не сломили нашу любовь – мы снова сидим рядом. Но меня огорчает вот что: побелеют наши волосы, сойдет красота с лица, а пение куропаток будет все так же длиться и все так же радовать или навевать печаль! Как знать, где будут наши души через сто лет?!
– Отчего тебя одолевают такие мысли? – улыбнулся Ян. – Здесь мы оказались по воле случая и пение куропаток услышали по воле того же случая. И живем мы, и связаны любовью по прихоти судьбы, умрем мы – и ничего не останется. Если проживем в благополучии сто лет, узнаем сто лет счастья; если только один день подарит нам восторг и умиротворение, и счастье будет однодневным. Проводить солнце на запад и встретить ясную луну с востока, – разве это не огромное счастье?! Если есть еще вино, давайте его сюда! Выпьем и развеем твои грустные думы!
До глубокой ночи они беседовали и пили вино. Наступило утро, и роса увлажнила их одеяния.
– Вы ведь ведете войско, – проговорила Хун наконец, – на вас ответственности больше, чем на всех других военачальниках вместе. Ночь подошла к концу, а вино пьянит. Пора заканчивать утехи, время вернуться к себе.
– Я так давно не пил вина, – рассмеялся Ян, – что даже соскучился по нему. Сегодня слышать не желаю о ратных делах, хочу только любоваться красотой мира. Налей-ка мне еще бокал! Пусть будет целиком нашей эта ночь вдали от родины!
– Наши воины, не выпуская из рук оружия, проводят ночи в беспокойстве, – покачала головой Хун. – Разве вас это не заботит? Вы забыли о них, и это моя вина. Отныне я не уединюсь с вами до конца похода.
– Смотрю я на тебя ныне и удивляюсь, – начал сердиться Ян. – Упрямство в тебе поселилось, меня не слушаешь, всем недовольна!
Опустив голову, Хун промолчала, подогрела вино и поднесла инспектору, почтительно поклонившись.
– Я хоть и неученая, но понимаю, что супругу перечить нельзя, а нужно ему во всем угождать и всегда повиноваться. Да и кого же мне слушаться, как не вас? Вы старше меня, знаете свои силы, ночь напролет пьете вино. Жаль только, что вы не вспомнили о своих престарелых родителях, которые все время думают о вас.
Инспектор выслушал эти слова, нахмурился, отстранил бокал и удалился в свой шатер.
Хун пришла к себе опечаленная. Странно устроена жизнь. Вот она, Хун, любит Яна, верит ему, и он, Ян, тоже любит Хун, – так что, казалось бы, ему гневаться, а ей обижаться? Но таковы люди: пока томятся друг по другу, встречам всегда радуются, а когда становятся друг другу близкими, тут и начинают ссориться. Умом и знаниями Хун уступала Яну, но когда ему было весело, веселилась и Хун, когда его одолевала печаль, и ей становилось грустно. Его неласковость больно поразила ее, она впервые поняла, что не все может быть гладко между мужем и женой. Не будь женщина нежной, она перестала бы быть женщиной, а с другой стороны, и чрезмерная нежность к добру не ведет. Есть о чем подумать!
Припоминая упреки Хун, Ян в душе восхищался своей наложницей: «Создавая человека, природа обычно обделяет красивых хорошим нравом, а талантливых – красотой. Но вот уже несколько лет, как я знаю Хун, и не могу упрекнуть ее ни в каком недостатке. Если бы я был разумнее, то больше заботился бы о ней. Яшма разбивается от легкого удара, самые красивые цветы увядают быстрее других! Завтра, когда начнется бой, Хун снова придет мне на помощь, а ведь она все последние дни покоя не ведала. Пусть я обижу ее, но сделаю вид, что рассердился, и запрещу ей покидать шатер. Ей надо отдохнуть!» И через Сунь Сань он приказал Хун оставаться в шатре до его распоряжения.
И вот когда совсем рассвело, вошла Сунь Сань и сообщила, что Ян собирается напасть на варваров Пятиречья. Хун подумала-подумала, встала и отправилась к Яну. Тот читал военный трактат.
– Вчера я совершила оплошность, – проговорила Хун, – вы можете казнить меня за нее, мне станет легче. Но я никак не ждала, что вы отстраните меня от участия в сражении. Босе был силен, но Тосе не слабее его. Пятиречье – опасный край, а сегодняшний бой у нас первый. Мы неважно знаем обстановку, правильное решение принять будет трудно. И разве могу я находиться в стороне, зная, что ваша жизнь подвергается опасности? До сих пор я всюду была рядом с вами! Сейчас я хочу одного: пойти возле вас в сражение и разделить с вами ратные тяготы.
– Вы, может быть, думаете, что без вас мы не справимся с врагом? – холодно спросил Ян. – Однако исход сражения зависит от умения верховного командующего. Предстоящую битву проведет сам инспектор Юга, поэтому можете не беспокоиться.
Обиженная и взволнованная Хун ушла, а вскоре Сунь Сань объявила приказ инспектора: военачальнику Хун Хунь-то оставаться с трехтысячным отрядом в крепости Турачи, остальным войскам на рассвете выступать против варваров.
Потом к Хун забежал Су Юй-цин и сказал:
– Нам предстоит трудный бой. Наверно, поэтому инспектор решил возглавить войско сам и не подвергать вас опасности. Он очень заботится о вас!
– Вы неправильно поняли действия инспектора Яна, – ответила Хун. – Верно, что Хун Хунь-то умело владеет копьем, хорошо дерется мечом и может взять приступом крепость, но даже десяток таких, как Хун Хунь-то, не сравнятся с инспектором в искусстве военных построений и сплочении всех сил для разгрома врага. Я просто нездоров и не могу следовать за войском. Ступайте к своему отряду, а если произойдет что-либо непредвиденное, немедля дайте мне знать, чтобы сообща мы одолели беду.
На рассвете Ян поднял войско. От Турачей до Пятиречья предстояло пройти около двадцати ли. Инспектор разделил войско: первый отряд возглавил Лэй Тянь-фэн, второй – Дун Чу, начальник отряда, что слева от середины, третий – Ма Да, начальник отряда, что справа от середины, четвертый – храбрый Су Юй-цин, а пятый, основной, – сам Ян.
Войско построилось недалеко от Пятиречья. Конница стала с востока и с запада, колесницы и пешие воины – посередине. Такое расположение казалось настолько уязвимым, что Су Юй-цин даже подумал: «Варвары любят наскакивать внезапно. Если они пойдут на середину, то отряды с боков окажутся ослабленными». Он без промедления послал гонца к Хун, обрисовав положение перед началом сражения и спрашивая ее совета.
Тем временем Ян, завершив подготовку к битве, составил послание и пустил его со стрелой в стан варваров. Вот что там говорилось:
Незадолго перед тем коварный Тосе поднялся на крепостную стену у ворот, осмотрел боевые порядки войск Яна и сказал:
– Минский воитель построил войско в линию. Говорят, кто силен серединой, тот не может похвастать краями. Если бросить конницу вперед, она разрежет их построение надвое, и мы отпразднуем победу.
– Я вижу порядки минов, – проговорила Маленькая бодисатва, – их позиция кажется мне крепкой, а колесницы и кони у них хорошие. Этого нельзя не учитывать!
И тут у их ног упала стрела с посланием. Прочитав его, Тосе расхохотался.
– Вот бы никогда не подумал, что минский полководец так глуп! Если он взялся рассуждать о честности, то я непременно возьму его в плен живым!
Он отворил восточные ворота и во главе шести тысяч войска ринулся, как ураган, на минов. Ян взмахнул флажком – загрохотали барабаны, правый и левый отряды двинулись навстречу один другому и сомкнулись, образовав кольцо. Тосе, оказавшись в ловушке, поднял копье, чтобы пробиваться из окружения. Варвар был страшен: ростом свыше десяти чи, зеленого цвета лицо, глаза выпученные, бородища как у тигра. Оглядев своих богатырей, Ян спросил, кто сумеет схватить предводителя варваров. Вперед вышел Лэй Тянь-фэн. Разъяренный Тосе издал боевой клич, засверкал своими глазищами-плошками, дернул себя за бороду и ринулся на Лэя – вот-вот раздавит его. Даже конь минского воина в испуге отпрянул. Но Ма Да и Дун Чу обнажили мечи и кинулись на подмогу. Варвар не дрогнул и начал наскакивать на троих минов то справа, то слева. Поединок завязался тяжелый. Су Юй-цин обратился к Яну:
– Если стараться взять Тосе живым, будет много жертв. Что, если вызвать лучников и подстрелить варвара?
– В наставлении по военному делу говорится, что не следует добивать врага, оказавшегося в трудном положении, – улыбнулся Ян. – Если сумеет выбраться, пусть уходит!
– Тосе свиреп, как тигр. И если выпустить тигра из ловушки, он может наделать немало бед! – возразил Су Юй-цин.
Это убедило Яна. Кликнули лучников, те окружили варвара, сотни стрел взвились в воздух. Учуяв опасность, Тосе успел спрыгнуть с коня и выхватить меч, чтобы отбить стрелы. Все же несколько десятков их вонзились в него. Хлынула кровь, Тосе было упал, но тут же вскочил и с громоподобным рыком вырвался из кольца.
Ян повернул назад, сделав вид, что отступает. А в это время Маленькая бодисатва с остатком войска вышла из крепости на помощь своему мужу. Но едва она появилась за воротами, как наткнулась на отряды Яна, и закипела рукопашная схватка. Гром битвы сотрясал небо и землю, горы трупов закрыли поле сражения. Увидя раненого Тосе, Маленькая бодисатва подхватила его и увела в крепость, закрыв за собой ворота. День уже склонился к вечеру, и Ян приказал отходить в Турачи. Неожиданно верхом на коне появилась Сунь Сань. Инспектор спросил у нее, как дела в крепости.
– Я привез письмо Су Юй-цину от Хун Хунь-то, – ответила та.
Спросив у Су Юй-цина, что за письмо прислала Хун Хунь-то, Ян услышал в ответ:
– Я сомневался в правильности нашего построения и спросил совета.
Инспектор развернул письмо и прочитал:
Навстречу Яну из ворот крепости Турачи вышла Хун и помогла разместить войско на отдых. Смеркалось, дозорные зажгли фонари. Инспектор сидел у себя в шатре, а Хун, хмурая, словно тень, стояла молча рядом. Яркий румянец горел на ее персиковых щеках. Ян бросал на нее косые взгляды и, наконец, не выдержав молчания, притворно вздохнул.
– Что же делать? Передо мною сильный противник, а у меня нет хорошего военачальника!
Он оперся о столик, а Хун, поймав взгляд Яна, неожиданно спросила:
– Как сложилось сражение? Инспектор снова вздохнул.
– Какая досада, что мне не хватает знаний, мало, видно, прочитал я военных трактатов. Но, к счастью, через Су Юй-цина я узнал от Хун Хунь-то, что порядок, в котором я расположил войска, называется «змеей».
Хун опустила голову и улыбнулась, а Ян взял ее за руку, усадил рядом и проговорил:
– Легче быть командующим миллионного войска, чем мужем неугомонной жены. Перед сегодняшним сражением я поступил с тобой нехорошо, отстранил от дел, правда, ради того, чтобы ты отдохнула. Я был груб, обидел тебя, но теперь, не завершив сражения полной победой, понял, что нет у меня более искусного воина, нежели ты.
Хун потупилась от смущения, а Ян продолжал:
– По сравнению с тобой я мальчишка. Все эти тревоги за тысячи ли от родины, тоска по дому, усталость от дел доконали меня, вот я и сорвался. А что касается положения дел, оно кажется мне более сложным, чем в борьбе с Начжа. Тосе – это просто свирепый зверь, но Маленькая бодисатва – умная бестия, с нею справиться нелегко.
– А я, хоть и нет у меня особых талантов, осилю ее. Вы же одолейте Тосе. Согласны так поделить врагов? – улыбнулась Хун.
Ян кивнул в ответ и задержал Хун у себя в шатре.
– Мы условились с тобой о скромности, но это было до победы над Начжа. Давай проведем эту ночь вместе, возродим нашу старую любовь!
Он позвал Сунь Сань и приказал:
– Нам с Хун нужно обсудить военные дела, она задержится у меня до утра, поэтому стой у шатра дозором и охраняй наш покой.
Сунь Сань ушла, посмеиваясь и бормоча:
– Вот теперь мне стало совсем ясно: если муж любит жену, то после нежных объятий следует ссора, а после ссоры следуют нежные объятия. Иначе кто бы мог подумать, что мудрый инспектор и сдержанная воительница так быстро помирятся после размолвки?!
Забыли обо всем на свете и предались любви Ян и Хун. Задремав только к исходу ночи, они и не заметили, как наступил рассвет. Ян очнулся первым. Вода в часах уже перелилась из верхней чаши в нижнюю, над западной горой угасала бледная луна. В зеленоватом свете утра Ян залюбовался Хун: ее яшмовая кожа блестела, пышные волосы разметались по подушке. Однако дыхание ее было неровным, во сне она то пылала от жара, то дрожала от озноба, временами негромко стонала. Поглаживая руки Хун, Ян думал: «Такая слабая, она воюет бок о бок со мной, носит оружие и сражается наравне с другими. Я бываю слишком несправедлив к ней!»
Тут Хун проснулась, быстро поднялась и оделась.
– Мне не нравится твое состояние, – проговорил Ян, – похоже, у тебя жар. Ты и сегодня не примешь участия в сражении, тебе необходимо отлежаться.
Хун подумала: «Он опять в плохом настроении и поэтому не пускает меня в бой». Она промолчала, а Ян продолжал:
– Я изучил Пятиречье: оно расположено в низине, перед ним протекает большая река. Если мне не удастся овладеть крепостью и сегодня, то завтра я направлю через стены воду. Что скажешь о моем плане?
– Я бы посоветовала вам еще раз осмотреть местность, – ответила Хун.
На заре инспектор подошел с войском к Пятиречью и разбил стан. Подозвал Су Юй-цина и говорит:
– Ты видишь у варваров в крепости какой-то странный дым? Похоже, что Маленькая бодисатва замыслила что-то недоброе против нас. Возьми сколько нужно воинов и попытайся выведать ее намерения.
А Хун, простившись с Яном, поднялась на крепостную стену и стала наблюдать за тем, что делается возле Пятиречья. Неожиданно она бегом вернулась к себе и подозвала Сунь Сань:
– Будет сильный западный ветер! Скорее отнеси Яну лисью шубу.
Она передала верной рыбачке узел, завернутый в красный платок, и добавила:
– Здесь шуба и письмо. Поторопись!
Сунь Сань вскочила на коня и помчалась к Пятиречью.
Тем временем Ян, построив войска, начал приступ. Тосе не высунул носа наружу. И тут появилась Сунь
Сань и передала инспектору шубу. Удивленный Ян спрашивает:
– Зачем мне шуба в теплый день?
– Вам, наверно, надо прочитать письмо! Ян раскрыл пакет.
К письму был приложен план построения.
– Возвращайся немедля к Хун, – сказал Ян Сунь Сань, – и передай мою благодарность. Скажи, что хотя день теплый, но из Пятиречья задул пронзительный ветер и шуба пришлась ко времени.
Отослав Сунь Сань, Ян присел к столику и принялся изучать план. Вдруг раздался крик, возвещавший о том, что Маленькая бодисатва предприняла наступление. А чем оно кончилось, об этом в следующей главе.
Глава двадцать третья
Проиграв первое сражение, раненый Тосе сел с женой обдумывать план разгрома минского войска.
– Великий князь мужественно сражался весь день, – начала Маленькая бодисатва, – и не смог одолеть этого молокососа. Я намерена отомстить за великого князя.
Она приказала открыть ворота крепости и сама повела свое войско в наступление. Ян наблюдал за началом боя с возвышения. Он видел: выехала Маленькая бодисатва, на голове у нее красный тюрбан, на плечах – пестрые одеянья, в правой руке она сжимает меч, в левой – колокольчик. Вид ее способен устрашить кого угодно, да и свирепости ей не занимать. Она подняла меч к небу, зазвонила в колокольчик – и в выси появились разноцветные облака, окутавшие все вокруг, а из них возникли бесчисленные бесы во главе с Мара. Страшные и свирепые, сидя кто на слоне, кто на тигре, кто на барсе, тридцать шесть демонов и семьдесят два злых духа повели бесов против минов. Сам Мара восседал верхом на льве, плечи предводителя нечисти украшало золотое одеяние с изображениями солнца и луны, на голове у Мара – Семизвездье, на груди – знаки двадцати восьми созвездий, сверкающие на все десять сторон света. Изо рта Мара пышет пламя, никто не осмеливается приблизиться к нему. Ян тотчас перестроил войско, расположив его по плану «ловушка бесам»: пятьсот воинов, разувшись и скинув шлемы, стали с севера и начали хором читать заклинания; тысяча воинов с пиками наперевес стали с юго-востока, еще тысяча с мечами – с юго-запада и по тысяче с барабанами и гонгами – по четырем направлениям. Ни военачальники, ни воины не поняли смысла перестроения, но послушно исполнили приказ.
– Если Тосе расположил здесь засаду, то он сможет ударить нашему войску в тыл, поэтому, я считаю, мы должны сначала взять эту крепость.
– А как будем брать ее? – спрашивает Ян. – Станем у подножья горы на ночлег, а Ма Да и Дун Чу с пятитысячным отрядом пошлем на север от крепости. С рассветом, когда выйдем основными силами в путь, Тосе попытается напасть на нас сзади и застать врасплох. Крепость останется без охраны, и Ма Да и Дун Чу захватят ее.
Ян одобрил план. Войско расположилось привалом у горы, Ма Да и Дун Чу ушли со своим отрядом в засаду. Поутру загремели барабаны, и войско выступило в поход. Босе открыл ворота и поскакал по склону горы, крича:
– Эй, жалкий крысенок Ян! Ты осмелился приблизиться к пасти тигра! Сейчас поглядим, какой ты храбрый!
Хлестнув коня, он помчался вдогонку за войском минов. Хун без промедления перестроила отряд: передовой стал замыкающим, замыкающий – передовым, воины повернули коней и бросились навстречу варварам. Ян с начальниками отрядов наблюдал за сражением с возвышения. Босе своим черным лицом, тигриными глазами, медвежьим станом и всей повадкой напоминал необузданного дикого зверя ростом в десять чи. Держа в каждой руке по железной булаве, он с воплями мчался на минов.
– Да это не люди, а настоящие дьяволы! – проговорил Ян и приказал Лэй Тянь-фэну выйти на поединок с варваром. Подняв секиру, Лэй попытался нанести удар, но Босе, зажав булавы под мышкой, схватил ее левой рукой и начал оттягивать в сторону. Рассвирепевший Лэй, напрягаясь изо всех сил, потянул секиру к себе, но тут варвар отнял руку, и Лэй, потеряв равновесие, свалился с коня на землю.
– Ну и герой! – захохотал Босе. – На тебе мою булаву, попытай силенки еще раз!
И он швырнул булаву Лэю, – страшная дубина наполовину ушла в землю. Лэй ухватился за ручку и потащил, с огромным трудом выдернул булаву из земли, приподнял и тут же уронил – она весила много тысяч цзиней. Вконец раздосадованный, минский богатырь вскочил на коня и ускакал.
– Это не человек, – пробурчал Лэй, представ перед Яном, – он как тот легендарный герой, что опрокинул гору Шушань, или как знаменитый потомок чуского бавана[238], что поднял зараз девять котлов!
А Босе кричит во все горло:
– Твои богатыри мне нипочем! Веди сюда хоть все свое государство во главе с самим императором, я и тогда вас не убоюсь!
– Ну и наглец! – осерчал Ян. – Клянусь не вернуться живым, если не добуду его голову!
– Позвольте для начала сразиться с ним мне, ничтожному! – улыбнулась Хун.
Ян промолчал, а Хун продолжает:
– Я не возьму с собой мои любимые мечи, жаль пачкать их грязной кровью. У меня в колчане пять стрел – этого хватит, чтобы проучить негодяя. Если не попаду в него с трех раз, можете меня разжаловать!
Хун сняла с пояса мечи и, отдав их Сунь Сань, вскочила на коня. Она показала Босе чудеса ловкости, все время держа его на некотором удалении от себя. Воины обеих сторон наблюдали за схваткой, инспектор поднялся на возвышение, чтобы лучше видеть. Он был готов двинуть вперед все войско, если Хун будет грозить опасность. А чем окончился поединок, вы узнаете из следующей главы.
Глава двадцать вторая
О ТОМ, КАК ИНСПЕКТОР ЯН ПИЛ ВИНО И СЛУШАЛ ПЕНИЕ ЛЕСНЫХ КУРОПАТОК И КАК ХУН ПРИСЛАЛА ЯНУ ЛИСЬЮ ШУБУ
– Дряхлый старик убрался восвояси, теперь мне прислали смазливую девицу! Что ж, я не прочь с нею поразвлечься!
Бахвалясь своей силой, он зашвырнул под небеса булаву и закричал:
– Судя по лицу, ты либо бесовка, лицо первая красавица вашей страны. Я это узнаю, когда возьму тебя живой!
Зажав булаву под мышкой, он помчался к юноше. Хун с улыбкой повернула коня, подняла лук – и стрела пронзила левый глаз варвара. Изрыгая проклятия, Босе выдернул стрелу, в ярости скинул с себя кольчугу, поднял булаву и заорал:
– Веришь в свои таланты? Ладно, попробуй-ка еще разок, – целься мне прямо в грудь!
Скрежеща зубами, он бросился на Хун, но та повернула коня и присвистнула, изображая звук летящей мимо стрелы.
Повеселевший Босе выпятил живот и крикнул:
– Я приму твою стрелу пузом, а ты прими мою булаву своей башкой!
Он поднял булаву и швырнул ее, целясь в голову Хун. Она увернулась, повела белыми руками, – просвистела стрела и впилась прямо в изрыгающий проклятья язык варвара. Тот вырвал ее, выплюнул кровь. В уцелевшем глазу клокотала ярость. Босе спрыгнул с коня и, словно тигр, начал подбираться к Хун. Прыгнул, а она стегнула скакуна плетью, и Босе схватил руками воздух.
– У тебя были оба глаза, но ты не разглядел ими величия Неба, – сказала Хун, – тогда я выстрелил первый раз. У тебя был язык, но на нем рождалась только непотребная ругань, – тогда я выстрелил второй раз. Тебя это ничему не научило. Следующая моя стрела продырявит твое гнусное сердце!
В воздухе раздался свист. Босе, хоть и был разъярен, успел прикрыться, но тут же сообразил, что его опять провел этот юный воин – стрела осталась на тетиве. Как взбешенный тигр, он начал снова прыжками приближаться к Хун. Та прищурила глаз, и стрела пронзила грудь варвара насквозь. Вскрикнув, он свалился наземь. Вытащив кинжал, Хун срезала с Босе шлем и, вернувшись к минам, вручила его Яну. Тот был в восторге и перед всем войском расхвалил искусство и мужество Хун Хунь-то.
Между тем, дождавшись, когда Босе открыл ворота и вышел из крепости со своим отрядом, Ма и Дун ворвались внутрь, не встретив сопротивления. Ян вступил в крепость, которая оказалась прямо-таки сокровищницей: в амбарах полно хлеба и мяса, а на складах – оружия, пригодного даже для морского сражения.
Ян нахмурился.
– Наши войска не обучены сражению на воде. Что мы станем делать, если Тосе навяжет его нам?
– Я хоть и не большой знаток морского дела, – улыбнулась Хун, – но когда-то изучала его, так что если бы даже ожили Чжоу Юй[239] и Чжугэ Лян, я им не много бы уступила!
Инспектор распорядился досыта накормить воинов, определил каждому отряду место для постоя. Потом взошел на высокую площадку в восточной стороне крепости, откуда открывался великолепный вид на окрестности, и сказал, обращаясь к Хун:
– Наши дни проходят в тревогах и ратных делах, мы совсем забыли об отдыхе – взгляни, какая вокруг красота! Давай возьмем вина и посидим здесь за мирной беседой!
Хун улыбнулась, попросила позволения ненадолго отлучиться, спустилась к себе, переоделась и, взяв с собой Сунь Сань, снова поднялась к Яну. Закат окрасил горы печальным багрянцем, высоко по краям неба толпились округлые облака, с земли доносилось грустное щебетание куропаток. Инспектор приказал налить вина, все трое выпили. И неожиданно Хун, опустив голову, закручинилась. Ян взял ее за руку.
– Отчего ты загрустила?
– Я слышала, – вздохнула Хун, – что рыба тоскует по своей заводи, а человек – по своей родине. Пение куропаток я знаю еще с Цзяннани, мне хорошо знакомы их голоса. Помнится, тогда они радовали меня, а сейчас печалят. Вы спрашиваете – отчего? Я губила свою жизнь в зеленом тереме, но мне посчастливилось – я встретила вас. Кажется, чего мне еще не хватает? Однако женщины устроены так, что им всегда мало того, что у них есть, им еще нужны слезы Цзингуна и вздохи Ян Шу-цзы. Я немногое понимаю в обязанностях замужней женщины, все свои помыслы я не один год отдавала поэзии, песням и танцам, поэтому часто вздыхаю о быстротечности жизни, горюю о недолговечности счастья. Прислушайтесь к пению здешних птиц! На горе полно цветов, зеленеют листья, весна в самом разгаре, куропатки парами перелетают с ветки на ветку и поют друг для друга. Их песни так радостны, что даже ивы на берегу ручья пританцовывают и травы на лугу немеют от восхищения. Пропоют – и юноша-воин придержит своего скакуна, пропоют еще раз – и девушка, только что бездумно хохотавшая в зеленом тереме, задумается и предастся мечтам. А когда кончится весна, пролетит лето, опадут листья и задует осенний ветер, то пение куропаток станет печальным. Пропоют они – и дрогнет душа смелого воина, пропоют еще раз – и. одежду красавицы омочат слезы. У птиц нет души, но они хорошо поют, а человек все слышит душой! Я соединилась с вами узами любви в далекой Цзяннани, мы снова встретились здесь, на юге, где край земли. Ни мечи Начжа и Огненного князя, ни стрелы и камни не сломили нашу любовь – мы снова сидим рядом. Но меня огорчает вот что: побелеют наши волосы, сойдет красота с лица, а пение куропаток будет все так же длиться и все так же радовать или навевать печаль! Как знать, где будут наши души через сто лет?!
– Отчего тебя одолевают такие мысли? – улыбнулся Ян. – Здесь мы оказались по воле случая и пение куропаток услышали по воле того же случая. И живем мы, и связаны любовью по прихоти судьбы, умрем мы – и ничего не останется. Если проживем в благополучии сто лет, узнаем сто лет счастья; если только один день подарит нам восторг и умиротворение, и счастье будет однодневным. Проводить солнце на запад и встретить ясную луну с востока, – разве это не огромное счастье?! Если есть еще вино, давайте его сюда! Выпьем и развеем твои грустные думы!
До глубокой ночи они беседовали и пили вино. Наступило утро, и роса увлажнила их одеяния.
– Вы ведь ведете войско, – проговорила Хун наконец, – на вас ответственности больше, чем на всех других военачальниках вместе. Ночь подошла к концу, а вино пьянит. Пора заканчивать утехи, время вернуться к себе.
– Я так давно не пил вина, – рассмеялся Ян, – что даже соскучился по нему. Сегодня слышать не желаю о ратных делах, хочу только любоваться красотой мира. Налей-ка мне еще бокал! Пусть будет целиком нашей эта ночь вдали от родины!
– Наши воины, не выпуская из рук оружия, проводят ночи в беспокойстве, – покачала головой Хун. – Разве вас это не заботит? Вы забыли о них, и это моя вина. Отныне я не уединюсь с вами до конца похода.
– Смотрю я на тебя ныне и удивляюсь, – начал сердиться Ян. – Упрямство в тебе поселилось, меня не слушаешь, всем недовольна!
Опустив голову, Хун промолчала, подогрела вино и поднесла инспектору, почтительно поклонившись.
– Я хоть и неученая, но понимаю, что супругу перечить нельзя, а нужно ему во всем угождать и всегда повиноваться. Да и кого же мне слушаться, как не вас? Вы старше меня, знаете свои силы, ночь напролет пьете вино. Жаль только, что вы не вспомнили о своих престарелых родителях, которые все время думают о вас.
Инспектор выслушал эти слова, нахмурился, отстранил бокал и удалился в свой шатер.
Хун пришла к себе опечаленная. Странно устроена жизнь. Вот она, Хун, любит Яна, верит ему, и он, Ян, тоже любит Хун, – так что, казалось бы, ему гневаться, а ей обижаться? Но таковы люди: пока томятся друг по другу, встречам всегда радуются, а когда становятся друг другу близкими, тут и начинают ссориться. Умом и знаниями Хун уступала Яну, но когда ему было весело, веселилась и Хун, когда его одолевала печаль, и ей становилось грустно. Его неласковость больно поразила ее, она впервые поняла, что не все может быть гладко между мужем и женой. Не будь женщина нежной, она перестала бы быть женщиной, а с другой стороны, и чрезмерная нежность к добру не ведет. Есть о чем подумать!
Припоминая упреки Хун, Ян в душе восхищался своей наложницей: «Создавая человека, природа обычно обделяет красивых хорошим нравом, а талантливых – красотой. Но вот уже несколько лет, как я знаю Хун, и не могу упрекнуть ее ни в каком недостатке. Если бы я был разумнее, то больше заботился бы о ней. Яшма разбивается от легкого удара, самые красивые цветы увядают быстрее других! Завтра, когда начнется бой, Хун снова придет мне на помощь, а ведь она все последние дни покоя не ведала. Пусть я обижу ее, но сделаю вид, что рассердился, и запрещу ей покидать шатер. Ей надо отдохнуть!» И через Сунь Сань он приказал Хун оставаться в шатре до его распоряжения.
И вот когда совсем рассвело, вошла Сунь Сань и сообщила, что Ян собирается напасть на варваров Пятиречья. Хун подумала-подумала, встала и отправилась к Яну. Тот читал военный трактат.
– Вчера я совершила оплошность, – проговорила Хун, – вы можете казнить меня за нее, мне станет легче. Но я никак не ждала, что вы отстраните меня от участия в сражении. Босе был силен, но Тосе не слабее его. Пятиречье – опасный край, а сегодняшний бой у нас первый. Мы неважно знаем обстановку, правильное решение принять будет трудно. И разве могу я находиться в стороне, зная, что ваша жизнь подвергается опасности? До сих пор я всюду была рядом с вами! Сейчас я хочу одного: пойти возле вас в сражение и разделить с вами ратные тяготы.
– Вы, может быть, думаете, что без вас мы не справимся с врагом? – холодно спросил Ян. – Однако исход сражения зависит от умения верховного командующего. Предстоящую битву проведет сам инспектор Юга, поэтому можете не беспокоиться.
Обиженная и взволнованная Хун ушла, а вскоре Сунь Сань объявила приказ инспектора: военачальнику Хун Хунь-то оставаться с трехтысячным отрядом в крепости Турачи, остальным войскам на рассвете выступать против варваров.
Потом к Хун забежал Су Юй-цин и сказал:
– Нам предстоит трудный бой. Наверно, поэтому инспектор решил возглавить войско сам и не подвергать вас опасности. Он очень заботится о вас!
– Вы неправильно поняли действия инспектора Яна, – ответила Хун. – Верно, что Хун Хунь-то умело владеет копьем, хорошо дерется мечом и может взять приступом крепость, но даже десяток таких, как Хун Хунь-то, не сравнятся с инспектором в искусстве военных построений и сплочении всех сил для разгрома врага. Я просто нездоров и не могу следовать за войском. Ступайте к своему отряду, а если произойдет что-либо непредвиденное, немедля дайте мне знать, чтобы сообща мы одолели беду.
На рассвете Ян поднял войско. От Турачей до Пятиречья предстояло пройти около двадцати ли. Инспектор разделил войско: первый отряд возглавил Лэй Тянь-фэн, второй – Дун Чу, начальник отряда, что слева от середины, третий – Ма Да, начальник отряда, что справа от середины, четвертый – храбрый Су Юй-цин, а пятый, основной, – сам Ян.
Войско построилось недалеко от Пятиречья. Конница стала с востока и с запада, колесницы и пешие воины – посередине. Такое расположение казалось настолько уязвимым, что Су Юй-цин даже подумал: «Варвары любят наскакивать внезапно. Если они пойдут на середину, то отряды с боков окажутся ослабленными». Он без промедления послал гонца к Хун, обрисовав положение перед началом сражения и спрашивая ее совета.
Тем временем Ян, завершив подготовку к битве, составил послание и пустил его со стрелой в стан варваров. Вот что там говорилось:
«По велению императора я прибыл сюда, чтобы склонить южные народы к покорности. Я буду драться честно, не прибегая к хитростям и уловкам. Выходи, предводитель варваров, померяемся – кто сильней!»
Незадолго перед тем коварный Тосе поднялся на крепостную стену у ворот, осмотрел боевые порядки войск Яна и сказал:
– Минский воитель построил войско в линию. Говорят, кто силен серединой, тот не может похвастать краями. Если бросить конницу вперед, она разрежет их построение надвое, и мы отпразднуем победу.
– Я вижу порядки минов, – проговорила Маленькая бодисатва, – их позиция кажется мне крепкой, а колесницы и кони у них хорошие. Этого нельзя не учитывать!
И тут у их ног упала стрела с посланием. Прочитав его, Тосе расхохотался.
– Вот бы никогда не подумал, что минский полководец так глуп! Если он взялся рассуждать о честности, то я непременно возьму его в плен живым!
Он отворил восточные ворота и во главе шести тысяч войска ринулся, как ураган, на минов. Ян взмахнул флажком – загрохотали барабаны, правый и левый отряды двинулись навстречу один другому и сомкнулись, образовав кольцо. Тосе, оказавшись в ловушке, поднял копье, чтобы пробиваться из окружения. Варвар был страшен: ростом свыше десяти чи, зеленого цвета лицо, глаза выпученные, бородища как у тигра. Оглядев своих богатырей, Ян спросил, кто сумеет схватить предводителя варваров. Вперед вышел Лэй Тянь-фэн. Разъяренный Тосе издал боевой клич, засверкал своими глазищами-плошками, дернул себя за бороду и ринулся на Лэя – вот-вот раздавит его. Даже конь минского воина в испуге отпрянул. Но Ма Да и Дун Чу обнажили мечи и кинулись на подмогу. Варвар не дрогнул и начал наскакивать на троих минов то справа, то слева. Поединок завязался тяжелый. Су Юй-цин обратился к Яну:
– Если стараться взять Тосе живым, будет много жертв. Что, если вызвать лучников и подстрелить варвара?
– В наставлении по военному делу говорится, что не следует добивать врага, оказавшегося в трудном положении, – улыбнулся Ян. – Если сумеет выбраться, пусть уходит!
– Тосе свиреп, как тигр. И если выпустить тигра из ловушки, он может наделать немало бед! – возразил Су Юй-цин.
Это убедило Яна. Кликнули лучников, те окружили варвара, сотни стрел взвились в воздух. Учуяв опасность, Тосе успел спрыгнуть с коня и выхватить меч, чтобы отбить стрелы. Все же несколько десятков их вонзились в него. Хлынула кровь, Тосе было упал, но тут же вскочил и с громоподобным рыком вырвался из кольца.
Ян повернул назад, сделав вид, что отступает. А в это время Маленькая бодисатва с остатком войска вышла из крепости на помощь своему мужу. Но едва она появилась за воротами, как наткнулась на отряды Яна, и закипела рукопашная схватка. Гром битвы сотрясал небо и землю, горы трупов закрыли поле сражения. Увидя раненого Тосе, Маленькая бодисатва подхватила его и увела в крепость, закрыв за собой ворота. День уже склонился к вечеру, и Ян приказал отходить в Турачи. Неожиданно верхом на коне появилась Сунь Сань. Инспектор спросил у нее, как дела в крепости.
– Я привез письмо Су Юй-цину от Хун Хунь-то, – ответила та.
Спросив у Су Юй-цина, что за письмо прислала Хун Хунь-то, Ян услышал в ответ:
– Я сомневался в правильности нашего построения и спросил совета.
Инспектор развернул письмо и прочитал:
«Я взглянул на присланный Вами план расположения наших войск. Построение называется „змея“. Если ударить змею по голове, она отвечает ударом хвоста, если ударить по хвосту, она нападает всем телом, если ударить по телу, она бьет головой и хвостом. Такие змеи водятся в горах Чаншанъ. Это расположение необычное. Глупые военачальники обычно нападают в этом случае посередине и терпят поражение».
Навстречу Яну из ворот крепости Турачи вышла Хун и помогла разместить войско на отдых. Смеркалось, дозорные зажгли фонари. Инспектор сидел у себя в шатре, а Хун, хмурая, словно тень, стояла молча рядом. Яркий румянец горел на ее персиковых щеках. Ян бросал на нее косые взгляды и, наконец, не выдержав молчания, притворно вздохнул.
– Что же делать? Передо мною сильный противник, а у меня нет хорошего военачальника!
Он оперся о столик, а Хун, поймав взгляд Яна, неожиданно спросила:
– Как сложилось сражение? Инспектор снова вздохнул.
– Какая досада, что мне не хватает знаний, мало, видно, прочитал я военных трактатов. Но, к счастью, через Су Юй-цина я узнал от Хун Хунь-то, что порядок, в котором я расположил войска, называется «змеей».
Хун опустила голову и улыбнулась, а Ян взял ее за руку, усадил рядом и проговорил:
– Легче быть командующим миллионного войска, чем мужем неугомонной жены. Перед сегодняшним сражением я поступил с тобой нехорошо, отстранил от дел, правда, ради того, чтобы ты отдохнула. Я был груб, обидел тебя, но теперь, не завершив сражения полной победой, понял, что нет у меня более искусного воина, нежели ты.
Хун потупилась от смущения, а Ян продолжал:
– По сравнению с тобой я мальчишка. Все эти тревоги за тысячи ли от родины, тоска по дому, усталость от дел доконали меня, вот я и сорвался. А что касается положения дел, оно кажется мне более сложным, чем в борьбе с Начжа. Тосе – это просто свирепый зверь, но Маленькая бодисатва – умная бестия, с нею справиться нелегко.
– А я, хоть и нет у меня особых талантов, осилю ее. Вы же одолейте Тосе. Согласны так поделить врагов? – улыбнулась Хун.
Ян кивнул в ответ и задержал Хун у себя в шатре.
– Мы условились с тобой о скромности, но это было до победы над Начжа. Давай проведем эту ночь вместе, возродим нашу старую любовь!
Он позвал Сунь Сань и приказал:
– Нам с Хун нужно обсудить военные дела, она задержится у меня до утра, поэтому стой у шатра дозором и охраняй наш покой.
Сунь Сань ушла, посмеиваясь и бормоча:
– Вот теперь мне стало совсем ясно: если муж любит жену, то после нежных объятий следует ссора, а после ссоры следуют нежные объятия. Иначе кто бы мог подумать, что мудрый инспектор и сдержанная воительница так быстро помирятся после размолвки?!
Забыли обо всем на свете и предались любви Ян и Хун. Задремав только к исходу ночи, они и не заметили, как наступил рассвет. Ян очнулся первым. Вода в часах уже перелилась из верхней чаши в нижнюю, над западной горой угасала бледная луна. В зеленоватом свете утра Ян залюбовался Хун: ее яшмовая кожа блестела, пышные волосы разметались по подушке. Однако дыхание ее было неровным, во сне она то пылала от жара, то дрожала от озноба, временами негромко стонала. Поглаживая руки Хун, Ян думал: «Такая слабая, она воюет бок о бок со мной, носит оружие и сражается наравне с другими. Я бываю слишком несправедлив к ней!»
Тут Хун проснулась, быстро поднялась и оделась.
– Мне не нравится твое состояние, – проговорил Ян, – похоже, у тебя жар. Ты и сегодня не примешь участия в сражении, тебе необходимо отлежаться.
Хун подумала: «Он опять в плохом настроении и поэтому не пускает меня в бой». Она промолчала, а Ян продолжал:
– Я изучил Пятиречье: оно расположено в низине, перед ним протекает большая река. Если мне не удастся овладеть крепостью и сегодня, то завтра я направлю через стены воду. Что скажешь о моем плане?
– Я бы посоветовала вам еще раз осмотреть местность, – ответила Хун.
На заре инспектор подошел с войском к Пятиречью и разбил стан. Подозвал Су Юй-цина и говорит:
– Ты видишь у варваров в крепости какой-то странный дым? Похоже, что Маленькая бодисатва замыслила что-то недоброе против нас. Возьми сколько нужно воинов и попытайся выведать ее намерения.
А Хун, простившись с Яном, поднялась на крепостную стену и стала наблюдать за тем, что делается возле Пятиречья. Неожиданно она бегом вернулась к себе и подозвала Сунь Сань:
– Будет сильный западный ветер! Скорее отнеси Яну лисью шубу.
Она передала верной рыбачке узел, завернутый в красный платок, и добавила:
– Здесь шуба и письмо. Поторопись!
Сунь Сань вскочила на коня и помчалась к Пятиречью.
Тем временем Ян, построив войска, начал приступ. Тосе не высунул носа наружу. И тут появилась Сунь
Сань и передала инспектору шубу. Удивленный Ян спрашивает:
– Зачем мне шуба в теплый день?
– Вам, наверно, надо прочитать письмо! Ян раскрыл пакет.
«Когда войско ушло, я поднялась на степу крепости и, всмотревшись в направлении юго-востока, разглядела черный дым. Во всех наставлениях по военному искусству говорится, что это предвещает опасность. Я слышала, что Маленькая бодисатва горазда на всякие хитрости. Если она призовет на подмогу злого Мара[240], повелителя бесов, то справиться с нею будет очень трудно. Я знаю одно расположение, которое носит название «ловушка бесам», и оно позволяет противостоять самому Мара. Используйте его при надобности. Маленькая бодисатва и всемогущий Мара могут напустить ледяной ветер, моя шуба защитит Вас от мороза».
К письму был приложен план построения.
– Возвращайся немедля к Хун, – сказал Ян Сунь Сань, – и передай мою благодарность. Скажи, что хотя день теплый, но из Пятиречья задул пронзительный ветер и шуба пришлась ко времени.
Отослав Сунь Сань, Ян присел к столику и принялся изучать план. Вдруг раздался крик, возвещавший о том, что Маленькая бодисатва предприняла наступление. А чем оно кончилось, об этом в следующей главе.
Глава двадцать третья
О ТОМ, КАК МАЛЕНЬКАЯ БОДИСАТВА ВЫЗВАЛА ЗАКЛИНАНИЯМИ ЗЛОГО МАРА И КАК ХУН, НЕ ЩАДЯ СЕБЯ, СПАСЛА ИНСПЕКТОРА ЯНА
– Великий князь мужественно сражался весь день, – начала Маленькая бодисатва, – и не смог одолеть этого молокососа. Я намерена отомстить за великого князя.
Она приказала открыть ворота крепости и сама повела свое войско в наступление. Ян наблюдал за началом боя с возвышения. Он видел: выехала Маленькая бодисатва, на голове у нее красный тюрбан, на плечах – пестрые одеянья, в правой руке она сжимает меч, в левой – колокольчик. Вид ее способен устрашить кого угодно, да и свирепости ей не занимать. Она подняла меч к небу, зазвонила в колокольчик – и в выси появились разноцветные облака, окутавшие все вокруг, а из них возникли бесчисленные бесы во главе с Мара. Страшные и свирепые, сидя кто на слоне, кто на тигре, кто на барсе, тридцать шесть демонов и семьдесят два злых духа повели бесов против минов. Сам Мара восседал верхом на льве, плечи предводителя нечисти украшало золотое одеяние с изображениями солнца и луны, на голове у Мара – Семизвездье, на груди – знаки двадцати восьми созвездий, сверкающие на все десять сторон света. Изо рта Мара пышет пламя, никто не осмеливается приблизиться к нему. Ян тотчас перестроил войско, расположив его по плану «ловушка бесам»: пятьсот воинов, разувшись и скинув шлемы, стали с севера и начали хором читать заклинания; тысяча воинов с пиками наперевес стали с юго-востока, еще тысяча с мечами – с юго-запада и по тысяче с барабанами и гонгами – по четырем направлениям. Ни военачальники, ни воины не поняли смысла перестроения, но послушно исполнили приказ.