Страница:
– Жалко тебе, что ли? Для хорошего-то человека?
Кузьмич подумал, недоверчиво, подозрительно косясь на Мазура, явно гадая, нет ли тут подвоха или очередной военной хитрости. Мазур смотрел на него честным, открытым взором и легкомысленно ухмылялся.
– Да ладно тебе, старый хрен, – сказал он дружелюбно. – Не для блуда прошу, для законной жены…
– Законная – это венчаная, – огрызнулся Кузьмич, подумал ещё и двумя пальцами, словно дохлого мыша, достал с полки упаковку. – Хватит тебе десятка за глаза.
Мазур не клянчил далее – спасибо и на том… Упрятал в карманы бутылку, упаковку, спросил:
– Компаса мне не полагается?
Кузьмич расплылся в улыбке:
– Уж компаса, извиняй великодушно, не положено… Ты где видел оленя с компасом?
– А все остальное? Мне твой барин обещал всякую полезную экипировку, вплоть до нагана…
– В вертолёте получишь рюкзачок. Отнесут твой багаж в железну птицу, как за барином, когда прилетите, получишь. Я ж себе не враг – наган тебе в руки прямо здесь давать…
– Да ты и не давай, – сказал Мазур. – Ты к решёточке поближе подойди на секунду… Мне и того хватит.
– Пошути, пошути напоследок, – философски сказал Кузьмич. – Оно и пользительно… Потом шутить-то времени не будет, на бегу разве что будешь с белками перешучиваться.
– Слушай, Кузьмич, – сказал Мазур серьёзно. – Вот скажи ты мне напоследок какой во всем этом лично твой интерес? Как ни гадаю, понять не могу…
– Жизнь – и есть жизнь, – отрезал Кузьмич. – И не бывает в ней особого интереса. В том смысле, какой ты подразумеваешь. Все живут как умеют. Такая философия… Ладно, поговорили. Ты повернись-ка спиной, руки сложи и в окошко просунь, я тебе, уж прости, браслетки защёлкну. На всякий случай. Вдруг ты за вертолётные рычаги умеешь дёргать не хуже наших мальчиков. Про вас, десантничков, каких только страстей ни рассказывают… Давай руки.
Мазур повернулся спиной, просунул руки в окошечко. Звонко лязгнула сталь.
– Там к ним на бечёвочке ключик подвешен, – сказал Кузьмич. – Сами уж будете друг друга распечатывать, как окажетесь на месте. Давай и ты руки, голубушка. Нет, точно так же – за спиной сложи…
– Она ж вертолёта водить не умеет, – сказал Мазур.
– Зато тебя расстегнуть может в вертолёте, как верной супруге и полагается…
– Протягивай руки, супружница Рэмбо – кивнул Мазур. – Потешь старичка. Ох, как я жажду, Кузьмич, чтобы мы с тобой ещё раз встретились… В этой жизни, я имею в виду.
– А мы, сокол, и в той не встретимся – убеждённо сказал Кузьмич, защёлкивая наручники на Ольгиных запястьях. – Дороги разные… Ну все, шагайте на свежий воздух, других пора в путь снаряжать…
Мазур смотрел на него, запоминая навсегда. И сволочной старичок дрогнул-таки под его взглядом – опустил глаза, потеребил бороду, крикнул в коридор:
– Веди, голубь, нечего им тут прохлаждаться!
Они вышли под безоблачное небо яркие, как новогодние игрушки. По команде конвойного двинулись за ворота, прошли под не значившимся ни в одном геральдическом справочнике флагом, ввиду безветрия повисшим тряпкой (несомненно, плод творческого гения самого Прохора Петровича). Подчиняясь команде, остановились метрах в двадцати от стамовника, возле кучки небольших рюкзаков пронзительно-красных с белыми полосками.
Интересно, в каких магазинах столь яркую экипировку выбирали?
Возле рюкзаков, дымя сигаретой, прохаживался белобрысый – все в той же чёрной форме, золотые погоны нестерпимо сверкали на солнце. «Полковник» был единственным из здешних, кого Мазур видел курящим.
– Дай сигаретку, оберст, – сказал он, медленно усаживаясь на траве.
Ничуть не чинясь, полковник вынул небольшой серебряный портсигар, определённо старинный, сунул Мазуру в рот сигарету и поднёс зажигалку.
Ухмыляясь, сказал:
– Выложись, майор, как Папа Карло. Там кое-кто из морально нестойких положил глаз на твою девочку, а эта вяленая вобла – на тебя самого. Феминистка, сучка, считает, будто и бабы имеют право со спокойной совестью мужиков насиловать…
– Издеваешься? – спросил Мазур.
– Разжигаю в вас боевой дух и серьёзное отношение к делу, – сказал белобрысый, пожалуй, и в самом деле без особенной издёвки. – Правила известны? Вертушка вас всех выбросит, потом вернётся, отсчитают ровно час – и полетят высаживать охотничков. – Он пнул один из рюкзаков, лежавший наособицу. – Прохор Петрович велел передать, что слово он держит. Наганчик здесь. Жалеть никого не надо, поскольку тебя самого никто не пожалеет…
Послышалось железное клекотанье, и из-за деревьев показался вертолёт.
Приземлился метрах в десяти, хлестнул упругий ветер, смахнувший с полковника фуражку, – и тот едва успел её подхватить. Вскоре лопасти замерли, к ожидающим направились знакомые рожи – капитан и два солдата, зацапавшие Мазура с Ольгой в плен. Увидев Мазура, капитан насмешливо поднёс к козырьку два пальца:
– Какая встреча… – и предусмотрительно встал поодаль.
Один из его солдат держал охапку уже знакомых чёрных колпаков. Из ворот в сопровождении одного-единственного охранника показались остальные четверо, руки у всех скованы впереди, кроме угрюмо зыркавшего шалым взглядом разжалованного штабс-капитана. То ли он тоже умел водить вертолёт, то ли был крайне зол на бывших сподвижников – ничего удивительного, впрочем.
Полковник повесил каждому на шею рюкзак, прошёлся вокруг, сверкая погонами и начищенными до блеска хромовыми прохорями – неторопливо, словно бы даже задумчиво, обошёл кругом сбившихся в кучку пленников, повернулся к вертолёту, к заимке.
– Не тяни, сука! – крикнул штабс и затейливо выругался.
Полковник пожал плечами:
– Вот от тебя никак не ожидал этих комиссарских штучек… Может, ещё «Интернационал» споёшь? – на сей раз в его голосе звучала неприкрытая издёвка, крепко не ладили, должно быть, в прежние времена господа поддельные каппелевцы…
– Полетели, в самом деле – сказал капитан. – Что тянуть…
– Ладно, – кивнул полковник. – Ну-с, господа, желаю удачи…
По его кивку подошёл солдат и дёрнул стволом автомата:
– Марш к вертолёту, дичина…
Когда они оказались перед распахнутой дверью, второй принялся накидывать всем на головы глухие капюшоны. Мазур и на этот раз ухитрился не треснуться лбом о стальную притолоку. Рядом с ним кто-то плюхнулся на сиденье, сказал голосом Ольги:
– Пристегните ремни, гражданин…
Она храбрилась, но голосок чуть подрагивал. Мазур крепко прижал ногу к её бедру. У входа возникла заминка и суматоха, там возились, истерически закричала Виктория:
– Не хочу, сволочи, что за бред!
И тут же вскрикнула, как от боли. Судя по звукам, её без всяких церемоний швырнули внутрь, кто-то рявкнул:
– А тебе, сука, особое приглашение?
Кто-то налетел на Мазура плечом, определённо сослепу – значит, свой…
Кое-как устроился на полу, навалившись спиной на колени сидящим. Заклекотал винт. Пол под ногами слегка перекосился – вертолёт набирал высоту.
Летели в совершеннейшем молчании, охранники, в противоположность тому, первому полёту даже и не пытались вести похабные разговорчики. Довольно быстро Мазур нащупал пальцами ключ не обманули, и в самом деле висит при наручниках на тонкой верёвочке. Пожалуй, он мог бы незаметно освободиться… или нет? И даже если освободится, что потом? Бывают ситуации, когда любая выучка не поможет. Придётся ещё сдёргивать капюшон, пробиваться к кабине сквозь сгрудившиеся тела… Не стоит рисковать.
Для пробы он все же попытался вставить ключик в скважину – но тут же раздался рык:
– Не балуй!
…Летели они примерно полчаса. В один прекрасный миг шум мотора вдруг резко изменился… ощущение падения… толчок… Кто-то крепко взял Мазура за локоть, потащил, толкнул в поясницу. Он прыгнул ногами вперёд, тут же ощутил подошвами землю, удержал равновесие и выпрямился. Его вновь потащили за локоть. Потом содрали капюшон.
Все шестеро стояли по колено в густом папоротнике, а солдат, держа их под прицелом автомата, пятился к вертолёту. Издевательски сделал ручкой, прыгнул в проем, и вертолёт пошёл вверх. Мазур не видел из-за окружающих деревьев, в какую сторону он улетел, а по звуку определить не удалось, похоже, вертушка специально описала несколько кругов, сбивая с толку. Вполне возможно, все эти предосторожности были предприняты именно из-за Мазура, но даже если и так, нет времени, чтобы холить гордыню… Хватало более важных дел.
Стояла тишина, пронизанная свежими запахами тайги. Тайга смыкалась вокруг, они стояли на крохотной поляне, куда вертолёт опустился, как ведро в колодец – свободные, вольные, самые разные…
Мазуру показалось, что над ухом работает секундомер – и каждый рывок стрелки сопровождается звучным металлическим клацаньем. Он освободился мометально, когда под руками ключ, это совсем нетрудно, даже если не видишь наручников. Ещё раз огляделся быстрым волчьим взглядом. Со всех сторон тайга плавно поднималась вверх-крохотный распадок меж высоких сопок. Если предполагать подвох – а его непременно следует предполагать, и вряд ли один-единственный – девяносто девять шансов из ста за то, что их отвезли к северу от заимки, к норду. Это азбука и аксиома. Чтобы с первых шагов на свободе осложнить жизнь. Как можно дальше от обитаемых мест, на север… В места, надо предполагать, охотниками – точнее, распорядителями охоты хорошо изученные.
– Отомкни их, – бросил он Ольге. – Штабса-последним…
Сорвал с груди свой рюкзачок, распутал сложный узел, взял за углы и вывернул содержимое под ноги. Почти не обращая внимания на тяжело бухнувшиеся в траву банки консервов и что-то там ещё, схватил воронёный наган. Откинул дверцу, выщелкнул патроны. Всего три – милейший Прохор Петрович хотя и играет азартно, голову не теряет и не страдает излишней щедростью… Пощёлкал курком – все действует исправно, старенький револьвер (дата производства – 1958) к боевой работе готов. Длинные патроны – Мазур их тщательнейшим образом осмотрел, даже взвесил на ладони – выглядят самыми настоящими, видны тупые головки пуль. Это не арсенал, но кое-что. Придётся рискнуть и не устраивать огневых испытаний, чересчур убог боезапас…
От привычной тяжести оружия в руке он взлетел на седьмое небо. Неохотно спустился оттуда на грешную землю. Присел на корточки, осмотрел снаряжение, бросая в рюкзак предмет за предметом.
Три банки мясных консервов. Консервного ножа не видно, правда, зато наличествует охотничий, приличных размеров тесак с чёрной пластмассовой рукояткой, в ножнах, с поясом. Ну что ж, за такую услугу Прохору Петровичу можно даже позволить выкурить сигаретку перед смертью… ах да, он некурящий вроде бы. Отличный нож из закалённой стали, наточен на совесть, точка ещё заводская, никаких сомнений.
Буханка хлеба, блок сигарет «Опал», коробка спичек, двухлитровый пластиковый баллон, наполненный водой под пробку. И все. Консервы дрянноватые, китайская свиная тушёнка, в которой только и хорошего, что название «Великая стена». Хлеб, правда, свежий, коврига весом с килограмм, домашней выпечки. Спасибо и на том…
Он застегнул на талии пояс с ножом. Тщательно уложил наган в боковой карман пронзительно-алой куртки. Повернулся к Ольге:
– Брось-ка свой коробок.
Почал упаковку, вытащив один презерватив – и тщательно, герметично упрятал в него спички, обе коробки. На всякий случай, мало ли какая вода попадётся на пути… Остальные девять резинок можно при необходимости пустить в ход, чтобы связать что-нибудь, тут знаменитая прочность презерватива как нельзя более кстати… И вместо фляги для воды сойдёт запросто. А если уж совсем кровожадно – можно насыпать песка и грохнуть по темечку кого-нибудь вроде штабса. летальный исход гарантирован. Презерватив – вещь многосторонняя для того, кто толк понимает…
Теперь только глянул на часы. Вертолёт вёз их примерно полчаса. Можно, конечно, предположить подвох и здесь – скажем, от заимки до этой прогалинки всего километр-два, их везли кружной дорогой, а вот охота пойдёт напрямик…
И все же на месте Прохора Мазур отвёз бы «дичину» как можно дальше на север.
Поди угадай, что творится под черепушкой у Прохора. Одно ясно: нужно немедленно отсюда сматываться…
Оглянулся. Ольга уже дисциплинированно стояла с рюкзаком на спине.
Толстяк и доктор все ещё копались в своих, словно рассчитывали, что по ошибке туда положили компасы и чёрную икру. Виктория растерянно поглядывала то на мужа, то на Мазура. Один штабс-капитан держался орлом: стоял, прислонившись плечом к толстенному стволу кедра и курил, с нехорошей ухмылочкой пялясь на Мазура. Его правая рука лежала на поясе рядом с ручкой ножа, он был зол, собран и, несомненно, опасен. С превеликим удовольствием Мазур прихлопнул бы его прямо сейчас – ради избавления от будущих сложностей. Но, увы, ещё не чуял в себе должной степени озверения.
– Шевелись, интеллигенция, – сказал Мазур громко.
– Мон шер, вы что, собираетесь их тащить за собой? – удивился штабс.
– Собираюсь, – отрезал Мазур.
– Мобилизация принудительная?
– Ну что вы, – сказал Мазур. – Сугубо добровольная. Никого я не удерживаю.
Времени чертовски мало, пора трогаться…
– Мысль чрезвычайно дельная, – фыркнул штабс. – В спину, правда, не шмальнете?
– Слишком мало у меня патронов, – откровенно признался Мазур.
– Совсем хорошо. Тогда позвольте и мне капельку побыть Бонапартом… – Он выплюнул окурок, тщательно затоптал его во мху (чисто машинальным жестом, позволявшим угадать в нём опытного таёжника). Оттолкнулся плечом от ствола, подошёл к Виктории и решительно похлопал по плечу – Пошли, Виктоша.. Прошлые обиды забудем – кто старое помянет… Я-то тебя отсюда выведу на Большую Землю. А с твоим соплем ходячим пропадёшь. И с майором пропадёшь. У него на шее будет куча народу, который ему не сват и не брат, а у меня – ты одна… Уберегу как-нибудь. Шевелись, времени нет… Считай, я у твоих ног.
И улыбнулся – уверенно, нагло, блеснув отличными зубами. По-хозяйски развернул молодую женщину к чащобе лицом, легонько подтолкнул, обернулся:
– Никто не против?
Егоршин слепо бросился на него. Штабс играючи, одним грациозным движением сшиб доктора в папоротники, бросил:
– Сиди, козёл…
Ольга негодующе уставилась на Мазура. Тот пожал плечами – в конце концов, какие у него были права? Игра начиналась самая что ни на есть первобытная, и таковой ей предстояло и оставаться. И все же…
– Стоять, – сказал Мазур штабсу, выпустил рюкзак. – Иди один, золотко, если тебе неймётся…
Он ничуть не жалел доктора – просто пришло вдруг в голову, что этот скот, наигравшись, при первых же сложностях бросит бедолажную Вику в тайге. Нельзя же всерьёз полагать, что он вдруг воспылал к черноволосой необоримой нежнейшей страстью? Во-первых, удобная игрушка, во-вторых, её пайка…
– Иди-ка один, – повторил он, стоя вполоборота к улыбавшемуся штабсу.
Краешком глаза надёжно держал его – и отреагировал мгновенно, всего лишь присел на полусогнутых. Нож свистнул над его головой, звучно вошёл в дерево.
– Ну вот, давно бы так… – осклабился Мазур, кидаясь вперёд.
Штабс не поддался на довольно детскую по исполнению попытку повернуть его лицом к солнцу, предпринятую Мазуром только ради того, чтобы прощупать противника. Отражал удары он довольно хватко, но Мазур после разминочной серии быстро понял, что имеет дело, вероятнее всего, с офицером-десантником, обычным парашютистом, стандартным, и, что важнее, давненько не тренировавшимся всерьёз. Наверняка отставной…
Когда Мазур подробно все прокачал и понял, с кем имеет дело, решил поторопиться. Невидимый секундомер все громче и противнее клацал над самым ухом. Уход, нырок, каскад точных ударов…
Штабс рухнул в высокие, по грудь, заросли папоротников, куда его успел загнать «морской дьявол». Мазур нанёс ещё два точных удара, обеспечивавших с полчаса безмятежного беспамятства, наклонился, проверил, не напортачил ли.
Нет, все гладко, никакого притворства… Преспокойно снял с поверженного врага пояс с ножнами из чёрного пластика. В конце концов – как только что подметил недавно штабс – не сват и не брат… Следовало бы добить, но рука не поднялась – женщины смотрели так испуганно и жалобно… Жизнь штабсу он, по крайней мере, оставил. А там – как Бог положит…
Подошёл к кедру, выдернул глубоко засевший нож, сунул его в ножны и затянул пояс на талии Ольги – он только сейчас подметил, что женщин ножами снабжать не стали.
Виктория смотрела на него растерянным, непонятным взглядом. Мазур вспомнил, что в её походке, когда двинулась было вслед за штабсом, было не в пример больше решимости, нежели колебаний, ухмыльнулся про себя и ничего не сказал – пусть у эскулапа голова болит, бедная баба в полной прострации, не знает, к кому и прилепиться, дурёха…
Сам доктор был настроен не столь гуманно – кинулся к жене, тряс её за плечи и шипел в лицо:
– Сучка, ты ж с ним пошла…
– Не с тобой же идти, мразь, – отрезала она. Доктор замахнулся.
Мазур перехватил его руку, легонько даванул двумя пальцами меж костей запястья и сказал:
– Только без семейных скандалов, ладно? – недолгое время мерился с доктором взглядом, без труда переиграл и громко продолжал:
– Ситуация будет такая, чижики… Назначаю себя самым старшим, по существенной причине: я, пардон, лучше всех вас подготовлен к самым поганым жизненным хлопотам. Цель простая, как мычание: я намерен выйти к мало-мальски цивилизованным местам.
Это трудно, но шансы есть. Одно весьма важное уточнение: для меня на первом месте – моя жена. Я её должен спасти, ясно? Поэтому первый приказ будет такой: чтоб никаких дискуссий, хныканья и ценных предложений. Не верю я, что у вас будут ценные предложения… Подчиняться мне беспрекословно.
Неподчинившегося либо бросаю, либо бью недолго, но очень качественно. Первое предупреждение – оно же и последнее. Если кого-то такие условия не устраивают – скатертью дорожка, тайга велика и необъятна, как вся наша родина… Вопросы есть? В первый и последний раз позволяю кратенькую дискуссию… Не долее минуты. Нет вопросов?
– Вы хоть знаете, куда идти? – набычась, протянул толстяк.
– Примерно представляю, – сказал Мазур. – Юго-юго-восток… Ещё вопросы? Нету? Ну, тогда все вышеизложенное автоматически вступает в силу… В шеренгу становись! Подрыгали ногами, убедились, что с обувью все в порядке, шнурки завязаны… Проверили, уложены ли в рюкзаки хилые припасы…
Инструктаж будет простой: берегите ноги, – он говорил громко, не отводя взгляда от Ольги. – Ноги – это все. Это жизнь. Через поваленные стволы перелезать осторожно, по скользким местам, если попадутся, идти осторожно.
Попытайтесь сделать шаг размеренным. Километра четыре в час мы сделаем, этого достаточно, гляну на вас, как ходите, потом, может, и прибавим темпа… Первым идёт Чугунков. За ним – Виктория, муж следом и должен найти возможность не только смотреть под ноги, но и за женой следить. Всякие разборки прекратить. Когда решу, что можно уже сделать привал, пожрать-попить, дам соответствующую команду. Ушки держите на макушке.
Завидите зверя – не орать благим матом, остановиться, поднять руку и ждать моих действий. – Торопливо прикинул, о чём ещё стоило бы сказать. – А если вдруг замаячат на горизонте охотнички, тем более притихнуть, как мышь под метлой – для нас сейчас люди опаснее зверей…
– Курить можно? – преувеличенно вежливо спросил доктор.
– Можно, – сказал Мазур. – Только спички гасите тщательно, и вообще поберегите их… Марш!
Указал рукой направление, пропустил всех мимо себя и пошёл замыкающим, следом за Ольгой.
Тайга, словно безбрежный океан, равнодушно поглотила их.
Глава 9
Кузьмич подумал, недоверчиво, подозрительно косясь на Мазура, явно гадая, нет ли тут подвоха или очередной военной хитрости. Мазур смотрел на него честным, открытым взором и легкомысленно ухмылялся.
– Да ладно тебе, старый хрен, – сказал он дружелюбно. – Не для блуда прошу, для законной жены…
– Законная – это венчаная, – огрызнулся Кузьмич, подумал ещё и двумя пальцами, словно дохлого мыша, достал с полки упаковку. – Хватит тебе десятка за глаза.
Мазур не клянчил далее – спасибо и на том… Упрятал в карманы бутылку, упаковку, спросил:
– Компаса мне не полагается?
Кузьмич расплылся в улыбке:
– Уж компаса, извиняй великодушно, не положено… Ты где видел оленя с компасом?
– А все остальное? Мне твой барин обещал всякую полезную экипировку, вплоть до нагана…
– В вертолёте получишь рюкзачок. Отнесут твой багаж в железну птицу, как за барином, когда прилетите, получишь. Я ж себе не враг – наган тебе в руки прямо здесь давать…
– Да ты и не давай, – сказал Мазур. – Ты к решёточке поближе подойди на секунду… Мне и того хватит.
– Пошути, пошути напоследок, – философски сказал Кузьмич. – Оно и пользительно… Потом шутить-то времени не будет, на бегу разве что будешь с белками перешучиваться.
– Слушай, Кузьмич, – сказал Мазур серьёзно. – Вот скажи ты мне напоследок какой во всем этом лично твой интерес? Как ни гадаю, понять не могу…
– Жизнь – и есть жизнь, – отрезал Кузьмич. – И не бывает в ней особого интереса. В том смысле, какой ты подразумеваешь. Все живут как умеют. Такая философия… Ладно, поговорили. Ты повернись-ка спиной, руки сложи и в окошко просунь, я тебе, уж прости, браслетки защёлкну. На всякий случай. Вдруг ты за вертолётные рычаги умеешь дёргать не хуже наших мальчиков. Про вас, десантничков, каких только страстей ни рассказывают… Давай руки.
Мазур повернулся спиной, просунул руки в окошечко. Звонко лязгнула сталь.
– Там к ним на бечёвочке ключик подвешен, – сказал Кузьмич. – Сами уж будете друг друга распечатывать, как окажетесь на месте. Давай и ты руки, голубушка. Нет, точно так же – за спиной сложи…
– Она ж вертолёта водить не умеет, – сказал Мазур.
– Зато тебя расстегнуть может в вертолёте, как верной супруге и полагается…
– Протягивай руки, супружница Рэмбо – кивнул Мазур. – Потешь старичка. Ох, как я жажду, Кузьмич, чтобы мы с тобой ещё раз встретились… В этой жизни, я имею в виду.
– А мы, сокол, и в той не встретимся – убеждённо сказал Кузьмич, защёлкивая наручники на Ольгиных запястьях. – Дороги разные… Ну все, шагайте на свежий воздух, других пора в путь снаряжать…
Мазур смотрел на него, запоминая навсегда. И сволочной старичок дрогнул-таки под его взглядом – опустил глаза, потеребил бороду, крикнул в коридор:
– Веди, голубь, нечего им тут прохлаждаться!
Они вышли под безоблачное небо яркие, как новогодние игрушки. По команде конвойного двинулись за ворота, прошли под не значившимся ни в одном геральдическом справочнике флагом, ввиду безветрия повисшим тряпкой (несомненно, плод творческого гения самого Прохора Петровича). Подчиняясь команде, остановились метрах в двадцати от стамовника, возле кучки небольших рюкзаков пронзительно-красных с белыми полосками.
Интересно, в каких магазинах столь яркую экипировку выбирали?
Возле рюкзаков, дымя сигаретой, прохаживался белобрысый – все в той же чёрной форме, золотые погоны нестерпимо сверкали на солнце. «Полковник» был единственным из здешних, кого Мазур видел курящим.
– Дай сигаретку, оберст, – сказал он, медленно усаживаясь на траве.
Ничуть не чинясь, полковник вынул небольшой серебряный портсигар, определённо старинный, сунул Мазуру в рот сигарету и поднёс зажигалку.
Ухмыляясь, сказал:
– Выложись, майор, как Папа Карло. Там кое-кто из морально нестойких положил глаз на твою девочку, а эта вяленая вобла – на тебя самого. Феминистка, сучка, считает, будто и бабы имеют право со спокойной совестью мужиков насиловать…
– Издеваешься? – спросил Мазур.
– Разжигаю в вас боевой дух и серьёзное отношение к делу, – сказал белобрысый, пожалуй, и в самом деле без особенной издёвки. – Правила известны? Вертушка вас всех выбросит, потом вернётся, отсчитают ровно час – и полетят высаживать охотничков. – Он пнул один из рюкзаков, лежавший наособицу. – Прохор Петрович велел передать, что слово он держит. Наганчик здесь. Жалеть никого не надо, поскольку тебя самого никто не пожалеет…
Послышалось железное клекотанье, и из-за деревьев показался вертолёт.
Приземлился метрах в десяти, хлестнул упругий ветер, смахнувший с полковника фуражку, – и тот едва успел её подхватить. Вскоре лопасти замерли, к ожидающим направились знакомые рожи – капитан и два солдата, зацапавшие Мазура с Ольгой в плен. Увидев Мазура, капитан насмешливо поднёс к козырьку два пальца:
– Какая встреча… – и предусмотрительно встал поодаль.
Один из его солдат держал охапку уже знакомых чёрных колпаков. Из ворот в сопровождении одного-единственного охранника показались остальные четверо, руки у всех скованы впереди, кроме угрюмо зыркавшего шалым взглядом разжалованного штабс-капитана. То ли он тоже умел водить вертолёт, то ли был крайне зол на бывших сподвижников – ничего удивительного, впрочем.
Полковник повесил каждому на шею рюкзак, прошёлся вокруг, сверкая погонами и начищенными до блеска хромовыми прохорями – неторопливо, словно бы даже задумчиво, обошёл кругом сбившихся в кучку пленников, повернулся к вертолёту, к заимке.
– Не тяни, сука! – крикнул штабс и затейливо выругался.
Полковник пожал плечами:
– Вот от тебя никак не ожидал этих комиссарских штучек… Может, ещё «Интернационал» споёшь? – на сей раз в его голосе звучала неприкрытая издёвка, крепко не ладили, должно быть, в прежние времена господа поддельные каппелевцы…
– Полетели, в самом деле – сказал капитан. – Что тянуть…
– Ладно, – кивнул полковник. – Ну-с, господа, желаю удачи…
По его кивку подошёл солдат и дёрнул стволом автомата:
– Марш к вертолёту, дичина…
Когда они оказались перед распахнутой дверью, второй принялся накидывать всем на головы глухие капюшоны. Мазур и на этот раз ухитрился не треснуться лбом о стальную притолоку. Рядом с ним кто-то плюхнулся на сиденье, сказал голосом Ольги:
– Пристегните ремни, гражданин…
Она храбрилась, но голосок чуть подрагивал. Мазур крепко прижал ногу к её бедру. У входа возникла заминка и суматоха, там возились, истерически закричала Виктория:
– Не хочу, сволочи, что за бред!
И тут же вскрикнула, как от боли. Судя по звукам, её без всяких церемоний швырнули внутрь, кто-то рявкнул:
– А тебе, сука, особое приглашение?
Кто-то налетел на Мазура плечом, определённо сослепу – значит, свой…
Кое-как устроился на полу, навалившись спиной на колени сидящим. Заклекотал винт. Пол под ногами слегка перекосился – вертолёт набирал высоту.
Летели в совершеннейшем молчании, охранники, в противоположность тому, первому полёту даже и не пытались вести похабные разговорчики. Довольно быстро Мазур нащупал пальцами ключ не обманули, и в самом деле висит при наручниках на тонкой верёвочке. Пожалуй, он мог бы незаметно освободиться… или нет? И даже если освободится, что потом? Бывают ситуации, когда любая выучка не поможет. Придётся ещё сдёргивать капюшон, пробиваться к кабине сквозь сгрудившиеся тела… Не стоит рисковать.
Для пробы он все же попытался вставить ключик в скважину – но тут же раздался рык:
– Не балуй!
…Летели они примерно полчаса. В один прекрасный миг шум мотора вдруг резко изменился… ощущение падения… толчок… Кто-то крепко взял Мазура за локоть, потащил, толкнул в поясницу. Он прыгнул ногами вперёд, тут же ощутил подошвами землю, удержал равновесие и выпрямился. Его вновь потащили за локоть. Потом содрали капюшон.
Все шестеро стояли по колено в густом папоротнике, а солдат, держа их под прицелом автомата, пятился к вертолёту. Издевательски сделал ручкой, прыгнул в проем, и вертолёт пошёл вверх. Мазур не видел из-за окружающих деревьев, в какую сторону он улетел, а по звуку определить не удалось, похоже, вертушка специально описала несколько кругов, сбивая с толку. Вполне возможно, все эти предосторожности были предприняты именно из-за Мазура, но даже если и так, нет времени, чтобы холить гордыню… Хватало более важных дел.
Стояла тишина, пронизанная свежими запахами тайги. Тайга смыкалась вокруг, они стояли на крохотной поляне, куда вертолёт опустился, как ведро в колодец – свободные, вольные, самые разные…
Мазуру показалось, что над ухом работает секундомер – и каждый рывок стрелки сопровождается звучным металлическим клацаньем. Он освободился мометально, когда под руками ключ, это совсем нетрудно, даже если не видишь наручников. Ещё раз огляделся быстрым волчьим взглядом. Со всех сторон тайга плавно поднималась вверх-крохотный распадок меж высоких сопок. Если предполагать подвох – а его непременно следует предполагать, и вряд ли один-единственный – девяносто девять шансов из ста за то, что их отвезли к северу от заимки, к норду. Это азбука и аксиома. Чтобы с первых шагов на свободе осложнить жизнь. Как можно дальше от обитаемых мест, на север… В места, надо предполагать, охотниками – точнее, распорядителями охоты хорошо изученные.
– Отомкни их, – бросил он Ольге. – Штабса-последним…
Сорвал с груди свой рюкзачок, распутал сложный узел, взял за углы и вывернул содержимое под ноги. Почти не обращая внимания на тяжело бухнувшиеся в траву банки консервов и что-то там ещё, схватил воронёный наган. Откинул дверцу, выщелкнул патроны. Всего три – милейший Прохор Петрович хотя и играет азартно, голову не теряет и не страдает излишней щедростью… Пощёлкал курком – все действует исправно, старенький револьвер (дата производства – 1958) к боевой работе готов. Длинные патроны – Мазур их тщательнейшим образом осмотрел, даже взвесил на ладони – выглядят самыми настоящими, видны тупые головки пуль. Это не арсенал, но кое-что. Придётся рискнуть и не устраивать огневых испытаний, чересчур убог боезапас…
От привычной тяжести оружия в руке он взлетел на седьмое небо. Неохотно спустился оттуда на грешную землю. Присел на корточки, осмотрел снаряжение, бросая в рюкзак предмет за предметом.
Три банки мясных консервов. Консервного ножа не видно, правда, зато наличествует охотничий, приличных размеров тесак с чёрной пластмассовой рукояткой, в ножнах, с поясом. Ну что ж, за такую услугу Прохору Петровичу можно даже позволить выкурить сигаретку перед смертью… ах да, он некурящий вроде бы. Отличный нож из закалённой стали, наточен на совесть, точка ещё заводская, никаких сомнений.
Буханка хлеба, блок сигарет «Опал», коробка спичек, двухлитровый пластиковый баллон, наполненный водой под пробку. И все. Консервы дрянноватые, китайская свиная тушёнка, в которой только и хорошего, что название «Великая стена». Хлеб, правда, свежий, коврига весом с килограмм, домашней выпечки. Спасибо и на том…
Он застегнул на талии пояс с ножом. Тщательно уложил наган в боковой карман пронзительно-алой куртки. Повернулся к Ольге:
– Брось-ка свой коробок.
Почал упаковку, вытащив один презерватив – и тщательно, герметично упрятал в него спички, обе коробки. На всякий случай, мало ли какая вода попадётся на пути… Остальные девять резинок можно при необходимости пустить в ход, чтобы связать что-нибудь, тут знаменитая прочность презерватива как нельзя более кстати… И вместо фляги для воды сойдёт запросто. А если уж совсем кровожадно – можно насыпать песка и грохнуть по темечку кого-нибудь вроде штабса. летальный исход гарантирован. Презерватив – вещь многосторонняя для того, кто толк понимает…
Теперь только глянул на часы. Вертолёт вёз их примерно полчаса. Можно, конечно, предположить подвох и здесь – скажем, от заимки до этой прогалинки всего километр-два, их везли кружной дорогой, а вот охота пойдёт напрямик…
И все же на месте Прохора Мазур отвёз бы «дичину» как можно дальше на север.
Поди угадай, что творится под черепушкой у Прохора. Одно ясно: нужно немедленно отсюда сматываться…
Оглянулся. Ольга уже дисциплинированно стояла с рюкзаком на спине.
Толстяк и доктор все ещё копались в своих, словно рассчитывали, что по ошибке туда положили компасы и чёрную икру. Виктория растерянно поглядывала то на мужа, то на Мазура. Один штабс-капитан держался орлом: стоял, прислонившись плечом к толстенному стволу кедра и курил, с нехорошей ухмылочкой пялясь на Мазура. Его правая рука лежала на поясе рядом с ручкой ножа, он был зол, собран и, несомненно, опасен. С превеликим удовольствием Мазур прихлопнул бы его прямо сейчас – ради избавления от будущих сложностей. Но, увы, ещё не чуял в себе должной степени озверения.
– Шевелись, интеллигенция, – сказал Мазур громко.
– Мон шер, вы что, собираетесь их тащить за собой? – удивился штабс.
– Собираюсь, – отрезал Мазур.
– Мобилизация принудительная?
– Ну что вы, – сказал Мазур. – Сугубо добровольная. Никого я не удерживаю.
Времени чертовски мало, пора трогаться…
– Мысль чрезвычайно дельная, – фыркнул штабс. – В спину, правда, не шмальнете?
– Слишком мало у меня патронов, – откровенно признался Мазур.
– Совсем хорошо. Тогда позвольте и мне капельку побыть Бонапартом… – Он выплюнул окурок, тщательно затоптал его во мху (чисто машинальным жестом, позволявшим угадать в нём опытного таёжника). Оттолкнулся плечом от ствола, подошёл к Виктории и решительно похлопал по плечу – Пошли, Виктоша.. Прошлые обиды забудем – кто старое помянет… Я-то тебя отсюда выведу на Большую Землю. А с твоим соплем ходячим пропадёшь. И с майором пропадёшь. У него на шее будет куча народу, который ему не сват и не брат, а у меня – ты одна… Уберегу как-нибудь. Шевелись, времени нет… Считай, я у твоих ног.
И улыбнулся – уверенно, нагло, блеснув отличными зубами. По-хозяйски развернул молодую женщину к чащобе лицом, легонько подтолкнул, обернулся:
– Никто не против?
Егоршин слепо бросился на него. Штабс играючи, одним грациозным движением сшиб доктора в папоротники, бросил:
– Сиди, козёл…
Ольга негодующе уставилась на Мазура. Тот пожал плечами – в конце концов, какие у него были права? Игра начиналась самая что ни на есть первобытная, и таковой ей предстояло и оставаться. И все же…
– Стоять, – сказал Мазур штабсу, выпустил рюкзак. – Иди один, золотко, если тебе неймётся…
Он ничуть не жалел доктора – просто пришло вдруг в голову, что этот скот, наигравшись, при первых же сложностях бросит бедолажную Вику в тайге. Нельзя же всерьёз полагать, что он вдруг воспылал к черноволосой необоримой нежнейшей страстью? Во-первых, удобная игрушка, во-вторых, её пайка…
– Иди-ка один, – повторил он, стоя вполоборота к улыбавшемуся штабсу.
Краешком глаза надёжно держал его – и отреагировал мгновенно, всего лишь присел на полусогнутых. Нож свистнул над его головой, звучно вошёл в дерево.
– Ну вот, давно бы так… – осклабился Мазур, кидаясь вперёд.
Штабс не поддался на довольно детскую по исполнению попытку повернуть его лицом к солнцу, предпринятую Мазуром только ради того, чтобы прощупать противника. Отражал удары он довольно хватко, но Мазур после разминочной серии быстро понял, что имеет дело, вероятнее всего, с офицером-десантником, обычным парашютистом, стандартным, и, что важнее, давненько не тренировавшимся всерьёз. Наверняка отставной…
Когда Мазур подробно все прокачал и понял, с кем имеет дело, решил поторопиться. Невидимый секундомер все громче и противнее клацал над самым ухом. Уход, нырок, каскад точных ударов…
Штабс рухнул в высокие, по грудь, заросли папоротников, куда его успел загнать «морской дьявол». Мазур нанёс ещё два точных удара, обеспечивавших с полчаса безмятежного беспамятства, наклонился, проверил, не напортачил ли.
Нет, все гладко, никакого притворства… Преспокойно снял с поверженного врага пояс с ножнами из чёрного пластика. В конце концов – как только что подметил недавно штабс – не сват и не брат… Следовало бы добить, но рука не поднялась – женщины смотрели так испуганно и жалобно… Жизнь штабсу он, по крайней мере, оставил. А там – как Бог положит…
Подошёл к кедру, выдернул глубоко засевший нож, сунул его в ножны и затянул пояс на талии Ольги – он только сейчас подметил, что женщин ножами снабжать не стали.
Виктория смотрела на него растерянным, непонятным взглядом. Мазур вспомнил, что в её походке, когда двинулась было вслед за штабсом, было не в пример больше решимости, нежели колебаний, ухмыльнулся про себя и ничего не сказал – пусть у эскулапа голова болит, бедная баба в полной прострации, не знает, к кому и прилепиться, дурёха…
Сам доктор был настроен не столь гуманно – кинулся к жене, тряс её за плечи и шипел в лицо:
– Сучка, ты ж с ним пошла…
– Не с тобой же идти, мразь, – отрезала она. Доктор замахнулся.
Мазур перехватил его руку, легонько даванул двумя пальцами меж костей запястья и сказал:
– Только без семейных скандалов, ладно? – недолгое время мерился с доктором взглядом, без труда переиграл и громко продолжал:
– Ситуация будет такая, чижики… Назначаю себя самым старшим, по существенной причине: я, пардон, лучше всех вас подготовлен к самым поганым жизненным хлопотам. Цель простая, как мычание: я намерен выйти к мало-мальски цивилизованным местам.
Это трудно, но шансы есть. Одно весьма важное уточнение: для меня на первом месте – моя жена. Я её должен спасти, ясно? Поэтому первый приказ будет такой: чтоб никаких дискуссий, хныканья и ценных предложений. Не верю я, что у вас будут ценные предложения… Подчиняться мне беспрекословно.
Неподчинившегося либо бросаю, либо бью недолго, но очень качественно. Первое предупреждение – оно же и последнее. Если кого-то такие условия не устраивают – скатертью дорожка, тайга велика и необъятна, как вся наша родина… Вопросы есть? В первый и последний раз позволяю кратенькую дискуссию… Не долее минуты. Нет вопросов?
– Вы хоть знаете, куда идти? – набычась, протянул толстяк.
– Примерно представляю, – сказал Мазур. – Юго-юго-восток… Ещё вопросы? Нету? Ну, тогда все вышеизложенное автоматически вступает в силу… В шеренгу становись! Подрыгали ногами, убедились, что с обувью все в порядке, шнурки завязаны… Проверили, уложены ли в рюкзаки хилые припасы…
Инструктаж будет простой: берегите ноги, – он говорил громко, не отводя взгляда от Ольги. – Ноги – это все. Это жизнь. Через поваленные стволы перелезать осторожно, по скользким местам, если попадутся, идти осторожно.
Попытайтесь сделать шаг размеренным. Километра четыре в час мы сделаем, этого достаточно, гляну на вас, как ходите, потом, может, и прибавим темпа… Первым идёт Чугунков. За ним – Виктория, муж следом и должен найти возможность не только смотреть под ноги, но и за женой следить. Всякие разборки прекратить. Когда решу, что можно уже сделать привал, пожрать-попить, дам соответствующую команду. Ушки держите на макушке.
Завидите зверя – не орать благим матом, остановиться, поднять руку и ждать моих действий. – Торопливо прикинул, о чём ещё стоило бы сказать. – А если вдруг замаячат на горизонте охотнички, тем более притихнуть, как мышь под метлой – для нас сейчас люди опаснее зверей…
– Курить можно? – преувеличенно вежливо спросил доктор.
– Можно, – сказал Мазур. – Только спички гасите тщательно, и вообще поберегите их… Марш!
Указал рукой направление, пропустил всех мимо себя и пошёл замыкающим, следом за Ольгой.
Тайга, словно безбрежный океан, равнодушно поглотила их.
Глава 9
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ МАРШ-БРОСКА
Вопреки опасениям Мазура марш-бросок начался неплохо и все первые полчаса продолжался в неплохом темпе – пожалуй, можно пока держать и километров шесть в час… Толстяк пер в авангарде, как напуганный носорог, проламывался сквозь высокий, по грудь, папоротник, с хрустом пробивал кусты – работал первый страх…
Потом, конечно, он стал чуточку выдыхаться, и Мазур велел поубавить прыти, – но соблюдать размеренность. Сам он перемещался вдоль цепочки людей, как пастушья овчарка у овечьего стада – то и дело заходил справа-слева, приглядывался, покрикивал и ободрял, и давал приказы. Приходилось трудно: толстяк никак не мог взять в толк, что для ходьбы по прямой следует наметить три дерева и двигаться так, чтобы держать их взглядом на воображаемой линии.
А кусты и нависающие ветки следовало обходить вполне возможно, у погони отыщется опытный следопыт. Ну, а уж думать, что у них не будет собаки,означает считать Прохора свет Петровича дитятей. Хорошо хоть, штабс их на какое-то время может отвлечь…
Порой Мазур опускал руку в карман и касался револьвера, который был моложе его всего на шесть лет. Револьвер давал чисто психологическую уверенность, не более того. Ибо давно и не раз понимающими людьми сказано: пистолет – оружие идиотов. При перестрелке в доме или на улице ещё куда ни шло, но в тайге… Современное охотничье ружьё бьёт прицельно вдвое дальше нагана – самое малое, господа, самое малое… Так что никаких лихих перестрелок с преследователями затевать не стоит, это безумие – с тремя-то патронами… И штучек во вкусе Рэмбо следует избегать. Хитроумные ловушки и смертоносные приспособления, которыми Рэмбо изничтожал полицейскую погоню в первой серии, в общем, недурны, но есть немаловажное уточнение: реальная погоня не дала бы беглецу столько времени… Кое-что можно придумать – но самое простенькое, лапшу быстрого приготовления…
Он вёл свой отряд почти по прямой, лишь изредка отклоняясь, всегда к востоку, когда впереди вставал особенно крутой склон. Куртки давно уже были скинуты и повязаны рукавами вокруг талии, костюмы расстёгнуты – стоял август, главный зной давно схлынул, но все же жарковато. Хорошо ещё, мошки почти нет – она, паскуда, выбирает места обитания по совершенно непонятным мотивам, в одном распадке от неё темно, в другом – ни единой…
– Эй, хватит! – прикрикнул Мазур, заметив, что толстяк опять полез в рюкзак за фляжкой. – Хватит, понял? Не поможет…
Плохо, что нет соли, – выходит с потом, а восполнить нечем… Может, попадётся солонец, нужно будет набрать землицы…
Взз-зз-зиууу-фьююю!
Мазур присел, развернулся в сторону звука, вырвал наган из кармана.
Остальные замерли без приказа.
Слева, высоко над кронами, медленно плыл вниз ослепительно яркий клубок огня, по-прежнему издававший жуткий разбойничий посвист. Сердце колотилось.
Текли секунды, но стояла покойная тишина, и Мазур наконец перестал искать взглядом живую опасность. Обыкновенная ракета, взлетела совсем близко, а это значит…
– Под ноги смотрел? – рявкнул Мазур, двумя прыжками оказавшись в голове колонны. Толстяк растерянно развёл руками:
– Вы же не говорили…
– Ладно, – бросил Мазур, гася в себе бесполезную злость. – Двинулись…
Как он ни шарил взглядом, ни сейчас, ни потом так и не смог разглядеть натяжку. А она была, никаких сомнений. Впрочем, вместо тончайшей, невидимой проволочки вполне мог оказаться и присобаченный на кедр фотоэлемент.
Оптимизма ради следует предположить, что сработавшая ракета – не единственная. Их могли забросить на специально оборудованный участок – и хорошо ещё, если все здешние ловушки только и делают, что выстреливают звуковые ракеты. А могут ещё, стервы, и посылать радиосигнал… и, коли уж впадать в мизантропию, нужно подумать и о противопехотных минах, почему бы и нет? В этой охоте нельзя полагаться на одну удачу и навык, ибо эта дичь кое-чем отличается от медведя или оленя – ни олень, ни медведь не могут написать заявление прокурору… Зачем-то же понадобился Прохору американский инженер, в коем потом минула надобность? Не башню же воздвигать? Для постройки «заимки» хватило бы и своих умельцев.
Мазур достал фляжку, прополоскал рот. Как ни хотелось проглотить воду, сдержал себя, выплюнул. Пожалуй, на его версию о специально оборудованном участке работает и полное отсутствие мелкого зверья – ни белки, ни бурундука, ни соболя, одни птицы иногда перепархивают, да и то мелочь вроде кедровок, недостойная выстрела настоящего охотника…
К исходу условленного часа он стал самую чуточку нервничать, то и дело поглядывая на небо, навострив уши. И повторял в десятый раз:
– На открытое место не выходить! Под деревьями держаться…
А нужно было ещё время от времени останавливаться и чутко прислушиваться, не донесётся ли шум сзади. Поклясться можно не полученными пока адмиральскими погонами – штабс-капитан пойдёт следом. У них – револьвер, ножи, продукты… То есть – продление жизни. Игры пошли первобытные, а каждая сволочь охотнейше принимает как раз первобытные правила…
На ходу Мазур срубал ножом подходящие ветки и споро лишал их сучков.
Когда набиралась охапочка, совал в рюкзак. Кое-какие идеи насчёт примитивной обороны у него уже смутно забрезжили в голове. Когда пришлось взбираться на пологую каменную осыпь (Мазур безжалостно погнал всех напрямик, камни плохо держат след), мелькнула ещё одна небесполезная мыслишка, и он, минут на пять задержавшись, нагрёб в рюкзак подходящих голышей.
Потом, конечно, он стал чуточку выдыхаться, и Мазур велел поубавить прыти, – но соблюдать размеренность. Сам он перемещался вдоль цепочки людей, как пастушья овчарка у овечьего стада – то и дело заходил справа-слева, приглядывался, покрикивал и ободрял, и давал приказы. Приходилось трудно: толстяк никак не мог взять в толк, что для ходьбы по прямой следует наметить три дерева и двигаться так, чтобы держать их взглядом на воображаемой линии.
А кусты и нависающие ветки следовало обходить вполне возможно, у погони отыщется опытный следопыт. Ну, а уж думать, что у них не будет собаки,означает считать Прохора свет Петровича дитятей. Хорошо хоть, штабс их на какое-то время может отвлечь…
Порой Мазур опускал руку в карман и касался револьвера, который был моложе его всего на шесть лет. Револьвер давал чисто психологическую уверенность, не более того. Ибо давно и не раз понимающими людьми сказано: пистолет – оружие идиотов. При перестрелке в доме или на улице ещё куда ни шло, но в тайге… Современное охотничье ружьё бьёт прицельно вдвое дальше нагана – самое малое, господа, самое малое… Так что никаких лихих перестрелок с преследователями затевать не стоит, это безумие – с тремя-то патронами… И штучек во вкусе Рэмбо следует избегать. Хитроумные ловушки и смертоносные приспособления, которыми Рэмбо изничтожал полицейскую погоню в первой серии, в общем, недурны, но есть немаловажное уточнение: реальная погоня не дала бы беглецу столько времени… Кое-что можно придумать – но самое простенькое, лапшу быстрого приготовления…
Он вёл свой отряд почти по прямой, лишь изредка отклоняясь, всегда к востоку, когда впереди вставал особенно крутой склон. Куртки давно уже были скинуты и повязаны рукавами вокруг талии, костюмы расстёгнуты – стоял август, главный зной давно схлынул, но все же жарковато. Хорошо ещё, мошки почти нет – она, паскуда, выбирает места обитания по совершенно непонятным мотивам, в одном распадке от неё темно, в другом – ни единой…
– Эй, хватит! – прикрикнул Мазур, заметив, что толстяк опять полез в рюкзак за фляжкой. – Хватит, понял? Не поможет…
Плохо, что нет соли, – выходит с потом, а восполнить нечем… Может, попадётся солонец, нужно будет набрать землицы…
Взз-зз-зиууу-фьююю!
Мазур присел, развернулся в сторону звука, вырвал наган из кармана.
Остальные замерли без приказа.
Слева, высоко над кронами, медленно плыл вниз ослепительно яркий клубок огня, по-прежнему издававший жуткий разбойничий посвист. Сердце колотилось.
Текли секунды, но стояла покойная тишина, и Мазур наконец перестал искать взглядом живую опасность. Обыкновенная ракета, взлетела совсем близко, а это значит…
– Под ноги смотрел? – рявкнул Мазур, двумя прыжками оказавшись в голове колонны. Толстяк растерянно развёл руками:
– Вы же не говорили…
– Ладно, – бросил Мазур, гася в себе бесполезную злость. – Двинулись…
Как он ни шарил взглядом, ни сейчас, ни потом так и не смог разглядеть натяжку. А она была, никаких сомнений. Впрочем, вместо тончайшей, невидимой проволочки вполне мог оказаться и присобаченный на кедр фотоэлемент.
Оптимизма ради следует предположить, что сработавшая ракета – не единственная. Их могли забросить на специально оборудованный участок – и хорошо ещё, если все здешние ловушки только и делают, что выстреливают звуковые ракеты. А могут ещё, стервы, и посылать радиосигнал… и, коли уж впадать в мизантропию, нужно подумать и о противопехотных минах, почему бы и нет? В этой охоте нельзя полагаться на одну удачу и навык, ибо эта дичь кое-чем отличается от медведя или оленя – ни олень, ни медведь не могут написать заявление прокурору… Зачем-то же понадобился Прохору американский инженер, в коем потом минула надобность? Не башню же воздвигать? Для постройки «заимки» хватило бы и своих умельцев.
Мазур достал фляжку, прополоскал рот. Как ни хотелось проглотить воду, сдержал себя, выплюнул. Пожалуй, на его версию о специально оборудованном участке работает и полное отсутствие мелкого зверья – ни белки, ни бурундука, ни соболя, одни птицы иногда перепархивают, да и то мелочь вроде кедровок, недостойная выстрела настоящего охотника…
К исходу условленного часа он стал самую чуточку нервничать, то и дело поглядывая на небо, навострив уши. И повторял в десятый раз:
– На открытое место не выходить! Под деревьями держаться…
А нужно было ещё время от времени останавливаться и чутко прислушиваться, не донесётся ли шум сзади. Поклясться можно не полученными пока адмиральскими погонами – штабс-капитан пойдёт следом. У них – револьвер, ножи, продукты… То есть – продление жизни. Игры пошли первобытные, а каждая сволочь охотнейше принимает как раз первобытные правила…
На ходу Мазур срубал ножом подходящие ветки и споро лишал их сучков.
Когда набиралась охапочка, совал в рюкзак. Кое-какие идеи насчёт примитивной обороны у него уже смутно забрезжили в голове. Когда пришлось взбираться на пологую каменную осыпь (Мазур безжалостно погнал всех напрямик, камни плохо держат след), мелькнула ещё одна небесполезная мыслишка, и он, минут на пять задержавшись, нагрёб в рюкзак подходящих голышей.