Страница:
– Может, бросить его? – сказала Вика.
– Что, нового стебаря нашла? – завопил доктор, безуспешно выдираясь.
Мазур толчком послал его вперёд, в полёте врезав крюком по почкам, дважды добавил ногой – так, чтобы не повредить ничего жизненно важного, но причинить жуткую кратковременную боль. Присел на корточки рядом с поверженным эскулапом и спокойно спросил:
– Ещё?
– Не надо, – простонал тот, стоя на четвереньках и тяжко мотая головой.
– Ну тогда вставай, козёл, и собирайся в дорогу – сказал Мазур. – Ещё раз начнёшь качать права или гадюку не станешь трескать – ногу перебью и брошу, чтобы охотнички на тебя отвлеклись… Встать!
Доктор послушно вскочил. Бунт был подавлен, вот только надолго ли?
Опять же в воспитательных целях Мазур послал доктора в авангард. Идущему впереди всех по густой тайге приходится нелегко – собирает все сухие ветки, принимая их на грудь богатырскую, поневоле выбирает самый удобный путь, чем облегчает дорогу остальным. Сам Мазур двинулся последним. Правая щека чуточку подпухла – неведомо откуда налетели комары и, прежде чем шарахнуться от сигаретного дыма, успели оставить отметку.
Ольга замедлила шаг, пошла с ним в ногу. Хитро поглядела снизу вверх и тихо спросила:
– А кто это в буреломе с Виктошкой обжимался?
– О господи, – вздохнул Мазур. – И ты туда же? По заднице захотела?
– Я к тому, что этот служитель Гиппократа так за вами глазами и стригет, учти…
Мазур плюнул и звонко шлёпнул её по заднице, погнав вперёд. Миновали березняк с хлюпающей кое-где под ногами водой. Лишь бы не начались болота, подумал он, начнём обходить, и время потеряем, и блуждать будем по-чёрному, отклоняясь от прямой линии…
Болот не встретилось – зато попалось пожарище, несомненно, давнее, даже не прошлогоднее. Очень похоже, пожар случился в пору обильных дождей, задавивших его в зародыше: ни одно дерево не упало и не сгорело дотла, штук тридцать так и остались стоять уродливыми опалёнными столбами.
Мазуру в голову пришла довольно многообещающая идея насчёт по-настоящему крупного безобразия…
Можно устроить пожар. Дождей давно не было, леса сухие, как порох, в эту пору они обычно и горят от одного-единственного окурка или случайной спички.
Кстати, в паре отдалённых местечек Шантарской губернии уже полыхало, когда он собирался в плаванье. Он давно уже заметил, что ветер дует большей частью южный, почти постоянно в лицо, пламя понесёт в сторону охотников, а то и зацепит заимку или другие Прохоровы «точки». Почти моментально пламя распространится на огромные пространства. Охотникам станет не до дичи – свою бы шкуру спасти. И довольно быстро о пожаре станет известно в губернской столице, сюда пойдут самолёты с пожарными-десантниками, повалит народ и техника. Несмотря на все рыночные новшества, к таёжным пожарам до сих пор подходят отнюдь не с коммерческим аршином, тушить принимаются немедленно, волевым решением бросая на подавление немалые силы и не препираясь насчёт оплаты… Если все пройдёт гладко, в Пижмане будет не до Мазура с Ольгой, там начнётся такая суета и многолюдство, что смыться незамеченными удастся гораздо проще. Не зря ведь, ох, не зря накололи татуировки – может в Пижмане оказаться кто-то, облечённый властью и работающий на Прохора…
Идея заманчивая. И вполне реальная. Мазур охотно брался претворить её в жизнь, не чувствуя за собой никакой вины – очень уж страшная пошла игра, тут не до всхлипов о родной тайге. Вот только рассчитать и осуществить все следует ювелирнейше выбрать место, запалить в строгом соответствии с ветром. Иначе и сам зажаришься, как мышь в котельной, – таёжный пожар порой летит, как скорый поезд, малейшая ошибка, и проще уж сразу застрелиться, не ждать, когда обратишься в головешку…
Они шагали до сумерек без единого привала. Останавливался Мазур только для того, чтобы положить из пращи очередную белку. Белок сновало множество, сразу видно, что здешнему лешему давненько везёт в карты, не приходилось ставить на кон мелкое зверьё. Однажды Мазур по ошибке подшиб даже небольшого рыже-чёрного соболя, в пищу годившегося разве что при крайней степени голодухи. Недолго думая, отрезал пышный хвост, содрал наскоро шкурку забрезжила смутная идея. Шкурку, скатав, упрятал в карман, а хвост прицепил Ольге к поясу, хмыкнув:
– Потом будешь рассказывать, как гуляла по тайге вся в соболях… скво.
Дюжину белок он торопливо изжарил в сумерках – на ужин. И с ухмылкой констатировал, что дамы на сей раз проявили к аппетитным запахам не в пример больший интерес.
На ночлег устроились на склоне сопки. Мазур срубил четыре молодых кедра, один укрепил на сучьях меж двумя близко стоящими деревьями, три наклонно положил на него, навалил поверх охапку пышных, колючих веток. Получилось подобие примитивного шалаша, защищавшее от южного ветерка, дувшего здесь с идиотским постоянством.
Белок съели без протестов – Мазур с женщинами по две, а доктор, нонконформист сраный, соизволил сжевать лишь одну. Ну, и то хлеб… Начал помаленьку цивилизоваться.
И тем не менее Мазур предусмотрительно уложил себе под голову все запасы еды, завёрнутые в куртку – во-первых, удобнее спать будет, во-вторых, на доктора надежды мало, с него станется…
Глава 13
– Что, нового стебаря нашла? – завопил доктор, безуспешно выдираясь.
Мазур толчком послал его вперёд, в полёте врезав крюком по почкам, дважды добавил ногой – так, чтобы не повредить ничего жизненно важного, но причинить жуткую кратковременную боль. Присел на корточки рядом с поверженным эскулапом и спокойно спросил:
– Ещё?
– Не надо, – простонал тот, стоя на четвереньках и тяжко мотая головой.
– Ну тогда вставай, козёл, и собирайся в дорогу – сказал Мазур. – Ещё раз начнёшь качать права или гадюку не станешь трескать – ногу перебью и брошу, чтобы охотнички на тебя отвлеклись… Встать!
Доктор послушно вскочил. Бунт был подавлен, вот только надолго ли?
Опять же в воспитательных целях Мазур послал доктора в авангард. Идущему впереди всех по густой тайге приходится нелегко – собирает все сухие ветки, принимая их на грудь богатырскую, поневоле выбирает самый удобный путь, чем облегчает дорогу остальным. Сам Мазур двинулся последним. Правая щека чуточку подпухла – неведомо откуда налетели комары и, прежде чем шарахнуться от сигаретного дыма, успели оставить отметку.
Ольга замедлила шаг, пошла с ним в ногу. Хитро поглядела снизу вверх и тихо спросила:
– А кто это в буреломе с Виктошкой обжимался?
– О господи, – вздохнул Мазур. – И ты туда же? По заднице захотела?
– Я к тому, что этот служитель Гиппократа так за вами глазами и стригет, учти…
Мазур плюнул и звонко шлёпнул её по заднице, погнав вперёд. Миновали березняк с хлюпающей кое-где под ногами водой. Лишь бы не начались болота, подумал он, начнём обходить, и время потеряем, и блуждать будем по-чёрному, отклоняясь от прямой линии…
Болот не встретилось – зато попалось пожарище, несомненно, давнее, даже не прошлогоднее. Очень похоже, пожар случился в пору обильных дождей, задавивших его в зародыше: ни одно дерево не упало и не сгорело дотла, штук тридцать так и остались стоять уродливыми опалёнными столбами.
Мазуру в голову пришла довольно многообещающая идея насчёт по-настоящему крупного безобразия…
Можно устроить пожар. Дождей давно не было, леса сухие, как порох, в эту пору они обычно и горят от одного-единственного окурка или случайной спички.
Кстати, в паре отдалённых местечек Шантарской губернии уже полыхало, когда он собирался в плаванье. Он давно уже заметил, что ветер дует большей частью южный, почти постоянно в лицо, пламя понесёт в сторону охотников, а то и зацепит заимку или другие Прохоровы «точки». Почти моментально пламя распространится на огромные пространства. Охотникам станет не до дичи – свою бы шкуру спасти. И довольно быстро о пожаре станет известно в губернской столице, сюда пойдут самолёты с пожарными-десантниками, повалит народ и техника. Несмотря на все рыночные новшества, к таёжным пожарам до сих пор подходят отнюдь не с коммерческим аршином, тушить принимаются немедленно, волевым решением бросая на подавление немалые силы и не препираясь насчёт оплаты… Если все пройдёт гладко, в Пижмане будет не до Мазура с Ольгой, там начнётся такая суета и многолюдство, что смыться незамеченными удастся гораздо проще. Не зря ведь, ох, не зря накололи татуировки – может в Пижмане оказаться кто-то, облечённый властью и работающий на Прохора…
Идея заманчивая. И вполне реальная. Мазур охотно брался претворить её в жизнь, не чувствуя за собой никакой вины – очень уж страшная пошла игра, тут не до всхлипов о родной тайге. Вот только рассчитать и осуществить все следует ювелирнейше выбрать место, запалить в строгом соответствии с ветром. Иначе и сам зажаришься, как мышь в котельной, – таёжный пожар порой летит, как скорый поезд, малейшая ошибка, и проще уж сразу застрелиться, не ждать, когда обратишься в головешку…
Они шагали до сумерек без единого привала. Останавливался Мазур только для того, чтобы положить из пращи очередную белку. Белок сновало множество, сразу видно, что здешнему лешему давненько везёт в карты, не приходилось ставить на кон мелкое зверьё. Однажды Мазур по ошибке подшиб даже небольшого рыже-чёрного соболя, в пищу годившегося разве что при крайней степени голодухи. Недолго думая, отрезал пышный хвост, содрал наскоро шкурку забрезжила смутная идея. Шкурку, скатав, упрятал в карман, а хвост прицепил Ольге к поясу, хмыкнув:
– Потом будешь рассказывать, как гуляла по тайге вся в соболях… скво.
Дюжину белок он торопливо изжарил в сумерках – на ужин. И с ухмылкой констатировал, что дамы на сей раз проявили к аппетитным запахам не в пример больший интерес.
На ночлег устроились на склоне сопки. Мазур срубил четыре молодых кедра, один укрепил на сучьях меж двумя близко стоящими деревьями, три наклонно положил на него, навалил поверх охапку пышных, колючих веток. Получилось подобие примитивного шалаша, защищавшее от южного ветерка, дувшего здесь с идиотским постоянством.
Белок съели без протестов – Мазур с женщинами по две, а доктор, нонконформист сраный, соизволил сжевать лишь одну. Ну, и то хлеб… Начал помаленьку цивилизоваться.
И тем не менее Мазур предусмотрительно уложил себе под голову все запасы еды, завёрнутые в куртку – во-первых, удобнее спать будет, во-вторых, на доктора надежды мало, с него станется…
Глава 13
АЗЕНКУР
Проснувшись на рассвете, Мазур обнаружил себя в приятной, но, увы, мимолётной и платонической роли турецкого султана – обе женщины во сне прильнули к нему с двух сторон в поисках тепла, обняли, головёнки устроили на груди, идиллия… вставать не хотелось, честное слово, но пришлось, конечно. За неимением поблизости ручья, холодных ванн он не принимал, но водой из фляжки умылся. И все пошло по заведённому порядку: деликатно разбудить женщин и чуть менее деликатно – доктора, дать минут десять на оправку, мысленные сетованья касаемо нелёгкой судьбы и скорое привыкание к суровой реальности. По кусочку зачерствевшего хлеба и остывшей белке в зубы – и пошли ноженьки считать версты, старым курсом, на два лаптя правее солнышка…
Туман ещё стоял меж деревьев, и шагать пришлось с черепашьей скоростью, но сидеть на месте и ждать погоды Мазур не хотел. С упрямством бронетранспортёра претворял в действие нехитрую и жизненно важную задачу – оторваться как можно дальше от погони. Она-то, голову прозакладывать можно, в туман не полезет.
– Может, они на нас рукой махнули? – тихо спросила Ольга, словно угадав направление его мыслей, как хорошей супруге, вообще-то, и полагается по жизни.
– Размечталась… – проворчал Мазур. – Дела, милая, пошли на принцип, точно тебе говорю. Я человек скромный, но сердце мне отчего-то вещует: ни разу ещё они не получали по сусалам столь быстро и качественно. Ну ты сама посуди, кто на их месте нас из тайги-то выпустит?
– Ох, и вселил ты в меня оптимизм…
– Не горюй, – сказал Мазур. – Прорвёмся. Вся их промашка в том, что они меня не предусмотрели. А поскольку…
– Ой!
Мазур застыл на месте. Туман уже почти растаял, оставшись лишь в низинках и кое-где над землёй. Они оказались в березняке, и метрах в тридцати от Мазура, на поляне, стоял олень. Марал, если точно. Низко опустив рогатую голову, пощипывал траву – серо-жёлтый, здоровенный, невозмутимый…
Петля мгновенно легла в выемку на свободном конце лука. Наложив стрелу, Мазур бесшумно двинулся вперёд, пригнувшись, растопырив локти…
За его спиной раздался неумелый свист – скорее громкое шипенье, но маралу этого оказалось достаточно. Молниеносно вскинув голову, он стрелой прянул в чащу, сразу исчез из глаз, почти беззвучно.
Опустив лук, на ходу снимая тетиву, Мазур неторопливо вернулся к спутникам. Безразличным тоном спросил:
– Кто, мать вашу?
– Ну, я, – сказала Ольга, глядя ему в глаза без особой тревоги. – Он такой красивый был…
Он закрыл глаза, шумно выдохнул сквозь зубы и постарался, не торопясь и не сбиваясь, досчитать до двадцати. Помогло немного. Подошёл вплотную к жене, крепко взял за подбородок и сказал:
– В следующий раз за что-нибудь похожее получишь крепко и качественно. По морде.
– Слушай…
– Это было мясо, – сказал Мазур. – Понятно? Мясо. – Он все ещё держал её подбородок двумя пальцами, как клещами. – И чтобы никаких обид…
– А ты бы его свалил? – с вызовом уставилась Ольга. Мазур стиснул её подбородок ещё покрепче, дождался, когда ойкнет, сказал:
– Я бы его свалил. Ну?
– Ну, извини…
– Без «ну».
– Извини, – сказала Ольга.
– То-то, – Мазур разжал пальцы, на миг стало её жалко, но он твёрдо решил сантиментам не поддаваться. – И запомни накрепко: нету вокруг ничего красивого, есть только съедобное и несъедобное… Пошли.
Все же мог поклясться, что любимая жёнушка дуется, – много времени прошло, прежде чем стала с намёком ловить его взгляд.
– И не надейся, – сказал Мазур, поравнявшись с ней. – Не буду пардону просить, виновата – значит, виновата.
– Звереть просто не хочется…
– А кому хочется? – пожал он плечами. – Охотиться, малыш – это ещё не значит звереть, ты себе это накрепко в головёнку вколоти…
Он замолчал, стал шарить взглядом по небу, но не мог ничего рассмотреть – зеленые кроны смыкались над головой, словно сплошная крыша. Поднял руку, призывая остальных к тишине.
Нет, не показалось. Явственно раздавалось далёкое жужжанье вертолёта. Оно приблизилось справа, прошло вперёд, вернулось, послышалось слева, опять справа… Вертолёт, полное впечатление, летал по сужающейся спирали – на большой высоте, на значительном отдалении от места, где они стояли. В шуме безукоризненно работающего мотора было что-то странное, но Мазур, как ни ломал голову, так и не определил, что же это такое. Но это непонятное отличие было…
Минут десять они стояли и слушали, как далёкий вертолёт выписывает круги.
Потом шум мотора помаленьку смолк, удаляясь к северу.
– Засекли? – тихонько спросила Ольга.
– Не каркай… – бросил Мазур. – Пошли.
Ещё несколько часов они шагали в быстром темпе, по местам относительно ровным. Потом поплохело: впереди обнаружился крутой хребет ещё повыше вчерашнего, а бурелома было навалено столько, словно специально постарался какой-нибудь особо злокозненный леший, разобиженный на Мазура из-за белок.
Мазур сделал заключение, что ураганы тут нередки: если вспомнить деревню, похоже, что и там крыши сорвало буйным ветром, могли ещё лет двадцать простоять…
Лабиринт, мать его. Чересчур протяжённый, чтобы метаться вправо-влево в поисках обходных путей – проще уж немного помучиться. Ветровал был относительно недавний: хвоя на могучих ветвях лишь кое-где порыжела, большей частью оставшись зеленой. Люди петляли самыми невероятными зигзагами, шумно перелезая через стволы, у вершинок, где были потоньше, отводили упругие ветви, но всё равно иные стегали по лицу. В волосах у всех застряли иглы, физиономии перемазаны смолой и паутиной. Костюмы кое у кого зазияли первыми дырами. Нужно поосторожнее, подумал Мазур, этак они быстро в лохмотья превратятся, голышом придётся идти… И хрюкнул под нос, несмотря на серьёзность ситуации: представил вереницу голых путников, в кроссовках, с ножами на поясах, самого себя, с луком наперевес…
Обошли громадный, выше человеческого роста выворотень – корни поваленного высоченного кедра торчали осьминожьими щупальцами. Мазур присел на корточки, заглянул в яму под корнями, держа нож наготове – ещё выскочит что-нибудь вроде росомахи, разбирайся с ней потом…
Нет, это не нора, просто яма.
– Это какой же ветер должен быть… – протянула оказавшаяся рядом Вика.
– Соответствующий, – кивнул Мазур.
Противоположный склон был почти не затронут – спустились легко, быстро.
Часа полтора шагали по чащобе. Мысль, зародившаяся у Мазура ещё на вершине, все это время не отпускала обрастала деталями, подробностями, он и не заметил, как стал просчитывать. А когда заметил, отрываться от этого занятия не стал. Продолжал себе. Напоследок взвесил шансы, спокойно, холодно, профессионально. И шансы в его пользу выходили таковы, что не стоило откладывать…
– Стоп, – сказал он громко, высмотрев подходящее, а главное, приметное место в распадке.
Первым опустился в мох, вынул сигарету. Они ещё стояли – не ожидали привала, успели привыкнуть к стахановским темпам командира.
– Садитесь, орлы, – сказал Мазур. – Привал долгий будет…
Достал презерватив, нюхнул протухавшую там чуть ли не сутки смесь и тут же отдёрнул нос – запашок был соответствующий, далеко до полной кондиции, но уже достаточно для надёжного заражения раны… Проверил стрелы, древко лука, оба ножа. Сбросил безрукавку, вынул из кармана несколько обрезков рукава и быстро связал из них надёжный шнурок, прикрепил к нему за кольцо на рукоятке наган, повесил на шею, словно гротескный амулет. Пращу решительно отложил: с ней не будет времени забавляться…
Ольга догадалась первой, глаза стали огромными:
– Ты что, хочешь…
– Ага, – сказал Мазур, скинул куртку, оставшись голым по пояс – очень уж яркая, паскуда… – Вы тут отдыхайте, а я схожу назад, к бурелому, немного поговорю с нашими друзьями… Авось их после такого базара станет поменьше.
Он достал нож и отрезал рукав Ольгиной красной куртки,пояснил:
– Понадобится…
Ольга стояла, уронив руки, смотрела на него огромными сухими глазами.
Мазур подошёл, легонько коснулся губами её щеки и сказал:
– Да пустяки. Привычка у меня такая возвращаться, все допрежь удивлялись: надо же, вечно этот Мазур возвращается, взял моду… В общем, вы тут сидите, держите ушки на макушке и старательно меня ждите. Займёт это, я так прикидываю, часа три…
– А если не вернётесь? – вскинулся доктор.
Типун тебе на язык, сука, подумал Мазур и сказал елико мог убедительнее:
– Я же сказал – вернусь непременно. А потому, друг мой милый, категорически вам не советую за время моего отсутствия фокусы выкидывать и дурью маяться. Вы уж за ним присмотрите, девочки? Идёт? А я вам кедровых шишек принесу…
Он окинул доктора быстрым, оценивающим взглядом. Нет, не нравился ему эскулап – глазёнки лихорадочно поблёскивают, так и бегают, ручонки места себе не находят. Ладно, очень уж крупных неприятностей от него не будет, а с мелкими девки справятся…
Все же Мазур подошёл, забрал у доктора нож и передал его Вике:
– Прошу. Пусть у тебя побудет, так сохраннее. И чуть что – вы себя в обиду не давайте. Чтоб все себя паиньками вели, вернусь, приму рапорт…
Забрал свёрнутую соболиную шкурку, прочие необходимые пожитки, кивнул им и, чтобы не рассусоливать, не разводить дешёвого кино с прочувствованными прощаньями и мужественными репликами, прямиком направился в тайгу, ни разу не оглянувшись. Что бы там ни творилось у него на душе, это было его личным делом.
Он просто-напросто обязан был выжить, вот и всё. Потому что без него Ольга из тайги не выйдет. И Вика, конечно. И хер доктор, которому бы набить морду вдумчиво, обстоятельно. Лёгкие ранения допустимы. Тяжёлое – совершенно нежелательно. Вот и все, простейшие вводные, он и сам не помнил, когда ещё сталкивался со столь спартанской простотой, со столь несложной операцией…
И перешёл на размашистый шаг, понемногу вгоняя себя в подобие транса:
День-ночь-день-ночь мы идём по Африке день-ночь-день-ночь все по той же Африке и только пыль-пыль-пыль от шагающих сапог и отпуска нет на войне…
Остановился у ручейка, который хорошо запомнил, когда они с час назад проходили здесь, накопал пригоршней земли, намешал грязи и старательно вымазал штаны, а заодно и сам вымазался, пятнами, полосами. Стал взбираться по склону вверх. Солнце палило, и вскоре грязь засохла коростой и на штанах, и на загорелом теле, кое-где стянув кожу. Риск, конечно – даже при лёгком ранении можно подцепить столбняк. Но тут, во-первых, может и не оказаться столбнячных бацилл, или как там они именуются на медицинском жаргоне, а во-вторых, теперь Мазур прекрасно сливался с жёлто-белой песчаной землёй да и на фоне коричнево-жёлтой коры особенно не выделялся.
Он быстро нашёл подходящее место – там, где они проходили, почти на границе ветровала и оставшейся нетронутой тайги. Времени, похоже, хватало.
Цинично рассуждая, принимать здесь бой одно удовольствие, масса кустов, могучих крон, лежащих горизонтально, толстенных стволов и вывороченных корневищ. Будь он один, обязательно бы заставил их гоняться за собой по тайге, пока не положит всех – опытный охотник, что ни говори, не потянет против опытного командоса, пусть и привыкшего убивать главным образом под водой… Но сейчас можно было обойтись без волюнтаризма и постараться выполнить программу-минимум – внести в ряды погони разброд и неуверенность в собственных силах, положить пару-тройку людишек, постаравшись при этом завладеть стволом. Но первым делом – отправить узкоглазого Дерсу Узала в таинственные Края Вечной Охоты… Или куда там у них принято упархивать душе, расставшись с телом. В Нижний Мир, ага. Пусть будет Нижний Мир, нам без разницы…
Как сказал когда-то Вольтер, Господь помогает не большим батальонам, а тем, кто лучше стреляет…
Алый рукав куртки он разместил метрах в сорока левее и выше местечка, где устроился в засаде – насадил на сук, так, чтобы осталось полное впечатление, будто хозяин куртки накрепко зацепился рукавом и оторвал его, чтобы не терять времени. Яркое пятно мгновенно привлекает внимание – и отвлекает. Он спустился вниз по склону и убедился, что место выбрал правильно, алый лоскут оттуда виден, бросается в глаза, словно балерина в пивбаре.
Вернулся к месту засады и терпеливо стал ждать. Ждать он умел, без этого в его ремесле не обойтись. Полагалось бы что-то такое повспоминать – либо героическое прошлое, либо молодую жену. Но прошлое потому так и называется, что давно прошло, а к молодой жене он яростно надеялся вернуться во плоти.
Так что особенных мыслей не было, наоборот, – он умело и методично выдавливал из сознания все постороннее, превращая себя в наводящую приставку к немудрёному оружию, в боевую машину. Он обязан был вернуться живым.
Когда в окулярах бинокля появились собаки, он даже не встрепенулся.
Только слегка повёл биноклем вправо-влево – вот и остальные, идут зигзагом, накомарники по-прежнему скрывают лица, автоматы на плечах, ружья на руке – не у всех, впрочем, только у двух. Остальные закинули свои красивые пушки на плечи, дулом вниз – долго, очень долго идут по следу, схлынул первый азарт, внимание чуточку притупилось…
Собачки пёрли как по ниточке – две небольших лайки, неутомимо натягивавшие поводки из сыромятины. То и дело далеко разносился звонкий лай – лайка за то и получила своё название, что тихо идти по следу не умеет…
Таёжный абориген, пожалуй, уже немолод – физиономия прямо-таки выдублена.
Ну и ладно, пожил, никто его не неволил, надо полагать, а если даже и приневолили – уж прости, батя, такой расклад…
Ага! Почти одновременно лайки сбились со следа, потянули в сторону – туда, где Мазур бросил свежесодранную соболью шкурку. Соболий запашок, как он и рассчитывал, оказался не в пример заманчивее…
Эвенк что-то прикрикнул по-своему, дёрнул поводки, но собаки что есть мочи тянули в ту сторону. И их хозяин оказался к Мазуру боком, что и требовалось…
Мазур стоял за высокой сосной, таёжным курьёзом – сосна была двойная.
Ствол раздваивался примерно на высоте груди Мазура, внизу получилась своеобразная амбразура, узкая, как раз просунуть наконечник стрелы…
Он уже намазал три наконечника поганой смесью. И натянул лук. На миг прошило дикое, сюрреалистическое ощущение – это ведь были Ольгины волосы, но тут же думать об этом стало некогда, он затаил дыхание, прошептал, едва шевеля губами: «Господи, помоги!»
И отпустил тетиву.
Тетива ударила по мякоти большого пальца, но Мазур ждал этой боли и мгновенно приглушил её усилием воли. Сердце залила горячая волна дикой, звериной радости – эвенк медленно заваливался, головой к Мазуру, поводков он не выпустил, видимо, намотал на руку – и собаки дёрнули безвольное тело, чуть протащили. Мазуру показалось, он слышит, как сломалась стрела…
Замер. Впереди тоже стояла тишина – ошеломлённое молчание. Дорога отхода была присмотрена и рассчитана заранее. Бесшумно опустившись на корточки, Мазур прополз под прикрытием толстенного ствола, двигаясь невероятно плавно, словно в замедленной съёмке, чтобы не колыхнуть ни единой веточки, переместился метров на десять левее. Заходил охотникам во фланг.
Ударил глухой ружейный выстрел. Мазур осторожненько высунулся из-за ствола, но и так знал уже, что у кого-то не выдержали нервы, и он пальнул наугад, совсем не в ту сторону. Поди определи с ходу, откуда вжикнула стрела…
Наложил новую, присел на корточки, спустил тетиву, И тут же прыгнул, перекатился, прополз под защиту дерева. Раздался дикий крик – ну да, он целил в ногу повыше колена, раненый сгоряча выдернул стрелу, а топорно сработанный наконечник в ране-то и остался…
Мазур прижался к земле, пряча голову за поваленным стволом. Раздалась резкая команда, и загрохотали три автомата, вторя им, вразнобой захлопали ружейные выстрелы. Они все ещё лупили наугад. Самое трудное теперь – спокойненько лежать, но это и самое беспроигрышное. Лайки притихли, а вот раненый орёт не по-нашенски – ну-ну, мистер, привыкай к нашим играм, коли уж взялся за гуж…
Канонада приутихла. Мазур стал приподнимать голову – и почти сразу же бабахнул пистолет, метрах в двух, правее, брызнула кора. Кто-то хваткий его нащупал. Почти… Но все же сработал неплохо – кто, интересно, у них такой крутой?
Чуть-чуть оторвав пузо от земли, упираясь локтями и коленками, Мазур переместился левее. В просветах меж деревьями мелькнула пятнистая фигура, палящая из автомата в белый свет, как в копеечку – правда, сам стрелок об этом не знает, и старается, из кожи вон лезет… Ну, получи…
По корпусу он не целил, вдруг поддели лёгкие бронежилеты, выдумщики?
Мишенью были ноги. Вот и незадачливый стрелок упал на колено, охая и подвывая, дёргая стрелу, – ну, и у него наконечник засел в ране, а в рученьке осталась оперённая палочка…
Искушение оказалось слишком велико. Окинув окрестности быстрым звериным взглядом, Мазур бросил наземь лук и стрелы, рывком выметнулся из-за ствола.
С разлёту оглушил носком кроссовки вопящего на чистейшем русском языке, ползавшего на коленях раненого, рванул у него с плеча бессмысленно мотавшийся автомат. И кинулся назад, подхватил средневековую амуницию, в кувырке перекатился за поваленный ствол. Вслед снова грохнул пистолет, пуля звучно пробила дорогу среди густой хвои – нет, кто там прыткий-то такой?
И вновь прижался к земле, смирнехонько, как мышь под метлой. Отодвинув указательным пальцем ветку, высматривал противника и оценивал, что в его лагере происходит.
А ничего удивительного или неожиданного – неразбериха. Перестали уже бестолково метаться, засели за деревьями, где кому пришлось – но, поскольку так и не поняли, с какой стороны следует ждать удара, взгляду Мазура предстали целых три спины, в пределах досягаемости.
Он, однако, не торопился – время работало на него. Пусть послушают вопли раненых, пусть убедятся, что налетевший враг все ещё невидим… Мешочек с гнилостной отравой остался валяться где-то в буреломе, три стрелы из торчавшего за поясом пучка сломались, пока полз и перекатывался, но это не страшно, перебедуем…
Выстрелы вразнобой, пара автоматных очередей. Мазур оскалился, видя, как в самых разных направлениях, совсем в другой стороне взлетает сорванная со стволов кора, летят вперевёрт срубленные картечью сосновые веточки. Его никак не могли нащупать, даже тот, с пистолетом, что-то не подавал признаков жизни. Судя по звуку, пистолет был «Стечкин» – в опытных руках способен натворить дел. А руки не корявые… Может, тоже притих и выжидает, когда Мазур проявит себя?
Кто-то орал, чтобы прекратили стрельбу. И она мало-помалу стала затихать.
Мазур тем временем бегло оглядел автомат с откидным прикладом, поставил на предохранитель и закинул за спину – патроны нужно поберечь, считанные…
Меж деревьев промелькнули собаки, чертовски приметные на фоне тайги, белая и черно-белая. И закрутились на месте, дёргаясь, визжа. Ах, вот оно в чём дело, поводок был один на двоих, собаки привязаны к обоим его концам – и теперь, сломя голову кинувшись бежать, обогнули дерево с двух сторон, поводок-то и зацепился…
Жалко, но ничего не поделаешь. Мазур снял с шеи тесёмку с наганом, прикинул все, прокачал – и взмыл из-за ствола, трижды нажал на спуск.
Отбросив бесполезный револьвер, упал, перекатился. Автомат и бинокль больно впились в тело.
Прополз пару метров, выглянул. Все в порядке – собаки лежат неподвижно, а вот один из неосмотрительно подставивших спину, наоборот, орёт и ползает вокруг дерева. Мазур целил пониже спины, а значит, туда и попал.
Автоматная очередь хлестнула по стволам высоко над головой. Следом прошлась вторая, уже пониже. А потом загремел «Стечкин», определённо нащупывая мишень. Это уже хуже. Нельзя безобразничать до бесконечности, пора и честь знать. Цель, в общем, достигнута.
Выстрел, взлетели алые клочья – какой-то идиот засадил по висящему рукаву.
Почти наугад выпустив оставшиеся стрелы, Мазур пополз в сторону. Чуть ли не там, где он только что лежал, в дерево звонко шлёпнули пули – вовремя убрался…
Туман ещё стоял меж деревьев, и шагать пришлось с черепашьей скоростью, но сидеть на месте и ждать погоды Мазур не хотел. С упрямством бронетранспортёра претворял в действие нехитрую и жизненно важную задачу – оторваться как можно дальше от погони. Она-то, голову прозакладывать можно, в туман не полезет.
– Может, они на нас рукой махнули? – тихо спросила Ольга, словно угадав направление его мыслей, как хорошей супруге, вообще-то, и полагается по жизни.
– Размечталась… – проворчал Мазур. – Дела, милая, пошли на принцип, точно тебе говорю. Я человек скромный, но сердце мне отчего-то вещует: ни разу ещё они не получали по сусалам столь быстро и качественно. Ну ты сама посуди, кто на их месте нас из тайги-то выпустит?
– Ох, и вселил ты в меня оптимизм…
– Не горюй, – сказал Мазур. – Прорвёмся. Вся их промашка в том, что они меня не предусмотрели. А поскольку…
– Ой!
Мазур застыл на месте. Туман уже почти растаял, оставшись лишь в низинках и кое-где над землёй. Они оказались в березняке, и метрах в тридцати от Мазура, на поляне, стоял олень. Марал, если точно. Низко опустив рогатую голову, пощипывал траву – серо-жёлтый, здоровенный, невозмутимый…
Петля мгновенно легла в выемку на свободном конце лука. Наложив стрелу, Мазур бесшумно двинулся вперёд, пригнувшись, растопырив локти…
За его спиной раздался неумелый свист – скорее громкое шипенье, но маралу этого оказалось достаточно. Молниеносно вскинув голову, он стрелой прянул в чащу, сразу исчез из глаз, почти беззвучно.
Опустив лук, на ходу снимая тетиву, Мазур неторопливо вернулся к спутникам. Безразличным тоном спросил:
– Кто, мать вашу?
– Ну, я, – сказала Ольга, глядя ему в глаза без особой тревоги. – Он такой красивый был…
Он закрыл глаза, шумно выдохнул сквозь зубы и постарался, не торопясь и не сбиваясь, досчитать до двадцати. Помогло немного. Подошёл вплотную к жене, крепко взял за подбородок и сказал:
– В следующий раз за что-нибудь похожее получишь крепко и качественно. По морде.
– Слушай…
– Это было мясо, – сказал Мазур. – Понятно? Мясо. – Он все ещё держал её подбородок двумя пальцами, как клещами. – И чтобы никаких обид…
– А ты бы его свалил? – с вызовом уставилась Ольга. Мазур стиснул её подбородок ещё покрепче, дождался, когда ойкнет, сказал:
– Я бы его свалил. Ну?
– Ну, извини…
– Без «ну».
– Извини, – сказала Ольга.
– То-то, – Мазур разжал пальцы, на миг стало её жалко, но он твёрдо решил сантиментам не поддаваться. – И запомни накрепко: нету вокруг ничего красивого, есть только съедобное и несъедобное… Пошли.
Все же мог поклясться, что любимая жёнушка дуется, – много времени прошло, прежде чем стала с намёком ловить его взгляд.
– И не надейся, – сказал Мазур, поравнявшись с ней. – Не буду пардону просить, виновата – значит, виновата.
– Звереть просто не хочется…
– А кому хочется? – пожал он плечами. – Охотиться, малыш – это ещё не значит звереть, ты себе это накрепко в головёнку вколоти…
Он замолчал, стал шарить взглядом по небу, но не мог ничего рассмотреть – зеленые кроны смыкались над головой, словно сплошная крыша. Поднял руку, призывая остальных к тишине.
Нет, не показалось. Явственно раздавалось далёкое жужжанье вертолёта. Оно приблизилось справа, прошло вперёд, вернулось, послышалось слева, опять справа… Вертолёт, полное впечатление, летал по сужающейся спирали – на большой высоте, на значительном отдалении от места, где они стояли. В шуме безукоризненно работающего мотора было что-то странное, но Мазур, как ни ломал голову, так и не определил, что же это такое. Но это непонятное отличие было…
Минут десять они стояли и слушали, как далёкий вертолёт выписывает круги.
Потом шум мотора помаленьку смолк, удаляясь к северу.
– Засекли? – тихонько спросила Ольга.
– Не каркай… – бросил Мазур. – Пошли.
Ещё несколько часов они шагали в быстром темпе, по местам относительно ровным. Потом поплохело: впереди обнаружился крутой хребет ещё повыше вчерашнего, а бурелома было навалено столько, словно специально постарался какой-нибудь особо злокозненный леший, разобиженный на Мазура из-за белок.
Мазур сделал заключение, что ураганы тут нередки: если вспомнить деревню, похоже, что и там крыши сорвало буйным ветром, могли ещё лет двадцать простоять…
Лабиринт, мать его. Чересчур протяжённый, чтобы метаться вправо-влево в поисках обходных путей – проще уж немного помучиться. Ветровал был относительно недавний: хвоя на могучих ветвях лишь кое-где порыжела, большей частью оставшись зеленой. Люди петляли самыми невероятными зигзагами, шумно перелезая через стволы, у вершинок, где были потоньше, отводили упругие ветви, но всё равно иные стегали по лицу. В волосах у всех застряли иглы, физиономии перемазаны смолой и паутиной. Костюмы кое у кого зазияли первыми дырами. Нужно поосторожнее, подумал Мазур, этак они быстро в лохмотья превратятся, голышом придётся идти… И хрюкнул под нос, несмотря на серьёзность ситуации: представил вереницу голых путников, в кроссовках, с ножами на поясах, самого себя, с луком наперевес…
Обошли громадный, выше человеческого роста выворотень – корни поваленного высоченного кедра торчали осьминожьими щупальцами. Мазур присел на корточки, заглянул в яму под корнями, держа нож наготове – ещё выскочит что-нибудь вроде росомахи, разбирайся с ней потом…
Нет, это не нора, просто яма.
– Это какой же ветер должен быть… – протянула оказавшаяся рядом Вика.
– Соответствующий, – кивнул Мазур.
Противоположный склон был почти не затронут – спустились легко, быстро.
Часа полтора шагали по чащобе. Мысль, зародившаяся у Мазура ещё на вершине, все это время не отпускала обрастала деталями, подробностями, он и не заметил, как стал просчитывать. А когда заметил, отрываться от этого занятия не стал. Продолжал себе. Напоследок взвесил шансы, спокойно, холодно, профессионально. И шансы в его пользу выходили таковы, что не стоило откладывать…
– Стоп, – сказал он громко, высмотрев подходящее, а главное, приметное место в распадке.
Первым опустился в мох, вынул сигарету. Они ещё стояли – не ожидали привала, успели привыкнуть к стахановским темпам командира.
– Садитесь, орлы, – сказал Мазур. – Привал долгий будет…
Достал презерватив, нюхнул протухавшую там чуть ли не сутки смесь и тут же отдёрнул нос – запашок был соответствующий, далеко до полной кондиции, но уже достаточно для надёжного заражения раны… Проверил стрелы, древко лука, оба ножа. Сбросил безрукавку, вынул из кармана несколько обрезков рукава и быстро связал из них надёжный шнурок, прикрепил к нему за кольцо на рукоятке наган, повесил на шею, словно гротескный амулет. Пращу решительно отложил: с ней не будет времени забавляться…
Ольга догадалась первой, глаза стали огромными:
– Ты что, хочешь…
– Ага, – сказал Мазур, скинул куртку, оставшись голым по пояс – очень уж яркая, паскуда… – Вы тут отдыхайте, а я схожу назад, к бурелому, немного поговорю с нашими друзьями… Авось их после такого базара станет поменьше.
Он достал нож и отрезал рукав Ольгиной красной куртки,пояснил:
– Понадобится…
Ольга стояла, уронив руки, смотрела на него огромными сухими глазами.
Мазур подошёл, легонько коснулся губами её щеки и сказал:
– Да пустяки. Привычка у меня такая возвращаться, все допрежь удивлялись: надо же, вечно этот Мазур возвращается, взял моду… В общем, вы тут сидите, держите ушки на макушке и старательно меня ждите. Займёт это, я так прикидываю, часа три…
– А если не вернётесь? – вскинулся доктор.
Типун тебе на язык, сука, подумал Мазур и сказал елико мог убедительнее:
– Я же сказал – вернусь непременно. А потому, друг мой милый, категорически вам не советую за время моего отсутствия фокусы выкидывать и дурью маяться. Вы уж за ним присмотрите, девочки? Идёт? А я вам кедровых шишек принесу…
Он окинул доктора быстрым, оценивающим взглядом. Нет, не нравился ему эскулап – глазёнки лихорадочно поблёскивают, так и бегают, ручонки места себе не находят. Ладно, очень уж крупных неприятностей от него не будет, а с мелкими девки справятся…
Все же Мазур подошёл, забрал у доктора нож и передал его Вике:
– Прошу. Пусть у тебя побудет, так сохраннее. И чуть что – вы себя в обиду не давайте. Чтоб все себя паиньками вели, вернусь, приму рапорт…
Забрал свёрнутую соболиную шкурку, прочие необходимые пожитки, кивнул им и, чтобы не рассусоливать, не разводить дешёвого кино с прочувствованными прощаньями и мужественными репликами, прямиком направился в тайгу, ни разу не оглянувшись. Что бы там ни творилось у него на душе, это было его личным делом.
Он просто-напросто обязан был выжить, вот и всё. Потому что без него Ольга из тайги не выйдет. И Вика, конечно. И хер доктор, которому бы набить морду вдумчиво, обстоятельно. Лёгкие ранения допустимы. Тяжёлое – совершенно нежелательно. Вот и все, простейшие вводные, он и сам не помнил, когда ещё сталкивался со столь спартанской простотой, со столь несложной операцией…
И перешёл на размашистый шаг, понемногу вгоняя себя в подобие транса:
День-ночь-день-ночь мы идём по Африке день-ночь-день-ночь все по той же Африке и только пыль-пыль-пыль от шагающих сапог и отпуска нет на войне…
Остановился у ручейка, который хорошо запомнил, когда они с час назад проходили здесь, накопал пригоршней земли, намешал грязи и старательно вымазал штаны, а заодно и сам вымазался, пятнами, полосами. Стал взбираться по склону вверх. Солнце палило, и вскоре грязь засохла коростой и на штанах, и на загорелом теле, кое-где стянув кожу. Риск, конечно – даже при лёгком ранении можно подцепить столбняк. Но тут, во-первых, может и не оказаться столбнячных бацилл, или как там они именуются на медицинском жаргоне, а во-вторых, теперь Мазур прекрасно сливался с жёлто-белой песчаной землёй да и на фоне коричнево-жёлтой коры особенно не выделялся.
Он быстро нашёл подходящее место – там, где они проходили, почти на границе ветровала и оставшейся нетронутой тайги. Времени, похоже, хватало.
Цинично рассуждая, принимать здесь бой одно удовольствие, масса кустов, могучих крон, лежащих горизонтально, толстенных стволов и вывороченных корневищ. Будь он один, обязательно бы заставил их гоняться за собой по тайге, пока не положит всех – опытный охотник, что ни говори, не потянет против опытного командоса, пусть и привыкшего убивать главным образом под водой… Но сейчас можно было обойтись без волюнтаризма и постараться выполнить программу-минимум – внести в ряды погони разброд и неуверенность в собственных силах, положить пару-тройку людишек, постаравшись при этом завладеть стволом. Но первым делом – отправить узкоглазого Дерсу Узала в таинственные Края Вечной Охоты… Или куда там у них принято упархивать душе, расставшись с телом. В Нижний Мир, ага. Пусть будет Нижний Мир, нам без разницы…
Как сказал когда-то Вольтер, Господь помогает не большим батальонам, а тем, кто лучше стреляет…
Алый рукав куртки он разместил метрах в сорока левее и выше местечка, где устроился в засаде – насадил на сук, так, чтобы осталось полное впечатление, будто хозяин куртки накрепко зацепился рукавом и оторвал его, чтобы не терять времени. Яркое пятно мгновенно привлекает внимание – и отвлекает. Он спустился вниз по склону и убедился, что место выбрал правильно, алый лоскут оттуда виден, бросается в глаза, словно балерина в пивбаре.
Вернулся к месту засады и терпеливо стал ждать. Ждать он умел, без этого в его ремесле не обойтись. Полагалось бы что-то такое повспоминать – либо героическое прошлое, либо молодую жену. Но прошлое потому так и называется, что давно прошло, а к молодой жене он яростно надеялся вернуться во плоти.
Так что особенных мыслей не было, наоборот, – он умело и методично выдавливал из сознания все постороннее, превращая себя в наводящую приставку к немудрёному оружию, в боевую машину. Он обязан был вернуться живым.
Когда в окулярах бинокля появились собаки, он даже не встрепенулся.
Только слегка повёл биноклем вправо-влево – вот и остальные, идут зигзагом, накомарники по-прежнему скрывают лица, автоматы на плечах, ружья на руке – не у всех, впрочем, только у двух. Остальные закинули свои красивые пушки на плечи, дулом вниз – долго, очень долго идут по следу, схлынул первый азарт, внимание чуточку притупилось…
Собачки пёрли как по ниточке – две небольших лайки, неутомимо натягивавшие поводки из сыромятины. То и дело далеко разносился звонкий лай – лайка за то и получила своё название, что тихо идти по следу не умеет…
Таёжный абориген, пожалуй, уже немолод – физиономия прямо-таки выдублена.
Ну и ладно, пожил, никто его не неволил, надо полагать, а если даже и приневолили – уж прости, батя, такой расклад…
Ага! Почти одновременно лайки сбились со следа, потянули в сторону – туда, где Мазур бросил свежесодранную соболью шкурку. Соболий запашок, как он и рассчитывал, оказался не в пример заманчивее…
Эвенк что-то прикрикнул по-своему, дёрнул поводки, но собаки что есть мочи тянули в ту сторону. И их хозяин оказался к Мазуру боком, что и требовалось…
Мазур стоял за высокой сосной, таёжным курьёзом – сосна была двойная.
Ствол раздваивался примерно на высоте груди Мазура, внизу получилась своеобразная амбразура, узкая, как раз просунуть наконечник стрелы…
Он уже намазал три наконечника поганой смесью. И натянул лук. На миг прошило дикое, сюрреалистическое ощущение – это ведь были Ольгины волосы, но тут же думать об этом стало некогда, он затаил дыхание, прошептал, едва шевеля губами: «Господи, помоги!»
И отпустил тетиву.
Тетива ударила по мякоти большого пальца, но Мазур ждал этой боли и мгновенно приглушил её усилием воли. Сердце залила горячая волна дикой, звериной радости – эвенк медленно заваливался, головой к Мазуру, поводков он не выпустил, видимо, намотал на руку – и собаки дёрнули безвольное тело, чуть протащили. Мазуру показалось, он слышит, как сломалась стрела…
Замер. Впереди тоже стояла тишина – ошеломлённое молчание. Дорога отхода была присмотрена и рассчитана заранее. Бесшумно опустившись на корточки, Мазур прополз под прикрытием толстенного ствола, двигаясь невероятно плавно, словно в замедленной съёмке, чтобы не колыхнуть ни единой веточки, переместился метров на десять левее. Заходил охотникам во фланг.
Ударил глухой ружейный выстрел. Мазур осторожненько высунулся из-за ствола, но и так знал уже, что у кого-то не выдержали нервы, и он пальнул наугад, совсем не в ту сторону. Поди определи с ходу, откуда вжикнула стрела…
Наложил новую, присел на корточки, спустил тетиву, И тут же прыгнул, перекатился, прополз под защиту дерева. Раздался дикий крик – ну да, он целил в ногу повыше колена, раненый сгоряча выдернул стрелу, а топорно сработанный наконечник в ране-то и остался…
Мазур прижался к земле, пряча голову за поваленным стволом. Раздалась резкая команда, и загрохотали три автомата, вторя им, вразнобой захлопали ружейные выстрелы. Они все ещё лупили наугад. Самое трудное теперь – спокойненько лежать, но это и самое беспроигрышное. Лайки притихли, а вот раненый орёт не по-нашенски – ну-ну, мистер, привыкай к нашим играм, коли уж взялся за гуж…
Канонада приутихла. Мазур стал приподнимать голову – и почти сразу же бабахнул пистолет, метрах в двух, правее, брызнула кора. Кто-то хваткий его нащупал. Почти… Но все же сработал неплохо – кто, интересно, у них такой крутой?
Чуть-чуть оторвав пузо от земли, упираясь локтями и коленками, Мазур переместился левее. В просветах меж деревьями мелькнула пятнистая фигура, палящая из автомата в белый свет, как в копеечку – правда, сам стрелок об этом не знает, и старается, из кожи вон лезет… Ну, получи…
По корпусу он не целил, вдруг поддели лёгкие бронежилеты, выдумщики?
Мишенью были ноги. Вот и незадачливый стрелок упал на колено, охая и подвывая, дёргая стрелу, – ну, и у него наконечник засел в ране, а в рученьке осталась оперённая палочка…
Искушение оказалось слишком велико. Окинув окрестности быстрым звериным взглядом, Мазур бросил наземь лук и стрелы, рывком выметнулся из-за ствола.
С разлёту оглушил носком кроссовки вопящего на чистейшем русском языке, ползавшего на коленях раненого, рванул у него с плеча бессмысленно мотавшийся автомат. И кинулся назад, подхватил средневековую амуницию, в кувырке перекатился за поваленный ствол. Вслед снова грохнул пистолет, пуля звучно пробила дорогу среди густой хвои – нет, кто там прыткий-то такой?
И вновь прижался к земле, смирнехонько, как мышь под метлой. Отодвинув указательным пальцем ветку, высматривал противника и оценивал, что в его лагере происходит.
А ничего удивительного или неожиданного – неразбериха. Перестали уже бестолково метаться, засели за деревьями, где кому пришлось – но, поскольку так и не поняли, с какой стороны следует ждать удара, взгляду Мазура предстали целых три спины, в пределах досягаемости.
Он, однако, не торопился – время работало на него. Пусть послушают вопли раненых, пусть убедятся, что налетевший враг все ещё невидим… Мешочек с гнилостной отравой остался валяться где-то в буреломе, три стрелы из торчавшего за поясом пучка сломались, пока полз и перекатывался, но это не страшно, перебедуем…
Выстрелы вразнобой, пара автоматных очередей. Мазур оскалился, видя, как в самых разных направлениях, совсем в другой стороне взлетает сорванная со стволов кора, летят вперевёрт срубленные картечью сосновые веточки. Его никак не могли нащупать, даже тот, с пистолетом, что-то не подавал признаков жизни. Судя по звуку, пистолет был «Стечкин» – в опытных руках способен натворить дел. А руки не корявые… Может, тоже притих и выжидает, когда Мазур проявит себя?
Кто-то орал, чтобы прекратили стрельбу. И она мало-помалу стала затихать.
Мазур тем временем бегло оглядел автомат с откидным прикладом, поставил на предохранитель и закинул за спину – патроны нужно поберечь, считанные…
Меж деревьев промелькнули собаки, чертовски приметные на фоне тайги, белая и черно-белая. И закрутились на месте, дёргаясь, визжа. Ах, вот оно в чём дело, поводок был один на двоих, собаки привязаны к обоим его концам – и теперь, сломя голову кинувшись бежать, обогнули дерево с двух сторон, поводок-то и зацепился…
Жалко, но ничего не поделаешь. Мазур снял с шеи тесёмку с наганом, прикинул все, прокачал – и взмыл из-за ствола, трижды нажал на спуск.
Отбросив бесполезный револьвер, упал, перекатился. Автомат и бинокль больно впились в тело.
Прополз пару метров, выглянул. Все в порядке – собаки лежат неподвижно, а вот один из неосмотрительно подставивших спину, наоборот, орёт и ползает вокруг дерева. Мазур целил пониже спины, а значит, туда и попал.
Автоматная очередь хлестнула по стволам высоко над головой. Следом прошлась вторая, уже пониже. А потом загремел «Стечкин», определённо нащупывая мишень. Это уже хуже. Нельзя безобразничать до бесконечности, пора и честь знать. Цель, в общем, достигнута.
Выстрел, взлетели алые клочья – какой-то идиот засадил по висящему рукаву.
Почти наугад выпустив оставшиеся стрелы, Мазур пополз в сторону. Чуть ли не там, где он только что лежал, в дерево звонко шлёпнули пули – вовремя убрался…