Страница:
И вновь двинулся замыкающим. В нем боролись смешанные чувства, прямо противоположные желания: бежать вперёд без оглядки и остаться на месте, чтобы увидеть, что представляет собой охота. Впрочем, она ещё не пустилась по пятам… а что, если и не думала пускаться? Что, если где-то впереди ждёт засада? То-то вертолёта не слышно до сих пор…
Ага! Слева послышался железный клёкот. Мазур остановился, крикнул:
– Под деревья! Замри!
Рокот мотора, свист лопастей нарастали с угрожающей быстротой.
Прижавшийся к шершавому стволу Мазур не видел ни кусочка неба, но без труда определил, что вертолёт пронёсся навстречу к месту их высадки метрах в пятистах левее воображаемой трассы, избранной беглецами. Слева. Значит, нужно уклониться восточнее, пусть погоня и уйдёт влево – по тому самому нехитрому обычаю, согласно которому человек неосознанно забирает в лесу левее.
Шум мотора стих. Сейчас они осмотрятся, попытаются взять след… Не будь с ним Ольги, Мазур выбрал бы простейший вариант: остался поблизости от поляны и попытался атаковать первым…
– Пошли! – приказал он.
Никого не пришлось подгонять – все слышали вертолёт…
– Бегом! – распорядился Мазур. – Трусцой, не увлекаясь…
Благо, впереди протянулось ровное место, обширный березняк – множество белых стволов с серыми подпалинами, словно гладкие колонны. Мазур мельком взглянул вверх – кроны довольно густые, и, если не искать с воздуха специально…
– Наддали! – распорядился он. – Темпы, темпы!
Они бежали меж белых колонн, березняк казался нескончаемым, по команде Мазура забирали все правее и правее. На фоне деревьев, с горечью убедился Мазур, беглецы кажутся ещё более заметными, чем в кедровнике или меж сосен, но делать нечего, не обходить же наугад… Ага, вот опять кедры замелькали, одиночные пока, но впереди виднеется чащоба…
– Под деревья! – крикнул он, заслышав далёкое гуденье чёртова вертолёта.
Тяжело дыша, первым прижался к стволу, огляделся – все хрипят, словно запалённые кони, но трагических лиц пока не видно, не пролезла усталость в мозги…
Вертолёт прошёл слева – на сей раз ещё дальше. Судя по быстро исчезнувшему рокоту мотора, он летел низко, а на такой скорости ничего различить внизу просто не сумеешь, лес выглядит сплошным размытым пятном…
Значит, у вертушки пока что нет приказа их выслеживать, возвращается на базу, только и всего…
– Вперёд!
Взз-зз-зиууу-фьююю!
Мать твою! Мазуру показалось, что на сей раз невидимую натяжку задел он сам. Попытался прикинуть высоту – пожалуй что, ослепительно сверкающую фиолетовым ракету можно увидеть в «точке высадки». Однако направления за это время засечь не успеют – меж беглецами и погоней оказались самое малое четыре высоких сопки…
Взз-зз-зиууу-фьююю! Ещё одна ракета взлетела в небо, слева. Капканы! Что, если будут и капканы или силки? Смотреть под ноги – потеряешь темп…
Взз-зз-зиууу-фьююю! Слева… Трава густая, то и дело на пути встают заросли ломкого папоротника – как тут ни пялься под ноги, не углядишь. А то и в самом деле – фотоэлемент. Сколько же труда и денег вбухано?
Впереди опять вздымается пологий склон. Виктория вдруг поскользнулась, поехала на животе. Мазур ухватил её за ворот, рывком поднял на ноги, подтолкнул вперёд и распорядился:
– Можно потише, шагом… Зигзагом поднимайтесь, так легче! Только не увлекайтесь зигзагами, четыре шага вправо, четыре шага влево…
– Вправо, а? – пропыхтел Чугунков, начавший помаленьку усваивать тактику Мазура.
– Нет, – отрезал Мазур. – К вершине… – звучно шлёпнул по заду Ольгу, в целях ободрения, она придушенно фыркнула, не оборачиваясь.
Спирало дыхание, рюкзак за спиной и наган в кармане стали тяжеленными, словно свинцовыми. Но он упорно продвигался к вершине – пора было осмотреться. Толстяк все чаще спотыкается, да и остальные нет-нет, и оскользнутся… Пора дать им немного роздыху, четверть часа ничего не решит…
– Стоп, – скомандовал он, остановившись в подходящем месте. – Все валятся на землю, можно хлебнуть пару глотков и вытянуть сигаретку.
С самым блаженным выражением лиц все, кроме него, повалились там, где стояли. Чугунков сразу полез за флягой, присосался. Мазур бдительно следил за ним и вскоре схватил за руку:
– Стоп! Кому сказал?!
Оглядел всех, подметив, как Виктория страдальчески морщится, широко разведя ноги, шагнул к ней:
– Штаны спусти.
– Вы что…
– Штаны спусти, говорю! – прикрикнул Мазур.
Она, испуганно таращась, повиновалась. Ну да, так и есть – плавочки синтетические, узкие, тесные, впились в кожу, не рассчитаны на беготню по тайге…
– Скидывай-ка плавки быстренько, – сказал Мазур, повернулся к Ольге. – Тебя тоже касается, от жары и беготни скоро кожу натрёт неимоверно… У кого ещё трусы узкие и тесные, мигом стягивайте! Ну-ка, продемонстрируйте!
Сам он обожал трусы просторные, семейные – точно таких же вкусов, оказалось, придерживался и толстый Чугунков. Зато доктору пришлось снять обтягивающие плавки, раскрашенные в цвета американского флага. Весь этот стриптиз проделывался в темпе, без малейшего стеснения. Достав из рюкзака камень потяжелее, Мазур завернул его в снятые плавки, осмотрелся и запустил в сторону, подальше, вниз.
– Ну вот, полегчало? – хмыкнул он, сунул в рот сигарету. – Полежите пока…
Разделавшись с сигаретой в полдюжины жадных затяжек, Мазур отошёл метров на двадцать, выискивая место, откуда смог бы глянуть на окрестный пейзаж.
Отыскал.
Вот и березняк виднеется. И сопка, которую они обогнули, и сопка, которую перевалили по склону. Можно определить, откуда начался бег… Ага. Ну что же, километров десять отмахали, совсем неплохо с такой командой.
Прошёл вдоль гребня ещё с полсотни метров, теперь он не видел и не слышал товарищей по несчастью. Двинулся ещё дальше – все не открывалось удобной точки, откуда мог бы посмотреть вперёд, по ходу.
Ну, наконец-то, открытое место… Куда ни глянь – поросшие лесом сопки, словно могучие складки на коже неведомого чудовища. Кое-где виднеются обнажённые бурые утёсы, мутно-белые каменные осыпи, равнины-ковры из тугой зеленой ваты. Впереди, километрах в трех, змеилась неширокая река. Обойти её никак не удастся, придётся форсировать вброд – вряд ли глубокая, отсвечивает под солнцем светло-голубым…
Со всех сторон дикое, изначальное безлюдье. Пейзаж, не изменившийся за миллионы лет. Конечно, здесь миллионы лет назад плескалось море – но там, где тайга уже была, она выглядела точно так же, как сейчас… нет, миллионы лет назад ещё не существовало вроде бы сосен и кедров, росли какие-то другие деревья, но всё равно, дикий лес под равнодушным небом способен был проглотить тысячи подобных живых песчинок, даже не заметив. Только сейчас, глядя с высоты на раскинувшиеся вокруг зеленые просторы, Мазур понял, что ему предстоит – и веселее от этого не стало. Нужно возвращаться и гнать их вперёд, пока тоже не стали задумываться, осознавать глухую безбрежность…
Что это там, позади? Мазур напрягал глаза до рези, так, что начали слезиться.
Не движение даже – тень движения, в самом начале преодолённого ими маршрута, едва заметное перемещение ухваченной не взором, а звериным инстинктом белой точки…
Положительно, белая точка существовала в реальности – но глаза уже слезились так, что дальнейших её перемещений Мазур не мог рассмотреть.
Ничего другого, только эта белая точка. Собака? Может отыскаться у Прохора в закромах хорошая лайка? Да запросто. В комплекте с парочкой таёжных следопытов.
Попыхивая на ходу второй сигаретой, он быстро зашагал назад. Толстяк, сволочь такая, вновь присосался к фляжке, уже отполовиненной, и Мазур мимоходом легонько пнул его под копчик. Достал из рюкзака пачку сигарет, оторвал фильтры жменей и, опустив руку в карман, искрошил там табак вместе с бумагой – пора заняться следами…
– Поднимайтесь, – сказал он негромко. – Могу обрадовать: кажется, появились охотнички. Далеко, конечно, но с посиделками пора кончать… Трусцой под горку!
Задержался и обработал табаком следы на широком пространстве, прошёл метров десять, посыпая трухой путь отхода. И вдобавок побрызгал водочкой.
Собачке этого хватит выше крыши, враз сойдёт со следа, болезная…
У подножия сопки повторил те же манипуляции, извёл весь запас – и вывернул карман, старательно вытрясая последние крошки. Только бы речка и впрямь оказалась неглубокой – вряд ли их собачка дрессирована по спецметодике… а если все же? Ладно, об этом пока думать не стоит…
…Она оказалась неглубокой, быстрая вода едва покрывала каменистое дно, взвихрялась вокруг больших обкатанных булыжников, вспыхивала крохотными радугами. Ширина – едва с десяток метров, и по обоим берегам сплошные россыпи окатышей. Очень похоже, в прежние времена речушка была шире – или она в этих пределах разливается весной, когда в горах тают снега и потоки устремляются в низины согласно законам физики.
– Почему стоим? – пропыхтел Чугунков.
– Отдышись, – бросил Мазур через плечо.
Он боком прислонился к толстенному стволу, сторожко выглядывая из-за него. До края леса, за которым начиналась осыпь, было метров пятнадцать.
– Полная тишина, – добавил он негромко. – Все изобразили статуи.
И продолжал всматриваться, вслушиваться, держа наган стволом вверх.
Что-то здесь было не так. То ли на пределе слышимости уловил нечто, напоминающее короткий визг собаки, то ли очень уж азартно растрещались сороки – а они, известно, провожают трескотаньем, перепархивая с ветки на ветку, и крупного зверя, и человека. Сороки кричали впереди, на том берегу и не похоже, чтобы они перемещались. А может, все дело в неописуемом словами, но знакомом каждому понимающему человеку чутье, то ли зверином, то ли животном, то ли атавизме, то ли новом приобретении – седьмом чувстве диверсантов…
Мазур не хотел туда идти. А прежде в подобных случаях предчувствия всегда оправдывались, потому и привык относиться к ним серьёзно. Он вовсе не был уникумом, такое случается со многими собратьями по ремеслу…
Но нельзя же торчать тут бесконечно. Одна секунда – это шаг. Сокращающий расстояние меж ними и погоней.
– Пошли, – сказал он. – Не шуметь, как можно тише…
И первым бесшумно тронулся параллельно речке. Пройдя с полсотни метров, остановился, сунул наган в карман, извлёк нож и поскрёб лезвием ноготь большого пальца.
Осторожненько сдул невесомую пыль, позволявшую наблюдать дуновение самого лёгкого ветерка, наблюдал за ней во все глаза.
Ветерком тянуло от них за речку. Если там есть собака, непременно учуяла или учует в самом скором времени. Выразительно махнул рукой, приказывая двигаться вперёд. Крался меж стволов, обратившись в слух.
Он не мог ошибаться – стрекотанье сорок явственно сопровождало их параллельным курсом. Точнее говоря, не их, а того, кто перемещался следом за ними, двигаясь по ту сторону речки. Но какое же чутьё, нюх, зрение должен иметь таящийся в засаде… или секрет тут в другом? Сам Мазур, располагая лишь данными от природы органами чувств, ни за что не смог бы столь искусно скрадывать противника – а на том берегу есть кто-то, есть, вон меж деревьев мелькнула сорока, пропала из виду, затрещала…
Аппаратура? Но какая? Пора на что-то решаться. Легонько подтолкнув локтем толстяка, Мазур шепнул:
– Пойдёшь первым…
Чугунков отчаянно замотал головой. Нехорошо осклабясь, Мазур поднял наган, чуть ли не уперев дуло в лоб. Бесполезно – толстяк трясся мелкой дрожью, потел, но все так же мотал башкой, и видно, что никакими угрозами не определить его в Александры Матросовы.
Ладно, не впервые ему приходится импровизировать на ходу…
– Пойдёте через реку, – тихо сказал Мазур. – Все. Надеть куртки, капюшоны натянуть потуже, чтобы вас никак не распознали по рожам… Толстый, так и быть, идёт последним.
– А ты? – спросила Ольга.
– А я переправляюсь чуть поодаль, – сказал Мазур. – И посмотрю, не вздумает ли кто вас обидеть… Устраивает такой расклад? Тогда быстренько натягивайте куртки…
– Ну, а если начнут стрелять? – прошептала Вика.
Зрачки у неё были во всю радужку.
Мазур секунду подумал и сказал:
– К какой стороне окажетесь ближе, туда и кидайтесь. Только не разбегайтесь и не мечитесь. Окажетесь в лесу, бегите параллельно реке… всем ясно? Порядок такой: доктор-Вика-Ольга-толстый. И без дискуссий. Пройдёте чуть вперёд, речку будете переходить у во-он того камня… Марш!
Посмотрел им вслед, покривил губы. На месте толстяка он не спешил бы радоваться счастливому избавлению от печальной участи разведчика. Кто бы ни был на той стороне в такой вот ситуации, опытный охотник или опытный солдат, расклад один: первую пулю всегда получит последний, того, кто ближе остальных к вражескому берегу, можно и оставить напоследок…
Вновь вынул наган, не двигаясь с места, проверил, легко ли выходит из ножен тесак. Привычно подобрался. Кроме тревоги за Ольгу, никаких чувств не было.
Сорочье стрекотание удалялось вслед за вереницей людей в красных куртках – засада, как Мазур и предвидел, перемещалась. Сам он тоже прошёл несколько метров, чтобы не упускать из виду приманку, на три четверти коей ему, откровенно говоря, было наплевать…
Вот и камень, угловатым, гранёным бугром черневший на том берегу у самой воды. Цепочка двинулась через реку – медленно, сторожко, словно шагала босиком по битому стеклу или минному полю…
ЕСТЬ!!!
Мазур отчётливо разглядел бесшумно промелькнувший меж кедров на том берегу силуэт в камуфляже – на груди висят два чёрных ящичка, из-под пятнистой каскетки вьётся чёрный провод, в руках ружьё, поднятое под углом сорок пять градусов к земле. Вот и охотничек. Ага, один из ящичков – и не ящичек вовсе, а бинокль без футляра… ну, это нам как нельзя более кстати… других пока что не видно… вот он, подставив правый бок, прильнул к стволу, начал медленно поднимать ружьё…
Прикинув расстояние, Мазур перекинул наган в левую руку, правой достал нож – подметив, что и у противника на поясе болтаются внушительные ножны с торчащей из них жёлтой массивной рукояткой – перебежал от дерева к дереву…
Мгновение – и он двигался, жил, действовал уже в другом ритме, чуть ли не вдвое быстрее обычного человека. Выкинул руку. Нож ещё жужжал в воздухе, а Мазур нёсся вперёд в отчаянном броске, шумно расплёскивая воду…
Человек с торчащим из шеи ножом заваливался ему навстречу. Подбив его для верности ударом под коленную чашечку, Мазур молниеносно сорвал с шеи ремешок бинокля, накинул себе на шею, выхватил из ножен нож – выдёргивать свой – кровь брызнет фонтаном, по уши уделаешься! – бросил себе в карман рукояткой вверх, вырвал ружьё. В какой-то неуловимый миг успел ещё разглядеть оскаленное в предсмертной гримасе лицо – жёсткие усики, впалые щеки, светлые волосы – чёрный прибор со шкалами и лампочками, а ещё через секунду, пригнувшись, держа ружьё наготове, бежал по берегу, крикнул:
– За мной!
Слева мелькнула фигура в камуфляже – Мазур нажал на спуск, целя пониже пояса, на уровне колен. Ружьё дёрнулось в руках, оглушительно выплюнуло заряд, Мазур даванул спуск вторично – проверяя с ходу, полуавтомат у него, или что, – и грохнул второй выстрел, человека швырнуло в папоротники, как сбитую кеглю, он сразу же заорал от непереносимой боли…
– За мной, идиоты!
Мазур кинулся в лес, наискось уходя от реки, держась меж возможными опасностями и заполошно бегущей четвёркой. Ещё один замаячил слева – выстрел, дуло поднято не выше колен, фигура покатилась по земле…
– Капюшоны, мать вашу!
И они догадались откинуть капюшоны, из-за которых плохо видели, куда следует бежать. Слева ударила наугад автоматная очередь, пули прошли сзади, довольно высоко – ага, вслепую лупит, сука! – Мазур ответил выстрелом, догнал последнего – ну толстый, конечно, – и от души подбавил бодрости ударом приклада по хребту. Оглушительно взвизгнув, Чугунков рванул так, что враз выбился в лидеры…
Азартный собачий визг и лай – но где-то на месте, словно собака привязана.
Ещё одна очередь вслепую, вовсе уж в другой стороне, ветка пребольно стегнула по щеке…
– Вперёд, суки, мать вашу! Бегом! – хрипел Мазур, поддавая кому-то коленом. – Туда! Мимо пня! Бегом!!!
А сам, превозмогая владевшие телом инстинкты, остановился, нырнул за дерево, изготовил ружьё. Никого. Посчитав про себя до пятнадцати, бросился следом, легко высмотрев впереди красные пятна спин. И бежал замыкающим, хриплыми воплями подгоняя, едва кто-то замедлял темп, поддавая прикладом…
Казалось, это длится часами – сумасшедший бег меж деревьев, шумное хриплое дыхание, попадавшие по лицу ветки… Клятое ружьё уже весило не меньше тонны, но никакая сила не заставила бы Мазура его бросить, пока он был уверен, что там ещё остался хоть один патрон, бинокль колотил по рёбрам, по животу, лишь бы не зацепился за сук…
– Впер-рёд, блядские души! Наддай! Ещё наддай!!!
Снова остановился, спрятался за деревом. Шум в ушах и удары собственного сердца мешали прислушаться – но никакой погони он не увидел. Понёсся следом за неожиданно обретшей второе дыхание четвёркой.
Наконец настал момент, когда поневоле пришлось разрешить привал, – сам Мазур мог бы отмахать в темпе кросса ещё изрядный кусок, но его унылая гвардия все чаще спотыкалась и откровенно шаталась, налетала на деревья, усталость понемногу вытесняла страх, так их недолго и загнать…
– Стой! – прохрипел Мазур не так уж и громко.
Однако его услышали все, как подрубленные, плюхнулись, кто где стоял.
Перед тем как самому рухнуть в мох, Мазур наскоро определился по солнцу и пришёл к выводу, что не столь уж и отклонился от первоначального курса.
Вытянулся на спине, закрыл глаза и постарался расслабиться всем телом, как был учен. На ощупь извлёк из валявшеюся рядом рюкзака фляжку и жадно глотнул, пролив тепловатую воду на грудь. Прислушался к хриплому, свистящему дыханию спутников – пыхтят, конечно, как паровозы, чего другого от них ждать… И поймал себя на гаденькой, однако вполне рационалистической мысли: неплохо было бы, потеряйся и отстань во время безумного бега кто-то из «балласта»…
Все же он был доволен собой: при первом же соприкосновении с противником не потерял ни одного из своих, даже легкораненых нет. А сам сумел вывести из строя как минимум двоих. Второй наверняка только ранен, но к этому Мазур и стремился. Вряд ли на той стороне пристреливают загнанных лошадей. Погоня вынуждена будет отвлечь на раненого часть сил, собьётся с темпа хоть ненадолго. Вид раненых, как известно, деморализует, особенно здесь, не на войне, а на охоте. Благополучные импортные охотнички обязательно призадумаются, обнаружив, что с первых же часов лишились двоих…
Шарада, в общем, была нехитрая – охота разделилась с самого начала, и кто-то из них устроил засаду на пути. Убитого Мазур видел на заимке это с ним и перемолвился там словечком. Что ж, встретились быстрее, чем оба рассчитывали…
Сел и осмотрел трофей – французская самозарядка, патрон с пластмассовой гильзой, увы, остался один-единственный. Судя по маркировке, либо самая крупная дробь, либо самая мелкая картечь – и то, и другое одинаково хреново при метком выстреле метров с пятидесяти. Впрочем, отныне охотнички, как всякий нормальный человек на их месте, непременно будут осторожничать, убедившись, что дичь попалась зубастая. И возникает вопрос: стоит ли тащить с собой эту бандуру ради одного-единственного патрона?
Стоит. Все, что способно сойти за оружие, нужно тут же взваливать на хребет. Вот только с ножом проблема: в старые ножны не лезет, придётся и дальше таскать в кармане. Хороший ножичек, рукоятка из охотничьего рога, сталь не в пример лучше, чем у «подаренных»…
Отхлебнул ещё глоток воды и зажёг сигарету. Погони пока не слышно, вертолёта тоже. Прекрасно, что есть бинокль. И крайне скверно, что засада знала о всех перемещениях дичи. Если вспомнить загадочный ящичек на груди убитого, это поневоле наталкивает…
– Вы же их убили!
Мазур поднял голову над ним стоял толстяк Чугунков в весьма растрёпанном виде и полном смятении чувств.
– Одного, успокойтесь, – сказал Мазур. – Второй живёхонек, хотя товарный вид, надеюсь, потерял…
– Они же теперь разъярятся…
– Да ну? – ухмыльнулся Мазур. – А до того они за нами гнались, чтобы пряниками накормить? Ты что, медвежью яму забыл?
– Но всё равно…
– Что – «всё равно»? – Мазур загнал в ствол свой единственный патрон, поставил ружьё на предохранитель и закинул на плечо. – Общечеловеческий гуманизм одолел, или рассчитываешь, что не зарежут, если станешь на коленях ползать? Как раз и зарежут, камерад… Ладно, становитесь. Дальше двинемся.
– Поесть бы… – протянул толстяк.
– Попить бы, – в тон ему протянул Мазур. – Пописать бы. И бабу повалять… Отломите каждый по горбушке и пожуйте на ходу. А вообще жратву надо обобществить и жёстко нормировать…
Толстяк прямо-таки шарахнулся, прижимая рюкзак к груди. И чета Егоршиных никакого энтузиазма не выразила. Пожав плечами, Мазур не настаивал.
Переложил свои припасы в рюкзак Ольге, а сам сходил к речушке, долил флягу и набрал ещё литра три в презерватив.
Егоршин подскочил к нему, схватил за отворот куртки и возбуждённо зашептал на ухо:
– Нужно зайти в речку и пройти по ней подольше. Тогда собаки обязательно потеряют след, я где-то читал…
Вообще-то резон в таком предложении был, но Мазур, уже обдумавший некую гипотезу, всерьёз опасался, что на сей раз этот метод не сработает.
Посвящать врача в свои догадки он не стал, с ходу придумал отговорку, кстати, вполне правдоподобную:
– А вы нигде не читали, что в таких случаях собак пускают по обоим берегам? И быстренько определяют, где беглец из речки вышел…
Похлопал доктора по плечу и ободрения ради серьёзно сказал:
– А голова у вас варит… Встали, подтянулись! Задачу ставлю простую: нам надо от них оторваться как можно дальше, так что нужно сделать быстрым шагом ещё километров десять – каких-то два часа, нечего хныкать заранее… Потом будет большой привал, с банкетом и танцами живота, если кто захочет…
Глава 10
Ага! Слева послышался железный клёкот. Мазур остановился, крикнул:
– Под деревья! Замри!
Рокот мотора, свист лопастей нарастали с угрожающей быстротой.
Прижавшийся к шершавому стволу Мазур не видел ни кусочка неба, но без труда определил, что вертолёт пронёсся навстречу к месту их высадки метрах в пятистах левее воображаемой трассы, избранной беглецами. Слева. Значит, нужно уклониться восточнее, пусть погоня и уйдёт влево – по тому самому нехитрому обычаю, согласно которому человек неосознанно забирает в лесу левее.
Шум мотора стих. Сейчас они осмотрятся, попытаются взять след… Не будь с ним Ольги, Мазур выбрал бы простейший вариант: остался поблизости от поляны и попытался атаковать первым…
– Пошли! – приказал он.
Никого не пришлось подгонять – все слышали вертолёт…
– Бегом! – распорядился Мазур. – Трусцой, не увлекаясь…
Благо, впереди протянулось ровное место, обширный березняк – множество белых стволов с серыми подпалинами, словно гладкие колонны. Мазур мельком взглянул вверх – кроны довольно густые, и, если не искать с воздуха специально…
– Наддали! – распорядился он. – Темпы, темпы!
Они бежали меж белых колонн, березняк казался нескончаемым, по команде Мазура забирали все правее и правее. На фоне деревьев, с горечью убедился Мазур, беглецы кажутся ещё более заметными, чем в кедровнике или меж сосен, но делать нечего, не обходить же наугад… Ага, вот опять кедры замелькали, одиночные пока, но впереди виднеется чащоба…
– Под деревья! – крикнул он, заслышав далёкое гуденье чёртова вертолёта.
Тяжело дыша, первым прижался к стволу, огляделся – все хрипят, словно запалённые кони, но трагических лиц пока не видно, не пролезла усталость в мозги…
Вертолёт прошёл слева – на сей раз ещё дальше. Судя по быстро исчезнувшему рокоту мотора, он летел низко, а на такой скорости ничего различить внизу просто не сумеешь, лес выглядит сплошным размытым пятном…
Значит, у вертушки пока что нет приказа их выслеживать, возвращается на базу, только и всего…
– Вперёд!
Взз-зз-зиууу-фьююю!
Мать твою! Мазуру показалось, что на сей раз невидимую натяжку задел он сам. Попытался прикинуть высоту – пожалуй что, ослепительно сверкающую фиолетовым ракету можно увидеть в «точке высадки». Однако направления за это время засечь не успеют – меж беглецами и погоней оказались самое малое четыре высоких сопки…
Взз-зз-зиууу-фьююю! Ещё одна ракета взлетела в небо, слева. Капканы! Что, если будут и капканы или силки? Смотреть под ноги – потеряешь темп…
Взз-зз-зиууу-фьююю! Слева… Трава густая, то и дело на пути встают заросли ломкого папоротника – как тут ни пялься под ноги, не углядишь. А то и в самом деле – фотоэлемент. Сколько же труда и денег вбухано?
Впереди опять вздымается пологий склон. Виктория вдруг поскользнулась, поехала на животе. Мазур ухватил её за ворот, рывком поднял на ноги, подтолкнул вперёд и распорядился:
– Можно потише, шагом… Зигзагом поднимайтесь, так легче! Только не увлекайтесь зигзагами, четыре шага вправо, четыре шага влево…
– Вправо, а? – пропыхтел Чугунков, начавший помаленьку усваивать тактику Мазура.
– Нет, – отрезал Мазур. – К вершине… – звучно шлёпнул по заду Ольгу, в целях ободрения, она придушенно фыркнула, не оборачиваясь.
Спирало дыхание, рюкзак за спиной и наган в кармане стали тяжеленными, словно свинцовыми. Но он упорно продвигался к вершине – пора было осмотреться. Толстяк все чаще спотыкается, да и остальные нет-нет, и оскользнутся… Пора дать им немного роздыху, четверть часа ничего не решит…
– Стоп, – скомандовал он, остановившись в подходящем месте. – Все валятся на землю, можно хлебнуть пару глотков и вытянуть сигаретку.
С самым блаженным выражением лиц все, кроме него, повалились там, где стояли. Чугунков сразу полез за флягой, присосался. Мазур бдительно следил за ним и вскоре схватил за руку:
– Стоп! Кому сказал?!
Оглядел всех, подметив, как Виктория страдальчески морщится, широко разведя ноги, шагнул к ней:
– Штаны спусти.
– Вы что…
– Штаны спусти, говорю! – прикрикнул Мазур.
Она, испуганно таращась, повиновалась. Ну да, так и есть – плавочки синтетические, узкие, тесные, впились в кожу, не рассчитаны на беготню по тайге…
– Скидывай-ка плавки быстренько, – сказал Мазур, повернулся к Ольге. – Тебя тоже касается, от жары и беготни скоро кожу натрёт неимоверно… У кого ещё трусы узкие и тесные, мигом стягивайте! Ну-ка, продемонстрируйте!
Сам он обожал трусы просторные, семейные – точно таких же вкусов, оказалось, придерживался и толстый Чугунков. Зато доктору пришлось снять обтягивающие плавки, раскрашенные в цвета американского флага. Весь этот стриптиз проделывался в темпе, без малейшего стеснения. Достав из рюкзака камень потяжелее, Мазур завернул его в снятые плавки, осмотрелся и запустил в сторону, подальше, вниз.
– Ну вот, полегчало? – хмыкнул он, сунул в рот сигарету. – Полежите пока…
Разделавшись с сигаретой в полдюжины жадных затяжек, Мазур отошёл метров на двадцать, выискивая место, откуда смог бы глянуть на окрестный пейзаж.
Отыскал.
Вот и березняк виднеется. И сопка, которую они обогнули, и сопка, которую перевалили по склону. Можно определить, откуда начался бег… Ага. Ну что же, километров десять отмахали, совсем неплохо с такой командой.
Прошёл вдоль гребня ещё с полсотни метров, теперь он не видел и не слышал товарищей по несчастью. Двинулся ещё дальше – все не открывалось удобной точки, откуда мог бы посмотреть вперёд, по ходу.
Ну, наконец-то, открытое место… Куда ни глянь – поросшие лесом сопки, словно могучие складки на коже неведомого чудовища. Кое-где виднеются обнажённые бурые утёсы, мутно-белые каменные осыпи, равнины-ковры из тугой зеленой ваты. Впереди, километрах в трех, змеилась неширокая река. Обойти её никак не удастся, придётся форсировать вброд – вряд ли глубокая, отсвечивает под солнцем светло-голубым…
Со всех сторон дикое, изначальное безлюдье. Пейзаж, не изменившийся за миллионы лет. Конечно, здесь миллионы лет назад плескалось море – но там, где тайга уже была, она выглядела точно так же, как сейчас… нет, миллионы лет назад ещё не существовало вроде бы сосен и кедров, росли какие-то другие деревья, но всё равно, дикий лес под равнодушным небом способен был проглотить тысячи подобных живых песчинок, даже не заметив. Только сейчас, глядя с высоты на раскинувшиеся вокруг зеленые просторы, Мазур понял, что ему предстоит – и веселее от этого не стало. Нужно возвращаться и гнать их вперёд, пока тоже не стали задумываться, осознавать глухую безбрежность…
Что это там, позади? Мазур напрягал глаза до рези, так, что начали слезиться.
Не движение даже – тень движения, в самом начале преодолённого ими маршрута, едва заметное перемещение ухваченной не взором, а звериным инстинктом белой точки…
Положительно, белая точка существовала в реальности – но глаза уже слезились так, что дальнейших её перемещений Мазур не мог рассмотреть.
Ничего другого, только эта белая точка. Собака? Может отыскаться у Прохора в закромах хорошая лайка? Да запросто. В комплекте с парочкой таёжных следопытов.
Попыхивая на ходу второй сигаретой, он быстро зашагал назад. Толстяк, сволочь такая, вновь присосался к фляжке, уже отполовиненной, и Мазур мимоходом легонько пнул его под копчик. Достал из рюкзака пачку сигарет, оторвал фильтры жменей и, опустив руку в карман, искрошил там табак вместе с бумагой – пора заняться следами…
– Поднимайтесь, – сказал он негромко. – Могу обрадовать: кажется, появились охотнички. Далеко, конечно, но с посиделками пора кончать… Трусцой под горку!
Задержался и обработал табаком следы на широком пространстве, прошёл метров десять, посыпая трухой путь отхода. И вдобавок побрызгал водочкой.
Собачке этого хватит выше крыши, враз сойдёт со следа, болезная…
У подножия сопки повторил те же манипуляции, извёл весь запас – и вывернул карман, старательно вытрясая последние крошки. Только бы речка и впрямь оказалась неглубокой – вряд ли их собачка дрессирована по спецметодике… а если все же? Ладно, об этом пока думать не стоит…
…Она оказалась неглубокой, быстрая вода едва покрывала каменистое дно, взвихрялась вокруг больших обкатанных булыжников, вспыхивала крохотными радугами. Ширина – едва с десяток метров, и по обоим берегам сплошные россыпи окатышей. Очень похоже, в прежние времена речушка была шире – или она в этих пределах разливается весной, когда в горах тают снега и потоки устремляются в низины согласно законам физики.
– Почему стоим? – пропыхтел Чугунков.
– Отдышись, – бросил Мазур через плечо.
Он боком прислонился к толстенному стволу, сторожко выглядывая из-за него. До края леса, за которым начиналась осыпь, было метров пятнадцать.
– Полная тишина, – добавил он негромко. – Все изобразили статуи.
И продолжал всматриваться, вслушиваться, держа наган стволом вверх.
Что-то здесь было не так. То ли на пределе слышимости уловил нечто, напоминающее короткий визг собаки, то ли очень уж азартно растрещались сороки – а они, известно, провожают трескотаньем, перепархивая с ветки на ветку, и крупного зверя, и человека. Сороки кричали впереди, на том берегу и не похоже, чтобы они перемещались. А может, все дело в неописуемом словами, но знакомом каждому понимающему человеку чутье, то ли зверином, то ли животном, то ли атавизме, то ли новом приобретении – седьмом чувстве диверсантов…
Мазур не хотел туда идти. А прежде в подобных случаях предчувствия всегда оправдывались, потому и привык относиться к ним серьёзно. Он вовсе не был уникумом, такое случается со многими собратьями по ремеслу…
Но нельзя же торчать тут бесконечно. Одна секунда – это шаг. Сокращающий расстояние меж ними и погоней.
– Пошли, – сказал он. – Не шуметь, как можно тише…
И первым бесшумно тронулся параллельно речке. Пройдя с полсотни метров, остановился, сунул наган в карман, извлёк нож и поскрёб лезвием ноготь большого пальца.
Осторожненько сдул невесомую пыль, позволявшую наблюдать дуновение самого лёгкого ветерка, наблюдал за ней во все глаза.
Ветерком тянуло от них за речку. Если там есть собака, непременно учуяла или учует в самом скором времени. Выразительно махнул рукой, приказывая двигаться вперёд. Крался меж стволов, обратившись в слух.
Он не мог ошибаться – стрекотанье сорок явственно сопровождало их параллельным курсом. Точнее говоря, не их, а того, кто перемещался следом за ними, двигаясь по ту сторону речки. Но какое же чутьё, нюх, зрение должен иметь таящийся в засаде… или секрет тут в другом? Сам Мазур, располагая лишь данными от природы органами чувств, ни за что не смог бы столь искусно скрадывать противника – а на том берегу есть кто-то, есть, вон меж деревьев мелькнула сорока, пропала из виду, затрещала…
Аппаратура? Но какая? Пора на что-то решаться. Легонько подтолкнув локтем толстяка, Мазур шепнул:
– Пойдёшь первым…
Чугунков отчаянно замотал головой. Нехорошо осклабясь, Мазур поднял наган, чуть ли не уперев дуло в лоб. Бесполезно – толстяк трясся мелкой дрожью, потел, но все так же мотал башкой, и видно, что никакими угрозами не определить его в Александры Матросовы.
Ладно, не впервые ему приходится импровизировать на ходу…
– Пойдёте через реку, – тихо сказал Мазур. – Все. Надеть куртки, капюшоны натянуть потуже, чтобы вас никак не распознали по рожам… Толстый, так и быть, идёт последним.
– А ты? – спросила Ольга.
– А я переправляюсь чуть поодаль, – сказал Мазур. – И посмотрю, не вздумает ли кто вас обидеть… Устраивает такой расклад? Тогда быстренько натягивайте куртки…
– Ну, а если начнут стрелять? – прошептала Вика.
Зрачки у неё были во всю радужку.
Мазур секунду подумал и сказал:
– К какой стороне окажетесь ближе, туда и кидайтесь. Только не разбегайтесь и не мечитесь. Окажетесь в лесу, бегите параллельно реке… всем ясно? Порядок такой: доктор-Вика-Ольга-толстый. И без дискуссий. Пройдёте чуть вперёд, речку будете переходить у во-он того камня… Марш!
Посмотрел им вслед, покривил губы. На месте толстяка он не спешил бы радоваться счастливому избавлению от печальной участи разведчика. Кто бы ни был на той стороне в такой вот ситуации, опытный охотник или опытный солдат, расклад один: первую пулю всегда получит последний, того, кто ближе остальных к вражескому берегу, можно и оставить напоследок…
Вновь вынул наган, не двигаясь с места, проверил, легко ли выходит из ножен тесак. Привычно подобрался. Кроме тревоги за Ольгу, никаких чувств не было.
Сорочье стрекотание удалялось вслед за вереницей людей в красных куртках – засада, как Мазур и предвидел, перемещалась. Сам он тоже прошёл несколько метров, чтобы не упускать из виду приманку, на три четверти коей ему, откровенно говоря, было наплевать…
Вот и камень, угловатым, гранёным бугром черневший на том берегу у самой воды. Цепочка двинулась через реку – медленно, сторожко, словно шагала босиком по битому стеклу или минному полю…
ЕСТЬ!!!
Мазур отчётливо разглядел бесшумно промелькнувший меж кедров на том берегу силуэт в камуфляже – на груди висят два чёрных ящичка, из-под пятнистой каскетки вьётся чёрный провод, в руках ружьё, поднятое под углом сорок пять градусов к земле. Вот и охотничек. Ага, один из ящичков – и не ящичек вовсе, а бинокль без футляра… ну, это нам как нельзя более кстати… других пока что не видно… вот он, подставив правый бок, прильнул к стволу, начал медленно поднимать ружьё…
Прикинув расстояние, Мазур перекинул наган в левую руку, правой достал нож – подметив, что и у противника на поясе болтаются внушительные ножны с торчащей из них жёлтой массивной рукояткой – перебежал от дерева к дереву…
Мгновение – и он двигался, жил, действовал уже в другом ритме, чуть ли не вдвое быстрее обычного человека. Выкинул руку. Нож ещё жужжал в воздухе, а Мазур нёсся вперёд в отчаянном броске, шумно расплёскивая воду…
Человек с торчащим из шеи ножом заваливался ему навстречу. Подбив его для верности ударом под коленную чашечку, Мазур молниеносно сорвал с шеи ремешок бинокля, накинул себе на шею, выхватил из ножен нож – выдёргивать свой – кровь брызнет фонтаном, по уши уделаешься! – бросил себе в карман рукояткой вверх, вырвал ружьё. В какой-то неуловимый миг успел ещё разглядеть оскаленное в предсмертной гримасе лицо – жёсткие усики, впалые щеки, светлые волосы – чёрный прибор со шкалами и лампочками, а ещё через секунду, пригнувшись, держа ружьё наготове, бежал по берегу, крикнул:
– За мной!
Слева мелькнула фигура в камуфляже – Мазур нажал на спуск, целя пониже пояса, на уровне колен. Ружьё дёрнулось в руках, оглушительно выплюнуло заряд, Мазур даванул спуск вторично – проверяя с ходу, полуавтомат у него, или что, – и грохнул второй выстрел, человека швырнуло в папоротники, как сбитую кеглю, он сразу же заорал от непереносимой боли…
– За мной, идиоты!
Мазур кинулся в лес, наискось уходя от реки, держась меж возможными опасностями и заполошно бегущей четвёркой. Ещё один замаячил слева – выстрел, дуло поднято не выше колен, фигура покатилась по земле…
– Капюшоны, мать вашу!
И они догадались откинуть капюшоны, из-за которых плохо видели, куда следует бежать. Слева ударила наугад автоматная очередь, пули прошли сзади, довольно высоко – ага, вслепую лупит, сука! – Мазур ответил выстрелом, догнал последнего – ну толстый, конечно, – и от души подбавил бодрости ударом приклада по хребту. Оглушительно взвизгнув, Чугунков рванул так, что враз выбился в лидеры…
Азартный собачий визг и лай – но где-то на месте, словно собака привязана.
Ещё одна очередь вслепую, вовсе уж в другой стороне, ветка пребольно стегнула по щеке…
– Вперёд, суки, мать вашу! Бегом! – хрипел Мазур, поддавая кому-то коленом. – Туда! Мимо пня! Бегом!!!
А сам, превозмогая владевшие телом инстинкты, остановился, нырнул за дерево, изготовил ружьё. Никого. Посчитав про себя до пятнадцати, бросился следом, легко высмотрев впереди красные пятна спин. И бежал замыкающим, хриплыми воплями подгоняя, едва кто-то замедлял темп, поддавая прикладом…
Казалось, это длится часами – сумасшедший бег меж деревьев, шумное хриплое дыхание, попадавшие по лицу ветки… Клятое ружьё уже весило не меньше тонны, но никакая сила не заставила бы Мазура его бросить, пока он был уверен, что там ещё остался хоть один патрон, бинокль колотил по рёбрам, по животу, лишь бы не зацепился за сук…
– Впер-рёд, блядские души! Наддай! Ещё наддай!!!
Снова остановился, спрятался за деревом. Шум в ушах и удары собственного сердца мешали прислушаться – но никакой погони он не увидел. Понёсся следом за неожиданно обретшей второе дыхание четвёркой.
Наконец настал момент, когда поневоле пришлось разрешить привал, – сам Мазур мог бы отмахать в темпе кросса ещё изрядный кусок, но его унылая гвардия все чаще спотыкалась и откровенно шаталась, налетала на деревья, усталость понемногу вытесняла страх, так их недолго и загнать…
– Стой! – прохрипел Мазур не так уж и громко.
Однако его услышали все, как подрубленные, плюхнулись, кто где стоял.
Перед тем как самому рухнуть в мох, Мазур наскоро определился по солнцу и пришёл к выводу, что не столь уж и отклонился от первоначального курса.
Вытянулся на спине, закрыл глаза и постарался расслабиться всем телом, как был учен. На ощупь извлёк из валявшеюся рядом рюкзака фляжку и жадно глотнул, пролив тепловатую воду на грудь. Прислушался к хриплому, свистящему дыханию спутников – пыхтят, конечно, как паровозы, чего другого от них ждать… И поймал себя на гаденькой, однако вполне рационалистической мысли: неплохо было бы, потеряйся и отстань во время безумного бега кто-то из «балласта»…
Все же он был доволен собой: при первом же соприкосновении с противником не потерял ни одного из своих, даже легкораненых нет. А сам сумел вывести из строя как минимум двоих. Второй наверняка только ранен, но к этому Мазур и стремился. Вряд ли на той стороне пристреливают загнанных лошадей. Погоня вынуждена будет отвлечь на раненого часть сил, собьётся с темпа хоть ненадолго. Вид раненых, как известно, деморализует, особенно здесь, не на войне, а на охоте. Благополучные импортные охотнички обязательно призадумаются, обнаружив, что с первых же часов лишились двоих…
Шарада, в общем, была нехитрая – охота разделилась с самого начала, и кто-то из них устроил засаду на пути. Убитого Мазур видел на заимке это с ним и перемолвился там словечком. Что ж, встретились быстрее, чем оба рассчитывали…
Сел и осмотрел трофей – французская самозарядка, патрон с пластмассовой гильзой, увы, остался один-единственный. Судя по маркировке, либо самая крупная дробь, либо самая мелкая картечь – и то, и другое одинаково хреново при метком выстреле метров с пятидесяти. Впрочем, отныне охотнички, как всякий нормальный человек на их месте, непременно будут осторожничать, убедившись, что дичь попалась зубастая. И возникает вопрос: стоит ли тащить с собой эту бандуру ради одного-единственного патрона?
Стоит. Все, что способно сойти за оружие, нужно тут же взваливать на хребет. Вот только с ножом проблема: в старые ножны не лезет, придётся и дальше таскать в кармане. Хороший ножичек, рукоятка из охотничьего рога, сталь не в пример лучше, чем у «подаренных»…
Отхлебнул ещё глоток воды и зажёг сигарету. Погони пока не слышно, вертолёта тоже. Прекрасно, что есть бинокль. И крайне скверно, что засада знала о всех перемещениях дичи. Если вспомнить загадочный ящичек на груди убитого, это поневоле наталкивает…
– Вы же их убили!
Мазур поднял голову над ним стоял толстяк Чугунков в весьма растрёпанном виде и полном смятении чувств.
– Одного, успокойтесь, – сказал Мазур. – Второй живёхонек, хотя товарный вид, надеюсь, потерял…
– Они же теперь разъярятся…
– Да ну? – ухмыльнулся Мазур. – А до того они за нами гнались, чтобы пряниками накормить? Ты что, медвежью яму забыл?
– Но всё равно…
– Что – «всё равно»? – Мазур загнал в ствол свой единственный патрон, поставил ружьё на предохранитель и закинул на плечо. – Общечеловеческий гуманизм одолел, или рассчитываешь, что не зарежут, если станешь на коленях ползать? Как раз и зарежут, камерад… Ладно, становитесь. Дальше двинемся.
– Поесть бы… – протянул толстяк.
– Попить бы, – в тон ему протянул Мазур. – Пописать бы. И бабу повалять… Отломите каждый по горбушке и пожуйте на ходу. А вообще жратву надо обобществить и жёстко нормировать…
Толстяк прямо-таки шарахнулся, прижимая рюкзак к груди. И чета Егоршиных никакого энтузиазма не выразила. Пожав плечами, Мазур не настаивал.
Переложил свои припасы в рюкзак Ольге, а сам сходил к речушке, долил флягу и набрал ещё литра три в презерватив.
Егоршин подскочил к нему, схватил за отворот куртки и возбуждённо зашептал на ухо:
– Нужно зайти в речку и пройти по ней подольше. Тогда собаки обязательно потеряют след, я где-то читал…
Вообще-то резон в таком предложении был, но Мазур, уже обдумавший некую гипотезу, всерьёз опасался, что на сей раз этот метод не сработает.
Посвящать врача в свои догадки он не стал, с ходу придумал отговорку, кстати, вполне правдоподобную:
– А вы нигде не читали, что в таких случаях собак пускают по обоим берегам? И быстренько определяют, где беглец из речки вышел…
Похлопал доктора по плечу и ободрения ради серьёзно сказал:
– А голова у вас варит… Встали, подтянулись! Задачу ставлю простую: нам надо от них оторваться как можно дальше, так что нужно сделать быстрым шагом ещё километров десять – каких-то два часа, нечего хныкать заранее… Потом будет большой привал, с банкетом и танцами живота, если кто захочет…
Глава 10
ВДРУГ ОБРАДОВАН МОРЯК – ПОЯВЛЯЕТСЯ МАЯК…
Мазур забирал правее, на юго-восток, – чтобы сделать крюк и оставить в стороне место, где торчала отягощённая раненым засада. Курс верный потому что, даже сбившись с него, обязательно упрёшься в Шантару, а уж это такой ориентир, что лучше и не придумаешь. Он прилежно запоминал дорогу, кедрачи, сосняк и березняк, распадки, косогоры, ручьи, подъёмы, спуски и ровные места – потому что по этому же маршруту непременно пройдёт погоня, нужно все время держать в голове, где она в данный момент с высокой степенью вероятности может оказаться. И постараться выбрать наблюдательный пункт, откуда её можно увидеть издали – тогда стоит и прикинуть, бежать дальше, или попробовать самому устроить засаду. Но предварительно следует поискать «клопов», должны быть «клопы», это единственное объяснение…
Однажды далеко позади, на пределе слышимости взлетел над тайгой знакомый воющий свист – кто-то наткнулся на очередную шумную ловушку. Должно быть, штабс, он не похож на размазню, которая будет умирать на коленях, постарается выжить во что бы то ни стало. Как поступил бы на его месте сам Мазур, вздумай догнать беглецов, чтобы малость ограбить? Да почаще взбирался бы на вершины и высматривал, движущиеся ярко-алые пятна видно за километры.
Штабс гораздо мобильнее, он один, здоров, как лось, на нём-то не висят толстяки, закомплексованные эскулапы и бабы…
Пора и остановиться, осмотреть одежду. Загадочный ящичек, висевший на шее у убитого охотничка, наталкивал на вполне определённые версии. Существует масса аппаратуры, способной с высокой точностью определить перемещение биологического объекта – портативные штучки, надевавшиеся на дуло винтовки, американцы начали испытывать ещё во времена вьетнамской войны, и техника с тех пор рванула семимильными шагами. Правда, при всём желании нельзя отличить человека от, скажем, оленя – но здесь, очень похоже, нет зверья, могли специально распугать.
Хорошо. С помощью некоего аппаратика охотники, сидевшие в засаде на берегу речушки, весьма даже пристально следили за добычей – но это ещё не объясняет, отчего они столь безошибочно ту самую засаду устроили. Ожидали точнёхонько в том месте, к которому вышел Мазур, не зная, куда идёт. Как-то смогли угадать, что он именно туда и выйдет…
Эрго? Должна быть другая аппаратура. И беглецы её, не ведая о том, несут с собой. Только поэтому Прохор с компанией мог безнаказанно развлекаться целых два сезона – одним знанием тайги, обученными лайками и натасканными по-индейски следопытами столь постоянные успехи не объяснишь…
Когда прошло часа два, Мазур привала не объявил – ландшафт вокруг был неподходящий для его целей. Время от времени то Егоршины, то толстяк жалобно оборачивались на ходу, но Мазур махал рукой, приказывая двигаться дальше.
Его весьма занимало, отчего с юга так и не прилетел за ранеными вертолёт, точнее, почему вертолёта не было слышно. То ли он прошёл так далеко в стороне, что шум винта расслышать не удалось, то ли разгадка и вовсе жутковатая. Предположим, раненых тут принято добивать – и своих тоже, в первую очередь своих… Собственно, почему бы и нет? Что прикажете делать с раненым импортным туристом, у которого ноги на совесть продырявлены картечью? Везти срочно в цивилизованные места в хорошую больницу? Но к иностранцам у нас сейчас относятся нежно и трепетно, обязательно станут доискиваться, при каких таких обстоятельствах сэр или герр подвернулся под выстрел. Разве что – частная больничка где-нибудь в Шантарске, где вышколенный персонал не задаёт вопросов? И всё равно риск засветиться есть.
Однажды далеко позади, на пределе слышимости взлетел над тайгой знакомый воющий свист – кто-то наткнулся на очередную шумную ловушку. Должно быть, штабс, он не похож на размазню, которая будет умирать на коленях, постарается выжить во что бы то ни стало. Как поступил бы на его месте сам Мазур, вздумай догнать беглецов, чтобы малость ограбить? Да почаще взбирался бы на вершины и высматривал, движущиеся ярко-алые пятна видно за километры.
Штабс гораздо мобильнее, он один, здоров, как лось, на нём-то не висят толстяки, закомплексованные эскулапы и бабы…
Пора и остановиться, осмотреть одежду. Загадочный ящичек, висевший на шее у убитого охотничка, наталкивал на вполне определённые версии. Существует масса аппаратуры, способной с высокой точностью определить перемещение биологического объекта – портативные штучки, надевавшиеся на дуло винтовки, американцы начали испытывать ещё во времена вьетнамской войны, и техника с тех пор рванула семимильными шагами. Правда, при всём желании нельзя отличить человека от, скажем, оленя – но здесь, очень похоже, нет зверья, могли специально распугать.
Хорошо. С помощью некоего аппаратика охотники, сидевшие в засаде на берегу речушки, весьма даже пристально следили за добычей – но это ещё не объясняет, отчего они столь безошибочно ту самую засаду устроили. Ожидали точнёхонько в том месте, к которому вышел Мазур, не зная, куда идёт. Как-то смогли угадать, что он именно туда и выйдет…
Эрго? Должна быть другая аппаратура. И беглецы её, не ведая о том, несут с собой. Только поэтому Прохор с компанией мог безнаказанно развлекаться целых два сезона – одним знанием тайги, обученными лайками и натасканными по-индейски следопытами столь постоянные успехи не объяснишь…
Когда прошло часа два, Мазур привала не объявил – ландшафт вокруг был неподходящий для его целей. Время от времени то Егоршины, то толстяк жалобно оборачивались на ходу, но Мазур махал рукой, приказывая двигаться дальше.
Его весьма занимало, отчего с юга так и не прилетел за ранеными вертолёт, точнее, почему вертолёта не было слышно. То ли он прошёл так далеко в стороне, что шум винта расслышать не удалось, то ли разгадка и вовсе жутковатая. Предположим, раненых тут принято добивать – и своих тоже, в первую очередь своих… Собственно, почему бы и нет? Что прикажете делать с раненым импортным туристом, у которого ноги на совесть продырявлены картечью? Везти срочно в цивилизованные места в хорошую больницу? Но к иностранцам у нас сейчас относятся нежно и трепетно, обязательно станут доискиваться, при каких таких обстоятельствах сэр или герр подвернулся под выстрел. Разве что – частная больничка где-нибудь в Шантарске, где вышколенный персонал не задаёт вопросов? И всё равно риск засветиться есть.