Бушков Александр Александрович. Охота на пиранью

   – Резонно, – подумав, сказал Мазур. – Мои знают, что нет у меня другой цели, кроме Шантарска. С твоими, уверен, не так определённо?
   – В точку. И всё равно, не стали бы валить меня в поезде. Непременно ж надо со мной вдумчиво потолковать в тихом уголочке, выяснить, что к чему и почём, кто навёл, кто помогал, да не собирался ли с кем делиться… В таких делах тебя без долгого допроса на тот свет ни за что не отправят. Ты через часок сходи к бригадиру и стучи своим, пусть встретят…
   – Ага, – сказал Мазур, бессмысленно глядя на мелькающие за окном кучки деревьев, неотличимые друг от друга. – Что, установим что-то типа дежурства?
   – Да покурить надо выходить почаще, и все сложности. Там в двух первых купешках едут какие-то суетливые мальчики, но они давненько едут, я краем уха слышал, как болтали про столичный эскорт, налоги и тарифы – бизнесмены, мля… Кроме нас, никто больше в эту роскошь не садился. А дверь на площадку девка наверняка на ключ замкнула – не любят они, когда через богатые вагончики народ из третьего класса шарашится, ещё пропадёт чего из купе, расплачивайся потом… – он помолчал, швырнул окурок в полированную шикарную урночку. – Полковник, дельный совет хочешь?
   – Ну?
   – У тебя там что, с твоей кошкой какие-то сложности?
   – Да что-то вроде, – сказал Мазур нехотя.
   – Я тебе в душу не лезу, а совет дам. Сейчас хватанём по сто грамм, я Надьку уведу в нашу крытку, а ты положи свою на диванчик и отжарь её как следует, до полного «не могу». Точно тебе говорю, полегчает, и перестанет она на тебя таращиться, как суровый прокурор. Самый верный метод. Сам бы мог догадаться, на пионера не тянешь годами…
   – Учту, – сказал Мазур, глядя в окно.
   – Да ты не лезь в бутылку, я тебе добра желаю. С тех пор, как ты в долю войти не захотел, у меня серчишко все ещё чуток не на месте, все думаю, что бы для тебя приятного заделать. – Он помолчал и признался:
   – Не понимаю я тебя, обормота. Столько стекляшек… А тех, кого не понимаешь, нужно или обходить десятой дорогой, или уважать. Простая арифметика, жизнью проверенная. Жизнь, она, знаешь ли, заставляет человека рисовать с ходу – и сразу отводить ему местечко в твоих будущих планах… А отсюда и отношение. Ну что, пошли?
   В купе он быстренько свернул пробку на бутылке виски – надо понимать, из его старых запасов, Мазур не видел, чтобы он покупал спиртное на вокзале, налил в стаканы на два пальца. С треском вспорол прозрачную целлофановую обёртку конфетной коробки, быстренько испластал ножом кусок колбасы, проворно, ловко, словно подогреваемый внутренним огнём. Теперь только Мазур во всей красе осознал, что такое золотая лихорадка, – и лет пятьсот назад, должно быть, так выглядело, в точности, так же горели глаза и рвался из глотки ликующий вопль. Как ни странно, он чувствовал, что прекрасно понимает Креста, – оба были древние, изначальные, только один служил империи даже после её падения, а другой хладнокровно клал себе подобных ради кристаллического углерода, по молчаливому сговору черт-те сколько лет назад провозглашённому драгоценностью номер один. А потомки всё равно не спросят потом, даже не поинтересуются, почему пошёл ко дну крейсер на рейде, и какой путь проделали сверкающие бриллиантики, прежде чем бросить якорь в витрине…
   – Ну, за удачу? – Крест первым поднял стакан и вытянул содержимое медленно, жмурясь.
   Выпили. Ольга задумчиво повертела в руке стакан с видом отсутствующим и грустным, усмехнулась:
   – Мы звери, господа, история нас осудит…
   – Знакомое что-то… – осклабился Крест.
   – Это из кино, – пояснила Надя.
   – А… В молоко, Катя. Истории до нас дела нет, жутко занятая дама и любит грандиозности, а звери… В общем, лучше быть зверем, чем дерьмом. Право слово. А поскольку дерьма среди присутствующих я что-то не наблюдаю, все неплохо, дела идут и жизнь продолжается… – Он поднялся, положил руку Наде на плечо:
   – Пошли, боевая подруга, помещение обживать, ребятам поговорить охота… Выпить-закусить ещё осталось, это – им…
   Прихватил два пустых стакана, легонько шлёпнул Надю пониже талии, тесня к двери, обернулся и подмигнул Мазуру:
   – Места тут тихие, чужие не ходят…
   – О чем это ты со мной говорить собрался? – равнодушно поинтересовалась Ольга, когда дверь задвинулась.
   – О жизни, конечно, – пожал он плечами, налив себе ещё на палец.
   – О жизни? – она, повернувшись к Мазуру безукоризненным профилем, смотрела в окно на голые жёлтые поля. – Бог ты мой, я о жизни и думать боюсь. Ведь не забудешь никогда…
   Забудешь, подумал Мазур. Быстрее, чем тебе кажется. Ну, не начисто почти начисто. Психология – наука точная, алгебре не уступит. А она на многочисленных примерах показывает, что человек, к счастью, способен быстро и надёжно забывать почти все страшное, случившееся с ним. Даже в самых обычных, ни в одной букве не засекреченных работах можно прочесть про жертвы кораблекрушений, которые уже через пару лет выкидывали память о случившемся из сознания, забывали так искренне, что когда им потом напоминали о пережитом, искренне удивлялись, подозревали врача в каком-то дурацком розыгрыше, твердили, что никогда с ними ничего подобного не случалось, путают их с кем-то… Забудешь. Это мне не удастся – меня специально учили ничего не забывать…
   – Что ты на меня так смотришь? – спросила она, по-прежнему не поворачивая головы, закинув ногу на ногу, задумчиво подперев подбородок кулачком.
   – Встань, – сказал Мазур, помимо воли ощущая прежнее желание, поднимавшееся из тёмной глубины.
   Она подняла бровь, но встала, передёрнула плечами:
   – Ну и?
   – Колготки сними, – сказал он хрипло, глядя ей в глаза.
   Со знакомой лёгкой гримаской, означавшей, что она чего-то недопонимает, Ольга стянула колготки, кинула на диван, поинтересовалась:
   – Продолжать?
   Он кивнул. Положив туда же трусики, она, судя по взметнувшимся бровям, собиралась отпустить какую-то ехидную реплику, но Мазур, без труда повалив её на диван, уже навалился, ища губы, преодолевая слабое сопротивление. В обрамлении тёмных с рыжинкой волос её лицо казалось незнакомым, но все таким же влекущим.
   Мазур овладел ею грубо, как никогда прежде. Она коротко простонала и замерла, а он уже не мог остановиться, охваченный непонятным чувством – смесью желания с яростью – властно и неспешно проникая глубже. Очень быстро яростная возня сменилась размеренным ритмом. Ольга отвечала, прижав обеими руками его голову к своей мокрой щеке, и в этом шальном безумии уносилось прошлое, как сухой лист по ветру, – если только оно было когда-нибудь, прошлое… Колёса постукивали под ними, словно стирая из памяти с каждым ударом все чёрное и печальное.
   Изрядно времени прошло, прежде чем они смогли оторваться друг от друга,но ещё долго сидели в обнимку на нешироком мягком диване, глядя на жёлтые поля и лес на горизонте, смахивающий на комки тугой зеленой ваты. Ольга уже не плакала, а минутой позже Мазур убедился, что жизнь и в самом деле перешла в другую плоскость: любимая жена пошевелилась и жалобно сообщила:
   – Представляю, что от косметики осталось…
   Мазур счастливо фыркнул, прижимая её к себе.
   – И нечего фыркать, – сказала Ольга насквозь прежним голосом. – Чтобы собственный муж насиловал в поезде… – Повернула к нему сияющее лицо:
   – Сон приснился?
   – Сон, – сказал он глухо. – А сны потом тают… Часа через четыре будет Шантарск, а вот никаких снов уже не будет…
   – Тогда иди покури – сказала она с непостижимой женской логикой. – А я себя в божеский вид приведу, ты посмотри, во что мы купе превратили, походный бардак какой-то…
   Мазур поцеловал её в щеку и вышел. Издали увидел торчавшего в тамбуре Креста, подошёл вразвалочку и встал рядом, поставив ногу на блестящую урну.
   – Ну, кто знает жизнь лучше полковников? – ухмыльнулся Крест. – Цветёшь? – и тут же посерьёзнел. – Ты очки-то надень, что им из кармана торчать…
   – Что? – кратко спросил Мазур, доставая сигарету.
   – Черт его знает… – Крест опустил руку, потрогал сквозь пиджак рукоятку пистолета. – Воздух мне вокруг не нравится, вот что. Я тут давно торчу, чуть ли не сразу, как от тебя ушёл… Хмырь какой-то по вагонам гуляет, зенками так и шарит… В сторону паровоза прошёл, потом назад – а ресторан-то в хвосте, чего ему разгуливать, совершенно непонятно…
   – Ну, мало ли, – сказал Мазур, сам, впрочем, напрягшись. – Или знакомых ищет, или подходящие чемоданчики.
   – Разве что, – тихо сказал Крест. – Зенки его мне не нравятся категорически… Пора б тебе бригадира шукать. Сунь под нос ксиву, благо снимочек твой идеально пришпандорен – и пусть крутит радио. Глаза мне его не нравятся, имею опыт… тс! – он сунул в рот очередную сигарету и продолжал громко, беззаботно:
   – Значит, вытащили эту золотую рыбку трое – адвокат, милиционер и «наперсточник»…
   Судя по его многозначительному взгляду, вошедший в тамбур человек был как раз тем самым, праздношатающимся неизвестно зачем. Как мог естественнее, Мазур оглянулся – что в том необычного?
   Одно мгновение – и широкая спина, обтянутая светлым пиджаком, неспешно удаляется по коридору. Мазура охватило странное чувство: он смотрел в крепкий затылок широкоплечего блондина, пытаясь проанализировать свои впечатления, и все отчётливее осознавал, что не знает его – но знает его походку… Лицо изменить нетрудно, а с походкой это проделать гораздо труднее… Досадливо швырнув окурок в урну, он повернулся к Кресту.
   Дальнейшее произошло мгновенно.
   Ольга вышла в коридор, оказавшись лицом к лицу с блондином в светлом костюме, на миг замерла – а он рывком оказался за ней, так, что она заслоняла его от обоих мужчин, дёрнув за руку, втащил в купе.
   Мазур опомнился первым и кинулся к захлопнувшейся двери. Коридор был пуст, и он выхватил пистолет, держа его стволом вверх, переглянувшись с Крестом, сделал знак страховать, рванул дверь, открыв наполовину, так, чтобы она заслоняла Креста.
   – Заходи, – спокойно сказал блондин – Осторожненько в дверь протиснись, закрой её за собой и пушечку на пол брось. Ну?
   Он сидел у самой стены, заслоняясь Ольгой, уперев ей в правый бок толстое дуло пистолета. ППС, машинально определил Мазур, практически беззвучно лупит…
   – Ну?
   Шансов не было – если так и торчать с пистолетом в руке. Медленно Мазур протиснулся в дверь, закрыл её за собой и кинул пистолет на пол, ни на секунду больше не поддаваясь растерянности.
   – Ногой его ко мне. Стой, где стоишь. – Блондин крепче прижал дуло к Ольгиному боку. – Разъяснения нужны?
   Очень уж аккуратный был у него зачёс, пробор, если представить, что…
   И Мазур узнал. Главным образом, по глазам. Это был тот, кто играл при Прохоре роль Ибрагима-оглы, – только без бороды и в светлом парике.
   – Вот такая математика, – сказал Ибрагим-Оглы. – Пальба кончилась, пошли вычисления. Ты, конечно, хорошо вычислял, только и я не хуже… Ладно, я не гений. Просто дорог у тебя было не особенно чтобы много… стоять!
   Ольга, с бледным, изменившимся лицом косилась на него. Он, плотно сжав губы, невидимой для Мазура левой рукой полез в карман, судя по движению плеча. Поднял руку над затылком Ольги, в ладони чернела коробочка с кольчатым хвостиком-антенной. Теперь-то Мазур не сомневался, что на вокзале в Аннинске был именно он. Дорог и в самом деле было немного…
   Взгляд Ибрагима-оглы чуть растерянно вильнул – ага, он хотел включить рацию и боялся хоть на миг потерять Мазура из виду…
   Ольга вдруг резко дёрнулась, разворачиваясь к державшему её мужчине, вцепившись левой ему в глаза. Мазур метнулся к дивану, ударил вытянутыми вперёд, сомкнутыми ладонями, и ещё, и ещё, уже костяшками пальцев…
   Ольга свалилась ему на руки безвольно, как кукла. Мазур подхватил её, одновременно нанеся Ибрагиму удар коленом под горло для пущей надежности – голова противника мотнулась уже безжизненно, затылок глухо стукнул о стенку, мертвец так и не выпустил пистолета…
   В купе невыносимо воняло тухлой пороховой гарью. Пальцы Мазура ощутили что-то липкое и тёплое, он опустился на колени, осторожно поворачивая Ольгу вверх лицом, – и встретился с её застывшим взглядом.
   Пульс не прощупывался. Совершенно потеряв голову на какой-то миг, Мазур попытался встряхнуть Ольгу, сделать искусственное дыхание, зажать крохотную дырочку против сердца… Он видел, что все бесполезно, а поверить не мог, очень уж неожиданно и нелепо произошло…
   Двигаясь, как автомат, он опустил Ольгу на пол рядом с диваном, открыл дверь. Крест облегчённо опустил пистолет, глянул на Мазура, потом посмотрел через его плечо – и кинулся в купе, отодвинув стоящего на пути. Мазур подчинился, как манекен. С силой захлопнул дверь, присел на краешек дивана, опустив голову, уронив руки, вокруг – ив нем тоже – была совершеннейшая пустота.
   – Твои? – тихо спросил Крест (Мазур молчал). – У него переноска значит, ещё кто-то в поезде… Соберись ты!
   Мазур поднял голову. Под его взглядом Крест попятился:
   – Слушай… Я ж ни при чем… – Он нагнулся, выхватил из сумки автомат и замер лицом к двери. – Где тут предохранитель?
   – Вон там, – сказал Мазур мёртвым голосом. Со своего места он видел лежавшие в сумке пакеты из непрозрачного целлофана – и не мог повернуть голову, чтобы посмотреть на Ольгу. Время остановилось, потому что его движение ничего не могло вернуть, ничто не способно исправить.
   Морской дьявол почти добрался из пункта А в пункт Б. Вот только дальше идти оказалось незачем…
   Он сидел и равнодушно смотрел, как Крест стучит в стенку, как вбегает Надя, каменеет лицом и оба принимаются тихо шептаться. Плечи вдруг задёргались, странные корчи потрясали тело, он не сразу сообразил, что плачет, дёргая головой, без слез, беззвучно, плачет по Ольге, по Драммонду, по Ван Клеену, по собственной идиотской судьбе, взвалившей ему все это на плечи, пытался понять, за что, – и боялся осознать вдруг, за что. Боялся поверить в присутствие другой силы, не оставляющей без внимания совершенные людьми грехи…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БЕГ НА МЕСТЕ, МЕЖ ЛЮДЕЙ

Глава 1
ИЛИ ЭТО МЫ ЛЕТИМ НЕИСТОВО…

   Капитан первого ранга Мазур сидел на краешке причала, свесив ноги над водой и неторопливо швырял в плававшую неподалёку пластиковую бутылку мутные кристаллы, необработанные алмазы. И всякий раз попадал, конечно, несмотря на саднящую боль под тампонами, прикрывавшими места, где была удалена кожа вместе с татуировками. Алмазов было немного, и они быстро кончились.
   – За две недели ручаешься? – спросил он, не оборачиваясь.
   – Абсолютно, – доктор Лымарь, обладатель погон капитана второго ранга и пухлой стопы засекреченных работ, произнёс это крайне спокойно, даже небрежно. – А то и раньше, если мочить не будешь.
   – Кого? – усмехнулся Мазур.
   – Пальцы, командор, пальцы… – Доктор сел рядом, кинул окурок в ту же бутылку и тоже не промазал, конечно. – Без всяких каламбуров.
   – Это я тебе приятное делаю, – сказал Мазур – Черканешь потом: рефлексы нормальные, наблюдаемый проявляет склонность к шуткам…
   – Да уж будь уверен, черкану, – ответил Лымарь серьёзно.
   – Слушай, я с ума не сошёл?
   – Раз ты так ставишь вопрос – не сошёл. Это псих упирается на том, что он нормальный…
   – Я серьёзно. Понимаешь, я не могу горевать. Мне бы следует, а я не могу. Где-то там, в закоулках, есть клетушечка, в ней все горе и громоздится, а в остальных помещениях – покой и симметрия… Напиться бы, проплакаться, а я не умею… Нет, серьёзно, может, так сумасшествие и начинается?
   – Да брось ты, – досадливо сказал Лымарь, щелчком сбил овода, присевшего на его лейтенантский пехотный погон. – Если бы я видел, что у тебя крыша начала съезжать, шурша шифером, я бы сунул тебя, голубка, в самолёт с запечатанным пакетом, а в Северной Пальмире прямо у трапа воронок из больнички уже торчал бы… Что ты, как дите малое? Как «морской дьявол» нормальнее нормального. А по сравнению с мирным обывателем мы все насквозь шизанутые, так это и раньше было прекрасно известно. Вот если б ты не сделал всё, что мог, был бы повод для развития комплекса. А так – «от неизбежных на море случайностей»…
   – Если бы я не вышел…
   – Так ведь ты должен был выйти, почаще в коридоре торчать… Азбука, в общем, не суетись. Я бы у тебя поплакал на плече, помоги это хоть на капельку… Но ты же сам не захочешь.
   Мазур был дома. Среди своих. А свои, как и следовало ожидать, не кидались поплакать у него на плече, но и не крутились вокруг, наигранно бодро травя анекдоты, избегая крайностей, держались с ним, в общем, как обычно. Лучшего и придумать не могли – слава богу, был многолетний опыт.
   – Да, и насчёт того, что с отпуском на плоту была твоя идея, не особенно-то рви нервы, – сказал доктор Лымарь. – Нельзя предвидеть всего. Ван Клеен, когда пошёл билеты в кино покупать, никак не мог стебанутого негра с обрезом предугадать…
   С двух сторон треугольный кусок земли стискивали высокие сопки, обрывавшиеся у самой воды. На лысой вершине одной из них красовалась радарная установка, и оба серповидных решётчатых локатора в самом деле добросовестно вертелись, поддерживая иллюзию. На сотню километров в округе каждая собака знала, что здесь обосновались военные локаторщики, и тем самым загадка словно бы снималась – приржавевшая изгородь из колючей проволоки (за которой таились совершеннейшие системы сигнализации) получала самое простое и разумное объяснение. Тем более что локаторы вовсе уж чистейшей бутафорией не были и несколько раз в сутки работали в должном режиме, не вызывая подозрений у обладателей хитрой электроники, любивших подсмотреть, что делается у соседей.
   Правда, это потаённое местечко с двойным дном было устроено уже давно, и группа Морского Змея – далеко не первая и не последняя среди тех, кто обделывает в тишине армейско-флотские дела, но это уже детали…
   Услышав мотор «уазика», Мазур не обернулся – чужих здесь оказаться не могло, даже танк, вздумай он проломиться нахрапом сквозь линию защиты, был бы мгновенно раскритикован охраной так, что даже барахольщики-китайцы не позарились бы на этот металлолом.
   Сначала он подумал, что это вернулась машина с аэродрома, потом услышал крайне знакомые шаги, но головы не повернул. Морской Змей, твёрдо ставя ноги, подошёл, остановился у него за спиной, чуть помолчал и спросил:
   – Доктор, у тебя вроде дела в лазарете были?
   – А куда от них деться, – покладисто пожал плечами Лымарь и зашагал прочь.
   Контр-адмирал присел рядом с Мазуром – чуть пониже ростом, но в ширину не уступавший и, если взглянуть непосвящённому со стороны, как раз и есть вылитый пехотный майор, полностью соответствовавший полевой форме с одной-единственной зеленой звёздочкой и змблемками связистов. Вообще, вопрос философский – как выходит, что один из одногодков-сослуживцев получает первую адмиральскую звезду, а полдюжины других оказываются под его командованием? – но вопрос таковой совершенно неинтересен для тех, кто знает подоплёку. А она незамысловата: именно Морской Змей в своё время окончательно прояснил для узкого круга лиц крайне насущную задачку: было или нет на крейсере «Шеффилд» ядерное оружие? Всего и делов, никто не мешает и вам отличиться подобным образом…
   – Родители прилетают вечером, – сказал Морской Змей. – Я пошлю Михася встречать, у него рожа соответствующая, а тебе уж лучше потом подъехать, к самым похоронам, чтобы все по легенде шло… Как?
   – Яволь, – сказал Мазур, глядя на воду. – Отчёт мой прочитал?
   – Только что, – в голосе адмирала чуть заметно промелькнуло облегчение, сообразил, что с формальным и оттого неловким выражением сочувствия покончено – Надо же, а я эту твою гангстерскую парочку так и отпустил… Знал бы раньше…
   – В участок бы отволок? – хмыкнул Мазур.
   – Да нет, но…
   – Не вибрируй корпусом, – сказал Мазур. – Мне, знаешь ли, в дороге на святых как-то не везло, обходился тем, что было… Только у тебя и забот – воров с ворованной дубинкой по начальству представлять.
   – Оно верно, – легко согласился Морской Змей. – Хрен с имя. Мне ещё долго голову ломать, как затушёвывать всю эту историю… Ты как, в состоянии беспристрастно вести разбор полётов?
   – Ну.
   – Мне ещё предстоит «мозговой штурм» с особистами, – сказал Морской Змей. – Но схемку уже набросал начерно, прикинул варианты – и ситуация такая, что от сложностей и пикантностей не повернуться. Тебе не приходило в голову, что вытащить всю эту компанию пред прокурорски очи – задача прямо-таки невыполнимая? Потому что нет ничего, кроме твоих показаний. На заимке у них чинно пьют кофей и смотрят по видео высокохудожественные фильмы. Ручаться можно, ещё пару недель назад подчистили все улики. Какая, граждане, тюрьма? Каптёрка с макаронами и сапогами… Медведя в яме держать не запрещено ты поди у него добейся нужных показаний, да ещё подписанных… Насчёт паромщика ты никому и ничего не докажешь. Заповедник по бумагам реально существует, и вертолёт к нему приписан, а форму те ребятки давно скинули и на свалку выбросили… Словом, загвоздка в том, что у нас будут только твои показания, а вот у них… Тебе и насчёт паромщика придётся объясняться, и насчёт Сомова, и насчёт всего остального. Начальство, конечно, даванет на кнопки и нажмёт на пружины. Только стоит ли затевать безнадёжное дело исключительно для того, чтобы начальству потом пришлось из кожи вон лезть?
   – Да все я понимаю, – сказал Мазур. – Сам кое-что просчитывал… Что там, кстати, накопали на этого «Громова»?
   – Что было, то и накопали. Бизнесмен, понимашь… Двигатель прогресса. У меня папочка в машине, посмотришь потом. Ухватить его пока не за что – вывернется хвост из кулака, как намыленный. Я, конечно, весь материальчик закину потом в обход милиции соседям, но будет это информация к размышлению, не более того. По нашей линии никто не будет этих твоих импортных охотничков за рубежами искать – ведь от всего отопрутся, стервы.
   «Мистер Смит, правда ли, что вы летали в Россию охотиться на российских граждан, как на зайцев?» – «Ах, молодой человек, какие вы гадости говорите…»
   – В общем, мне все приснилось? – горько усмехнулся Мазур.
   – Пока будем считать, что приснилось, – твёрдо ответил Морской Змей – Пусть они тебя окончательно потеряют, посмотрим на их поведение, поищем подступы… Ты же их всех, кто был тогда на заимке, можешь описать вплоть до последней волосинки в ноздре – а они будут твердить, что ты из тайги вышел, обкурившись конопли и забор у них ломал, пока дрыном тебя не отогнали… Да, а Иркутск проверили. Не вышел твой эскулап из тайги, так и не объявился.
   – И черт с ним, – проворчал Мазур.
   – Как думаешь, почему в поезде вас больше так и не тронули?
   – Возможно, он в поезде был один. А если и с подстраховкой, то его ребятки определённо не знали нас в лицо, рисковать не стали. Потом – тем более, когда Лымарь «Скорую» подогнал, а здешняя охрана в милицейских бушлатиках «коробочку» ставила…
   – Вот то-то. Если поезд кто-то встречал, должны были сообразить, что за тобой есть хорошая «крыша», тем более притихли и улики зачищали в темпе брейка… Или новые создавали, чтобы тебя вовсе уж надёжно притопить.
   – А что штаб?
   – А что бы ты на месте штаба? – усмехнулся адмирал. – Всем нужна «кастрюля», а потому высочайше повелено, не отвлекаясь на мелочи, продолжать в прежнем ритме. И я бы не стал предаваться пессимизму и каркать, что вся эта история тебе карьеру попортит. Победителей судить как-то не принято, – он помолчал. – Я и мысли не допускаю, что у тебя начнётся климакс с истериками и капризами.
   – И правильно делаешь, – сказал Мазур, глядя в пространство.
   Даже если они все были моральными уродами, то уроды эти – железные. За всю историю существования «морских дьяволов» не случалось ни единого дезертирства или предательства. Ни единого. Такой уж народ подобрался.
   – Вообще-то, если хочешь, я тебе после похорон дам совершенно вольный денёк? Спирта у Лымаря немеряно.
   – Не надо, – сказал Мазур. – Не мой стиль. Со спирта похмелье, а с похмелья жизнь ещё грустнее. Насчёт улик ты все верно подметил, вон и от татуировок следа не осталось…
   – Тем более. Кстати, о наколках. Тебе не кажется, что тот, кто тебе их рисовал, знал настоящего Дракона? А то вовсе уж ошеломительное совпадение получается.
   – Не удивлюсь, если знал, – сказал Мазур рассеянно. – Чтобы так все совпало… Громов где?
   – В Шантарске. Не Громов, конечно, а…
   – Да мне чихать. Посмотрю потом бумажки. Ибрагима вы ещё милиции не сдали?
   – Нет, в морге почивает, особисты над ним все ещё шуруют. Между прочим, он такой же Ибрагим, как ты или я – «оглы». Красавин заверяет, абсолютно славянский экземпляр. Протокол в деле.
   – Да все они там комедию ломали… – кивнул Мазур, не особенно и удавившись.
   Воцарилась неловкая тишина. Морскому Змею определённо хотелось уйти, но он, видимо, считал, что должен сидеть рядом и сочувственно помалкивать – а Мазур не знал, как бы поделикатнее приступить к делу. Над Шантарским морем проплывали белые облака, вода была спокойная, и противоположного берега, конечно, не удалось бы рассмотреть и в бинокль – водохранилище раскинулось широко, погребя старинные села и церкви, пашни и леса…