Бушков Александр Александрович. Охота на пиранью

   По его исказившемуся лицу Мазур понял: так и есть, накаркал, останавливают…
   Едва чернявый снял ноги с педалей и перекинул рычаг передач на нейтралку, Мазур показал ему пальцем: мол, вынь ключи и отдай. Водитель медлил.
   Осклабясь, Мазур взвёл курок. Тогда только чернявый выдернул ключи, кинул ему под ноги и остался сидеть за рулём, закаменев лицом.
   Затопали приближавшиеся шаги. Двое, определил Мазур. У левой дверцы завопил хриплый, определённо нетрезвый голос:
   – Тебе что говорили, бритый колобок? Кого посадил?
   Перехватив вопросительный взгляд Мазура, Ольга, низко опустив руку, показала ему два пальца точно, двое.
   – Начальник, да она пижманская, – как мог мягче и дипломатичнее ответил чернявый, – У неё мужик на переправе служит…
   – Захлопнись, чмо! – шаги вновь зазвучали, перемещаясь к правой дверце.Эй, красивая, стекло опусти!
   Мазур показал ей пальцем, какую ручку крутить. Снаружи громко причмокнули в два голоса. Тот, прежний, сбавил немного тон, но спесь осталась прежняя:
   – Куда путь держим, симпатичная?
   – В Пижман, – спокойно ответила Ольга.
   – За натуру сговорились?
   – Да как вам сказать…
   – Ай-яй-яй, – пожурил невидимый собеседник. – Девушка такая симпатичная, вид вполне культурный, а под лагерную рвань мостишься… Ты ж от него подцепишь вагон мандавошек и пригоршню СПИДа, они там привыкли друг у друга в жопе конец мочить… Как ппре… представитель власти, я такой порнографии допустить не могу. Вылезай, лапа, доедешь до Пижмана с белыми людьми.
   – Да я…
   – Вылезай, киса, – приказным тоном распорядился тот. – Нечего тебе с зэками тереться, коли господа офицеры предлагают свой кабриолет… Ну?
   Мазур кивнул. Ольга приоткрыла дверцу ровно настолько, чтобы вылезти, а, оказавшись на земле, распахнула во всю ширь. Мазур рывком поднял тело с пола, используя сиденье, как промежуточный трамплин. Стартовать пришлось из чертовски неудобной позиции, но бывало и похуже…
   Он прыгнул ногами вперёд, заплёл ими шею человека в форме, свалил по всем правилам, использовав тело противника вместо подушки, смягчившей удар оземь.
   Отключил точным ударом, взмыл на ноги, прыгнул ко второму, только и успевшему, что отступить на шаг и удивлённо разинуть рот… Удар. Второй.
   Ухватив за ворот и штаны, швырнул под машину, моментально отправил туда же и второго. Оба скорчились под бензобаком, словно эмбрионы. Мазур оглянулся.
   Метрах в десяти стоит темно-зелёный УАЗ-469, две передних дверцы распахнуты, и внутри никого больше нет. Машина старенькая, покрыта многочисленными вмятинами.
   – Господа офицеры… – хмыкнул Мазур, покосившись на бесчувственных вертухаев.
   Один из них был в чине старшего прапорщика, второйчереп в заштрихованном прямоугольникета же курица, которая не птица, сиречь обычный прапорщик. Оба, с первого взгляда видно, изрядно поддавшие, небритые, в мятых кителях. Зато кобуры на поясе у обоих.
   – Ваши? – спросил Мазур, заглянув в кабину.
   – Наши. Абверовцы сраные, – отрешённо, с сомнамбулическим видом ответил водитель и закачался взад-вперёд, выдыхая:
   – Ну ты мудак… ну ты подставил…
   – Вали на меня, – сказал Мазур. – Вытерплю.
   – На тебя, сука… у меня ж с ними счёты, притопят и разбираться никто не будет… что хотят, то и напишут… ну ты мне попадёшься…
   Видя, что время для светской беседы насквозь неподходящее – да и время поджимало, – Мазур вытянул из кабины сумку, кинул ключи водителю. В последний раз оглянулся на вырубленных – порядок, полная гарантия каталепсии ещё на четверть часика – и подтолкнул Ольгу к стоявшему с работающим мотором УАЗу.
   На ходу предупредил:
   – Хорошенько запоминай, где оставишь пальчики, потом протереть придётся…
   Теперь уж точно объявят розыск, подумал он, садясь за руль. Но выбора не было никакого, так что придётся перетерпеть…
   Рванул разболтанную, побрякивавшую всеми сочленениями машину, ухмыльнувшись некстати вынырнувшим воспоминаниям: кто-то и считает истории, когда прапорщиков принимали по первости за генерал-лейтенантов, армейскими байками, но в старые времена, когда только что ввели этих самых прапорщиков, иные дневальные – в основном из независимых ныне урюковых республик – и вправду ухитрились наделать немалого переполоху, кое-где в архивах особых отделов можно наткнуться на рапорты о достоверных курьёзах. Это мичмана не перепутает с адмиралом даже салага-первогодок, потому что звезды разные – а у сухопутчиков звезды очень даже похожи…
   Он выжимал из таратайки все, на что она была способна, холодно и отстраненно просчитывая ближайшее будущее – через четверть часика очухаются, чернявый удрать не посмеет, будет доказывать свою полную благонадёжность, «беспросветники» на его машине и рванут в Пижман, пылая жаждой мести…
   Значит, нужно либо опередить, либо затаиться. Интересно, наврал водила насчёт дач?
   Не наврал. Минут через сорок слева обнаружилась накатанная колея, уходящая в чащобу – и поворот был отмечен новеньким, на обстоятельно вкопанной железной трубе «кирпичом». Так и есть – пригородные дачи для белого здешнего люда. А денёк, между прочим, будний, середина недели…
   Мазур промчал мимо – следовало сначала удостовериться насчёт поста.
   – Криминализируемся на глазах… – вздохнула Ольга.
   – Ничего, – блеснул он зубами. – Не отдавать же тебя дубакам?
   Дорога упиралась в неширокую асфальтированную магистраль. Помня объяснения чернявого, Мазур свернул влево. Асфальт был хреновенький, положенный при царе Горохе, хватало выбоин и глубоких трещин, но по здешним меркам дорога такая была роскошью изрядной. По сторонам точно так же теснились высокие сосны, кроме обветшалого асфальта, никаких признаков городской цивилизации. Дорога напоминала синусоиду – то взлетала на высокие округлые сопки, то шла под уклон. Движение понемногу становилось оживленным – попадались попутные и встречные легковушки, мотоциклисты, прошёл даже старенький автобусик с табличкой «Пижман-Приозёрская».
   На вершине очередной сопки Мазур остановил машину. Вынул из футляра бинокль, попытался разглядеть что-нибудь прямо сквозь ветровое стекло, но в окулярах, конечно, все было смутно-размытым. Пришлось выйти и укрыться за правой передней дверцей.
   На горизонте виднелась цепочка серых пятиэтажек, перемежавшихся частными домишками, чадно дымила жёлтая кирпичная труба – ну вот вам и Пижман. Только про «мир входящему» забудьте начисто: примерно в километре впереди у низенькой бетонной будочки приткнулись аж три «лунохода», по обеим сторонам дороги, и возле них в самом деле прохаживаются не меньше дюжины ребяток в сером, кое-кто с автоматами, вот и овчарка равнодушно лежит возле сине-жёлтого «Москвича», вывалив язык, отвернувшись от дороги. Все точно.
   Мазур наблюдал минут десять, изучая их тактику. И убедился, что ни одной машины просто так не пропускают – дают отмашку всем, кто направляется в городок, иные бегло осматривают и тут же отпускают, у других старательно проверяют документы, белую «Ниву» и зелёный «Москвич» и вовсе заставили отъехать на обочину, о чём-то препираются…
   – Хреново, – сказал он, садясь за руль. – Перекрыта дорожка. На скорости прорываться и думать нечего, сядут на хвост, начнут гонять по городу… А красную корочку показывать – ещё рискованней. Так, восемь вечера… Ну, опять прятаться придётся. А с темнотой пешком обойдём…
   И развернул машину, поехал назад.

Глава 4
НОЧЛЕГ ПО-ПИЖМАНСКИ

   Свернув под «кирпич», он не спеша проехал с полкилометра – пока не остановился перед загородившим дорогу шлагбаумом, деревянным, выкрашенным в красно-белую полоску. Шлагбаум выглядел ухоженным и посередине был украшен ещё одним «кирпичом». Слева от него красовалась добротная деревянная избушка под темно-красной железной крышей, в крохотном дворике лаяла привязанная на цепи к конуре здоровенная овчарка. Дальше среди леса виднелись дачи.
   Мазур вылез и после некоторого колебания направился прямо к домику, крайне похожему на роскошную сторожку. Перемахнул через низенький заборчик.
   Овчарка надрывалась, но на крыльце так никто и не показался. Косясь на пса, заглянул в окно.
   Большая чистая комната с выключенным телевизором в углу, диваном и телефоном на тумбочке. Резким контрастом – стол, где стоят две пустых винных бутылки, одна початая и одна полная, на тарелках немудрёная закуска (но рядом – куски хлеба и колбасы, валяющиеся прямо на скатерти). Блюдечко набито окурками. И тут же, за столом, уронив голову на руки, дрыхнет лысоватый мужичонка в клетчатой рубашке и мятых брюках – хорошо дрыхнет, качественно, и ухом не ведёт в ответ на отчаянные призывы четвероногого друга – тот-то службу несёт чётко…
   Не требовалось особого напряжения ума, чтобы с ходу определить: сторож запил всерьёз и надолго. С большой дозой вероятности можно предположить, что заранее знает: накрыть его некому, день будний. «Новорусские» богачи вряд ли относятся снисходительно к подобным слабостям своей челяди – значит, в дачном посёлке никого нет, риска влопаться никакого…
   Под потолком – дешёвая люстра. На тумбочке – телефон. Но нигде не видно столбов с проводкой. Значит, проложены под землёй от самого Пижмана – м-да, народ здесь оттягивается богатенький… Тем лучше. Без серьёзных оснований приручённые провинциальные власти сюда не сунутся – да они, поди, и сами в здешних хоромах обитают…
   Мазур размотал верёвку, поднял шлагбаум и провёл машину дальше по дороге.
   Опустил шлагбаум и замотал верёвку точно так, как было раньше. Овчарка гавкала, но сторож так и не соизволил продрать глаза.
   Телефон Мазура крайне искушал – но он разглядел в окно, что на нём нет гнёзда для бумажки с номером. Значит, даже если дозвонишься до здешнего «межгорода», разговор не закажешь – какой номер прикажете назвать телефонистке? Может, на даче отыщется телефончик?
   Он медленно ехал вдоль прихотливо раскиданных особнячков. Конечно, это не Шантарск, но для местного уровня дачки вполне приличные: кирпичные, как одна (в основном, правда, одноэтажные), с первого взгляда видно, что клавшие их мастера вкалывали отнюдь не по-совдеповски. Кое-где – обширные огороды, кое-где – небольшие бассейны. Приличные деньги вбуханы. И нигде ни единой живой души.
   – Бомонд… – проворчал Мазур. – Это мы с тобой на самые верхи залетели.
   – А дальше?
   – А дальше выбираем любую и квартируем до темноты. Ночью пойдём в город – огородами, огородами…
   – Тут сигнализации не может быть?
   – Вряд ли, – подумав, серьёзно сказал Мазур. – Не вижу смысла. Очень уж далеко гнать по тревоге из города, километров восемь, и подъездная дорога только одна – любой тать сто раз успеет в тайге схорониться, тайга-то дикая совершенно… Нет, я бы такого цербера с волчьим билетом выставил. Правда, ничуть не похоже, чтобы здесь хулиганьё шарашилось, смотри, как ухожено все, ни мусоринки…
   – И куда мы?
   – А вот сюда, – он остановил машину возле одноэтажного домика из темно-красного кирпича, с зеленой крышей и причудливым кованым флюгером. Гараж есть, а тайга вплотную подходит, в секунду можно затеряться… Вот будет хохма, если тут местный шериф обитает.
   Распахнул железную калитку, по-хозяйски вошёл во двор – обширный, забетонированный. Взбежал на крыльцо, потрогал дверь – ну заперто, конечно.
   Замок не из дешёвых, импортный – для отечественного хулигана преграда непреодолимая. Для «морского дьявола», старательно обученного многим шокирующим ремёслам, – если не детская задачка, то лёгкая разминка…
   Старательно постучал в окна. Никто не вышел. И вокруг никого. Мазур прошёл к гаражу, прямо-таки расплылся в улыбке, обнаружив, что он заперт на примитивный висячий замок местного производства.
   И открыл его через тридцать секунд с помощью отысканной в бардачке подходящей железки. Загнал машину внутрь, вставил замок, закрыл, но запирать не стал. И с тремя другими железками, найденными в гараже, подступил к замку входной двери.
   Замок сопротивлялся минуты три – процесс затянулся главным образом из-за того, что Мазур не хотел его уродовать, хотел оставить целым и невредимым.
   Хозяин дачи ни в чём не виноват да и снаружи не будет бросаться в глаза, что важнее…
   Распахнув дверь, тщательно осмотрел и её, и косяки, ища возможную сигнализацию. Но, как и предвидел, ничего такого не обнаружилось. Щёлкнул выключателем – в крохотном холле с медвежьей шкурой на полу вспыхнул свет.
   Погасил. Распахнул перед Ольгой дверь:
   – Прошу, мадемуазель.
   Попробовал замок – закрывался исправно. Заблокировал его кнопкой и пошёл осматривать дачу. Дача была небольшая – обширная каминная с бильярдным столом, включённым в сеть холодильником, японской видеодвойкой и того же происхождения музыкальным центром, крохотная кухня, ванная и две спальни.
   Ольга из любопытства ходила за ним по пятам. Вздохнула:
   – Вот такую бы и нам…
   – Подожди до адмиральства, – сказал Мазур. – Авось, и наживём… Телевизор посмотреть, что ли? Шторы задёрнуть, с улицы не видно… Ладно, это потом.
   Подошёл, распахнул дверцу холодильника – наглеть так наглеть. Особого изобилия там не наблюдалось: в морозилке – два пакета с французскими курицами, внизу – две банки крабов, пачка отечественного маргарина, бутылка финской вишнёвой «21», две бутылочки «Пепси».
   – Негусто, – сказал он. – Ну, у нас консервы ещё навалом, сейчас на плите разогреем…
   – Давай я курицу в духовку суну? – будничным тоном предложила Ольга. – Все равно сидеть до темноты, успеем…
   – Ага, – кивнул он и расхохотался:
   – Ну, хороши мы… Ладно, займись курицей, малыш. В самом деле, времени навалом. Рюмашку дёрнешь? Все пузыри непочатые…
   – Потом.
   – Ну, тогда и я потом. А пока «Пепси» ошарашу, сто лет уж не видел…
   – Мне тоже открой.
   Мазур вынул обе бутылочки, лихо сковырнул красивые пробки об угол бильярдного стола. Ольга вытащила заиндевевший пакет с курицей, отправилась в кухню, прихлёбывая из бутылочки на ходу. Осушив свою в три глотка, Мазур задумчиво взял гладкий, новенький бильярдный шар и, не целясь, метнул в лузу на противоположном торце. Попал, конечно, сетка была без дна, и шар звонко упал на пол, покатился в угол. Направился к телевизору.
   В кухне раздался короткий сдавленный вскрик, шум падения. Мазур кинулся туда машинально, не раздумывая. На какой-то миг ощутил странную вялость, словно во сне, когда тело не желает повиноваться.
   Ольга лежала у плиты, нелепо откинув руку, курица, уже освобождённая от пакета, валялась рядом, задрав пухлые ножки, а пустая бутылочка, рокоча и постукивая, ещё катилась в угол. Мазур опустился рядом с ней на колени, от этого движения его вдруг повело в сторону, словно вдрызг пьяного, моментально восстановив равновесие, попытался перевернуть жену лицом вверхи перед глазами все непонятно поплыло.
   Вспыхнувшая догадка таилась ещё на уровне подсознания, неописуемая членораздельными словами – но ему хватило и этого, превозмогая клонящую к полу вялость, упёрся левой рукой, поднял правую, чтобы сунуть в рот два пальца, опорожнить желудок, выбросить отраву…
   Сознание погасло, словно задули свечу.
   …Сначала вернулось зрение, потом уже все прочее – в том числе и горький, противный привкус, растёкшийся по глотке и небу. Попытавшись пошевелиться, Мазур ощутил себя словно бы парализованным, прошло несколько мучительных и страшных секунд, прежде чем он догадался опустить глаза – и увидел тонкие белые верёвки, опутавшие тело так густо, что кое-где из-под них не видно было одежды. Пошевелиться не удалось – замотан надёжно и умело. Верёвки впивались в тело при каждой попытке напрячь мускулы.
   Только голова ворочалась. Он поднял глаза. Сначала увидел три пары ног в кроссовках, разноцветные спортивные шаровары, потом всех сидящих целиком троих упитанных субъектов немногим старше тридцати, лица не злые, скорее презрительные, один в тонких золотых очках. Оказалось, Мазур лежал под окном, на правом боку – а Ольга сидела в высоком деревянном кресле у камина, связанная лишь по запястьям и лодыжкам, тоже пришедшая уже в себя, скорее встревоженная, чем испуганная.
   – Проснулся, синий? – где-то даже ласково спросил человек в золотых очках. – Кошмары не мучили?
   Второй ухмыльнулся, а третий, моложе всех и сразу казавшийся самым простоватым на вид, громко заржал. Но тут же присмирел под укоризненным взглядом очкастого.
   – Кто? – переспросил Мазур.
   – Да ты не прибедняйся, синенький, – очкастый покривил губы, сунул в рот сигарету. – Мы тут на тебя посмотрели, пока вязали, вся генеалогия прописана… Ты что же это хулиганишь, сука лагерная? Ну добро бы ты влез телевизор уволочь да на полу нагадить – но ты же в мой честный дом свою спалённую тачку приволок и нахально в гараж загнал… А если бы, не дай бог, милиция с проверкой? Что мне им сказать? Что это мы тех двух вертухаев вчера пристукнули?
   – Вчера?
   – Вчера, голубь ты рисованный, вчера… Ты уж прости, но валялся ты примерно сутки. И девочка твоя тоже. Хороший препарат, а? Признаюсь тебе честно, мы тут повеселиться хотели – бичи, знаешь ли, шкодят без всякого уважения к частной собственности. Вот и поставили мышеловку, кто ж знал, что залетит такая пташка, начнёт к тому же не с водочки, а с газировки…
   – Значит, серьёзный путешественник – сказал второй.
   – Да уж, да уж… – человек в золотых очках подошёл к бильярдному столу, не прикасаясь, провёл рукой над Мазуровым барахлишком. – Самородное золото, пистолетик, два чужих документа, да вдобавок на разные фамилии… Это у тебя хобби такое – ментов шлёпать?
   – Каких ментов? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Мазур.
   – Ну, голубь… Несерьёзно. Насчёт шантарского, чьи корочки вот тут алеют – тебе виднее. Но про тех двух прапорщиков, которых ты вчера на трассе замочил, в Пижмане только младенцы ещё не слышали…
   – Я их не убивал, – сказал Мазур.
   Голова почти не болела, только пакостный привкус во рту не проходил.
   – А кто? Водила?
   – Вообще-то, ты знаешь, мог и водила – сказал второй. – Дело туманное…
   – А какая разница? – пожал литыми плечами человек в золотых очках. – Пусть он мусоркам доказывает, мы же, слава те господи, не прокуроры… Не моя проблема. Главное, мы из-за него могли огрести кучу хлопот…
   – Попинать? – предложил третий.
   – Чадушко моё, ты же одной ногой в Европе стоишь, а провинциализма так и не изжил… – поморщился очкастый. – Ну, попинаешь ты его. Кроссовки испачкаешь. Новые купишь. И где же здесь стратегия и тактика?
   – Тогда – сдать ментам. Позвонить Кондратьичу, пусть пришлёт орлов… А девочку сначала не грех и попользовать. Ишь, очаровашечка… Глазами стригет, как Мата Хари.
   – Сдать, конечно, нетрудно, – протянул очкастый. Он ничуть не издевался просто рассуждал вслух. – Машину его ты отогнал черт-те куда, тут все чисто… Но я здесь вижу две сложности. Во-первых, как ты ни крути, а на присутствующую здесь компанию ляжет тень – ма-аленькая такая, черненькая такая… Что при наличии недругов не то чтобы чревато, но неприятно. Оно нам надо? И потом, поди угадай, что этот разобиженный басмач начнёт петь у следователя. Они ж, синие, мастера тискать романы. Пискнуть не успеешь, как окажется, что это мы его подучили, спрятать обещали, а в последний момент передумали и сдали…
   – Да кто его слушать будет?
   – Может, никто. Может, все. Я тебе говорил не раз и ещё повторю: дурак как раз на том и сыплется, что полагает себя самым крутым. Тщательней надо, чадо… Когда вокруг теснятся конкуренты и завистники, нельзя давать против себя и тени компромата. Маленькая оплошка – и возгорится из искры пламя… Мы с вами не генералы. Поручики-с… А поручиков сдают легко. И достают легко из благополучных заграниц.
   – Мочить предлагаешь? – бросил немногословный второй.
   – Мочить… – задумчиво протянул очкастый, словно пробуя каждую букву на вкус. – Оно бы, конечно, неплохо. Разом снимает все шероховатости. Нет человека – нет проблемы, как говаривал незабвенный Виссарионыч. Хорошо ему было, в Кремле-то сидючи… Ты в самом деле думаешь, что мы втроём сможем их кончить быстро, чисто, без крови на стенах и собственной блевотины от избытка эмоций? Не имея никакого опыта? А вызывать мальчиков – не просто чревато. Архичревато. Словом, не хочу я потратить всю ночь на головоломные шарады и нежданные хлопоты. Я уже как-то свыкся с мыслью, что завтра к вечеру приземлюсь среди сияющих витрин Европы… В общем, вариант с мочиловкой не проходит. Мочить придётся наспех, трупы прятать наспех, уйму народу посвящать, импровизации косяком пойдут, как следствие – неизбежные промахи и недоработочки… Наследим жутко. А я хочу сюда ещё вернуться, чистеньким…
   – Ну тогда давай его развяжем, вернём пушечку, пригласим с нами в баньке помыться, водочки похлебать, а потом ещё и на своей тачке на вокзал отвезём… – третий покрутил головой, встал и протянул руку к пистолету.
   – Не лапай! – прикрикнул очкастый. – Мало ли что на этом стволе висит…
   – Слушайте, я их не убивал… – сказал Мазур.
   – Ну и что? – отмахнулся человек в золотых очках. – Кого это интересует… Твои проблемы.
   – Ну тогда давай вместе думать, как нам разойтись, – сказал Мазур. – Не хотел я тебя подставлять, так вышло… Бери золото. На манер штрафа.
   – И возьму, – спокойно сказал очкастый. – Это само собой, мейн либер. Только тогда получится, что слишком уж легко ты отделался, а это непорядок. На этом свете бесплатных пирожных нету… За все платить приходится. Может, и в самом деле сесть, подумать, как придушить эту сладкую парочку качественно и быстро? Он же, потрох лагерный, обиду затаит…
   – Да я не лагерник, – сказал Мазур. – Так вышло…
   – Ну да, – сказал очкастый с лёгкой скукой. – Наколки тебе наставили ради шутки, на пьяной вечеринке, и твоей девочке тоже. Золотишко само в карман прыгнуло, телекинезом ты его приманил, пистолет на дороге валялся, а документы на сосне висели… И вообще, ты – кандидат микробиологических наук, или философ из Сорбонны… Корешок, ты уж не старайся – ты ведь импровизировать начнёшь на ходу, не будет той завлекательности и цветистости. Наслушался я вас на своём веку, ты б знал… Такие были романисты!
   – Да послушай… – начал Мазур.
   – И слушать не буду, – сказал очкастый твёрдо. – Что там у тебя? Физик из Дубны, но документы украли… Новый космический корабль испытывал, и над тайгой крушение потерпел… Ревизор от Ельцина, замаскированным бродишь и кривду выискиваешь по именному повелению… – он говорил чуть пренебрежительно и устало, чуть ли не тоскливо:
   – Говорю же тебе – наслушался столько, что можно третью «Библиотеку приключений» написать. И ни единому твоему словечку не поверю. Заранее. Бывают в жизни чудеса и приключения, но не верю я в них как-то, приземлённый насквозь человек, не посетуй… – он повернулся к Ольге:
   – А вы, киса, тоже с фантазией? Или как? Вот кто вы?
   – Искусствовед…
   – Ох! – вздохнул очкастый, театрально заведя глаза под лоб. – Ну как дети оба…
   – Я вам могу доказать…
   – Чем?
   – Ну, рассказать про…
   – Про все книжки, что прочитали? Так что это доказывает? Что вы, Катюша, книжки читали, и не обязательно глупые? Что тут удивительного, объясните вы мне… Я же и не говорил, будто у вас, классических уголовничков, одни тёмные и нисколечко не эрудированные… Верю, вполне верю. Какие искусствоведы, это ещё семечки… Знал я в Питере одного деятеля, который фабриковал древнеримские монеты и статуэтки Фаберже – так у него, Катенька, было аж два высших образования, на трех языках болтал и бегло читал, даже ради хохмы наловчился болтать на американском диалекте с южным акцентом.
   Серьёзно, его однажды за техасца приняли сами же янкесы – вашингтонские, правда… И латынь знал, как древнеримский грек… Да что там, я и сам, похвастаюсь, примитивный французский детективчик без словаря прочитать смогу. И диплом где-то валяется. Вы что же думаете, в маленьких городках люди без мозгов рождаются? Наоборот, из провинции как раз самые головастые и выходят – нам же надо догнать и наверстать, не имея преимущества на старте. Что Ломоносову, что Алене Апиной… – Он повернулся к Мазуру – Синий, ты про Юлия Цезаря слышал?
   – Доводилось, – сказал Мазур сквозь зубы. Он понимал, что влип прочно и надёжно – но ругать себя было бы пустой тратой времени.
   – Умный был человек, за что, подозреваю, и зарезали. Это ж он сказал: лучше быть первым в деревне, чем последним в Риме. Вот мы и старались, как могли, пока не заработали окно в Европу умом и горбом… А ты – ментов мочить. Да ладно, ладно, верю, что не ты, но положения твоего это не меняет, штраф-то все одно платить придётся. Головка, кстати, не болит?
   – Нет, – бросил Мазур.
   – Вот видишь, почти никаких побочных явлений. Препарат качественный, не зря деньгу содрали… Золотишко прибери, – повернулся он к молчаливому. – Не бог весть что, но все ж не опилки…
   Молчаливый сунул кисет в карман, потянулся к валявшимся там же разнокалиберным купюрам, вопросительно глянув на главаря…
   – Не мелочись, – поморщился тот. – Во-первых, крохи, во-вторых, надо же им на что-то отсюда выбираться.
   – А если их в городе возьмут?
   – Хай берут. Тогда пусть болтают, что угодно. Нас здесь не было весь последний месяц, не докажут. А все ихние пальчики здесь против них же и сработают – залезли, когда хозяев не было, дополнительная статья…