Бушков Александр Александрович. Охота на пиранью

   Сначала он увидел трос – толстенный, чёрный, чуть косо пересекавший реку.
   К чему он прикреплён на этом берегу, Мазур из-за деревьев не видел, а вот на левом, на небольшом расстоянии от воды, чернеет определённо металлическое устройство круглой формы. Толстый плоский диск, поставленный на ребро. Вот в чём фокус – трос двойной, верхний протянулся над самой водой, а нижний смутно под поверхностью виднеется… Черт раздери, так это ж паром! Чёрный диск – кожух огромного шкива, блока, или чего-то в этом роде… И установлен он возле упирающейся в реку широкой дороги. Точно, паром, переправа. Значит, цивилизация близка, ему не послышалось…
   От реки их отделяла редкая цепочка деревьев, и потому сразу увидели ползущий к левому берегу паром. Огромное, солидно сколоченное сооружение, где уместилось бы четыре грузовика. Сейчас, правда, там стоял лишь один ГАЗ-66 тускло-зеленого цвета с железной будкой и белой эмблемой на дверце.
   Было ещё слишком далеко, но у Мазура отчего-то возникло подсознательное убеждение, что эмблема из разряда армейских. Теперь уже явственно доносился мерный стукоток дизеля.
   Паром ткнулся в берег. Грузовик ожил, заворчал мотором, выехал на грязную дорогу и почти сразу же скрылся за соснами на том берегу. Паром остался на месте.
   – Точно, цивилизация, – сказал Мазур. – Не зря я тебе пальцы ломал… А то так и сидели бы.
   – Варвар, – отозвалась Ольга отнюдь не сердитым голосом.
   Следовало бы попрыгать, размахивая руками, побеситься, порадоваться. Но не тянуло что-то. Потому что рано…
   Пройдя ещё изрядный кусок, они увидели слева, над самым берегом высокий некрашеный забор, сделавший бы честь любому форту на Диком Западе. Над забором виднелась темно-красная железная крыша с невысокой кирпичной трубой.
   Там, где забор обращён одной стороной к реке, виднеется небольшая дощатая будка с крутой односкатной крышей и окном во всю стену – из множества мелких квадратиков стекла в основательной деревянной раме. Над будкой – флагшток, с гребня крыши свешивается приспущенный красный флаг, выцветший чуточку, узкий и длинный, вроде гюйса. Вряд ли штандарт свидетельствует о политических взглядах паромщика, скорее, это сигнальный флаг, и хозяин переправы его поднимает, скажем, отправившись покакать, чтобы не надрывались зря клаксоны на том берегу. Нечто подобное Мазур уже видел в других местах.
   Они свернули влево, в тайгу, подошли к дому метров на пятьдесят. Дизель работал вхолостую, совсем негромко. Больше никаких звуков с подворья не доносилось, и было оно немаленькое – соток пятнадцать. Других строений поблизости не видно. По гребню забора тянется довольно новая на вид «спираль Бруно» – ещё не привязка, тут хватает зон, где такой товар можно приобрести за бутылку, а для уединённого таёжного жилища предосторожность и в самом деле нелишняя…
   Со двора послышался собачий лай, тут же умолк.
   – Нас почуяла? – спросила Ольга.
   – Вряд ли, – процедил Мазур сквозь зубы. – Ветер от дома к нам. Не в том дело…
   Он не отрывал взгляда от крыши. Над ней метров на десять вздымался толстый шест с телеантенной, а гораздо ниже, на двух выкрашенных в зеленое штырях, укреплённых на противоположных концах крыши, примерно под углом сорок пять градусов наружу, растянута антенна, которая может принадлежать исключительно мощной рации, и ничему другому. Антенну почти той же формы и ориентации по сторонам света Мазур видел на заимке, над домиком возле медвежьей ямы.
   Положим, и это ещё ни о чём не говорит. Подобные антенны Мазур видел и раньше, в паре десятков мест, никоим образом с Прохором не связанных. Да и не обойтись без рации на таком кордоне, случись что – не дымом же сигналить…
   – Думаешь? – спросила Ольга.
   – Черт его знает… – сказал он. – С одной стороны – самая обычная переправа. С другой – я бы на их месте из кожи вон вылез, но посадил своих людей как раз в таких вот ключевых точках…
   – Но ведь придётся идти?
   – Придётся идти, – кивнул он. – Не взвод же у них там. Очень уж нерационально было бы… Скорее – какой-нибудь благостный старичок, который тебя, сонного, по башке треснет. А до того баньку истопит и от пуза попотчует. Ушки на макушке держи. Особенно не переигрывай, конечно. Если у тебя будет вид затравленный и замкнутый, человек непосвящённый, в общем, не удивится – мы ж из тайги вышли, две недели блуждали…
   – А кто мы, кстати? Вдруг там все же – самый настоящий паромщик, не ихний…
   – Кто бы там ни был – мы туристы, – сказал Мазур, не особенно раздумывая. – Рыбаки. Забрались порыбачить… ну, скажем, на озеро Имбат, вертолёт должен был ещё не скоро прилететь, а тут пожар, пришлось в тайгу драпать, отрезало нас от озера-то. Вот и началась одиссея… Ты больше помалкивай, ты будешь тем, кто и есть, – дама городская, ни названий местных не помнишь, ни тайги не знаешь, выкручиваться буду я. – Он глянул на Ольгин татуированный мизинец, улыбнулся уголком рта. – Сигнал тревоги простой: «Слушай, Катя…»
   – А если там человек непосвящённый, наколок наших не испугается, часом? Ещё милицию вызывать начнёт…
   – Все зависит от нашего обаяния, – подумав, сказал Мазур. – Постараемся произвести хорошее впечатление. Здешний народ наколками не особенно и напугаешь, всякое видали… Вообще-то, такой вот отшельник старается со всеми в мире жить, так что не станет суетиться, я думаю. Ну, увидим…
   Золотишка отсыплем, ежели что. По обстановке.
   – Может, мне сначала одной пойти? А через полчасика ты нагрянешь. И если я уже сижу в подполье, вся в кандалах, то с хозяином все ясно будет…
   – Эк ты осмелела, боевая подруга, стоило аромату цивилизации нюхнуть и надежде обозначиться… – сказал Мазур. – Идея хорошая, но не стоит. Ещё в заложницы попадёшь, крутись потом… Предупреждаю сразу: даже если хозяин человек к нашим играм непричастный, его, глядишь, всё равно обидеть придётся. Если у него гражданский долг развит и начнёт милицию звать на всех диапазонах. Это я к тому, чтобы тебя в решающий момент гуманизм не прошиб.
   – Не хочешь же ты…
   – Ну что ты, – сказал Мазур. – На крайний случай – в погреб загоню и крышку комодом привалю. А на ворота записку повешу. До скелета не усохнет – рано или поздно вызволит шоферня. Устанет ждать, пойдёт по дому шукать… Ты, главное, не расслабляйся. От того, что места пошли обитаемые, нам, может, ещё хуже придётся… Уяснила?
   – Уяснила.
   – Сигнал помнишь?
   – «Слушай, Катя…»
   – Тогда – вперёд, – сказал Мазур.
   – Эй, а как автомат?
   – Твоя правда, – сказал Мазур, оставшись на месте. – Что-то я одичал малость, приобвыкся, что так и надо. Автомат – это, конечно, перебор… – Он огляделся. – Вон там и положу, если не искать специально, фиг заметишь. Прохожие по-над берегом вряд ли косяками ходят, кто заметит…
   Старательно обернул оружие оленьей шкурой и запрятал в кусты у самого забора, подальше от обочины. Подумал и сверху положил завёрнутый в барсучьи шкуры лук – даже если начнётся заварушка, он в доме только помехой будет…
   Ну, а ножи пусть себе болтаются на поясе.
   Собака залилась злобным лаем – почуяла чужака. Мазур с Ольгой подошли к воротам, столь же крепким и высоким, как забор. Поверху тоже тянулась запрещённая всеми конвенциями спираль. Козырёк над воротами довольно широкий, примыкающая к ним полоса земли осталась сухой, и на ней чётко пропечатаны следы шин – что, у него есть тачка? Совсем хорошо…
   Собака надрывалась, отделённая от них лишь толстыми досками ворот, металась в стороны. Вдруг лай стал другим – несомненно, увидела вышедшего на крыльцо хозяина.
   Мазур старательно погремел толстым железным кольцом калитки. К воротам протопали сапоги – судя по звукам, двор выложен досками.
   – Кто? – послышался по ту сторону заплота спокойный мужской голос.
   – Беженцы, – сказал Мазур. – Погорельцы. Туристы, в общем. Еле из пожара выскочили, бредём вот…
   Калитка чуть приоткрылась. Мазур увидел лишь роскошные усы – рыжеватые, прокуренные, остальное скрывалось под низко нахлобученным брезентовым капюшоном. Усы и чисто выбритый подбородок, крепкий, как булыжник. «Скоблено рыло» – значит, не старовер…
   – Один?
   – С женой, – сказал Мазур.
   Ольга придвинулась, встала плечом к плечу. Подбородок и усы повернулись в её сторону. Голос был не особенно молодой, но и старику, похоже, не принадлежал:
   – Вид у вас, конечно…
   – В чем были, в том и шли, – сказал Мазур. – Неделю пёрли по солнышку, напрямик…
   Медленно тянулись секунды. Татуированные руки Мазур не прятал – не за спину ж их закладывать?
   – Документы есть какие-нибудь?
   – Все было, – сказал Мазур. – Да возле Имбата и сгорело.
   Собака взвизгнула – видимо, паромщик отпихнул её ногой, чтобы не мешала лаем.
   – Да мы люди мирные, папаша, – сказал Мазур, с умыслом употребив последнее словечко.
   И его экспромт не подвёл – хозяин хмыкнул:
   – Я для твоего папаши ещё годами не вышел. А вот песню помню – мы мирные люди, но наш бронепоезд…
   – Ладно тебе, – сказал Мазур. – Шантарские мы. А сам я – с Камчуга.
   – Похоже, – голос чуточку подобрел.
   Значит, паромщик местный. Знает, что камчугские всегда так и говорили не «из Камчуга», а «с»…
   – Что, на беглых зэков похожи? – ухмыльнулся Мазур. – Точно?
   – Наколки у тебя, родной, многозначительные…
   – Молодой был, глупый, – сказал Мазур. – Я моряк вообще-то. Военный.
   – Ну? – голос определённо подобрел. – Где служил?
   – Да я и сейчас служу, – ответил Мазур. – Балтийский флот, колыбель революции. Капитан-лейтенант, старпом на эсминце.
   – А если якорь стоит на панере – это как?
   – Ого, братишка, да ты тоже не сухопутный… – сказал Мазур обрадованно. – Когда якорь выбирают, и цепь встала вертикально, но якорь от грунта ещё не оторвался – это и будет панер… Рассказать, чем глаголь-гак от коффердама отличается?
   – Не надо. Погоди, собаку запру. Ты понимаешь, места у нас диковатые…
   Калитка захлопнулась. Слышно было, как паромщик, грозно покрикивая и матюгаясь, загоняет пса в глубь двора. Что-то громко стукнуло, словно упала доска, – вертикально, на ребро.
   – Ну, заходите, – калитка распахнулась во всю ширь. Ростом хозяин был самую малость повыше Мазура, но рассмотреть его детальнее не удалось бы: на нём был длинный, до пят, брезентовый дождевик. И правый карман подозрительно отвисал – впрочем, это ни о чём ещё не говорило, мало ли где рачительный таёжный мужик мог раздобыть пистолет…
   – Да уж, вид у вас… – повторил паромщик. – Краше в гроб кладут. Я сам, понимаешь, боцманом служил. На Тихоокеанском. Даже если ты и куковал за колючкой, моряк с моряком всегда договорится… Хотя, если допустить, что ты беглый, где бы такую женщину подхватил?
   – А она ко мне на свиданку приехала, – сказал Мазур. – И в батоне напильник передала, я кандалы-то тёмной ноченькой и изнахратил…
   – Узнаю флотского по языку, – фыркнул хозяин. Стукнула дверь. На крыльцо вышла женщина лет тридцати, в джинсах и чёрном свитере, довольно симпатичная, в общем, с тёмными волосами и бровями вразлёт – крепкая, ладная, способная оправдать старую мудрость насчёт коня и избы. И охнула:
   – Федор, да что ж это такое? Их что, леший в бочке с грязью держал? Как вас угораздило только…
   – Да вот… – с чувством сказал Мазур.
   – В пожар попали, – веско растолковал Федор. – На Имбате. Я ж тебе говорил – непременно и туда дойдёт… – Он затоптался. – В избу надо, да…
   – Сейчас воды принесу, – заторопилась женщина. – Ноги помоют, и примем гостевать. Моментом тазик налью… Хоть на крыльцо идите пока, ничего, пол замою…
   – Во-во, – оживившись, сказал Федор. – Давайте на крыльцо. Сейчас одежонку подыщем – вас ведь, уж извини, в таком виде и в дом не позовёшь…
   – Да чего там, – сказал Мазур, поднимаясь на широкое крыльцо, под крышу. – Комья грязи, не люди…
   – Нина! – крикнул хозяин в дверь. – Тут тазом не обойдёшься, волоки пару вёдер, чтобы они в баньке сполоснулись, пока я одежду найду… Ты старьё куда сунула?
   – В сараюшке, – послышалось из дома. – Все стираное, хоть и второго срока носки…
   – О! – Федор поднял палец. – Приучил к военной терминологии.
   Он поднялся к ним, в сени, откинул капюшон. Пожалуй, ровесник Мазура. Или старше на пару лет. Или младше. Самая обычная физиономия, не обременённая ни излишним интеллектом, ни излишней тупостью. И впрямь походит на боцмана в отставке. Дождевик снял, повесил на гвоздь в углу – и безбоязненно повернулся к плащу спиной, а ведь там в кармане остался пистолет, никаких сомнений… Крепкий мужик, моментально оценил Мазур.
   И спросил спокойно:
   – Что за речка – Баркачуль или Калтат?
   – Калтат, – последовал столь же спокойный ответ. Показалось, или в самом деле была лёгкая заминка? В манию подозрительности впадать не следует, но ушки надлежит держать на макушке. Реплики Нины звучат чуточку неестественно, как на сцене… впрочем, почему бы ей не держаться чуть скованно с нежданными гостями, да ещё столь экзотическими? Гораздо интереснее другое – зачем супруге паромщика, пусть даже в глухомани, таскать за поясом, под свитером, пистолет? У неё там пистолет, голову прозакладывать можно, габаритов «Макарова»… Тоже амазонка? Причёска скорее городская, натуральное «каре»… впрочем, само по себе это зацепкой служить не может. А пистолет – другое дело… На спортсменку скорее похожа…
   Он посмотрел во двор. Ага, точно – под навесом, радиатором к стене – синяя «Нива». Добротная банька. Сортир в огороде. А обширный огород – сплошные заросли мокрой травы. Нет, в этом году тут ничегошеньки не сажали, не сеяли… Странновато для хозяйственного мужика? Или как?
   – Слушай, Катя… – сказал Мазур. – Ты как, на ногах-то стоишь?
   – Держусь, – Ольга спокойно пожала плечами. И ответила понимающим взглядом.
   – Сейчас все устроим, – заверил Федор. – И баньку, и поесть, и всё, что к еде полагается… Нинка, тебя за смертью посылать?
   Рукава его свитера были засучены до локтя, и Мазур сразу увидел синюю татуировку – якорь, обвитый лентой с надписью: «Владивосток». На вид старая, именно такие Мазур видел у многих тихоокеанских матросиков, с этой стороны все чисто…
   Появилась Нина, неся два полных ведра. От тяжёлой ноши она невольно выпрямилась, и свитер ещё выразительнее обтянул талию – пистолет, никаких сомнений…
   – Вода тёплая, из бочки, – сказала она, поставив ведра рядом с Мазуром. – Я туда ещё кипятку из чайника плеснула… По-быстрому сполоснитесь, и будем чай пить, а я пока баньку протоплю. Не хватит, там в баньке ещё кадушка есть.
   Собака все ещё бдительно погавкивала из будки – большой, тщательно сколоченной, снабжённой дверцей с крючком. Двор был полностью выложен досками, над воротами и крыльцом висели электрические лампочки под широкими жестяными колпаками.
   – Дизелек гоняете? – кивнул на них Мазур.
   – Коли горючка казённая… – хмыкнул Федор.
   – А что ж тут мост не поставили? Дешевле было бы.
   – Кто ж его знает, капитан, чем начальство думает. Наше дело маленькое, выскакивай на гудок да жми на кнопку…
   – А деревни на этом берегу есть? Подальше к северу?
   – Нету.
   – Куда ж дорога ведёт?
   – Там прииск, – сказал Федор безразлично. – Копают чего-то нынешние господа.
   Мазур задал ещё парочку необязательных вопросов – он, как мог, оттягивал время, пытаясь предугадать, с каким обращением может тут столкнуться. Оба с пистолетами – это факт. То, что они работают на Прохора, – ещё не факт, лишь скороспелая версия. Вот интересно, зачем открывающаяся внутрь дверь баньки снабжена железным кольцом, как и притолока – одним ловким движением можно, захлопнув дверь, всадить туда дужку замка… С каких это пор деревенские баньки обзавелись замками? Можно, конечно, предположить, что бывший боцман запирает там супругу, когда та проштрафится, и все же…
   Если это люди Прохора, они о нравах Мазура наслышаны и в открытую схватку не полезут. Или в баньке запрут, или напоить попытаются, или по башке сзади трахнут, когда за столом сидеть будешь. К рации не станут бросаться в первые же минуты – есть риск всполошить дичь. Трудное это дело – ставить себя на место противника…
   – Держите, – Нина подала ему пару выцветших, потёртых джинсов и две рубашки. – С обувью похуже, по закуткам искать придётся…
   – Ничего, мы до баньки босиком пробежимся, – сказал Мазур. – Доски вон повсюду… Пошли, Катерина.
   Едва перешагнув порог предбанника, он шёпотом бросил:
   – В темпе мойся. Моментально.
   И сам остался стоять возле распахнутой двери, притворяясь, будто приглядывается, куда. поставить ведра. Краешком глаза видел, что на крыльце никого нет. Ольга торопливо стянула грязную одежду, стала плескать на ноги водой.
   Мазур не расслаблялся ни на миг. Он испытал странное чувство – словно перешёл некую границу, рубеж меж прошлым и будущим. В каком-то смысле так оно и было, кончилась борьба с природой, началась схватка с людьми…
   С того берега послышался длинный гудок. На крыльцо неторопливо вышел Федор, уже в плаще, ушёл в сарайчик, и там сразу же затарахтел дизель.
   Мазур решительно направился в сортир, хотя никакой к тому потребности не испытывал. Показалось, или в глубине комнаты мелькнула Нина, издали смотревшая в окно?
   В сортире он задержался, глядя в щель меж верхней кромкой дверцы и притолокой. Никто к баньке не подошёл, дверь осталась приоткрытой… Может, не ломать зря голову, не разгадывать здешнюю головоломку? Загнать хозяев в подвал, взять «Ниву» и переть к Пижману?
   А если Миша Сомов где-нибудь в командировке? И освободившиеся с помощью проезжих шофёров хозяева (предположим, честные люди, ни в чём таком не замешанные), как любой на их месте, стукнут в милицию, и за беглецами на совершенно законном основании начнут гоняться совершенно честные служители закона? Так что погодим…
   Он подошёл к баньке аккурат в тот момент, когда Ольга, уже вытершись и переодевшись, собиралась оттуда выходить. Шепнул на ухо:
   – Иди в дом. У них у обоих пушки, поглядывай…
   То-то порадовался бы мичман Кандыба, училищный цербер и гроза господ гардемаринов – Мазур ухитрился смыть грязь, обтереться наскоро и одеться столь молниеносно, что, пожалуй, уложился бы в любимую мичманскую поговорку насчёт того, что настоящий моряк обязан при боевой тревоге привести себя в божеский вид за полторы секунды… Достал из Ольгиной телогрейки мешочек с золотом, переложил себе в карман. Пояс с ножами понёс в руке, взойдя на крыльцо, положил его на сундук – не сядешь же за стол в виде Рэмбо. Ладно, на столе будет масса неплохого оружия: вилки-тарелки-стаканы…
   Дизель безостановочно тарахтел. Войдя в дом, Мазур понял причину: на электроплите уже шкворчала огромная сковорода с мясом, закипал чайник. Ольга с хозяином сидят за столом.
   – Садись, капитан, – радушно пригласил Федор. – Пока доспеет маралятина, перехватим что нашлось… По стопочке вмажем?
   – Ну, ежели что по стопочке… – сказал Мазур. – Я в последние годы не налегаю, печень зашалила. Годы своё берут, это не спирт целыми компасами глотать…
   – Аналогично, – кивнул Федор, подбросив в ладони запечатанную бутылку «Пшеничной». – Не жалеет время моряков…
   А Мазур отметил, что пистолет перекочевал из кармана плаща хозяину за пояс, под свитер. И постарался якобы невзначай сесть на облюбованное местечко – к окну, упёршись спиной в подоконник, так что зайти сзади никто не мог. Правда, труднее будет выбраться из-за стола – но его при нужде можно просто перевернуть на хозяина…
   Федор налил четыре стопочки. Взял свою, подавая пример. Момент был щекотливейший – туда могли подмешать химии, хозяин лишь сделает вид, что пьёт, а тем временем Мазур осушит свою… Но отказываться поздно. Мазур лихо выплеснул водку в рот, но не проглотил – лишь увидев, что хозяин выпил до дна без всяких затей, решился пропустить в желудок. Мотнул головой, взял с тарелки ломоть хлеба, накрыл тремя кусками колбасы и стал старательно жевать.
   – Нин, ты возьмись-ка за баньку, – бросил Федор. – Мясо на потом оставим, всё равно не скоро дойдёт. А так они помоются, выйдут – и посидим как следует… Не возражаете?
   – Ты ж тут комендант, боцман, – сказал Мазур сговорчиво. – В самом деле, что в баню с полным пузом лезть, не попаришься толком…
   И схрумкал твёрдый солёный огурец. Из-за реки опять послышались нетерпеливые гудки, Федор ругнулся под нос, встал из-за стола и вышел. Нина ушла раньше, Мазур с Ольгой остались в доме одни, она глянула вопросительно, он в ответ пожал плечами, дав понять, что ничего ещё не решил. Не похоже, чтобы в доме прятался кто-то ещё – ни малейшего звука… В какой комнате у них рация, интересно?
   – И флаг не поднимешь, – досадливо сказал Федор, вернувшись. – Вот уж точно – как на пожар чешут…
   – Тушат?
   – Ага. Людей возят, оборудование, назад едут. Так-то здесь по машине в сутки проходит, а теперь – что муравьи. Ну, понятно – прииск может слизнуть, и вообще…
   – Что за прииск, золотишко?
   – Оно. Раньше родное государство копалось, а теперь, по бедности, продали богатеньким Буратинам. Вот и всполошились, там, говорят, импортные драги и все такое прочее…
   – А кто хозяин?
   – А хрен его знает, – махнул рукой Федор. – Я человек государственный, мне зарплату Пижман платит, что мне до тех хозяев и того золота… От золота крыша едет. Пробовали тут неподалёку какие-то ненашенские волюнтаристы машину с крупкой тормознуть, теперь с прииска вертолётом вывозят, прямо в Пижман… В тайге, чем меньше знаешь, тем жить спокойнее.
   – Да оно везде так, – сказал Мазур философски.
   Федор налил по второй, и завязался самый обыкновенный разговор, обо всём понемножку и ни о чём. Нельзя сказать, что хозяин так уж старался повыспросить побольше – любопытства ровно столько, сколько в такой ситуации и положено. И о себе рассказывал, не чинясь: работал в Шантарском пароходстве, когда пошли сокращения и распродажа судов, помыкался, пока не подвернулось нынешнее местечко… Если это легенда, разработана железно и выучена наизусть.
   Вместе посетовали на нынешние порядки, малость поругали власть и выразили полную солидарность с Черноморским флотом, неотъемлемым российским достоянием. Мазур болтал столь же непринуждённо, это было не так уж трудно выдумывать на ходу истории из будней эсминца. Он и не выдумывал даже, просто присваивал прошлое иных своих сослуживцев, случаи из их жизни, весёлые и не очень. За это время он окончательно убедился, что татуировка неподдельная, Федор и впрямь служил когда-то в военном флоте, возможно, и боцманом. На частном уровне столь изощрённая подделка невозможна – это только государству под силу, его спецслужбам…
   Пока сидели за столом, ещё три раза требовали паром на тот берег – и однажды на ту сторону переправился грузовик. Шофёр его с паромщиком не общался промчал мимо дома, лихо тормознул у самой воды и просигналил.
   – Вот, артист, – кивнул Федор на окно, вернувшись. – Десантники. Зачем-то грузовик в деревню погнали, на том берегу староверская деревенька километрах в двадцати.
   – Что, ВДВ? – немного удивился Мазур.
   – Да нет, те, что на пожар прыгают. Работёнка, конечно, та ещё: я загнусь сегодня, а ты завтра… Оттого и на характер влияет. Заезжали тут ко мне бутылочку распить – ну что ты с ними сделаешь, с таёжными героями? Пришлось пустить. Один поддал, начал в кухне Нинку по жопе гладить, пришлось поучить. Хорошо ещё, за дружка заступаться только двое полезли, так что справился без табуреток, хоть и хилый… – он с наигранной грустью потряс мускулистыми лапами. – Капитан, а что это у тебя наколки не морские? В самом деле, на зоновские похожи. Приходилось видеть…
   – То-то, что похожи, – сказал Мазур осторожно. – Арабские. Мы туда ходили в восемьдесят третьем, вот и сглупил…
   – А-а… – протянул хозяин с таким видом, словно объяснением этим был полностью удовлетворён.
   Вернулась Нина, бросилась к шумящей сковороде; перевернула куски, подлила чуток водички, бросила кусок маргарина. Сказала:
   – Все, готова банька. Сейчас полотенца найду, вы вдоволь попаритесь, а потом и мы ради такой оказии сходим…
   – Что, уже протопили?! – нешуточно удивился Мазур.
   И вот тут-то взгляд у неё на миг вильнул, выдав все напряжение и скованность, метнулся к Федору, откровенно ища поддержки. Это длилось секунду, но Мазуру многое стало ясно, и он отчётливо услышал, как где-то рядом, над самым ухом с сухим треском шипит огонь, дожигая последние миллиметры бикфордова шнура.
   – Печка разгорелась, вода вот-вот закипит, – сказала Нина, вновь вернувшись в роль. – Я думала, вам быстрее хочется…
   – Да ну, конечно, – сказал Мазур. – Пошли, Катерина? Поплескаемся на совесть… Если задержимся, не взыщите. – Он обнял Ольгу за талию, поднимая из-за стола, послав хозяевам этакий чуточку блудливый взгляд. – Намотались по тайге, отойти охота от всех первобытных перипетий… – и, работая на зрителя, похлопал жену ниже талии.
   – Да понятно, – с готовностью откликнулся Федор, ничуть не встревожившийся из-за мимолётной Нининой оплошности. – Может, водочку с собой возьмёте?
   – А идея, – сказал Мазур, поднимая за горлышко едва початую вторую бутылку и прихватив стопки. – Кать, тарелку возьми.
   У хозяев были спокойные, даже удовлетворённые лица. Все шло по их плану, и они чуточку расслабились. Нина принесла два больших махровых полотенца, Мазур навьючил ими Ольгу, и они вышли на крыльцо.