Страница:
Перешёл на другую сторону, спустился под уклон метров на полсотни. Чутьё его не обмануло, и место выбрал удачно – отсюда прекрасно видна переправа и посёлок, когда солнышко поднимется повыше и паром заработает, можно осмотреться. А вот машину с того берега за деревьями хрен рассмотришь…
Повёл биноклем. Не похоже, чтобы леспромхоз засыпал хоть на часок там по-прежнему грохотали краны, светили потускневшие с рассветом фонари, вниз, против течения, ушёл черно-красный буксиришко, волоча с натугой чёрную баржу, гружённую треугольными штабелями брёвен. Ещё один пароходик, черно-голубой, непонятно зачем отправился тем же курсом, держа ближе к правому берегу. Навстречу ему прошла длинная деревянная лодка с подвесным мотором – похоже, движение здесь оживлённое… Интересно, во сколько паром начинает челночить? На том берегу, на причале, не видно что-то машин, жаждущих переправиться на этот берег…
Посмотрел в другую сторону – туда, где ночью выискивал лодку. Вот именно, утро вечера мудрёнее: подальше за деревней ещё причал, пошире и подлиннее, и там не одни лодки – стоят ещё три разнокалиберных судёнышка. Вот только дома совсем близко, и, несмотря на ранний час, на причале мельтешат фигурки людей. Что-то носят в лодки, вот одна отвалила, под комариное зуденье мотора унеслась вниз по течению – хорошо идёт, там наверняка стоит пара «Вихрей»…
На рыбалку, что ли?
Услышав негромкий стук дверцы, обернулся: вылезла Ольга, зевая и потягиваясь. Заметила чайник, присела рядом на корточки – ну, присмотрит…
Мазур вновь стал разглядывать переправу.
Забавное совпадение: в английском языке «to take the ferry», «сесть на паром», как раз и служит вежливым синонимом, смягчённым обозначением смерти.
Приказал долго жить. Сел на паром… Ну вот и не будем на паром садиться…
Правда, в сугубо узких кругах одно время бытовало ещё и жаргонное выраженьице «сесть на винт». Родилось оно после визита советского крейсера в туманный Альбион. Крейсер был из новейших, и любопытный по должности народ никак не мог такого случая упустить. Ребята Мазура как раз и присматривали, чтобы всякие любопытные не бултыхались под водой, где не следует. И быстро засекли инкогнито с аквалангом (как позже выяснилось из газет – майора Ройял Нэви), увлечённо обозревавшего подводную часть корпуса.
Обижать неизвестного никто не стал – просто по случайному совпадению как раз начались профилактические работы с ходовой частью, и могучий винт крейсера провернулся несколько раз. В конце-то концов, откуда они могли знать, что кто-то балуется с аквалангом в опасной близости, если хозяева ни о чём такой не предупреждали? Словом, куски майора живописно поплыли по акватории… Сел на винт, бедолага…
Он вернулся к машине. Чайник уже пускал пар из носика, и Ольга распечатывала картонную пачку с цейлонским.
– Сыпь прямо в чайник, – сказал он, присаживаясь на корточки и вытаскивая сигареты. – Комфорт, а?
– Что там?
– А ничего интересного пока. Да, в деревне есть-таки лодочки. Попьём чайку и двинемся, – он показал рукой. – Напрямик, вниз по склону.
– А машина?
– Запрём и здесь оставим. Все равно, не зная окрестных дорог, приличные автогонки устраивать глупо, если что…
С реки послышался длинный гудок, и Мазур упруго выпрямился, подхватил бинокль. Рысцой вернулся к наблюдательному пункту.
И прибыл туда как раз вовремя: бело-зелёный паром, мощно вспенивая воду, оставляя широкий кильватерный след, плыл поперёк реки. И на палубе стояли только две машины: УАЗ-469, раскрашенный в жёлто-голубые милицейские цвета, с мигалкой и репродуктором – и «Волга» в такой же раскраске, с мигалкой, но без репродуктора.
Что-то это мне не нравится, подумал Мазур, не опуская бинокля. Конечно, в глуши любой представитель власти, милицейской в том числе, держится маленьким князьком и погонит пустой паром ради себя одного, конечно, у милиции в районе пожара могут оказаться свои дела – и все же совпадение чересчур многозначительное. Мы ведь давно уже договорились, что оптимизма ради всегда будем надеяться на лучшее, но готовиться к худшему…
А вот и катерок – торчит себе на якоре почти на том же месте, весь темно-синий, только иллюминаторы обведены белой каймой, на носу виднеется белое короткое название, но из-за расстояния не прочесть. Закрыт почти целиком, только в корме осталось свободное место – и там торчит у низкого борта человеческая фигура. То и дело подносит к глазам какой-то чёрный предмет, направляя его на берег, – и, что характерно, не видно ни единой удочки, ничего похожего на сеть… Странные рыбаки, право. А кроме рыбаков, никому другому вроде бы и незачем торчать всю ночь на якоре посередине реки…
Пора решаться – иначе вновь настанет момент, когда придётся лишь отвечать на ходы противника…
Вернулся к машине, на ходу закрывая футляр бинокля. Ольга сидела в машине, что-то делая. Он не сразу и сообразил – а когда она вылезла, присвистнул.
За все это время привык видеть её без всякой косметики, а сейчас жена, намазанная по всем правилам женской боевой раскраски, показалась ему ослепительной красавицей. Тут же догадался:
– У паромщицы разжилась?
– Ага, – она с гордым видом крутнулась на пятке, медленно демонстрируя себя со всех сторон. – Мародёрствовать, так мародёрствовать. В таком виде можно и в деревню спускаться, как по-твоему? Шикарная у неё косметичка. Даже получше той, что ты мне последний раз дарил.
– Ага, а в деревне из-за тебя ещё аборигены оглоблями передерутся… – хмыкнул он. – Знаешь, какая у меня любимая строка из Шекспира? «О жены, порожденье крокодилов»… Ладно, претти, собирай вещички. Уложи все поаккуратнее, чтобы не брякало и поменьше места занимало.
– А чайник?
– Попила уже чайку? Вот и выплёскивай безжалостно, только мне сначала стаканчик налей.
Ольга показала ему язык и полезла за сумкой. Мазур поднялся вверх по склону метров на сто, но так и не высмотрел просвета меж густо растущих сосен. Жаль, можно было бы загнать машину в чащобу, ветками замаскировать, вдруг понадобится ещё…
– Сумку, уж извини, тащить тебе придётся по деревне, – сказал он, вешая на плечо двустволку дулом вниз. – Чтобы у меня руки были свободны, на случай неожиданностей…
Он тщательно протёр машину салон и двери снаружи, чтобы не оставить ни единого отпечатка. Теперь пусть докажут, что он на этой машине ехал. Сумку с продуктами, плиткой, оружием и документами они нашли на дороге. От паромщика с женой ушли, когда те были живёхоньки. А пожарные брешут, как табун сивых меринов, – проезжали пьяные, встретили на дороге мирных путников, Ольгу в машину затащить пытались, получили по мордам, вот и сочинили сказочку…
– Думаешь, поверят? – спросила Ольга, выслушав очередную легенду.
– Доказать обратное, во всяком случае, не смогут, – сказал он. – Особенно если подключится родная контора. Я все же учитываю вариантик, при котором угодим в лапы закона. С другими разговора не будет никакого, легенды тут бесполезны…
Деревня была большая, но вытянутая вдоль реки, что твой Шантарск. Они не спеша шагали по единственной улочке, направляясь к причалу. Солнце уже поднялось над тайгой, однако особого оживления не замечалось – аборигены сидели по домам и готовили завтрак, над каждой трубой дрожал раскалённый воздух. Только разномастные собаки погавкивали вслед. А единственный, кто попался на улице, – бодрый дедок в синей синтетической куртке и старомодной шляпе – разошёлся с ними совершенно равнодушно, поздоровавшись, правда, по деревенскому обычаю.
Поблизости промычала корова, а в дальнем конце надрывался петух – пастораль… Вот и дорога на причал – широкое пустое пространство меж двумя домами. Ольга наладилась было свернуть туда, но Мазур придержал её:
– Сумку на землю поставь и сама постой…
Осторожно пошёл вдоль штакетника, так, чтобы крайний слева дом закрывал его от возможного наблюдателя, если тот примостился неподалёку от берега, на реке. Шаг, ещё шаг… Река раскинулась перед его взглядом – далеко видно в обе стороны. И никаких соглядатаев поблизости.
Вступил на причал. Пока они спускались с горы, местные мужички не теряли времени даром – на воде легонько покачивались только две лодки, дюралька и деревянная, без весел и без моторов. В деревянной изрядно воды набралось: сразу видно, долго не пользовались… Куда ж это они все навострились поутру? Когда смотрел с сопки, с дюжину лодок насчитал…
Прошёл подальше, к тем плавсредствам, что могли на безрыбье именоваться «кораблями», потому что были все же малость побольше и посолиднее деревенских лодчонок. С ненаигранным превосходством «солёного» мореплавателя разглядывал три судёнышка. Одно, собственно, представляло собою просто большущий катер с жуткого вида кабиной, излаженной неизвестным конструктором без всякой заботы о гармонии и единой цветовой гамме – обшивка кабины смастрячена из некрашеных кусков дюраля, жестяных листов и алюминиевых полос, каждый иллюминатор отличался от собратьев размером, а защитного цвета дверца рубки могла происходить только от «уазика» – фургона. Мало того, это чудо здешнего судостроения было притоплено, корма ушла в воду столь глубоко, что сразу ясно: последние года два «яхта» проторчала у причала на этом самом месте, ни разу не снявшись с якоря – иначе моментально потонула бы, окажись под килем хоть фут.
И второе судёнышко, сразу видно, давно брошено догнивать – широченная лайба с округлой кормой ушла носом в воду чуть ли не до палубы, и борта, и надстройка проржавели до полной трухлявости, в рубке не осталось ни единого целого стекла. Остров погибших кораблей, честное слово. Третий кораблик, правда, внушал нешуточные надежды: крохотный буксир, близнец того, что уволок в низовья баржу. Чёрные борта с широкой красной полосой выкрашены совсем недавно, стекла в рубке чистые, промыты, палуба тоже выдраена на совесть. Даже название имеется: «Таймень», выведенное белой краской. А на коротком кормовом флагштоке красуется чёрная тряпка с «Весёлым Роджером».
Капитан, должно быть, молодой, вот и развлекается…
Мазур перепрыгнул на кораблик, заглянул снаружи в рубку. Мама родная, даже штурвал имеется, надо же… Вообще-то, он давеча чересчур расхвастался перед Ольгой: он бы и смог управлять этакой «Куин Мэри», но пришлось бы сначала четверть часика осмотреться, освоиться, погонять дизель на разных режимах. Это тебе не легковая машина, которую можно мгновенно рвануть с места. Парадокс в том, что он в совершенстве изучил ультрасовременные типы маломерных судёнышек «вероятного противника», а вот с таким патриархом давно не сталкивался. И пока он будет ковыряться в рубке, выскочит хозяин судна – вдруг живёт совсем близко? – шуму наделает… Выйдет совершенно ненужная огласка. А кораблик на ходу, хоть сейчас отваливай…
Недолго думая, он решительно направился назад, к дому, где сидела на лавочке Ольга, поставив рядом сумку. Прошёл мимо неё, сделав на ходу успокаивающий жест, завернул за угол и постучал в калитку: пару минут назад, проходя мимо, засёк в окне лицо женщины подходящих, то бишь относительно преклонных лет. Тихо фыркнул, запуская пальцы в нагрудный карман куртки:
– Следствие ведут колобки…
Из конуры выбрался лохматый пёс, зевнул, жутко распахнув пасть, и, похоже, задумался – облаять, или не связываться в столь прекрасное утро.
Заслышав стук двери, оглушительно взлаял, но сразу видно, проформы ради, показывая, что хлеб даром не жрёт.
Хозяйка, крупногабаритная тётка лет шестидесяти, с деревенской непосредственностью, ничуть не удивившись, пошла к калитке, на ходу вытирая руки передником. Мазур уже вертел меж пальцами заранее приготовленное удостоверение и, едва оказался с хозяйкой лицом к лицу, поднял его на уровень глаз, подержал достаточно долго, чтобы успела прочесть все, красиво изображённое золотым тиснением. Убедившись, что прочла, распахнул на пару секунд, с небрежной властностью, тут же захлопнул:
– Майор Мазаев, шантарский уголовный розыск…
Он бил наверняка: это в городе обнюхали бы каждую буквочку и попробовали на язык каждую печать, тамошний народ битый, и каждый день читает в газетах про жуликов в милицейской форме. А крестьяне по старой традиции, идущей ещё от царских времён, заранее чуточку пужаются всякого городского начальника со столь авторитетными корочками… Вот и хозяйка, ручаться можно, уже лихорадочно вспоминает на всякий случай, не виновата ли в чём с точки зрения губернской власти… Ну конечно, где река Шантара вкупе с таёжным отдалением, там и рыбка, там и насквозь незаконные «самодуры» с запрещёнными крючками, там и шалости в тайге с ружьишком…
Тётка осмотрительно молчала, памятуя известную поговорку и ожидая, пока заговорит незваный гость. Одарив её дружелюбнейшей улыбкой, Мазур поинтересовался:
– Как по имени-отчеству будете?
– Дарья Петровна, – насторожённо сообщила хозяйка. – Марковы мы… – и явно хотела добавить: «Может, домом ошиблись?», но не решилась.
– А не подскажете ли, Дарья Петровна, где мне сейчас найти морячков с «Тайменя»? «Таймень» – это…
Тётка мгновенно расцвела:
– Ой, да неужто не знаю! Опять у причала торчит?! Так-так, так-так-так…
Лицо у неё вмиг стало не просто спокойным – умиротворённым и радостным, одухотворённым страстным желанием сделать ближнему своему безнаказанную пакость. Даже человек неопытнее Мазура мог бы легко догадаться, что случайно напоролся на следы тех самых шекспировских страстей, которые сотрясают отдалённые деревушки не менее регулярно и люто, нежели крупные города.
– Вы не по Пашкину ли душу? – тётка совершенно освоилась с визитером – Слава тебе, Господи, неужели влип наконец?
– Да как вам сказать… – уклончиво протянул Мазур. – Вы кого имеете в виду? Капитана?
– При чем тут Захарыч?! – удивилась она так, словно Мазур жил тут лет двадцать и должен был сам прекрасно разбираться в местных сложностях. – Вам же Пашка Шишигин нужен? Кто ещё мог «Тайменя» сюда пригнать?!
– Рулевой-моторист… – сказал Мазур наугад (Ну какой экипаж может оказаться на таком корыте? Капитан да рулевой, не более того…).
– Он! – радостно возгласила Дарья свет Петровна. – Он, злыдень! Вы его не арестовывать, часом, собрались? Может, вам эти нужны… как их по-городскому? Понятые! С полным нашим удовольствием! Старику только велю за печкой доглядеть – и пойдёмте!
Мазур на ходу придумывал подобие легенды. «Таймень», как две капли воды, похож на буксир, утащивший баржу от причала леспромхоза, от этого и стоит танцевать…
– Да вы не утруждайтесь, Дарья Петровна, – поднял он ладонь. – Интересно мне, понимаете ли – там в леспромхозе баржи давно с разгрузки уйти должны, а «Таймень» тут отирается…
– Вот я и говорю! – от избытка чувств хозяйка даже перегнулась к нему через низенькую калитку. – Взял моду, оболтус – по девкам на казённом буксире разъезжать, как на мотоцикле! И добро бы по девкам… Любка тоже хороша: когда Стёпа к ней по-серьёзному, нос воротит, а как этот обормот в окошко заскребётся… У него ж таких – по всей реке, поматросит и бросит, а Стёпа ей хозяйство вмиг наладит, он у нас обстоятельный…
– Сын? – сочувственно спросил Мазур.
– Племяш. Хоть и годки с Пашкой, а парень степенный, не чета… К хозяйству руки как раз нужным концом и повёрнуты. Это вам не бревна таскать взад-вперёд… Я, конечно, понимаю, времена нынче неописуемые, не пришей-пристебай – да всё равно, должна ж быть управа за такие штучки? Зря казённую горючку жечь… Любка тоже хороша: один раз обожглась, пора бы и поумнеть. Ох, я б ей ворота по-старинному дёгтем изгваздала, да Стёпа, чего доброго, рассвирипеет, не посмотрит, что родная тётка…
– А Захарыч, значит, приболел? – уже увереннее спросил Мазур.
– То-то и оно! При нем Пашка потише озорует, опасается… А стоит Захарычу с ревматизмом слечь, да оставить на Пашку буксир – готово дело! Вас, может, проводить, товарищ начальник? Я б мигом…
– Не надо, – веско, с расстановкой сказал Мазур, послав ей крайне многозначительный взгляд – Вы мне только дом покажите…
– А во-он! Третий за колодцем, зеленые ворота видите? У Любки собаки нет, смело заходите… она-то сама ничего такого не натворила?
– Ну что вы, – успокоил Мазур. – Мне Пашка один и нужен…
– В город повезёте?
– Может быть… – сказал он значительно.
– Любка, если разобраться, баба неплохая и душевная, вот только мужиков выбирать не умела отроду, не получается у неё, хоть ты тресни. Что первый муж, что Пашка… – она покосилась на Ольгу, смирнехонько ждавшую развязки, понизила голос. – А это кто… Может, правду говорят, что Пашка – женатый? Что у него в городе – законная? Я ж Любке, дуре, твердила…
Мазур приложил палец к губам и улыбнулся весьма таинственно:
– Служба, Дарья Петровна…
И, разведя руками, так ловко ухитрился дать задний ход, что общительная тётка не успела ничего больше спросить. Быстрыми шагами направился к дому с зелёными воротами – и впрямь требовавшему хозяйственной мужской руки: зелёная краска там и сям облезла, завернулась крупными чешуйками, нижняя петля калитки держится на одном гвозде, да и тот вот-вот выскочит, штакетник кое-где зияет дырами…
Он с ходу прошёл на крыльцо, забарабанил в дверь. Внутри послышались приглушённые голоса, звук шагов. Дверь распахнула непутёвая Любка – крупная и довольно сексапильная деваха лет двадцати пяти, рыженькая, заспанная и смущённой ничуть не выглядевшая. Запахнула короткий халатик, глянула с утренним, не набравшим ещё разбега кокетством:
– Вам кого?
– Мне Пашу, – сказал Мазур. – И крайне желательно – побыстрее.
– Какого Пашу? – удивилась она очень натурально.
– Корабельного, – сказал Мазур и продемонстрировал удостоверение в закрытом виде – Вы уж его поднимите быстренько, у нас дело серьёзное…
Она мгновенно изменилась в лице, юркнула в дом, там послышался возбуждённый шёпот – и вскоре появился местный Казанова. Надо признать, он был великолепен – соломенные кудри из-под офицерской фуражки военно-морского флота с начищенной до сияния кокардой, чёрные клёша, чистейшая тельняшка и чёрный бушлат без погон, с красной нашивкой минного специалиста на рукаве.
На тыльной стороне ладони правой руки восходящее солнце, якорь и огромные буквы: «БАЛТИКА». Гляди ты, корешок, усмехнулся про себя Мазур. И произнёс нейтрально-сухим, казённым тоном:
– Гражданин Шишигин?
– Ну, – спокойно сказал тот.
– Майор Мазаев, шантарский уголовный розыск – уже заученно выдал Мазур.Пойдёмте.
– Куда?
– На судно, гражданин Шишигин, на судно… И – в леспромхоз. Вещи какие-нибудь с вами есть?
– Да никаких таких…
– Вот и прекрасно – не давая опомниться, Мазур крепко взял его за локоть и потянул с крыльца.
Ошеломлённый таким напором, отставной балтиец опомнился уже на земле:
– Нет, а в чём дело-то?
– Вот в леспромхозе вам все и объяснят, – непреклонно сказал Мазур. – Пошли-пошли. Неподчинение милиции хотите заработать вдобавок ко всему?
– Это к чему это? – попытался встрепенуться балтиец, но Мазур уже выдавил его за калитку.
Досадливо поморщился, услышав сзади вскрик:
– Паша!
Рыженькая вылетела на крыльцо, хотела кинуться вслед. Чувствуя себя последней сволочью, Мазур отстранил её, как мог суровее. Глядя в глаза, сказал:
– Домой идите, Люба. К обеду, если все хорошо будет, вернётся.
– Да за что же…
– Домой идите, – повторил Мазур и легонько подтолкнул бедного Пашу. – Вперед. И без глупостей, чтоб мне оружие не применять.
Метров через двадцать балтиец немного опомнился:
– Командир, что за аврал?
– На каком корабле служил?
– На «Стерегущем».
– У Чигина, значит, – кивнул Мазур.
– А вы откуда…
– У Чигина служил, а вопросы дурацкие задаёшь… Шагай вперёд.
Окончательно сбитый с толку морячок на какое-то время унялся. Мазур сделал Ольге знак присоединиться к шествию. Тут уж у Паши, по лицу видно, окончательно отшибло всякое здравое соображение.
Душевная тётка Петровна бдительно торчала у забора, и, завидев шагавшего под конвоем неприятеля, низко поклонилась, с неописуемой смесью слащавости и злорадства поприветствовала:
– Утро доброе, Пашенька, сокол ясный… Куда ты спозаранку? По делам, поди? Ну, бог в помощь…
Паша затравленно покосился на неё и прибавил шагу. Для бодрости принялся фальшиво насвистывать что-то лихое. Мазур не препятствовал. Смотрел на реку – почти напротив причала, ближе к переправе, кружила длинная белая моторка, скорее, катер-то ли дюралевый, то ли железный, остроносый, с высоким стеклом, окаймлявшим почти половину пассажирского отсека. А этот что тут вертится? Неужели…
Пашка, бурча что-то, поворачивал рукоятки. Мазур, отведя взгляд от подозрительного катера, следил за каждым его движением. Вскоре под палубой гулко зафыркал мотор, за кормой вспенилась вода.
– В леспромхоз? – сварливо бросил балтиец. Оказавшись у себя в рубке, он словно бы обрёл некоторую уверенность.
– Туда, – кивнул Мазур.
– А это кто? – в его обращённом к Ольге взгляде довольно-таки забавно сочетались мужской интерес и ошеломленность нежданно начавшимися странностями.
– Эксперт, – сказал Мазур. – Дактилоскопист-агностик. Ну, что ты копаешься?
– Ничего я не копаюсь, – проворчал Пашка, резко перекладывая штурвал на правый борт. – Все, отходим…
Шум мотора стал ровным. Судёнышко, чуть задрав нос, оставляя на воде широкие «усы», целеустремлённо пересекало Шантару наискось. Мазур бдительно ждал момента, когда необходимо будет изменить курс. Косился в сторону белого катера – и ощутил во рту какой-то противный привкус, когда тот, прекратив странные рысканья, заложив широкую дугу, двинулся следом, держась правее, довольно далеко, но строго соблюдая некую заранее выверенную дистанцию.
Скверно, подумал он, опустив руку в карман куртки и касаясь пистолета.
Похоже, хвост. И добром не отвяжется…
Подтолкнул Ольгу, показал взглядом. Она немного посмурнела. Стал высматривать впереди синий катерок, но дистанция была ещё неподходящей.
Пашка стоял у штурвала, сердито сжав губы, не оглядываясь на странных пассажиров. Не похоже пока, чтобы у него возникли подозрения.
Вынув бинокль из футляра, Мазур распахнул ногой дверь крохотной рубки.
Так… В белом катере четверо, стоят в напряжённых позах, оружия не видно, но тот, что пристроился по соседству с рулевым, тоже держит у глаз бинокль… Если они имеют отношение к засаде, давно опознали, катерок у них мощный, без стрельбы не уйти…
Слева показался паром, неспешно идущий к правому берегу, который они только что покинули. На палубе впритык друг к другу стоят темно-зеленые грузовики армейского вида – опять на пожар? Вполне возможно, ливень его не погасил, если вообще достигли тех мест дожди…
– Стоп, – сказал Мазур громко. – Курса не менять.
– Что? – недоуменно обернулся Пашка.
– Леспромхоз отменяется, – сказал Мазур. – Прежним курсом – по фарватеру… Усёк?
– Вы…
– Не дёргайся, – Мазур упёр ему в поясницу дуло пистолета. – Один раз можешь оглянуться, только быстренько, и руки на штурвале держи… – и, вызвав в себе должное остервенение, зло прошипел:
– Шлёпну, паскуда, будешь дёргаться…
Морячку хватило одного взгляда. В лице он не особенно изменился, просто застыл всем телом, как манекен, процедил сквозь зубы, выказав похвальную быстроту ума:
– Купил, козёл… Ой, купил… Опять в побег сорвались, соседи…
– Не твоё дело, – бросил Мазур. – Ты, главное, руки на штурвале держи, жизнь человеку один раз даётся…
Как ни удивительно, Пашка немного успокоился, – видимо, беглый уголовник из ближайшей зоны пугал его меньше, чем явившийся по его душу загадочный мент. Протянул:
– Сцапают же… Пират, тоже мне, абордаж устроил…
– Штурвал держи, – оборвал Мазур.
– А Чигина откуда знаешь?
– Я ж не всегда сидел… – фыркнул Мазур.
– Эй, ты что, точно балтийский?
– Ага, – сказал Мазур. – Будь у нас время, я б с тобой повспоминал и Чигина, и Круминьша Яна Оттовича, и славный боевой путь «Стерегущего», для широкой публики совершенно неизвестный… Только нет у меня времени, и я тебя, Паша, душевно прошу – не дёргайся. Очень мне не хочется балтийца дырявить, но если ты мне выбора не оставишь…
Он не смог бы, конечно, выстрелить в парня, судя по возрасту, служившего на «Стерегущем» каких-то пару-тройку лет назад. В крайнем случае – вырубить как можно деликатнее, и не более того. Но брататься не стоит, пусть подчиняется не за совесть, а за страх…
– Э, а за что тебя? – спросил Пашка, не оборачиваясь.
– Был в отпуске, «Мерседес» новому русскому по пьянке малость поуродовал. И хозяина зубов лишил, чтобы к жене не приставал. Дали вот пятерик, а мне скучно стало…
– Сам с какой коробки?
– С «Алмаза», – почти мгновенно ответил Мазур.
– Где Авксентьев кэпом?
– Ты меня, салага, не подлавливай, – ухмыльнулся Мазур. – Авксентьев – на «Александре Суворове», а у нас на «Алмазе» был Бондарь. По кличке Бандура.
– А ведь не врёшь, братишка, – балтийский…
– А я тебе что говорю?
– Убери пушку.
– Но смотри…
– Ладно, что я тебя – закладывать, буду? Ты что задумал? У меня ж до Шантарска топлива не хватит, не на моей скорлупке…
Повёл биноклем. Не похоже, чтобы леспромхоз засыпал хоть на часок там по-прежнему грохотали краны, светили потускневшие с рассветом фонари, вниз, против течения, ушёл черно-красный буксиришко, волоча с натугой чёрную баржу, гружённую треугольными штабелями брёвен. Ещё один пароходик, черно-голубой, непонятно зачем отправился тем же курсом, держа ближе к правому берегу. Навстречу ему прошла длинная деревянная лодка с подвесным мотором – похоже, движение здесь оживлённое… Интересно, во сколько паром начинает челночить? На том берегу, на причале, не видно что-то машин, жаждущих переправиться на этот берег…
Посмотрел в другую сторону – туда, где ночью выискивал лодку. Вот именно, утро вечера мудрёнее: подальше за деревней ещё причал, пошире и подлиннее, и там не одни лодки – стоят ещё три разнокалиберных судёнышка. Вот только дома совсем близко, и, несмотря на ранний час, на причале мельтешат фигурки людей. Что-то носят в лодки, вот одна отвалила, под комариное зуденье мотора унеслась вниз по течению – хорошо идёт, там наверняка стоит пара «Вихрей»…
На рыбалку, что ли?
Услышав негромкий стук дверцы, обернулся: вылезла Ольга, зевая и потягиваясь. Заметила чайник, присела рядом на корточки – ну, присмотрит…
Мазур вновь стал разглядывать переправу.
Забавное совпадение: в английском языке «to take the ferry», «сесть на паром», как раз и служит вежливым синонимом, смягчённым обозначением смерти.
Приказал долго жить. Сел на паром… Ну вот и не будем на паром садиться…
Правда, в сугубо узких кругах одно время бытовало ещё и жаргонное выраженьице «сесть на винт». Родилось оно после визита советского крейсера в туманный Альбион. Крейсер был из новейших, и любопытный по должности народ никак не мог такого случая упустить. Ребята Мазура как раз и присматривали, чтобы всякие любопытные не бултыхались под водой, где не следует. И быстро засекли инкогнито с аквалангом (как позже выяснилось из газет – майора Ройял Нэви), увлечённо обозревавшего подводную часть корпуса.
Обижать неизвестного никто не стал – просто по случайному совпадению как раз начались профилактические работы с ходовой частью, и могучий винт крейсера провернулся несколько раз. В конце-то концов, откуда они могли знать, что кто-то балуется с аквалангом в опасной близости, если хозяева ни о чём такой не предупреждали? Словом, куски майора живописно поплыли по акватории… Сел на винт, бедолага…
Он вернулся к машине. Чайник уже пускал пар из носика, и Ольга распечатывала картонную пачку с цейлонским.
– Сыпь прямо в чайник, – сказал он, присаживаясь на корточки и вытаскивая сигареты. – Комфорт, а?
– Что там?
– А ничего интересного пока. Да, в деревне есть-таки лодочки. Попьём чайку и двинемся, – он показал рукой. – Напрямик, вниз по склону.
– А машина?
– Запрём и здесь оставим. Все равно, не зная окрестных дорог, приличные автогонки устраивать глупо, если что…
С реки послышался длинный гудок, и Мазур упруго выпрямился, подхватил бинокль. Рысцой вернулся к наблюдательному пункту.
И прибыл туда как раз вовремя: бело-зелёный паром, мощно вспенивая воду, оставляя широкий кильватерный след, плыл поперёк реки. И на палубе стояли только две машины: УАЗ-469, раскрашенный в жёлто-голубые милицейские цвета, с мигалкой и репродуктором – и «Волга» в такой же раскраске, с мигалкой, но без репродуктора.
Что-то это мне не нравится, подумал Мазур, не опуская бинокля. Конечно, в глуши любой представитель власти, милицейской в том числе, держится маленьким князьком и погонит пустой паром ради себя одного, конечно, у милиции в районе пожара могут оказаться свои дела – и все же совпадение чересчур многозначительное. Мы ведь давно уже договорились, что оптимизма ради всегда будем надеяться на лучшее, но готовиться к худшему…
А вот и катерок – торчит себе на якоре почти на том же месте, весь темно-синий, только иллюминаторы обведены белой каймой, на носу виднеется белое короткое название, но из-за расстояния не прочесть. Закрыт почти целиком, только в корме осталось свободное место – и там торчит у низкого борта человеческая фигура. То и дело подносит к глазам какой-то чёрный предмет, направляя его на берег, – и, что характерно, не видно ни единой удочки, ничего похожего на сеть… Странные рыбаки, право. А кроме рыбаков, никому другому вроде бы и незачем торчать всю ночь на якоре посередине реки…
Пора решаться – иначе вновь настанет момент, когда придётся лишь отвечать на ходы противника…
Вернулся к машине, на ходу закрывая футляр бинокля. Ольга сидела в машине, что-то делая. Он не сразу и сообразил – а когда она вылезла, присвистнул.
За все это время привык видеть её без всякой косметики, а сейчас жена, намазанная по всем правилам женской боевой раскраски, показалась ему ослепительной красавицей. Тут же догадался:
– У паромщицы разжилась?
– Ага, – она с гордым видом крутнулась на пятке, медленно демонстрируя себя со всех сторон. – Мародёрствовать, так мародёрствовать. В таком виде можно и в деревню спускаться, как по-твоему? Шикарная у неё косметичка. Даже получше той, что ты мне последний раз дарил.
– Ага, а в деревне из-за тебя ещё аборигены оглоблями передерутся… – хмыкнул он. – Знаешь, какая у меня любимая строка из Шекспира? «О жены, порожденье крокодилов»… Ладно, претти, собирай вещички. Уложи все поаккуратнее, чтобы не брякало и поменьше места занимало.
– А чайник?
– Попила уже чайку? Вот и выплёскивай безжалостно, только мне сначала стаканчик налей.
Ольга показала ему язык и полезла за сумкой. Мазур поднялся вверх по склону метров на сто, но так и не высмотрел просвета меж густо растущих сосен. Жаль, можно было бы загнать машину в чащобу, ветками замаскировать, вдруг понадобится ещё…
– Сумку, уж извини, тащить тебе придётся по деревне, – сказал он, вешая на плечо двустволку дулом вниз. – Чтобы у меня руки были свободны, на случай неожиданностей…
Он тщательно протёр машину салон и двери снаружи, чтобы не оставить ни единого отпечатка. Теперь пусть докажут, что он на этой машине ехал. Сумку с продуктами, плиткой, оружием и документами они нашли на дороге. От паромщика с женой ушли, когда те были живёхоньки. А пожарные брешут, как табун сивых меринов, – проезжали пьяные, встретили на дороге мирных путников, Ольгу в машину затащить пытались, получили по мордам, вот и сочинили сказочку…
– Думаешь, поверят? – спросила Ольга, выслушав очередную легенду.
– Доказать обратное, во всяком случае, не смогут, – сказал он. – Особенно если подключится родная контора. Я все же учитываю вариантик, при котором угодим в лапы закона. С другими разговора не будет никакого, легенды тут бесполезны…
Деревня была большая, но вытянутая вдоль реки, что твой Шантарск. Они не спеша шагали по единственной улочке, направляясь к причалу. Солнце уже поднялось над тайгой, однако особого оживления не замечалось – аборигены сидели по домам и готовили завтрак, над каждой трубой дрожал раскалённый воздух. Только разномастные собаки погавкивали вслед. А единственный, кто попался на улице, – бодрый дедок в синей синтетической куртке и старомодной шляпе – разошёлся с ними совершенно равнодушно, поздоровавшись, правда, по деревенскому обычаю.
Поблизости промычала корова, а в дальнем конце надрывался петух – пастораль… Вот и дорога на причал – широкое пустое пространство меж двумя домами. Ольга наладилась было свернуть туда, но Мазур придержал её:
– Сумку на землю поставь и сама постой…
Осторожно пошёл вдоль штакетника, так, чтобы крайний слева дом закрывал его от возможного наблюдателя, если тот примостился неподалёку от берега, на реке. Шаг, ещё шаг… Река раскинулась перед его взглядом – далеко видно в обе стороны. И никаких соглядатаев поблизости.
Вступил на причал. Пока они спускались с горы, местные мужички не теряли времени даром – на воде легонько покачивались только две лодки, дюралька и деревянная, без весел и без моторов. В деревянной изрядно воды набралось: сразу видно, долго не пользовались… Куда ж это они все навострились поутру? Когда смотрел с сопки, с дюжину лодок насчитал…
Прошёл подальше, к тем плавсредствам, что могли на безрыбье именоваться «кораблями», потому что были все же малость побольше и посолиднее деревенских лодчонок. С ненаигранным превосходством «солёного» мореплавателя разглядывал три судёнышка. Одно, собственно, представляло собою просто большущий катер с жуткого вида кабиной, излаженной неизвестным конструктором без всякой заботы о гармонии и единой цветовой гамме – обшивка кабины смастрячена из некрашеных кусков дюраля, жестяных листов и алюминиевых полос, каждый иллюминатор отличался от собратьев размером, а защитного цвета дверца рубки могла происходить только от «уазика» – фургона. Мало того, это чудо здешнего судостроения было притоплено, корма ушла в воду столь глубоко, что сразу ясно: последние года два «яхта» проторчала у причала на этом самом месте, ни разу не снявшись с якоря – иначе моментально потонула бы, окажись под килем хоть фут.
И второе судёнышко, сразу видно, давно брошено догнивать – широченная лайба с округлой кормой ушла носом в воду чуть ли не до палубы, и борта, и надстройка проржавели до полной трухлявости, в рубке не осталось ни единого целого стекла. Остров погибших кораблей, честное слово. Третий кораблик, правда, внушал нешуточные надежды: крохотный буксир, близнец того, что уволок в низовья баржу. Чёрные борта с широкой красной полосой выкрашены совсем недавно, стекла в рубке чистые, промыты, палуба тоже выдраена на совесть. Даже название имеется: «Таймень», выведенное белой краской. А на коротком кормовом флагштоке красуется чёрная тряпка с «Весёлым Роджером».
Капитан, должно быть, молодой, вот и развлекается…
Мазур перепрыгнул на кораблик, заглянул снаружи в рубку. Мама родная, даже штурвал имеется, надо же… Вообще-то, он давеча чересчур расхвастался перед Ольгой: он бы и смог управлять этакой «Куин Мэри», но пришлось бы сначала четверть часика осмотреться, освоиться, погонять дизель на разных режимах. Это тебе не легковая машина, которую можно мгновенно рвануть с места. Парадокс в том, что он в совершенстве изучил ультрасовременные типы маломерных судёнышек «вероятного противника», а вот с таким патриархом давно не сталкивался. И пока он будет ковыряться в рубке, выскочит хозяин судна – вдруг живёт совсем близко? – шуму наделает… Выйдет совершенно ненужная огласка. А кораблик на ходу, хоть сейчас отваливай…
Недолго думая, он решительно направился назад, к дому, где сидела на лавочке Ольга, поставив рядом сумку. Прошёл мимо неё, сделав на ходу успокаивающий жест, завернул за угол и постучал в калитку: пару минут назад, проходя мимо, засёк в окне лицо женщины подходящих, то бишь относительно преклонных лет. Тихо фыркнул, запуская пальцы в нагрудный карман куртки:
– Следствие ведут колобки…
Из конуры выбрался лохматый пёс, зевнул, жутко распахнув пасть, и, похоже, задумался – облаять, или не связываться в столь прекрасное утро.
Заслышав стук двери, оглушительно взлаял, но сразу видно, проформы ради, показывая, что хлеб даром не жрёт.
Хозяйка, крупногабаритная тётка лет шестидесяти, с деревенской непосредственностью, ничуть не удивившись, пошла к калитке, на ходу вытирая руки передником. Мазур уже вертел меж пальцами заранее приготовленное удостоверение и, едва оказался с хозяйкой лицом к лицу, поднял его на уровень глаз, подержал достаточно долго, чтобы успела прочесть все, красиво изображённое золотым тиснением. Убедившись, что прочла, распахнул на пару секунд, с небрежной властностью, тут же захлопнул:
– Майор Мазаев, шантарский уголовный розыск…
Он бил наверняка: это в городе обнюхали бы каждую буквочку и попробовали на язык каждую печать, тамошний народ битый, и каждый день читает в газетах про жуликов в милицейской форме. А крестьяне по старой традиции, идущей ещё от царских времён, заранее чуточку пужаются всякого городского начальника со столь авторитетными корочками… Вот и хозяйка, ручаться можно, уже лихорадочно вспоминает на всякий случай, не виновата ли в чём с точки зрения губернской власти… Ну конечно, где река Шантара вкупе с таёжным отдалением, там и рыбка, там и насквозь незаконные «самодуры» с запрещёнными крючками, там и шалости в тайге с ружьишком…
Тётка осмотрительно молчала, памятуя известную поговорку и ожидая, пока заговорит незваный гость. Одарив её дружелюбнейшей улыбкой, Мазур поинтересовался:
– Как по имени-отчеству будете?
– Дарья Петровна, – насторожённо сообщила хозяйка. – Марковы мы… – и явно хотела добавить: «Может, домом ошиблись?», но не решилась.
– А не подскажете ли, Дарья Петровна, где мне сейчас найти морячков с «Тайменя»? «Таймень» – это…
Тётка мгновенно расцвела:
– Ой, да неужто не знаю! Опять у причала торчит?! Так-так, так-так-так…
Лицо у неё вмиг стало не просто спокойным – умиротворённым и радостным, одухотворённым страстным желанием сделать ближнему своему безнаказанную пакость. Даже человек неопытнее Мазура мог бы легко догадаться, что случайно напоролся на следы тех самых шекспировских страстей, которые сотрясают отдалённые деревушки не менее регулярно и люто, нежели крупные города.
– Вы не по Пашкину ли душу? – тётка совершенно освоилась с визитером – Слава тебе, Господи, неужели влип наконец?
– Да как вам сказать… – уклончиво протянул Мазур. – Вы кого имеете в виду? Капитана?
– При чем тут Захарыч?! – удивилась она так, словно Мазур жил тут лет двадцать и должен был сам прекрасно разбираться в местных сложностях. – Вам же Пашка Шишигин нужен? Кто ещё мог «Тайменя» сюда пригнать?!
– Рулевой-моторист… – сказал Мазур наугад (Ну какой экипаж может оказаться на таком корыте? Капитан да рулевой, не более того…).
– Он! – радостно возгласила Дарья свет Петровна. – Он, злыдень! Вы его не арестовывать, часом, собрались? Может, вам эти нужны… как их по-городскому? Понятые! С полным нашим удовольствием! Старику только велю за печкой доглядеть – и пойдёмте!
Мазур на ходу придумывал подобие легенды. «Таймень», как две капли воды, похож на буксир, утащивший баржу от причала леспромхоза, от этого и стоит танцевать…
– Да вы не утруждайтесь, Дарья Петровна, – поднял он ладонь. – Интересно мне, понимаете ли – там в леспромхозе баржи давно с разгрузки уйти должны, а «Таймень» тут отирается…
– Вот я и говорю! – от избытка чувств хозяйка даже перегнулась к нему через низенькую калитку. – Взял моду, оболтус – по девкам на казённом буксире разъезжать, как на мотоцикле! И добро бы по девкам… Любка тоже хороша: когда Стёпа к ней по-серьёзному, нос воротит, а как этот обормот в окошко заскребётся… У него ж таких – по всей реке, поматросит и бросит, а Стёпа ей хозяйство вмиг наладит, он у нас обстоятельный…
– Сын? – сочувственно спросил Мазур.
– Племяш. Хоть и годки с Пашкой, а парень степенный, не чета… К хозяйству руки как раз нужным концом и повёрнуты. Это вам не бревна таскать взад-вперёд… Я, конечно, понимаю, времена нынче неописуемые, не пришей-пристебай – да всё равно, должна ж быть управа за такие штучки? Зря казённую горючку жечь… Любка тоже хороша: один раз обожглась, пора бы и поумнеть. Ох, я б ей ворота по-старинному дёгтем изгваздала, да Стёпа, чего доброго, рассвирипеет, не посмотрит, что родная тётка…
– А Захарыч, значит, приболел? – уже увереннее спросил Мазур.
– То-то и оно! При нем Пашка потише озорует, опасается… А стоит Захарычу с ревматизмом слечь, да оставить на Пашку буксир – готово дело! Вас, может, проводить, товарищ начальник? Я б мигом…
– Не надо, – веско, с расстановкой сказал Мазур, послав ей крайне многозначительный взгляд – Вы мне только дом покажите…
– А во-он! Третий за колодцем, зеленые ворота видите? У Любки собаки нет, смело заходите… она-то сама ничего такого не натворила?
– Ну что вы, – успокоил Мазур. – Мне Пашка один и нужен…
– В город повезёте?
– Может быть… – сказал он значительно.
– Любка, если разобраться, баба неплохая и душевная, вот только мужиков выбирать не умела отроду, не получается у неё, хоть ты тресни. Что первый муж, что Пашка… – она покосилась на Ольгу, смирнехонько ждавшую развязки, понизила голос. – А это кто… Может, правду говорят, что Пашка – женатый? Что у него в городе – законная? Я ж Любке, дуре, твердила…
Мазур приложил палец к губам и улыбнулся весьма таинственно:
– Служба, Дарья Петровна…
И, разведя руками, так ловко ухитрился дать задний ход, что общительная тётка не успела ничего больше спросить. Быстрыми шагами направился к дому с зелёными воротами – и впрямь требовавшему хозяйственной мужской руки: зелёная краска там и сям облезла, завернулась крупными чешуйками, нижняя петля калитки держится на одном гвозде, да и тот вот-вот выскочит, штакетник кое-где зияет дырами…
Он с ходу прошёл на крыльцо, забарабанил в дверь. Внутри послышались приглушённые голоса, звук шагов. Дверь распахнула непутёвая Любка – крупная и довольно сексапильная деваха лет двадцати пяти, рыженькая, заспанная и смущённой ничуть не выглядевшая. Запахнула короткий халатик, глянула с утренним, не набравшим ещё разбега кокетством:
– Вам кого?
– Мне Пашу, – сказал Мазур. – И крайне желательно – побыстрее.
– Какого Пашу? – удивилась она очень натурально.
– Корабельного, – сказал Мазур и продемонстрировал удостоверение в закрытом виде – Вы уж его поднимите быстренько, у нас дело серьёзное…
Она мгновенно изменилась в лице, юркнула в дом, там послышался возбуждённый шёпот – и вскоре появился местный Казанова. Надо признать, он был великолепен – соломенные кудри из-под офицерской фуражки военно-морского флота с начищенной до сияния кокардой, чёрные клёша, чистейшая тельняшка и чёрный бушлат без погон, с красной нашивкой минного специалиста на рукаве.
На тыльной стороне ладони правой руки восходящее солнце, якорь и огромные буквы: «БАЛТИКА». Гляди ты, корешок, усмехнулся про себя Мазур. И произнёс нейтрально-сухим, казённым тоном:
– Гражданин Шишигин?
– Ну, – спокойно сказал тот.
– Майор Мазаев, шантарский уголовный розыск – уже заученно выдал Мазур.Пойдёмте.
– Куда?
– На судно, гражданин Шишигин, на судно… И – в леспромхоз. Вещи какие-нибудь с вами есть?
– Да никаких таких…
– Вот и прекрасно – не давая опомниться, Мазур крепко взял его за локоть и потянул с крыльца.
Ошеломлённый таким напором, отставной балтиец опомнился уже на земле:
– Нет, а в чём дело-то?
– Вот в леспромхозе вам все и объяснят, – непреклонно сказал Мазур. – Пошли-пошли. Неподчинение милиции хотите заработать вдобавок ко всему?
– Это к чему это? – попытался встрепенуться балтиец, но Мазур уже выдавил его за калитку.
Досадливо поморщился, услышав сзади вскрик:
– Паша!
Рыженькая вылетела на крыльцо, хотела кинуться вслед. Чувствуя себя последней сволочью, Мазур отстранил её, как мог суровее. Глядя в глаза, сказал:
– Домой идите, Люба. К обеду, если все хорошо будет, вернётся.
– Да за что же…
– Домой идите, – повторил Мазур и легонько подтолкнул бедного Пашу. – Вперед. И без глупостей, чтоб мне оружие не применять.
Метров через двадцать балтиец немного опомнился:
– Командир, что за аврал?
– На каком корабле служил?
– На «Стерегущем».
– У Чигина, значит, – кивнул Мазур.
– А вы откуда…
– У Чигина служил, а вопросы дурацкие задаёшь… Шагай вперёд.
Окончательно сбитый с толку морячок на какое-то время унялся. Мазур сделал Ольге знак присоединиться к шествию. Тут уж у Паши, по лицу видно, окончательно отшибло всякое здравое соображение.
Душевная тётка Петровна бдительно торчала у забора, и, завидев шагавшего под конвоем неприятеля, низко поклонилась, с неописуемой смесью слащавости и злорадства поприветствовала:
– Утро доброе, Пашенька, сокол ясный… Куда ты спозаранку? По делам, поди? Ну, бог в помощь…
Паша затравленно покосился на неё и прибавил шагу. Для бодрости принялся фальшиво насвистывать что-то лихое. Мазур не препятствовал. Смотрел на реку – почти напротив причала, ближе к переправе, кружила длинная белая моторка, скорее, катер-то ли дюралевый, то ли железный, остроносый, с высоким стеклом, окаймлявшим почти половину пассажирского отсека. А этот что тут вертится? Неужели…
Пашка, бурча что-то, поворачивал рукоятки. Мазур, отведя взгляд от подозрительного катера, следил за каждым его движением. Вскоре под палубой гулко зафыркал мотор, за кормой вспенилась вода.
– В леспромхоз? – сварливо бросил балтиец. Оказавшись у себя в рубке, он словно бы обрёл некоторую уверенность.
– Туда, – кивнул Мазур.
– А это кто? – в его обращённом к Ольге взгляде довольно-таки забавно сочетались мужской интерес и ошеломленность нежданно начавшимися странностями.
– Эксперт, – сказал Мазур. – Дактилоскопист-агностик. Ну, что ты копаешься?
– Ничего я не копаюсь, – проворчал Пашка, резко перекладывая штурвал на правый борт. – Все, отходим…
Шум мотора стал ровным. Судёнышко, чуть задрав нос, оставляя на воде широкие «усы», целеустремлённо пересекало Шантару наискось. Мазур бдительно ждал момента, когда необходимо будет изменить курс. Косился в сторону белого катера – и ощутил во рту какой-то противный привкус, когда тот, прекратив странные рысканья, заложив широкую дугу, двинулся следом, держась правее, довольно далеко, но строго соблюдая некую заранее выверенную дистанцию.
Скверно, подумал он, опустив руку в карман куртки и касаясь пистолета.
Похоже, хвост. И добром не отвяжется…
Подтолкнул Ольгу, показал взглядом. Она немного посмурнела. Стал высматривать впереди синий катерок, но дистанция была ещё неподходящей.
Пашка стоял у штурвала, сердито сжав губы, не оглядываясь на странных пассажиров. Не похоже пока, чтобы у него возникли подозрения.
Вынув бинокль из футляра, Мазур распахнул ногой дверь крохотной рубки.
Так… В белом катере четверо, стоят в напряжённых позах, оружия не видно, но тот, что пристроился по соседству с рулевым, тоже держит у глаз бинокль… Если они имеют отношение к засаде, давно опознали, катерок у них мощный, без стрельбы не уйти…
Слева показался паром, неспешно идущий к правому берегу, который они только что покинули. На палубе впритык друг к другу стоят темно-зеленые грузовики армейского вида – опять на пожар? Вполне возможно, ливень его не погасил, если вообще достигли тех мест дожди…
– Стоп, – сказал Мазур громко. – Курса не менять.
– Что? – недоуменно обернулся Пашка.
– Леспромхоз отменяется, – сказал Мазур. – Прежним курсом – по фарватеру… Усёк?
– Вы…
– Не дёргайся, – Мазур упёр ему в поясницу дуло пистолета. – Один раз можешь оглянуться, только быстренько, и руки на штурвале держи… – и, вызвав в себе должное остервенение, зло прошипел:
– Шлёпну, паскуда, будешь дёргаться…
Морячку хватило одного взгляда. В лице он не особенно изменился, просто застыл всем телом, как манекен, процедил сквозь зубы, выказав похвальную быстроту ума:
– Купил, козёл… Ой, купил… Опять в побег сорвались, соседи…
– Не твоё дело, – бросил Мазур. – Ты, главное, руки на штурвале держи, жизнь человеку один раз даётся…
Как ни удивительно, Пашка немного успокоился, – видимо, беглый уголовник из ближайшей зоны пугал его меньше, чем явившийся по его душу загадочный мент. Протянул:
– Сцапают же… Пират, тоже мне, абордаж устроил…
– Штурвал держи, – оборвал Мазур.
– А Чигина откуда знаешь?
– Я ж не всегда сидел… – фыркнул Мазур.
– Эй, ты что, точно балтийский?
– Ага, – сказал Мазур. – Будь у нас время, я б с тобой повспоминал и Чигина, и Круминьша Яна Оттовича, и славный боевой путь «Стерегущего», для широкой публики совершенно неизвестный… Только нет у меня времени, и я тебя, Паша, душевно прошу – не дёргайся. Очень мне не хочется балтийца дырявить, но если ты мне выбора не оставишь…
Он не смог бы, конечно, выстрелить в парня, судя по возрасту, служившего на «Стерегущем» каких-то пару-тройку лет назад. В крайнем случае – вырубить как можно деликатнее, и не более того. Но брататься не стоит, пусть подчиняется не за совесть, а за страх…
– Э, а за что тебя? – спросил Пашка, не оборачиваясь.
– Был в отпуске, «Мерседес» новому русскому по пьянке малость поуродовал. И хозяина зубов лишил, чтобы к жене не приставал. Дали вот пятерик, а мне скучно стало…
– Сам с какой коробки?
– С «Алмаза», – почти мгновенно ответил Мазур.
– Где Авксентьев кэпом?
– Ты меня, салага, не подлавливай, – ухмыльнулся Мазур. – Авксентьев – на «Александре Суворове», а у нас на «Алмазе» был Бондарь. По кличке Бандура.
– А ведь не врёшь, братишка, – балтийский…
– А я тебе что говорю?
– Убери пушку.
– Но смотри…
– Ладно, что я тебя – закладывать, буду? Ты что задумал? У меня ж до Шантарска топлива не хватит, не на моей скорлупке…