Дворецкая Елизавета. Стоячие камни (Корабль во фьорде - 1)

   Золотой луч, упавший меж сосновых ветвей, ласково скользнул по ее маленькой руке, чуть тронутой первым легким загаром, заблестел на светлых золотистых волосах. Черты лица Ингвильды были правильными и мягкими, и ее можно было бы назвать красивой, но красоту портило замкнутое, немного даже высокомерное выражение, из-за чего она казалась угрюмой. В округе дочь Фрейвида хёвдинга считали гордячкой, и хотя все признавали, что гордиться собой у нее есть все основания, ее не любили ни мужчины, ни женщины. На самом деле она вовсе не была гордой или надменной, а была скорее застенчивой и никому не доверяла по-настоящему. В этом она была похожа на своего отца, который тоже не доверял никому. Сердце у нее было доброе, она втайне мечтала о любви, но никто из тех женихов, кто сватался к ней, не нравился ей. Всех их привлекало только ее знатное происхождение, родство с Фрейвидом хёвдингом, богатое приданое и еще более богатое наследство в будущем. Ингвильда была достаточно умна и проницательна, чтобы это понимать, и ждала сама не зная кого, скрывала свои мечты, никогда не болтала с девушками о женихах, и за это ее считали холодной. Но несмотря на эту сдержанность, в ней чувствовалась большая внутренняя сила, и даже Хёрдис в глубине души уважала сводную сестру.
   Позади послышались торопливые шаги, скрип мелких камешков под чьими-то сапогами. Обернувшись, Ингвильда увидела Вильмунда. Вильмунд был сыном конунга квиттов Стюрмира, отданный на воспитание Фрейвиду хёвдингу*. Прошедшей зимой ему исполнилось семнадцать лет, срок его воспитания подошел к концу, и вот-вот отец должен был забрать его к себе, в усадьбу Конунгагорд, что на озере Фрейра*. А Вильмунду совсем не хотелось покидать семью, в которой он прожил восемь лет, со времени смерти матери, и к которой привык гораздо больше, чем к собственному отцу и мачехе. Срок его отъезда еще не был назначен, но гонцов от конунга ждали, и Вильмунд ходил с унылым чувством, что вот-вот его должны увезти из родной семьи в чужую. Его мягкое сердце страдало от предстоящей разлуки, но Вильмунд тщательно скрывал это Фрейвид сумел внушить ему, что мужчине, а тем более конунгу не пристало такое слабодушие.
   ______________
   * У знатных людей было в обычае отдавать своих детей на воспитание на сторону. В основном отдавали мальчиков, но иногда и девочек тоже. При этом считалось, что человек менее знатного происхождения воспитывает ребенка более знатного человека, и на этот счет даже была пословица: "Кто кому воспитывает ребенка, тот из двоих и младший". Один конунг ухитрился обманом посадить своего сына на колени другому конунгу, что означало передачу на воспитание, и тем самым утвердил свое более высокое положение и даже право взимать дань.
   - Вот ты где! - воскликнул он, подойдя к Ингвильде и как бы случайно накрыв ладонью ее руку, лежавшую на камне. - Я так и знал, что ты пошла сюда!
   Ингвильда улыбнулась и убрала руку. Она ничуть не сомневалась, что Вильмунд искал ее, причем поиски не были долгими, потому что все ее любимые местечки он знал наперечет. Стройный худощавый Вильмунд возвышался над ней больше чем на голову. Его чуть вытянутое лицо с тонким носом и узкими зеленоватыми глазами еще хранило почти детскую свежесть и неясность кожи, но развитые плечи и сильные руки говорили о том, что он не зря провел эти годы у своего воспитателя и вполне готов встать на носу своего первого боевого корабля.
   - Посмотри! - Ингвильда показала Вильмунду на небо. - Видишь, солнце уже не так далеко от старшего камня. До Середины Лета осталось меньше месяца.
   Вильмунд нахмурился, его лицо стало обиженным.
   - Зачем ты так говоришь? - упрекнул он Инг-вильду. - Как будто радуешься, что я так скоро уеду от вас!
   - А ты разве не радуешься, Вильмунд ярл? Подумай - меньше месяца пройдет, как у тебя будет своя дружина, хороший боевой корабль с позолоченной волчьей головой, красивый парус... Помнишь парус, тот, красно-синий, что я ткала зимой? Отец решил подарить его тебе на прощанье. Ты поплывешь в чужие страны, победишь там много врагов, добудешь много богатства и славы. И со временем тебя станут называть Вильмунд конунг. Разве ты не рад?
   Ингвильда с шутливым укором посмотрела на Вильмунда. За те восемь лет, что Вильмунд прожил в их доме, она привыкла к нему, как к младшему брату, и заранее гордилась его будущей доблестью.
   - Я-то рад, - уныло ответил Вильмунд, которому внушили, что именно об этом он и должен мечтать, и снова взял Ингвильду за руку. - А тебе совсем не жаль со мной расставаться?
   - Ты так говоришь, как будто собираешься в первом же походе завоевать какую-нибудь далекую землю и остаться в ней навсегда! - Ингвильда усмехнулась, стараясь его подбодрить. - Мы же будем видеться с тобой. Ты будешь приезжать к нам, гостить у нас зимой. И на тингах мы будем встречаться. Отец же говорил, что всегда будет рад тебе и твоей дружине, что для вас всегда найдется место в нашем доме, и здесь, и в Кремнистом Склоне. На осенний тинг мы обязательно поедем. И мы с тобой снова увидимся на Остром мысу.
   - Осенний тинг... - с досадой начал Вильмунд. Несколько месяцев, оставшихся до этого события, представлялись ему вечностью.
   Но Ингвильда вдруг прервала его, положив ладонь на его запястье:
   - Хватит, Вильмунд сын Стюрмира, ты уже не маленький! - сказала она и строго взглянула на него.
   Вкльмунд смотрел ей в глаза как зачарованный и почти не слышал, что она ему говорит: брови Ингвильды были густыми и очень темными, почти черными, ярко оттеняя голубые глаза. Стоящая возле черного камня, освещенная солнечным лучом девушка казалась волшебно-прекрасной и загадочной, как светлый альв, и Вильмунд любовался ею, едва вникая в смысл ее слов. Сильнее власти конунга и славы воина его влекла она, Ингвильда дочь Фрейвида, и ее любовь была желаннее самой богатой добычи.
   - Ты родился конунгом, и тут уже ничего не переменишь, - продолжала она. - Лучшая участь для конунга в том, чтобы побеждать своих врагов, а лучшая смерть для него - на поле битвы. И я не смогу тобой гордиться, если ты будешь думать только о том, как бы избавиться от походов и посидеть подольше возле моей прялки.
   Вильмунд со стыдом опустил голову.
   - А если я... - торопливо заговорил он, стремясь оправдаться, - ...если я сделаю все это, пойду в походы, одолею много врагов, возьму добычу, ты тогда...
   Ингвильда взмахнула руками, пытаясь заставить его замолчать, но он схватил ее за оба запястья и поспешно продолжал:
   - Когда я стану конунгом, ты будешь моей женой?
   - Замолчи! - воскликнула Ингвильда. - Не смей об этом говорить! Ты еще ничего не сделал, чтобы говорить о женитьбе. У твоего отца могут быть совсем другие мысли на этот счет. И незачем зря сотрясать воздух такими словами.
   Вильмунд опустил голову: ему хотелось бы услышать совсем другой ответ. Но Ингвильда не могла дать другого ответа. Она прекрасно знала о любви к ней отцовского воспитанника - такое сплошь и рядом случается - и была убеждена, что в первом же походе он забудет ее, как часто забывается первое чувство. И это, как она считала, к лучшему, потому что в ее сердце его любовь не находила никакого отклика. Вильмунд был добр и приветлив, но в нем не было той внутренней силы и достоинства, которыми должен был обладать ее будущий возлюбленный. А красота Вильмунда, его знатность, будущее положение конунга не имели для нее никакой цены - Ингвильда была горда, но вовсе не тщеславна. Поэтому она не поощряла его любовных излияний и старалась пресекать их. Она была привязана к сыну Стюрмира, который рос вместе с ней, но в ее глазах ему навсегда было суждено остаться ее младшим братом, и не более того. Однако его страдания тревожили ее, и ей хотелось, чтобы Вильмунд поскорее уехал.
   В раздумье Ингвильда оглянулась на черное пятно старшего "смотрельного камня" и вдруг ахнула. Вильмунд тоже обернулся. У дальнего камня в воде покачивался дреки* с убранным парусом. Они и не заметили, как он появился из-за мыса. Забыв обо всем, Ингвильда и Вильмунд рассматривали лангскип*, явно приплывший издалека: в их округе такого не было. Большое судно как-то нелепо покачивалось возле берега, собираясь то ли пристать, то ли плыть дальше. Его весла вяло шевелились в воде, как лапы дремлющей утки.
   - Что это? - Ингвильда бросила удивленный взгляд на Вильмунда. - Чей это корабль?
   - Я его раньше не видел. - Вильмунд пожал плечами. - С юга идет.
   - Они что там, заснули? Что они намерены делать?
   - Не знаю...
   Ингвильде вспомнились показавшиеся ей нелепыми слова Хёрдис о двух китах. В самом деле: корабль без признаков жизни чем-то напоминал полуживого кита, беспомощного даже в родной стихии.
   - Пойдем-ка посмотрим! - решила Ингвильда и первой направилась вниз по берегу, к чернеющему вдали старшему камню.
   Вильмунд послушно шел за ней.
   - Колль! Торд! Да что же вы! - Устав от бесполезных призывов, Модольв Золотая Пряжка остановился под мачтой и горестно развел руками. - Нас выбросит на камни! Вестмар! Да хотя бы ты...
   - Рад бы... да вот что-то... меня тоже... - тяжело дыша, в несколько приемов выговорил кормчий Вестмар. Он не столько правил, сколько опирался на руль. По его раскрасневшемуся лицу ползли крупные капли пота. -? У меня с ночи все кости ломит. Как под каменным обвалом побывал... Не хотел говорить, да... Не могу... И поясница болит, как будто мне уже под семьдесят! А теперь что-то голова... Плохо соображаю, где верх, а где низ.
   - Очень сильно качает, - слабым голосом пожаловался один из гребцов. ?И прибой шумит, как будто я в воде головой...
   - Тор* и Мйольнир*! - Модольв с широким размахом хлопнул себя по бедрам. - Море гладкое, как вода в лохани, а прибой еле шепчет. Тролли* и турсы*! Хродмар!
   Но Хродмар не ответил, он даже не слышал. Он лежал на кормовом настиле, голова его бессильно моталась из стороны в сторону, глаза были закрыты, а лицо слабо, бессознательно кривилось. Дышал он тяжело и часто.
   - Я вижу, нашему Щеголю хуже всех! - тяжело дыша, заметил старший из гребцов, Арнульв. Он старался держаться, но ему тоже было плохо. Подняв руку, он отер мокрый лоб, и пальцы его дрожали. - Зря ты не хотел остаться на Остром мысу, Модольв. Эта хворь так просто от нас не отвяжется. Надо было переждать. А теперь как знать, найдем ли мы здесь какой-нибудь дом. Плыть дальше...
   Вдруг он охнул, схватился за горло и поспешно перегнулся через борт. Его тошнило, как мальчишку, впервые попавшего в море.
   - Надо на берег... - бормотал Вестмар, часто дыша и тоже, как видно, борясь с рвотным позывом. - И воды у нас...
   - Отойди. - Модольв подошел и взял у него из-под рук руль. - Полежи. Вон там удобная отмель. Мы идем к берегу. Ну же, мужчины, держитесь! крикнул он, окидывая взглядом хирдманов на скамьях. Больше половины из них выглядело не лучше Вестмара. - Один я не справлюсь с "Тюленем"! Налегайте на весла, доберемся до берега - отдохнем! Остановимся в первом же доме, какой встретим!
   - По бурной долине лосося мчится конь мачты... - бессмысленно бормотал Хродмар, и Модольв хмурился, слыша его голос. В хорошем настроении Хродмар любил говорить кеннингами, хотя не сочинил в жизни ни единой строчки настоящих стихов. Его увлечение немало забавляло товарищей, но сейчас Модольв был совсем не рад: Хродмар бредил. - Серая всадница волка смотрит из моря оленей... Пусть из тебя вырастет дерево, волчья пожива...
   - Это все та ведьма! - проворчал Вестмар, улегшись рядом с Хродмаром. Это она наслала на нас порчу. Почему мы ее не застрелили тогда? Стрелу пожалели!
   - Что толку теперь говорить? - отозвался хирд-ман с ближней скамьи, Колль. Глаза у него покраснели, словно он не спал пять ночей подряд, он дышал с трудом, но держался, из последних сил налегая на весло. - От квиттингских ведьм не убережешься. Не надо было Хродмару с ней говорить...
   - Ты еще скажи, что нужно было принести жертвы ее камню! - возмущенно отозвался Модольв. Он был в негодовании, как может негодовать добро-Душный человек, если видит, что оснований для радости не осталось совсем никаких. Не повторяй ее бредней! Вы перегрелись на солнце! Вот отдохнем как следует...
   Он замолчал на полуслове. Из-за берегового выступа показалась громада бурого утеса с темно-зелеными пятнами мха, зловеще знакомая. Тюлений Камень.
   Иигвильда и Вильмунд подошли к песчаной отмели одновременно с чужим кораблем. На носу теперь можно было разглядеть тюленью голову с забавно ухмыляющейся мордой. Но корабль казался жалким и неуклюжим; еще издалека Ингвильда разглядела, что на половине скамей сидит всего по одному человеку, и те едва справляются с веслами, а остальные лежат на днище между скамьями.
   - Они с кем-то подрались? - недоуменно спросила она, не отводя глаз от корабля. - Только половина живых...
   - Не знаю...- пробормотал Вильмунд. - Да нет, не похоже. Следов битвы я не вижу. Весь корабль-то цел.
   Корабль ткнулся носом в песок и остановился. Прибой шевелил и качал его корму, и он был похож на пловца, который добрался до берега из последних сил, рухнул головой на песок и не может даже вытащить из воды ноги.
   - Э, посмотри! - Модольв вдруг заметил на берегу две человеческие фигурки: светловолосую девушку и высокого парня с длинными русыми волосами, с ремешком через лоб. - Вот и люди! Значит, здесь близко жилье.
   Оставив руль, он перешел на нос корабля, поближе к квиттам. Парень и девушка тоже спустились к самому берегу и теперь были так близко, что можно было видеть их лица.
   - Эй! - закричал Модольв. - Добрые люди! Есть здесь поблизости какая-нибудь усадьба? Вы откуда?
   - Скорее тебе следовало бы назвать твое имя! - вызывающе ответил парень.
   Девушка поспешно положила руку ему на локоть.
   - Да, здесь близко усадьба Прибрежный Дом, - крикнула она в ответ, тревожно глядя на Модольва. - Усадьба Фрейвида Огниво, хёвдинга западного побережья. А что у вас случилось?
   - Нам нужна помощь! - Модольв обрадовался, что рядом есть такой могущественный человек. - Мы можем хорошо заплатить...
   - Мой отец не берет денег за гостеприимство! - строго ответила Ингвильда. - Если вам нужна помощь, он поможет и так. Так что у вас случилось?
   Модольв спрыгнул с корабля и вышел на песок. По Вильмунду он только скользнул невнимательным взглядом, приняв его за хирдмана, которому поручено охранять хозяйскую дочь. Но в Ингвильде он признал знатную девушку: на это указывала и ее одежда, белая рубаха и платье из синей шерсти, серебряные застежки на груди и толстая серебряная цепь между ними. Руки ее были нежными и белыми, и держалась она со спокойным достоинством, без суеты и робости.
   - Прости меня, ветвь ожерелий, что я недостаточно учтиво приветствовал тебя на твоей земле! - заговорил Модольв. - Но ты не осудишь меня, когда узнаешь о моей беде. Меня зовут Модольв Золотая Пряжка, я из Аскефьорда и прихожусь родичем конунгу фьяллей Торбранду. На моем корабле есть заболевшие. Мой племянник, Хродмар сын Кари, второй день лежит в бреду. Нет ли у вас в усадьбе лекарки? Я немало слышал о благородстве и гостеприимстве Фрейвида Огниво. Думаю, он нам не откажет.
   Вильмунд многозначительно усмехнулся: вот как запел проклятый фьялль! Видно, дела у них совсем плохи.
   - Мой отец не отказывает в гостеприимстве никому, - ответила Ингвильда.
   Фьялли - не самые желанные гости в квиттингских домах, но этот человек с добрым и встревоженным лицом внушал ей сочувствие. Обещать приют и помощь она могла смело: Фрейвид принимал у себя в усадьбе любого, будь то оборванный бродяга или чужеземный хёвдинг с дружиной, повздоривший со своим конунгом и изгнанный с родины,
   - Чем больны ваши люди?
   - Я не лекарь и не берусь судить. Но у них лихорадка и ломота в костях.
   - Я должна посмотреть. Я немного умею лечить.
   Модольв благодарно наклонил голову. Если дочь хёвдинга говорит, что немного умеет лечить, это означает, что за помощью к ней съезжается вся округа.
   - Стой! - вдруг подал голос Вильмунд и крепко взял Ингвильду за плечо. - Ты не пойдешь на чужой корабль!
   Ингвильда обернулась, мягко улыбнулась ему и решительно высвободила плечо из-под его ладони. Она видела, что ее помощь нужна, и в этом случае никакие условности или сомнения не могли сдержать ее стремление помочь. А уж если она считала, что должна что-то сделать, то не Вильмунду было ей мешать.
   - Я - родич конунга фьяллей! - сурово глядя в лицо Вильмунду, сказал Модольв. - Я не знаю твоего рода, ясень секиры, но едва ли он настолько хорош, чтобы ты мог обвинять меня в вероломстве!
   - Я... - возмущенно начал Вильмунд.
   - Перестаньте! - мягко, но решительно уняла их Ингвильда. - Я не жду от тебя вероломства, Модольв Золотая Пряжка. Вильмунд ярл, а тебе лучше пойти к отцу и рассказать ему о гостях.
   - Я никуда не уйду без тебя!
   "Как хочешь", - легким пожатием плеч ответила ему Ингвильда и пошла к кораблю.
   - Я перенесу тебя! - Модольв поспешно шагнул за ней. - Прости, Гевьюн* обручий, у моих людей нет сил вытащить корабль на берег.
   Модольв взял девушку на руки и поднял на грудь, стараясь, чтобы даже брызги морской воды не достали до нее. Геллир, державшийся на ногах покрепче других, протянул руки с корабля и перенес Ингвильду через борт.
   - Пусть Один* и Фригг* наградят тебя, йомфpу! - благодарно сказал он. Мы уже дней пять неважно живем, а сейчас едва держим весла. Если нам никто не поможет, то плохо нам придется!
   Ингвильда оглядела людей на корабле и с первого взгляда поняла, что дело нешуточное. Почти у всех лица покраснели, глаза налились кровью, мокрые волосы липли к щекам и лбам. На корабле было человек пятьдесят, к из них полтора десятка лежали на днище. Склоняясь то к одному, то к другому, она шла от носа к корме, и взгляд ее делался все суровей, брови сдвигались.
   - Вот мой племянник! - сказал сзади Модольв, шедший за ней, и голос его чуть заметно дрогнул. - Он одним из первых захворал. Пожалуй, ему хуже всех. Что ты скажешь? Можно ему помочь?
   Ингвильда обернулась и посмотрела на Модоль-ва: он изо всех сил старался держаться невозмутимо, но эти торопливые вопросы, неуверенный голос, почти молящий взгляд сразу выдали, как он встревожен и как дорог ему его племянник. Ингвильда опустилась на колени возле больного. Молодой фьялль был без памяти, его красное, пышущее жаром лицо блестело от пота, из обметанного приоткрытого рта дыхание вырывалось с хрипом, длинные светлые волосы слиплись и разметались по свернутому плащу, служившему подушкой.
   Вильмунд тем временем взобрался на корабль и сидел на борте, собираясь спрыгнуть на палубу.
   Вдруг Ингвильда обернулась к нему и поспешно вскрикнула:
   - Нет! Вильмунд! Назад! Назад! Скорее уходи!
   - Что такое? - удивленно спросил Вильмунд. Лицо Икгвильды показалось ему странным:
   бледным и напряженным. Страх рвался из ее глаз, но усилием воли она сохраняла спокойствие.
   - Уходи сейчас же! - строго повторила она и снова обернулась к лежащему фьяллю.
   На его лице, на шее, на кистях рук она увидела мелкие красные пятнышки сыпи. От страшного подозрения у нее похолодело в груди. Взяв бессильную руку фьялля, Ингвильда осторожно перевернула ее ладонью вверх. На темной ладони, покрытой грубыми мозолями от весла и оружия, виднелись те же красные пятнышки сыпи. Усомниться было невозможно. Ингвильда осторожно положила руку фьялля на палубу. Внутри у нее все задрожало, на лбу под волосами проступил холодный пот. Теперь она знала, что это такое.
   Верный своему обычаю, Фрейвид Огниво не отказал Модольву в помощи, но нельзя было брать в дом людей, больных "гнилой смертью", и хёвдинг решил разместить нежданных гостей в землянке на той самой отмели, куда их вынесли волны. Фру Аль-мвейг не смела с ним спорить, но ее саму это известие привело в ужас. "Гнилая смерть" возле самой усадьбы! О такой напасти на Квиттинге не слышали уже много лет, но эта болезнь из тех, что способна за пару месяцев опустошить все побережье! Копать землянку и переносить больных послали тех рабов, которых было меньше жалко. Узнав о том, что ее единственная дочь сама побывала на корабле и прикасалась к заболевшим, фру Альмвейг пришла в отчаяние и со слезами умоляла Ингвильду больше не приближаться к "Тюленю".
   - Но мама, им же нужно помочь! - убеждала ее Ингвильда. - Нельзя все бросить на одних рабов! Никто из наших женщин не умеет так лечить, как меня научила бабушка!
   - От "гнилой смерти" нет никакого лечения! От нее избавляет только смерть!
   - Нет, бабушка рассказывала, что помочь можно! Я помню все ее руны, травы и заклятья. А если мы бросим гостей без помощи умирать, то будем опозорены на весь Морской Путь!
   - Но зачем тебе самой туда ходить! Научи этим заклятьям Хильдигунн или Гудрун, если так уж нужно! Они умеют ходить за больными! Или пусть идет Хёрдис! Ей ничего не сделается - зараза к заразе не пристает!
   - Я? - взвизгнула Хёрдис, как будто ее укусили. -- Почему это я должна туда идти! Не пойду! Мне еще не надоело жить! Кто они мне, родичи или друзья, что я должна с ними возиться? Я не хочу идти к Хель* заодно с какими-то фьяллями!
   Хёрдис не так уж боялась заразиться, но у нее были свои причины прятаться от нежданных и невольных гостей Фрейвида хёвдинга. Услышав описание фьялльского корабля с тюленьей мордой на штевне и его хозяина с золотой пряжкой на животе, Хёрдис быстро сообразила, что это, должно быть, те самые люди, с которыми она побранилась возле Тюленьего Камня месяц назад. И вот они плывут назад с "гнилой смертью"! При мысли об этом в душе Хёрдис вспыхивали то ужас, то тайная тревожная радость. Ее проклятия сбылись! Ей хотелось верить в силу своего проклятия, но она и побаивалась - если кто-нибудь из фьяллей увидит и узнает ее, то ей несдобровать. Впрочем, ничего - в усадьбе фьял-ли не бывают, она сама к ним не пойдет, а о той давней встрече она ни единым словом никому ке обмолвилась. А на молчание Серого можно положиться.
   - Хёрдис там нечего делать! - сказала Ингвильда. - Она ничем не сможет им помочь. Нужно посмотреть, как они устроились. Ты слышала, мама, - этот человек, Модольв, приходится родичем конунгу фьяллей. Не годится оставить без помощи такого знатного человека.
   - Ох, да! - вздохнула Хильдигунн, которой тоже не слишком хотелось заразиться "гнилой смертью". - Ведь говорят: чужая беда может стать и твоей!
   - Но и гостеприимству должны быть границы! Ведь не зря говорят - все знает тот, кто знает меру!
   - Не держи ее, хозяйка! - вмешался один из хирдманов, Оддбранд по прозванию Наследство. Сын бывшего воспитателя Фрейвида был среди домочадцев на особом счету и единственный из всех мог расходиться во мнениях с самим хозяином. - Твоя дочь уже достаточно взрослая, чтобы самой решить, где ее место и в чем ее долг.
   Ингвильда взглядом поблагодарила Оддбранда, но тут ее позвали во двор с берега пришел Фрейвид. Два работника тащились за ним с большими охапками веток можжевельника. Хозяин велел сложить из них два костра на расстоянии двух локтей один от другого. Из мешочка на поясе он достал огниво - полоску железа, изогнутую так, чтобы удобно было держать ее в руке. Уже несколько веков это огниво передавалось в роду Фрейвида из поколения в поколение и считалось священным амулетом рода. С его помощью разжигали жертвенный огонь в святилище Стоячие Камни, и Фрейвид ценил его едва ли не больше всех своих сокровищ.
   Выбив огонь, Фрейвид зажег обе охапки можжевельника и велел Ингвильде трижды пройти через дым. Она шла медленно, стараясь не каашять, чтобы дым успел пропитать ее одежду и волосы.
   - Вот и хорошо! - сказала Альмвейг, с крыльца наблюдавшая за этим. Теперь она, слава Одину и Фригг, не заболеет. Хёвдинг, прикажи ей больше не ходить туда! Ты ведь не хочешь лишиться своей единственной дочери!
   - Со мной ничего не будет. - Ингвильда посмотрела на отца. - Я не боюсь. Если никто из нас им не поможет, о нас не слишком-то хорошо будут отзываться. Вспомни, как сам Один пришел в гости к конунгу Гейррёду. Не хотела бы я, чтобы мой отец прославился таким же плохим гостеприимством.
   - Что-то ни один из них не похож на бога, - проворчал Фрейвид. Но он не был боязлив, и смелость дочери, ужасавшая жену, ему самому казалась вполне естественной. Как говорится, всякий по-своему хочет прославиться! ?- Ну, иди, если тебе так хочется. Только возьми с собой огниво. Оно защитит тебя.
   Ингвильда взяла у него огниво и повесила на цепочку между застежками платья. В его тяжести
   ей виделся залог безопасности, и Ингвильда сразу почувствовала себя увереннее и даже взрослее, как двенадцатилетний мальчик, впервые ощутивший на поясе тяжесть настоящего меча.
   - Я прикажу разложить можжевеловый костер возле их землянки, и пусть тот, кто ухаживает за больными, каждый день проходит через дым! - пообещала она.
   - Это верно! - одобрил Фрейвид. - Я вижу, моя мать успела кое-чему тебя научить. Правду говорят, что в женщинах нашего рода есть особая сила. Вот только наследуют ее порой не те, кому надо...
   Он бегло взглянул на Хёрдис, которая стояла возле угла дома, прижавшись к бревенчатой стене, как будто хотела стать незаметной, и молча наблюдала за происходящим. Ее темно-карие глаза сердито сузились, острый взгляд не отрывался от огнива на груди Ингвильды. Это огниво давно не давало ей покоя. Про него рассказывают, что оно обладает волшебной силой и в умелых руках способно свернуть горы! Из рода Фрейвида вышло немало мудрых женщин, славившихся колдовством, и всем им помогало это самое огниво, неприметное и черное, похожее на тысячи других. Но его берегли, как не берегут и золотые кубки, и бабушки перед смертью передавали его только самой достойной из внучек. Ей, Хёрдис, ни разу в жизни не удалось даже подержать его в руках. Разве Фрейвид когда-нибудь признает самой достойной ее, дочь рабыни! А ей так хотелось попробовать свои силы! И особенно сейчас, когда несколько ее слов, брошенных почти случайно, оказали такое сильное и страшное действие. Теперь Колдунье не давала покоя мысль: если она даже без огнива сумела так много, то что же она сумеет с огнивом? Сам Сигурд* не так стремился к золоту Фафнира, как она стремилась к огниву. А по силе упрямства со старшей дочерью Фрейвида не смог бы тягаться и Сигурд Убийца Дракона.