Дворецкая Елизавета. Стоячие камни (Корабль во фьорде - 1)

   - Полгода тебе хватит?
   - Да, через полгода никто не упрекнет тебя в том, что ты бился с больным, - согласился Хродмар. - Мы встретимся с тобой в первый день праздников Середины Зимы*. Назови место.
   - Здесь. - Вильмунд криво усмехнулся и сплюнул на песок. - Зачем искать другого?
   - Один и Тор пусть будут свидетелями. - Хродмар вынул кз-под рубахи маленький серебряный молоточек-торсхаммер, один из тех амулетов, какие носят на груди все мужчины племени фьяллей. - Если только я буду жив и вправе распоряжаться собой - я буду здесь.
   - Клянусь Одноруким Асом - тебе не придется ждать меня! - Вильмунд в свою очередь показал свой, квиттингский амулет - серебряную руку Тюра.
   Ингвильда молчала, не вмешиваясь больше.
   Вильмунд ушел в усадьбу, широко шагая и не оглядываясь. Но его гнев и досада остались: они так и витали в воздухе.
   Хродмар снова сел на бревно, глубоко вдохнул.
   - До чего же хорошо, что опять не больно дышать! - тихо сказал он. Когда я там валялся, мне казалось, что вместо воздуха я вдыхаю кипящую смолу... А что этот Фрейр* меча так на меня набросился? - помолчав, спросил Хродмар. - Он кидается на всех гостей твоего отца, или это я так ему не понравился?
   Ингвильда села рядом с ним и вместо ответа только вздохнула. Эта стычка оставила у нее очень неприятное, тревожное чувство. До Середины Зимы еще далеко - но боги были призваны в свидетели клятвы, и через полгода Вильмунд и Хродмар сойдутся в поединке. Ах, отчего Стюрмир конунг не забрал своего наследника еще после Праздника Дис*, когда сам был здесь, и не отправил в летний поход куда-нибудь к бьяррам?
   - Значит, это я так ему не понравился, сделал вывод из ее молчания Хродмар. - Он твой жених? Почему ты мне не сказала?
   - Он вовсе мне не жених! - горячо воскликнула Ингвильда и сама вдруг устыдилась своей горячности. - Вовсе нет! - тихо добавила она.
   - Тогда какое право он...
   Хродмар вдруг запнулся, словно о чем-то вспомнил. Постепенно до него доходило все то, что ему высказал Вильмунд и чего он в горячке ссоры не заметил сразу. Оглянувшись, он взял с земли блюдо с медвежьими ребрами, с небрежностью богатого человека выкинул дорогое угощение на землю, перевернул блюдо и заглянул в его гладко отполированное светлое дно.
   Ингвильда ахнула, схватила его за руки, стараясь помешать, ко было уже поздно. Он уже все увидел.
   Некоторое время Хродмар внимательно разглядывал свое лицо. Потом он выпустил из рук блюдо, и оно мягко упало на песок. Отвернувшись, Хродмар медленно опустился па землю, словно у него больше не было сил стоять. Потом он закрыл лицо руками.
   Ингвильда вспомнила слова Модольва: "Ведь он самый красивый парень во всем Фьялленланде". Был. Должно быть, самому Хродмару это небезразлично.
   А Хродмар лег на землю, опустил голову па руки, как будто ему было противно смотреть па свет. Даже его затылок и спина выражали такое болезненное отчаянье, что сердце Ингвильды перевернулось от жалости.
   - Хродмар! - Она села рядом с ним и положила руку ему на спину, потом погладила по волосам. Волосы, отмытые после болезни, были очень красивы и свивались в мягкие колечки на концах. Хрод-мар не пошевелился. - Хродмар, перестань! - умоляюще заговорила Ингвильда. - Не слушай Вильмунда. Он дурак! - решительно добавила она, всей душой негодуя на товарища своего детства.
   - нет, он все правильно сказал, - глухо выговорил Хродмар, не оборачиваясь. - Я похож на старого тролля. Я не подумал... Я был так рад, что выжил... Но что я таким выжил... Что, это... это останется навсегда?
   - Нет, - слабо возразила Ингвильда, но по голосу ее отлично было слышно, что она сама не верит своим словам. - Со временем... кожа снова станет почти белой, как раньше, а эти рубцы немного сгладятся... Будет не так заметно... - сказала она, не отваживаясь на прямую ложь.
   - Значит, это навсегда, - сказал Хродмар, по-прежнему не поворачиваясь. - Раньше меня звали Хродмар Щеголь. Теперь меня будут звать Хродмар Рябой. Или Хродмар Тролль.
   Он глухо вздохнул, и этот вздох был похож на стон. Он понимал, что мужчине не годится так много значения придавать своей красоте, но привыкнуть к такому лицу было нелегко. В эти мгновения Хрод-мару казалось, что он никогда не наберется мужества повернуться к свету, никогда больше не получит прежней радости от жизни. С таким лицом можно жить только в троллиных подземельях.
   - Хродмар! - Ингвильда снова погладила его по спине, как ребенка, который упал и ушибся. Голос ее был таким жалобным, как будто это она больна и просит о помощи. - Лицо - это ерунда. Вот у нас в Кремнистом Склоне есть один человек, Ульв Однорукий, пастух. Он еще молодым так сильно обжегся на пожаре, что правой руки лишился вовсе. И ничего! Он приспособился все делать одной рукой и остался таким же веселым, и все девушки вокруг были от него без угла! Он женился потом на очень красивой девушке, ее звали Ауд, у нее все руки-ноги целы, и она вовсе не считала, что ее муж чем-то хуже других. Я сама все это знаю, потому и говорю.
   Но Хродмар, похоже, ее не слушал - история незнакомого пастуха не могла его утешить.
   - Ты смела, как валькирия, - отозвался он. - И как ты могла столько времени сидеть рядом со мной, смотреть на меня и не убежала прочь от страха!
   - А почему это я должна была убежать? - неожиданно возмутилась Ингзильда. - Я не труслива, и ты сам мог в этом убедиться. Опомнись! Конечно, теперь никто не скажет, что ты хорош собой, как сам Бальдр*, но мужчине вовсе не обязательно быть красивым. Доблесть мужчины совсем не в красоте. И мне показалось, что ты и сам об этом знаешь!
   Теперь она говорила от всей души. В то мгновение, когда Хродмар шагнул навстречу Вильмунду, хотя сам едва держался на ногах от слабости, в ней вдруг что-то перевернулось и обратной дороги зтому чувству уже не было. Вся его фигура была полна той гордой внутренней силы, которая превыше любого недуга, уродства, даже увечья. Все ее накопленные за эти дни впечатления о Хродмаре получили завершение и вошли в ее сердце как нечто цельное, новое, изменяющее ее душу. Его ужасное лицо внезапно осветилось в ее глазах ярким негасимым светом. Хродмар словно стал честью ее самой, и ей была не нужна его красота.
   Хродмар медленно повернулся, приподнялся на локтях и сел. У Ингвильды немного отлегло от сердца. Он смотрел в море, словно не решался взглянуть на нее. Море все так же улыбалось, равнодушное к человеческим бедам и разочарованиям, гордое лишь собственной красотой и силой.
   - Да, - наконец сказал Хродмар. - Я об этом знаю. И теперь мне придется привыкнуть к мысли, что самым красивым во мне будет мой меч. К моей Грозе Щитов, слава Тору, не пристает зараза. Но ваш визгливый молодой конунг прав - теперь меня полюбит разве что троллиха!
   Ингвильда подвинулась и села так, чтобы видеть его лицо. Хродмар бросил на нее беглый взгляд и снова отвел глаза. Ему было стыдно, что еще сегодня утром он мог мечтать о любви такой красивой девушки.
   - Вильмунд наговорил глупостей, а ты повторяешь! - с упреком сказала Ингвильда. - Только глупые женщины ищут красивых мужчин. Умные женщины ценят совсем другое. А разве тебе нужна любовь глупых женщин?
   Хродмар снова поднял на нее глаза и теперь смотрел долго. Его лицо чуть-чуть смягчилось. После своей болезни он доверял Ингвильде, как самой богине Фригг, и сейчас не мог ей не поверить.
   Ингвильда сама взяла его за руку и сжала ее обеими руками.
   - Да, - тихо сказал он. - Наверное, ты права. Любовь глупых женщин мне не нужна. И я сейчас подумал - а может, мне хватит любви одной-единствешюй женщины? Такой, как ты.
   Когда начало темнеть, Гримкель Черная Борода оставил свое почетное место напротив хозяйского и вышел из дома. От крепкого пива фру Альмвейг его чуть пошатывало, но зато вечерний воздух казался необычайно теплым и душистым, ветер с моря пел приветливую песню. С пригорка, на котором стояла усадьба, было видно множество костров, разложенных окрестными жителями в честь Высокого Солнца. Где-то за перелеском пели и смеялись. Остановившись сначала у дверей большого дома, Гримкель прислонился к косяку; ему тоже хотелось петь.
   Пьяным я был,
   слишком напился
   у мудрого Ф... Фрейвида;
   но лучшее в пиве
   что хмель от него
   исчезает бесследно!*
   ______________
   * "Старшая Эдда"
   благодушно распевал он мудрые советы Одноглазого Аса*. Вечер был так хорош, что Гримкеля потянуло пройтись. Он решил сходить к корабельному сараю и поглядеть, какое угощение послал Фрейвид его людям, оставшимся сторожить "Красного Волка". Распевая советы Высокого то громче, то тише и "украшая" мудрость Отца Богов многочисленными добавлениями собственного сочинения, так что окрестные тролли плакали от смеха, он нетвердым шагом двигался по широкой тропе от усадьбы к морскому берегу, пошатываясь и для равновесия взмахивая руками выше плеч.
   Вдруг песня его прервалась на полуслове: застыв на месте, Гримкель недоверчиво потер глаза. На вершине горы ему померещилось что-то серое, лохматое, мельком проскочившее и пропавшее с глаз. Гримкель нашарил на груди амулет Тюра, охраняющий от волков и лесной нечисти. То ли это волк, то ли тролль? Середина Лета - одно из тех переломных мгновений года, когда иные миры наиболее близки к нашему; в эту ночь невидимая стека истончается и тает, так что в это время, пожалуй, и не стоило ходить в лес одному...
   Сосенки слегка качали ветвями на ветерке, и за ними как будто бы скользил невидимый сумеречный дух, перебегал от ствола к стволу, то прятался, то снова выглядывал, дразня и корча троллидые рожи... Гримкель постоял, сомневаясь и кляня себя за пьяную неосторожность, но не возвращаться же,.. Наконец он пошел дальше, но уже не пел. Шаг его стал тверже, взгляд острее, рука на выпускала амулета на груди.
   На склоне горы снова мелькнуло что-то. Гримкель бросился к ближайшему дереву и спрятался за ствол.
   Из-за деревьев на склоне горы выскочил волк. Гримкель вцепился з рукоять длинного ножа, мельком пожалел, что не ззял из усадьбы копье, а еще лучше - пятерых хирдманов. Волк широкими прыжками мчался по склону прямо к нему. Но что-то с ним было не так. Прищурившись, Гримкель напряженно вглядывался. Ветерок тянул с вершины горы прямо на него, поэтому зверь не мог пока его учуять. Вот он пробежал мимо, шагах в десяти от сосны, за которой стоял Гримкель, и помчался в сторону усадьбы. Вблизи Гримкель понял, в чем дело: уши у зверя висели, а хвост приподнимался вверх. Это был не волк, а просто большая серая собака. У Гримкеля отлегло от сердца, но показываться он не спешил: неспроста же пес так мчался; где собака, там рядом должен быть человек.
   Выскочив на дорогу, серый пес разом остановился, уткнулся носом в землю, стал принюхиваться. Он учуял следы Гримкеля, чужого здесь человека. Пес пошел было по его следу, потом остановился, поднял морду к вершине горы.
   Из-за деревьев выскочила тонкая человеческая фигура. Это была молодая девушка в сером платье из некрашеной шерсти, с простыми бронзовыми застежками на груди, без цепочки, без звенящих украшений и амулетов. Длинные темно-русые волосы густой волной струились по ее плечам; как тень, как лесной дух, она неслась вниз по склону горы, и ни один сучок не хрустнул у нее под ногами.
   "Ведьма!" - подумал Гримкель в первый миг. Но тут же вспомнил, что, кажется, такую девушку он еще вчера мельком видел на дворе у Фрейвида. Но что она делает одна в лесу, почти ночью? Зачем ей эта большая собака, так похожая на волка?
   А серый пес с лаем кинулся наперерез девушке, завертелся перед ней, припадая к земле на передние лапы и оглядываясь в ту сторону, где стоял под сосной Гримкель. Девушка поняла своего пса; замерев на месте, она прижалась к дереву, слилась с ним и вдруг пропала. Она исчезла так стремительно, что Гримкель застыл, скованный тревожным и тоскливым чувством. Но, вглядевшись во тьму, он различал смутно светлеющие пятна ее лица и рук возле ствола.
   Над сосновым склоном повисла тишина, нарушаемая только глухим шелестом ветра в иглистых ветвях. Казалось, что здесь не было ни единого живого существа, кроме серого пса. Хёрдис ждала, прижавшись к сосне, как к плечу надежного друга, какого у нее никогда не было. Мельком заметив за деревом человека, она испугалась, и от этого испуга, как бывало с ней от всякого сильного прилива чувств, весь мир вокруг нее стал как будто прозрачным и ясным. Зрение и слух ее резко обострились, она ощущала каждое движение ветки, каждый толчок крота, ползущего под землей. Земля и лес как будто протянули к ней тысячи невидимых нитей, она сама стала живой частью леса. И человек, стоявший под сосной, был виден ей так же ясно, как самой той сосне.
   - Кто там прячется? - вдруг крикнула девушка.
   Гримкель вздрогнул, но промолчал, только крепче прижался к стволу сосны. Ему казалось, что с ним заговорило дерево.
   - Если ты нечисть, то поди в землю, где твой дом! - строго крикнула девушка. - А если ты человек, то стой, где стоишь, и не смей двигаться! Сосновый корень связал тебе ноги!
   Гримкель возмутился: кто она такая, кухонная замарашка, чтобы отдавать приказы ему, ярлу, родичу конунга! От возмущения страх прошел, он хотел отойти от ствола, но почему-то не смог. Он как будто прирос к сосне, а ноги его пустили корни в землю. Он не мог пошевелиться, не мог даже подать голоса. Сосна опутала его невидимой сетью своей силы, почему-то взяла сторону девчонки... Это ведьма! Гримкель пытался встряхнуть хотя бы головой, но даже это ему не удавалось.
   А девушка медленно отошла от своего дерева и сделала несколько шагов вниз по склону. Серый пес бросился вперед и в несколько прыжков оказался подле Гримкеля. "Разорвет!" - только и успел подумать Гримкель. Отчаянным усилием он постарался протрезветь, проснуться. А серый пес все так же скакал перед ним, припадая на лапы и заливаясь яростным лаем.
   - Тише, Серый! - строго прикрикнула на пса ведьма, подойдя ближе. - Ты хочешь созвать и всю усадьбу, и всех гостей! Дай мне поглядеть, кого это мы поймали?
   Она подошла к застывшему Гримкелю шага на три, вытянула шею, склонила набок голову и стала рассматривать его. Ее любопытный, бессовестный взгляд встретился со взглядом темных глаз Гримкеля, и его пробрала дрожь, словно в саму его душу просунулась чужая рука с обжигающим факелом. Ему было неловко, страшно и стыдно: он, родич конунга, оказался вдруг пленником какой-то встречной ведьмы! Вот и прогулялся вечером Середины Лета! Но страх перед ведьмой был сильнее уязвленной гордости. Да, именно ее-то он и видел в кухне Прибрежного Дома. Эта девчонка - дочь Фрейвида от рабыни. А все женщины из рода Смидингов обладают даром колдовской силы. Фрейвид Огниво часто этим хвастал, и, как видно, не сильно преувеличивал. Но это еще не основание без всякой причины связывать знатных людей по рукам и ногам!
   - Я не причиню тебе зла, добрая девушка, - стараясь говорить спокойно, но против воли заискивая, промолвил Гримкель, хотя и говорить ему было трудно. - Отчего ты испугалась?
   - Ах, знатный ярл! - радостно воскликнула Хёрдис. Она тоже его узнала, и в ее глазах мелькнуло ехидное торжество. - Вот как нам с тобой привелось встретиться! - воскликнула она голосом гостеприимной хозяйки, встречающей дорогого гостя. - На кого ты охотился в моем лесу? На троллей? Этого добра всегда полно, только они ни на что не пригодны. Туповатое племя! Или тебе нужны фьялли? Так фьялли водятся южнее, на песчаной отмели! И не следовало тебе выходить в сумерках одному - в ночь Середины Лета вся нечисть особенно опасна! Что же ты молчишь? Или разговаривать с дочерью рабыни ниже твоего высокого достоинства?
   Эта дерзкая речь разъярила Гримкеля. Он не был большим храбрецом, ко подобное нахальство уязвило его самолюбие, и гнев потеснил страх. Он напрягся, попытался освободиться от невидимых пут, и сумел чуть-чуть пошевелиться.
   - Мерзкая ведьма! - крикнул он. - Это тебе дорого обойдется! Отпусти меня сейчас же! Я сверну тебе шею!
   - Да разве я тебя держу? - изумленно воскликнула ведьма. - Ты свободен делать что хочешь!
   И тут же невидимые путы пропали. Гримкель в ярости бросился к ведьме, а ока вскрикнула и кинулась бежать. И Гримкель разом устыдился: ему показалось, что невидимые оковы ему померещились спьяну. Должно быть, от пива фру Альмвейг он уснул, прислонясь к дереву.
   - Эй, погоди! - крикнул он ей вслед. - Я тебе ничего не сделаю!
   Девчонка остановилась, обернулась, на лице ее был испуг.
   - Поклянись, что ты не нечисть! - потребовала она.
   - Я? - изумился Гримкель. Только что он того же самого готов был требовать от нее.
   - А кто же?- опасливо отозвалась Хёрдис, глуповато тараща глаза. Давно ей не случалось так веселиться. - Зачем бы человеку бродить ночью в лесу? Да еще одному? Да еще прятаться за деревьями?
   Гримкель почуствовал себя окончательно сбитым с толку. Девчонка говорила так убедительно, что он и сам подумал: а я ли это, Гримкель сын Бергтора, или какой-нибудь тролль в моем обличье?
   - Да нет же, я не тролль, клянусь Одноруким Асом! - сказал он, не столько девчонке, сколько самому себе, и вынул серебряный амулет Тюра. - Я Гримкель ярл. Разве ты меня не знаешь? Я тебя знаю. Ты - дочь Фрейвида. Тебя зовут Гьёрдис?
   - Меня зовут Хёрдис, - с обидой отозвалась девушка. - Гьёрдис - это из другой саги*. Если я дочь рабыни, это еще не значит, что можно путать мое имя.
   ______________
   * Имеется в в:;ду сага о Сигурде Убийце Дракона, мать которого звали Гьёрдис.
   - Я вовсе на хотел тебя обидеть, - примирительно сказал Гримкель. Теперь он пришел в себя и готов был отнестись к замарашке снисходительно. Иди сюда, не бойся. Чего ты бродишь здесь одна?
   - Я не одна, со мной Серый. - Хёрдис кивнула на пса. - А зачем я здесь брожу... - Она скосила глаза, заговорщицки посмотрела на Гримкеля.
   Она сама еще не знала, что бы такое ему наплести. Ей казалось забавным напугать и подурачить знатного ярла, брата самой кюны, но она еще не придумала, можно ли извлечь из встречи с ним какую-нибудь пользу.
   - Должно быть, у тебя здесь встреча с каким-нибудь парнем! - грубовато хохотнул Гримкель. - Не бойся, я не выдам.
   - Вот еще! - презрительно фыркнула Хёрдис, но тут же передумала к добавила жалобным голосом: - Да что ты, добрый господин, кто же посмотрит на дочь рабыни? Всем подавай благородных девушек. А я...
   Она грустно склонила голову, казалось - сейчас заплачет от жалости к себе. А ведь она так хороша - молода, стройна, и волосы ее струятся густым потоком до самых колен! Ее лицо нельзя было назвать красивым, но во всем облике ее было что-то дразнящее, раздражающее, и Гримкелю казалось, что каждое ее движение, каждый взгляд рассыпает вокруг снопы горячих искр, которые попадают прямо в душу и долго еще жгутся изнутри.
   - Ну, не притворяйся! - сказал он и шагнул к ней. - Ставлю золотое кольцо, что каждый вечер кто-нибудь пытается обнять тебя в темных сенях, когда Фрейвид не видит!
   Хёрдис бросила на него быстрый лукавый взгляд.
   - Может, и пытаются, - пропела она. - Но едва ли кто-нибудь захочет взять меня в жены. А ведь я не хуже других... Не хуже моей сестры Ингвильды. Она-то невеста всем на зависть. Как бы те рябые фьялли не увезли ее с собой! Оки ведь живут вон там. - Хёрдис махнула рукой на юг, в сторону песчаной отмели. - И я приглядываю за ними: что-то они замышляют!
   Лицо ее стало загадочным, глаза многозначительно округлились. Гримкель вспомнил о фьяллях, о своей стычке с Модольвом и помрачнел.
   - Эти фьялли такой народ, что я удивлюсь, если они ничего не станут замышлять! - сказал он, насупившись и наморщив низкий лоб. Эти морщины так забавно ездили вверх-вниз, что Хёрдис с трудом удавалось удержаться от смеха. - И я дорого дал бы за то, чтобы знать, что у них делается.
   - Я-то знаю, что у них делается! - с намеком протянула Хёрдис.
   - Да уж я не сомневаюсь, что ты много знаешь... - согласился Гримкель, пристально вглядываясь ей в лицо.
   Он был уверен, что пронырливая и неробкая девчонка знает все и про всех на этом берегу. Дружба с ней может оказаться весьма полезной. Про Фрейвида Огниво говорят разное. Сегодня он друг конунгу квиттов и даже воспитатель его старшего сына. Но что-то зти фьялли у него загостились. Может быть, он хочет быть другом и конунгу фьяллей тоже? С одной стороны, Гримкелю этого очень не хотелось бы, а с другой... в этом можно найти возможность навсегда избавиться от такого опасного соперника, как Фрейвид хёвдинг.
   - Послушай-ка... Хёрдис! - Гримкель все же вспомнил ее имя. - Как тебе нравится вот это кольцо?
   - Какое? - Хёрдис вытянула шею, стараясь лучше рассмотреть золотое кольцо на пальце у Гримкеля, глаза ее хищно сузились.
   - Вот это. - Гримкель протянул руку, чтобы она могла лучше рассмотреть. - Оно будет твое, если ты в обмен пообещаешь мне хорошенько присматривать за фьяллями, пока они здесь.
   - Обещаю! - быстро сказала Хёрдис и хихикнула про себя. Наблюдать за фьяллями ей и самой было любопытно. Кто же откажется в придачу получить золотое кольцо?
   - А когда к тебе придет человек и скажет... Вот. - Гримкель поднял с земли сосновый сук, разломил его и протянул одну половинку Хёрдис. - Покажет вторую половину этого сука, ты расскажешь ему обо всем любопытном, что узнаешь. Нравится тебе такой уговор?
   - Да, - быстро сказала Хёрдис, не отводя жадного взгляда от кольца. У нее никогда в жизни не было золота.
   Стянув с пальца кольцо, Гримкель протянул его Хёрдис. Она мгновенно схватила кольцо с его ладони, как сорока, и тут же оказалась в десяти шагах от него, почти под тем деревом, где пряталась. Теперь уже не отнимешь! Посмеиваясь, она вертела на пальце широкий мужской перстень. Его можно повесить на ремешке на шею - тоже будет хорошо! Не всякая дура служанка из тех, кто перед ней чванится потому, что они-то родились от свободных родителей, получит от своего дурака жениха такое сокровище! Сама Хильдигунн съест от зависти свое покрывало, когда увидит! Все будут приставать с расспросами, откуда у нее такое, а она им не скажет, и пусть они все лопнут от любопытства!
   - Иди домой, доблестный ярл, и ложись спать! - крикнула она. - Ночами в этом лесу водятся ведьмы пострашнее меня! От них ты не откупишься одним кольцом!
   И она исчезла.
   Гримкель оглянулся и вдруг заметил, что светлый вечер самого длинного дня в году сменяется ночью, что почти темно. Ветер с моря усилился, шум сосен стал казаться угрожающим. И ни одного человека, ни одного живого существа вокруг, только деревья, кустики вереска и брусники да темные тени между стволами. И сильному мужчине стало страшно, как ребенку, потерявшемуся в лесу. Торопливо отыскав взглядом тропу, Гримкель вздохнул с облегчением и скорым шагом пошел к усадьбе. И всю дорогу он прибавлял шагу, не в силах убежать от неприятного чувства, как будто чей-то острый, нечеловеческий взгляд упирается ему прямо между лопаток.
   Про Фрейвида Огниво все знали, что он искусно обращается и с мечом, и с секирой, и с копьем. И только вполголоса, под рукой, передавали друг другу, что он также мастер играть двумя щитами*. А сам фрейвид считал умение держать нос по ветру далеко не последним из своих достоинств.
   ______________
   * Поговорка, обозначающая двуличие.
   Гримкель Черная Борода отплыл на своем "Красном Волке", увозя с собой Вильмунда ярла. Многие из гостей разъехались, но в усадьбе Прибрежный Дом было еще достаточно людно. Вечером, пока в гриднице болтали и играли в кости, Фрейвид незаметно вышел в спальный покой, где сейчас было пусто, и велел Асольву позвать к нему Модольва Золотую Пряжку.
   Асольв, сообразительный парень двадцати трех лет, был лицом очень похож на отца, но нрав у него был совсем другой, добродушный и покладистый. Фрейвид хёвдинг хотел бы видеть в сыне побольше смелости и огня и иной раз звал Асольва рохлей. Но толковостью и беспрекословным послушанием Асольв завоевал доверие отца, и Фрейвид часто поручал ему дела, которые требовали ответственности и тайны.
   Не привлекая ничьего внимания, Асольв незаметно присел на скамью рядом с Модольвом, немного посидел, якобы наблюдая, как Орм Проворный трясет в руке стаканчик с костями, готовясь бросить. Вот кости со стуком высыпались на доску, Орм и еще двое нагнулись, в полутьме считая метки, а Асольв слегка наклонился к уху Модольва и что-то шепнул ему.
   Модольв был не менее сообразительным. Он далее не оглянулся на парня. Вот стаканчиком завладел Гутторм Бродяга, Модольв поднялся и неспешно вышел, как будто ему захотелось пройтись на задний двор. И никто ничего не заметил.
   Кроме Хёрдис. Она сидела среди рабов на полу возле самой двери, куда не доставал свет очага. Обняв колени и сгорбившись, закрыв лицо разлохмачениыми волосами, она наблюдала за Модольвом, как тролль из чащи леса, и посмеивалась про себя. Ее очень забавляла такая опасная игра - она так близко от фьяллей, которые считают ее виновницей своей беды, но они не видят ее! Зато она отлично видела и Модольва, и Асольва. Их неприметная беседа от нее не укрылась. А Хёрдис Колдунья была не из тех, кто довольствуется маленьким кусочком. Она неизменно стремилась получить все целиком.
   Пропустив Модольва вперед, Хёрдис неслышно скользнула за ним. Острое чутье, унаследованное от бабок и прабабок Фрейвида, говорило ей, что Модольв пойдет вовсе не на задний двор. Так и есть: он свернул к дверям спального покоя.
   Хёрдис кинулась в девичью. Сейчас здесь было пусто: все служанки сидели в гриднице. В дальнем углу Хёрдис ловко вытащила из стены белый клок сухого мха. Всем телом прижавшись к стене, она услышала сквозь щель между бревнами голос отца.