Дворецкая Елизавета. Стоячие камни (Корабль во фьорде - 1)

   Внизу среди темной зелени ельников показалось движущееся темное пятно, и Хёрдис с досадой отвернулась. Идет, сокровище! Тащится, чтобы его Небесные Козлы забодали! "Плохо ты мечешь свой молот, Рыжебородый! - Хёрдис в досаде погрозила кулаком небесам, надеясь, что Тор увидит и устыдится. - Из-за тебя я попала сюда!"
   На миг в пещере стало совсем темно - это Свальнир шагнул внутрь. Тут же опять посветлело. Рядом с Хёрдис Свальнир всегда принимал человеческий образ прежнего Берга, боясь ненароком затоптать свою ненаглядную.
   - Хэкса! - гулко позвал в полумраке пещеры. - Я пришел!
   "Вижу! - злобно подумала Хёрдис, не шевелясь, чтобы великан обнаружил ее хоть на мгновение позже. - Как же тебя не увидеть!" Если бы великана можно было пронять бранью, она за три дня заставила бы его выгнать ее на все четыре стороны. Но каменное сердце Свальнира не отличало ругани от ласки для него был Бажен сам звук человеческого голоса, само ощущение человеческого тепла, а ласкают его или бьют, он не умел различать. Правда, ласкать его никто к не собирался.
   - Ты не голодна? - заботливо осведомился Свальнир, подходя к Хёрдис, и она невольно сжалась, слыша каменный топот его шагов по каменному полу пещеры. - Ты не замерзла? Я принес еще дров и мяса. Ты хочешь оленя? Или медведя?
   Осведомленность великана о человеческих потребностях не заходила далеко. Он зкал, что люди едят мясо и греются у огня, а без этого не могут жить. Поэтому он каждый день приносил для Хёрдис столько мяса, что хватило бы на целую усадьбу, и научился разжигать костер в своей пещере, от самого создания мира не видавшей огня. Хёрдис отказывалась съедать целого медведя зараз, так что Свальнир сам подъедал остатки, печалясь, что его женушка плохо ест.
   Свалив две принесенные туши возле огня, Свальнир тяжело бухнулся рядом с Хёрдис. Она сидела на обрубке бревна, а он прямо на полу, и все равно его голова была выше ее.
   -- Я хотел поймать тебе рысь, но она убежала! - поведал великан, осторожно обнимая Хёрдис за плечи, и она сжалась от страха и отвращения к его каменным холодным рукам. А осторожность великана была совсем не лишней: не рассчитав силу, он мог невольно убить свое сокровище. - Рыси - они такие забавные, так шустро прыгают по веткам! - продолжал Свальнир. - Тебе было бы повеселее с ней.
   - Мне будет весело только с Драконом Судьбы! - сурово сказала Хёрдис. Я уже говорила тебе, но ты все забыл, каменная твоя голова! Я хочу, чтобы ко мне вернулось мое обручье! Я узнала, что оно теперь у Вильмунда, сына Стюрмира конунга! А где сам Вильмунд, я не знаю! Я должна пойти и разыскать его! И отомстить им всем за то, что они отняли мое обручье! Я прокляла их всех, и мое проклятие должно сбыться. Ты это понимаешь?
   - Я не могу тебя отпустить! - ответил великан. - А то ты опять убежишь и не вернешься, а за пределами Медного Леса я тебя не поймаю!
   Хёрдис горько усмехнулась. Это чудовище отлично знает, что она ни о чем другом не мечтает, кроме как убежать. И его это не обижает и не печалит. Просто он об этом помнит и потому не отпустит ее далеко от себя.
   - А убегать очень плохо! - умиротворенно убеждал ее великан. - Тебе нигде не будет так хорошо. Никто другой не сможет заботиться о тебе так хорошо, как я. - И он с гордостью оглядел кучу дров и две туши возле огня. Чего тебе еще надо?
   Хёрдис не ответила, и Свальнир добавил:
   - Завтра я наверняка поймаю тебе рысь. Хёрдис скривилась, не зная, то ли плакать, то ли
   все же попробовать засмеяться. Как ему объяснить, чего ей еще надо? Общества себе подобных - но он сам никогда его не имел, потому что второго такого на свете нет. Свободы - а кто может его заточить? Человеческое счастье - вещь слишком трудноуловимая, ее даже сами люди не могут уяснить себе, так где же это понять великану? И как убедить этот мир, что даже она, Хёрдис Колдунья, тоже хочет быть счастливой?
   - А тебе самой никуда ходить не надо, - продолжал великан. - Ты считаешь меня очень глупым, но я... Ну, по-человечески я, наверное, очень глуп, потому что я совсем не понимаю, как думают люди. Но мы, племя Имира, думаем по-своему. И мы много умеем такого, чего не знают и не умеют люди. Ты сделаешь все, что хочешь, не сходя с этого места. Ты отомстишь тому человеку, у которого сейчас наш Дракон Судьбы. С ним произойдет именно то, чего он больше всего боится. Это будет хорошая месть! Я научу тебя.
   - Научишь? - Пересилив неприязнь, Хёрдис повернулась к великану и заглянула в его темные, невыразительные и бездонные глаза. - Ты меня всему научишь?
   - Да, да! - обрадовавшись, заторопился Свальнир и потянул из ножен свой меч. - Дракон Битвы может очень многое. Вот, посмотри сюда!
   Хёрдис склонилась и вслед за великаном стала вглядываться в огненные отблески, рисовавшие на черной стали волшебного клинка загадочные и сильные руны...
   О молодом Вильмунде ярле ходило много разговоров. Одни утверждали, что он прячется во внутренней усадьбе Фрейвида Огниво, то есть в Кремнистом Склоне, другие слышали, что он отправился на восточное побережье к Хельги хёвдингу, а торговые люди якобы видели его у конунга кваргов. Никто не знал, где здесь правда.
   А на самом деле даже сам Вильмунд не знал, где он и что с ним. Он уехал из усадьбы Овсяные Клочья через несколько дней после кюны Даллы, сразу, как были получены верные вести о возвращении Стюрмира конунга. Вильмунд понимал, что отец немедленно пришлет за ним, а смелости для этой встречи у него не было. Всем своим людям он разрешил делать, что они считают нужным, и те почти все уехали приносить Стюрмиру новые клятвы верности. Люди с озера Фрейра больше верили в удачу Стюрмира конунга, чем Фрейвида. С Вильмундом осталось человек семь хирдманов, в основном те, кого он привез с собой из последнего похода. Эти люди были обязаны ему всем, а на приветливость Стюрмира им рассчитывать не приходилось.
   Какое-то время Вильмунд с остатками дружины провел в маленькой усадьбе на рубеже Медного Леса. Там его не знали в лицо, и Вильмунд назвался чужим именем, которое сам сразу же забыл и не догадывался отозваться, когда к нему обращались. Их появление никого не удивило: Вильмунда приняли за еще одного беглеца с севера, по вине фьяллей потерявшего и дом, и здравый рассудок.
   В той глуши его никто и никогда не нашел бы однако непонятная тоска и тревога не давали Вильмунду покоя. Впервые в жизни он остался совсем один, без наставников, советчиков и даже без друзей, брошенный в дремучей чаще своей судьбы, как ребенок, в голодный год унесенный в лес. Из леса надо как-то выбираться, но как? Вильмунд не мог оставаться на месте, словно его спасение было в постоянном движении - все равно куда. Он как будто искал чего-то: то ли надежного пристанища, то ли самого себя. Со своей крохотной дружиной он бесцельно переезжал с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Честь и остатки здравого смысла говорили ему, что лучше и проще всего поехать к Стюрмиру и попробовать заслужить его прощение. Вильмунд знал, что так ему и следует поступить, но решиться не мог. В нем словно что-то сломалось, и он, как корабль с поврежденным рулем и без весел, остался носиться в море по воле волн. Хирдманы спорили между собой, предлагали разыскать Фрейвида хёвдинга или просить покровительства у чужеземных конунгов, но Вильмунд не мог принять решения - у него просто не хватало духу снова показаться на глаза людям. Только безлюдные леса и долины казались ему подходящим местом - скалы и ельники не заставляли его принимать решения и отвечать за последствия. Часто ему снилось что он переплыл море и уже видит перед собой берег, волны прибоя бьют его о песок, ему остается собраться с силами, встать на ноги и выйти из воды, но ноги кажутся набитыми шерстью и не слушаются, к волны прибоя бездумно и безжалостно то толкают его вперед, на берег, то опять оттаскивают назад, чтобы снова тащить по гальке и камням к суше...
   Однажды - Вильмунд давно сбился со счета и не знал, сколько дней прошло с тех пор, как он узнал о возвращении отца, - их маленькая дружина не успела доехать засветло ни до какого жилья и заночевать пришлось в лесу. Хирдманы спали в шалашах из еловых лап, а Вильмунд сидел на страже. Он не возражал против того, чтобы делить со своими людьми трудности походной жизни, поскольку все равно плохо спал и половину ночи проводил в бесцельных и бесполезных раздумьях. Все было тихо, ночной холод заново прихватил землю, которая днем уже заметно оттаивала в ожидании близкой весны.
   Вдруг на краю поляны качнулись ветки, и на грань тьмы и света от костра выскользнула темная низкорослая фигура. Вздрогнув, Вильмунд схватил копье, лежавшее на земле рядом с ним, вскочил на ноги, хотел криком разбудить товарищей, но словно чья-то невидимая рука мягко закрыла ему рот. Голос из глубины души подсказал: кричать не нужно. Незачем кого-то будить - то, что происходит, предназначено для него одного. Тревога Вильмунда сменилась недоумением - это человек или зверь? Темная согнутая фигура казалась лохматой, но двигалась, кажется, на двух ногах.
   Держа копье готовым к бою, Вильмунд стоял напротив темного существа и молча ждал. Ночной гость подошел еще ближе - теперь их разделяло лишь низкое пламя костра - и разогнулся. Это оказался человек - старуха, одетая в длинную темную накидку из косматого меха вроде медвежьего. Но Вильмунд не чувствовал облегчения - неслышное появление старухи в лесу среди ночи наводило на мысль скорее о нечисти, чем о человеке.
   - Кто ты? - торопливо воскликнул он вполголоса. - Если ты нечисть, то поди под землю, где твой дом! Тор и Тюр мигом расправятся с тобой, если ты из рода троллей!
   - Нет, я не троллиного рода, и крови камней во мне нет, - без боязни ответила старуха и села на корточки у костра, как будто устраиваясь надолго. - Тор и Тюр мне не помеха. Я хожу по тропам человеческого рода.
   "Знахарка или просто безумная?" - подумалось Вильмунду. Он и сам сообразил, что нечисть не подошла бы так близко к огню, и стыдил себя за беспричинный страх, приводя себе же в оправдание внезапность появления старухи. Он хотел хотя бы в мелочах оставаться храбрецом.
   Положив копье на землю, Вильмунд сел на прежнее место.
   - Как твое имя? - спросил он у старухи.
   - У меня много имен, - протяжно ответила она. - Звалась я Хопп Надежда, звалась я Эрелюст - Честолюбие. А теперь голова моя седа, век мой подошел к концу, и теперь мне одно имя - Рюнки, Сморщенная.
   Усевшись на землю, старуха обхватила руками колени и стала медленно раскачиваться, глядя через костер куда-то вдаль. Ее неторопливый низкий голос, отрешенный взгляд и равномерное покачивание завораживали Вильмунда. Он разглядывал ее лицо, покрытое глубокими морщинами; в свете костра они казались черными, как будто в складки кожи набралась зола долгих прожитых лет, и в них виделся какой-то таинственный, неуловимый для простого глаза, но многозначительный узор, словно руны самой судьбы. Никогда еще Вильмунду не приходилось видеть таких странных лиц, но старуха вдруг показалась ему давно знакомой, почти родной, как рабыня-нянька, когда-то менявшая ему пеленки. От всего ее облика веяло чем-то глубинным и забытым.
   - Куда ты идешь? - снова спросил Вильмунд.
   - Не дальше этих мест. Я пришла за тобой, Вильмунд ярл. Я пришла, чтобы указать тебе дорогу.
   - Ты меня знаешь? - прошептал Вильмунд. Это не испугало его: почему-то он сразу понял,
   что кто бы ни были пославшие эту старуху, это не Стюрмир конунг.
   - Я знаю тебя, и я знаю твою дорогу! - сказала старуха. - А это особенно важно, потому что сам ты не знаешь ее. Идем со мной, Вильмунд сын Стюрмира, я отведу тебя туда, куда тебе нужно.
   И Вильмунд поднялся с места. Ему сразу стало спокойно, так спокойно, как не бывало уже много-много дней, целую вечность. Он больше не был кораблем без весел, у него появился надежный кормчий, который приведет его к берегу.
   Он сделал шаг, потом оглянулся на спящих хирдманов и вопросительно посмотрел на старуху. Но она покачала головой:
   - Пусть эти люди спят. Я не знаю их имен, и дороги их неведомы мне. Твоя дорога - только для одного.
   И Вильмунд послушно шагнул вслед за ней от света костра в темноту зимнего леса, спящего в ожидании весны. Он и сам в глубине души так думал дорога каждого предназначена только для него одного.
   Старуха по имени Рюнки проворно шла впереди, скользила под еловыми лапами, ловкая и неслышная, как тень. Вильмунду снова подумалось, что такие повадки больше пристали бы троллю, но суетливо-спорый шаг старухи завораживал, какая-то сила тянула Вильмунда вслед за ней, и ему тоже шагалось легко, как будто твердая промерзшая земля сама подбрасывала его ноги. Не успев сделать и десятка шагов, Вильмунд оказался на вершине перевала. Оглянувшись, он хотел найти огонек оставленного костра, который был разложен в самой низкой части лесистой долины, но внизу властвовала тьма.
   - Эй, а где же наш костер? - окликнул Вильмунд старуху.
   - Вспомнил! -- насмешливо отозвалась она, оглянувшись на ходу. - Мы прошли уже три долины! Твой костер давно за горами!
   Скоро стало светать. Вильмунд удивлялся, отчего так быстро прошла ночь - неужели день так сильно прибавился? Может, уже и Праздник Дис миновал, пока он бродил по лесам? А с вершины нового перевала ему вдруг открылось море. Внизу лежал длинный узкий фьорд, похожий на вытянувшегося дракона, а в нем поблескивала под первыми лучами света серая вода. Море! Вильмунд ничего не понимал. По его расчетам, вчера вечером он был очень Далеко от моря, не ближе трех-четырех переходов. Но тут же удивление куда-то пропало, стало казаться, что так и должно быть. Вильмунд забыл о море раньше, чем успел спуститься вслед за своей странной вожатой вниз со склона.
   Внизу лежал густой туман, гасивший все звуки и запахи, так что Вильмунд не мог даже определить, в лесу он или на вересковой пустоши, на гребне горы или в глубокой долине. Весь мир стал туманом. Но старуха проворно семенила впереди, и Вильмунд бездумно шел, доверившись своей удивительной спутнице.
   - Вот мы и пришли! - вдруг сказала она и остановилась.
   Очнувшись, Вильмунд с удивлением посмотрел на нее. И вдруг увидел, что старуха стоит перед высокими воротами с большим бронзовым кольцом. Кольцо было отлито в виде дракона, зажавшего в зубах собственный хвост.
   - Постучи! - приказала старуха, указывая на ворота.
   - Чей это двор? - спросил Вильмунд.
   Но старуха только покачала головой и вдруг исчезла. Вильмунду показалось, что она скрылась за воротами, и он дернул за кольцо.
   - Эй, клен копья! Ты кто такой? - вдруг раздался чей-то голос, и сильная рука легла ему на плечо. - Чего ты здесь делаешь?
   Вильмунд резко обернулся и... никого не увидел. Голос шел прямо из тумана.
   - Еще один сумасшедший квитт! - продолжал другой голос, - Скоро их здесь заведется целая дюжина! Снеколль на всех не напасется рубашек!
   - Ну-у, этот пришел в одиночку! - с шутливым разочарованием подхватил еще один голос. - Никакой девушки не принес!
   - А жаль! Если бы каждый приходил с дочерью хёвдинга, то я пускал бы всех!
   - Ну еще бы!
   Вильмунд беспомощно оборачивался на каждый новый голос, но не видел ничего, кроме тумана. Трол ли обступили его и дразнили, несли бессмыслицу, не показываясь, их голоса гулко отдавались в тумане. как эхо горного ущелья.
   - Раз он пришел и хочет войти, пусть войдет! - сказал один из голосов. - Хринг, пойди скажи конунгу, что пришел еще один сумасшедший квитт.
   - Но без девушки! - со смехом добавил другой. А третий, серьезный, сказал:
   - Не смейтесь, он и правда безумный. Или слепой. Посмотрите, какие у него глаза. Похоже, он нас не видит.
   - Не слышит и не понимает! - подхватил смешливый голос. - Теперь понятно, почему эта война дается нам так легко. Нас обманули - вместо достойных противников подсунули каких-то... Должно быть, квитты зимой впадают в спячку, как лягушки!
   Ворота тем временем раскрылись, чьи-то руки взяли Вильмунда за плечи и провели за створки. Его копье выскользнуло из руки и пропало, утянутое туманом, но Вильмунд не противился, будучи полностью сбит с толку. Густой, вязкий туман заполнил его голову, глушил и путал мысли. Вильмунд не понимал, что с ним происходит. Если он ослеп, то почему видит ворота? И где старуха? Эти туманные тролли говорят, что он один...
   - Вот он! Погляди на него, Хродмар ярл! - сказал тот, веселый голос. Ты у нас лучше всех знаешь квиттов. Может, тебе и этот безумец тоже знаком?
   Хродмар ярл! Это имя отозвалось в уме Вильмунда каким-то странным звоном, пробилось сквозь туман, напомнило о чем-то очень важном... Он напрягся изо всех сил, стараясь сбросить эти оковы... И вдруг в тумане проступило светлое окно, и в этом окне появился человек, которого Вильмунд не спутал бы ни с каким другим и очень давно мечтал увидеть: Хродмар сын Кари из Аскефьорда.
   - Вильмунд! - изумленно воскликнул Хродмар. - Вильмунд сын Стюрмира!
   Он не верил своим глазам. Но Вильмунд, точно такой же, каким он запомнил его с того знаменательного дня Середины Лета, стоял перед ним, не сводя с его лица изумленных глаз. Он выглядел потрясенным и растерянным. Хродмар удивился: он что, не знал, куда шел? Человек, в дом к которому среди ночи врываются враги и поднимают его с постели, и то приходит в себя быстрее. Казалось, Вильмунд не больше самого Хродмара был готов к этой встрече. Он был похож на человека, который заснул у себя дома, а проснулся в каком-то совсем чужом и незнакомом месте и никак не может взять в толк, проснулся он или все же продолжает спать.
   - Откуда ты взялся? - выговорил Хродмар.
   - Это ты откуда взялся? - еле шевеля губами, ответил Вильмунд.
   От его прежней дерзкой заносчивости не осталось и следа, он выглядел скорее жалко и не вызывал в душе Хродмара прежней враждебности.
   - Я? - От изумления Хродмар вел себя не совсем так, как пристало бы ярлу, и сам на себя разозлился: они походили на двух мальчишек, случайно столкнувшихся в кладовке над запретным горшком сметаны. - Я пришел в твою землю с красным щитом, и тебе давно пора было узнать об этом! - взяв себя в руки, жестко сказал он. - И я рад, что ты, Вильмунд сын Стюрмира, наконец вспомнил о нашем уговоре.
   - Уговоре?
   - Ну да. Я говорю о нашем поединке. Ты еще не забыл, что мы пообещали богам в день Середины Лета? Спроси у амулета, который носишь на груди!
   - Поединка?
   Вильмунд помнил об этом, но не мог побороть проклятой растерянности. Он смутно ощущал, что вокруг него широкий двор, полный людей, до него долетали отзвуки их речей, движения, дыхания, но ясно он видел и слышал одного Хродмара. Вильмунд решил бы, что это сон, но никогда раньше он не осознавал во сне, что спит.
   - Конечно! - воскликнул Хродмар. Он понимал, что здесь что-то не так, и старался объяснить все не только противнику, но и себе самому. - Где твои люди, хотел бы я знать?
   - Какие люди? - Вильмунд сморщил лоб, не в силах вспомнить вообще никаких людей. - Здесь была старуха... Рюнки. Она привела меня.
   - Какая старуха? - Хродмар посмотрел на кого-то за его спиной.
   Близнецы Сёльви и Слагви переглянулись и пожали плечами:
   - Он был один! С ним не было ни единого человека. Разве что в лесу, но до леса далеко.
   - Меня привела старуха, - повторил Вильмунд, с усилием потирая лоб.
   Как он повстречал старуху и что с ним было до этой встречи - он не помнил, как будто чья-то злая рука оторвала и выбросила прочь ткань его прежней жизни, оставив узкий, ни на что не годный лоскуток.
   - Она тебе привиделась! - уверенно ответил Сёльви, но Вильмунд его не услышал и не узнал обладателя серьезного голоса, встретившего его у ворот.
   - Странные все-таки люди эти квитты! - весело подхватил Слагви. - Один приходит с девушкой, другой - со старухой. Но настоящая девушка гораздо лучше, чем воображаемая старуха, не правда ли, Хродмар ярл?
   - Приветствую тебя, Вильмунд конунг, хотя мне не думается, что этот день так уж для тебя удачен!
   Из-за спины Хродмара вышел Оддбранд Наследство. Хирдману Фрейвида Огниво нечего делать среди фьяллей, но Вильмунд не сообразил этого и потому не удивился. Весь мир утратил прежние черты.
   - Что за старуха тебя привела? - спросил Оддбранд, глядя в туманно-растерянные глаза Вильмунда. - Соберись с мыслями и расскажи мне толком.
   - Ее звали Рюнки, - беспомощно ответил Вильмунд, совершенно неспособный собраться с мыслями, которых у него вовсе не было. - У нее были другие имена, но я их не запомнил. Она была вся морщинистая. Я... - Он снова потер лоб, словно надеялся протереть светлое окошко, и растерянно признался: - Я ничего не знаю.
   - Он совсем плох! - Оддбранд перевел взгляд на Хродмара. Сумасшедший Квитт вовсе не выглядел удивленным. - Сдается мне, что он видел фюльгью*. Ты знаешь, Хродмар ярл, что дух-двойник часто принимает образ женщины.
   - Но он является перед самой смертью!
   - Да. - Оддбранд спокойно кивнул. - А также на человека нападает слепота. Помнишь, что рассказывают про конунга Эрвальда Серебряную Шишку? Впрочем, ты можешь этого не знать, это же квиттингский конунг. Так вот, он ехал на битву, в которой его убили, и спросил у своих людей, где они находятся. А они как раз проезжали мимо Тюрсхейма. Ты бывал на Остром мысу и знаешь - Тюрс-хейм трудно не заметить. Так что его люди поняли, что обратно он поедет не в седле, а на щите. Все пали духом и проиграли битву. Но это тебе уже не любопытно. Посмотри на него - он едва соображает, где находится. Скорее даже совсем не соображает.
   Хродмар посмотрел на Вильмунда. Много месяцев он ждал этой встречи, боялся упрека в трусости и нарушении слова, надеялся достойно ответить на вызов. Но теперь он чувствовал растерянность - Вильмунд едва ли был пригоден для битвы, о которой не стыдно будет потом рассказать.
   - Но ведь дух-двойник является человеку перед смертью! - повторил Хродмар. - Значит, ему пора умереть? Почему же фюльгья сама привела его сюда?
   - Значит, она хотела, чтобы он умер от твоей руки, Хродмар ярл, раз все равно пришел его срок! - сказал позади них голос Торбранда конунга.
   Обернувшись, Хродмар увидел конунга в дверях хозяйского дома; тот стоял там уже давно и почти все слышал. Вильмунд почему-то тоже его увидел, и теперь на дворе усадьбы Можжевельник, полном людей, перед его глазами были три человека: Торбранд конунг, Хродмар и Оддбранд. Как три брата-бога: Один, Вили, Be. Сила, Воля, Знание. Союз, способный перевернуть мир и создать его заново.
   - Ведь ты еще осенью просился поехать на поединок с ним? - продолжал Торбранд, обращаясь к Хродмару. - А я пообещал, что он достанется тебе и никому другому. Как видно, Один услышал нас и сделал так, чтобы я мог исполнить мое обещание. Срок вашего поединка настал.
   - Но он... - Хродмар в нерешительности посмотрел снова на Вильмунда, он же ничего не соображает. Как я буду с ним биться? В прошлый раз мы отложили поединок, потому что я сам после болезни едва держался на ногах. А теперь поединок с ним не принесет мне чести. Я не стану биться с больным.
   - Тебе ничего другого не остается! - Торбранд слегка пожал плечами, невозмутимый, как сами норны. - Раз его привела фюльгья, значит, срок его вышел, такова судьба! А с судьбой не поспоришь! Пусть ему дадут выбрать оружие.
   Несколько хирдманов протянули Вильмунду рукояти мечей или секир, кто-то подал щит. Для Вильмунда это выглядело так, как будто из окружавшего его тумана высунулись рукояти оружия и края двух-трех щитов. Не глядя, он взял первый попавшийся щит и рукоять секиры. Рукояти фьялленландских мечей с молотами на концах ему не нравились.
   - Возьми! - Сёльви сунул ему под локоть его собственное копье, и Вильмунд, засунув секиру за пояс, с облегчением сжал знакомое древко.
   - Ореховых жердей не надо - здесь достаточно много копий! - говорил где-то в тумане Торбранд конунг, но Вильмунд снова его не видел. Окно в тумане опять сузилось, оставив перед ним одного только Хродмара.
   - Послушай! - Хродмар подошел к. Вильмунду вплотную и положил свободную руку ему на плечо. Теперь ему приходилось смотреть на Вильмунда снизу вверх, поскольку противник был выше его ростом. - Я вижу, что ты не в себе, но, может быть, ты все-таки помнишь Ингвильду? Ингвильду дочь Фрейвида?
   - Инг... Ингвильда? - неуверенно повторил Вильмунд.
   И в мыслях его посветлело: он вспомнил какой-то чистый, радостный образ, затуманенный далью и временем. Так вспоминается лето среди зимы.
   - Да, - продолжал Хродмар. - Она была с нами, когда мы договорились о поединке. Нам обоим была обещана ее рука. Она и сейчас с нами, здесь. Мы будем биться за нее, и она останется с победителем.
   Вильмунд посмотрел в жесткие светлые глаза Хродмара и вдруг вспомнил берег моря, это же лицо, эти же глаза противника напротив и лицо девушки за его плечом. Он плохо отдавал себе отчет, кто ему эта девушка и зачем, но знал - она нужна ему. За нее стоит битья.
   - Я понял, - глухо, но твердо сказал Вильмунд.
   Хродмар быстро подался назад, предлагая Вильмунду ударить первым. Его движение словно подтолкнуло в душе Вильмунда какой-то камень, и тот покатился, со стуком подпрыгивая на уступах. Вильмунд бросился на противника и сильно ударил своим копьем. Хродмар выбил его сильным ударом по древку, сам ударил секирой, и Вильмунд ощутил сильный толчок и треск - его щит раскололся до середины. Отбросив его в сторону - в туман, он выхватил свою секиру. Не зря сам Фрейвид хёвдинг учил его драться - руки и ноги Вильмунда действовали слаженно и четко, невзирая на туман в голове и перед глазами. Противника он видел ясно, только ему казалось, что Хродмар двигается очень быстро, быстрее, чем успевал сам Вильмунд.
   А Хродмар не мог заставить себя биться в полную силу. Он видел, что Вильмунд обречен, что норны уже занесли нож над нитью его жизни, и сам Хродмар чувствовал себя этим ножом. Ему осталось только нанести предначертанный удар, исполнить волю богов и судьбы, но на него давило сознание, что они с Вильмунд ом в неравном положении. Да видит ли Вильмунд его? Вот он ударил в бок, промахнулся, и Хродмар мог бы трижды убить его, пока он замахивался снова. Хродмар встретил новый удар щитом, и секира Вильмунда застряла в нем. Мгновенно рванув щит, Хродмар заставил Вильмунда выпустить оружие и замахнулся для последнего удара. Ему хотелось поскорее кончить этот безумный поединок. Но лицо Вильмунда вдруг показалось ему таким по-детски беспомощным, как будто удивленным потерей оружия, что секира уже в полете чуть-чуть повернулась и ударила Вильмунда по голове не лезвием, а краем обуха.