Дворецкая Елизавета. Стоячие камни (Корабль во фьорде - 1)

   - Хорошо, - сказал он. - Я согласен. Пусть моя дочь станет твоей женой. Но обручение мы отложим до тех пор, пока не приедет твой отец.
   - Зачем тебе его отец? - спросил Модольв, подозревая подвох. - Брата его матери вполне хватит, чтобы обручение имело законную силу.
   - Я не сомневаюсь, что ваш род уважает законы, - кивнув, согласился Фрейвид. - Но закон не обяжет родичей Хродмара любить мою дочь. Не забывай, что женщине особенно важно жить в ладу с родней мужа, когда ее собственная родня останется далеко. Сначала я хочу, чтобы отец, а может быть, и Мать Хродмара приехали сюда и одобрили его выбор. Тогда мы объявим обручение и через день сыграем свадьбу.
   - Но до тех пор многое может измениться! - нетерпеливо воскликнул Хродмар. Путь до родного Аскефьорда и обратно сейчас представлялся ему
   слишком длинным.
   - Мы обменяемся подарками и будем верить друг другу. Ведь родичи должны друг другу верить, не так ли? - спросил Фрейвид, пристально глядя в глаза Хродмару. - И я хочу видеть мою дочь счастливой и свободной от всяких позорных поношений.
   И Хродмар опустил глаза: считать себя совсем невиновным перед Фрейвидом он не мог. Что было, а что только могло быть - не станешь же разбирать перед всеми и оправдываться вслух.
   Именно на это Фрейвид и рассчитывал. Обернувшись, он снял со стены позади своего почетного сиденья щит, обтянутый красной кожей, украшенный позолоченными бляшками с изображением отрубленной руки - знаком Тюра.
   - Возьми этот щит и знай, что я считаю тебя зятем! - сказал Фрейвид, протягивая подарок Хродмару. - Ты получишь мою дочь в тот день, когда вернешься с согласием твоего отца и матери.
   Хродмар принял щит, а взамен подал Фрейвиду свой - со знаками молота.
   - Повесь его на то же место и знай - во Фьялленланде у тебя есть родичи, - сказал он.
   С многозначительным кивком Фрейвид взял щит и повесил над своим сиденьем. Он умел смотреть далеко вперед и понимал: очень может быть, что ему понадобятся друзья среди фьяллей.
   Фру Альмвейг велела подать еще угощений, пир загремел с новой силой. Поднимая кубки за будущую пару, квитты и фьялли почти забыли про ведьму, сидящую под замком. По веленью отца Ингвильда принесла кубок своему жениху. Она хотела что-то сказать, но не посмела, и только в глазах ее не утихала тревога. Хродмар дорого бы дал за то, чтобы сейчас обнять ее, успокоить, убедить, что все будет хорошо и он не даст ее в обиду. Но это перед глазами родни и дружин было невозможно, а говорить пустых слов не хотелось. Принимая кубок, Хродмар незаметно погладил руки Ингвильды и ободряюще улыбнулся ей. Она попыталась улыбнуться в ответ, но по глазам ее Хродмар видел, что его невеста очень далека от безмятежности и счастья.
   Рассвет застал Хродмара возле "смотрельного камня". На сегодняшнее утро было назначено отплытие "Тюленя". Небо все светлело. Хродмар то сидел на земле, прислонясь к камню спиной, то поднимался и прохаживался по тропинке несколько шагов туда и обратно. Он не верил, что Ингвильда отпустит его не попрощавшись, но солнце не спит, оно поднимается все выше. Скоро уже проснется дружина, Модольв велит разбирать весла, а ее все нет.
   Шаги Ингвильды он услышал издалека - даже не услышал, а почувствовал, словно ее легкие ноги ступали прямо по его сердцу. Обернувшись, Хродмар всмотрелся: из-за деревьев на повороте тропы вылетела знакомая фигурка. Ингвильда бежала, как будто за ней кто-то гнался, и Хродмар сделал несколько торопливых шагов ей навстречу. С разбегу Ингвильда бросилась ему на грудь, вцепилась обеими руками в его плечи, как будто ей грозила опасность, и Хродмар поспешно обнял ее, прижал к плечу ее голову.
   Несколько мгновений Ингвильда стояла неподвижно, стараясь отдышаться, как будто наконец достигла безопасного берега. Потом, словно проснувшись, она освободилась, вскинула голову, посмотрела в лицо Хродмару и отстранилась от него.
   - Хродмар! - тихо воскликнула она, как будто Умоляла о чем-то. Послушай меня!
   - Ты только ничего не бойся! - торопливо вставил Хродмар. Он видел, что ее ночная тревога не прошла. Ингвильда была бледна, вокруг ее глаз се-рели легкие тени. - Я тебя люблю.
   - Ах, Хродмар! - с тоской сказала Ингвильда, и глаза ее наполнились слезами.
   И у Хродмара вдруг похолодело сердце: он вспомнил, что вчера никто не спросил Ингвильду, согласна ли на это замужество она сама. Еще вчера Хродмар не сомневался в ее любви, но почему же сегодня она вовсе не рада?
   - Что случилось? - едва заметно хмурясь, спросил он. - Ты меня не любишь? Ты не рада, что мы вчера...
   - Послушай! - перебила его Ингвильда и даже вскинула руку, как будто хотела закрыть ему рот. - Послушай! Я...
   - Что - ты? - требовательно спросил Хродмар. Ему вспомнился Вильмунд. Может, Ингвильда все-таки хочет стать женой будущего конунга?
   - Я... - Ингвильда не знала, как рассказать ему о том, что так мучило ее. - Я всю ночь не могла заснуть. Послушай. Я сама себя боюсь. Со мной творится что-то странное. Я вчера утром...
   Хродмар вдруг вспомнил, как странно она вела себя вчера в гриднице перед тем, как приволокли Хёрдис. Не перебивая больше, он слушал путаные речи Ингвильды, и его светлые глаза темнели, как грозовое облако.
   - ...Вчера утром я вдруг узнала, что Асольв вернется вечером, говорила Ингвильда, пытаясь рассказывать хоть немного толковее. - Мне никто не говорил, когда он вернется, да и кто же мог знать? А я почему-то знала, что он ночует в Совином Гнезде у Торгнюра, это самая ближняя усадьба, от нее всего за день можно до нас доехать. И так твердо знала, как будто мне кто-то сказал! А мне никто не говорил! Я рассказала отцу, и он сказал, что... что во мне проснулось... проснулся дар, который был у всех женщин нашего рода. Отец говорит: это кровь Синн-Ур-Берге. Помнишь, я вам рассказывала о ней. Многие-женщины в нашем роду были ясновидящими, и я теперь... немного... вроде как тоже...
   - Ну, и что из этого? - все еще хмурясь, спросил Хродмар.
   - Вот... - Ингвильда неуверенно повела плечами. - Я теперь тоже... немного... вроде как ведьма... Ведь Хёрдис...
   - Ох! - воскликнул вдруг Хродмар. Он понял, в чем дело, и ощутил такое облегчение, как будто тащил на плечах "Тюленя" вместе с всей дружиной и вдруг сбросил. - И это все?
   - А разве мало? - немного растерянно спросила Ингвильда.
   - И ты боишься стать такой же ведьмой, как она?
   - А вдруг?
   - Нет! - Хродмар рассмеялся и покачал головой, снова обнял Ингвильду с чувством, что она вернулась и снова принадлежит ему. - Такой, как она, ты не будешь. Посмотри! - Он показал Ингвильде серебряную рукоять ножа на поясе, потом вынул его из ножен. - Этим ножом можно чистить рыбу, а можно темной ночью перерезать кому-нибудь горло. И так со всяким оружием. Все зависит от того, кто держит его в руках. Сама по себе сила не зла и не добра. Злым или добрым бывает только намерение. Только человеческая воля.
   - Но это не то... - слабо начала Ингвильда.
   - То самое! - уверенно перебил ее Хродмар. - Любой волшебный дар - это сила, это оружие, но не больше. Умение колдовать - не всегда зло. Хёрдис своим оружием творила зло. Но ведь ты - не она. Ты - другая, и твой дар будет совсем другим.
   - Ты думаешь? - Ингвкльда улыбнулась. Ока еще не была уверена, прав ли Хродмар, но видела, что он вовсе не считает ее дар злом и не стал меньше любить ее из-за этого. И это уже было очень много! - Но мне страшно. Мне вчера казалось, что у меня так пусто в голове... знаешь, если смотреть ночью на море, где нет ничего - ни корабля, ни лодки, ни бревна, Даже волн нет, только темная вода везде, сколько хватает глаз. И вдруг может появиться что угодно. Может приплыть красивый корабль... под красно-белым парусом с синей полосой, а может... может вдруг всплыть Мировая Змея*. И так легко, как будто земля не держит и можно улететь. А я не хочу улетать!
   Ингвильда прижалась к Хродмару, как будто ее уже что-то тянуло прочь. Тепло и сила его объятий давали ей блаженное чувство безопасности и счастья, уверенности, что ни одна беда не проникнет в кольцо его крепких рук,
   - Не бойся! - Хродмар крепче прижал ее к себе. - Ты никуда не улетишь. Скоро ты уже будешь в нашей усадьбе, и там никакие ведьмы к тебе близко не подойдут. С моей матерью ты хорошо поладишь. Она, правда, не ясновидящая, но очень добрая и мудрая женщина.
   Ингвильда вздохнула,
   - Ты знаешь... Мне сейчас кажется, что мы с тобой еще не скоро увидимся. Море впереди совсем пустое, понимаешь?
   Хродмар помолчал.
   - Я не ясновидящий и не знаю, когда мы теперь увидимся, - сказал он. Но я знаю: даже если это будет через год, через два года, я буду любить тебя так же сильно, как сейчас. Но ты же не думаешь, что твой отец откажется от слова?
   Ингвильда промолчала, не поднимая глаз. Ей не хотелось порочить свой род, но она знала, как ее отец понимает честь. По мнению Фрейвида, истинная честь состояла в том, чтобы в любом деле суметь отстоять свою пользу.
   Они стояли на самой тропе, возле младшего из двух "смотрельных камней". Вот он и увидел, молчаливый страж вечности, как маленькая девочка, приходившая когда-то поздороваться с ним, выросла и готова навсегда проститься с родным берегом, чтобы следовать дорогой своей судьбы.
   Младший камень обозначает место, от которого нужно смотреть. А возле старшего камня, дающего ответ, уже качался на мягких утренних волнах "Тюлень". На Фьялльской отмели суетились люди, с землянки сняли крышу, двое товарищей несли на корабль последнего из хирдманов, который еще недостаточно оправился от болезни, чтобы встать на ноги.
   - Возвращайся скорее! - взмолилась Ингвильда, стараясь выбросить из головы свои предчувствия и верить, что судьба в их собственных руках. Сейчас Хродмар был ей ближе всех на свете, она доверяла ему больше, чем даже отцу или брату, и расстаться с ним ей было тяжело, как с частью себя самой. Скорее приплывай за мной! Я буду тебя ждать!
   - Я вернусь так быстро, как только смогу! -? уверял ее Хродмар, стараясь не подать вида, что нехорошее предчувствие сжимает ему сердце.
   На миг ему захотелось просто взять ее на руки и отнести на "Тюленя". И все, через восемь дней они дома, в усадьбе Бьёрндален, и не надо будет гадать, сдержит ли слово Фрейвид Огниво. Но Хродмар подавил в себе этот порыв: похищение дочери было бы слишком плохой благодарностью Фрейвиду, который приютил их на своей земле, кормил и лечил столько времени, да еще и продал им железо.
   Солнце встало уже немного в стороне от старшего камня - Середина Лета осталась позади. Возле "Тюленя" послышались крики - звали Хродмара.
   - Иди, иди! - Ингвильда старалась оттолкнуть его, с трудом отстраняя лицо от поцелуев, и силы ее были на исходе. Долго прощаться - дольше мучиться, и она почти жалела, что вообще пришла сюда сегодня. - Иди же!
   Она вырвалась из объятий Хродмара, отступила на несколько шагов, взмахнула руками.
   - Иди же! - отчаянно крикнула она, понимая, о чем он думает, и чувствуя, что еще несколько мгновений - и она сама пойдет с ним к кораблю. Но под молчаливо-бесстрастным взглядом стоячего камня она не могла решиться на такое нарушение долга перед родом. - Иди!
   Видя отчаянье в ее глазах, Хродмар подчинился. Повернувшись, он быстрым шагом пошел по тропинке к кораблю. Ингвильда смотрела ему в спину, прижав руки к лицу, и из глаз по ним неудержимо бежали горячие слезы. Теперь она знала, что чув-ствуют, когда говорят, что "разрывается сердце". Оно разрывается пополам, когда от тебя уходит тот, в ком твоя истинная жизнь. Она уже не помнила, как жила полтора месяца назад, пока еще не знала Хродмара. Это осталось в другой жизни, а прежней Ингвильды больше не было, была новая, неотделимая от него. Он уходил, и по его быстрым уверенным движениям никто не заподозрил бы, как тяжело он был болен не так уж давно, а обезображенного лица не было видно. Длинные светлые волосы мягко поблескивали под первыми лучами солнца, и в глазах Ингвильды Хродмар был красив, как сам Бальдр. Ее душа уходила с ним, а оставалась только пустая оболочка, для которой само существование будет томительной пустотой, пока он не вернется и не принесет ей ее саму. Наверное, о такой любви и говорят древние сказания, которые маленьким внучкам когда-то рассказывала Сигнехильда Мудрая. Сигурда Убийцу Дракона обманом заставили жениться на Гуд-рун, но как она любила его! Она не хотела жить, когда он умер.
   Ночь мне казалась
   как в новолунье,
   когда над Сигурдом
   в горе сидела я;
   мнилось, что волки
   благо бы сделали,
   если б меня
   жизни лишили!*
   ______________
   * "Старшая Эдда".
   вспоминала Ингвильда плач Гудрун, и ей хотелось не умереть, но заснуть на все время долгой разлуки и проснуться только тогда, когда Хродмар вернется и склонится над ней, чтобы он был первым, кого увидят ее глаза. И никакие волшебные силы не помогут ей перенести тяжесть этой разлуки.
   И едва Ингвильда подумала об этом, как словно морская волна с силой толкнула ее в грудь. Уже знакомое пугающее ощущение падения в пустоту охватило ее, перед глазами вспыхнули, расцвели, понеслись шумным потоком вереницы неясных картин: она слышала тяжелую поступь великана, и земля дрожала под ногами, в бурном море плясали на волнах десятки кораблей, и толпы духов-двойников носились над темной водой, незнакомые голоса в чужой гриднице кричали славу кому-то, мечи бились о щиты в Долине тинга, но кого они одобряли, кого проклинали?
   Схватившись за голову, Ингвильда села, почти упала на землю, не сознавая, где она и кто она. Целый мир, земли и года разом вошли в ее душу. Нестерпимая тяжесть мира придавила ее к земле. Если таков он, чудесный дар ясновидения, то какой же человек его выдержит?
   "Хороший хозяин каждому работнику дает задание по силам! - вдруг вспомнился ей голос бабушки. - Так и боги. Они не возлагают на плечи людей непосильного бремени - только то, что по силам. А кто еще не знает своих сил - ищи и найдешь. Найдешь!"
   Ингвильда открыла глаза. Она сидела на земле, на влажном от росы мху с мелкой травой, прислонясь плечом к черному округлому боку стоячего камня, трезво-холодному в этот ранний час. Чтобы узнать, где будет солнце в переломный день года, нужно сначала узнать, откуда смотреть. Чтобы узнать цель и смысл своей судьбы, нужно сначала узнать себя. Ингвильда сделала только первый шаг на этом пути, и от трудности его у нее подогнулись ноги.
   Красивый корабль под распущенным красно-белым парусом с синей полосой отошел от берега. Блестели под солнцем мокрые лопасти весел - гребцы вели "Тюленя" на широкий простор, туда, где его подхватит ветер. Ингвильда уже не видела Хродмара, но вместо прежнего отчаянья и пустоты вдруг ощутила в сердце стойкое тепло. Пусть сейчас им приходится расстаться - душа ее будет с ним всегда.
   Ингвильда вытерла лицо, поднялась и поспешно вышла к самому берегу. "Тюлень" проплывал мимо нее, она смотрела сверху и видела каждого человека на скамьях. Она видела Хродмара; вот он вскинул голову и увидел ее. Руки его лежали на весле, но он кивнул ей, улыбнулся издалека. Ингвильда подняла обе руки над головой и широко помахала ему. Она будет его ждать. И какие бы пугающие видения ни бросал ей ее нежданно обретенный дар, она будет верить в добрую судьбу, Если не верить, что и жить станет незачем.
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   Огонъ над крышами Страндхейма
   Прищурившись, Хродмар всматривался в знакомые очертания берега. Уже отчетливо был виден Дозорный мыс, стороживший горловину Аскефьорда, а на мысу мелькало неясное движение: их тоже заметили. Раньше самыми лучшими в дружине Модольва глазами обладал Геллир. Теперь же Геллир по старой памяти еще сидел на своей привычной скамье, со своим длинным носовым веслом, к которому за долгие годы привыкли его сильные руки, но веки его опущены над мертвыми, навек погасшими глазами. Лицо хирдмана было неподвижно-спокойно, но и он не мог не думать о том, что сидит на веслах, как видно, в последний раз.
   Ездить может хромой,
   безрукий - пасти,
   сражаться - глухой;
   даже слепец
   до сожженья полезен
   что толку от трупа? 1
   так говорил Повелитель Битв. Хродмар вспомнил рассказ об одном хирдмане, который, лишившись в бою ноги, продолжал сражаться, опираясь коленом о корабельную скамью. Человек с любым увечьем может найти себе применение - но и сам Один не нашел достойного дела для слепца. На что годится ослепший воин? Только складывать саги о прошлых походах и подвигах, чтобы долгими зимними вечерами заставлять слушателей дивиться чужой доблести, разжигать в сердцах мальчишек нетерпеливую Жажду воинской славы и тяжко терзать собственную душу. Кто больше всех имел, тот больше и потеряет, - осенило вдруг Хродмара горькое открытие. Берег быстро приближался, и на сердце Хродмара посветлело от близости дома. Самые трудные дороги легче для того, кто в конце их видит огонь родного очага, а над почетным хозяйским сиденьем - щит славного предка, иссеченный в легендарных битвах.
   С Дозорного мыса уже поднимался в небо столб густого дыма - знак о прибытии корабля. Обойдя мыс, "Тюлень" вошел в Аскефьорд. Здесь они были уже дома, хотя по самому фьорду предстояло плыть еще довольно долго - от горловины до вершины был целый день пешего пути. Для обороны это место было довольно удобно: в прибрежных скалах имелось лишь пять низких песчаных площадок, годных для причаливания большого корабля. Возле каждой из них стояло по большой усадьбе знатного хёльда, одного их тех, кто был среди первых жителей этого древнего места. Усадьба Бьёрндален, где родился Хродмар, тоже принадлежала к этим "стражам причалов". На зеленых лужайках между скалами стояли небольшие дворики бондов* и рыбаков, везде качали верхушками сосны и ели - довольно густо населенный Аскефьорд сохранил очень много леса, и его берегли как защиту от суровых ветров.
   Усадьба конунга - Ясеневый Двор - на вид не отличалась от усадьбы любого из хёльдов. Она располагалась поодаль от моря, ее крыши едва виднелись между деревьев, но зато корабельные сараи конунга стояли прямо над самой большой причальной
   площадкой.
   С корабля Хродмар видел, как вдоль фьорда бегут люди, все приветственно машут им руками. Вон из ворот усадьбы Фюрберг вихрем вылетел всадник и помчался по тропе вверх - это Херкир хёльд послал гонца к своей сестре в усадьбу Гленне. "Тюлень* давно здесь ждут, скоро соберется народ со всего фьорда. Под старыми соснами у Конунгова причала тоже суетилась толпа, к Хродмар отвернулся. Всю дорогу он собирался с духом, не зная, как предстанет перед людьми с таким лицом, но так к не собрался.
   -Не будем здесь приставать! - сказал Модольв, пристально поглядывая на племянника. - Сначала стоит заглянуть домой. Я думаю, первой нам следует успокоить твою мать. А Торбранд конунг подождет.
   Хродмар кивнул, бессознательно поправил косу, глядя на три огромные ели на берегу, за которыми вскоре покажется причал Бьёрндалена. После болезни он стал заплетать волосы в две косы, как носил Модольв и другие знатные фьялли. Раньше он оставлял волосы распущенными, гордясь их красотой и блеском. Теперь же, Хродмару стало казаться, что красивые волосы только подчеркивают его уродство. И с двумя косами он сразу стал казаться старше.
   Радуясь, что по его новому лицу никто не умеет определять его душевное состояние, Хродмар притворялся спокойным, но его сердце то билось быстро, то почти замирало, дыхание теснилось, и волосы на висках взмокли. То, что он уже однажды пережил на Фьялльской отмели, предстояло пережить еще раз. При виде знакомых с рождения берегов к построек Аскефьорда Хродмар сильнее ощущал, как сильно изменился он сам. Он без труда узнает каждый камень на берегу, но узнают ли его? Невольно Хродмар касался кончиками пальцев бугристых рубцов на щеках. Невозможно было поверить, что все осталось прежним, а сам он непоправимо изменился. Нет, это не сон и проснуться не удастся. Ему уже не быть прежним Хродмаром Щеголем, мимо которого редкая женщина могла пройти не обернувшись. И прежним ему не бывать. Никогда.
   - Не грусти, Щеголь! - с грубоватым весельем крикнул ему со своего высокого сиденья кормчий Вестмар. - Мы все теперь не красавцы! Меня теперь не узнает родной сын! Бедный мальчик подумает, что сбылось предсказание ворчливой няньки и за ним явился бергбур из Дымной горы!
   Но шутки его никто не поддержал, сам Хродмар Даже для вида не улыбнулся. Если больше всех теряет тот, кто больше всех имел, то Хродмар был обезображен "гнилой смертью" сильнее, чем кто-либо другой.
   Корабль шел мимо трех елей. В Аскефьорде их называли Троллями и рассказывали детям, что днем они стоят в облике деревьев, а ночью выходят в дозор и охраняют покой фьорда, расхаживая вдоль берега. Самое занятное, что и выйдя из детства каждый в душе продолжал в это верить. Ветер шевелил лохматые лапы Троллей, словно они приветственно машут вернувшимся. И при виде их у Хродмара чуть-чуть полегчало на сердце: ему показалось, что еловые тролли его узнали.
   За елями-великанами открывалась Медвежья долина, в которой стояла усадьба Бьёрндален. Вот корабельный сарай, несколько рабов возятся возле лодки на берегу, разбирая снасти. Хродмар узнал домочадцев своей усадьбы и снова подумал: они смогут узнать его только по одежде. Но это рабы. А как он теперь предстанет перед матерью?
   "Тюлень" коснулся днищем песка, рабы, опомнившись, бросили свои снасти и со всех ног кинулись в усадьбу предупредить хозяев. Хирдманы по одному прыгали в воду и брели на берег. Мало кому хотелось торопиться. Больше или меньше, но страх показаться на глаза домашним испытывали все. Всего шесть человек из всей дружины, считая Мо-дольва, вернулись домой такими же, какими ушли.
   - Не мучайтесь дурью! - с присущей ему прямотой посоветовал товарищам Вестмар. - Скажите спасибо норнам и богине Эйр, что вообще вернулись. Если бы вас сожгли и закопали под тем курганом на Квиттинге, ваши жены и дети обрадовались бы еще меньше.
   Но и без его советов хирдманы помнили - двадцать семь семей осиротело, и им придется взглянуть в глаза родным умерших. А этого не ждут - ведь они ходили в мирный торговый поход.
   - Послушай, родич! - Модольв положил руку на плечо Хродмару. - Тебе, как видно, не очень-то хочется идти первым. Подожди здесь. Я пойду сначала, а потом... Потом видно будет.
   Хродмар молча кивнул. Модольв подумал, что болезнь сделала его племянника молчаливее и, возможно, мудрее. Для него не прошло бесследно то открытие, что любой знатный хёльд, будь он хоть красивее самого Бальдра, так же беззащитен перед превратностями судьбы, как последний чумазый раб из свинарника.
   "Тюлень" вытащили на берег, хирдманы принялись разбирать весла, снимать и сворачивать парус. А Модольв пошел к усадьбе.
   Едва он вступил на двор, как из хозяйского дома ему навстречу выскочили несколько человек - и первой Модольв увидел свою сестру Стейнвёр, ее головное покрывало с широкой синей лентой из шелка, ее лицо, немного увядшее, но еще красивое. У Модольва дрогнуло сердце - в памяти его ожил Хродмар, такой, каким он был и какого он почти забыл за последний месяц. Хродмар был похож на мать.
   За спиной фру Стейнвёр виднелась плечистая фигура Кари ярла. Неторопливый и основательный, он был выше жены на целую голову, и возле него подвижная, легко сложенная фру Стейнвёр казалась белкой рядом с медведем. В усадьбе шутили, что боги смешали Стейнвёр и Кари, а потом разделили пополам - вот Хродмар и получился как раз таким, как нужно.
   - Модольв! Модольв ярл! - воскликнуло разом несколько голосов.
   Фру Стейнвёр подбежала к брату, звеня ключами и амулетами, словно воин полным снаряжением,
   - Где вы пропадали так долго? Что случилось? Где Хродмар? - торопливо сыпала она вопросами, не в силах дождаться ответов.
   - Нам не очень-то повезло в этом походе, - издалека, как искусный сказитель, начал Модольв. - На Квиттинге нас прихватила болезнь...
   - Какая болезнь? - воскликнула фру Стейнвёр и зачастила, теребя брата за кожаный рукав. - Я так и знала! Так и знала! Вы поплыли в дурной день, я говорила вам, но конунгу не терпелось! Знамения предвещали беду! Ведь Стуре-Одд бросал прутья!* Что за болезнь?
   ______________
   * Древний способ гадания, основаныый на бросании палочек с руническими знаками.
   - "Гнилая смерть", - осторожно ответил Модольв. - И многие у нас заболели...
   - "Гнилая смерть"... - повторила Стейнвёр и вдруг застыла, все ее суетливое оживление пропало.
   Краска схлынула с ее лица, глаза стали огромными. Фру Стейнвёр отшатнулась от брата, прижала руку ко рту и застыла, точно замороженная.
   - Что... что с моим сыном?.. - почти в беспамятстве от ужаса пробормотала она, боясь самого страшного и не желая верить, что это возможно.
   - Хродмар тоже болел... - сказал Модольв. Глаза Стейнвёр стали как две стеклянные бусины', и он не смог дольше тянуть. - Он жив, сестра, жив! Он совсем выздоровел. Вот только не знаю, сможешь ли ты теперь узнать твоего сына. От прежнего Хрод-мара остались только глаза и волосы. А остальное...
   Из глаз Стейнвёр хлынули слезы, словно весеннее солнце могучим ударом тепла растопило зимние льды в горах.
   - Где... где он? - нетерпеливо воскликнула она. В ней кипели разом и тревога, и облегчение, и гнев на брата, который так ее напугал.