Дворецкая Елизавета. Стоячие камни (Корабль во фьорде - 1)

   Оддбранд положил ладонь на камень, и Ингвильда вздрогнула, представив колючий холод его заиндевелых боков.
   - Хёрдис всю жизнь была голодным драконом, - пробормотала Ингвильда. Как бы и ей не сожрать саму себя.
   И сейчас Оддбранд впервые вздохнул.
   - Еще никто не знает, на что она способна! - пояснил он в ответ на удивленный взгляд Ингвильды. - Даже она сама. Это и есть самое страшное.
   Ингвильда вынула руку из меховой рукавицы и осторожно прикоснулась кончиком пальца к белым иголкам. Палец обожгло, и она отняла руку, почему-то чувствуя, что этюд самым провалила какое-то важное испытание. Стоячие камни ничего не делают просто так. Ей снова вспомнилось требование отца увидеть Стюрмира конунга и свое собственное желание увидеть Хродмара.
   - А это совсем не трудно, - подал голос Оддбранд, и Ингвильда вздрогнула.
   Она чувствовала, как мерзнут ее плотно сжатые губы, и была уверена, что не произносила вслух ни звука. Значит, Оддбранд услышал ее мысли. Вскинув глаза, она посмотрела на него по-новому и даже испугалась. Высокий сильный хирдман с невыразительным лицом и умными глазами, в накидке из косматого волчьего меха, стоящий возле священного камня с крепко прижатой к нему ладонью вдруг показался ей и не человеком вовсе, а каким-то духом, не слишком ласковым, но не враждебным и, главное, очень сильным. Мелькнула мысль, что таким должен быть бог, и Ингвильде стало жутко. Оддбранд неслышно разговаривал со священным камнем, не требуя жертв и не завывая заклинаний, как тот, живущий в Тюрсхейме. Он был похож на одного из тех духов Медного Леса, что просыпаются в годы бедствий.
   - О чем ты говоришь? - осторожно, с тревогой спросила ока.
   - О том, что тебе велел Фрейвид хёвдинг и чего тебе самой хочется. Не нужно ждать новолуния. Ведь новый месяц уже где-то есть в мире, только его еще не видно. А ты позови его. Постарайся увидеть его раньше, чем все остальные.
   Икгвильда не сводила глаз с Оддбранда, стараясь понять, что же он сказал. Это было как сноп искр в темном доме - так просто и так ослепительно! А Оддбранд снял ладонь с черного бока камня и отошел чуть в сторону. Ингвильда как зачарованная потянулась за ним и встала на то место, с которого он сошел. Прямо перед ней, на уровне ее лица, оказалось пятно, оставленное его ладонью, черное пятно среди растаявшего инея, протопленное теплом живой человеческой руки, словно окошко... куда? Ингвильда смотрела в это пятно, все еще думая о словах Оддбранда, но мысли ее против воли сворачивали на другое. Ведь Хродмар тоже есть где-то в мире! Просто он так далеко, что его еще не видно. Но он есть, он идет сюда, и он будет с ней. Надо только постараться увидеть его раньше, чем другие. И не так уж это трудно. Невозможно увидеть только то, чего нет, нет нигде, ни в одном из миров. А то, что есть в твоем собственном мире, увидеть можно...
   И черное окно в камне под взглядом Ингвильды посветлело, но не до белого, а до смутно-серого цвета, каким бывает море зимой. Возникло движение, рябь побежала по поверхности камня, как по воде... Да это и есть вода. Широкое пространство фьорда, заполненного кораблями, разворачивалось перед взором Ингвильды, и у всех кораблей были на штевнях резные головы коней и рогатых драконов. А дальше, впереди, была полоса земли с темнеющими крышами усадьбы, а за ними можно было различить снова серый блеск воды и корабельные штевни - много, сколько хватает глаз. Там, перед усадьбой, стояли и ходили люди; среди множества воинов Ингвильда видела возле воды несколько человек в богатых плащах, и среди них - Хродмара. Она сразу выбрала его взглядом в толпе, как будто он был окружен особым светом, и узнала, как узнают свое собственное отражение в воде. Он что-то говорил, его горячо перебивал какой-то рослый хирдман с рысьей шкурой на плечах, сохранившей лапы, хвост и даже голову, с большой золотой застежкой на правом плече. Хродмар молча давал победителю рыси выговориться и продолжал. Ингвильда не слышала слов, но видела спокойную уверенность на его лице. Да, это место вовсе не было похоже на западное побережье Квиттинга, где ему следовало сейчас находиться. Серое небо нависло над цепью горных хребтов, и нельзя было с одного взгляда отличить заснеженные вершины от облаков. Это фьялленландские горы, по которым можно подняться прямо к облакам. Не потому, что горы высоки, а потому, что облака, над Фьялленландом всегда низкие.
   Черное пятно на боку камня стало вновь покрываться изморозью, и через тонкую белесую пленку Ингвильда больше ничего не видела. Внезапно у нее закружилась голова, словно земля качнулась под Ногами. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула холодный воздух. Это головокружение показалось ей приятным, как усталость после хорошо выполненной трудной работы. Ингвильда отчетливо помнила свое видение, и дар ясновидения больше не пугал ее как будто она наконец-то научилась справляться с ним. Раньше он казался ей чем-то вроде болезни, а теперь стал ее оружием.
   - Ты хорошо поняла то, что увидела? - спросил Оддбранд. И Ингвильда вдруг подумала, что это он ей и показал.
   - А ты не видел? - спросила она, еще не решаясь открыть глаза.
   - Как же я могу - я же не ясновидящий! - По голосу Оддбранда было слышно, что он улыбается. На такое редкое зрелище все домочадцы Фрейвида сбежались бы со всей усадьбы, бросив и дела, и отдых, и Ингвильда открыла глаза. - Но если ты не все поняла, расскажи мне, я тебе помогу. Что-то же нужно будет отвечать Фрейвиду.
   Ингвильда стала подробно рассказывать обо всем увиденном, стараясь описать даже изгибы берега. Оддбранд удовлетворенно кивал время от времени, вставляя пояснения.
   - Я знаю это место, я не раз его видел наяну. Оно называется Трехрогий фьорд. У него три рога, и в каждом отлично может встать сотня кораблей. На Среднем роге стоит усадьба ярла, а два других изрыты землянками для войска, как поле кротовыми норами. Ты не видела? Все равно они там есть, и наверняка покрыты все до одной*. С самых Великань-их Веков конунги фьяллей собирают там войско, когда идут в большой поход. Сесть ярлом в тамошнюю усадьбу у них считается чуть ли не самым почетным... Да, конские головы на штевнях - это корабли раудов... А этот длиннорукий в рысьей шкуре - это сам Ингимунд хёвдинг, муж конунговой дочери Ульврунн. Он когда-то убил эту рысь голыми руками и с тех пор верит, что ее сила перешла в него и приносит ему удачу. Все верно. Если Торбранд конунг начал собирать войско после проделок Большого Тюленя, то сроком общего сбора он должен был назначить середину зимы. Сейчас они принесут жертвы и поплывут. Вот и ответ твоему отцу! Он очень обрадуется, узнав, что конунг фьяллей находится гораздо ближе, чем Стюрмир конунг. Но ведь и ты сама не зря глядела в камень, верно?
   ______________
   * На поле тинга были вырыты земляночные ямы, которые во времена съездов покрывались парусами, лапником или другим подходящим материалом.
   Ингвильда посмотрела в лицо Оддбранду, пытаясь понять, не смеется ли он, но не сумела уловить даже тени улыбки.
   - Все же это так странно! - сказала она, поведя плечами. - Я никогда не слышала, чтобы гадали по камням. Мудрые люди гадают по облакам, по бараньим лопаткам, по рунам...
   - Чему ты удивляешься - это же Свадебный камень! - Оддбранд выпустил в уголки губ тень улыбки и тут же снова спрятал ее. - И я очень сильно ошибаюсь, если среди тех доблестных воинов ты не увидела твоего жениха. На самом деле, йомфру, главное - это уметь видеть. Кто умеет - тот увидит хоть в... Ты знаешь, что есть умельцы предсказывать судьбу по сношенным башмакам?
   - А ты... - Ингвильда подошла ближе и заглянула ему в лицо. - Ты откуда... все это знаешь?
   - Я... - Оддбранд со скучающим видом поднял глаза к быстро темнеющему небу, как будто его просили рассказать о невыразимо нудных делах. - Это долго рассказывать. А если проще - я один раз умирал и чуть было совсем не умер. Но Один выпихнул меня обратно и неплотно закрыл дверь. Теперь я знаю, где она, эта дверь.
   Это было не самое ясное и полное объяснение, но Ингвильда больше ни о чем не спрашивала. Ей было слишком трудно разобраться со своими собственными тайнами, чтобы искать чужие.
   О своем видении Ингвильда рассказала отцу и другим не больше половины, но и этого было достаточно. Фрейвид хёвдинг не очень-то поверил, что cpaзv после их беседы боги послали его дочери ту самую весть, которая была ему нужна: войско фьяллей в Трехрогом фьорде, то есть в полной готовности, а Стюрмира конунга и близко нот. Фрейвид даже подумал, что дочь его разумнее, чем ему казалось раньше. Кюна Далла тоже не слишком поверила в такое своевременное видение, но сомнения были ей невыгодны, и она без колебаний прогнала их. Перед ней открылась замечательная возможность заменить мужа, который относился к ней со снисходительным презрением, на пасынка, который слушает ее и, между прочим, тоже вполне годится в мужья.
   Наутро Фрейвид хёвдинг и кюна Далла созвали на малый, так называемый домашний тинг народ со всего озера Фрейра и окрестностей. По обычаю, местный тинг собирался на берегу, на площадке перед каменными воротами святилища Хэстирнэс. Рассказав о вестях с северной границы и видениях Ингвильды, они предложили людям провозгласить Вильмунда конунгом квиттов, чтобы войско шло в бой с предводителем, без чего на удачу в бою нечего и рассчитывать. Бильмунд ярл слушал громогласные хвалы себе, и на скулах его горел непривычно яркий румянец. В этот миг он чувствовал себя всемогущим.
   Кубок Конунгов хранился в Тюрсхейме, и взамен Вильмукду подали другой, но тоже золотой. Стоя в толпе, Ингвильда с затаенным дыханием следила за тем, как Фрейвид подает Вильмунду кубок с медом, чтобы тот вылил его к подножию священного камня, как Вильмунд протягивает к нему руки... На его правом запястье блестит золотой дракон - волшебное обручье, которое по руке каждому новому владельцу. Какая-то ледяная иголочка кольнула в сердце Ингвильде, к Ока едва не крикнула: "Не бери!"
   Оддбранд, стоявший у нее за спиной, вдруг незаметно положил руку ей на плечо и слегка сжал, как будто хотел удержать от необдуманных поступков.
   Без слов она поняла, что он хотел сказать. Боги дали каждому человеку свою судьбу и свою голову, а с ними право идти своей дорогой и обязанность отвечать за свои поступки. И если кто-то схватился за меч не по руке, то ему же достанутся все последствия.
   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   "Сила земли и студеного моря..."
   За ночь поверх наста выпал снежок, так что теперь бежать на лыжах было одно удовольствие: Хёрдис бордо скользила вперед, а Серый трусил за ней, не увязая в снегу. "Может, я научилась еще и заклинать погоду? - с веселым удивлением думала Хёрдис на бегу. - Еще узнать бы, как у меня это получилось!" Но незнание этого важного обстоятельства не могло испортить ей настроения. Одна долина сменялась другой, со свистом, как казалось Хёрдис, улетали назад еловые перелески, и хотя края Медного Леса еще не было видно, Хёрдис была уверена, что доберется точно в срок. То есть гораздо быстрее, чем люди считают возможным!
   - Они думают, дурачье, что можно отнять у Хёрдис Колдуньи ее законное имущество и спокойненько им владеть! Они сильно ошибаются! - на каждом привале твердила она Серому. Серый уже давно все понял, но других собеседников Победительнице Фьяллей судьба пока не посылала. - Сильно ошибаются! Раз мой Дракон Судьбы не может сам ко мне вернуться, так я пойду за ним! Он мой и должен быть у меня! Я прокляла его новых владельцев таким страшным проклятьем, что ради их же блага мой Дракон должен вернуться ко мне! И он вернется! Не будь я Хёрдис Колдунья!
   Вот уже пять дней, как Хёрдис сбежала из Кремнистого Склона, не особенно заботясь, когда и как она туда вернется. В дорогу она запаслась лыжами и маленьким, но вполне надежным охотничьим луком. И, разумеется, своим чудесным огнивом. Оно висело у нее на цепочке между застежек платья, и на ходу Хёрдис ощущала, как оно бьется под меховой накидкой. Не каждый выдержал бы этот сумасшедший бег через безлюдные просторы Медного Леса шестой день подряд, с ночевками прямо на снегу, на еловых лапах, возле костра. Даже Серый похудел и падал без сил, как только хозяйка позволяла ему передохнуть.
   - Я, между прочим, тебя вовсе не звала с собой! - напоминала она, если пес начинал подвывать и смотреть на нее жалобными глазами, умоляя о передышке. - Сидел бы дома!
   Сама Хёрдис не знала усталости, словно была выкована из знаменитого квиттингского железа. Жажда отомстить обидчику и вернуть свое сокровище гнала и гнала ее вперед. Иногда Хёрдис сама удивлялась своей неутомимости. Сидя ночами у костра, дожидаясь, пока прожарится подстреленная по пути куропатка, она совершенно забывала и о Драконе Судьбы, и о Фрейвиде, а просто радовалась оставшемуся позади пространству, как будто этот сумасшедший бег через заснеженные долины и был настоящей целью ее жизни. "Кажется, я никогда не ела сырого оленьего сердца, а бегаю лучше любого оленя!" - удивлялась она сама себе. Хёрдис смутно ощущала, как в сумрачных глубинах ее неугомонной души бродят какие-то огромные, еще до конца не проявившиеся силы. Эти силы не давали ей сидеть дома, это они погнали ее куда-то вдаль. Главное - это бежать, а зачем - будет ясно на месте. Хёрдис верила себе, даже когда себя не понимала, а жалеть об оставленном доме ей было нечего. Кремнистый Склон никогда не казался ей настоящим домом. А где ее дом, если он вообще есть где-нибудь, - вот это ей и хотелось бы знать.
   Кончался шестой день ее путешествия, когда Серый вдруг начал подвывать.
   - Да ну тебя! - коротко огрызнулась Хёрдис на бегу. - Еще светло. Отдыхать рано.
   Но пес не унимался. Хёрдис замедлила шаг и
   обернулась.
   - Ну, чего тебе? - недовольно спросила она, но тут же перевела взгляд с собаки на снег позади, не упуская случая еще раз полюбоваться делом своих рук.
   Если бы кто-то попытался проследить путь Хёрдис, у него бы ничего не вышло. Следы лыж Хёрдпс и лап Серого сами собой затягивались снегом и исчезали, едва лишь она успевала отойти на два-три шага. Это тоже было заслугой волшебного огнива. Перед тем как выйти из дома, Хёрдис нацарапала острым краем огнива на нижней стороне каждой лыжи руну "эар" - руну праха. Этой руне ее научил один иноземный пленник, который целую зиму жил в усадьбе Фрейвида, дожидаясь, пока пришлют за него выкуп. Как он говорил, эта руна означает завершение и возвращение к тому, как было. Хёрдис требовалось, чтобы позади нее снег остался как был, и она использовала чужеземную руну для заметания следов. Конечно, умная бабушка Сигнехильда сказала бы, что очень опасно использовать иноземное колдовство, в котором совсем не разбираешься - но осторожность Хёрдис даром отдавала кому угодно. Следы заметались, у нее опять получалось задуманное, а до остального ей не было дела.
   Видя, что хозяйка обернулась, Серый тут же сел на снег, тихо поскуливая и жалобно глядя на нее своими желтыми глазами.
   - И не стыдно тебе? - укоризненно спросила Хёрдис. - Тоже мне, хёвдкнг Болотных Кочек! Законогозоритель* жабьего тинга! А еще гривну косишь! Даже тот козлиноголовый берсерк, с которого мы ее сняли, наверняка прошел бы эту дорогу без нытья! А уж тебе сам Видар* велел! Пошли же, ну! Великие волки Гери и Фреки* смотрят на тебя и гордятся тобой!
   Но Серый не тронулся с места, а продолжал скулить, то оглядываясь назад, то поворачивая морду к Хёрдис. Что-то было не так. Насторожившись, ока потянула носом воздух, оглядела серый небосклон, потемневший перед близкой ночью, скользнула взглядом по верхушкам елей на взгорке позади. Что-то было не так...
   - Пахнет чем-то паршивым, - задумчиво сказала Хёрдис и посмотрела в глаза Серому. - Ну-ка, храбрый хёвдинг, кончай ныть и подумай - что это такое?
   Серый еще раз боязливо оглянулся, но постарался взять себя в руки, то есть в лапы, и честно подумал. С тех пор как Хёрдис пожаловала ему гривну фьялльского берсерка, он стал умен не по-собачьи и даже, как надеялась Хёрдис, мог со временем сравняться умом с прежним хозяином гривны. "Впрочем, это сомнительная похвала! - с издевкой добавляла Победительница Фьяллей. Говорят, в одном племени когда-то сидел конунгом пес. Наверняка это было у фьяллей!" Так или иначе, но с некоторых пор Серый стал еще лучше понимать человеческую речь и даже кое-как передавать свои мысли Хёрдис. Вернее, не мысли, а чувства и побуждения.
   Вот и сейчас Хёрдис прислушалась, стараясь уловить, что происходит в лобастой башке ее верного ярла. И ей вдруг стало тоскливо и страшно. Так страшно, что она вцепилась в рукоять ножа на поясе и стремительно огляделась. Где-то рядом была опасность, что-то большое и страшное шло к ним через пустынные долины и хребты Медного Леса. У Хёрдис закружилась голова: ей вдруг так ясно представилось, как огромен Медный Лес и как малы, жалки и беспомощны в этих просторах они с Серым. Сам Медный Лес, все тайны которого неизвестны даже самым мудрым колдунам, вдруг представился ей живым чудовищем, способным сожрать их. Вот так просто сейчас распахнется в земле огромная черная пасть и проглотит две искорки живого тепла... Нечто подобное Хёрдис уже испытала один раз, еще летом, когда только вернулась к Кремнистому Склону с побережья, пошла искать пропавших коров и оказалась перед пещерой, из которой потом вышел
   Берг...
   Вспомнив Берга, Хёрдис поморщилась. Он всю осень надоедал ей, являясь на пастбище чуть не каждый день, а потом подстерегая ее всякий раз, как только она выйдет из дома. В усадьбу он не совался но не могла же Хёрдис все время сидеть взаперти! Берг упрямо топал за ней, то забегая вперед, то заходя сбоку, все заглядывая ей в глаза, даже пытался взять за руку, но при этом ничего не говорил, а только пыхтел. Должно быть, это следовало понимать как вздохи любовной тоски. Надоел хуже селедки. Уходя из дома, Хёрдис конечно же ничего не стала ему говорить. А то еще потащился бы провожать, с него станется!
   При мыслях о Берге страх отступил, сменился презрительной досадой, дышать снова стало легко.
   - Идем, Серый! - решительно сказала Хёрдис. - Нечего сидеть. А если страшно, то вспомни - нам осталось не больше одного перехода до конца Медного Леса! Может быть, уже завтра мы будем спать в человеческом доме!
   Вздохнув, Серый поднялся и побежал следом за Хёрдис, изредка оглядываясь назад.
   Длинная долина кончалась, впереди виднелся невысокий хребет. Острые кремневые выступы не замело снегом, и они заметно темнели на белом. Хёрдис торопилась добраться туда, чтобы с высокого места окинуть торжествующим взглядом долину позади и вызывающим - ту, что лежала впереди и еще ждала завоевания. Недолго же ей ждать! Хёрдис упрямо передвигала ноги, но мерзкое ощущение опасности не проходило и убелсать от него не удавалось. Темное вязкое облако наползало с севера, из сердца Медного Леса, откуда лежал ее путь, упрямо догоняло, делалось все ближе и ближе. Страх протягивал когтистые лапы к Хёрдис, цеплял за края одежды и за волосы, давил и не давал дышать. Но не так-то легко было помешать ей! Хёрдис упрямо сжимала губы и все шла и шла вперед, хоть это и стало вдвое труднее. Раньше ей не случалось так уставать на подъемах, хотя встречались склоны и покруче. Уж не живет ли тут какой-нибудь упрямый тролль, который не хочет подпускать ее к своей пещерке? "Я тебе покажу! - сердито грозила Хёрдис, уверенная, что невидимый враг услышит ее мысли. - Вот только доберусь до тебя! Ты узнаешь, как кусается мое огниво, мерзкий тролль!"
   На вершине хребта снега почти не было, лыжи стали царапать по камню. Окинув взглядом широкую каменистую полосу впереди, Хёрдис со вздохом наклонилась и отвязала лыжи.
   - Иди, Серый, здесь легче... - начала она, в наклоне повернув голову назад, к Серому, и вдруг вскрикнула.
   Позади, у начала оставленной за спиной долины, над вершинами ельника возвышалось что-то огромное, темное, достающее до самого неба. Какая-то неведомая гора, грозовая туча выросла между лесом и небом, покачнулась, потом рывком продвинулась вперед...
   Любой обыкновенный человек застыл бы на месте от ужаса, подавившись воздухом, но Хёрдис не тратила времени на испуг. Мгновенно, словно ее подстегнули, она сгребла в охапку лыжи с палками и кинулась в близкие заросли на гребне скалы. Высокие кусты можжевельника торчали среди каменной россыпи густыми рыже-бурыми метелками, и Хёрдис, как косматый волчонок, устремилась туда. Между кустами ей почудилось темное отверстие - сейчас ей подошла бы и кротовая нора.
   На коленях, волоча за собой лыжи, она вползла под кусты и сунулась к узкому лазу. Серый, вполголоса повизгивая от ужаса, полз за ней, все норовя пролезть вперед или хотя бы быть рядом, но ширины лаза между камнями с трудом хватало на одного, и Хёрдис сердито шипела, бранила бестолковую собаку, которая своей суетой сейчас погубит их обоих. Серый пролез-таки вперед и первым нырнул в нору. Бросив лыжи, Хёрдис вползла следом. Обмяв снег, она обнаружила, что пещерка не так мала, как казалось, - они с Серым поместились там целиком. Серую шкуру пса и волчью накидку Хёрдис будет не так легко заметить снаружи за камнями и ветками можжевельника, если только... Если только ЭТО ищет глазами, а не как-то иначе. Несколькими быстрыми движениями Хёрдис начертила на снегу возле норки руну "волчий крюк", способную сковать противника, - из наследства того же Эадальреда-пленника. Он предупреждал, что руна опасна, но сейчас Хёрдис было не до опасений - там наверху маячило что-то гораздо более страшное. О Видольв, родоначальник всех ведьм, сделай так, чтобы помогло! Сжавшись в комочек не хуже ежа, затаив дыхание, Хёрдис напряженно вслушивалась. Тяжеленные шаги быстро пересекали долину, делались все ближе и ближе. Бум... бум... бум-бум... Как будто поблизости колотили об землю целой скалой. Со стен и потолка пещерки ползли и сыпались комья мерзлого песка. Еще насыплется за шиворот, вытряхивай потом!
   Над скалами висел гул, Хёрдис всем телом ощущала глубинное подрагивание земли. Высунуться и посмотреть она боялась. Такому огромному страшилищу девушка и собака покажутся не больше мышей, может, он их и не разглядит свысока, ну а вдруг он учует живой взгляд? Кто он такой? "Для тролля великоват, - прикидывала Хёрдис, обеими руками сжимая пасть Серого, чтобы не скулил. Конечно, это чудо так топочет, что и камнепада не услышит, но все же не помешает сидеть потише. - Может, великан? Свальнир... Асольв его видел, значит, он еще жив. Нет, Свальнир живет не здесь, а в Великаньей долине. Семь дней пути отсюда! Впрочем, это для человека семь, а великан и за полдня пройдет. Чего он так разгулялся? А вдруг он голодный? Конечно, мы ему на один зуб, но от этого не легче". Нет, Хёрдис не хотела кончить свои подвиги в пасти великана. Конечно, это славная смерть, но чересчур преждевременная.
   Громоподобные шаги приближались, но делались все медленнее. Перед хребтом они совсем остановились. Вот тут у Хёрдис стало нехорошо на душе. Она натянула на лицо косматый капюшон, сжалась и нагнула голову и всем существом ощущала, как громада каменного жителя нависает над самой их пещеркой. Сам воздух вокруг уплотнился и стал еще холоднее, так что дышать было не легче, чем грызть лед. Хёрдис почти не дышала, чувствуя только, как Серый у нее в руках дрожит крупной дрожью. "Что нее ты завис тут, горе богини Йорд*! - с негодованием восклицала она в мыслях. - Топай дальше, позор Имировых костей! Нечего тебе здесь делать!"
   Вот горный хребет содрогнулся сильнее - великан поставил ногу совсем рядом с пещеркой. На миг потемнело - словно каменная туча медленно прошла над самым обрывом, куда открывался зев пещерки. Хёрдис бросила вперед быстрый взгляд. Исполинская фигура стояла по ту сторону хребта на склоне, но еще очень близко, так что Хёрдис видела только ноги. Она не поняла даже, укутаны они в сапоги из толстых шкур неведомо кого - должно быть, драконов или просто сделаны из камня и не нуждаются в обуви.
   Великан стоял, обратившись лицом к следующей долине, к, похоже, высматривал что-то впереди. Что ему там нужно? В Медном Лесу так мало людей, что в иных долинах годами никто не бывает, и черные камни, отмечающие дорогу к побережью, уныло тоскуют от собственной бесполезности.
   "Уж не нас ли он ищет? - снова подумала Хёрдис. - Не нравится мне это! Я, конечно, люблю внимание больших и сильных мужчин, но этот для меня уж слишком велик!"
   Осторожно она сняла одну руку с загривка Серого, показала псу кулак и послала свирепый мысленный приказ сидеть тише мыши и даже не дышать для верности. Потом Хёрдис сунула руку под накидку и нашарила огниво на цепочке между застежек. Вытащив его из-под накидки, она осторожно, стараясь не звякнуть, опустила его и коснулась железом кремневого пола пещерки. От этого должна родиться сила, которой надо лишь уметь воспользоваться. А Хёрдис уже верила, что умеет.