Дворецкая Елизавета. Стоячие камни (Корабль во фьорде - 1)

   Тор стоял среди облаков, наблюдая последствия удара. От него исходили волны плотного жара, сам воздух полнился ощущением грозной силы. Но на земле все было тихо. Потомок Имира не показывался и не желал вступить в схватку. Видно, глупых великанов, надеявшихся его одолеть, Тор перебил еще в древности. Остались только умные.
   И облака сомкнулись. Закрылись огненные ворота, Тор вернулся в свое жилище, недаром названное Полями Силы, а может, отправился искать новых побед.
   Не зная, сколько прошло времени, день он пролежал здесь или целый год, Хродмар медленно-медленно поднял голову. С рук и спины его сыпалась земля, каменная крошка, еще какая-то труха. Уже светало, в рассеянном сером свете молено было различить жуткую мешанину земли, камней, обломанных стволов, измочаленных веток... и оторванную лошадиную ногу, висящую на толстом, тоже обломанном суку в нескольких шагах впереди. По мерзлым камням было размазано несколько пятен крови.
   Хродмар поморгал, потом огляделся. Он лежал на крохотном уцелевшем куске скалы, и взору его предстала такая ужасная картина разрушения, что ему уже не любопытно было бы глядеть на Затмение Богов*. Весь лес превратился в чудовищную смесь каменных обломков, разбитых в щепки сосновых стволов и перевернутых пластов земли. Рыжие прожилки болотной руды казались полосами засохшей крови какого-то чудовища. Ни горсти снега не уцелело там, где пролетел Мйольнир, и теперь земля дымилась струйками горячего пара.
   С ломотой в затекшем теле Хродмар смотрел на все это, и ему казалось, что в живых остался он один. Не только здесь, но и вообще во всем Медном Лесу. Отряхнув руку, Хродмар протер лицо, оперся о скалу и встал. Дрожащими руками смахивая землю, каменную крошку и труху с одежды и волос, он со странным спокойствием думал, что у него впереди еще лет семьдесят жизни. Казалось, Хель уже всеми мыслимыми способами пыталась заполучить его и вот наконец убедилась, что он ей не по зубам. А значит, ему нужно идти дальше.
   Впрочем, он все-таки не один оказался такой удачливый. Сигват, Снеколль и еще двенадцать человек, грязные, избитые и дрожащие, в конце концов выползли из щелей и из-под обломков. Были сломанные и вывихнутые конечности, выбитые зубы и перебитые носы, а ушибы и ссадины имелись у всех без исключения. Но погибли только шестеро, и их даже не пришлось хоронить - это сделала битва Тора и великана. Даже нескольких лошадей удалось найти, и после полудня, немного придя в себя, перевязав раны и приладив к седлам носилки для двоих, которые не могли сидеть верхом сами, фьялли тронулись в путь. Им следовало бы передохнуть подольше и набраться сил, но никто не предложил еще задержаться или вернуться в усадьбу. Лишнего мгновения не хотелось оставаться рядом с этой изувеченной долиной, а все мыслимые опасности Медного Леса казались детской забавой по сравнению с тем, что они пережили. Вся нечисть, напуганная появлением Тора, затаилась надолго.
   Снеколль шел серьезный, баюкая на перевязи вывихнутую руку, которую Сигват сумел ему вправить и даже обещал, что скоро она будет в порядке.
   - Болит? - спросил Хродмар. - Что-то я больше не слышу, чтобы ты смеялся.
   - Я сочиняю сагу! - с важностью ответил Снеколль. - Такое не с каждым бывает. Об этом любой конунг захочет послушать. А мне надо успеть сочинить побольше, потому что завтра я посчитаю это все страшным сном и мне будет неловко об этом рассказывать. Ведь правда, это достойно саги?
   - Надо полагать, да, - спокойно ответил Хродмар.
   Сам он вовсе не считал, что повредился рассудком или видел сон. Похоже, наконец-то начал привыкать.
   - А я бы с удовольствием послушал, какую сагу об этом сложат квитты! сказал Сигват. - Наверняка из Кремнистого Склона и с Рыжей Горы все было видно.
   - Встретим - спросим, - невозмутимо обронил Хродмар. - Надо полагать, мы здесь не в последний раз.
   Он ошибся. Хродмар сын Кари был возле Кремнистого Склона в последний раз. Но, должно быть, Лив и Ливтрасир* тоже не станут возвращаться на то место, где переживут Затмение Богов*.
   Вот и все. Огонь перед жертвенником погас, последние струйки дыма растаяли на ветру. Хёрдис сидела на жестком холодном камне прямо там, куда упала, когда Раудберги содрогнулась в первый раз - когда фигура Берга вдруг выросла от человеческой до великаньей. Перед глазами Хёрдис стоял то образ великана с мечом, достигающим самого неба.
   Подумать только, когда-то она сама держала этот меч и рубила им, и он был ей по руке! - то огненный призрак Тора, скачущего с облака на облако, для равновесия размахивая молотом. И вот все это кончилось. Ни Тора, ни фьяллей, ни великана. Никого.
   Альрик, Горм и Хар тоже сидели на земле - никто не удержался на ногах в тот миг, когда Мйольнир ударил в скалу и вся земля содрогнулась. И все молчали. Такое зрелище - не для человеческих глаз, и человеческие слова бессильны его передать. Весь мир опустел. Верхний и нижний миры на миг показались, сшиблись в яростной схватке и снова скрыли от человеческих глаз свои силы и свои тайны.
   Один из темных валунов на краю площадки вдруг покачнулся. Хёрдис, сидевшая ближе всех к нему, слабо вскрикнула и хотела отползти. Но ноги не слушались ее. Однако валун не падал. На его темных боках, изрезанных таинственными рунами великанов, проступили очертания человеческой фигуры. Теперь уже было ясно, что это означает. Голова, плечи, грудь, опущенные руки медленно вытаивали из глубины камня. Хёрдис зачарованно смотрела, не чувствуя страха, и как-то отстраненно подумала, что вот так же, наверное, понемногу выступал из камня под трудолюбивым языком коровы Аудумлы великан Бури. Он был хорош собой, высок и могуч...
   Только это оказался не Бури, а Берг, но тоже великан. То есть Свалькир. Он тоже высок и могуч, но не сказать, чтобы очень хорош собой. Если вообразить себе пьяного или больного великана, то он будет выглядеть примерно так.
   Наконец Свальнир отделился от камня и шагнул к середине площадки. Люди зачарованно смотрели на него и ждали, что он им скажет: человеческая способность бояться и удивляться имеет пределы, и сейчас эта способность у видевших битву Тора с великаном истощилась на много лет вперед.
   - Так ты не умер? - безразлично спросила Хёрдис, и собственный голос показался ей чужим. - А я думала, что от тебя осталось немножко каменной пыли.
   - Нет, я не умер, - глухо выговорил великан, и слова его едва можно было разобрать. Его лицо было темным, черты почти стерлись, глаза были закрыты - у него сейчас не хватало сил поддерживать свой человеческий облик. Только темная ладонь была сомкнута на рукояти волшебного меча с силой и крепостью камня. - Я сделал,.. - пробормотал Свалькир, ни к кому не обращаясь и никого не видя.
   Его слепое лицо было обращено в сторону Хёрдис, и она ощущала, что он видит ее не глазами, а всем телом, всей сутью своего странного каменного духа. Этот дух тянул к ней множество нитей и пут, невидимых, но крепких, как Цепь Фенрира, сотканная из корней гор, шума кошачьих шагов, женской бороды, птичьей слюны, медвежьих жил и рыбьего дыхания. И если ты прежде о таком и не слыхал, ты можешь и сам, рассудив, убедиться, что нет тут обману: верно, примечал ты, что у жен бороды не бывает, что неслышно бегают кошки и нету корней у гор...* А прочнее той цепи нет на свете ничего...
   ______________
   * Из "Младшей Эдды".
   - Она - моя! - наконец выдохнул Свальнир, и вздох самой горы не был бы более глух и глубок.
   На площадке повеяло затхлым холодом каменного подземелья.
   Альрик наконец поднялся с места, за руку поднял Хара и на неверных ногах двинулся к валунам, служащим воротами наружу. Горм тронулся за ним, первые два шага сделал на четвереньках, не в силах так сразу подняться, но дикий гнетущий страх гнал его, живого, прочь от каменной нежити. И Хёрдис поняла, что они уходят. Люди уходят, оставляя ее в добычу каменному жителю.
   - Нет, постойте! - хотела крикнуть она, но не смогла, из горла ее вырвался только сдавленный свистящий шепот.
   Ей стало так жутко, что слезы мгновенно переполнили глаза и хлынули по щекам. Сейчас она была готова на все, даже умереть под жертвенным ножом, но умереть от руки человека. Человеческий мир отказался от нее, отдавая горам Медного Леса. Нечеловеческий холод наполнил ее и потек по жилам, словно ее горячая человеческая кровь, столь желанная для великана, покидала ее, заменяясь инеистой кровью племени Имира. Она отвернулась от людей, и вот теперь они отвернулись от нее, и некому было защитить ее от злой судьбы.
   Не оглянувшись, люди ушли из круга стоячих камней. Свальнир шагнул к Хёрдис, протянул к ней руки. Она сжалась, дрожа и плача от острого страха и чувства беззащитности, попыталась отползти, но великан даже не заметил ее попытки. Для него это была драгоценная искра живого тепла, способная вернуть ему утраченную силу. Словно лоскуток меха, он поднял Хёрдис на руки и шагнул назад, к валуну.
   - Вы еще пожалеете об этом! - с безумным отчаянием, из последних сил крикнула Хёрдис вслед ушедшему человеческому миру, хотя сама не знала, какое наказание может его ждать, кроме запоздалого бесплодного раскаяния. - Вы еще вспомните обо мне! Вспомните!
   Голос ее прервался от рыдания. Да никто и не слышал ее. Она вдруг увидела землю где-то далеко-далеко внизу, а серое зимнее небо стремительно рванулось навстречу. Она лежала на каменной площадке какой-то горы, и эта гора быстрыми широкими шагами двигалась куда-то в незнакомую даль. С каждым шагом позади оставалась новая долина, а Хёрдис лежала на холодной каменной ладони великана и плакала, не зная, что каждая ее слеза жжет сына Имира как небесный огонь самого Тора. Ее горячее сердце, способное желать, мечтать, ненавидеть и стремиться к цели, было драгоценной добычей для инеистого великана, но и заплатил он за нее дорого. И сумеет ли удержать?
   Но сейчас Хёрдис даже не могла подумать о том, что когда-нибудь вырвется из этих могучих каменных рук. Обитаемые людьми земли оставались позади, а перед ней открылась Турсдален - Великанья долина, где никогда не бывал никто из живых. Ни один человек. С севера Великанью долину заграждала Пещерная гора, и во всю высоту склона там распахнулся черный зев пещеры. Там и будет ее новый дом, в самом сердце Медного Леса.
   ЧАСТЬ ПЯТАЯ
   Копье властелина
   - Йомфру! Проснись!
   Сильные руки резко встряхнули Ингвильду за плечи, потом еще и еще раз. Не успев опомниться, она подалась вперед, рывком приподнялась, уцепилась за что-то, ничего не видя широко раскрытыми глазами. В покое было почти темно, по стенам плясали огромные жуткие тени от слабого света плошки с жиром на сундуке. Над Ингвильдой склонился Оддбранд, возле его плеча виднелось испуганное лицо Бломмы. Фру Ботхильд и другие женщины, ночевавшие в этом покое, столпились вокруг лежанки. Заспанные женские лица с испугом и недоумением смотрели на Ингвильду. Только Оддбранд был серьезен, но тоже встревожен.
   Со вздохом облегчения Ингвильда села на лежанке, не выпуская руки Оддбраида. Все это только сон, слава добрым дисам!
   - Что это было, девушка? - спросил Оддбранд. - Ты так кричала, как будто тебя душат мары*!
   - Йомфру так кричала! Мы все проснулись! Наверное, хозяин тоже услышал! Он так чутко спит! - бормотали женщины.
   - Да. Мне приснилось... - переводя дыхание, с трудом выговорила Ингвильда. Ее сердце колотилось так сильно, что она боялась, как бы оно не оторвалось. - Мне приснился плохой сон... Он ничего не значит, не бойтесь.
   Женщины переглядывались. На усадьбе Адильса хёльда все знали, что дочь Фрейвида - ясновидящая. Фру Ботхильд, невестка старого Адильса, с особенным вниманием прислушивалась к каждому слову Ингвильды и искала в них скрытые пророчества. И уж конечно, дурной сон ясновидящей всему дому грозит бедами!
   - Йомфру Ингвильда владеет даром только наяву, не во сне! - успокоил женщин Оддбранд. - Ее сон ничего не значит и не несет никому зла. Ложитесь спать, добрые женщины. Она больше не будет кричать.
   - Я больше не буду! - мужественно подтвердила Ингвильда.
   Она была уверена, что просто больше не заснет.
   - Я сам буду охранять ее сон! - пообещал Оддбранд. Взяв свой меч, лежавший в изголовье его постели на полу, он вынул Ключ из ножен и сел, прислонясь спиной к лежанке Ингвильды, положил меч к себе на колени. - Я знаю заклятья, отгоняющие дурные сны! - прибавил он. - Больше злобные духи не подойдут ни к йомфру Ингвильде, ни к кому другому. Спите, добрые женщины.
   Женщины разошлись по своим скамьям и лежанкам. Ингвильда тоже легла, но пустила Бломму к стенке, а сама устроилась на самом краю, чтобы быть поближе к Оддбранду. Натянув меховое одеяло до самого носа, она даже не пыталась закрыть глаза. Лучше не спать целых пять ночей подряд, чем снова увидеть то, что она увидела! В ее сон опять вторгся тот ужасный великан. Только теперь у нее не было даже спасительной пещерки за можжевеловыми кустами. Со сне она лежала у корней огромной сосны, а над ее головой, за спиной, со всех сторон бушевал великан, с грохотом били по земле огромные ноги, стволы сосен ломались и с оглушительньм треском падали, а наверху летала с воем какая-то черная молния, несущая смерть. Весь сон был полон давящим ощущением неизбежной гибели, ею был наполнен сам стылый воздух; тьма и огонь, холод, гром, треск и ужас сжимали сердце и не давали вздохнуть. Даже вспоминая этот сон, Ингвильда удивлялась, что ее сердце выдержало такое испытание.
   - Далеко еще до утра? - шепнула она Оддбранду.
   - Нет, уже близко, - не поворачивая головы, шепотом ответил он. - Ты можешь попробовать опять заснуть. Эта мара не вернется. Я действительно знаю заклятье, отгоняющее дурные сны.
   - Это не мара. Это опять был великан.
   - Тот же самый? - Оддбранд тихо повернулся, чтобы ке разбудить заснувших женщин.
   - Я не знаю, но он был такой же страшный. Даже еще страшнее, - шептала ему Ингвильда в самое ухо, и от возможности поделиться с кем-то большим и сильным страх делался меньше и легче. __
   Он хотел меня растоптать. Я была в каком-то лесу, там были сосны и много кремневых утесов. Похоже на наш Сосновый Лог возле Кремнистого Склона.
   Оддбранд помолчал.
   - Ведь это не означает ничего плохого? - с надеждой спросила Ингвильда.
   - Трудно сказать, - не сразу ответил Оддбранд. - Я не раз думал еще о том, первом твоем сне. Может быть, ты умеешь видеть вещие сны, только не умеешь их истолковать.
   - Ты думаешь, что этот великан на самом деле, наяву охотится за кем-то? - шепотом ужаснулась Ингвильда.
   - Я этого не знаю. Но вспомни - ты уже довольно давно не видела никого из твоих близких. Попробуй позвать твою "новую луну". Может быть, с кем-то из тех, кто тебе дорог, происходит что-то... занимательное.
   "Что-то ужасное!" - мысленно поправила его Ингвильда, снова улегшись и глядя в темную кровлю покоя. Она уже не боялась своего сна, но еще больше боялась его причины. Что там сны! Можно покричать во сне, можно даже свалиться от страха с лежанки - не так уж высоко, не смертельно. Но стоит только подумать, что с кем-то это происходило на самом деле! Ингвильда крепко зажмурила глаза и нарочно постаралась получше вспомнить свой сон - и грохот каменных шагов великана, и треск ломаемых сосен, и свой страх. Она хотела досмотреть этот сон до конца, узнать, с кем это было и чем кончилось.
   Но, как видно, заклятья Оддбранда были сплетены на славу: до утра Ингвильде так и не удалось заснуть. Дурные сны боялись и близко к ней подойти, а других боги ей не послали.
   Утром Ингвильда чувствовала себя такой истомленной и разбитой, как будто в самом деле спасалась от великана среди поломанных сосен и разбитых нечеловеческой силой утесов. Она была бледна, под глазами залегли сероватые тени, черты лица заострились, как будто ее сторожила болезнь. Есть ей не хотелось, и она долго-долго расчесывала волосы, сидя в девичьей. Давно следовало взяться за шитье или прялку или встать к ткацкому стану, но у Ингвильды ни к чему не лежала душа. Фру Ботхильд посматривала на нее с опасливым любопытством, но расспрашивать не смела.
   Занятая своими мыслями, Ингвильда не заметила, что в гриднице и в мужских покоях перед полуднем поднялся шум. Туда-сюда забегали гесты и хирдманы, протопал, как тот великан, старший сын Адильса, Гутхорм Длинный, однажды донесся голос самого Стюрмира конунга. Но Ингвильда не обратила внимания на это: с того времени, как они поселились в усадьбе Железный Пирог, Стюрмир конунг целиком предоставил ее заботам фру Ботхильд, а сам даже не справлялся о ней, обязав лишь своих гестов следить за тем, чтобы она не сбежала.
   Через порог девичьей шагнул Оддбранд. Никто не удивился его вторжению: и фру Ботхильд, и все ее домочадцы давно привыкли, что воспитатель Ингвильды, кем считали здесь Оддбранда, проводит около нее большую часть дня и ночью спит не в мужском покое, а на полу возле ее лежанки. Ингвильда вскинула голову на звук его шагов и сразу поняла: что-то случилось. Полусонные обычно, глаза Оддбранда сейчас были раскрыты и возбужденно блестели, как у змеи, завидевшей добычу.
   - Скорее, йомфру, одевайся! - воскликнул он, схватив ее за руку и подняв со скамьи. - Ты не зря видела свой сон! Корабли твоего отца идут по фьорду'
   Женщины в покое дружно охнули, а Ингвильда от внезапного испуга и растерянности не нашла слов для ответа. Ей казалось, что она ждет отца целую вечность - даже отрезанная Стюрмиром прядь волос у нее на виске снова стала отрастать. Она привыкла к своему ожиданию и уже не думала, что оно когда-нибудь кончится. Первоначальный ее страх притупился, она жила здесь в каком-то полусне, чувствуя себя всеми забытой и никому не нужной. И вот Фрейвид хёвдинг приплыл! Это известие было как удар грома, и хотя для нее оно могло оказаться спасительным, Ингвильда скорее испугалась, чем обрадовалась возвращению отца. Все не будет так, как раньше; сумеет Фрейвид хёвдинг оправдаться перед конунгом или нет, новый взлет ее ждет или окончательное падение - все это решится в ближайшее время, еще до вечера!
   - Оденься получше - сам конунг требует тебя! Он хочет, чтобы ты вместе с ним шла встречать Фрейвида хёвдинга! Конунг хочет, чтобы твой отец сразу увидел тебя живой! - тараторила возле нее фру Ботхильд.
   Тут же в дверь девичьей постучали: присланные за Ингвильдой гесты торопили. Опомнившись, Ингвильда бросилась надевать нарядное платье, запуталась в дорогих цепочках, застежках и обручьях, которых отец надарил ей после сговора, непослушными пальцами напрасно пытаясь разобрать их и выбрать что-нибудь. Ей не верилось, что через какие-то мгновения она увидит своего отца, которого привыкла считать чуть ли не обитателем Валхаллы.
   Вместе с Оддбрандом и фру Ботхильд Ингвильда вышла во двор. Стюрмир конунг уже был там с Адильсом хёльдом, его родичами и прочими своими людьми. Увидев Ингвильду, Стюрмир некоторое время разглядывал ее, а потом сказал:
   - Ты хорошо одета, йомфру.
   Это были чуть ли не первые слова, с которыми конунг обратился к Ингвильде с тех пор, как они поселились у Адильса хёльда. Нарядная Ингвильда, по мысли Стюрмира, должна была воплощать прежнее почетное положение Фрейвида хёвдинга, которого он лишился по вине своего предательства.
   Когда Стюрмир конунг со всеми приближенными вышел на берег фьорда, корабли Квитткнгского Запада дошли уже до его середины и первый из них выбирал место для стоянки. Ингвильда сразу узнала "Огненный Волк", лучший корабль отца. Фрейвид хёвдииг очень гордился им; на штевне у него возвышалась позолоченная волчья морда, а шерсть на загривке волка была вырезана в виде бурных языков пламени. Это был очень красивый, прочный и быстроходный лангскип, несущий целых тридцать скамей для гребцов и способный поднять до полутораста человек. Даже сейчас Ингвильда, видя этот корабль, с гордостью думала о могуществе и богатстве своего отца.
   А Стюрмир конунг с неудовольствием сжал губы: ему эти знаки мощи Фрейвида были неприятны. Тинг западного побережья избрал Фрейвида Огниво своим хёвдингом, и только сам Квиттингский Запад может отнять у него это звание. А пока Фрейвкд им владеет, все западное побережье повернет свое оружие туда, куда укажет Фрейвид хёвдинг.
   А оружия этого было немало. Двадцать шесть больших и малых кораблей пришли вместе с Фре-йвидом к Острому мысу. Даже вздумай Фрейвид с оружием в руках сражаться против собственного конунга, его надежды на победу были бы сейчас не так уж малы... "Огненный Волк" уже выполз носом на песок, в горловине фьорда еще виднелись входящие корабли, а за ними пестрели в море паруса все новых и новых. Сейчас, пока Стюрмир не получил войска восточного побережья от Хельги хёвдинга и обещанной помощи слэттоз, Фрейвид был равен ему по силе. Дойди дело до схватки - кто победит?
   Выпрыгнув на песок, Фрейвид хёвдинг оправил плащ и золоченый шлем, потом направился к пестрой кучке людей, в середине которой видел знакомую фигуру конунга. Ингвильда старалась поймать его взгляд, но он смотрел только на Стюрмира и не замечал ее.
   - Я ждал, что ты приедешь ко мне быстрее, Фрейвид сын Арнора, - сказал Стюрмир, когда Фрейвид подошел и остановился в трех шагах перед ним,
   За спиной хёвдинга разместились его люди; здесь были и знакомые Ингвильде лица из его собственной дружины, и хёльды с побережья. На лицах Фрей-вида и Стюрмира не было дружелюбия; они были похожи на двух враждующих конунгов, которые в разгар войны зачем-то пытаются договориться о мире, заранее зная, что из этого ничего не выйдет.
   - Кто смел, тот не медлит, - ответил Фрейвид. -? А в моей смелости еще не приходилось сомневаться никому. Мне было нелегко собрать для тебя это войско под самым носом у фьяллей. Я передавал тебе через Хёгни Чернику: фьялли слишком близко, чтобы можно было уводить войско в другую сторону. Наверняка Торбранд Тролль уже говорит, что квитты струсили и убежали от него. Ты сомневался в моей дружбе - и я пришел подтвердить тебе ее.
   При упоминании фьяллей Стюрмир нахмурился сильнее. И ни о какой покорности, признании вины и голове на коленях Фрейвид, как видно, и не помышлял. Но еще не пришло время давать волю гневу.
   - Не стоит говорить о таких важных делах, стоя на берегу, - сказал Стюрмир конунг. - Мы с тобой пойдем в святилище Тюра и там перед священным Волчьим камнем подтвердим нашу дружбу.
   Путь до Тюрсхейма напоминал смотр войска - фьорд был полон кораблей, везде вдоль берега и в долине пестрели покрытые разноцветными парусами крыши землянок, в которых разместилось войско Квитткнгского Юга и часть беглецов с севера, желавшая сражаться вместе с конунгом и отбить у врагов свои земли. Дымили костры, расхаживали вооруженные люди. И все провожали глазами конунга и Фрейвида Огниво, старались угадать, чем кончится их встреча. От того, будут они друзьями или врагами, зависит судьба этой войны и судьба всей державы квиттов.
   С площадки Тюрсхейма поднимался в ясное небо тонкий дымок костра. Стюрмир конунг велел обеим дружинам остаться на берегу, а в святилище позвал только Фрейвида, Гримкеля ярла и Ингвильду.
   - Нам не нужны хирдманы, не нужны и иные свидетели, кроме Однорукого Аса! - сказал конунг. - Но я хочу, чтобы твоя дочь была при нашей беседе. Ведь это касается и ее.
   Ингвильда пошла в ворота следом за отцом и конунгом, Оддбранд шагнул за ней. Гутхорм Длинный загородил ему дорогу, но Оддбранд глянул ему в лицо своими острыми змеиными глазами, и Гутхорм вздрогнул, внезапно ощутив, какие огромные силы таятся в этом спокойном человеке, который примелькался ему в усадьбе за последнее время.
   - Ведь конунг взял с собой Гримкеля ярла, - спокойно сказал Оддбранд. А это два меча против одного. Если конунг и правда не таит зла, то он сам исправил бы эту несправедливость.
   Они вошли, и ворота святилища закрылись за ними. На площадке горел небольшой огонек, а возле жертвенника стоял Сиггейр Голос Камня. Конунг и Фрейвид встали по сторонам жертвенника, причем за спиной у конунга оказался тот воротный столб, на котором было изображено начало мира, а у Фрейвида столб с изображением Затмения Богов. Заметив это, Ингвильда содрогнулась: такое расположение показалось ей дурной приметой. И почему-то вспомнился сон о буйной ярости великана. Ведь Стюрмир конунг носит прозвище Метельный Великан... И лишь присутствие Оддбранда за спиной придавало ей немного уверенности.
   - Здесь, без ушей невежд и при свидетельстве Однорукого Аса, я хочу услышать, друг ли ты мне, Фрейвид сын Арнора! - сурово начал Стюрмир конунг, - Раньше я считал тебя своим верным человеком. Я доверил тебе воспитание моего сына, хотя этой чести добивались другие знатные люди. У Хельги хёвдинга есть сын, ровесник Вильмунда, который мог бы стать его побратимом и верной опорой на всю жизнь. Но я выбрал тебя и готов был скрепить нашу дружбу родством. А ведь у Хельги хёвдинга тоже есть подросшая дочь!
   - Я столько слышал о Хельги хёвдинге, что мне кажется, что и сам он где-то здесь! - стараясь сдержать досаду, сказал Фрейвид. - Однако я не видел во фьорде его кораблей и не зижу поблизости его самого. Как не видел ни единого человека из войска Квиттингского Востока. Ты называешь его своим верным другом - а где были его корабли и воины в то время, когда Север был разгромлен, а я в одиночку сдерживал натиск фьяллей на западном побережье? Люди говорят, что скоро нам придется не защищать нашу землю, а завоевывать ее заново. Почему же твои друзья стараются помочь тебе меньше, чем те, кого ты назвал врагами?