Ермишин Олег. Афоризмы

 
   Совесть – это наш внутренний судья, безошибочно свидетельствующий о том, насколько наши поступки заслуживают уважения или порицания наших близких.
 
   Страх всегда был и будет самым верным средством обмана и порабощения людей.
 
   Суеверие, завладев душой человека, способно навсегда нарушить ее покой.
 
   Суеверие – явление преходящее; никакая сила не может быть долговечной, если она не основывается на истине, разуме и справедливости.
 
   Только самое дикое варварство, самая подлая корысть, самое слепое тщеславие могли подсказать догму о вечных адских муках.
 
   Тщеславие и алчность были во все века главными пороками духовенства.
 
   Уживчивость, терпимость, человечность – эти основные добродетели всякой моральной системы совершенно несовместимы с религиозными предрассудками.
 
   Человек всегда будет искать наслаждений, потому что ему свойственно любить все, что скрашивает и делает приятным существование; никогда не удастся заставить человека любить неудобства и несчастья.
 
   Человек суеверен только потому, что пуглив; он пуглив только потому, что невежествен.
 
   Человек – это восприимчивое, чувствующее, разумное и рассудительное существо, стремящееся к самосохранению и счастью.
 
   Человеческий род во всех странах стал жертвой священнослужителей; они назвали религией системы, изобретенные ими для покорения человека, воображение которого они пленили, рассудок которого они затмили, разум которого они стараются уничтожить.
 
   Чем больше мы размышляем о догмах и принципах религии, тем более мы убеждаемся, что их единственная цель состоит в защите интересов тиранов и духовенства в ущерб интересам общества.
 
   Чтобы постичь истинные основы морали, людям нет необходимости ни в богословии, ни в откровениях, ни в богах; для этого достаточно простого здравого смысла.
 
   Всякий, кто серьезно задумается над религией и ее сверхъестественной моралью, кто трезво взвесит все ее преимущества и недостатки, сможет убедиться, что религия и ее мораль вредны человечеству и, во всяком случае, противоречат природе человека.
 
   Чтобы счастье наше было полно, мы нуждаемся в привязанности и помощи окружающих нас людей; последние же согласятся любить и уважать нас, помогать нам в наших планах, работать для нашего счастья лишь в той мере, в какой мы готовы работать для их благополучия, эту необходимую связь называют нравственным долгом, нравственной обязанностью.
 
   Чем внимательнее мы будем изучать религию, тем больше будем убеждаться, что ее единственная цель – благополучие духовенства.
 
   Незнание природы является корнем тех неизвестных сил, перед которыми так долго трепетал человеческий род, и тех суеверных вероучений, которые были источниками всех его бедствий.
 
   Мы довольно часто встречаем самых просвещенных людей, продолжающих верить детским предрассудкам… Часто жертвами суеверия оказываются даже гениальные люди; присущая им сила воображения иногда лишь усугубляет из заблуждения и еще больше привязывает к воззрениям, которых они бы устыдились, будь им позволено прибегнуть к собственному разуму… Самые здравомыслящие люди, разумно рассуждающие по поводу любого иного предмета, впадают в детство, как только дело коснется религии.
 
   Что бы ни говорили наши богословы, не стоит большого труда понять, что христианское вероучение в конечном счете устанавливалось всегда властью императоров и королей; богословские догмы, якобы наиболее угодные богу, в каждой стране преподавались народу посредством вооруженной силы; истинной оказывалась всегда та вера, которую исповедовал государь; правоверными считались всегда те, кто обладал достаточной властью и силой, чтобы истребить врагов, которые объявлялись врагами самого бога.
 
   Поклонники бога ревнивого, мстительного и кровожадного – таков со всей очевидностью бог иудеев и христиан – не могут быть ни сдержанны, ни терпимы, ни человечны. Поклонники бога, которого могут оскорбить мысли и убеждения его слабых творений, который присуждает к вечным мукам, к истреблению всех, исповедующих иное вероучение, точно так же неизбежно должны быть нетерпимы, жестоки и злопамятны.
 
   Стоит только непредубежденными глазами взглянуть на вещи, чтобы убедиться, что священники – чрезвычайно опасные люди. Они ставят себе целью господствовать над умами, чтобы иметь возможность грабить кошельки.
 
   Христианская мораль, словно нарочно придуманная для того, чтобы сковать человеческую природу и поработить ее выдуманным призракам, не имела поэтому никакого влияния на большинство людей.
 
   Она послужила лишь к тому, чтобы измучить, истерзать некоторые слабые и легковерные души, и не смогла удержать ни одного человека, увлеченного сильной страстью или укоренившейся привычкой.
 
   Мораль не имеет ничего общего с религией… религия не только не служит основой морали, но скорее враждебна ей. Истинная мораль должна быть основана на природе человека; мораль религиозная всегда будет зиждиться только на химерах и на произволе тех людей, которые наделяют бога языком, часто в корне противоречащим и природе, и разуму человека.
 
   Умереть за религию еще не значит доказать, что эта религия истинная и божественная; это доказывает в лучшем случае веру мучеников в то, что их религия такова. Какой-нибудь энтузиаст, идущий ради религии на смерть, доказывает разве только, что религиозный фанатизм часто может быть сильнее привязанности к жизни.
 
   Мораль есть единственный культ, единственная естественная религия человека на земле, единственное, что должно занимать его в этом мире. Только выполняя требования этой морали, мы можем считать себя выполняющими божественную волю. Если действительно бог сделал человека тем, что он есть, то, стало быть, бог наделил его и чувством самосохранения, и стремлением к счастью. Если это бог сотворил нас разумными, значит, он пожелал, чтобы мы считались с разумом, разбираясь, где добро и зло, полезное и вредное. Если он сделал нас существами общественными, значит, он хотел, чтобы мы жили в обществе и стремились к его сохранению и благополучию.
 
   Никакой бог ничего не поделает с тем человеком, который настолько неразумен, что пренебрегает общественным мнением, игнорирует приличия, попирает законы и обрекает самого себя позору и проклятию своих ближних. Всякий здравомыслящий человек легко поймет, что в этом мире уважение и любовь окружающих нужны для его собственного счастья и что для всех, кто вредит себе своими пороками и навлекает на себя презрение общества, жизнь становится мучительным бременем.
   Полагать, что мы обязаны верить в вещи, не доступные нашему разуму, так же нелепо, как утверждать, что бог требует, чтобы мы летали, не имея крыльев.
 
   Отрекитесь навсегда от суеверия, могущего принести лишь несчастье; пусть вашей единственной религией будет естественная мораль; пусть вашей неизменной целью будет счастье, а вашим руководителем – разум, и да поможет вам добродетель достичь этой высокой цели; пусть эта добродетель будет вашим единственным богом. Любить добродетель и жить в добродетели – вот единственный способ поклоняться богу. Если действительно есть бог, заботящийся о своих творениях, бог справедливый, добрый и мудрый, он не прогневается на вас за обращение к разуму.

Жан-Лерон д'Аламбер

   (1717—1783 гг.)
   математик,
   механик и философ

   Иные люди считают себя глубокими, между тем как они просто пошлые.
 
   Истинное равенство граждан состоит в том, чтобы все они одинаково были подчинены законам.
 
   Истинно честный человек должен предпочитать себе – семью, семье – отечество, отечеству – человечество.
 
   Истинный философ есть тот, кто, не хвастая, обладает тою мудростью, которою хвастают другие, не обладая ею.
 
   Легкомыслие смотрит легко на вещи серьезные и серьезно на вещи вздорные.
 
   Нет ничего опаснее в обществе, чем человек без характера.
 
   Одна лишь посредственность не имеет врагов.
 
   Простота всегда бывает следствием возвышенности чувств.
 
   Роскошь есть преступление против человечества, пока хоть один человек общества нуждается.
 
   Часто неясность происходит столько же от многословия, сколько и от излишней краткости.
 
   Чувство… внимающее нравственным истинам, зовется совестью… его можно было бы назвать очевидностью сердца, ибо, сколь бы ни было оно отлично от очевидности ума… оно имеет над нами не меньшую власть.
 
   Нельзя никого тронуть, не будучи в душе тронутым, нельзя никого убедить, не будучи в душе убежденным.

Жорж-Жак Дантон

   (1759—1794 гг.)
   деятель Великой французской
   революции, один из вождей якобинцев

   После хлеба самое важное для народа школа.
 
   Нельзя унести родину на подошвах своих сапог.

Дени Дидро

   (1713—1784 гг.)
   философ-просветитель,
   писатель

   Везде, где признают Бога, существует культ, а где есть культ, там нарушен естественный порядок нравственного долга, и нравственность падает.
 
   Величайшее недоразумение – это вдаваться в мораль, когда дело касается исторических фактов.
 
   Верх безумия – ставить себе целью разрушение страстей.
 
   Воображение! Без этого качества нельзя быть ни поэтом, ни философом, ни умным человеком, ни мыслящим существом, ни просто человеком.
 
   Врачи непрестанно трудятся над сохранением нашего здоровья, а повара – над разрушением его; однако последние более уверены в успехе.
 
   Вся сила нравственной совести заключается в осознании сделанного зла.
 
   В тот момент, когда художник думает о деньгах, он теряет чувство прекрасного.
 
   Где бы ты ни очутился, люди всегда окажутся не глупее тебя.
 
   Где, как не в браке, можно наблюдать примеры чистой привязанности, подлинной любви, глубокого доверия, постоянной поддержки, взаимного удовлетворения, разделенной печали, понятых вздохов, пролитых вместе слез?
 
   Глубокие мысли – это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.
 
   Гнить ли под мрамором или под землей – все равно гнить.
 
   Дать обет бедности – значит поклясться быть лентяем и вором. Дать обет целомудрия – значит обещать Богу постоянно нарушать самый мудрый и самый важный из его законов. Дать обет послушания – значит отречься от неотъемлемого права человека – от свободы. Если человек соблюдает свой обет – он преступник, если он нарушает его – он клятвопреступник. Жизнь в монастыре – это жизнь фанатика или лицемера.
 
   Два качества необходимы художнику: чувство нравственности и чувство перспективы.
 
   Для того чтобы растрогать, не нужно быть растроганным.
 
   Если бояться смерти, ничего хорошего не сделаешь; если все равно умираешь из-за какого-нибудь камешка в мочевом пузыре, от припадка подагры или по другой столь же нелепой причине, то уж лучше умереть за какое-нибудь великое дело.
 
   Если ложь на краткий срок и может быть полезна, то с течением времени она неизбежно оказывается вредна. Напротив того, правда с течением времени оказывается полезной, хотя может статься, что сейчас она принесет вред.
 
   Если нет цели, не делаешь ничего, и не делаешь ничего великого, если цель ничтожна.
 
   Есть моральная тактичность, которая у гуманного человека сказывается во всех его поступках и которой не имеет злой человек.
 
   Женщины пьют льстивую ложь одним глотком, а горькую правду каплями.
 
   Живописец и скульптор – оба поэты, но последний никогда не впадает в шарж. Скульптура не терпит ни шутовства, ни паясничества, ни забавного, даже редко комическое. Мрамор не смеется.
 
   Жизнь злых людей полна тревог.
 
   Знание того, какими вещи должны быть, характеризует человека умного; знание того, каковы вещи на самом деле, характеризует человека опытного; знание же того, как их изменить к лучшему, характеризует человека гениального.
 
   Искренность – мать правды и вывеска честного человека.
 
   Искусство заключается в том, чтобы найти необыкновенное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном.
 
   Истина любит критику, от нее она только выигрывает; ложь боится критики, ибо проигрывает от нее.
 
   Каждое произведение ваяния или живописи должно выражать собою какое-либо великое правило жизни, должно поучать, иначе оно будет немо.
 
   Когда мужчины неуважительно относятся к женщине, это почти всегда показывает, что она первая забылась в своем обращении с ними.
 
   Любовь часто отнимает разум у того, кто его имеет, и дает тем, у кого его нет.
 
   Люди, выдающиеся своими талантами, должны тратить свое время так, как этого требует уважение самих к себе и к потомству. Что подумало бы о нас потомство, если бы мы ничего не оставили ему.
 
   Люди перестают мыслить, когда перестают читать.
 
   Можно обнаруживать постоянство при малодушии и скудоумии; но твердость может обнаруживать только характер, отличающийся силой, возвышенностью, умом. Легкомыслие, податливость и слабость противоположны твердости.
 
   Монастырь – это темница, куда ввергают тех, кого общество выбросило за борт.
 
   Моя дружба слишком осмотрительна, если опасность моего друга не заставляет меня забывать о моей собственной опасности.
 
   Мы считаем трусом того, кто допустил, чтобы в его присутствии оскорбительно отзывались о его друге.
 
   Набросок – сознание пыла и гения, картина – создание труда, терпения, долгого изучения и законченных знаний в искусстве.
 
   Награждая хороших, мы тем самым наказываем дурных.
 
   Наилучший порядок вещей – тот, при котором мне предназначено быть, и к черту лучший из миров, если меня в нем нет.
 
   Напрасно трус бьет себя кулаком в грудь, чтобы набраться храбрости; ее нужно иметь прежде того и лишь укреплять в общении с теми, кто ею обладает.
 
   Народ, который думает, что честными делает людей вера, а не хорошие законы, кажется мне весьма отсталым.
 
   Не Бог создал людей по своему образу, а люди ежедневно создают его по своему. Бог магометанина не таков, как бог христианина. Бог протестанта не такой, как бог католика. Бог взрослого отличается от бога ребенка и от бога стариков.
 
   Неизменно помни, что природа – не Бог, человек – не машина, гипотеза – не факт.
 
   Не следует нарочно делать умными героев пьесы, а нужно уметь поставить их в такие условия, при которых они должны проявлять ум.
 
   Нет достоинства при отсутствии ясных и четких понятий общего блага.
 
   Нет такого уголка в мире, где различие в религиозных воззрениях не орошало бы землю кровью.
 
   Образование придает человеку достоинство, да и раб начинает сознавать, что он не рожден для рабства.
 
   Отнимите у христианина страх перед адом – и вы отнимете у него веру.
 
   Перелистайте историю всех народов земли: везде религия превращает невинность в преступление, а преступление объявляет невинным.
 
   Порок раздражает людей только время от времени, а внешние его черты раздражают их с утра до вечера.
 
   Предварительное знание того, что хочешь сделать, дает смелость и легкость.
 
   Природа подобна женщине, которая, показывая из-под нарядов то одну часть своего тела, то другую, подает настойчивым поклонникам некоторую надежду узнать ее когда-нибудь всю.
 
   Разве вам не известно, что настоящее блаженство заключается в том, что все люди нуждаются друг в друге, и что вы ожидаете помощи от себе подобных точно так же, как они ждут ее от вас?
 
   Разве мы властны влюбляться или не влюбляться? И разве, влюбившись, мы властны поступать так, словно бы этого не случилось?
 
   Расплата в этом мире наступает всегда. Есть два генеральных прокурора: один – тот, кто стоит у ваших дверей и наказывает за проступки против общества, другой – сама природа. Ей известны все пороки, ускользающие от законов.
 
   Ревность – это страсть убогого, скаредного животного, боящегося потери; это чувство, недостойное человека, плод наших гнилых нравов и права собственности, распространенного на чувствующее, мыслящее, хотящее, свободное существо.
 
   Религия мешает людям видеть, потому что она под страхом вечных наказаний запрещает им смотреть.
 
   Родители любят своих детей тревожной и снисходительной любовью, которая портит их. Есть другая любовь, внимательная и спокойная, которая делает их честными. И такова настоящая любовь отца.
 
   Самый счастливый человек тот, кто дарит счастье наибольшему числу людей.
 
   Сказать, что человек состоит из силы и слабости, из разумения и ослепления, из ничтожества и величия, – это значит не осудить его, а определить его сущность.
 
   Стараться оставить после себя больше знаний и счастья, чем их было раньше, улучшать и умножать полученное нами наследство – вот над чем мы должны трудиться.
 
   Страсти без конца осуждают, им приписывают все человеческие несчастья и при этом забывают, что они являются также источником всех наших радостей.
 
   Существует только одна добродетель – справедливость, одна обязанность – стать счастливым, один вывод – не преувеличивать ценности жизни и не бояться смерти.
 
   Такова жизнь: один вертится между шипами и не колется; другой тщательно следит, куда ставить ноги, и все же натыкается на шипы посреди лучшей дороги и возвращается домой ободранный до потери сознания.
 
   Только страсти и только великие страсти могут поднять душу до великих дел. Без них конец всему возвышенному как в нравственной жизни, так и в творчестве.
 
   Только честному человеку подобает быть атеистом.
 
   Тот, кто рассказывает тебе о чужих недостатках, рассказывает другим о твоих.
 
   Умный человек видит перед собой неизмеримую область возможного, глупец же считает возможным только то, что есть.
 
   Философы говорят много дурного о духовных лицах, духовные лица говорят много дурного о философах; но философы никогда не убивали духовных лиц, а духовенство убило немало философов.
 
   Хороший стиль кроется в сердце.
 
   Храбрец избегает опасности, а трус, безрассудный и беззащитный, устремляется к пропасти, которой не замечает из-за страха; таким образом, он спешит навстречу несчастью, которое, может быть, ему и не предназначалось.
 
   Человек создан, чтобы жить в обществе; разлучите его с ним, изолируйте его – и мысли его спутаются, характер ожесточится, сотни нелепых страстей зародятся в его душе, сумасбродные идеи пустят ростки в его мозгу, как дикий терновник среди пустыря.
 
   Чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются.
 
   Что такое истина? Соответствие наших суждений созданиям природы.
 
   Широта ума, сила воображения и активность души – вот что такое гений.
 
   Я не знаю профессии, которая требовала бы более изысканных форм и более чистых нравов, чем театр.
 
   Я требую от учителя только добрых нравов, так же, как я потребовал бы их от каждого гражданина.
 
   Ах, какой превосходной комедией был бы этот мир, не будь у нас в ней своей роли!
 
   Бог! Ведь это просто слово, один обыкновенный слог для объяснения существования мира.
 
   В истории любого народа найдется немало страниц, которые были бы великолепны, будь они правдой.
 
   Все, что обычно, – просто; но не все, что просто, – обычно. Оригинальность не исключает простоты.
 
   Добродетель прекрасная вещь; и злые и добрые отзываются о ней хорошо. Ибо она выгодна для первых и для вторых.
 
   Если бы все на земле было бы превосходно, то и не было бы ничего превосходного.
 
   Желание прослыть умным человеком сильнее, нежели боязнь прослыть злым.
 
   Женская стыдливость – всего лишь хорошо понятое кокетство.
 
   Женщины ненавидят друг друга и, однако, все до единой, защищают друг друга.
 
   Заблуждения, освященные гением великих мастеров, становятся со временем общепризнанными истинами.
 
   Книги, которые мы листаем реже всего и с наибольшим пристрастием, – это книги наших коллег.
 
   Лучше изнашиваться, чем ржаветь.
 
   Людей, рассуждающих логически, больше, нежели красноречивых. Красноречие есть искусство приукрашивать логику.
 
   Мы всегда остаемся собой, хотя ни минуты не остаемся одними и теми же.
 
   Мы добиваемся любви других, чтобы иметь лишний повод любить себя.
 
   Не пускайтесь в объяснения, если хотите быть понятыми.
 
   Нечаянно, нежданно мы оказываемся на краю могилы, как рассеянный – на пороге своего дома.
 
   Ни в одну эпоху и ни у какой нации религиозные мнения не служили основой для национальных нравов. Боги, которым поклонялись древние греки и римляне, честнейшие на земле люди, были самыми разнузданными канальями.
 
   Никогда еще, с тех пор как стоит мир, два любовника не произносили «Я вас люблю» на один и тот же лад, и, сколько бы миру ни существовать, две женщины не ответят «И я вас тоже» одинаково.
 
   Одного человека как-то спросили, существуют ли настоящие атеисты. Вы думаете, ответил он, что существуют настоящие христиане?
 
   Потомство для философов – это потусторонний мир для верующего.
 
   Признательность есть бремя, а всякое бремя для того и создано, чтобы его сбросить.
 
   Разве веруют в Бога из-за какой-нибудь выгоды? – Не знаю; но соображения выгоды нисколько не вредят делам ни этого, ни другого мира.
 
   Сочинитель может завести себе любовницу, которая умеет состряпать книгу, но жена его должна уметь состряпать обед.
 
   Терпимость неизбежно ведет к равнодушию.
 
   Тот, кто остается верен своей религии только потому, что он был в ней воспитан, имеет столько же оснований гордиться своим христианством или мусульманством, сколько тем, что не родился слепым или хромым. Это – счастье, а не заслуга.
 
   Шестидесятилетний Вольтер – это попугай, повторяющий тридцатилетнего Вольтера.
 
   Юноша хочет женщину, женщину как таковую; старец же ищет женщину красивую. Если нация обладает вкусом, значит, она состарилась.
 
   Актеры производят впечатление на публику не тогда, когда они неистовствуют, а когда хорошо играют неистовство.
 
   Актеры способны играть любой характер именно потому, что сами вовсе лишены его.
 
   В театр приходят не смотреть слезы, а слушать речи, которые их исторгают.
 
   Величайший автор тот, кто как можно меньше оставляет воображению актера.
 
   Говорят, что оратор всего значительнее, когда он воспламенен, когда он негодует. Я отрицаю это. Он сильнее, когда подражает гневу.
 
   Крайняя чувствительность создает посредственных актеров; средняя чувствительность дает большинство плохих актеров, и только ее отсутствие дает великих актеров.
   В природе человеческой два противоположных начала: самолюбие, влекущее нас к себе самим, и добродетельность, толкающая нас к другим. Если бы одна из этих пружин сломалась, человек был бы злым до бешенства или великодушным до безумия.
 
   Либо Бог разрешил, либо всеобщий механизм, называемый судьбою, захотел, чтобы мы в продолжение жизни были предоставлены всякого рода случайностям; если ты мудр и лучший отец, чем я, ты с молодых лет убедишь своего сына, что он хозяин своей жизни, чтобы он не жаловался на тебя, даровавшего ему жизнь.
 
   Признание своей немощности – великий урок, который мы извлекаем. Не лучше ли приобрести доверие к себе других людей искренностью признания, что я ничего не знаю, чем бормотать слова и вызывать жалость к себе потугами все объяснить? Свободно сознающийся в незнании того, что он не знает, побуждает меня верить тому, что он берется мне объяснить.
 
   Необъятную сферу наук я себе представляю как широкое поле, одни части которого темны, а другие освещены. Наши труды имеют своей целью или расширить границы освещенных мест, или приумножить на поле источники света. Одно свойственно творческому гению, другое – проницательному уму, вносящему улучшения.
 
   Даже согласившись, что люди гениальные обычно бывают странны, или, как говорится, нет великого ума без капельки безумия, мы не отречемся от них; мы будем презирать те века, которые не создали ни одного гения. Гении составляют гордость народов, к которым принадлежат; рано или поздно им воздвигают статуи, и в них видят благодетелей человеческого рода.
 
   Если разум – дар неба и если то же самое можно сказать о вере, значит, небо ниспослало нам два дара, которые несовместимы и противоречат друг другу. Чтобы устранить эту трудность, надо признать, что вера есть химерический принцип, не существующий в природе.
 
   Люди жили бы довольно спокойно в этом мире, если бы были вполне уверены, что им нечего бояться в другом; мысль, что Бога нет, не испугала еще никого, но скольких ужасала мысль, что существует такой бог, какого мне изображают!