Страница:
Тогда Иехемон подступил почти вплотную к Маттафии и задрал голову,
вглядываясь в выколотые на груди слова. "Это по-арамейски," - прошептал он и
стал беззвучно шевелить губами. И наконец изрек:
- Саул царь Израиля.
- Это в плену, это насильно, они издевались надо мной, - забормотал
Маттафия.
- Я должен доложить правителю, - сказал Иехемон, - а пока заприте его в
самую надежную темницу. Арияд, головой отвечаете за него. И выведайте все,
любыми способами...
Жизнь человека всего лишь единый миг, как бы длинна она не была.
Господь не всегда отнимает ее скоротечно, он заставляет человека самого
просить смерти. Господь лишает за грехи и слуха, и зрения, болят кости, и
ноги теряют подвижность. Но пока жива душа в человеке, пока не отнят у него
разум - и ад, и рай существуют в нем одновременно. Смещается время, и
прошлое оживает и видится ярче, чем день, прошедший вчера.
Изгнанники, нашедшие приют в городе-крепости, в городе-убежище, живут
прошлым, хотя многое бы дали, чтобы отрешиться от этого прошлого, чтобы
память притупилась и не возвращала в годы унижения и скорби. Уже давно
ничего не связывает Бер-Шаарона с тем миром, где был он владельцем стад и
пастбищ, отцом трех сыновей и дочери - красавицы Эсфири, и где потом все
утратил и стал гонимым. Теперь он хочет только покоя. Разве не хватит
горьких испытаний, что послал Господь в той его жизни, разве не услышал
Всевышний его раскаянья, разве не увидел, кем стал Бер-Шаарон? Темная пещера
- его жилье, где он с такими же отверженными делит и кров, и пищу. Вот его
теперешний удел. Молитвы в темноте и глаза, иссушенные и разъеденные
слезами. Прошлого не вернешь...
И вот сегодня - это странное и повергающее в ужас видение. Как во сне.
Ужели ожил тот, кто сделал жизнь Бер-Шаарона чредой бесконечных мучений. Или
мало Саул испил крови в годы своего царствования, что вновь возвращен он из
Шеола?..
Бер-Шаарон добрался до своей пещеры, когда ночь опустилась на город.
Шаря по камням, заменявшим ему ложе, он напрасно искал свою изношенную
циновку, свои изодранные, служившие много лет вещи. Лампады - единственного,
что сберег из прошлой жизни, тоже не было. Бер-Шаарон сел, приткнулся к
сырой каменной стене. Поискал в карманах, в складках пояса, нашел какие-то
крошки, зашевелил беззубым ртом. В дальнем углу заворочались, послышалось
сопение, там было место давнего мучителя - одноглазого гирзеянина, он был
здесь старшим, и от каждой добытой пищи ему полагалось отделять половину. "У
меня ничего нет, - сказал Бер-Шаарон в темноту и повторил снова, чтобы
слышали все, - ничего!"
К этому сожители его должны давно привыкнуть, он гол и нищ, с него уже
нечего взять. Вот камень на шее, его он может отдать. Бер-Шаарон вздохнул и
осторожно снял свою ношу. Цепь, которой крепился камень, опять натерла шею.
Добрая женщина, которая приходит смазывать раны, давно не появлялась. По
виду она амаликитянка, но хорошо знает язык иври и бойко говорит
по-арамейски. Здесь, в городе-убежище, говорят на разных языках. Смешались
народы и боги. Есть бог города - Рамарук, бог солнца - Кемош, бог луны -
Сето. Никто не против и вездесущего Яхве, которому возносит свои молитвы
Бер-Шаарон. В городе много сынов Израиля, гонимых и скрывающих свое прошлое.
Есть даже еврейская община.
Бер-Шаарон слышал, что погиб восставший против отца сын царя Давида
Авессалом, что ищут укрытие здесь его сторонники. Их вылавливают повсюду, но
добром это не кончится, это Бер-Шаарон знает.
Давид ничего не простит городу. Цари никогда не прощают. Каким
простодушным казался Саул, как ликовали все, когда избран он был царем! А
как же! Наконец-то и у сынов Израиля появился свой царь. Первый царь
Израиля. А потом - щадящий врагов, он был жесток к своим, не пощадил
священников из Номвы - все лишились жизни, чудом тогда удалось спастись ему,
Бер-Шаарону. Теперь Саул вспомнил, что не все священники поражены, вспомнил
и восстал из мрака Шеола, чтобы довершить свое злостное деяние. Ему нужна
еще одна жизнь, он хочет погубить его, Бер-Шаарона. Как объяснить Саулу, что
Господь уже давно поразил его, Бер-Шаарона. Тело ноет, кости стали хрупкими,
плоть жаждет собственного исчезновения. Из года в год все холоднее
становится кровь. Пронизывающий насквозь холод не дает заснуть. И явственно
слышится голос пророка Самуила: "Вы хотели царя? Получите своего царя!" И
хохот - будто из-под земли. Бросающий в дрожь хохот старца. Я не хотел, я
был против, шепчет Бер-Шаарон...
Не хотел, но и не настоял на своем. Был еще не умудрен годами, был еще
молод, хотя, несмотря на молодость, был признан главным среди старейшин
колена Ефремова, был зван всюду, где решались судьбы людей, и определялась
истина...
Вот и тогда, в весенний месяц Адар, когда расцвели олеандры и густой
зеленью покрылись луга, дано было и ему решать, дано, да не воспользовался
этим правом... Будто окутало всех, опьянило сатанинское наваждение. Не
сговариваясь, старейшины отправились в город Рам, пошли просить пророка
Самуила, чтобы поставил над ними царя. Стекались, как ручьи в Генисаретское
море, по тропам на дорогу, ведущую в Рам. С гор, от колена Данова шли уже
давно, Бер-Шаарон присоединился к ним за несколько дней до входа в Раму, был
бодр, шутил еще тогда, старался всех приободрить.
И наступил день, когда миновали они, пропитанные терпкой дорожной
горечью, овеянные пылью, городские ворота, и под удивленными, вопрошающими
взглядами жителей направились к дому пророка, Уже высоко стояло солнце в
теряющем синеву небе, когда вышел к старейшинам пророк и судья Израиля -
Самуил. Костистый, сгорбленный старец с посохом в стиснутых корявых пальцах,
с козьими шкурами на плечах, со всклокоченной бородой и огненными глазами.
Теми же были глаза, что и некогда у могучего воина, каким был Самуил, когда
одолел филистимлян в кровавой битве под Верхором. B той битве Бер-Шаарон
впервые понял, что значит сойтись с врагом, жаждущим твоей гибели. Тогда был
бесстрашен Самуил, освобожденное от одежд тело играло мускулами, и
обоюдоострый меч в его руках безостановочно разил направо и налево. Теперь
же был закутан в козьи шкуры пророк. А у Бер-Шаарона выступал пот на лбу,
ибо жгло неимоверно полуденное солнце. Тогда он не понимал, почему так
кутается пророк, тогда он еще не знал, что кровь холодеет с годами. Он очень
гордился, что вхож в дом пророка, что Самуил всегда прислушивался к нему.
Человек, который говорил с Богом, снисходил до простого смертного и всегда
умел найти добрые слова. И когда из очередного сражения Бер-Шаарон привез на
осле красавицу амаликитянку Амиру и сделал ее своей женой, Самуил не осудил
его. Одного потребовал, чтобы Амира признала единого и вездесущего Бога
Яхве. Амира клялась, что признала, но прятала своих деревянных идолов, зашив
их в подушки. Она была хорошей женой и матерью - три сына и красавица дочь
от нее, теперь нету их всех, и в том есть вина и его, Бер-Шаарона.
И началось все с того дня в Раме, когда не сумел он переубедить
старейшин. И Самуил не смог устоять перед старейшинами. И Яхве он убедил.
Почему же Всемогущий так быстро уступил? Ведь он вывел народ из Египта, из
страны рабства, заключил завет с народом, дал народу обетованную землю,
текущую молоком и медом, и завещал быть народом-священником, чтобы нести
истинную веру всем племенам. Народу, состоящему из священников, нужен ли
царь? Есть пророк и судья Самуил, этого ли недостаточно? Самуил ведь мог все
объяснить. Почему он тогда сдался? Самуил - священник и пророк, равный
Аарону, брату Моисея, принявшего Божий завет на горе Синайской. С раннего
детства дано было Самуилу услышать голос Всевышнего. Сам первосвященник
Илий, достойный служитель Бога, стал воспитателем будущего пророка. Илий
принял смерть из-за своих сыновей, не знавших предела в богохульстве своем,
жирующих у святынь Ковчега и хватающих все подряд. Эти ублюдки растаскивали
священное мясо, уготованное для жертв всесожжения. Они отвращали народ от
Ковчега, что построен был по заветам Господа, Ковчега, где хранились Тора,
скрижали и священные свитки с записью заповедей Божьих, с заветом,
заключенным Моисеем и Богом на горе Синай. И вот люди перестали приносить
жертвы Господу, они шли на высоты и возносили свои жертвы Ханаанским идолам.
Самуил, тогда еще отрок, посвященный служению Господу, юный Назарей,
ибо бритва не касалась его головы, предсказал гибельное наказание. Голос его
не услышали, а это был голос самого Яхве, устами Самуила обращался Господь к
заблудшему народу.
И сыновья Илия не остановились в своем падении, они взяли из Силома
священный Ковчег Завета и в битве с филистимлянами понесли его впереди
войска, думали Господь принесет им победу. Но был захвачен Ковчег врагом, и
погибли беспутные сыновья Илия. А когда узнал об этом праведный Илий, то
упал навзничь и сломал себе хребет, после чего и умер. Так отошла слава от
Израиля. И тогда, в страшное время раздоров и идолопоклонства, стал Самуил
судьей над Израилем. И Господь протянул ему свою длань. В сражениях шел
народ за Самуилом, был отбит у филистимлян и возвращен в Силом Ковчег
завета, было испрошено прощение у Господа. И повиновались все Самуилу, и не
нужен был народу царь.
Бер-Шаарон, в те годы еще совсем молодой, во всем уповал на Самуила, и
слово пророка было свято для него. Теперь, конечно, Бер-Шаарон может
упрекнуть себя - нельзя быть таким доверчивым, нельзя ждать только
проявления милостей Господних, надо уметь отстоять и свое мнение. Самуил был
уже стар, когда они пришли к нему в Раму, и сыновья его пошли по стезям
сыновей Илия, в этом была главная причина. Отсюда, из Рамы, берет начало
река его, Бер-Шаарона, страданий...
И в тот роковой, весенний день месяца Адара в Раме Бер-Шаарон стоял
среди старейшин перед Самуилом и не остановил владельца маслоделен, тучного
и властолюбивого Гамадриила, когда тот выступил вперед и начал первым: "Да
хранит тебя Господь, праведный Самуил, года твои преклонны..." И дрогнула
бровь на морщинистом лице пророка, и каждый понял, что ждет он продолжения
речи, ибо не требует ответа очевидность. "И не всегда ты видишь то, что
видно другим, что делается совсем рядом с тобой в твоем доме", - чуть
помедлив, продолжал Гамадриил, и словно сделалось жилистым горло его, будто
проглотил он что-то жесткое. Бер-Шаарон и сейчас помнит отчетливо, как
заходил, запрыгал кадык, словно заяц, попавший в капкан.
- Мы не хотели тебя обидеть, праведный Самуил! - выкрикнул тогда
Бер-Шаарон, но уже ничего нельзя было исправить.
Каждый, слышавший слова Гамадриила, знал, что речь идет о сыновьях
пророка Иоиле и Авии, неправедных судьях Вирсавийских, за мзду и подарки
оправдывающих злодейства. И получалось, что пророк, учивший Израиль быть
верным заветам Божьим, собственных сыновей научить ничему доброму не смог.
Бер-Шаарон знал тогда, что не задумано было обвинять пророка, это было
только начало, надо было обосновать заветное свое требование. Самуил тогда
еще не понял, что не обвинять его пришли, а просить. Посох Самуила
приподнялся и снова опустился, оставив в земле глубокую вмятину.
И тут произнес Гамадриил те слова, которые так ждали старейшины: "Дай
нам царя, праведный Самуил!"
Об этом сговорились давно, всем надоело терпеть набеги филистимлян и
защищаться только молитвами, всем надоело прятаться в пещерах, надо было,
как и другим племенам, защищать свои дома и виноградники. И потому
поддержали Гамадриила со всех сторон: "Дай нам царя! Хотим царя!"
И мог ли тогда он, Бер-Шаарон, воспрепятствовать этому общему желанию?
И словно порыв ветра шатнул тогда пророка. И спросил Самуил скорбно: "Разве
вам мало небесного царя?" И бездумные, словно упрямые дети, запричитали
старейшины: "Он в высях, Всемогущий, да святится его имя, он высоко, а
здесь, на земле, нам нужен земной..."
И облегченно вздохнули тогда старейшины, потому что наконец было
высказано то, ради чего шли они в Раму. Никто не может предвидеть, к чему
ведут слова и как далеко они могут завести. И никому не дано повернуть время
вспять. Еще никто на земле не обратил в бегство годы, чтобы вернулись они на
круги свои. Не радоваться надо было тогда, в Раме, а громко стенать...
Правда, он, Бер-Шаарон, хотя и был молод, сомневался во всем. Но даже
он не мог предположить и сотой доли того, что выпадет на его долю. И что
значил он один против всех? Если даже Самуил поник тогда, сгорбился еще
сильнее, и только посох скрипнул в его руке, и он вскинул голову, сделал шаг
вперед и медленным взглядом обвел старейшин.
И сказал, возвысив свой голос: "Господь Бог един и всемогущ, да будет
славно его имя в высях! Ему подвластны и твердь земли, и гладь морская,
каждая тварь на земле и на воде. Все мы в длани Господней! - Он пытался
объяснять им, неразумным, сколь велико их заблуждение, он еще ждал, что они
одумаются и отступятся, он объяснял: - Знайте, велики будут и права царя,
который будет царствовать над вами. Сыновей ваших он волен будет брать к
себе, и приставлять к своим колесницам, и учить будет их убивать врагов
своих, и сделает их воинами и всадниками своими, и будут бегать они перед
его колесницами. И когда не будет войн, все равно станут они служить царю и
возделывать его поля, и жать его хлеб, и станут ковать оружие, и строить
крепости из каменных глыб. И дочерей ваших волен взять царь, чтобы ублажали
его на ложе любви, чтобы варили и пекли хлеба, и готовили ему пьянящее вино.
И поля ваши, и лучшие виноградники, и масличные сады волен будет взять он и
раздать прислужникам своим, и от посевов ваших будет брать он десятую часть.
И будет стон и скрежет зубов ваших, но поздно будет роптать и не просите
тогда милости у Всевышнего, ибо он не ответит вам!"
Все сбылось, как напророчил мудрый Самуил, все сбылось и еще более
страшные деяния свершились. Скоро он, Бер-Шаарон, покинет эту землю и если
дано будет ему встретиться с Самуилом там, в высях, если избавит Господь от
Шеола за все земные страдания, то поклонится Бер-Шаарон великому пророку и
скажет: "Прости нас неразумных!"
О, если бы тогда, в Раме, прислушались к словам пророка! Правда, эти
слова поначалу поколебали старейшин, и пошел среди них ропот, но быстро
стих. И тогда удалось ему, Бер-Шаарону, протолкнуться вперед, но слаб был
его голос. О, если бы человек мог все знать заранее, но, увы, это дано
только Всевышнему. Им размерена и исчислена судьба каждого на земной тверди.
Если бы тот день повторить, то встал бы тогда против всех - убейте меня,
если не верите, но одумайтесь, прислушайтесь к праведному Самуилу!
Но тогда не нашлось этих слов, и было смятение в мыслях. И казалось,
правы старейшины, нужен царь Израилю, будет он щитом, ограждающим народ от
разбойных набегов. И победит он и филистимлян, и аммонитян, и амаликитян...
Но ведь те разоряют мирные поселения не каждый год, а царь будет требовать
дань постоянно - об этом надо было тогда подумать. И о сыновьях своих
озаботиться. Трое их было у Бер-Шаарона. И всех троих ждала гибель. Все трое
стали воинами Саула. Надо было крикнуть тогда: "Не надо нам никакого царя!
Состарился Самуил, но есть еще в нем сила Божья, и судит он справедливо
сынов Израиля. Его устами говорит всемогущий Яхве. Устами Самуила остерегает
народ. Забыл народ заветы Господа, избравшего нас, чтобы нести откровение
его. Нужны ли цари народу священников? Не с мечом, а со словом Божьим дано
идти к иным племенам. Не были и не хотели быть царями ни Моисей, приведший
народ на землю обетованную, ни брат Моисея Аарон, ни Иисус Навин,
завоевавший города ханаанские. Столпом огненным освещал путь народу Господь,
когда вел по пустыне. Испепелит он тех, кто посягнул на его престол!"
Обо всем этом надо было кричать тогда, но неразумен был он, Бер-Шаарон,
не хотелось ему перечить старейшинам, пробормотал он тогда только: " Послал
нам Господь пророков - и Гидеона, и Илия, и мудрого Самуила, нужен ли кто
другой, угодно ли это будет Господу?"
И сразу со всех сторон накинулись на него, и хулили, и порицали перед
очами Самуила. Елиазар из колена Иудина подскочил со сжатыми кулаками,
Гамадриил оттолкнул плечом, возвысил свой голос: "Не слушай Бер-Шаарона,
милостивый Самуил! Судить ли Бер-Шаарону о горестях наших! Виноградники его
упрятаны за горными высотами, и не проходят караванные дороги мимо его
пшеничных полей. Затаился он, как улитка, засел под щитом раковины. А есть
ли среди нас, кто не терпел притеснений от лютых разбойников, кто не устал
от филистимлянских набегов и разорений поселений наших, кто не терял сыновей
и дочерей своих?"
И ответили тогда старейшины разом, словно выдохнув: "Нету!" Вот и
оказался Бер-Шаарон в одиночестве, указали ему на место его - не тебе
решать. Оттеснили его от пророка, чтобы не смущал своими дерзкими
сомнениями, и ловил Бер-Шаарон на себе злобные взгляды.
Лишь Кис, вениамитянин, пашни которого смыкались с виноградниками
Бер-Шаарона, одобрительно кивнул. Он тоже хотел, чтобы осталось все, как
есть, но ему не дали даже рта открыть, оттеснили в задние ряды, и забормотал
обиженный Кис: "Зачем мы пришли сюда, зачем оставил я без присмотра стада
свои..." Кис как раз и не должен был роптать тогда, но разве знал Кис, на
кого падет Божий жребий? Разве предполагал, что жребий этот уготован его
сыну.
Поздним вечером, когда все разбрелись и устроились на ночлег, еще долго
сидели Бер-Шаарон и Кис у ворот Рамы, и собрались постепенно к воротам
другие старейшины, и подошел к ним Самуил, и все вместе долго молились они
Всевышнему, а потом сказал Самуил:
- Идите каждый в город свой и ждите вестей от моих посланцев. А я
молить буду Всевышнего да славить имя его, просить, чтобы указал, кто из вас
угоден ему...
Пустились в путь на рассвете, солнце еще не жгло, пробиралось медленно
из-за туч, лучами, словно ресницами, пробивалось сквозь облака. Ехали по
узкой горной тропе. Впереди Кис, за ним Бер-Шаарон. Ослов своих не
подгоняли, обо всем успели наговориться.
Умны были задним числом, и слова находились, чтобы доказать всем, что
не нужен царь. И особенно разошелся Kис. Если бы знал он, что жребий
осчастливит его род... Но счастье ли было в том - блеснуть на небосклоне
падающей звездой, потерять своих сыновей. И вот один вернулся из Шеола,
чтобы мстить? Царя не минула та же участь, что и его, Бер-Шаарона. Самая
страшная участь - пережить своих сыновей. Вот как страшен тот, кому дана
беспредельная власть - род свой он дает истребить и сам падает на меч...
И прав был Кис, когда говорил, что опасен царь. И в то утро, когда они
ехали из Рамы, ни в чем не расходились их мысли. Оба они хорошо знали
прошлое. И то, как жил народ без царей на земле Ханаанской, как избирали
судей, и те собирали войско, когда становились нетерпимыми набеги амаликитян
или сыновей Моава. И праведный судья Гедеон, разрушивший жертвенники
язычников, когда победил мидианитян, отказался быть царем. А вот его сын,
неправедный Авимелех, рвался к власти и после кончины отца, чтобы отделаться
от своих соперников, убил семьдесят своих братьев.
И утверждал Кис в то утро, что нет страшней испытания человеку, чем
испытание властью. Это Кис вспомнил тогда притчу, с которой обратился к
народу бедный Иотам, единственный брат Авимелеха, уцелевший после резни.
Иотам, чтобы остановить кровавого Авимелеха, рвущегося в цари, поведал
народу о том, как деревья выбирали себе царя и сказали маслине: "Царствуй
над нами!" И мудрая маслина ответила: "Как я оставлю свой сок, свой елей и
пойду скитаться по деревьям?" И тогда сказали деревья смоковнице: "Иди ты
царствуй над нами". И сказала им смоковница: "Неужели я перестану давать
свою сладость, оставлю мои сочные плоды и пойду возиться с деревьями?" И
сказали деревья виноградной лозе: "Иди ты царствуй над нами". И ответила
виноградная лоза: "Оставлю ли я сок мой, который веселит людей, и пойду ли
скитаться по деревьям?" И, наконец, деревья обратились к терновнику: "Иди
ты, царствуй над нами". И терновник сказал деревьям: "Если вы хотите
поставить меня над собой царем, то приходите, покойтесь под моей тенью, если
же нет, то выйдет огонь из терновника и пожжет даже кедры ливанские!"
Очень верная притча. Надо было рассказать ее старейшинам, да вот сробел
Кис. А когда возвращались - поведал. И добавил - какая уж тут тень от
терновника, и не нужны Израилю пожары, a когда будут потребны силы огненные
- не оставит народ свой Господь наш.
И еще вспомнили они тогда и Самсона, и славную Девору, вставших во
главе народа в тяжелые дни. И не нужно было Деворе царское звание, когда
сидела она под пальмой и была великой пророчицей. А пришел срок и воззвала
она к народу и сокрушили сыны Израиля, ведомые ею, грозного царя
притеснителя Явиса. И великий и всесильный Самсон тоже не был царем, и без
войска одолел он филистимлян, одной ослиной челюстью побивал десятки врагов.
А если бы Самсон стал царем? Шли бы тогда непрерывные войны. Ведь Самсон
всегда старался силу свою показать. То крепостные ворота отнесет на гору, то
опрокинет своды храма на врагов.
Сила, конечно, нужна народу, говорил в то утро Кис, но не лучше ли
мирно пасти стада свои и избежать кровопролитных битв, чем искать славу в
поражении многих. Прав был тогда Кис. Но родился ли такой человек на земле,
чтобы, получив власть, не стал рваться в сражения.
И Бер-Шаарон в то утро упрекнул Киса - почему тот молчал, почему не
рассказал притчу о терновнике старейшинам. А сейчас после драки кулаками
машем. Вот и скажется народу терновник.
Возможно, запали эти слова в душу Киса и аукнулись речи эти потом ему,
Бер-Шаарону...
А тогда Кис, безнадежно махнув рукой, сказал:
- Да, толку нет от терновника, даже тени не сможет он дать, чтобы
укрыть от палящего зноя. Будет палить такой царь пламенем, да избавит нас
Господь от такого царя-терновника!
Не ведал тогда Кис, что клянет он "терновник" от его же семени
рожденный. А позже, когда узнает, забудет свои опасения и не подступиться
будет к нему -царскому отцу Кису...
А в то утро ехали и беседовали они, как два неразлучных друга. Говорили
о сыновьях своих, о стадах, об урожае, о том, что пришла пора менять
пастбища и дать отдохнуть земле, о том, что утратили совесть люди и норовят
украсть все, что плохо лежит, и собрать урожай там, где не сеяли. Пропали у
Киса в те дни три ослицы и поведал он, что послал сына своего Саула и слугу
Иеровалла на поиски. И стал расхваливать своих сыновей. И неспроста - хотел
он породниться с Бер-Шаароном, давно уже положил глаз свой на дочь
Бер-Шаарона - Эсфирь, не сказал только, за которого из сыновей хотел сватать
ее. Много было у каждого из них дел в полях и пашнях своих, жалели они, что
напрасно потеряли время в Раме...
Была у них тогда надежда, что начнется сбор винограда, и забудут
старейшины о своем желании поставить царя над Израилем, и успокоятся под
своими смоковницами и оливами мудрые старики. Но не дано было их надеждам
свершиться, ибо внял Господь просьбе Самуила и указал пророку, кому отдать
власть над людьми, беспокойными и суетными, не признающими царя в высях, а
жаждущими зримых идолов.
И месяца не прошло, как со всех сторон земли обетованной - от Дана до
Вирсавии - потянулись люди в Массифу на зов Самуила. Будто разом растаяли
льды на вершинах гор и устремились ручьи в долину, и не было конца их
теченью. Ибо хотя и пали многие сыны Израиля в жестоких битвах, но умножился
народ за эти годы и стало их больше, чем звезд на небе. И возрадовался бы
прародитель Авраам, если дано было бы ему увидеть, что исполнил завет свой
Господь. Первым вошел патриарх в землю Ханаанскую из Ура Халдейского, в
землю, текущую молоком и медом, и уверовал в единого Бога, и бродил он по
лику земли среди этих зеленых холмов и сиреневых гор, и неустанно взывал ко
Всевышнему. Велика была его вера, и не ослушался он Бога, когда тот повелел
принести в жертву единственного сына, и за послушание возлюбил его Господь,
и агнец был дан ему взамен сына для жертвы, и стал потом его сын Исаак
прародителем племен многих, стал отцом Иакова, прозванного Израилем -
борющимся с Богом - за то, что вступил тот в борьбу с ангелом Божьим и не
испугался. Не было страха у праотцов, во всем уповали они на Господа, от
Иакова-Израиля пошли все двенадцать колен израилевых - от его двенадцати
сыновей. И вот теперь заселили они землю обетованную. И пришло время избрать
царя, чтобы стать, как и другие народы, крепкими и могущественными. И
жаждали они увидеть того, кто помазан на царство Самуилом по велению
Божьему...
Играли свирели, гудели рожки, блеяли овцы, предназначенные для жертв
всесожжения и на трапезы, которые дано праведникам разделить со Всевышним. И
не сомневались - в этот день Господь опустился на крылья херувимов,
укрепленных на крышке Ковчега. И повсюду слышались молитвы и песнопения. Как
на праздник великий шли. Несли опресноки, и пьянящий шекер был припасен в
кувшинах. Близился Песах - памятные весенние дни, в эти дни много лет назад
бежал народ из египетского плена, и расступились перед беглецами воды
Чермного моря, и поглотило море египетские колесницы, мчащиеся в погоне,
простер тогда Господь длань над народом своим и вывел в землю Ханаана...
И вот шли теперь их потомки, шли люди всех колен Израиля, ведущие свой
род от двенадцати сыновей Иакова. Умножился Израиль и возрос на земле
вглядываясь в выколотые на груди слова. "Это по-арамейски," - прошептал он и
стал беззвучно шевелить губами. И наконец изрек:
- Саул царь Израиля.
- Это в плену, это насильно, они издевались надо мной, - забормотал
Маттафия.
- Я должен доложить правителю, - сказал Иехемон, - а пока заприте его в
самую надежную темницу. Арияд, головой отвечаете за него. И выведайте все,
любыми способами...
Жизнь человека всего лишь единый миг, как бы длинна она не была.
Господь не всегда отнимает ее скоротечно, он заставляет человека самого
просить смерти. Господь лишает за грехи и слуха, и зрения, болят кости, и
ноги теряют подвижность. Но пока жива душа в человеке, пока не отнят у него
разум - и ад, и рай существуют в нем одновременно. Смещается время, и
прошлое оживает и видится ярче, чем день, прошедший вчера.
Изгнанники, нашедшие приют в городе-крепости, в городе-убежище, живут
прошлым, хотя многое бы дали, чтобы отрешиться от этого прошлого, чтобы
память притупилась и не возвращала в годы унижения и скорби. Уже давно
ничего не связывает Бер-Шаарона с тем миром, где был он владельцем стад и
пастбищ, отцом трех сыновей и дочери - красавицы Эсфири, и где потом все
утратил и стал гонимым. Теперь он хочет только покоя. Разве не хватит
горьких испытаний, что послал Господь в той его жизни, разве не услышал
Всевышний его раскаянья, разве не увидел, кем стал Бер-Шаарон? Темная пещера
- его жилье, где он с такими же отверженными делит и кров, и пищу. Вот его
теперешний удел. Молитвы в темноте и глаза, иссушенные и разъеденные
слезами. Прошлого не вернешь...
И вот сегодня - это странное и повергающее в ужас видение. Как во сне.
Ужели ожил тот, кто сделал жизнь Бер-Шаарона чредой бесконечных мучений. Или
мало Саул испил крови в годы своего царствования, что вновь возвращен он из
Шеола?..
Бер-Шаарон добрался до своей пещеры, когда ночь опустилась на город.
Шаря по камням, заменявшим ему ложе, он напрасно искал свою изношенную
циновку, свои изодранные, служившие много лет вещи. Лампады - единственного,
что сберег из прошлой жизни, тоже не было. Бер-Шаарон сел, приткнулся к
сырой каменной стене. Поискал в карманах, в складках пояса, нашел какие-то
крошки, зашевелил беззубым ртом. В дальнем углу заворочались, послышалось
сопение, там было место давнего мучителя - одноглазого гирзеянина, он был
здесь старшим, и от каждой добытой пищи ему полагалось отделять половину. "У
меня ничего нет, - сказал Бер-Шаарон в темноту и повторил снова, чтобы
слышали все, - ничего!"
К этому сожители его должны давно привыкнуть, он гол и нищ, с него уже
нечего взять. Вот камень на шее, его он может отдать. Бер-Шаарон вздохнул и
осторожно снял свою ношу. Цепь, которой крепился камень, опять натерла шею.
Добрая женщина, которая приходит смазывать раны, давно не появлялась. По
виду она амаликитянка, но хорошо знает язык иври и бойко говорит
по-арамейски. Здесь, в городе-убежище, говорят на разных языках. Смешались
народы и боги. Есть бог города - Рамарук, бог солнца - Кемош, бог луны -
Сето. Никто не против и вездесущего Яхве, которому возносит свои молитвы
Бер-Шаарон. В городе много сынов Израиля, гонимых и скрывающих свое прошлое.
Есть даже еврейская община.
Бер-Шаарон слышал, что погиб восставший против отца сын царя Давида
Авессалом, что ищут укрытие здесь его сторонники. Их вылавливают повсюду, но
добром это не кончится, это Бер-Шаарон знает.
Давид ничего не простит городу. Цари никогда не прощают. Каким
простодушным казался Саул, как ликовали все, когда избран он был царем! А
как же! Наконец-то и у сынов Израиля появился свой царь. Первый царь
Израиля. А потом - щадящий врагов, он был жесток к своим, не пощадил
священников из Номвы - все лишились жизни, чудом тогда удалось спастись ему,
Бер-Шаарону. Теперь Саул вспомнил, что не все священники поражены, вспомнил
и восстал из мрака Шеола, чтобы довершить свое злостное деяние. Ему нужна
еще одна жизнь, он хочет погубить его, Бер-Шаарона. Как объяснить Саулу, что
Господь уже давно поразил его, Бер-Шаарона. Тело ноет, кости стали хрупкими,
плоть жаждет собственного исчезновения. Из года в год все холоднее
становится кровь. Пронизывающий насквозь холод не дает заснуть. И явственно
слышится голос пророка Самуила: "Вы хотели царя? Получите своего царя!" И
хохот - будто из-под земли. Бросающий в дрожь хохот старца. Я не хотел, я
был против, шепчет Бер-Шаарон...
Не хотел, но и не настоял на своем. Был еще не умудрен годами, был еще
молод, хотя, несмотря на молодость, был признан главным среди старейшин
колена Ефремова, был зван всюду, где решались судьбы людей, и определялась
истина...
Вот и тогда, в весенний месяц Адар, когда расцвели олеандры и густой
зеленью покрылись луга, дано было и ему решать, дано, да не воспользовался
этим правом... Будто окутало всех, опьянило сатанинское наваждение. Не
сговариваясь, старейшины отправились в город Рам, пошли просить пророка
Самуила, чтобы поставил над ними царя. Стекались, как ручьи в Генисаретское
море, по тропам на дорогу, ведущую в Рам. С гор, от колена Данова шли уже
давно, Бер-Шаарон присоединился к ним за несколько дней до входа в Раму, был
бодр, шутил еще тогда, старался всех приободрить.
И наступил день, когда миновали они, пропитанные терпкой дорожной
горечью, овеянные пылью, городские ворота, и под удивленными, вопрошающими
взглядами жителей направились к дому пророка, Уже высоко стояло солнце в
теряющем синеву небе, когда вышел к старейшинам пророк и судья Израиля -
Самуил. Костистый, сгорбленный старец с посохом в стиснутых корявых пальцах,
с козьими шкурами на плечах, со всклокоченной бородой и огненными глазами.
Теми же были глаза, что и некогда у могучего воина, каким был Самуил, когда
одолел филистимлян в кровавой битве под Верхором. B той битве Бер-Шаарон
впервые понял, что значит сойтись с врагом, жаждущим твоей гибели. Тогда был
бесстрашен Самуил, освобожденное от одежд тело играло мускулами, и
обоюдоострый меч в его руках безостановочно разил направо и налево. Теперь
же был закутан в козьи шкуры пророк. А у Бер-Шаарона выступал пот на лбу,
ибо жгло неимоверно полуденное солнце. Тогда он не понимал, почему так
кутается пророк, тогда он еще не знал, что кровь холодеет с годами. Он очень
гордился, что вхож в дом пророка, что Самуил всегда прислушивался к нему.
Человек, который говорил с Богом, снисходил до простого смертного и всегда
умел найти добрые слова. И когда из очередного сражения Бер-Шаарон привез на
осле красавицу амаликитянку Амиру и сделал ее своей женой, Самуил не осудил
его. Одного потребовал, чтобы Амира признала единого и вездесущего Бога
Яхве. Амира клялась, что признала, но прятала своих деревянных идолов, зашив
их в подушки. Она была хорошей женой и матерью - три сына и красавица дочь
от нее, теперь нету их всех, и в том есть вина и его, Бер-Шаарона.
И началось все с того дня в Раме, когда не сумел он переубедить
старейшин. И Самуил не смог устоять перед старейшинами. И Яхве он убедил.
Почему же Всемогущий так быстро уступил? Ведь он вывел народ из Египта, из
страны рабства, заключил завет с народом, дал народу обетованную землю,
текущую молоком и медом, и завещал быть народом-священником, чтобы нести
истинную веру всем племенам. Народу, состоящему из священников, нужен ли
царь? Есть пророк и судья Самуил, этого ли недостаточно? Самуил ведь мог все
объяснить. Почему он тогда сдался? Самуил - священник и пророк, равный
Аарону, брату Моисея, принявшего Божий завет на горе Синайской. С раннего
детства дано было Самуилу услышать голос Всевышнего. Сам первосвященник
Илий, достойный служитель Бога, стал воспитателем будущего пророка. Илий
принял смерть из-за своих сыновей, не знавших предела в богохульстве своем,
жирующих у святынь Ковчега и хватающих все подряд. Эти ублюдки растаскивали
священное мясо, уготованное для жертв всесожжения. Они отвращали народ от
Ковчега, что построен был по заветам Господа, Ковчега, где хранились Тора,
скрижали и священные свитки с записью заповедей Божьих, с заветом,
заключенным Моисеем и Богом на горе Синай. И вот люди перестали приносить
жертвы Господу, они шли на высоты и возносили свои жертвы Ханаанским идолам.
Самуил, тогда еще отрок, посвященный служению Господу, юный Назарей,
ибо бритва не касалась его головы, предсказал гибельное наказание. Голос его
не услышали, а это был голос самого Яхве, устами Самуила обращался Господь к
заблудшему народу.
И сыновья Илия не остановились в своем падении, они взяли из Силома
священный Ковчег Завета и в битве с филистимлянами понесли его впереди
войска, думали Господь принесет им победу. Но был захвачен Ковчег врагом, и
погибли беспутные сыновья Илия. А когда узнал об этом праведный Илий, то
упал навзничь и сломал себе хребет, после чего и умер. Так отошла слава от
Израиля. И тогда, в страшное время раздоров и идолопоклонства, стал Самуил
судьей над Израилем. И Господь протянул ему свою длань. В сражениях шел
народ за Самуилом, был отбит у филистимлян и возвращен в Силом Ковчег
завета, было испрошено прощение у Господа. И повиновались все Самуилу, и не
нужен был народу царь.
Бер-Шаарон, в те годы еще совсем молодой, во всем уповал на Самуила, и
слово пророка было свято для него. Теперь, конечно, Бер-Шаарон может
упрекнуть себя - нельзя быть таким доверчивым, нельзя ждать только
проявления милостей Господних, надо уметь отстоять и свое мнение. Самуил был
уже стар, когда они пришли к нему в Раму, и сыновья его пошли по стезям
сыновей Илия, в этом была главная причина. Отсюда, из Рамы, берет начало
река его, Бер-Шаарона, страданий...
И в тот роковой, весенний день месяца Адара в Раме Бер-Шаарон стоял
среди старейшин перед Самуилом и не остановил владельца маслоделен, тучного
и властолюбивого Гамадриила, когда тот выступил вперед и начал первым: "Да
хранит тебя Господь, праведный Самуил, года твои преклонны..." И дрогнула
бровь на морщинистом лице пророка, и каждый понял, что ждет он продолжения
речи, ибо не требует ответа очевидность. "И не всегда ты видишь то, что
видно другим, что делается совсем рядом с тобой в твоем доме", - чуть
помедлив, продолжал Гамадриил, и словно сделалось жилистым горло его, будто
проглотил он что-то жесткое. Бер-Шаарон и сейчас помнит отчетливо, как
заходил, запрыгал кадык, словно заяц, попавший в капкан.
- Мы не хотели тебя обидеть, праведный Самуил! - выкрикнул тогда
Бер-Шаарон, но уже ничего нельзя было исправить.
Каждый, слышавший слова Гамадриила, знал, что речь идет о сыновьях
пророка Иоиле и Авии, неправедных судьях Вирсавийских, за мзду и подарки
оправдывающих злодейства. И получалось, что пророк, учивший Израиль быть
верным заветам Божьим, собственных сыновей научить ничему доброму не смог.
Бер-Шаарон знал тогда, что не задумано было обвинять пророка, это было
только начало, надо было обосновать заветное свое требование. Самуил тогда
еще не понял, что не обвинять его пришли, а просить. Посох Самуила
приподнялся и снова опустился, оставив в земле глубокую вмятину.
И тут произнес Гамадриил те слова, которые так ждали старейшины: "Дай
нам царя, праведный Самуил!"
Об этом сговорились давно, всем надоело терпеть набеги филистимлян и
защищаться только молитвами, всем надоело прятаться в пещерах, надо было,
как и другим племенам, защищать свои дома и виноградники. И потому
поддержали Гамадриила со всех сторон: "Дай нам царя! Хотим царя!"
И мог ли тогда он, Бер-Шаарон, воспрепятствовать этому общему желанию?
И словно порыв ветра шатнул тогда пророка. И спросил Самуил скорбно: "Разве
вам мало небесного царя?" И бездумные, словно упрямые дети, запричитали
старейшины: "Он в высях, Всемогущий, да святится его имя, он высоко, а
здесь, на земле, нам нужен земной..."
И облегченно вздохнули тогда старейшины, потому что наконец было
высказано то, ради чего шли они в Раму. Никто не может предвидеть, к чему
ведут слова и как далеко они могут завести. И никому не дано повернуть время
вспять. Еще никто на земле не обратил в бегство годы, чтобы вернулись они на
круги свои. Не радоваться надо было тогда, в Раме, а громко стенать...
Правда, он, Бер-Шаарон, хотя и был молод, сомневался во всем. Но даже
он не мог предположить и сотой доли того, что выпадет на его долю. И что
значил он один против всех? Если даже Самуил поник тогда, сгорбился еще
сильнее, и только посох скрипнул в его руке, и он вскинул голову, сделал шаг
вперед и медленным взглядом обвел старейшин.
И сказал, возвысив свой голос: "Господь Бог един и всемогущ, да будет
славно его имя в высях! Ему подвластны и твердь земли, и гладь морская,
каждая тварь на земле и на воде. Все мы в длани Господней! - Он пытался
объяснять им, неразумным, сколь велико их заблуждение, он еще ждал, что они
одумаются и отступятся, он объяснял: - Знайте, велики будут и права царя,
который будет царствовать над вами. Сыновей ваших он волен будет брать к
себе, и приставлять к своим колесницам, и учить будет их убивать врагов
своих, и сделает их воинами и всадниками своими, и будут бегать они перед
его колесницами. И когда не будет войн, все равно станут они служить царю и
возделывать его поля, и жать его хлеб, и станут ковать оружие, и строить
крепости из каменных глыб. И дочерей ваших волен взять царь, чтобы ублажали
его на ложе любви, чтобы варили и пекли хлеба, и готовили ему пьянящее вино.
И поля ваши, и лучшие виноградники, и масличные сады волен будет взять он и
раздать прислужникам своим, и от посевов ваших будет брать он десятую часть.
И будет стон и скрежет зубов ваших, но поздно будет роптать и не просите
тогда милости у Всевышнего, ибо он не ответит вам!"
Все сбылось, как напророчил мудрый Самуил, все сбылось и еще более
страшные деяния свершились. Скоро он, Бер-Шаарон, покинет эту землю и если
дано будет ему встретиться с Самуилом там, в высях, если избавит Господь от
Шеола за все земные страдания, то поклонится Бер-Шаарон великому пророку и
скажет: "Прости нас неразумных!"
О, если бы тогда, в Раме, прислушались к словам пророка! Правда, эти
слова поначалу поколебали старейшин, и пошел среди них ропот, но быстро
стих. И тогда удалось ему, Бер-Шаарону, протолкнуться вперед, но слаб был
его голос. О, если бы человек мог все знать заранее, но, увы, это дано
только Всевышнему. Им размерена и исчислена судьба каждого на земной тверди.
Если бы тот день повторить, то встал бы тогда против всех - убейте меня,
если не верите, но одумайтесь, прислушайтесь к праведному Самуилу!
Но тогда не нашлось этих слов, и было смятение в мыслях. И казалось,
правы старейшины, нужен царь Израилю, будет он щитом, ограждающим народ от
разбойных набегов. И победит он и филистимлян, и аммонитян, и амаликитян...
Но ведь те разоряют мирные поселения не каждый год, а царь будет требовать
дань постоянно - об этом надо было тогда подумать. И о сыновьях своих
озаботиться. Трое их было у Бер-Шаарона. И всех троих ждала гибель. Все трое
стали воинами Саула. Надо было крикнуть тогда: "Не надо нам никакого царя!
Состарился Самуил, но есть еще в нем сила Божья, и судит он справедливо
сынов Израиля. Его устами говорит всемогущий Яхве. Устами Самуила остерегает
народ. Забыл народ заветы Господа, избравшего нас, чтобы нести откровение
его. Нужны ли цари народу священников? Не с мечом, а со словом Божьим дано
идти к иным племенам. Не были и не хотели быть царями ни Моисей, приведший
народ на землю обетованную, ни брат Моисея Аарон, ни Иисус Навин,
завоевавший города ханаанские. Столпом огненным освещал путь народу Господь,
когда вел по пустыне. Испепелит он тех, кто посягнул на его престол!"
Обо всем этом надо было кричать тогда, но неразумен был он, Бер-Шаарон,
не хотелось ему перечить старейшинам, пробормотал он тогда только: " Послал
нам Господь пророков - и Гидеона, и Илия, и мудрого Самуила, нужен ли кто
другой, угодно ли это будет Господу?"
И сразу со всех сторон накинулись на него, и хулили, и порицали перед
очами Самуила. Елиазар из колена Иудина подскочил со сжатыми кулаками,
Гамадриил оттолкнул плечом, возвысил свой голос: "Не слушай Бер-Шаарона,
милостивый Самуил! Судить ли Бер-Шаарону о горестях наших! Виноградники его
упрятаны за горными высотами, и не проходят караванные дороги мимо его
пшеничных полей. Затаился он, как улитка, засел под щитом раковины. А есть
ли среди нас, кто не терпел притеснений от лютых разбойников, кто не устал
от филистимлянских набегов и разорений поселений наших, кто не терял сыновей
и дочерей своих?"
И ответили тогда старейшины разом, словно выдохнув: "Нету!" Вот и
оказался Бер-Шаарон в одиночестве, указали ему на место его - не тебе
решать. Оттеснили его от пророка, чтобы не смущал своими дерзкими
сомнениями, и ловил Бер-Шаарон на себе злобные взгляды.
Лишь Кис, вениамитянин, пашни которого смыкались с виноградниками
Бер-Шаарона, одобрительно кивнул. Он тоже хотел, чтобы осталось все, как
есть, но ему не дали даже рта открыть, оттеснили в задние ряды, и забормотал
обиженный Кис: "Зачем мы пришли сюда, зачем оставил я без присмотра стада
свои..." Кис как раз и не должен был роптать тогда, но разве знал Кис, на
кого падет Божий жребий? Разве предполагал, что жребий этот уготован его
сыну.
Поздним вечером, когда все разбрелись и устроились на ночлег, еще долго
сидели Бер-Шаарон и Кис у ворот Рамы, и собрались постепенно к воротам
другие старейшины, и подошел к ним Самуил, и все вместе долго молились они
Всевышнему, а потом сказал Самуил:
- Идите каждый в город свой и ждите вестей от моих посланцев. А я
молить буду Всевышнего да славить имя его, просить, чтобы указал, кто из вас
угоден ему...
Пустились в путь на рассвете, солнце еще не жгло, пробиралось медленно
из-за туч, лучами, словно ресницами, пробивалось сквозь облака. Ехали по
узкой горной тропе. Впереди Кис, за ним Бер-Шаарон. Ослов своих не
подгоняли, обо всем успели наговориться.
Умны были задним числом, и слова находились, чтобы доказать всем, что
не нужен царь. И особенно разошелся Kис. Если бы знал он, что жребий
осчастливит его род... Но счастье ли было в том - блеснуть на небосклоне
падающей звездой, потерять своих сыновей. И вот один вернулся из Шеола,
чтобы мстить? Царя не минула та же участь, что и его, Бер-Шаарона. Самая
страшная участь - пережить своих сыновей. Вот как страшен тот, кому дана
беспредельная власть - род свой он дает истребить и сам падает на меч...
И прав был Кис, когда говорил, что опасен царь. И в то утро, когда они
ехали из Рамы, ни в чем не расходились их мысли. Оба они хорошо знали
прошлое. И то, как жил народ без царей на земле Ханаанской, как избирали
судей, и те собирали войско, когда становились нетерпимыми набеги амаликитян
или сыновей Моава. И праведный судья Гедеон, разрушивший жертвенники
язычников, когда победил мидианитян, отказался быть царем. А вот его сын,
неправедный Авимелех, рвался к власти и после кончины отца, чтобы отделаться
от своих соперников, убил семьдесят своих братьев.
И утверждал Кис в то утро, что нет страшней испытания человеку, чем
испытание властью. Это Кис вспомнил тогда притчу, с которой обратился к
народу бедный Иотам, единственный брат Авимелеха, уцелевший после резни.
Иотам, чтобы остановить кровавого Авимелеха, рвущегося в цари, поведал
народу о том, как деревья выбирали себе царя и сказали маслине: "Царствуй
над нами!" И мудрая маслина ответила: "Как я оставлю свой сок, свой елей и
пойду скитаться по деревьям?" И тогда сказали деревья смоковнице: "Иди ты
царствуй над нами". И сказала им смоковница: "Неужели я перестану давать
свою сладость, оставлю мои сочные плоды и пойду возиться с деревьями?" И
сказали деревья виноградной лозе: "Иди ты царствуй над нами". И ответила
виноградная лоза: "Оставлю ли я сок мой, который веселит людей, и пойду ли
скитаться по деревьям?" И, наконец, деревья обратились к терновнику: "Иди
ты, царствуй над нами". И терновник сказал деревьям: "Если вы хотите
поставить меня над собой царем, то приходите, покойтесь под моей тенью, если
же нет, то выйдет огонь из терновника и пожжет даже кедры ливанские!"
Очень верная притча. Надо было рассказать ее старейшинам, да вот сробел
Кис. А когда возвращались - поведал. И добавил - какая уж тут тень от
терновника, и не нужны Израилю пожары, a когда будут потребны силы огненные
- не оставит народ свой Господь наш.
И еще вспомнили они тогда и Самсона, и славную Девору, вставших во
главе народа в тяжелые дни. И не нужно было Деворе царское звание, когда
сидела она под пальмой и была великой пророчицей. А пришел срок и воззвала
она к народу и сокрушили сыны Израиля, ведомые ею, грозного царя
притеснителя Явиса. И великий и всесильный Самсон тоже не был царем, и без
войска одолел он филистимлян, одной ослиной челюстью побивал десятки врагов.
А если бы Самсон стал царем? Шли бы тогда непрерывные войны. Ведь Самсон
всегда старался силу свою показать. То крепостные ворота отнесет на гору, то
опрокинет своды храма на врагов.
Сила, конечно, нужна народу, говорил в то утро Кис, но не лучше ли
мирно пасти стада свои и избежать кровопролитных битв, чем искать славу в
поражении многих. Прав был тогда Кис. Но родился ли такой человек на земле,
чтобы, получив власть, не стал рваться в сражения.
И Бер-Шаарон в то утро упрекнул Киса - почему тот молчал, почему не
рассказал притчу о терновнике старейшинам. А сейчас после драки кулаками
машем. Вот и скажется народу терновник.
Возможно, запали эти слова в душу Киса и аукнулись речи эти потом ему,
Бер-Шаарону...
А тогда Кис, безнадежно махнув рукой, сказал:
- Да, толку нет от терновника, даже тени не сможет он дать, чтобы
укрыть от палящего зноя. Будет палить такой царь пламенем, да избавит нас
Господь от такого царя-терновника!
Не ведал тогда Кис, что клянет он "терновник" от его же семени
рожденный. А позже, когда узнает, забудет свои опасения и не подступиться
будет к нему -царскому отцу Кису...
А в то утро ехали и беседовали они, как два неразлучных друга. Говорили
о сыновьях своих, о стадах, об урожае, о том, что пришла пора менять
пастбища и дать отдохнуть земле, о том, что утратили совесть люди и норовят
украсть все, что плохо лежит, и собрать урожай там, где не сеяли. Пропали у
Киса в те дни три ослицы и поведал он, что послал сына своего Саула и слугу
Иеровалла на поиски. И стал расхваливать своих сыновей. И неспроста - хотел
он породниться с Бер-Шаароном, давно уже положил глаз свой на дочь
Бер-Шаарона - Эсфирь, не сказал только, за которого из сыновей хотел сватать
ее. Много было у каждого из них дел в полях и пашнях своих, жалели они, что
напрасно потеряли время в Раме...
Была у них тогда надежда, что начнется сбор винограда, и забудут
старейшины о своем желании поставить царя над Израилем, и успокоятся под
своими смоковницами и оливами мудрые старики. Но не дано было их надеждам
свершиться, ибо внял Господь просьбе Самуила и указал пророку, кому отдать
власть над людьми, беспокойными и суетными, не признающими царя в высях, а
жаждущими зримых идолов.
И месяца не прошло, как со всех сторон земли обетованной - от Дана до
Вирсавии - потянулись люди в Массифу на зов Самуила. Будто разом растаяли
льды на вершинах гор и устремились ручьи в долину, и не было конца их
теченью. Ибо хотя и пали многие сыны Израиля в жестоких битвах, но умножился
народ за эти годы и стало их больше, чем звезд на небе. И возрадовался бы
прародитель Авраам, если дано было бы ему увидеть, что исполнил завет свой
Господь. Первым вошел патриарх в землю Ханаанскую из Ура Халдейского, в
землю, текущую молоком и медом, и уверовал в единого Бога, и бродил он по
лику земли среди этих зеленых холмов и сиреневых гор, и неустанно взывал ко
Всевышнему. Велика была его вера, и не ослушался он Бога, когда тот повелел
принести в жертву единственного сына, и за послушание возлюбил его Господь,
и агнец был дан ему взамен сына для жертвы, и стал потом его сын Исаак
прародителем племен многих, стал отцом Иакова, прозванного Израилем -
борющимся с Богом - за то, что вступил тот в борьбу с ангелом Божьим и не
испугался. Не было страха у праотцов, во всем уповали они на Господа, от
Иакова-Израиля пошли все двенадцать колен израилевых - от его двенадцати
сыновей. И вот теперь заселили они землю обетованную. И пришло время избрать
царя, чтобы стать, как и другие народы, крепкими и могущественными. И
жаждали они увидеть того, кто помазан на царство Самуилом по велению
Божьему...
Играли свирели, гудели рожки, блеяли овцы, предназначенные для жертв
всесожжения и на трапезы, которые дано праведникам разделить со Всевышним. И
не сомневались - в этот день Господь опустился на крылья херувимов,
укрепленных на крышке Ковчега. И повсюду слышались молитвы и песнопения. Как
на праздник великий шли. Несли опресноки, и пьянящий шекер был припасен в
кувшинах. Близился Песах - памятные весенние дни, в эти дни много лет назад
бежал народ из египетского плена, и расступились перед беглецами воды
Чермного моря, и поглотило море египетские колесницы, мчащиеся в погоне,
простер тогда Господь длань над народом своим и вывел в землю Ханаана...
И вот шли теперь их потомки, шли люди всех колен Израиля, ведущие свой
род от двенадцати сыновей Иакова. Умножился Израиль и возрос на земле