Глушкин О. Саул и Давид

Вифлеем или "дом хлеба", названный так за обилие пшеницы,
произрастающей там, затаился, окруженный холмами, в небольшой долине среди
плодородных пашен. Около десятка глиняных домов с плоскими белыми кровлями
были разбросаны в беспорядке по склонам холмов, и с юга были защищены от
набегов народов пустыни скалистой грядой гор. Маттафия сразу нашел там свое
поприще, он был толковый работник. А ей, Зулуне, пришлось скрываться в сырой
пещере, ибо лицо ее с выступающими скулами, разрез ее глаз, золотистые
волосы - выдавали амаликитянку, и они с Маттафией опасались, что в стране
Саула ее могут предать смерти.
Говорили повсюду, что пророк Самуил требует умертвить всех амаликитян,
взятых в плен, что он сам разрубил плененного Агага. В это было трудно
поверить, но потом она узнала, что жестокость в этом мире не имеет предела.
А тогда, в Вифлееме, не хотелось думать, что тебя обрекли на смерть, но жил
внутри постоянный страх, и приходилось прятаться и таиться, и ждать, когда
разум пересилит ненависть. Тогда им помог Давид...
Может быть по-иному прошла бы жизнь, не встреть они его на стезях своей
судьбы. Лучше жить подальше от царских шатров. Юный Давид умел очаровывать
людей и извлекать из струн арфы прельстительные звуки, песни его могли
свести с ума, он околдовал ее, Зулуну, своим сладкозвучием... И наступили
потом годы, когда Маттафии пришлось делать выбор между Саулом и Давидом.
Сходство с царем всегда было слишком опасно. Простой смертный должен
избегать царских милостей. Это не сразу понял Маттафия. Он и сейчас опять
хочет стать царем. Его надо образумить, надо его спасти, спасти самого
дорогого и близкого человека из всех живущих на земной тверди. Зулуна
верила, что боги не оставят его.
Она достала из тайника своих терафимов и стала умолять их сжалиться над
Маттафией, простить его неверие в домашних богов. Деревянные фигурки,
отполированные тысячами рук, казалось, хранили тепло этих рук, их широко
открытые застывшие глаза были бесслезны, боги молча внимали ее мольбам. Она
очень просила образумить Маттафию, заставить его забыть царя Саула.
"Взгляните на меня, - шептала она терафимам, - разве я нарушила верность
вам, разве не лелеяла я вас, разве просила когда-нибудь о несбыточном. Я
ведь хочу столь мало, вы в силах это свершить. Я хочу покоя, я хочу вырвать
мужа из рук насильников, он ведь тоже любит вас, просто он не умеет говорить
о любви, поверьте сердцу его, и мошки небесной не хотел он обидеть на своем
веку, а если и убивал, то только в битвах, простите ему этот грех, как
прощается он всем воинам, ведь если бы он не убивал на поле брани, убили бы
его...
Заскрипела дверь, раздался звонкий голос Рахили, перебиваемый глухим
старческим кашлем, Зулуна поспешно спрятала терафимов, здесь в крепости,
хотя и считали не зазорным поклоняться различным богам, к терафимам
относились неприязненно, отбирали и сжигали невинных божков на кострах.
- Рахиль, это ты? - громко спросила Зулуна.
- Я его привела, он здесь, - откликнулась Рахиль.
Зулуна вышла из-за матерчатого полога, разгораживающего дом на две
половины, и увидела нищего старика. Вот уже год она постоянно носила еду
этому беспомощному и иссушенному годами старцу. И он, не ведая, что творит,
ответил злом на добро. Она хотела сразу же накинуться на него, изобличить во
лжи, заставить осознать, что он свершил, но вид старика был столь жалок,
столь испуганным был его взор, что она сдержалась и даже сказала Рахили,
чтобы та напоила старика гранатовым соком. Чаша дрожала в руках несчастного,
пил он мелкими быстрыми глотками, словно боялся, что у него отберут сладкий
напиток, рождающий тепло в измученном теле.
Осушив чашу, старик вытер беззубый рот и забормотал слова
благодарности, а потом запричитал о том, что устал жить, что не может более
сносить несчастия, уготованные ему Господом. И поведал, что в эту ночь его
обобрали, лишив последних пожитков, и он уже не хочет ни каяться, ни
терпеть. Только теперь Зулуна заметила, что на груди его не висит камень, и
на месте, где раньше был он, гноится рана. Она почувствовала запах тления. В
другой раз она бы немедленно смазала рану, она бы обмыла ее, но сейчас было
не до этого. Надо было срочно искать пути для спасения Маттафии. Старик
должен пойти к стражникам и сказать, что ошибся. Она стала объяснять ему
это. Он, почувствовав укор и злобу в ее словах, стал оправдываться:
-Я всю ночь не спал. Господь сокрушил меня, стрелы его во мне, и ядом
пропитано тело. Нет, я не ошибся, это - Саул. Он пришел сюда, чтобы казнить
меня. У меня отняли все, и весь день я изнывал от жары, ибо я лишен места
среди страждущих. Они говорят, что я предал Саула, они хотели убить меня! И
теперь я пришел проститься с тобой, госпожа моя, юная дева неописуемой
красоты привела меня сюда - это ангел явился и увел меня от посланных за
мной демонов зла. Я знаю - мне не уйти от Саула, если Каверун не успеет
казнить его. Он вырвется, разорвет путы и в поисках меня придет в дом твой,
я не хочу навлекать беды на тебя, моя госпожа...
- Замкни свои уста, старый человек, - остановила его причитания
Зулуна,- ты несешь смерть достойному иной участи, рука моя напрасно кормила
тебя, тобой овладел ложный страх, разве ты не знаешь, что Саул давно поражен
мечом у горы Гелвуй, ты ведь сам мне поведал о той битве, ты ведь сам
говорил, как царь лег на свой меч, чтобы не испытывать позора плена, ты ведь
говорил это!
- Да, моя госпожа, - оживился старик, - я рад, что ты запоминаешь мои
слова. Но послушай меня со вниманием, - Саул обманул смерть, у него были
двойники! А теперь он вспомнил, что среди казненных им священников Номвы не
было меня! Он мстит всем, кто помогал скрываться Давиду, и теперь, если
Саула не казнят, опять прольется кровь. Я вижу, как грядет новый Доик
Идумеянин, в руках его нож, он не успокоился. Здесь он, рядом с Саулом!
- Опомнись, лишенный разума старик, что за вымыслы исторгают твои уста?
Мой муж Маттафия признан тобой царем, ты в нем увидел Саула, ему грозит
смерть, и эту смерть принес твой язык и твои глаза, обманувшие тебя, -
Зулуна подступила к нему почти вплотную. Он закрыл лицо руками, словно
опасаясь, что сейчас она ослепит его.
- Я говорю правду, только правду, моя госпожа, - прошептал он.
- Сейчас же мы пойдем к стражникам, ты увидишь, что ошибся, ты не дашь
загубить невинную душу! - воскликнула Зулуна и накинула на шею цветную шаль,
подаренную сыном, самое яркое свое одеяние.
Она была готова идти тотчас, но опять куда-то исчезла Рахиль, уже ночь
опустилась на город, но ее и темнота не останавливает, сейчас, когда надо
действовать сообща, ее не дозовешься. Рахиль не на шутку начинала злить ее.
Но напрасна была разгоравшаяся в ней злоба, ибо стояла в дверях Рахиль и
принесла она утешающие вести. Удалось ей переговорить со стражником,
видевшем как Маттафию привели во дворец, и сказал стражник, что можно не
волноваться, ибо все перерешил верховный правитель Каверун.
- Представляешь, Зулуна, - сказала Рахиль, - наш Маттафия уже не в
темнице, он во дворце, я же тебе говорила, что милосердию правителя нет
границ, будет суд и суд все решит! Но сегодня нам не о чем беспокоиться!
- Что за суд, Рахиль, ты не перепутала? Его будут судить как царя
Саула? Если так, то он обречен! Нам все равно надо срочно пробраться во
дворец! - не успокаивалась Зулуна.
- Постой, Зулуна, - сказала Рахиль, - уже ночь надвинулась на город,
нас никто сейчас не пустит во дворец. Давай вымоем старика, приоденем его,
надо, чтобы нас завтра пропустили во дворец, от старика пахнет тленом, нас с
ним не допустят. Я согрею воду. Утром старик поймет, что принес нам
несчастие, он увидит, что ошибся, ему поверят и освободят нашего
возлюбленного!
Слова Рахили были разумны, если будет суд - значит сегодня ничто не
угрожает Маттафии, в эту ночь они его не тронут. Рахиль не поддалась панике,
она будет надежной помощницей, с ней легче проникнуть во дворец.
- Хорошо, ты права, - сказала Зулуна, - давай вымоем старика!
И они быстро набрали сучьев и сушеного овечьего помета, разожгли очаг и
согрели воду. Старик во всем подчинялся им, он полудремал и блаженно
улыбался, когда они раздели его и посадили в бочку с водой. Тело его было
легким, словно совсем лишенное плоти. Рахиль добавила в воду сушеных трав, и
их аромат заглушил запах тлена. Они три раза меняли воду, а потом закутали
старика в белое покрывало и бережно уложили на мягкое ложе, в нем была их
надежда на спасение Маттафии, слабая и пока единственная надежда.

Глава VII

Бер-Шаарон проснулся от щебетания птиц за окном, предвещавших рассвет.
Он лежал сытый и чистый на мягком ложе, покрытом белой накидкой, и ему
казалось, что он очутился в Эдеме. В окно были видны белые цветы и рядом с
постелью тоже были цветы. Горшки стояли на подставке, и красные головки
цветов тянулись к окну, где небо становилось все светлее, и все земное
радовалось предстоящему восходу солнца. Ему не хотелось возвращаться в явь,
думать о том, что сейчас надо будет куда-то идти, а потом опять искать
ночлег.
Он представил опять своего гонителя - одноглазого гирзеянина, все те
муки, что пришлось претерпеть - украденные циновку, суму, посох. Лишиться
последних пожитков, остаться ни с чем - из-за чего? Откуда такая ненависть -
понять это он не мог. И почему надо всем защищать Саула, ужели никто не
помнит зла. Накинулись со всех сторон: ты предал царя! Он пришел освободить
нас! Ты не достоин нашего крова!
Вчера его спасли от смерти. В который раз Господь протянул ему свою
длань. Два ангела, принявшие обличие прекрасных женщин, омыли его тело, они
не отвернулись от него, хотя, по их словам, он принес им беду.
Теперь ему хотелось одного - чтобы Господь остановил мгновения его
жизни, чтобы бесконечно длилось утро, и не дано было ему видеть больше
никого из людей, кроме этих двух ангелов, этих двух прекрасноликих женщин.
За всякую благодать надо платить. Что еще потребуют от него. Они омыли его
тело и утолили его голод, потому что надеялись, что он спасет их
возлюбленного. Саул хитер и смог обольстить доверчивых женщин. Женщины
всегда млели, завидев царя, царь был высок и силен. Женщины любят сильных.
Он, наверное, обещал их сделать своими женами.
Конечно, это был Саул. Царь, восставший из тьмы Шеола. Бер-Шаарон был
уверен, что не мог ошибиться. Жизнь не раз сталкивала его с Саулом, и все
эти годы Саул вставал в его памяти, Саул преследовал его по ночам. Он был
все время разный - этот первый царь, данный сынам Израиля. То виделся
молодой воин, жаждущий побед, то озлобленный гонитель Давида, то одержимый
злыми духами бесноватый тиран, то жестокосердный палач, призвавший Доика
Идумеянина и приказавший тому зарезать священников из Номвы. Он был разный,
но одно оставалось неизменным - огонь злобы в его черных, почти немигающих
глазах и властный голос, не терпящий возражений. Бер-Шаарон вчера сразу
узнал в пленнике Саула, пусть тот постарел, пусть у него поредела борода, но
взгляд был тот же - беспощадный взгляд властителя. И вот теперь почему-то
два ангела хотят уберечь того, кто несет зло. Хотят, чтобы он, Бер-Шаарон,
стал лжесвидетелем, чтобы солгал... Как отказать им? Один из этих ангелов со
сладкозвучным именем Зулуна был так добр к нему, Бер-Шаарону, дал ему
столько тепла, столько доброты. Она так похожа на его несчастную жену Амиру.
Отказать Зулуне он не имеет права. И если она любит Саула - значит, он несет
не только зло. Просто злые и кровавые дела западают в человеческую память, а
добрые деяния, как разлитая вода, впитал их песок - и не осталось следа...
И Бер-Шаарон, перебирая, словно четки, дни своей жизни, искал в них те,
в которые являл Саул свою силу и был добродетелен. Ненависть не победить
ненавистью, спасения жаждет любая душа, пусть она и запятнана кровью. Если
Господь до сих пор не покарал Саула, значит узрел и заслуги его, и если
Господь устами Самуила назвал Саула, избрал его из сонма многих, то знал
Господь наперед все, что свершится, ибо даже волос не упадет с головы
смертного без воли Господней. И это Господь повелел Саулу спасти его,
Бер-Шаарона, спасти, потому что он, Бер-Шаарон, не испил еще тогда всю чашу
страданий и не был еще наказан в полной мере за свой великий грех - изгнание
дочери своей.
Саул был в начале царствования своего милостив, он пощадил тех, кто не
хотел его избрания, он запретил проливать кровь единоплеменников. Возможно,
тогда, сразу после его избрания, царь Саул вообще не хотел царствовать. Он
не изменил свою жизнь и продолжал пасти овец и вспахивать поле, хотя отец
его, благородный Кис, постоянно напоминал, что пора избрать город для
построения там дворца и собрать вокруг себя верных людей. А кого мог тогда
собрать Саул? О нем просто забыли, ибо не утратил силы своей пророк Самуил.
И Самуил продолжал объезжать города по всей стране, от Дана до Вирсавии, и
повсюду гремело слово пророка, и повсюду он уничтожал статуи Ваала и
Астарты, и поклонялись и верили пророку все, потому что помнили, как ведомые
им в год великого жертвоприношения обратили в бегство филистимлян и
отвоевали у них города, захваченные теми в прошлые годы. И славили все
Самуила, о Сауле же говорили: "Чем поможет нам этот? Пастух останется
пастухом, хоть золотом его осыпь! И тот, кто пасет скот, вряд ли сможет
стать защитой для людей!"
И говорили тогда многие Бер-Шаарону, что прав он был, когда убеждал
народ не избирать царя, и никто уже не сомневался, что один царь у них -
царь небесный, всемогущий Господь. И всегда он придет на помощь народу
своему.
И длилась тихая, мирная жизнь, где не было места войнам, а значит, и
царю, ибо величие и слава царей порождаются битвами и кровью. Но Господу
Богу был угоден иной ход событий. И в наказание за грехи Израиля допустил он
на землю Галаада бессчетное воинство Нааса - жестокого царя аммонитян. И
искал народ защиты у Самуила, но сказал пророк, что покинули его силы и
тяжел стал меч для рук его. И тогда вспомнили о Сауле.
Бер-Шаарон был в те дни гостем Киса, отца Саула, и стал свидетелем
начала возвышения молодого царя. Стояли тогда весенние дни месяца Адар, и
Саул заканчивал вспашку поля, а они с Кисом помогали Саулу. И вдруг увидели
множество людей, спешащих вдоль пашни и машущих руками. Саул остановил своих
волов, выдернул плуг из земли и огляделся в недоумении. Потом позвал отца,
потому что не понимал, что происходит. Он поначалу сильно растерялся, застыл
посредине поля, раскрыв рот. Помазанный на царство и избранный Господом, он
не был еще тогда царем, просто считался им - и все. Обычный пастух и
землепашец.
А люди, бежавшие к нему вдоль пашни, надеялись на его защиту. Беда
пришла к Израилю - и то были вестники нежданной беды. Одежды на них были
разодраны, волосы посыпаны пылью. И один из них, седобородый старец, пал на
колени перед Саулом, а женщина, стоявшая рядом со старцем, плакала навзрыд.
И старейшина, которого Бер-Шаарон знал, но имени сейчас уже не помнит, тогда
этот старейшина закричал: Замкните уста! И все замолчали. И это было
тягостное молчание, как будто затаилось все в ожидании грозы. И старейшина
сказал, обращаясь к Саулу:
- Видно прогневали мы Всевышнего, и оставил он наш народ. В одном тебе
наше спасение. Город наш Иавис осажден. Наас подступил к его стенам со своим
бесчисленным войском. У нас не было сил сопротивляться, а посему сказали мы,
по решению всех жителей Иависа, что будем служить Наасу, если он заключит с
нами союз. Прости нас, милостивый царь, за эту слабость, но мы хотели
сохранить людские жизни и не допустить пролития крови. Но жестокосердный
изверг, полный злобы и коварства, сказал нашим послам, что заключит с нами
союз с одним условием - для наказания наших жителей возжаждал Наас выколоть
у каждого из мужчин города правый глаз и тем обесчестить сынов Израиля. Не
будет воином человек, лишенный правого глаза, ибо левый глаз прикрыт щитом,
и только правый глаз видит, куда направить копье, чтобы поразить врага.
Такого позора нам не вынести! И мы взяли срок - семь дней, ибо на
немедленный наш отказ начал бы Наас бойню кровавую, ворвавшись в город. И
вот прошло уже три дня, и если ты не спасешь нас, Саул, то претерпим мы
неслыханное унижение. И знай еще, Саул, что не откликнулись на наши мольбы
близлежащие города, и забыли сыны Израиля, что есть Бor над нами и один
праотец у нас - мудрый Авраам. Он завещал нам крепить союз с Господом и
заселять Ханаанскую землю и быть всем вместе. А сегодня каждый лишь свое
гнездо бережет! И будет одолевать нас враг поодиночке. Скажи, Саул, свое
слово Израилю!
Бер-Шаарон навсегда запомнил этот день и страх в глазах посланцев
города Иависа, и их старейшину в развевающейся порваной накидке,
потрясающего посохом над головой. И вопли, и стенания посланцев осажденного
города. И тогда, помнится, хотелось ему, Бер-Шаарону, остановить неразумных
посланцев - зачем они ищут защиты у того, кто не имеет даже простого меча. И
хорошо, что сдержался, ибо в эти мгновения стал свидетелем рождения царя
Израиля. И увидел, как воспламенился гневом Саул, как налилось кровью лицо
его, и появился огонь злобы в его глазах. И кинулся тогда Саул к своим
волам, выхватил из-за пояса топор и стал рубить их, безгласных и неповинных.
Все с недоумением смотрели на него. Кто-то из галаадцев бросился к Саулу,
чтобы остановить его, но отскочил, обагренный воловьей кровью. Отец Саула
Кис крикнул: "Остановись, безумец!" И стал хватать сына за полы одежды. А
Саул продолжал рубить уже мертвых животных, рассекая их на куски, и
получилось тех кусков ровно по числу колен израилевых - двенадцать. И тогда
крикнул Саул растерянным и испуганным посланцам из Иависа:
- Чего же стоите вы! Берите эти кровавые куски и несите во все пределы
Израиля и объявите, что так я поступлю с волами тех, кто не пойдет за мной
на смертельный бой с аммонитянами!
Молча разобрали посланцы воловьи куски и покорно, повинуясь велению
Саула, двинулись во все пределы земли обетованной. А Бер-Шаарон и Кис
удалились в дом Киса. И был отец Саула мрачен, и проклинал тот день, когда
Самуил помазал на царский престол его сына. Был растерян Кис. Это потом,
когда Саула после первых побед стали повсюду славить, Киса словно подменили.
Он перестал замечать людей и без стеснения принимал дары от окрестных
жителей, и стал к своим землям прибавлять чужие пашни, и когда пали в боях
сыновья его, Бер-Шаарона, без зазрения совести забрал себе их наделы и
собирал пшеницу в свои закрома с их полей.
В тот же день, когда лишился он волов, смотрел на своего сына с
осуждением и жаловался на то, что сына обуяла гордыня, что молод, горяч и
неопытен отрок, и что погубят его завистники. И когда зашел Саул в дом, они
смолкли, и увидел Бер-Шаарон смятение во взгляде Саула и понял, что тот
растерян не менее своего отца. А потом пришел сверстник Саула и принес меч,
и весь вечер Саул молча точил меч и не отвечал никому. А отец его Кис долго
молился Богу, упав ниц на кровле своего дома, и просил не оставлять в беде
помазанника и уберечь его от длани врагов. Так они и заночевали тогда на
кровле и спали неспокойно, потому что внизу, в доме, все время раздавались
какие-то голоса и слышалось жиканье точильного камня, а когда оно
прекратилось, услышали они, как Саул взывает к всемогущему Богу, дабы тот не
покинул народ свой и поразил врагов его.
Утром поняли они, что не оставил их Господь, ибо увидели, как по всем
дорогам, ведущим в Гиву, стекаются сюда сыны Израиля. Были здесь
простолюдины - хлебопашцы, были и веселые виноделы, и гордые пастухи, и даже
люди зажиточные, восседающие на своих верблюдах, были и конные воины с
длинными копьями, и меткие лучники из Сихема, и пришло очень много сынов
Иудиных, и притянули они стенобитный таран, раскачивающийся на цепях. Шли
сыны Израиля весь день, и не видно было конца людскому потоку. И среди людей
колена Ефремова пришел старший сын Бер-Шаарона - благородный и мужественный
Исайя. Был он не по годам серьезен, и хотя бритва еще не касалась его щек,
не было более меткого лучника среди колена Ефремова.
И сам Бер-Шаарон ушел тогда из дома Киса, чтобы встать в ряды людей
своего колена и сражаться рядом со своим сыном. И оберег он его в этом
сражении, стараясь прикрывать щитом отрока. Но была на роду написана сыну
недолгая жизнь, и пал он через год в лесах Галаадских, и не было рядом с ним
отца. И до сих пор клянет Бер-Шаарон тот день, когда отпустил он сына на
битву одного. А в те дни, во время первого похода Саула, они были вместе
среди воинов, впервые ведомых Саулом, и далеко не все тогда верили в победу.
Вспоминали многие о том, что не явился в Гиву пророк Самуил и говорили, что
это плохой знак. И многие шли сражаться неохотно, страх пригнал людей в
войско, испугались царского гнева - поняли: если Саул может так поступить со
своими волами, то не пощадит никого из тех, кто решил отсидеться под своими
смоковницами у своих домов.
И в те дни Саул, казалось, преобразился, он впервые вкушал сладость
власти, и все подчинялись ему беззвучно, хотя и продолжало гнездиться
неверие в душе каждого - уж слишком молод был царь. На второй день люди
продолжали прибывать, Гива не смогла вместить всех откликнувшихся на зов
Саула. И тогда часть воинов перешла в соседний Везек, где вокруг города были
обширные невспаханные поля, и на их просторах выстроил Саул свой народ и
пересчитал всех. И оказалось здесь триста тысяч сынов Израилевых, и сынов
Иудиных из них - тринадцать тысяч. И разделил Саул народ на отряды и не стал
внимать ничьим осторожным советам, а сам распоряжался и командовал не только
своими сверстниками, но и убеленными сединами старейшинами. И каждому надо
было определить его место, и каждого надо было вооружить и накормить, и
назначить сотников и тысячных из тех, кто уже бывал в сражениях. И сыну
Бер-Шаарону Исайе было назначено встать во главе лучников, хотя и впервые
шел он на битву. И старался Бер-Шаарон не отходить от сына, а тот слушал его
советы и во всем поступал разумно, словно умудренный годами старик и
прошедший через горнила многих битв воин.
Саул, конечно, тоже сам бы не справился, если бы не сын его дяди,
почтенного Нира - опытный и расторопный Авенир, и хотя тогда Авенир был еще
молод и был он не велик ростом, но прославился он раньше в битвах с
филистимлянами и был искушен в ратном деле. По совету Авенира повел свое
многочисленное войско Саул не по прямой дороге, ведущей к осажденному
амммонитянами Иавису, а через Галаадские горы. Был это утомительный и
трудный путь, и еще битва не началась, а уже были потери - несколько отроков
сорвались на горных тропах и погибли, и потому многие недовольно роптали. Но
зато с рассветом отряды скрытно вышли в тыл стана жестокосердного Нааса.
Впереди Авенир выставил отряд лучников и повелел Исайе по сигналу разом
выпустить стрелы. Лучники натянули тетиву своих луков и терпеливо ждали, а
когда раздался звук шофаров, усыпали стан Нааса стрелами. И это он,
Бер-Шаарон, посоветовал стрелять по шатрам аммонитян горящими стрелами, и
вспыхнули шатры воинства Нааса, и началась паника в его стане. И тотчас
устремились слева на стан Нааса три отряда, собранные из опытных воинов. И в
тот день показал себя Саул не только царем, но и храбрым воином. Он рвался в
бой и не хотел ждать перелома в ходе сражения.
- Ты царь наш, ниспосланный Господом, - сказал ему Авенир, - а по сему
стань на вершине горы и будешь видеть все поле битвы, и оттуда, с вершины,
дашь сигнал запасным отрядам, когда придет им черед смять правый край войск
Нааса, ибо вижу я, что там мы прорвемся, потому что Наас двинул свои
основные силы на левый край стана и оставил часть отрядов у крепостных стен
осажденного Иависа.
- Не дело беречься мне, будь же ты на вершине, - отверг его предложение
Саул.
Бер-Шаарон слышал этот разговор, потому что послал его Исайя к Авениру,
чтобы получить разрешение для лучников зайти в тыл Наасу. Правда, сын и без
разрешения начал свой обход, но, видимо, хотел оберечь отца и отослал от тех
мест, где смерть косила людей без разбора. Но Бер-Шаарон спешил вернуться к
сыну, ибо не была ему дорога своя жизнь, и если бы сказал Господь - отдай ее
за сына своего, отдал бы, не колеблясь. И он бежал тогда, обгоняя воинов,
чтобы догнать лучников и продолжать сражение рядом с сыном своим.
Саул же в это время ринулся в гущу битвы. Огромный, выделяющийся ростом
среди остальных воинов, жаждал Саул сам разить врагов. И не дрогнула его
рука, когда пронзил он копьем первого вставшего на его пути аммонитянина, и
когда сломалось копье, выхватил Саул меч и стал разить им направо и налево.
И началась страшная паника в стане аммонитян, и тщетно Наас взывал к своему
войску и приказал вынести в передние ряды своих идолов. Они не помогли ему,
его боги, его деревянные истуканы. Сильнее их всех был единый Господь Бог, и
был он тогда на стороне сынов Израиля.
Еще до полуденного зноя были поражены враги израильтян, и войска Саула
вошли в город Иавис Галаадский. Встречали победителей радостные толпы
жителей, повсюду звучали победные песни, люди обнимали друг друга. И все
славили молодого царя Саула и мудрого пророка Самуила, услышавшего глас
Господний и избравшего на царство Саула.
А Саул стоял на возвышении у городских ворот и благодарил своих воинов,