Иванов Алексей. Честь и долг

Хора, мог бы побеседовать конфиденциально британский министр хотя и без
портфеля, но близкий к самым влиятельным кругам империи, резидент
рекомендовал ему генерального консула Великобритании в Москве Роберта Брюса
Локкарта.
"О, это хотя и весьма молодой, но очень осведомленный работник нашей
службы!" - отозвался мистер Хор. Оказалось, что в связи с предстоящей в
рамках конференции поездкой лорда Мильнера во вторую русскую столицу
генеральный консул был уже вызван из Москвы в Петроград и обретался в той же
гостинице, только не в сорокарублевом апартаменте, а в номере значительно
менее дорогом, но все-таки комфортабельном.
Роберта Брюса Локкарта представили лорду Мильнеру на завтраке в
британском посольстве на следующий день после приезда делегации из порта
Романов на Мурмане. Лорду не понравились завалы военных грузов на пристанях
порта, показалась очень тряской колея новой железной дороги от Мурмана.
Лорду Мильнеру не нравилась Россия вообще, он показал хорошее знакомство с
критическими телеграммами и докладами, которые посольство и резидентура
направляли в Лондон.
На завтраке опытные дипломаты и разведчики хорошо поняли, какое
настроение царит в метрополии по отношению к России. Понял это и Брюс
Локкарт. Сэр Альфред обратил свое благосклонное внимание на молодого
разведчика, он пригласил его вместе с резидентом после завтрака к себе в
апартаменты сделать реферат о московской и петроградской оппозиционной
прессе. Это было весьма интересно и мистеру Хору.
В просторной гостиной, обставленной мебелью в стиле Людовика XIV,
джентльмены уютно устроились вокруг кофейного столика. Бесшумно скользя по
коврам, официант во фраке и с безукоризненным британским пробором на
рахитичной, продолговатой голове (лейтенант секретной службы по чину),
принес кофе. Мистер Хор заблаговременно узнал, что сэр Альфред вывез свою
любовь к этому напитку, почти безразличному для настоящих англичан, со своей
первой родины - из Германии. Поэтому в магазине Жоржа Бормана у "пяти углов"
были заказаны лучшие бразильские зерна.
Пригубив кофе, Брюс Локкарт показал, что он загодя готовился к визиту
лорда. Он вынул из кармана аккуратно сложенный сентябрьский номер газеты
"Русские ведомости", в котором была напечатана знаменитая статья
оппозиционера Маклакова "Трагическое положение". Одна страничка этого номера
со статьей Маклакова стоила в столицах пять рублей, а в провинции ее цена
поднималась до пятнадцати рублей.
- Это пример того, как русская оппозиция начинала свою атаку на царя, -
потряс газетой мистер Брюс.
- Интересно! - коротко согласился послушать перевод лорд Мильнер.
Брюс начал читать, переводя сразу на английский язык.
- "...Вы несетесь на автомобиле по крутой и узкой дороге. Один неверный
шаг, и вы безвозвратно погибли. В автомобиле - близкие люди, родная мать
ваша. И вдруг вы видите, что ваш шофер править не может: потому ли, что он
вообще не владеет машиной на спусках, или он устал и уже не понимает, что
делает, и ведет к гибели и вас и себя... К счастью, в автомобиле есть люди,
которые умеют править машиной, им надо поскорее взяться за руль. Но задача
пересесть на полном ходу нелегка и опасна; одна секунда без управления - и
автомобиль будет в пропасти. Однако выбора нет - вы идете на это. Но сам
шофер не идет. Оттого ли, что он ослеп и не видит, что он слаб, и не
соображает, из профессионального самолюбия или упрямства, но он цепко
хватается за руль и никого не пускает. Что делать в такие минуты? Заставить
его насильно уступить место? Как бы ни были вы ловки и сильны, в его руках
фактически руль, и один неверный поворот или неловкое движение этой руки - и
машина погибла. Вы знаете это, но и он тоже знает. И он смеется над вашей
тревогой и вашим бессилием: "Не посмеете тронуть!" Он прав: вы не посмеете
тронуть; если бы даже страх или негодование вас так охватили, что, забыв об
опасности, забыв о себе, вы решились силой захватить руль - пусть оба
погибнем - вы остановитесь: речь идет не только о вас: вы везете с собой
свою мать... ведь вы ее погубите вместе с собой, - сами погубите, - довольно
бойко переводил с листа Брюс, актерски играя голосом. - И вы себя сдержите,
вы отложите счеты с шофером до того вожделенного времени, когда минует
опасность... вы оставите руль у шофера. Более того, вы постараетесь ему не
помешать, будете даже советом, указанием содействовать. Вы будете правы -
так и нужно сделать. Но что будете вы испытывать при мысли, что ваша
сдержанность может все-таки не привести ни к чему, что даже и с вашей
помощью шофер не управится? Что будете вы переживать, если ваша мать при
виде опасности будет вас просить о помощи и, не понимая вашего поведения,
обвинит вас за бездействие и равнодушие?"
- Оказывается, русским известны автомобили и опасности, из них
вытекающие? - изволил пошутить лорд. - Весьма выразительный образ, весьма! -
одобрил он иносказательную филиппику Маклакова. - Правда, в середине
фельетона этот образ несколько расплылся, но идея достойна всяческих похвал!
Свалить Россию в пропасть?! Это бы вполне соответствовало имперским
интересам!
Я уже весьма содержательно побеседовал с сэром Джорджем на эту тему. Он
мне много рассказал о придворных кругах и высших сферах России. Но ваш
анализ представляется мне также важным для понимания критического положения
в этой стране, - поощрял сэр Альфред Брюса.
Разведчик был рад стараться. Он достал небольшой блокнот, изящно
переплетенный в сафьян, и, сверяясь с ним для памяти, стал рассказывать
господину министру о том, как буржуазная пресса постоянно "кусает" двор и
администрацию, хотя и находится под цензурой. Русские большие мастаки
обходить разного рода цензурные рогатки, говорил разведчик и тут же приводил
факты, до которых был особенно охочь лорд-инспектор. Выводы он любил делать
сам.
У мистера Хора вскоре предстояло важное свидание с осведомителем из
придворных кругов. Он откланялся со спокойной душой, обещав вернуться и
доложить самые свежие новости. Резидент увидел, что Брюс Локкарт понравился
лорду и не подведет своих коллег.
Лорд Мильнер и Брюс Локкарт остались вдвоем. Румяный и улыбчивый,
белозубый, синеглазый Локкарт умел хорошо занять любого шефа. Министру,
близкому к Ротшильдам, он рассказал о положении на московской и
петроградской биржах, о котировке акций, о курсе рубля, который благодаря
стараниям англичан-союзников резко стал падать, приближая Россию к
финансовому краху. Лорд задал генеральному консулу много вопросов, из
которых Брюс снова заключил, что с первого же дня своего приезда на Мурман
Мильнер понял всю безнадежность положения России. Брюс уверенно говорил о
грядущем дворцовом перевороте, заявив, что если царь не пойдет навстречу
буржуазной общественности, то будет очень скоро свергнут. Лорду Мильнеру
хотелось поподробней узнать именно это, и он оставил молодого разведчика на
обед, который был уже накрыт в соседней комнате.
Тот же официант в белых лайковых перчатках принес по желанию
высокопоставленного гостя типично русский обед. Икра и пирожки, уха и паштет
из дичи, жареные белые грибы и поросенок с кашей несколько примирили лорда
Мильнера с Россией.
Брюс Локкарт со знанием дела рассказывал о том, что признаки общей
вражды к правительству Николая Романова и к крайне бюрократическому строю
видны буквально во всех слоях населения. Не только либеральная буржуазия, но
даже придворные сферы затронуты желанием переворота. Произошел сильный сдвиг
влево промышленного класса, до сей поры весьма реакционно настроенного.
Немаловажным является и такой момент: объединились различные общественные
силы, начиная от октябристов и прогрессистов, кончая "трудовиками", эсерами
и некоторыми социал-демократами, принадлежащими к крылу, называемому
меньшевиками...
У лорда Мильнера была прекрасная память. Он никогда ничего не забывал -
ни цифр, ни фактов, ни обид. Перед своим визитом в Россию он внимательно
прочитал досье, подготовленные ему в министерстве иностранных дел и в СИС.
Поэтому Брюсу не пришлось объяснять милорду, кто есть кто на партийном
горизонте в России.
Локкарт завершил свой краткий обзор положением в рабочем классе,
который, по его словам, был весьма заинтересован в установлении
парламентско-демократическо-правового порядка. Не забыл он сообщить и о
состоянии армии.
Лорда Мильнера особенно интересовало - не выльется ли недовольство в
России в грандиозную социальную революцию, которая потрясет устои всего мира
и скажется на роли России в войне.
Брюс рассказал, что недавно он в тесном кружке встречался с Керенским,
чья популярность весьма растет, а началась, кстати говоря, от того, что он
выступал защитником в суде над рабочими, арестованными во время беспорядков
и расстрела, учиненных на Ленских приисках британского концерна "Лена
Голдфилдс". Сэр Альфред хорошо знал это дело, поскольку его патрон - барон
Ротшильд - имел свои интересы в этих приисках. Так вот, этот присяжный
поверенный, член четвертой Государственной думы, приветствовал грядущий
дворцовый переворот, но весьма отрицательно высказывался о возможности
народного выступления. Присутствовавшие в этом интимном кружке господа
выражали опасение, что народное движение может попасть в крайне левое русло
и это создаст чрезвычайные трудности для ведения войны, ибо российские массы
разочаровались в ней.
Положение дел в Петрограде, что также было известно одному из самых
пронырливых работников британской разведки в России - Локкарту, - было
особенно тяжелым.
- В катастрофическом состоянии торговля, - докладывал Брюс, - особенно
торговля продовольствием. Булочные, колбасные, молочные и другие мелкие
лавки закрываются из-за недостаточного подвоза в Петроград нужного сырья.
Сокращают свои операции торговцы-оптовики. Они, во-первых, побаиваются
реквизиций, о которых были пущены слухи, а во-вторых, из-за отсутствия
поддержки банков и крупных капиталистов, которые кредитуют оптовую торговлю.
В предвидении надвигающегося кризиса, а может быть, и по другим
соображениям, банки в последнее время стараются извлечь свои капиталы из
торговли, пустить их на другие гешефты и тем, разумеется, еще более
усугубляют расстройство торговли.
Министр, близкий к британским финансовым кругам, выразил уверенность,
что наибольшую предусмотрительность проявили те российские банки, которые,
как Азово-Донской, весьма тесно связаны с английским капиталом.
- Мы им так рекомендовали, сэр! - коротко отозвался Локкарт, показывая,
что он тоже не так прост в сложных финансовых и банковских операциях. - К
тому же в Петрограде и Москве происходит вытеснение чисто русских
торгово-промышленных предприятий в сфере продовольствия иностранными
купцами, кои значительно более управляемы нами. Особенно мы рекомендуем им
сосредоточивать в своих руках оптовую торговлю... и они успешно осуществляют
наши рекомендации, - продолжил он после паузы, предчувствуя вопрос Мильнера.
Тот подумал и ничего не сказал, хотя тень вопроса осталась у него в
глазах.
- Падение курса русского рубля, вызванное отчасти нашими финансовыми
деятелями, - угадал ответ Брюс, - в частности, отправкой русского золота в
английский банк в обеспечение военных кредитов России, вызвало немедленное
повышение цен на пятьдесят-сто процентов.
- Это было очень хорошо сделано, мой дорогой! - воскликнул лорд
Мильнер. Брюс так и не понял, имел ли в виду министр его доклад или снижение
курса рубля английскими союзниками. Но по всему было видно, что сэр Альфред
остался очень доволен и обедом, и беседой, и мрачными перспективами
российского императорского дома.
Теперь Локкарту предстояло закрепить свой успех в Москве, где вскоре
должен был побывать министр его величества короля Великобритании.


35. Петроград, конец января 1917 года

В первый же день работы союзнической конференции Алексей Соколов
столкнулся лицом к лицу с черноволосым, бородатым и прихрамывающим
полковником Мезенцевым. Старые приятели пожали крепко руки и коротко
поведали друг другу, как они очутились в роскошном мраморном Мариинском
дворце - резиденции Совета министров вместо неуютных штабных блиндажей и
окопов. Алексей рассказал, что Ставка направила его экспертом, переводчиком,
а заодно и временным помощником лорда Мильнера - высшего чина в британской
делегации. Мезенцев коротко сообщил, что недавно вновь был ранен, лечился в
петроградском госпитале, развернутом в самом Зимнем дворце. Теперь же
Главное артиллерийское управление, помня его службу в 15-м году, попросило
стать экспертом русской делегации по артиллерии и использовать для давления
на союзников фронтовой опыт. Глядя на грудь Мезенцева, декорированную
многочисленными боевыми наградами, ни у кого не возникало сомнений в глубине
такого опыта.
- Ты же знаешь, Алексей Алексеевич, что главной нашей целью является, я
бы сказал, "вымазживание" у союзничков поставок возможно большего количества
артиллерии, боеприпасов и другого снаряжения, - скривил презрительно рот
артиллерийский полковник. - Вот я и стараюсь доказать это господам
английским и французским офицерам.
- А я занимаюсь тем же среди английских и французских генералов... Твой
начальник Маниковский меня специально просил об этом... Только забыл
сообщить мне необходимые данные.
Оба невесело рассмеялись.
- Когда пойдем в военную гостиницу завтракать, я тебе их поведаю, чтобы
ты готовил почву убедительнее, - обещал Мезенцев.
Седой моложавый генерал с волевым лицом и боевой, слегка прихрамывающий
полковник были встречены в военной гостинице, - в прошлом "Астории" -
исключительно любезно. Несмотря на тесноту, метрдотель нашел Соколову и
Мезенцеву столик на двоих в уголке амфитеатра, чуть возвышающегося над общим
залом. Зимний мягкий свет еле проникал через матовое стекло фонаря на крыше,
на столиках горели уютные электрические лампочки. Торшеры с электрическими
свечками возвышались по углам амфитеатра. О войне напоминала только публика,
одетая в военную форму. Голод в Петрограде и военная разруха на меню
нисколько не сказывались.
- Как ты знаешь, - вполголоса рассказывал Мезенцев Алексею, - к
межсоюзнической конференции Генеральным штабом и ГАУ были приготовлены
любопытные цифры, которые показывали, что русско-румынский фронт по своему
весу отнюдь не менее Западного...
- Нет, я не осведомлен в таких вещах, - так же тихо ответил Соколов. -
Маниковский не открывал всех наших карт.
- Так я тебе их открою, Алеша, чтобы ты вместе со мной возмутился
непорядочностью наших дорогих союзников! - с горящими обидой глазами почти
прошептал Мезенцев.
Он рассказал Алексею, что на долю России приходилось свыше сорока
одного процента всех вооруженных сил на европейском театре войны. Одна
Россия выставила столько солдат, сколько все страны Антанты без Италии.
Русско-румынский фронт удерживал 54 процента всех вражеских сил. На
франко-англо-бельгийском фронте было 46 процентов сил врага. Данные
подтверждали, что русский фронт с меньшим количеством артиллерии притягивал
к себе такое же количество артиллерийских сил противника, как и Западный.
Русские войска с относительно небольшим количеством артиллерии сумели тем не
менее к 1916 году прорвать германо-австрийский фронт, чего союзники, при
всей насыщенности их армий боевой техникой, сделать не сумели.
- И учти, - приводил на память цифры Мезенцев, - что основной базой
снабжения русской армии оставались отечественные заводы. За годы войны - до
ноября шестнадцатого - из-за границы мы получили лишь около десяти процентов
орудий, но военное руководство никак не могло понять этой истины и уповало
на союзников.
А возьмем вопрос с автомобилями! - продолжал свой печальный рассказ
Мезенцев. - Ты, ваше превосходительство, знаешь, что современная война
требует моторов... Так вот, вопрос с автомобилями не решен даже размещенными
заказами, тем более что английские автомобили, главным образом фирмы
Тальбот, малопригодны в наших дорожных условиях. Лучше было бы заказать хотя
бы тысячу американских, но англичане не разрешают нам делать этого, блюдут
интересы своих фирм. Ты, может быть, слышал, что в декабре в докладе штабу
верховного главнокомандующего английские автомобили были признаны
"совершенно непригодными". А все же представитель ГАУ в Лондоне закупил еще
800 таких же машин. Кто так глупо или преступно распоряжается?..
- Ты напомнил мне сейчас Милюкова, он вот так же выступал недавно в
Государственной думе с риторическим вопросом "Глупость или измена?..", -
улыбнулся Алексей.
- А действительно, чего больше - глупости или измены? - возмутился
опять Мезенцев.
- Саша, ты забыл еще одно состояние, в котором, к сожалению, часто
пребывают не только интенданты, но и более высокие персоны - я не указываю
пальцем, - а именно: казнокрадство!
- Ты прав, друг мой, - грустно задумался Мезенцев.
Друзья вернулись к следующему заседанию конференции в дурном
настроении. И его отнюдь не улучшило выступление лорда Мильнера. Британский
министр со злыми глазами в блистающем золотом придворном мундире его
величества короля Георга нагло заявил русским союзникам, что ждать помощи
снаряжением и боеприпасами - бессмысленное дело.
- Вы сами можете и должны производить необходимое снаряжение, - с
брезгливой миной на лице заявлял английский лорд, - а ресурсы западных
союзников не неисчерпаемы... Легко удостовериться, что Россия не получила от
союзников того, что она может производить сама...
Соколов и Мезенцев увидели в этих словах намек на данные ГАУ,
официально сообщенные британскому союзнику.
- Россия с ее огромным протяжением и разнообразными ресурсами, -
наступал Мильнер, - способна, вероятно, с экономической точки зрения стать
наиболее самоснабжающейся страной в мире...
Далее лорд принялся предъявлять своим русским хозяевам обвинения,
которые были прямо списаны с речей оппозиции царю в Думе. Отбросив всякие
дипломатические обороты, резко и зло министр британской короны заявлял о
правительстве своей союзной страны, что у него "недостаток организации". Он
упрекал в неправильном распределении сырья и топлива, в излишестве военных и
гражданских заказов у западных союзников и Японии, в неумении вести
промышленность в военное время.
Лорд Мильнер прямо вмешался во внутренние дела союзной России,
предъявив ей, в частности, требование, словно колониальной стране, чтобы
всякий военный материал, поступающий из-за границы, сопровождался
несколькими представителями Британии, опытными в обращении с этим
материалом.
- Они должны пользоваться свободой действий и возможной поддержкой при
наблюдении за транспортированием и сборкой различных орудий и при
инструктировании... - уточнил Мильнер.
Соколов и Мезенцев возмущенно переглянулись. "Подумать только, словно
африканцы в какой-нибудь африканской колонии, русские люди должны
подчиняться белым английским колонизаторам!" - пронеслось у Алексея в
голове. Мезенцев явно испытывал те же чувства гнева и обиды за свою страну,
за то, что российский министр иностранных дел не дал отпора наглым
притязаниям британского министра.
...Гулким эхом отдавались под куполом прекрасной беломраморной ротонды
голоса иностранных делегатов, обсуждавших, когда русской армии следует
начать наступление для подкрепления своих западных союзников. Уже генерал
Гурко, делегированный на конференцию, чтобы отстаивать интересы русской
армии, заявил, что "Россия доныне лишена была возможности в полной мере
проявить свои силы ввиду недостатка в военном снабжении", а мрачные думы не
покидали Алексея. Он с горечью думал о том, что опять десятки тысяч русских
солдат должны отдать свою жизнь ради того, чтобы Париж и Лондон сберегли
свой "цвет нации", что конца-краю войне не видно, что льются чудовищные
потоки крови, людям причиняются неисчислимые страдания, а все ради интересов
вот таких "белых людей", как лорд Мильнер, примеряющий теперь свои
колониальные замашки к России. Аналитический ум разведчика, владевшего
политическими категориями большого масштаба, рождал горькую мысль о том, что
царская Россия вообще не была уже равноправным партнером в системе Антанты,
что союзники стремились сделать из нее полуколонию.
Соколов твердо решил отказаться от малоприятной чести сопровождать
главу английской делегации в Москву, о чем его уговаривал Беляев, а поехать
лучше с генералом Вильсоном на фронт, где атмосфера будет, очевидно,
значительно чище.


36. Петроград, конец января 1917 года

После закрытия конференции Алексей поехал в Генеральный штаб. Ему
хотелось встретиться с Сухопаровым, поговорить об австро-венгерских друзьях
и проверить, на месте ли томик Пушкина. Соколов часто вспоминал свою прежнюю
работу, связанную с постоянным риском, опасностями, умением принимать
молниеносное решение. Работу такую трудную, но и радостную. Каждый раз он
рисковал жизнью ради своего Отечества.
На душе у Алексея было скверно. Из-за наглой речи лорда Мильнера,
требовавшего еще больших человеческих жертв и затрат от России, из-за
полного бессилия российского командования, не сумевшего, а может быть, не
желавшего дать отпор зарвавшемуся англичанину. Почему-то в его сознании
связывались воедино выступление лорда Мильнера и попытка шантажа в поезде.
Для себя он сделал вывод: Англия уже строит послевоенные планы. Она хочет
посеять рознь между славянами и Россией.
Все эти мысли тревожили Соколова, бередили его душу.
С тех пор, как Сухопаров принял у него австро-венгерское
делопроизводство, Алексею не приходилось с ним по-настоящему говорить. Все
не хватало времени, тянули неотложные дела.
Встретились они радостно, обнялись. Поговорив о делах на фронте, о
союзнической конференции, Сухопаров рассказал Соколову о Монкевице. Ведь
столько лет служил с ним, знал человека, а не разглядел в нем подлеца.
Соколов выслушал Сухопарова спокойно. Все складывалось теперь в единую
линию: Марков - Ассанович - Монкевиц - английская разведка... Цель их
совершенно ясна: им нужны головы друзей России в Богемии, Словакии, на
Балканах... В средствах они не будут щепетильны. Кто же руководит всей этой
операцией? Во главе, конечно, Нокс, но нити ведут дальше - к туманному
Альбиону. Лондон не только явно собирается лишить Россию ее победы в войне,
но он уже и сейчас замышляет оторвать славянских друзей и превратить
государства на западных границах России в ее врагов.
"Лорд Мильнер, очевидно, ключевая фигура в этом деле", - решил Соколов.
Обсудив все дело с Сухопаровым, они пришли к выводу, что обращаться по
команде или прямо к исправляющему должность главнокомандующего не имеет
смысла. Ведь и Михаил Васильевич Алексеев и Василий Иосифович Гурко явно
участвуют в заговоре, а британская шпионская служба, совершенно очевидно,
имеет прямые связи с заговорщиками, если не целиком вдохновляет их. Значит,
любой прямой и официальный путь пресечения английской интриги исключен. Тем
более что союзники, как всегда, действуют под маской доброжелателей. Соколов
и Сухопаров решили ни в коем случае не передавать на связь англичанам своих
друзей. Они пришли к выводу, что Нокс стремится к этому для того, чтобы в
острый момент нейтрализовать, а может быть - что будет еще подлее, - и
выдать австро-венгерской и германской контрразведкам тех, кто помогает и
будет после войны помогать России и славянскому делу.
Теперь Соколов решил отправиться с лордом Мильнером в Москву, чтобы не
только внимательно изучить повадки и характер этого врага, но и пристальнее
присмотреться к его связям и знакомствам. Друзья пришли также к выводу, что
следует принять самые строгие меры, чтобы обезопасить от "любопытных", в том
числе и начальников, каналы связи и адреса тех, кто вместе с Россией боролся
против пангерманизма.


37. Москва, начало февраля 1917 года

Теплая вода в ванне ласкала худое, угловатое тело сэра Альфреда. Лорд
"отмокал" от нервных нагрузок прошлых дней. Неудачная конференция, упрямство
русских, не хотевших идти в наступление без того, чтобы хорошо не содрать за
это военными материалами, завтраки, обеды и приемы в посольствах, особняках
и дворцах, бесконечные разговоры и выпрашивания у богатой Британии разного
рода помощи - все это чрезвычайно утомило господина министра.
Чуть-чуть улучшило настроение лишь почтение к главе британской
делегации: для его поездки в Москву был предоставлен салон-вагон одного из
великих князей, а в гостинице, считавшейся лучшей в Москве, отвели
королевские апартаменты. Комнаты были красивы, теплы и уютны. Ванна огромна
и глубока - больше, чем в его лондонском особняке. А сама ванная комната
просторна и прекрасно оборудована. Здесь есть высокая кровать для массажа и
шкафчик с различного рода притираниями, мазями, одеколоном...
Все это располагало к неге и размышлениям, тем более что снова
предстоял трудный день парадных обедов, встреч и визитов. За двое суток,
отпущенных регламентом для посещения второй российской столицы, нужно было