Иванов Алексей. Честь и долг

многое сделать и осмотреть.
Сэр Альфред вспоминал свои встречи в Петербурге и прикидывал, что из
впечатлений включить в отчет премьеру, а что и в каких красках рассказать
патронам - братьям банкирам.
Посол Франции Палеолог, подвижный как ртуть, показался ему довольно
поверхностным человеком. Однако данная им русскому народу характеристика
заслуживала, с точки зрения лорда, самой благоприятной оценки.
- На какую точку зрения ни стать, - говорил Палеолог на завтраке в
своем посольстве, - политическую, философскую, нравственную, религиозную, -
русский человек предстает всегда парадоксальным явлением чрезмерной
покорности, соединенной с сильнейшим духом возмущения. Русский мужик
известен своим терпением и фатализмом, своим добродушием и пассивностью, он
иногда поразительно прекрасен в своей кротости и покорности. Но вдруг он
переходит к протесту и бунту. И тогда его неистовство доходит до ужасных
преступлений и жестокой мести, до пароксизма преступности и дикости.
Я не знаю, - выразительно закатывал глаза Палеолог, - ни одной страны,
где семейная жизнь была бы серьезнее, патриархальнее, более наполнена
нежностью и привязанностью, более окружена интимной поэзией и уважением, как
у русских; где семейные тяготы и обязанности принимаются легче; где с
большим терпением переносят стеснения, лишения, неприятности и мелочи
повседневной жизни. Зато ни в одной другой стране индивидуальные возмущения
не бывают так часты, не разражаются так внезапно и так шумно. Хроника
светских скандалов и романтических преступлений изобилует поразительными
примерами. Нет излишества, на которые не были бы способны русский мужчина
или русская женщина, если они решили "утвердить свою свободную личность"...
Лорд улыбнулся воспоминаниям. Во всяком случае, он почерпнул из беседы
с Палеологом больше, чем с собственным послом, хилым и немощным Бьюкененом.
Оценки Палеолога он и взял на вооружение. С этим инструментом Мильнер
подходил теперь к каждой русской душе, в том числе и к душе Николая
Романова.
Сэр Альфред вспомнил две свои встречи с российским самодержцем. Вся
манера царя, его нежелание вести серьезную беседу о серьезных вещах поразили
в самое сердце гордого лорда. Он намеревался очень серьезно поговорить с
Николаем, намекнуть, что если верховный главнокомандующий России не станет
выполнять пожеланий британского посла, то Лондон вынужден будет теснее
сойтись с оппозицией и оказывать ей внимание... Но условия пока не позволяли
провести откровенную беседу. Подумать только! Его, главного британского
делегата, министра его королевского величества, царь даже не удостоил еще
личной встречи. Тридцать первого января, в жуткую рань - в одиннадцать часов
утра - он принял за городом, в Александровском дворце, скопом всех
делегатов, причем послы, а не главы делегаций были по протоколу поставлены
впереди полукруга. А российский самодержец не удостоил их ничем, кроме
банальных вопросов: "Вы хорошо доехали?", "Вы не слишком устали?", "Вы в
первый раз в России?" Подумать только, царь совершенно не оказывает внимания
ему, лорду и графу Британской империи, получившему свой титул за великие
заслуги.
Не только у него, главы британской делегации, но и у Думерга, Шалойя и
всех других гостей осталось одно разочарование от визита к русскому двору и
его хозяину... "Черт побери, - зло чертыхался капризный лорд. - А на
парадном обеде четвертого февраля?! Ведь вся торжественность выражалась лишь
в пышных ливреях, ярком освещении и серебре! Меню было прескверное,
совершенно буржуазное - где тут знаменитая кухня русских бар?! Министр двора
граф Фредерикс, самое доверенное лицо императора, как говорят - совершенный
маразматик. Сидя рядом, он доказывал мне, что его род не германский, а
происходит от померанских шведов - все равно он не кто иной, как
прибалтийский барон... А чего стоят его заявления, что конференция должна
была прийти к согласию насчет того, чтобы союзники после войны взаимно
оказывали друг другу помощь в случае внутренних беспорядков, сообща боролись
с революцией?! Этот старый дуралей не ушел, оказывается, дальше Священного
союза, заключенного сто лет назад на Венском конгрессе. Воистину он отстал
на целое столетие! И что это за обед, на котором хозяин говорит всего по
нескольку любезных слов гостям и совершенно не желает решать никакие
вопросы, ради которых делегаты пересекли бурный океан.
А тут еще арест властями так называемой Рабочей группы при Центральном
военно-промышленном комитете. Брюс Локкарт явно встревожен и огорчен этим.
По его словам, группу полностью контролировали его московские друзья во
главе с Коноваловым и Терещенко, сам Челноков был готов вступиться за них,
поскольку именно они и их люди должны были подорвать могущую вспыхнуть
социальную революцию изнутри... Какие же глупцы эти "охранники": арестовать
тех, кто успокаивает возмущенные массы! Брюс сказал, что Коновалов даже
телефонировал пресловутому министру внутренних дел Протопопову и самому
премьеру князю Голицыну, но оказалось, что их власть без санкции царя -
пустышка!..
Злые думы теснились в голове у достопочтенного лорда и тогда, когда он
вышел из ванны и его заворачивал в махровые простыни камердинер. Злым
приехал он и в Городскую думу.
Здание на Воскресенской площади, где был дан прием в честь британской
делегации, приятно поразило лорда своим русским стилем. Украшения -
наличники, колонки, розетки и прочее - все были из терракоты и приятно
сочетались с красным облицовочным кирпичом стен.
Городской голова Челноков встретил лорда Мильнера на ступенях крыльца с
хлебом-солью на золотом подносе: поднос гость тут же передал своему
секретарю. Прихрамывая, Челноков проводил гостя по парадной беломраморной
лестнице через стрельчатый вестибюль на второй этаж, где последовал обед в
стиле московских Гаргантюа, совершенно выбивший из сил британского министра.
Хорошо еще, что свою приветственную речь в адрес Челнокова и Москвы
благородный лорд произнес в самом начале обеда и тут же вручил городскому
голове знаки ордена Подвязки, которые король пожаловал ему за заслуги.
Официально эти заслуги назывались "в пользу русско-английского союза", хотя,
как доложил королевскому министру всеведающий Брюс, этот хромоногий русский
оппозиционер был попросту агентом британской разведки. Правда, агентом не
мелким, получающим грошовый гонорар за пустые сплетни. Нет, Челноков, как и
некоторые другие широко известные москвичи, вроде князя Львова, Коновалова,
были просто откровенными друзьями молодого Брюса. Они очень возмутились бы,
если бы он предложил им гонорар. Однако секретные резолюции "общественных"
организаций, планы этих организаций и их руководителей - все было немедленно
доставляемо Брюсу, а им, в свою очередь, - в Лондон, в Сикрет интеллидженс
сервис.
Прием-завтрак в Городской думе длился пять часов. Он грозил перерасти в
поздний обед, когда измученный длинными речами и обильным столом лорд
покинул его и направился на экскурсию в Кремль. Русскую святыню ему удалось
осмотреть только мельком, снаружи, потому что снова надо было ехать на
другой берег Москвы-реки, туда, где напротив Кремля располагался дворец
сахарных королей Москвы миллионщиков Харитоненко.
Когда господин министр прибыл в дом, здесь, словно в театре, было полно
по-европейски одетых господ и дам. Его это очень удивило. Лорд ожидал
увидеть русских купцов в старообрядческой одежде и в сапогах.
Несмотря на постоянный зверский аппетит, таившийся в худощавом теле,
сэр Альфред совершенно не мог видеть, по крайней мере еще два часа,
накрытого стола. Его помощник Джордж Клерк сообщил это Брюсу, а тот - своим
близким московским друзьям - устроителям вечера. Хозяева были вынуждены
согласиться, что гость удалится для отдыха в отдаленный и тихий покой. Но и
это время министр использовал с пользой для Британской империи. Не успел он
расположиться в уютной гостиной, как ему был представлен председатель
Всероссийского земского союза князь Львов, кандидат в премьеры будущего
министерства общественного доверия.
Князь был спокоен, говорил сдержанно. Его седая бородка была аккуратно
подстрижена. Темные глаза светились умом. Из его шевелюры, несмотря на
возраст, не упало, наверное, еще ни одного волоска. Изящный фрак облегал
худое тело человека, явно привыкшего к верховой езде.
Господа расположились в покойных креслах. Кроме князя, из русских был
еще Коновалов. Но он держался на втором плане, памятуя о том, что назавтра
лорд принял приглашение побывать у него и встретиться с избранными
промышленниками. Тем не менее сэр Альфред знал, что именно Коновалов был
самой влиятельной фигурой в Москве и "серым кардиналом" Львова.
Князь Львов без предисловий стал зачитывать меморандум, который он
подготовил для передачи лорду Мильнеру. Предварительно он вручил сам
документ. На нескольких страничках были напечатаны двенадцать пунктов,
сообщавшие цели и задачи буржуазных заговорщиков. Меморандум говорил,
во-первых, что война ведется на два фронта: против искусного и упорного
врага вовне и не менее упорного и искусного - внутри. Под внутренним врагом
явно имелась в виду царская клика и администрация, в том числе и охранка.
Далее ставилась задача отделения "своих", то есть людей, понимающих и
признающих наличие внутренней войны, от тех, кто не понимает или не хочет
признавать равенства внешнего и внутреннего фронтов. В-третьих, требовалось
признание того обстоятельства, что победа над внешним врагом немыслима без
предварительной победы над внутренним.
Один из пунктов извещал о назначении штаба из десяти лиц, среди которых
основная ячейка - князь Львов, А.И.Гучков, А.Ф.Керенский и А.И.Коновалов.
Воспитанному лорду вдруг захотелось присвистнуть по-простонародному.
Встреча с князем Львовым открыла наконец глаза Мильнеру, для чего его
повезли в первопрестольную. Москва явно сделалась важным центром буржуазной
оппозиции, ибо ее промышленная и финансовая мощь сковывалась самодержавным
строем, и московские промышленники, торговцы и финансисты стремились вырвать
власть у царя, петроградского чиновничества и дворянства.
Меморандум указывал, что важным фактором успеха является влияние газет
на публику, а посему журналистов необходимо подчинить штабу оппозиции,
требовать их согласованных действий. Неподчиняющихся заставить молчать,
изгоняя с работы... "Ну совершенно британские методы подавления
инакомыслящих!" - умилился лорд Мильнер.
Закончив чтение и подняв на собеседника чистые глаза, князь Львов
подытожил, что если позицию царя в ближайшие дни не удастся изменить, то
есть не удастся "мирным" путем вырвать "ответственное перед народом"
министерство, то через три недели произойдет переворот.
Лорд уже слышал этот срок, который называли ему и Бьюкенен, и Хор, и
Палеолог. Он даже рекомендовал британскому послу, как деятелю, стоящему под
ярким прожектором общественного внимания, отправиться в ближайшие недели в
отпуск, чтобы молва не связала его с изменением формы правления в России, а
может быть, и со смертью государя и государыни. Уайтхоллу этого не надо.
Бьюкенен принял совет и отвечал, что давно хотел немного отдохнуть в
Финляндии. Там он будет и вне пределов досягаемости газетчиков, и достаточно
рядом, чтобы вовремя прибыть в Петроград, когда начнутся важные события...
Все это промелькнуло в мыслях сэра Альфреда, пока длилась пауза. Князь
складывал и прятал в карман свой экземпляр меморандума. Затем беседа
возобновилась. Милорду было очень приятно, что она велась на великолепном
английском языке, без переводчиков. Он даже подумал о том, что не все
британские губернаторы и вице-короли в колониях так превосходно выражают
свои мысли с оксфордским произношением. Он и сам не имел таких дорогих
учителей и гувернеров, как князь Львов и миллионщик Коновалов, и в Лондоне
стеснялся много говорить в высшем свете - там не прощали простонародного
произношения. Здесь, в России, он чувствовал себя спокойно. И вдруг -
"perfect English"*!
______________
* Превосходный английский (англ.).

Он безусловно поддержал все двенадцать пунктов оппозиционной царю
программы, обещал господам полную поддержку в Британии и британских служб в
России. Теперь он знал, что сделать квинтэссенцией своего будущего отчета
Ллойд Джорджу и высоким покровителям из Сити. Настроение улучшилось, и лорда
снова обуял аппетит. Коновалов раньше Львова понял, что гость желает
закончить беседу. При первой же паузе он встал со своего кресла, и князю
Львову оставалось только последовать его примеру.
Милорд гордо проследовал в зал, где был накрыт стол для него и самых
достойнейших представителей купеческого сословия Москвы, и отдал там должное
сказочной гастрономии. Его ответный тост был крайне лестным для хозяев.


38. Москва, начало февраля 1917 года

Едва узнав о поездке лорда Мильнера в Москву, Александр Иванович
Коновалов твердо решил заполучить высокого гостя к себе домой в
первопрестольной. Он собирался не только выразить симпатию представителю
Великобритании, удивить его своими английскими привычками и стилем дома. Ему
нужно было дать понять Мильнеру, что русское купечество возглавляет не кто
иной, как он. Именно на него, Коновалова, союзники должны делать ставку.
Гости уже собрались в особняке Коновалова на углу Никитской улицы и
Кудринской площади, когда два авто с британскими флажками на радиаторах
остановились у подъезда с кованым железным кружевом консолей.
Лорд Мильнер держался сдержанно. Он оказывал честь московским тузам
своим приездом. Его сопровождали молодой, но уже поседевший генерал русской
армии, личный секретарь Джордж Клерк и генеральный консул Роберт Брюс
Локкарт.
Коновалов встретил гостей в прихожей, у лестницы, ведущей в бельэтаж.
Его лицо выражало радушие, но отнюдь не подобострастие, какого ожидал лорд
Мильнер.
Гостя из Британии и его секретаря с первых шагов поразили богатство и
чисто английский уют этого дома, но сэр Альфред не подал и вида. Он поднялся
в зал, где ему представили цвет московской буржуазии. И снова он обратил
внимание не на людей, мило улыбавшихся ему, а на английский стиль интерьера,
на вышколенных рослых слуг, одетых во фраки, панталоны и белые чулки, словно
перенесенных из какого-то поместья на Островах. Даже сервировка стола,
видная через открытую дверь соседней залы, напомнила ему Лондон.
Все это импонировало лорду, но он не забывал и главной цели своего
визита - выяснить истинные настроения российских торговых и промышленных
кругов и наладить прочные контакты с самыми могущественными из них.
Коновалов явно был в числе первых.
В свою очередь, сэр Альфред представил хозяину дома русского генерала.
Коновалову сразу понравился подтянутый моложавый военный, державшийся просто
и непринужденно. Сильные и красивые люди всегда привлекали особенное
внимание Александра Ивановича.
- Генерал-майор Соколов, - поклонился Алексей.
- Александр Иванович Коновалов, - ответил поклоном хозяин дома. "Что-то
я о нем слышал..." - промелькнуло у него при этом в голове. Но сейчас больше
всего его занимал Мильнер.
После завтрака хозяин и главный гость удалились в кабинет. Брюс Локкарт
и Клерк сделались центром внимания москвичей. Соколов устроился в глубоком
кресле в другом конце гостиной. Он многое бы дал за то, чтобы знать, о чем
шла речь за закрытыми дверями. Он понимал, что лорд Мильнер принял
приглашение Коновалова неспроста. Речь явно шла не о простой коммерции.
Вдруг он почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, он увидел,
что к нему направляется молодой человек. Где-то он встречал его.
- Вы, наверно, меня уже не помните, а я сразу узнал вас. Хотя прошло и
немало лет, - произнес молодой человек. Видя недоумение генерала, он
представился: - Секретарь господина Коновалова... Неужели не помните вечер у
Шумаковых, пение Анастасии Петровны, нашу бурную дискуссию и меня, в то
время студента?
Теперь Соколов узнал его. Время изменило Гришу. Это был интересный
рослый мужчина, самоуверенный, энергичный. Но как сопоставить взгляды
прежнего Гриши и теперешнего секретаря Коновалова? Ироничная улыбка
промелькнула на губах Соколова. "Вот так приспосабливаются люди", - подумал
он. Чувство неприязни и брезгливости шевельнулось в нем.
- Как здоровье Анастасии Петровны? - осведомился Гриша. - Передайте ей
мой поклон.
Если бы Соколов мог знать, какую бурю в душе Гриши вызвало его
появление в доме Коновалова. И ревность, и что-то похожее на злорадство.
Ведь наверняка этот бравый генерал не знает, что Настя связана с
большевиками. "Ты и не представляешь, на каком ты у меня крючке!" - хотелось
Грише крикнуть Соколову.
Чем больше он смотрел на Алексея Алексеевича, тем сильнее его
охватывало чувство ненависти. Он улыбался гостю, вспоминая спиритический
салон у Шумаковых. В груди же у него все клокотало от ненависти. За годы
работы у Мануса и Коновалова он научился скрывать свои чувства.
Беседа лорда Мильнера и Коновалова не заняла много времени. По всей
вероятности, результаты ее не совсем устроили русского миллионера. Увидя
Гришу, болтающегося без дела, он довольно резко велел ему распорядиться
подать машину лорду Мильнеру и в то же время весьма благосклонно взглянул в
глаза Соколову. Его чем-то притягивал к себе этот человек. Он не знал, что у
самого лорда Мильнера были далеко идущие планы относительно этого генерала.
От Гриши не укрылся интерес Коновалова к Соколову, а обращение с ним
самим, как со слугой, сильно унизило его в глазах соперника. "Это мой враг
на всю жизнь, - подумал Гриша. - Еще не хватает, чтобы он перешел дорогу и
по службе! Я уничтожу этого проходимца!" И тут ему пришла мысль написать
анонимное письмо Соколову о неверности Насти. Будет скандал. Настя, которая
так ждет Соколова, будет оскорблена. В их отношениях появится трещина, а он
будет стараться ее увеличивать, пока не добьется полного разрыва. Он докажет
Насте, что он единственный ее друг. Ему казалось, что никогда она еще не
была так желанна, а он так близок к победе.


39. Петроград, февраль 1917 года

Лорд Мильнер готовился отбыть из Петрограда в порт Романов на Мурмане,
чтобы на британском крейсере вернуться в Англию. Он уже указал Бьюкенену,
что и как писать в Форин офис о скромных итогах союзнической конференции.
Рекомендовал членам делегации проявить в отчетах ограниченный оптимизм в
связи с положением в России, но ни в коем случае не упоминать в документах о
том, что англичанам известно о заговоре против самодержца всероссийского и о
сроках его осуществления. Оставалось несделанным лишь одно важное дело -
вербовка или склонение к доверительному сотрудничеству генерала Соколова.
Люди полковника Нокса оказались слабоваты для этой цели. Они были
значительно ниже морального и интеллектуального уровня Соколова, в том числе
и такие крупные разведчики, как Хор и Нокс, думал сэр Альфред.
Напоследок он решил сам поговорить с "его превосходительством
господином генералом Соколовым". Подкупить его лестью, нарисовать радужные
перспективы дружбы с одним из влиятельнейших деятелей такой могущественной
империи, как Британская. После прощального обеда у посла он пригласил
"поболтать" к себе в "Европейскую" сопровождающего делегацию генерала. На
всякий случай лорд попросил полковника Нокса быть в соседней комнате.
Соколова провели в маленький салон, уставленный изящной и хрупкой
мебелью. Лорд Мильнер немедленно вышел к нему, пригласил устроиться
поудобнее. Обратил внимание, как непринужденно сел в легкое кресло генерал.
С детства сэр Альфред завидовал тем, кого природа наградила здоровым телом и
ловкостью. Но даже это сейчас не поколебало его симпатии к собеседнику. Он
понимал, что Соколова можно "взять" только на доброжелательность,
открытость, дружбу.
Алексей уже давно чувствовал, что лорду Мильнеру от него что-то нужно.
- Я очень доволен своей поездкой в Россию, - начал лорд. - Благодарен
судьбе, что она свела меня с таким человеком, как вы, - подпустил он лести.
- Я знаю ваши великолепные подвиги против центральных держав и намерен
исхлопотать у его величества короля Георга для вас орден Подвязки...
- Благодарю за заботу, милорд! - улыбнулся Соколов. - Но это была бы
слишком щедрая награда за события, которые происходили два года тому назад.
- Но вы заслуживаете ее, - продолжал сэр Альфред будто бы и вовсе без
намека, - и можете быть достойны всех самых высоких наград и поощрений
Британской империи. Не только за храбрость, но за ум и знания...
"Что-то он темнит", - решил Соколов, но так же простодушно и открыто
улыбался господину министру.
Милорд между тем решил перейти поближе к делу.
- Ваше превосходительство, не скрою, что моя страна и в нынешние
трудные времена совместной борьбы с гуннами, и в радостные дни мира
нуждается в таких мудрых и смелых друзьях, как вы...
"Ах вот он куда выводит! - догадался Алексей. - Хочет купить меня
орденами и сокровищами империи... Интересно, что же ему все-таки от меня
требуется?"
Но вслух он почти по-солдатски ответил главе британской делегации, что
честно исполняет свой воинский долг. В этих словах крылось и предупреждение
о том, что нарушать присягу он ни в коем случае не намерен. Но Мильнер понял
его так, что разговор можно и продолжить.
- Не хотели бы вы приехать к нам во главе постоянной военной миссии, с
семьей, разумеется?.. - задал вопрос милорд. - Мы легко могли бы это
устроить. Тем более что на русском фронте воюют очень бестолково, лавры
здесь не заслужишь, в историю не войдешь. А во Франции ожидаются большие
события. С вашим опытом вы могли бы принять участие в них, занять видное
положение среди военачальников Антанты...
- Сэр, мое место в России, - твердо ответил Соколов.
- Это прекрасно, но вы можете оказать нам помощь и в вашей стране... -
вкрадчиво и очень любезно продолжал настаивать на своем лорд.
Нокс за неплотно прикрытой дверью с интересом ждал, что будет дальше.
Как сумеет Мильнер высказать основное: чтобы Соколов передал всю чешскую и
словацкую группы патриотов под покровительство Великобритании? Но милорд,
видимо от волнения, заговорил так тихо, что полковник при всем старании не
мог ничего расслышать. Зато явственно прозвучал голос Соколова:
- Моя честь и долг перед моей страной не позволяют принять ваше
предложение, сэр!
Затем послышался звук отодвигаемого кресла. В голосе Соколова Нокс не
услышал агрессивности, но в ответе его он почувствовал такое презрение, что
полковника тряхнуло словно электрическим разрядом. Он приник глазом к щели.
Мильнер был бледен, но старался выглядеть величественно.
- Мой дорогой генерал! - пытался он напутствовать Соколова. - Россия
обречена. Не сегодня завтра она рухнет. Наступит чудовищная анархия, и
польются потоки крови... Не знаю, как без союзников можно будет остановить
развал империи, государственности, армии... С кем окажетесь вы, когда
императорская армия перестанет существовать вместе с государством
Российским?.. Я говорю это вам с глазу на глаз и не хочу быть пророком, но
скоро грядет великое потрясение!..
- Я буду со своим народом, сэр! - резко произнес Соколов.
- Вы пожалеете, но будет уже поздно что-либо сделать для вас, - не
сдавался и Мильнер.
Омерзение поднялось в душе Алексея, но он был сейчас военным дипломатом
и постарался, чтобы оно не отразилось на его лице.
- Имею честь откланяться! - посмотрел он прямо в глаза лорда Мильнера.
Алексей сознательно не употребил протокольных выражений о почтении и прочем,
а ударением выделил слова "имею честь!".
Мильнер понял и сухо поклонился.
- Надеюсь, вы по-прежнему будете нас сопровождать до Мурмана?
- Разумеется, сэр! Я выполню свои обязанности до конца! - спокойно
сообщил Алексей.
- Я рад! - буркнул милорд.
Едва за Соколовым закрылась дверь, Нокс вошел в салон. Мильнер в
изнеможении отвалился на спинку дивана. Он злобно посмотрел на полковника и
не пожелал вести никаких обсуждений.
- Если вам не удастся скомпрометировать Соколова и на этом завербовать
- его следует устранить! - устало сказал он.


40. Петроград, вторая половина февраля 1917 года

Квартира Павловых, к счастью, не была провалена во время декабрьских и
январских "ликвидации" большевистского подполья Петроградским охранным
отделением. Мария Георгиевна и Дмитрий Александрович, узнав об арестах,
удвоили осторожность, кое-что наплели соседям о многочисленных
провинциальных родственниках, которые часто заходят на огонек к
гостеприимным петроградцам. Степенный модельщик Ижорского завода,
одевавшийся зимой в солидное пальто и дорогую шапку или черную шляпу с
широкими полями, как у известного писателя Максима Горького, да и внешне
похожий на него, не вызывал подозрения дворника, исправно служившего агентом
полиции.
Его супруга Мария Георгиевна, так же всегда аккуратно одетая, скорее
по-интеллигентному, чем по-рабочему, с чуть печальными глазами на
привлекательном лице, снискала особое почтение соседей всегдашней
приветливостью и вежливостью. Кто мог догадаться, что этой милой молодой