Страница:
возможные контратаки танков противника с направлений: 1) Брусилов; 2)
Водотый; 3) Ходорков; 4) Соловьевка; 5) Корнин. В дивизиях и корпусах иметь
запас противотанковых мин на автомашинах.
8. Передовым отрядам придать противотанковые истребительные полки и
обеспечить отряды противотанковыми минами. \212\
9. В каждом наступающем батальоне иметь группы разграждения в составе
одного-двух отделений стрелков с саперами на каждый батальон. Боевую работу
групп разграждения прикрыть всеми видами огня.
10. Для уничтожения не подавленных артиллерией огневых точек противника
иметь штурмовые группы, действующие в тесном взаимодействии и вслед за
группами разграждения.
11. Войска держать в готовности к немедленному отражению танковых атак,
имея наготове все средства ПТО, в том числе и противотанковые мины,
используя всякую возможность для применения противотанковых мин в сочетании
с активными противотанковыми средствами.
12. Подготовить пехоту и танки к согласованным действиям и взаимопомощи
в звене танк-отделение-взвод. Обеспечить пехоту сигнальными средствами и в
первую очередь трассирующими пулями и ракетами.
13. На намеченных рубежах выхода войск и закрепления заранее определить
систему ПТО, группируя основные средства ПТО на направлениях вероятных
танковых атак противника.
14. Обход населенных пунктов, обороняемых противником, с флангов и тыла
считать обязательным и единственно правильным видом маневра, независимо от
силы сопротивления противника.
15. С целью увеличения активных штыков в роте изъять из стрелковых рот
50-мм минометы.
16. План действий и настоящие указания проработать на местности и по
карте: 20.12.43 командиры дивизий с командирами полков; 21.12.43 - командиры
полков с командирами батальонов; 22.12.43 - командиры батальонов с
командирами рот.
Задачу до бойца довести за два часа до наступления.
17. Готовность к наступлению проверить во всех звеньях к исходу
22.12.43, обратив особое внимание на знание задачи офицерским составом,
организацию взаимодействия, обеспеченность боеприпасами, управление и связь.
Командующий войсками 38 армии генерал-полковник Москаленко
Член Военного совета генерал-майор Епишев
Начальник штаба 38 армии генерал-майор Пилипенко"{129}.
Военный совет и штаб армии, весь командный и политический состав
соединений и частей тщательнейшим образом планировали и проводили подготовку
войск к предстоящему наступлению. Как теперь мне известно, такое мнение
сложилось и у генерал-лейтенанта В. С. Голубовского, который возглавлял
группу генералов, прибывшую в нашу армию для выполнения задания Маршала
Советского \213\ Союза Г. К. Жукова. Кстати, о характере этого задания тогда
я не знал, да и не спрашивал о нем. Помню, позвонили из штаба фронта,
передали распоряжение допустить эту группу к работе с документами,
обеспечить ей посещение войск. Приказ я выполнил. Вскоре В. С. Голубовский
со своими помощниками уехал, но впоследствии мы встретились вновь. Он
командовал 101-м стрелковым корпусом в составе 38-й армии.
После войны, знакомясь с архивными документами, я увидел донесение
генерала Голубовского от 19 декабря 1943 г. представителю Ставки Маршалу
Советского Союза Г. К. Жукову. Оказалось, что оно содержит оценку хода
подготовки 38-й армии к наступлению. Вот текст этого документа:
"Юрьеву{130}.
Согласно вашему личному указанию по предстоящим наступательным
действиям 38 А в течение 17-18 декабря с группой генералов, работающих со
мной, проделал следующее:
... Присутствовал на совещании командиров корпусов, дивизий и их
командующих артиллерией. Командарм дал полные и исчерпывающие указания по
подготовке к проведению предстоящих действий. В развитие указаний командарма
начальником штаба армии отдельно проведено совещание с начальниками штабов
соединений и командующим артиллерией армии (Лихачев) - с артиллерийскими
начальниками.
В период 1-15 декабря части армии получили пополнение, в основном из
мобилизованного местного населения освобожденной территории, общим
количеством 18000 человек в возрасте 18-45 лет.
Численный состав соединений, проверенный мною на сегодня:
74 ск - дивизии доведены до 6900 человек, 21 ск - состав дивизий
4500-5000 человек и 17 гв. ск - 5000-6000 человек. К доукомплектованию 21 и
17 гв. ск меры приняты... Укомплектованность артиллерийских частей и
подготовленность в специальном отношении - благополучно.
В течение ближайших 2-3 дней буду заниматься непосредственно в войсках
по проверке всех вопросов, связанных с предстоящей боевой задачей армии".
В том же донесении генерал Голубовский писал: "Зимним обмундированием
армия обеспечена на 60%. Остро стоит вопрос с обувью для офицерского
состава. Автотранспортом соединения армии обеспечены недостаточно. Требуется
оказание помощи за счет фронта..."{131}
Перечитывая эти строки, я с благодарностью подумал об их авторе. Так
вот кто помог нам тогда в снабжении! Видимо, его объективная оценка
недостатков в снабжении армии немало способствовала тому, что наши довольно
обширные заявки не только \214\ на обувь и прочие виды довольствия, но и на
автотранспорт, вооружение и пополнение личным составом стали удовлетворяться
фронтом полностью и по первому требованию.
V
В ходе подготовки к наступлению много внимания мы уделили, как всегда,
распределению сил и средств.
В составе армии было три стрелковых корпуса - 17-й гвардейский генерала
А. Л. Бондарева, 21-й генерала Е. В. Бедина, а также 74-й генерала Ф. Е.
Шевердина, прибывший взамен 52-го, переданного 19 декабря в 18-ю армию
вместе с его полосой обороны. Корпуса имели по три стрелковые дивизии каждый
и располагались в линию, занимая полосу обороны общей протяженностью 25 км.
Главный удар наносили находившиеся справа 74-й и 17-й гвардейский корпуса,
которые получили участки прорыва по 3,5 км. Здесь мы сосредоточили основную
массу артиллерии и других средств усиления. В 74-м стрелковом корпусе
артиллерийская группировка составляла в среднем 193,8 орудий и минометов на
1 км фронта, а в 17-м гвардейском - 176,8. Для непосредственной поддержки
пехоты использовались 7-й, 9-й гвардейские и 39-й танковые полки. В полосах
этих корпусов после прорыва обороны противника вводилась в бой 1-я танковая
армия.
Слева же, где 21-й стрелковый корпус оборонял полосу в 18 км,
артиллерийская плотность была небольшая - 17,6 орудий и минометов на 1 км
фронта.
В движение были приведены почти все войска армии, за исключением
левофланговых. Дивизии 17-го гвардейского стрелкового корпуса рокировались
влево, создавая ударную группировку и освобождая участок для прибывших
соединений 74-го стрелкового корпуса.
В ближайшем тылу перемещалась к фронту 1-я танковая армия.
Местность в полосе 38-й армии была открытая, и противник мог обнаружить
перегруппировку войск и разгадать намерения нашего командования. К счастью,
этого не произошло. И в значительной мере потому, что перегруппировка войск,
согласно боевому приказу осуществлявшаяся с 20 по 23 декабря, производилась
в темное время суток. Кроме того, была установлена жесткая маскировочная
дисциплина.
Надо полагать, что все это способствовало скрытности наших
приготовлений. И противник на нашем участке продолжал обороняться, а в
районе Коростеня и Малина по-прежнему безрезультатно наступал, пытаясь
прорваться на восток и окружить части 60-й армии у населенного пункта
Мелени.
Ясное подтверждение тому, что передвижения войск фронта у Брусилова не
были обнаружены и не насторожили вражеское \215\ командование, мы получили
уже в ходе наступления. В штаб армии была доставлена разведчиками карта
противника, отражавшая его представление о группировке и положений наших
войск. Надо сказать, что она отчасти соответствовала действительности, но
лишь до перегруппировки. Изменений, происшедших в положении наших войск за
последние дни, карта не содержала. Это могло бы показаться маловероятным, но
решительный разгром вражеских танковых дивизий и стремительное продвижение
войск фронта лучше всего показывали внезапность нашего наступления для
противника.
Готовясь к наступлению, мы одновременно с перегруппировкой сил вели
разведку боем, осуществлявшуюся по плану штаба фронта одновременно во всех
армиях. Она началась 21 декабря в 15 часов. В тот день все дивизии первого
эшелона вели разведку боем усиленными стрелковыми ротами на второстепенных
направлениях. На следующий день она проводилась уже усиленными стрелковыми
батальонами, причем и на второстепенных и на главных направлениях. Так было
и 23 декабря, накануне наступления.
Разведка боем подтвердила, что противник продолжает занимать
обороняемый рубеж и располагает в тактической глубине подвижными танковыми
резервами. Как только наши отряды вклинивались в боевые порядки обороны, он
немедленно предпринимал контратаки танками и самоходными орудиями,
усиленными небольшим количеством пехоты. Из всего этого мы сделали
подтвердившийся вскоре вывод: недостаток пехоты вынудил противника усиливать
прочность обороны контратаками из глубины. В ходе разведки боем были
уточнены также начертание вражеского переднего края и цели для нашей
артиллерии.
У читателя может возникнуть вопрос: неужели даже трехдневная разведка
боем не насторожила немецко-фашистское командование и оно не догадалось о
готовности советских войск к наступлению?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к материалам,
показывающим, как оценивало обстановку вражеское командование.
Напомню, что противостоящими войсками командовал генерал-фельдмаршал
Манштейн, о котором другой ведущий гитлеровский генерал, Гудериан, сказал:
"Наш самый лучший оперативный ум"{132}. Возможно, в немецко-фашистском
генералитете он и был "лучшим", однако ведь оказался бит советскими
генералами и под Сталинградом, и под Курском, и на Левобережной Украине, и в
районе Киева. И немалую роль здесь играли просчеты гитлеровского "лучшего
оперативного ума" в оперативных и стратегических вопросах, в оценке
обстановки на фронте. \216\
Так было и на этот раз, о чем можно судить по собственным мемуарам
Манштейна. Правда, говоря о положении своей 4-й танковой армии в канун
рождества 1943 г., он уверял, будто ему "все же было ясно, что на этом
фланге группы армий снова собирается гроза" {133}. Однако это лишь фраза,
явно призванная оправдать задним числом ее автора. На самом же деле наше
наступление застало его врасплох, причем даже после того как оно уже
началось, Манштейн не имел ни малейшего представления о масштабах нашего
удара. "Первые донесения о начале наступления противника по обе стороны от
шоссе Киев-Житомир, - писал он, - я получил, находясь в 20 мотодивизии,
расположенной за угрожаемым участком фронта в резерве. Я хотел
присутствовать на рождественском празднике в ее полках. Вначале донесения не
содержали особо тревожных сведений"{134}.
Невольно подтвердив таким образом, что наступление началось внезапно
как для него лично, так и для войск 4-й танковой армии, он далее, также
помимо своей воли, обнаруживает и одну из причин этого.
Известно, что главная ударная группировка наших войск у Брусилова
состояла из 1-й гвардейской, 18-й и 38-й общевойсковых, 1-й и 3-й
гвардейской танковых армий. Манштейн же считал, что 3-я гвардейская танковая
армия находилась севернее, в полосе 13-й армии. Вот что писал он сам:
"Особенно опасным было то, что за этой армией, по-видимому,
сосредоточивалась 3 гвардейская танковая армия..."{135}
Не знал Манштейн и о том, что в нашу ударную группировку входила и 18-я
армия. И хотя она участвовала в наступлении с первого дня, вражескому
командованию стало известно о ней с большим опозданием. "Впоследствии, -
писал Манштейн, характеризуя обстановку "в последующие дни", т. е. спустя
несколько дней после начала нашего наступления в районе Брусилова, - в этой
группе стала отмечаться и 18 армия"{136}.
Все это не оставляет сомнений в том, что противник не имел
представления о действительных масштабах перегруппировки наших войск, а
следовательно, не знал и ее целей. Поэтому не вызывает удивления, что
разведка боем, проводившаяся нашими войсками в течение трех дней, не
насторожила врага в районе Брусилова. Вероятно, она была расценена как
стремление отвлечь внимание от главного направления, где готовился переход в
наступление.
Случайно ли так получилось? Нет, это был прямой результат
осуществляемой нами дезинформации противника. Я уже говорил о мерах в этой
области, предпринятых нашим \217\ командованием. Что же касается заблуждений
Манштейна относительно группировки правого крыла 1-го Украинского фронта, то
они также были вызваны мероприятиями нашего командования по
радиодезинформации.
В этом отношении большой интерес представляет следующее распоряжение
штаба фронта от 18 декабря:
"Командармам 13, 60.
С целью введения противника в заблуждение в отношении наших намерений
командующий войсками фронта приказал: командирам 13 и 60 провести
демонстративные действия в районах:
1. Командующему 13 армией в районе Ходаки, Хотиновка, Липляны, Медынова
Слобода, Сарновичи.
2. Командарму 60 в районе Перемога, Мелени, Чеповичи, Ксаверов.
3. В этих районах показать: а) подготовку большой операции с ударом на
запад и юго-запад, для чего показать сосредоточения крупных войск пехоты,
артиллерии и танков; б) показать до 20 дивизионных ложных радиосетей (по 10
на армию); в) показать сосредоточение танковой армии Рыбалко в районе
Ходаки, Стремингород, Медынова Слобода. Радиостанции прибудут от Рыбалко в
Каленское к утру 19.12.43; г) распустить слухи, что на всем фронте мы
перешли к жесткой обороне, а на коростеньском направлении будем наступать;
д) вести непрерывную разведку на фронте Коростень, Холоено, Шершни.
4. Эту ложную операцию провести в период с утра 19.12.43 г. до утра
26.12.43 г.
Боголюбов"{137}.
Наряду с этим войскам были даны указания, чтобы при перегруппировке все
радиостанции оставались на местах прежней дислокации и продолжали работать с
прежним режимом до начала наступления.
Теперь остается лишь сопоставить содержание цитируемого документа с
вышеприведенными оценками Манштейна, и становится очевидным, что наше
командование ввело в заблуждение противника, навязало ему желаемое для нас
ошибочное представление о силах фронта и их намерениях.
А вот еще один штрих, дополняющий картину проводившейся в широких
масштабах дезинформации гитлеровцев.
Как отмечалось выше, 19-22 декабря противник осуществлял контрудар
юго-восточнее Коростеня, стремясь окружить часть наших войск в районе
населенного пункта Мелени и затем наступать на киевском направлении.
Встретив решительное сопротивление наших войск, сопровождавшееся
контратаками танков и пехоты, вражеское командование пришло к выводу, \218\
что в районе Мелени сосредоточены крупные резервы наших войск и что оттуда
готовится удар на Житомир. Окончательно убедили гитлеровцев в этом все те же
дезинформационные мероприятия нашего командования.
И противник действовал именно так, как нужно было нам: решив, что
угрожаемым участком является район Мелени, он и не подумал перебрасывать
отсюда войска к Брусилову, где мы готовились нанести главный удар.
"Сопротивление русских, - писал Меллентин, говоря об обстановке в
районе Мелени, - становилось все более решительным, а 21 декабря они
предприняли неожиданные для нас по своей силе контратаки... Русские
оказались значительно сильнее, чем мы предполагали. Днем 21 декабря в наш
штаб была доставлена карта, найденная у убитого русского майора (карта была
подброшена нашей разведкой. - К. М.). К нашему удивлению, оказалось, что мы
пытались окружить у Мелени не менее трех танковых и четырех стрелковых
корпусов русских. Видимо, русские сосредоточили свои силы для крупнейшего
наступления от района Мелени на Житомир...
В 15. 00 нам стало известно, что у русских созвано большое совещание
командиров соединений. Этот факт, а также общая обстановка на нашем фронте
свидетельствовали о том, что русские меняют свой план действий. Было вполне
вероятно, что они откажутся от первоначального наступления на Житомир, а
сосредоточат свои усилия на уничтожении 48-го танкового корпуса. Исходя из
такой оценки, мы приняли решение перейти к обороне. 23 декабря мы оттянули
назад наши охватывающие противника фланги и вели оборонительные бои на всем
фронте..."
Далее писания Меллентина уже не имеют ничего общего с
действительностью, ибо он, призвав на помощь свою фантазию, уверяет, будто
бы таким путем 48-му танковому корпусу гитлеровцев "удалось упредить и в
значительной степени сорвать еще одно крупное наступление..."
На самом же деле на следующий день, 24 декабря, немецко-фашистское
командование поняло, что допустило очередной крупный оперативный просчет,
ибо в то время как 48-й танковый корпус вел бои у Коростеня с частями
Красной Армии, проводившими разведку, наши войска нанесли мощный удар в
районе Брусилова и смяли оборонявшийся там 24-й танковый корпус. И только
после этого "48-й танковый корпус получил приказ немедленно оставить позиции
у Мелени и совершить со своими тремя танковыми дивизиями стремительный марш
на юг для восстановления положения на прорванном участке фронта". \219\
Но было уже поздно. Мы в полной мере использовали внезапность нашего
наступления на брусиловском направлении. А то обстоятельство, что уже 24
декабря вражеское командование вынуждено было снять 48-й танковый корпус с
позиций у Мелени и перебросить его в полосу нашей 38-й армии, естественно,
резко ослабило сопротивление удару, нанесенному два дня спустя правым крылом
фронта. Но расскажу обо всем этом по порядку.
В директиве командующего фронтом на проведение Житомирско-Бердичевской
наступательной операции было сказано:
"... 2. Я решил: вначале разбить брусиловскую группировку... На двое
суток позднее главной операции... разгромить малин-радомышльскую
группировку..."
В соответствии с этим наступление главной ударной группировки, в которую входила и 38-я армия, началось 24 декабря. Еще накануне мы были извещены о том, что штурмовая и бомбардировочная авиация нанесут удар по позициям противника в 9 часов 5 минут, а десятью минутами позже залпами гвардейских минометов и огнем всех артиллерийских и минометных средств начнется артиллерийская подготовка. Она планировалась продолжительностью в 90 минут, но атака пехоты и танков непосредственной поддержки пехоты должна была начаться на пятьдесят первой минуте. Это делалось для того, чтобы в момент перехода артиллерии к сопровождению атаки пехоты и танков не было паузы или изменения режима огня и, следовательно, чтобы противник, находясь в укрытиях, не мог определить начало нашей атаки.
И вот наступил назначенный день... \220\
Тишина декабрьского утра внезапно была как бы расколота залпом
гвардейских минометных частей. Впереди, там, где находился противник, земля
вздрогнула от мощного удара. И еще не утих грохот разрывов, как загремела
наша артиллерия.
Так начался для гитлеровцев канун третьего, последнего, рождества,
проведенного ими на советской земле. Первый раз, в 1941 г., Советские
Вооруженные Силы испортили захватчикам праздник, громя их под Москвой.
Второе рождество фашисты встретили в окружении под Сталинградом, тщетно
мечтая вырваться из кольца наших войск. И теперь, в декабре 1943 г., над
ними вновь занесла карающую руку Красная Армия. Но пенять им было не на
кого. Незваные, они принесли советскому народу горе и неслыханные жертвы. Но
настал час расплаты, и пусть теперь жестокий враг сполна получит отмщение.
Так думал я, выслушивая в тот час доклады о результатах авиационной и
артиллерийской подготовки. Они были весьма эффективны: огневая система
противника на переднем крае и в ближайшей глубине оказалась подавлена, а
основная масса огневых средств уничтожена. Тактическая зона обороны врага в
полосе только 38-й армии была уже в тот день прорвана на 20 км по фронту и
до 12 км в глубину. Таких же успехов достигли 1-я гвардейская и 18-я армии
под командованием генерал-полковников А. А. Гречко и К. Н. Леселидзе.
Андрей Антонович Гречко принял 1-ю гвардейскую армию всего лишь за 9
дней до начала наступления. Причем, как отмечено выше, он вступил в
командование ею в неблагоприятной обстановке. В течение девяти дней А. А.
Гречко организовал оборону восточного берега р. Тетерев, подготовил и
осуществил прорыв в юго-западном направлении. Под его руководством войска
армии форсировали реку и на третий день наступления вновь овладели
оставленным ими 13 декабря Радомышлем. Успешно действовали они и при
разгроме житомирско-бердичевской группировки противника. \221\
В декабре 1943 г. к нам на киевский плацдарм из резерва Ставки ВГК
прибыла 18-я армия. Она сразу же приняла участие в отражении вражеских
ударов, а затем в наступлении, начавшемся 24 декабря, вошла в состав ударной
группировки фронта.
Хорошо запомнился мне командующий 18-й армией энергичный,
жизнерадостный генерал-полковник К. Н. Леселидзе. Сам он был всегда в
движении, и в полевом управлении его армии работа кипела. Наше знакомство
началось заочно: как-то пришла на мое имя посылка с фруктами и вином, и
оказалось, что это К. Н. Леселидзе делился с соседями-командармами дарами
своей родной земли - солнечной Грузии. Так делал он не раз. Личное
знакомство с ним, состоявшееся незадолго до Житомирско-Бердичевской
операции, оставило во мне чувство глубокой симпатии к этому замечательному
человеку, талантливому военачальнику. Ему не суждено было дожить до победы.
Скоропостижная смерть унесла его в могилу, оставив нам лишь светлые
воспоминания о нем.
Под стать командующему были член Военного совета генерал-майор С. Е.
Колонин, а также начальник политотдела полковник Л. И. Брежнев.
Помнится мне, что при передаче нами части полосы предстоящего
наступления прибывшей с Северного Кавказа 18-й армии я впервые встретился с
Л. И. Брежневым. Он прибыл к нам вместе с представителями своей армии,
которых мы ознакомили с передаваемыми ей дивизиями 52-го стрелкового
корпуса. В свою очередь от них мы узнали о состоянии 74-го стрелкового
корпуса, взамен передаваемого в состав нашей армии.
В ходе общей беседы, а затем и в узком кругу Леонид Ильич высказал
удовлетворение тем, что войска армии прибыли в состав 1-го Украинского
фронта, действующего на важном стратегическом направлении. Из этой же беседы
мы узнали, что он вместе с армией участвовал во всех оборонительных и
наступательных операциях на Северном Кавказе. Мне понравилась его простота,
смелость и решительность суждений и действий. Одним словом, мы поняли, что в
лице Леонида Ильича имеем дело с отличным организатором
партийно-политической и идейно-воспитательной работы, обладавшим широким
кругозором и в военных вопросах. Он оказался также хорошим товарищем и умным
собеседником.
Таким образом, 18-ю армию возглавляли опытные, творческие руководители,
и это во многом обусловило ее действия, в частности в
Житомирско-Бердичевской наступательной операции.
Возвращаясь к действиям 38-й армии, отмечу, что, как показали пленные
из состава 19-й и 25-й танковых дивизий, наступление наших частей было для
них неожиданным, а артиллерийский удар настолько сильным, что не только в
полосе прорыва, но и на прилегающих участках солдаты, устрашенные залпами
гвардейских минометов, покинули свои позиции и бежали. \222\
Атакующие части двигались вперед, не встречая серьезного сопротивления,
с темпом 2- 3 км в час. Только во второй половине дня на рубеже Брусилов,
Соловьевка, Турбовка противник попытался организовать оборону. Создав там
отдельные очаги сопротивления, он предпринимал контратаки, однако
изолированные, слабо управляемые, силами до батальона пехоты с 8-10 танками.
Лишь в районе Соловьевки в контратаке врага участвовало до 30 танков. Но они
не достигли цели.
Операция протекала успешно. Правда, в результате короткого декабрьского
дня часть задач не удалось выполнить до конца. Атакующие только успели
подойти к намеченному рубежу. Брусилов и лес южнее не были очищены от
противника. Соловьевка была занята только частично. В известной мере это
объяснялась также опозданием с вводом в бой 183-й стрелковой дивизий,
составлявшей второй эшелон 74-го стрелкового корпуса, а также недостаточной
мобильностью 335-й стрелковой дивизии при маневрировании.
С наступлением темноты я приказал войскам закрепиться на достигнутых
рубежах, а частью сил продолжать выполнение задачи дня. В 1 час 30 минут был
освобожден от противника Брусилов, а вслед за ним и остальная часть
населенного пункта Соловьевка.
Поскольку затронут вопрос о недостатках первого дня наступления,
следует отметить и самый существенный из них. Он состоял в том, что
введенная в прорыв 1-я танковая армия не вырвалась вперед и не повела за
собой пехоту, как того требовала директива фронта.
В целом же итоги первого дня боя в полосе 38-й армии были успешными.
Водотый; 3) Ходорков; 4) Соловьевка; 5) Корнин. В дивизиях и корпусах иметь
запас противотанковых мин на автомашинах.
8. Передовым отрядам придать противотанковые истребительные полки и
обеспечить отряды противотанковыми минами. \212\
9. В каждом наступающем батальоне иметь группы разграждения в составе
одного-двух отделений стрелков с саперами на каждый батальон. Боевую работу
групп разграждения прикрыть всеми видами огня.
10. Для уничтожения не подавленных артиллерией огневых точек противника
иметь штурмовые группы, действующие в тесном взаимодействии и вслед за
группами разграждения.
11. Войска держать в готовности к немедленному отражению танковых атак,
имея наготове все средства ПТО, в том числе и противотанковые мины,
используя всякую возможность для применения противотанковых мин в сочетании
с активными противотанковыми средствами.
12. Подготовить пехоту и танки к согласованным действиям и взаимопомощи
в звене танк-отделение-взвод. Обеспечить пехоту сигнальными средствами и в
первую очередь трассирующими пулями и ракетами.
13. На намеченных рубежах выхода войск и закрепления заранее определить
систему ПТО, группируя основные средства ПТО на направлениях вероятных
танковых атак противника.
14. Обход населенных пунктов, обороняемых противником, с флангов и тыла
считать обязательным и единственно правильным видом маневра, независимо от
силы сопротивления противника.
15. С целью увеличения активных штыков в роте изъять из стрелковых рот
50-мм минометы.
16. План действий и настоящие указания проработать на местности и по
карте: 20.12.43 командиры дивизий с командирами полков; 21.12.43 - командиры
полков с командирами батальонов; 22.12.43 - командиры батальонов с
командирами рот.
Задачу до бойца довести за два часа до наступления.
17. Готовность к наступлению проверить во всех звеньях к исходу
22.12.43, обратив особое внимание на знание задачи офицерским составом,
организацию взаимодействия, обеспеченность боеприпасами, управление и связь.
Командующий войсками 38 армии генерал-полковник Москаленко
Член Военного совета генерал-майор Епишев
Начальник штаба 38 армии генерал-майор Пилипенко"{129}.
Военный совет и штаб армии, весь командный и политический состав
соединений и частей тщательнейшим образом планировали и проводили подготовку
войск к предстоящему наступлению. Как теперь мне известно, такое мнение
сложилось и у генерал-лейтенанта В. С. Голубовского, который возглавлял
группу генералов, прибывшую в нашу армию для выполнения задания Маршала
Советского \213\ Союза Г. К. Жукова. Кстати, о характере этого задания тогда
я не знал, да и не спрашивал о нем. Помню, позвонили из штаба фронта,
передали распоряжение допустить эту группу к работе с документами,
обеспечить ей посещение войск. Приказ я выполнил. Вскоре В. С. Голубовский
со своими помощниками уехал, но впоследствии мы встретились вновь. Он
командовал 101-м стрелковым корпусом в составе 38-й армии.
После войны, знакомясь с архивными документами, я увидел донесение
генерала Голубовского от 19 декабря 1943 г. представителю Ставки Маршалу
Советского Союза Г. К. Жукову. Оказалось, что оно содержит оценку хода
подготовки 38-й армии к наступлению. Вот текст этого документа:
"Юрьеву{130}.
Согласно вашему личному указанию по предстоящим наступательным
действиям 38 А в течение 17-18 декабря с группой генералов, работающих со
мной, проделал следующее:
... Присутствовал на совещании командиров корпусов, дивизий и их
командующих артиллерией. Командарм дал полные и исчерпывающие указания по
подготовке к проведению предстоящих действий. В развитие указаний командарма
начальником штаба армии отдельно проведено совещание с начальниками штабов
соединений и командующим артиллерией армии (Лихачев) - с артиллерийскими
начальниками.
В период 1-15 декабря части армии получили пополнение, в основном из
мобилизованного местного населения освобожденной территории, общим
количеством 18000 человек в возрасте 18-45 лет.
Численный состав соединений, проверенный мною на сегодня:
74 ск - дивизии доведены до 6900 человек, 21 ск - состав дивизий
4500-5000 человек и 17 гв. ск - 5000-6000 человек. К доукомплектованию 21 и
17 гв. ск меры приняты... Укомплектованность артиллерийских частей и
подготовленность в специальном отношении - благополучно.
В течение ближайших 2-3 дней буду заниматься непосредственно в войсках
по проверке всех вопросов, связанных с предстоящей боевой задачей армии".
В том же донесении генерал Голубовский писал: "Зимним обмундированием
армия обеспечена на 60%. Остро стоит вопрос с обувью для офицерского
состава. Автотранспортом соединения армии обеспечены недостаточно. Требуется
оказание помощи за счет фронта..."{131}
Перечитывая эти строки, я с благодарностью подумал об их авторе. Так
вот кто помог нам тогда в снабжении! Видимо, его объективная оценка
недостатков в снабжении армии немало способствовала тому, что наши довольно
обширные заявки не только \214\ на обувь и прочие виды довольствия, но и на
автотранспорт, вооружение и пополнение личным составом стали удовлетворяться
фронтом полностью и по первому требованию.
V
В ходе подготовки к наступлению много внимания мы уделили, как всегда,
распределению сил и средств.
В составе армии было три стрелковых корпуса - 17-й гвардейский генерала
А. Л. Бондарева, 21-й генерала Е. В. Бедина, а также 74-й генерала Ф. Е.
Шевердина, прибывший взамен 52-го, переданного 19 декабря в 18-ю армию
вместе с его полосой обороны. Корпуса имели по три стрелковые дивизии каждый
и располагались в линию, занимая полосу обороны общей протяженностью 25 км.
Главный удар наносили находившиеся справа 74-й и 17-й гвардейский корпуса,
которые получили участки прорыва по 3,5 км. Здесь мы сосредоточили основную
массу артиллерии и других средств усиления. В 74-м стрелковом корпусе
артиллерийская группировка составляла в среднем 193,8 орудий и минометов на
1 км фронта, а в 17-м гвардейском - 176,8. Для непосредственной поддержки
пехоты использовались 7-й, 9-й гвардейские и 39-й танковые полки. В полосах
этих корпусов после прорыва обороны противника вводилась в бой 1-я танковая
армия.
Слева же, где 21-й стрелковый корпус оборонял полосу в 18 км,
артиллерийская плотность была небольшая - 17,6 орудий и минометов на 1 км
фронта.
В движение были приведены почти все войска армии, за исключением
левофланговых. Дивизии 17-го гвардейского стрелкового корпуса рокировались
влево, создавая ударную группировку и освобождая участок для прибывших
соединений 74-го стрелкового корпуса.
В ближайшем тылу перемещалась к фронту 1-я танковая армия.
Местность в полосе 38-й армии была открытая, и противник мог обнаружить
перегруппировку войск и разгадать намерения нашего командования. К счастью,
этого не произошло. И в значительной мере потому, что перегруппировка войск,
согласно боевому приказу осуществлявшаяся с 20 по 23 декабря, производилась
в темное время суток. Кроме того, была установлена жесткая маскировочная
дисциплина.
Надо полагать, что все это способствовало скрытности наших
приготовлений. И противник на нашем участке продолжал обороняться, а в
районе Коростеня и Малина по-прежнему безрезультатно наступал, пытаясь
прорваться на восток и окружить части 60-й армии у населенного пункта
Мелени.
Ясное подтверждение тому, что передвижения войск фронта у Брусилова не
были обнаружены и не насторожили вражеское \215\ командование, мы получили
уже в ходе наступления. В штаб армии была доставлена разведчиками карта
противника, отражавшая его представление о группировке и положений наших
войск. Надо сказать, что она отчасти соответствовала действительности, но
лишь до перегруппировки. Изменений, происшедших в положении наших войск за
последние дни, карта не содержала. Это могло бы показаться маловероятным, но
решительный разгром вражеских танковых дивизий и стремительное продвижение
войск фронта лучше всего показывали внезапность нашего наступления для
противника.
Готовясь к наступлению, мы одновременно с перегруппировкой сил вели
разведку боем, осуществлявшуюся по плану штаба фронта одновременно во всех
армиях. Она началась 21 декабря в 15 часов. В тот день все дивизии первого
эшелона вели разведку боем усиленными стрелковыми ротами на второстепенных
направлениях. На следующий день она проводилась уже усиленными стрелковыми
батальонами, причем и на второстепенных и на главных направлениях. Так было
и 23 декабря, накануне наступления.
Разведка боем подтвердила, что противник продолжает занимать
обороняемый рубеж и располагает в тактической глубине подвижными танковыми
резервами. Как только наши отряды вклинивались в боевые порядки обороны, он
немедленно предпринимал контратаки танками и самоходными орудиями,
усиленными небольшим количеством пехоты. Из всего этого мы сделали
подтвердившийся вскоре вывод: недостаток пехоты вынудил противника усиливать
прочность обороны контратаками из глубины. В ходе разведки боем были
уточнены также начертание вражеского переднего края и цели для нашей
артиллерии.
У читателя может возникнуть вопрос: неужели даже трехдневная разведка
боем не насторожила немецко-фашистское командование и оно не догадалось о
готовности советских войск к наступлению?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к материалам,
показывающим, как оценивало обстановку вражеское командование.
Напомню, что противостоящими войсками командовал генерал-фельдмаршал
Манштейн, о котором другой ведущий гитлеровский генерал, Гудериан, сказал:
"Наш самый лучший оперативный ум"{132}. Возможно, в немецко-фашистском
генералитете он и был "лучшим", однако ведь оказался бит советскими
генералами и под Сталинградом, и под Курском, и на Левобережной Украине, и в
районе Киева. И немалую роль здесь играли просчеты гитлеровского "лучшего
оперативного ума" в оперативных и стратегических вопросах, в оценке
обстановки на фронте. \216\
Так было и на этот раз, о чем можно судить по собственным мемуарам
Манштейна. Правда, говоря о положении своей 4-й танковой армии в канун
рождества 1943 г., он уверял, будто ему "все же было ясно, что на этом
фланге группы армий снова собирается гроза" {133}. Однако это лишь фраза,
явно призванная оправдать задним числом ее автора. На самом же деле наше
наступление застало его врасплох, причем даже после того как оно уже
началось, Манштейн не имел ни малейшего представления о масштабах нашего
удара. "Первые донесения о начале наступления противника по обе стороны от
шоссе Киев-Житомир, - писал он, - я получил, находясь в 20 мотодивизии,
расположенной за угрожаемым участком фронта в резерве. Я хотел
присутствовать на рождественском празднике в ее полках. Вначале донесения не
содержали особо тревожных сведений"{134}.
Невольно подтвердив таким образом, что наступление началось внезапно
как для него лично, так и для войск 4-й танковой армии, он далее, также
помимо своей воли, обнаруживает и одну из причин этого.
Известно, что главная ударная группировка наших войск у Брусилова
состояла из 1-й гвардейской, 18-й и 38-й общевойсковых, 1-й и 3-й
гвардейской танковых армий. Манштейн же считал, что 3-я гвардейская танковая
армия находилась севернее, в полосе 13-й армии. Вот что писал он сам:
"Особенно опасным было то, что за этой армией, по-видимому,
сосредоточивалась 3 гвардейская танковая армия..."{135}
Не знал Манштейн и о том, что в нашу ударную группировку входила и 18-я
армия. И хотя она участвовала в наступлении с первого дня, вражескому
командованию стало известно о ней с большим опозданием. "Впоследствии, -
писал Манштейн, характеризуя обстановку "в последующие дни", т. е. спустя
несколько дней после начала нашего наступления в районе Брусилова, - в этой
группе стала отмечаться и 18 армия"{136}.
Все это не оставляет сомнений в том, что противник не имел
представления о действительных масштабах перегруппировки наших войск, а
следовательно, не знал и ее целей. Поэтому не вызывает удивления, что
разведка боем, проводившаяся нашими войсками в течение трех дней, не
насторожила врага в районе Брусилова. Вероятно, она была расценена как
стремление отвлечь внимание от главного направления, где готовился переход в
наступление.
Случайно ли так получилось? Нет, это был прямой результат
осуществляемой нами дезинформации противника. Я уже говорил о мерах в этой
области, предпринятых нашим \217\ командованием. Что же касается заблуждений
Манштейна относительно группировки правого крыла 1-го Украинского фронта, то
они также были вызваны мероприятиями нашего командования по
радиодезинформации.
В этом отношении большой интерес представляет следующее распоряжение
штаба фронта от 18 декабря:
"Командармам 13, 60.
С целью введения противника в заблуждение в отношении наших намерений
командующий войсками фронта приказал: командирам 13 и 60 провести
демонстративные действия в районах:
1. Командующему 13 армией в районе Ходаки, Хотиновка, Липляны, Медынова
Слобода, Сарновичи.
2. Командарму 60 в районе Перемога, Мелени, Чеповичи, Ксаверов.
3. В этих районах показать: а) подготовку большой операции с ударом на
запад и юго-запад, для чего показать сосредоточения крупных войск пехоты,
артиллерии и танков; б) показать до 20 дивизионных ложных радиосетей (по 10
на армию); в) показать сосредоточение танковой армии Рыбалко в районе
Ходаки, Стремингород, Медынова Слобода. Радиостанции прибудут от Рыбалко в
Каленское к утру 19.12.43; г) распустить слухи, что на всем фронте мы
перешли к жесткой обороне, а на коростеньском направлении будем наступать;
д) вести непрерывную разведку на фронте Коростень, Холоено, Шершни.
4. Эту ложную операцию провести в период с утра 19.12.43 г. до утра
26.12.43 г.
Боголюбов"{137}.
Наряду с этим войскам были даны указания, чтобы при перегруппировке все
радиостанции оставались на местах прежней дислокации и продолжали работать с
прежним режимом до начала наступления.
Теперь остается лишь сопоставить содержание цитируемого документа с
вышеприведенными оценками Манштейна, и становится очевидным, что наше
командование ввело в заблуждение противника, навязало ему желаемое для нас
ошибочное представление о силах фронта и их намерениях.
А вот еще один штрих, дополняющий картину проводившейся в широких
масштабах дезинформации гитлеровцев.
Как отмечалось выше, 19-22 декабря противник осуществлял контрудар
юго-восточнее Коростеня, стремясь окружить часть наших войск в районе
населенного пункта Мелени и затем наступать на киевском направлении.
Встретив решительное сопротивление наших войск, сопровождавшееся
контратаками танков и пехоты, вражеское командование пришло к выводу, \218\
что в районе Мелени сосредоточены крупные резервы наших войск и что оттуда
готовится удар на Житомир. Окончательно убедили гитлеровцев в этом все те же
дезинформационные мероприятия нашего командования.
И противник действовал именно так, как нужно было нам: решив, что
угрожаемым участком является район Мелени, он и не подумал перебрасывать
отсюда войска к Брусилову, где мы готовились нанести главный удар.
"Сопротивление русских, - писал Меллентин, говоря об обстановке в
районе Мелени, - становилось все более решительным, а 21 декабря они
предприняли неожиданные для нас по своей силе контратаки... Русские
оказались значительно сильнее, чем мы предполагали. Днем 21 декабря в наш
штаб была доставлена карта, найденная у убитого русского майора (карта была
подброшена нашей разведкой. - К. М.). К нашему удивлению, оказалось, что мы
пытались окружить у Мелени не менее трех танковых и четырех стрелковых
корпусов русских. Видимо, русские сосредоточили свои силы для крупнейшего
наступления от района Мелени на Житомир...
В 15. 00 нам стало известно, что у русских созвано большое совещание
командиров соединений. Этот факт, а также общая обстановка на нашем фронте
свидетельствовали о том, что русские меняют свой план действий. Было вполне
вероятно, что они откажутся от первоначального наступления на Житомир, а
сосредоточат свои усилия на уничтожении 48-го танкового корпуса. Исходя из
такой оценки, мы приняли решение перейти к обороне. 23 декабря мы оттянули
назад наши охватывающие противника фланги и вели оборонительные бои на всем
фронте..."
Далее писания Меллентина уже не имеют ничего общего с
действительностью, ибо он, призвав на помощь свою фантазию, уверяет, будто
бы таким путем 48-му танковому корпусу гитлеровцев "удалось упредить и в
значительной степени сорвать еще одно крупное наступление..."
На самом же деле на следующий день, 24 декабря, немецко-фашистское
командование поняло, что допустило очередной крупный оперативный просчет,
ибо в то время как 48-й танковый корпус вел бои у Коростеня с частями
Красной Армии, проводившими разведку, наши войска нанесли мощный удар в
районе Брусилова и смяли оборонявшийся там 24-й танковый корпус. И только
после этого "48-й танковый корпус получил приказ немедленно оставить позиции
у Мелени и совершить со своими тремя танковыми дивизиями стремительный марш
на юг для восстановления положения на прорванном участке фронта". \219\
Но было уже поздно. Мы в полной мере использовали внезапность нашего
наступления на брусиловском направлении. А то обстоятельство, что уже 24
декабря вражеское командование вынуждено было снять 48-й танковый корпус с
позиций у Мелени и перебросить его в полосу нашей 38-й армии, естественно,
резко ослабило сопротивление удару, нанесенному два дня спустя правым крылом
фронта. Но расскажу обо всем этом по порядку.
В директиве командующего фронтом на проведение Житомирско-Бердичевской
наступательной операции было сказано:
"... 2. Я решил: вначале разбить брусиловскую группировку... На двое
суток позднее главной операции... разгромить малин-радомышльскую
группировку..."
В соответствии с этим наступление главной ударной группировки, в которую входила и 38-я армия, началось 24 декабря. Еще накануне мы были извещены о том, что штурмовая и бомбардировочная авиация нанесут удар по позициям противника в 9 часов 5 минут, а десятью минутами позже залпами гвардейских минометов и огнем всех артиллерийских и минометных средств начнется артиллерийская подготовка. Она планировалась продолжительностью в 90 минут, но атака пехоты и танков непосредственной поддержки пехоты должна была начаться на пятьдесят первой минуте. Это делалось для того, чтобы в момент перехода артиллерии к сопровождению атаки пехоты и танков не было паузы или изменения режима огня и, следовательно, чтобы противник, находясь в укрытиях, не мог определить начало нашей атаки.
И вот наступил назначенный день... \220\
Тишина декабрьского утра внезапно была как бы расколота залпом
гвардейских минометных частей. Впереди, там, где находился противник, земля
вздрогнула от мощного удара. И еще не утих грохот разрывов, как загремела
наша артиллерия.
Так начался для гитлеровцев канун третьего, последнего, рождества,
проведенного ими на советской земле. Первый раз, в 1941 г., Советские
Вооруженные Силы испортили захватчикам праздник, громя их под Москвой.
Второе рождество фашисты встретили в окружении под Сталинградом, тщетно
мечтая вырваться из кольца наших войск. И теперь, в декабре 1943 г., над
ними вновь занесла карающую руку Красная Армия. Но пенять им было не на
кого. Незваные, они принесли советскому народу горе и неслыханные жертвы. Но
настал час расплаты, и пусть теперь жестокий враг сполна получит отмщение.
Так думал я, выслушивая в тот час доклады о результатах авиационной и
артиллерийской подготовки. Они были весьма эффективны: огневая система
противника на переднем крае и в ближайшей глубине оказалась подавлена, а
основная масса огневых средств уничтожена. Тактическая зона обороны врага в
полосе только 38-й армии была уже в тот день прорвана на 20 км по фронту и
до 12 км в глубину. Таких же успехов достигли 1-я гвардейская и 18-я армии
под командованием генерал-полковников А. А. Гречко и К. Н. Леселидзе.
Андрей Антонович Гречко принял 1-ю гвардейскую армию всего лишь за 9
дней до начала наступления. Причем, как отмечено выше, он вступил в
командование ею в неблагоприятной обстановке. В течение девяти дней А. А.
Гречко организовал оборону восточного берега р. Тетерев, подготовил и
осуществил прорыв в юго-западном направлении. Под его руководством войска
армии форсировали реку и на третий день наступления вновь овладели
оставленным ими 13 декабря Радомышлем. Успешно действовали они и при
разгроме житомирско-бердичевской группировки противника. \221\
В декабре 1943 г. к нам на киевский плацдарм из резерва Ставки ВГК
прибыла 18-я армия. Она сразу же приняла участие в отражении вражеских
ударов, а затем в наступлении, начавшемся 24 декабря, вошла в состав ударной
группировки фронта.
Хорошо запомнился мне командующий 18-й армией энергичный,
жизнерадостный генерал-полковник К. Н. Леселидзе. Сам он был всегда в
движении, и в полевом управлении его армии работа кипела. Наше знакомство
началось заочно: как-то пришла на мое имя посылка с фруктами и вином, и
оказалось, что это К. Н. Леселидзе делился с соседями-командармами дарами
своей родной земли - солнечной Грузии. Так делал он не раз. Личное
знакомство с ним, состоявшееся незадолго до Житомирско-Бердичевской
операции, оставило во мне чувство глубокой симпатии к этому замечательному
человеку, талантливому военачальнику. Ему не суждено было дожить до победы.
Скоропостижная смерть унесла его в могилу, оставив нам лишь светлые
воспоминания о нем.
Под стать командующему были член Военного совета генерал-майор С. Е.
Колонин, а также начальник политотдела полковник Л. И. Брежнев.
Помнится мне, что при передаче нами части полосы предстоящего
наступления прибывшей с Северного Кавказа 18-й армии я впервые встретился с
Л. И. Брежневым. Он прибыл к нам вместе с представителями своей армии,
которых мы ознакомили с передаваемыми ей дивизиями 52-го стрелкового
корпуса. В свою очередь от них мы узнали о состоянии 74-го стрелкового
корпуса, взамен передаваемого в состав нашей армии.
В ходе общей беседы, а затем и в узком кругу Леонид Ильич высказал
удовлетворение тем, что войска армии прибыли в состав 1-го Украинского
фронта, действующего на важном стратегическом направлении. Из этой же беседы
мы узнали, что он вместе с армией участвовал во всех оборонительных и
наступательных операциях на Северном Кавказе. Мне понравилась его простота,
смелость и решительность суждений и действий. Одним словом, мы поняли, что в
лице Леонида Ильича имеем дело с отличным организатором
партийно-политической и идейно-воспитательной работы, обладавшим широким
кругозором и в военных вопросах. Он оказался также хорошим товарищем и умным
собеседником.
Таким образом, 18-ю армию возглавляли опытные, творческие руководители,
и это во многом обусловило ее действия, в частности в
Житомирско-Бердичевской наступательной операции.
Возвращаясь к действиям 38-й армии, отмечу, что, как показали пленные
из состава 19-й и 25-й танковых дивизий, наступление наших частей было для
них неожиданным, а артиллерийский удар настолько сильным, что не только в
полосе прорыва, но и на прилегающих участках солдаты, устрашенные залпами
гвардейских минометов, покинули свои позиции и бежали. \222\
Атакующие части двигались вперед, не встречая серьезного сопротивления,
с темпом 2- 3 км в час. Только во второй половине дня на рубеже Брусилов,
Соловьевка, Турбовка противник попытался организовать оборону. Создав там
отдельные очаги сопротивления, он предпринимал контратаки, однако
изолированные, слабо управляемые, силами до батальона пехоты с 8-10 танками.
Лишь в районе Соловьевки в контратаке врага участвовало до 30 танков. Но они
не достигли цели.
Операция протекала успешно. Правда, в результате короткого декабрьского
дня часть задач не удалось выполнить до конца. Атакующие только успели
подойти к намеченному рубежу. Брусилов и лес южнее не были очищены от
противника. Соловьевка была занята только частично. В известной мере это
объяснялась также опозданием с вводом в бой 183-й стрелковой дивизий,
составлявшей второй эшелон 74-го стрелкового корпуса, а также недостаточной
мобильностью 335-й стрелковой дивизии при маневрировании.
С наступлением темноты я приказал войскам закрепиться на достигнутых
рубежах, а частью сил продолжать выполнение задачи дня. В 1 час 30 минут был
освобожден от противника Брусилов, а вслед за ним и остальная часть
населенного пункта Соловьевка.
Поскольку затронут вопрос о недостатках первого дня наступления,
следует отметить и самый существенный из них. Он состоял в том, что
введенная в прорыв 1-я танковая армия не вырвалась вперед и не повела за
собой пехоту, как того требовала директива фронта.
В целом же итоги первого дня боя в полосе 38-й армии были успешными.