Страница:
соединений. Отказа от него, как достаточно ясно показано в приведенном
донесении, настоятельно потребовало изменение обстановки. И в этом решении,
на мой взгляд, отразилась одна из характерных черт полководческого таланта
Николая Федоровича Ватутина - уменье чутко улавливать малейшие изменения
обстановки, видеть в связи с этим дальнейшее развитие событий и
соответственно действовать, не останавливаясь и перед коренной перестройкой
ранее принятого плана.
Заслуживает внимания и сделанное в донесении замечание относительно
различия в методах действий на Воронежском и Центральном фронтах,
объяснявшееся особенностями обстановки. Здесь важно отметить два
обстоятельства: сопоставление возможностей сосредоточения артиллерии на
участках прорыва и особенно различие в силе ударов, нанесенных противником
по войскам двух фронтов.
Напомню, что полоса обороны Центрального фронта равнялась 306 км, а
Воронежского - 244 км. Первый имел в своем составе 11098 орудий и минометов
всех калибров, а второй-8697. Отсюда плотность орудий и минометов на 1 км
фронта соответственно была равна 36,3 и 35,6, т. е. была почти одинаковой на
обоих фронтах. Однако наряду с этим характер местности, по определению
военных советов фронтов и представителей Ставки Маршалов Советского Союза Г.
К. Жукова и А. М. Василевского, позволял противнику нанести удар на
Центральном фронте на участке в 95 км, что составляло 31% его полосы, а на
Воронежском - на участке в 164 км (67% полосы).
Важную роль на фоне этого играла первоначальная сила удара.
Сопоставление ее в двух немецко-фашистских группировках приводит к
заключению, что первоначальная сила удара была несравненно больше у
Манштейна, чем у Моделя. Первый ввел в сражение 5 июля шесть танковых
дивизий, а второй только две. К тому же Модель в связи с подготовкой к
наступлению войск \70\ Западного и Брянского фронтов из имевшихся шести
танковых и одной моторизованной дивизий не использовал для наступления
против войск Центрального 12-ю танковую и 10-ю моторизованную дивизии.
Подобного облегчения войска Воронежского фронта не испытали.
Из сказанного напрашивается вывод, что Воронежский фронт располагал
меньшими возможностями для концентрации сил и средств на предполагаемом
участке атаки противника, но отразил более мощный удар. Достичь этого
удалось маневром сил и средств с неатакованных участков фронта и
своевременным прибытием резервов Ставки ВГК.
В связи с этим важно иметь ясное представление и о различии в силах
вражеских группировок, нацеленных против войск Центрального и Воронежского
фронтов. Как указано выше, против южного фаса дуги Манштейн имел почти на
800 танков и самоходных орудий больше, чем Модель в районе Орла. Как это ни
странно, но до сих пор можно встретить утверждение, что различие в силах
было невелико, а потому нельзя считать его существенным и что противник
продвинулся на Центральном фронте на меньшую глубину, чем на Воронежском
вследствие неправильного распределения сил и средств в полосе последнего.
Об ошибочности такой точки зрения Маршал Советского Союза Г. К. Жуков
писал: "Так, Ставка и Генштаб считали, что наиболее сильную группировку
противник создает в районе Орла для действий против Центрального фронта. На
самом деле более сильной оказалась группировка против Воронежского фронта...
Этим в значительной степени и объясняется то, что Центральный фронт легче
справился с отражением наступления противника, чем Воронежский фронт"{48}.
Считаю себя обязанным дополнить сказанное им по данному вопросу. Тем
более, что при рассмотрении его обычно имеют в виду тот факт, что
командование Воронежского фронта, включив 50-километровую полосу 40-й армии
в участок вероятного наступления врага, лишило себя возможности создать
более плотную оборону в полосах 6-й и 7-й гвардейских армий.
Такое предположение ошибочно по целому ряду причин.
Оценивая возможное направление удара противника, командование
Воронежского фронта, конечно, учитывало, что кратчайший и наиболее удобный
путь к Курску, куда стремился враг, лежал вдоль шоссе через Обоянь. И именно
данное направление было прикрыто особенно прочно.
Но мог ли командующий фронтом ограничиться этим? Прав ли был бы он,
сделав заключение, что немецко-фашистское командование изберет кратчайшее
направление, хотя оно несомненно знает о подготовленной здесь наиболее
прочной обороне? Ответ \71\ на эти вопросы может быть только отрицательным.
Тем более, что фашистские танковые группировки, встречая упорное
сопротивление, всегда отказывались от лобовых атак и искали обходных путей.
Вот почему командование Воронежского фронта не ограничилось созданием
весьма прочной обороны в полосе только 6-й гвардейской армии и
сосредоточением здесь мощных средств усиления, а также 1-й танковой армии -
второго эшелона фронта. Наряду с этим оно приняло необходимые, диктуемые
обстановкой меры по организации отпора возможным попыткам врага прорвать
оборону справа или слева от кратчайшего направления, т. е. в полосах 40-й и
7-й гвардейской армий.
И обоснованность этих мер ни в малейшей степени не уменьшается тем, что
противник все же решил наступать на Курск вдоль шоссе.
Во-первых, это произошло в связи с появлением нового фактора -
переоценки противником наличия в составе его ударной группировки большого
количества тяжелых танков "пантера", "тигр" и мощных
самоходно-артиллерийских установок "фердинанд". Немецко-фашистское
командование считало их неуязвимыми и потому, изменив своей обычной тактике,
решилось наступать на участке с самой прочной обороной. Тем самым оно
рассчитывало не только прорваться к Курску на кратчайшем \72\ направлении,
но и отрезать при этом возможно большую часть войск двух наших фронтов, в
том числе и 40-ю армию.
Во-вторых, не следует забывать, что сосредоточение наибольших сил и
средств в полосе 6-й гвардейской армии как раз и подтверждает правильность
оценки командования фронта, ожидавшего главного удара именно там, где он и
был нанесен. Что же Касается полосы 40-й армии, то сосредоточенные здесь
войска и средства усиления предназначались не только для обороны на случай
обходного движения врага, но и для контрудара в юго-восточном направлении.
Такой контрудар был нами спланирован еще в период подготовки обороны.
Предусматривалось, что он будет нанесен после перехода противника в
наступление против 6-й гвардейской армии: Нацеленный на Черкасское, т. е.
под основание предполагаемого прорыва, он мог сыграть важную роль при
разгроме наступавшей вражеской группировки.
Наш план был одобрен Н. Ф. Ватутиным, и мы тщательно подготовились к
его осуществлению в том случае, если оправдается предположения о намерении
противника наступать левее нашей полосы. Когда же 5 июля именно так и
получилось, я отдал распоряжение дивизиям второго эшелона, танковым бригадам
и частям усиления сосредоточиться на левом фланге армии и быть в готовности
к нанесению контрудара.
Осуществить намеченное не удалось лишь потому, что обстановка
потребовала переброски значительной части сил 40-й армии в полосу прорыва,
т. е. на участок 6-й гвардейской армии. С 6 по 8 июля мы по приказанию
командующего фронтом направили туда три стрелковые дивизии - 184, 219 и
309-ю, две танковые и две артиллерийские бригады, два танковых, самоходный,
гаубичный, четыре истребительно-противотанковых и два гвардейских минометных
полка. Им выпала высокая честь совместно с войсками 6-й гвардейской и 1-й
танковой армий остановить наступление вражеской группировки, разгромить и
отбросить ее в исходное положение.
Таким образом, большая часть сил 40-й армии по существу послужила для
командования фронта крупным резервом, которым можно было в максимально
короткие сроки маневрировать непосредственно на поле боя, направляя его на
наиболее угрожаемые участки. Примером тому могут служить боевые действия
309-й стрелковой дивизии под командованием полковника Д. Ф. Дремина и 86-й
танковой бригады под командованием полковника В. С. Агафонова.
Как известно, наиболее яростную попытку прорваться к Обояни противник
предпринял 9 июля. В тот день, как я уже говорил, он бросил в атаку на узком
участке фронта до 500 танков. Фашистское командование создало здесь
небывалую плотность танков. Если в среднем она составляла до 50 на 1 км
фронта, то на отдельных участках превышала 100. Кроме того, в район \73\
боевых действий были брошены крупные силы авиации, сделавшие за день свыше
1500 самолето-вылетов.
Командование фронта своевременно вскрыло намерения врага и в свою
очередь создало на этом направлении сильную группировку артиллерии, танков и
основных сил 2-й воздушной армии. В числе других войск сюда и были
переброшены 309-я стрелковая дивизия, усиленная 869-м и 1244-м
истребительно-противотанковыми полками, и 86-я танковая бригада. Уже утром 9
июля они с ходу встали в оборону в районе к югу от развилки дорог, идущих из
Обояни на Белгород и на Ивню, за боевыми порядками 31-го танкового корпуса и
51-й гвардейской стрелковой дивизии.
Главный удар противник нанес вдоль шоссе в районе Новоселовки, на
участке двух последних соединений и оборонявшихся правее 3-го
механизированного корпуса и 67-й гвардейской стрелковой дивизии. К середине
дня гитлеровцам удалось прорвать фронт обороны; 3-й механизированный корпус
генерала С. М. Кривошеина, а также 31-й танковый корпус генерала Д. X.
Черниенко и 51-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Н. Т.
Таварткиладзе отошли за боевые порядки 309-й стрелковой дивизии.
Вместе с ними она и приняла на себя последующие удары врага. Ее 959-й
стрелковый полк, будучи атакован, оказался несколько оттесненным на север.
Но опытный командир полка \74\ полковник Ф. Г. Мащенко, не однажды за время
войны побывавший в опасной обстановке, тут же организовал контратаку. После
ожесточенного боя противник, понеся потери, был отброшен в исходное
положение.
Успешно отразили вражеские атаки и остальные полки дивизии. Бойцы умело
отсекали пехоту от танков и уничтожали их. На рубеже, занятом 309-й и
соседними стрелковыми дивизиями, враг не прошел. За день он потерял здесь
много танков, исчерпал свои резервы и потерпел полный крах.
Оборонявшаяся правее 86-я танковая бригада прошла славный боевой путь в
составе 40-й армии и особо отличилась в наступательных операциях
предшествующей зимой. Я хорошо знал многих ее воинов и тогдашнего командира
бригады подполковника В. Г. Засеева, павшего смертью храбрых в боях за
Харьков. Теперь ее возглавлял столь же отважный и умелый командир полковник
В. С. Агафонов.
В первый же день вражеского наступления бригада вместе с другими
соединениями изготовилась к нанесению контрудара в направлении Черкасское,
однако затем была переброшена в район южнее Обояни. Там она заняла оборону,
оседлав дорогу Белгород-Обоянь, и также не допустила прорыва танковой лавы
противника. Танкисты вкопали свои боевые машины в землю и с места отразили
все вражеские атаки.
Наиболее отличились в этих ожесточенных боях экипажи командира танковой
роты 233-го танкового батальона капитана Н. Г. Губа, командиров танков
лейтенантов И. Е. Миляева, Н. В. Каюшкина, В. И. Голубчикова, командира
танкового взвода старшего лейтенанта Л. Г. Дударова. Каждый из них уничтожил
от двух до четырех танков врага. По одному танку подбили экипажи старших
лейтенантов П. В. Болотова и В. Е. Кравченко, лейтенантов А. М. Батрака, В.
А. Кулика, Н. Д. Колчина, младших лейтенантов Н. Ф. Заруба, И. И.
Абдукаримова и других{49}.
Боевые действия этих соединений, как и 184-й и 219-й стрелковых дивизий
со средствами усиления, также переброшенных \75\ из полосы 40-й армии на
обоянское направление, внесли ощутимый вклад в успешное отражение вражеской
попытки прорыва на Курск с юга. Это, как мы видели, отметил и генерал армии
Н. Ф. Ватутин в приведенном выше донесении Верховному Главнокомандующему.
Из данного документа и приведенных мною фактов видно, что даже
неатакованная 40-я армия своими основными силами и средствами, а также 38-я
армия частью сил участвовали в отражении вражеского наступления на
направлении главного удара. Это лишает всякой почвы утверждения о якобы не
использованных командованием Воронежского фронта возможностях применения
собственных сил для отпора врагу.
Остается, таким образом, вопрос о причине привлечения резервов Ставки к
борьбе с наступающим противником. И она ясна. Ибо в условиях, когда по
сравнению со своим правым соседом войска Воронежского фронта обладали
меньшей огневой силой, именно на них, как с полным основанием писал Н. Ф.
Ватутин, обрушился удар главных сил, участвовавших в операции "Цитадель".
Это подтверждается уже тем, что на южном фасе Курской дуги противник в
первый день нанес удар силами пяти корпусов, а на северном - трех.
Эти данные, ни в малейшей степени не снижающие значения замечательных
действий войск Центрального фронта по отражению удара фашистской группировки
и ее разгрому, в то же время свидетельствуют, что армии Воронежского фронта
победили врага, действуя в более трудных условиях. И знать это нужно, ибо мы
должны отдать должное всем, кто добыл грандиозную победу в Курской битве,
покрыв себя бессмертной славой.
* * *
Оборонительное сражение под Курском, подобно битве под Сталинградом,
вошло в историю военного искусства и Великой Отечественной войны как одно из
величайших в современной эпохе. Оно оказало огромное влияние на весь
последующий ход второй мировой войны в целом, нанесло смертельную рану
фашистскому зверю. \76\
Мечтая за четыре дня дойти до Курска, гитлеровцы не смогли прорвать и
половину наших оборонительных рубежей. Они захлебнулись в собственной крови
и вынуждены были отходить на те рубежи, с которых начали свое наступление.
Враг не смог получить ожидаемой свободы маневра.
Один из пленных, офицер-танкист, объяснял это следующим образом: "Наши
потери в танках огромны. Теряли мы танки не только от огня обороняющихся, но
и на минных полях. Мы никогда не ожидали, что русские могут столько
установить мин. Танкисты боялись действовать из-за минных полей, и это
повлияло в значительной мере на развертывание военных действий"{50}.
А начальник штаба вражеского 48-го танкового корпуса впоследствии
писал: "Русские совершенствовали оборону на вероятных направлениях нашего
прорыва. Весь район был буквально усеян минами... Ни одного минного поля, ни
одного противотанкового района не удавалось обнаружить до тех пор, пока не
подрывался на мине первый танк или не открывало огонь первое русское
противотанковое орудие"{51}.
К этому следует добавить, что и оборона, о которую разбилось
наступление противника, и мощный огонь, которым он был встречен, - все это
дело рук советских воинов. Это они сорвали предполагаемый победный марш
гитлеровцев, которым пришлось за каждый метр продвижения заплатить огромными
потерями.
Исключительно самоотверженно действовали, например, наши артиллеристы.
Они проявили бесстрашие и изобретательность в борьбе с противником. На их
долю пришлось свыше 60 процентов подбитых гитлеровских танков. Так как
снаряды противотанковых орудий не пробивали лобовой брони "тигров", то
расчеты, находясь со своими орудиями в укрытиях, пропускали фашистские
танки, а затем поражали их в борта и в кормовую часть.
Истребители танков не ждали, когда немецкие танки будут наступать на
участках обороны их подразделений и частей, а шли навстречу им. Они поражали
их противотанковыми гранатами или с помощью длинных шестов подводили
противотанковые мины под вражеские танки и подрывали последние. Когда в
первые дни боев было обнаружено, что фашисты отбуксировывают поврежденные
танки и, отремонтировав их, снова посылают в бой, то истребители танков с
запасом взрывчатки пробирались во вражеский тыл и добивали вражескую
технику, превращая ее в металлический лом.
Высокую оценку действиям наших войск в Курской битве дал Верховный
Главнокомандующий Маршал Советского Союза И. В. Сталин. В его приказе от 24
июля 1943 г. говорилось: "Проведенные бои по ликвидации немецкого
наступления показали \77\ высокую боевую выучку наших войск, непревзойденные
образцы упорства, стойкости и геройства бойцов и командиров всех родов войск
в том числе артиллеристов и минометчиков, танкистов и летчиков. Таким
образом, немецкий план летнего наступления нужно считать полностью
провалившимся. Тем самым разоблачена легенда о том, что немцы летом в
наступлении всегда одерживают успехи, а советские войска вынуждены будто бы
находиться в отступлении"{52}.
Родина высоко оценила мужество, стойкость, массовый героизм участников
Курской битвы. Свыше 100 тыс. солдат и офицеров награждены орденами и
медалями. Среди них было немало и воинов 40-й армии. Правда, многим из них
довелось, как уже сказано, сражаться не на тех участках, где они готовили
оборону, а на иных, за пределами полосы нашей армии. Но и там они показали,
что не потеряли даром ни одного часа в течение месяцев всесторонней
подготовки к отражению вражеского наступления.
Бывший фашистский генерал Гудериан писал впоследствии: "В результате
провала наступления "Цитадель" мы потерпели решительное поражение.
Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших
потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя... Само
собой разумеется, русские поспешили использовать успех. И уже больше на
Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к
противнику"{53}.
Итак, оборонительная операция закончилась крупным успехом войск Красной
Армии. На очереди была новая задача - контрнаступление. \78\
I
В нашем контрнаступлении под Курском летом 1943 г. 40-я армия получила,
несомненно, важную, но в общем сравнительно скромную задачу: активными
действиями обеспечить главную группировку войск Воронежского фронта,
наступавшую на левом крыле и в центре фронтовой полосы, от возможных ударов
противника справа, с северо-запада. Ход событий, однако, внес существенные
коррективы в этот план. Постепенно направление, на котором сражалась 40-я
армия, превратилось из второстепенного в главное. И в значительной мере это
было результатом решительных и успешных действий ее войск.
Но не будем забегать вперед.
В 1943 г. враг был еще силен. Поэтому не удивительно, что его 4-я
танковая армия и армейская группа "Кемпф", действовавшие против войск
Воронежского фронта в районе Харькова и Белгорода, после перехода к обороне
частично восполнили понесенные ими крупные потери. К 1 августа эти
группировки насчитывали 14 пехотных и 4 танковые дивизии. В их составе было
200 тыс. солдат и офицеров, свыше 3 тыс. орудий и минометов, 600 танков и
штурмовых орудий. С воздуха вражескую группировку обеспечивало около тысячи
самолетов.
Эти внушительные силы опирались на заранее подготовленную оборону.
Ее первая полоса глубиной 6-8 км имела три сильно укрепленные позиции.
На каждой были оборудованы опорные пункты и узлы сопротивления, соединенные
ходами сообщения. Опорные пункты имели значительное количество дзотов.
Вторая полоса представляла собой позицию глубиной 2-3 км. Между нею и
главной полосой проходила промежуточная позиция. Глубина всей тактической
зоны вражеской обороны составляла здесь 15- 18 км. Но это было далеко не
все. В период контрнаступления нашим войскам предстояло в районе
Белгородско-Харьковского выступа преодолеть семь оборонительных полос и два
кольцевых обвода, возведенных противником вокруг Харькова. Таким \79\
образом, общая глубина обороны противника достигала примерно 80-90 км.
Характер действий наших войск на этом направлении был определен
директивой Ставки, предписывавшей Воронежскому и Степному фронтам нанести
смежными флангами сильный удар из района северо-западнее Белгорода на
Богодухов, Валки, Нов. Водолага. Цель- рассечение группировки противника на
две части с последующим охватом и разгромом его основных сил в районе
Харькова.
О содержании этой директивы я узнал в конце июля на совещании,
проведенном представителем Ставки маршалом Г. К. Жуковым. Оно состоялось на
КП командующего 6-й гвардейской армией И. М. Чистякова. В его землянке в тот
день собрались все командармы Воронежского фронта. Вскоре прибыли Г. К.
Жуков и Н. Ф. Ватутин. Изложив цели наступления и указав намечаемое
направление главного удара войск фронта, представитель Ставки предложил
собравшимся высказать свои соображения относительно проведения операции.
Должен отметить, что о предстоявшем наступлении я, как и, несомненно,
каждый из участников совещания, задумывался не раз. Мне, в частности,
казалась заманчивой мысль нанести основными силами нашего фронта удар с
рубежа Краснополье, Солдатское в общем направлении на Ахтырку, Полтаву. По
моему мнению, это позволило бы нам охватить с запада всю
белгородско-харьковскую группировку противника и во взаимодействии с
войсками Степного и Юго-Западного фронтов окружить и уничтожить ее, т. е.
повторить Сталинград в еще более крупном масштабе.
Не скрою, эта идея была мне по душе и потому, что открывала перспективу
нанесения главного удара в полосе находившейся под моим командованием 40-й
армии. Иначе говоря, ей предстояло бы действовать не на вспомогательном, как
намечалось, а на главном направлении. И вот, когда мне было предоставлено
слово, я высказал свои соображения по плану операции. Однако предложение
перенести несколько западнее направление главного удара не было принято.
Внимательно выслушав меня, Г. К. Жуков ответил так:
- Сейчас у фронта не хватит сил для предлагаемого вами глубокого охвата
и окружения противника. Поэтому Верховный Главнокомандующий приказал бить
врага по голове, т.е., по его главным силам. А где они? Как известно, под
Белгородом. Там и ударим. Однако я согласен с вами в той части, что следует
усилить удар по противнику в полосе 40-й армии. С этой целью необходимо на
ее левом фланге, а не в полосе 6-й гвардейской армии, как намечалось ранее,
ввести в сражение свежую 27-ю армию.
Решение, конечно, было правильное. Ставка, как мне стало ясно, исходила
из стремления не давать противнику времени на дальнейшее усиление обороны. А
этого можно было достичь \80\ лишь в том случае, если планируемый удар
нанести как можно быстрее. Разгром противостоявших фашистских войск в
кратчайший срок должен был положить начало новому мощному наступлению
Красной Армии с целью изгнания оккупантов с советской земли.
Итак, в соответствии с директивой Ставки командующий Воронежским
фронтом принял решение нанести главный удар силами 6-й и 5-й гвардейских,
1-й танковой и 5-й гвардейской танковой армий. После разгрома
противостоявшей группировки противника предполагалось развить наступление
подвижными соединениями в общем направлении на Золочев, Валки, в обход
Харькова с запада. Действия главной ударной группировки фронта
обеспечивались справа ударом 40-й и 27-й армий.
Задача войск 40-й армии состояла в том, чтобы активными действиями на
правом крыле фронта сковать противника. Основными силами - двумя-тремя
стрелковыми дивизиями и танковым корпусом мы должны были прорвать вражескую
оборону на участке Теребрено, Липовые Балки и, развивая наступление в
Юго-Западном направлении, к исходу 10 августа выйти на рубеж Холодово,
Пархомовка, Белки, Тростянец. Там нам предстояло закрепиться, обеспечивая
правый фланг 27-й армии. Нашим же правым соседом по-прежнему была 38-я
армия, которая получила задачу активными действиями сковать противника на
72-километровом фронте от Снагости до Краснополья.
Приступив к подготовке наступательной операции, мы сразу же
почувствовали, как мало сил оставалось тогда у 40-й армии. Нам очень не
хватало теперь тех стрелковых дивизий и средств усиления, которые были нами
выделены в ходе оборонительного сражения для действий в полосах других
армий.
В конечном счете, однако, подготовка к предстоявшей наступательной
операции прошла успешно. Этому способствовало то, что мы получили на
усиление 2-й танковый корпус под командованием генерал-майора А. Ф. Попова.
Созданную нами ударную группировку можно было, таким образом, считать
довольно сильной, конечно, учитывая при этом вспомогательный характер
поставленной нам задачи.
К ее выполнению мы подготовились за несколько дней. Да и войска
Воронежского фронта в целом в такой же короткий срок завершили все
приготовления к контрнаступлению. В столь стремительном их осуществлении
сказался опыт, накопленный в предшествовавших действиях наших войск. В
особенности это относится к опыту зимы 1942/43 г. Войска Воронежского
фронта, например, в январе-феврале подготовили и успешно осуществили
несколько крупных наступательных операций - Острогожске-Россошанскую,
Воронежско-Касторненскую, Белгородско-Харьковскую.
Думается, нельзя не указать на это обстоятельство. Ведь описываемый
момент представлял собой завершение коренного перелома в ходе войны в пользу
донесении, настоятельно потребовало изменение обстановки. И в этом решении,
на мой взгляд, отразилась одна из характерных черт полководческого таланта
Николая Федоровича Ватутина - уменье чутко улавливать малейшие изменения
обстановки, видеть в связи с этим дальнейшее развитие событий и
соответственно действовать, не останавливаясь и перед коренной перестройкой
ранее принятого плана.
Заслуживает внимания и сделанное в донесении замечание относительно
различия в методах действий на Воронежском и Центральном фронтах,
объяснявшееся особенностями обстановки. Здесь важно отметить два
обстоятельства: сопоставление возможностей сосредоточения артиллерии на
участках прорыва и особенно различие в силе ударов, нанесенных противником
по войскам двух фронтов.
Напомню, что полоса обороны Центрального фронта равнялась 306 км, а
Воронежского - 244 км. Первый имел в своем составе 11098 орудий и минометов
всех калибров, а второй-8697. Отсюда плотность орудий и минометов на 1 км
фронта соответственно была равна 36,3 и 35,6, т. е. была почти одинаковой на
обоих фронтах. Однако наряду с этим характер местности, по определению
военных советов фронтов и представителей Ставки Маршалов Советского Союза Г.
К. Жукова и А. М. Василевского, позволял противнику нанести удар на
Центральном фронте на участке в 95 км, что составляло 31% его полосы, а на
Воронежском - на участке в 164 км (67% полосы).
Важную роль на фоне этого играла первоначальная сила удара.
Сопоставление ее в двух немецко-фашистских группировках приводит к
заключению, что первоначальная сила удара была несравненно больше у
Манштейна, чем у Моделя. Первый ввел в сражение 5 июля шесть танковых
дивизий, а второй только две. К тому же Модель в связи с подготовкой к
наступлению войск \70\ Западного и Брянского фронтов из имевшихся шести
танковых и одной моторизованной дивизий не использовал для наступления
против войск Центрального 12-ю танковую и 10-ю моторизованную дивизии.
Подобного облегчения войска Воронежского фронта не испытали.
Из сказанного напрашивается вывод, что Воронежский фронт располагал
меньшими возможностями для концентрации сил и средств на предполагаемом
участке атаки противника, но отразил более мощный удар. Достичь этого
удалось маневром сил и средств с неатакованных участков фронта и
своевременным прибытием резервов Ставки ВГК.
В связи с этим важно иметь ясное представление и о различии в силах
вражеских группировок, нацеленных против войск Центрального и Воронежского
фронтов. Как указано выше, против южного фаса дуги Манштейн имел почти на
800 танков и самоходных орудий больше, чем Модель в районе Орла. Как это ни
странно, но до сих пор можно встретить утверждение, что различие в силах
было невелико, а потому нельзя считать его существенным и что противник
продвинулся на Центральном фронте на меньшую глубину, чем на Воронежском
вследствие неправильного распределения сил и средств в полосе последнего.
Об ошибочности такой точки зрения Маршал Советского Союза Г. К. Жуков
писал: "Так, Ставка и Генштаб считали, что наиболее сильную группировку
противник создает в районе Орла для действий против Центрального фронта. На
самом деле более сильной оказалась группировка против Воронежского фронта...
Этим в значительной степени и объясняется то, что Центральный фронт легче
справился с отражением наступления противника, чем Воронежский фронт"{48}.
Считаю себя обязанным дополнить сказанное им по данному вопросу. Тем
более, что при рассмотрении его обычно имеют в виду тот факт, что
командование Воронежского фронта, включив 50-километровую полосу 40-й армии
в участок вероятного наступления врага, лишило себя возможности создать
более плотную оборону в полосах 6-й и 7-й гвардейских армий.
Такое предположение ошибочно по целому ряду причин.
Оценивая возможное направление удара противника, командование
Воронежского фронта, конечно, учитывало, что кратчайший и наиболее удобный
путь к Курску, куда стремился враг, лежал вдоль шоссе через Обоянь. И именно
данное направление было прикрыто особенно прочно.
Но мог ли командующий фронтом ограничиться этим? Прав ли был бы он,
сделав заключение, что немецко-фашистское командование изберет кратчайшее
направление, хотя оно несомненно знает о подготовленной здесь наиболее
прочной обороне? Ответ \71\ на эти вопросы может быть только отрицательным.
Тем более, что фашистские танковые группировки, встречая упорное
сопротивление, всегда отказывались от лобовых атак и искали обходных путей.
Вот почему командование Воронежского фронта не ограничилось созданием
весьма прочной обороны в полосе только 6-й гвардейской армии и
сосредоточением здесь мощных средств усиления, а также 1-й танковой армии -
второго эшелона фронта. Наряду с этим оно приняло необходимые, диктуемые
обстановкой меры по организации отпора возможным попыткам врага прорвать
оборону справа или слева от кратчайшего направления, т. е. в полосах 40-й и
7-й гвардейской армий.
И обоснованность этих мер ни в малейшей степени не уменьшается тем, что
противник все же решил наступать на Курск вдоль шоссе.
Во-первых, это произошло в связи с появлением нового фактора -
переоценки противником наличия в составе его ударной группировки большого
количества тяжелых танков "пантера", "тигр" и мощных
самоходно-артиллерийских установок "фердинанд". Немецко-фашистское
командование считало их неуязвимыми и потому, изменив своей обычной тактике,
решилось наступать на участке с самой прочной обороной. Тем самым оно
рассчитывало не только прорваться к Курску на кратчайшем \72\ направлении,
но и отрезать при этом возможно большую часть войск двух наших фронтов, в
том числе и 40-ю армию.
Во-вторых, не следует забывать, что сосредоточение наибольших сил и
средств в полосе 6-й гвардейской армии как раз и подтверждает правильность
оценки командования фронта, ожидавшего главного удара именно там, где он и
был нанесен. Что же Касается полосы 40-й армии, то сосредоточенные здесь
войска и средства усиления предназначались не только для обороны на случай
обходного движения врага, но и для контрудара в юго-восточном направлении.
Такой контрудар был нами спланирован еще в период подготовки обороны.
Предусматривалось, что он будет нанесен после перехода противника в
наступление против 6-й гвардейской армии: Нацеленный на Черкасское, т. е.
под основание предполагаемого прорыва, он мог сыграть важную роль при
разгроме наступавшей вражеской группировки.
Наш план был одобрен Н. Ф. Ватутиным, и мы тщательно подготовились к
его осуществлению в том случае, если оправдается предположения о намерении
противника наступать левее нашей полосы. Когда же 5 июля именно так и
получилось, я отдал распоряжение дивизиям второго эшелона, танковым бригадам
и частям усиления сосредоточиться на левом фланге армии и быть в готовности
к нанесению контрудара.
Осуществить намеченное не удалось лишь потому, что обстановка
потребовала переброски значительной части сил 40-й армии в полосу прорыва,
т. е. на участок 6-й гвардейской армии. С 6 по 8 июля мы по приказанию
командующего фронтом направили туда три стрелковые дивизии - 184, 219 и
309-ю, две танковые и две артиллерийские бригады, два танковых, самоходный,
гаубичный, четыре истребительно-противотанковых и два гвардейских минометных
полка. Им выпала высокая честь совместно с войсками 6-й гвардейской и 1-й
танковой армий остановить наступление вражеской группировки, разгромить и
отбросить ее в исходное положение.
Таким образом, большая часть сил 40-й армии по существу послужила для
командования фронта крупным резервом, которым можно было в максимально
короткие сроки маневрировать непосредственно на поле боя, направляя его на
наиболее угрожаемые участки. Примером тому могут служить боевые действия
309-й стрелковой дивизии под командованием полковника Д. Ф. Дремина и 86-й
танковой бригады под командованием полковника В. С. Агафонова.
Как известно, наиболее яростную попытку прорваться к Обояни противник
предпринял 9 июля. В тот день, как я уже говорил, он бросил в атаку на узком
участке фронта до 500 танков. Фашистское командование создало здесь
небывалую плотность танков. Если в среднем она составляла до 50 на 1 км
фронта, то на отдельных участках превышала 100. Кроме того, в район \73\
боевых действий были брошены крупные силы авиации, сделавшие за день свыше
1500 самолето-вылетов.
Командование фронта своевременно вскрыло намерения врага и в свою
очередь создало на этом направлении сильную группировку артиллерии, танков и
основных сил 2-й воздушной армии. В числе других войск сюда и были
переброшены 309-я стрелковая дивизия, усиленная 869-м и 1244-м
истребительно-противотанковыми полками, и 86-я танковая бригада. Уже утром 9
июля они с ходу встали в оборону в районе к югу от развилки дорог, идущих из
Обояни на Белгород и на Ивню, за боевыми порядками 31-го танкового корпуса и
51-й гвардейской стрелковой дивизии.
Главный удар противник нанес вдоль шоссе в районе Новоселовки, на
участке двух последних соединений и оборонявшихся правее 3-го
механизированного корпуса и 67-й гвардейской стрелковой дивизии. К середине
дня гитлеровцам удалось прорвать фронт обороны; 3-й механизированный корпус
генерала С. М. Кривошеина, а также 31-й танковый корпус генерала Д. X.
Черниенко и 51-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Н. Т.
Таварткиладзе отошли за боевые порядки 309-й стрелковой дивизии.
Вместе с ними она и приняла на себя последующие удары врага. Ее 959-й
стрелковый полк, будучи атакован, оказался несколько оттесненным на север.
Но опытный командир полка \74\ полковник Ф. Г. Мащенко, не однажды за время
войны побывавший в опасной обстановке, тут же организовал контратаку. После
ожесточенного боя противник, понеся потери, был отброшен в исходное
положение.
Успешно отразили вражеские атаки и остальные полки дивизии. Бойцы умело
отсекали пехоту от танков и уничтожали их. На рубеже, занятом 309-й и
соседними стрелковыми дивизиями, враг не прошел. За день он потерял здесь
много танков, исчерпал свои резервы и потерпел полный крах.
Оборонявшаяся правее 86-я танковая бригада прошла славный боевой путь в
составе 40-й армии и особо отличилась в наступательных операциях
предшествующей зимой. Я хорошо знал многих ее воинов и тогдашнего командира
бригады подполковника В. Г. Засеева, павшего смертью храбрых в боях за
Харьков. Теперь ее возглавлял столь же отважный и умелый командир полковник
В. С. Агафонов.
В первый же день вражеского наступления бригада вместе с другими
соединениями изготовилась к нанесению контрудара в направлении Черкасское,
однако затем была переброшена в район южнее Обояни. Там она заняла оборону,
оседлав дорогу Белгород-Обоянь, и также не допустила прорыва танковой лавы
противника. Танкисты вкопали свои боевые машины в землю и с места отразили
все вражеские атаки.
Наиболее отличились в этих ожесточенных боях экипажи командира танковой
роты 233-го танкового батальона капитана Н. Г. Губа, командиров танков
лейтенантов И. Е. Миляева, Н. В. Каюшкина, В. И. Голубчикова, командира
танкового взвода старшего лейтенанта Л. Г. Дударова. Каждый из них уничтожил
от двух до четырех танков врага. По одному танку подбили экипажи старших
лейтенантов П. В. Болотова и В. Е. Кравченко, лейтенантов А. М. Батрака, В.
А. Кулика, Н. Д. Колчина, младших лейтенантов Н. Ф. Заруба, И. И.
Абдукаримова и других{49}.
Боевые действия этих соединений, как и 184-й и 219-й стрелковых дивизий
со средствами усиления, также переброшенных \75\ из полосы 40-й армии на
обоянское направление, внесли ощутимый вклад в успешное отражение вражеской
попытки прорыва на Курск с юга. Это, как мы видели, отметил и генерал армии
Н. Ф. Ватутин в приведенном выше донесении Верховному Главнокомандующему.
Из данного документа и приведенных мною фактов видно, что даже
неатакованная 40-я армия своими основными силами и средствами, а также 38-я
армия частью сил участвовали в отражении вражеского наступления на
направлении главного удара. Это лишает всякой почвы утверждения о якобы не
использованных командованием Воронежского фронта возможностях применения
собственных сил для отпора врагу.
Остается, таким образом, вопрос о причине привлечения резервов Ставки к
борьбе с наступающим противником. И она ясна. Ибо в условиях, когда по
сравнению со своим правым соседом войска Воронежского фронта обладали
меньшей огневой силой, именно на них, как с полным основанием писал Н. Ф.
Ватутин, обрушился удар главных сил, участвовавших в операции "Цитадель".
Это подтверждается уже тем, что на южном фасе Курской дуги противник в
первый день нанес удар силами пяти корпусов, а на северном - трех.
Эти данные, ни в малейшей степени не снижающие значения замечательных
действий войск Центрального фронта по отражению удара фашистской группировки
и ее разгрому, в то же время свидетельствуют, что армии Воронежского фронта
победили врага, действуя в более трудных условиях. И знать это нужно, ибо мы
должны отдать должное всем, кто добыл грандиозную победу в Курской битве,
покрыв себя бессмертной славой.
* * *
Оборонительное сражение под Курском, подобно битве под Сталинградом,
вошло в историю военного искусства и Великой Отечественной войны как одно из
величайших в современной эпохе. Оно оказало огромное влияние на весь
последующий ход второй мировой войны в целом, нанесло смертельную рану
фашистскому зверю. \76\
Мечтая за четыре дня дойти до Курска, гитлеровцы не смогли прорвать и
половину наших оборонительных рубежей. Они захлебнулись в собственной крови
и вынуждены были отходить на те рубежи, с которых начали свое наступление.
Враг не смог получить ожидаемой свободы маневра.
Один из пленных, офицер-танкист, объяснял это следующим образом: "Наши
потери в танках огромны. Теряли мы танки не только от огня обороняющихся, но
и на минных полях. Мы никогда не ожидали, что русские могут столько
установить мин. Танкисты боялись действовать из-за минных полей, и это
повлияло в значительной мере на развертывание военных действий"{50}.
А начальник штаба вражеского 48-го танкового корпуса впоследствии
писал: "Русские совершенствовали оборону на вероятных направлениях нашего
прорыва. Весь район был буквально усеян минами... Ни одного минного поля, ни
одного противотанкового района не удавалось обнаружить до тех пор, пока не
подрывался на мине первый танк или не открывало огонь первое русское
противотанковое орудие"{51}.
К этому следует добавить, что и оборона, о которую разбилось
наступление противника, и мощный огонь, которым он был встречен, - все это
дело рук советских воинов. Это они сорвали предполагаемый победный марш
гитлеровцев, которым пришлось за каждый метр продвижения заплатить огромными
потерями.
Исключительно самоотверженно действовали, например, наши артиллеристы.
Они проявили бесстрашие и изобретательность в борьбе с противником. На их
долю пришлось свыше 60 процентов подбитых гитлеровских танков. Так как
снаряды противотанковых орудий не пробивали лобовой брони "тигров", то
расчеты, находясь со своими орудиями в укрытиях, пропускали фашистские
танки, а затем поражали их в борта и в кормовую часть.
Истребители танков не ждали, когда немецкие танки будут наступать на
участках обороны их подразделений и частей, а шли навстречу им. Они поражали
их противотанковыми гранатами или с помощью длинных шестов подводили
противотанковые мины под вражеские танки и подрывали последние. Когда в
первые дни боев было обнаружено, что фашисты отбуксировывают поврежденные
танки и, отремонтировав их, снова посылают в бой, то истребители танков с
запасом взрывчатки пробирались во вражеский тыл и добивали вражескую
технику, превращая ее в металлический лом.
Высокую оценку действиям наших войск в Курской битве дал Верховный
Главнокомандующий Маршал Советского Союза И. В. Сталин. В его приказе от 24
июля 1943 г. говорилось: "Проведенные бои по ликвидации немецкого
наступления показали \77\ высокую боевую выучку наших войск, непревзойденные
образцы упорства, стойкости и геройства бойцов и командиров всех родов войск
в том числе артиллеристов и минометчиков, танкистов и летчиков. Таким
образом, немецкий план летнего наступления нужно считать полностью
провалившимся. Тем самым разоблачена легенда о том, что немцы летом в
наступлении всегда одерживают успехи, а советские войска вынуждены будто бы
находиться в отступлении"{52}.
Родина высоко оценила мужество, стойкость, массовый героизм участников
Курской битвы. Свыше 100 тыс. солдат и офицеров награждены орденами и
медалями. Среди них было немало и воинов 40-й армии. Правда, многим из них
довелось, как уже сказано, сражаться не на тех участках, где они готовили
оборону, а на иных, за пределами полосы нашей армии. Но и там они показали,
что не потеряли даром ни одного часа в течение месяцев всесторонней
подготовки к отражению вражеского наступления.
Бывший фашистский генерал Гудериан писал впоследствии: "В результате
провала наступления "Цитадель" мы потерпели решительное поражение.
Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших
потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя... Само
собой разумеется, русские поспешили использовать успех. И уже больше на
Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к
противнику"{53}.
Итак, оборонительная операция закончилась крупным успехом войск Красной
Армии. На очереди была новая задача - контрнаступление. \78\
I
В нашем контрнаступлении под Курском летом 1943 г. 40-я армия получила,
несомненно, важную, но в общем сравнительно скромную задачу: активными
действиями обеспечить главную группировку войск Воронежского фронта,
наступавшую на левом крыле и в центре фронтовой полосы, от возможных ударов
противника справа, с северо-запада. Ход событий, однако, внес существенные
коррективы в этот план. Постепенно направление, на котором сражалась 40-я
армия, превратилось из второстепенного в главное. И в значительной мере это
было результатом решительных и успешных действий ее войск.
Но не будем забегать вперед.
В 1943 г. враг был еще силен. Поэтому не удивительно, что его 4-я
танковая армия и армейская группа "Кемпф", действовавшие против войск
Воронежского фронта в районе Харькова и Белгорода, после перехода к обороне
частично восполнили понесенные ими крупные потери. К 1 августа эти
группировки насчитывали 14 пехотных и 4 танковые дивизии. В их составе было
200 тыс. солдат и офицеров, свыше 3 тыс. орудий и минометов, 600 танков и
штурмовых орудий. С воздуха вражескую группировку обеспечивало около тысячи
самолетов.
Эти внушительные силы опирались на заранее подготовленную оборону.
Ее первая полоса глубиной 6-8 км имела три сильно укрепленные позиции.
На каждой были оборудованы опорные пункты и узлы сопротивления, соединенные
ходами сообщения. Опорные пункты имели значительное количество дзотов.
Вторая полоса представляла собой позицию глубиной 2-3 км. Между нею и
главной полосой проходила промежуточная позиция. Глубина всей тактической
зоны вражеской обороны составляла здесь 15- 18 км. Но это было далеко не
все. В период контрнаступления нашим войскам предстояло в районе
Белгородско-Харьковского выступа преодолеть семь оборонительных полос и два
кольцевых обвода, возведенных противником вокруг Харькова. Таким \79\
образом, общая глубина обороны противника достигала примерно 80-90 км.
Характер действий наших войск на этом направлении был определен
директивой Ставки, предписывавшей Воронежскому и Степному фронтам нанести
смежными флангами сильный удар из района северо-западнее Белгорода на
Богодухов, Валки, Нов. Водолага. Цель- рассечение группировки противника на
две части с последующим охватом и разгромом его основных сил в районе
Харькова.
О содержании этой директивы я узнал в конце июля на совещании,
проведенном представителем Ставки маршалом Г. К. Жуковым. Оно состоялось на
КП командующего 6-й гвардейской армией И. М. Чистякова. В его землянке в тот
день собрались все командармы Воронежского фронта. Вскоре прибыли Г. К.
Жуков и Н. Ф. Ватутин. Изложив цели наступления и указав намечаемое
направление главного удара войск фронта, представитель Ставки предложил
собравшимся высказать свои соображения относительно проведения операции.
Должен отметить, что о предстоявшем наступлении я, как и, несомненно,
каждый из участников совещания, задумывался не раз. Мне, в частности,
казалась заманчивой мысль нанести основными силами нашего фронта удар с
рубежа Краснополье, Солдатское в общем направлении на Ахтырку, Полтаву. По
моему мнению, это позволило бы нам охватить с запада всю
белгородско-харьковскую группировку противника и во взаимодействии с
войсками Степного и Юго-Западного фронтов окружить и уничтожить ее, т. е.
повторить Сталинград в еще более крупном масштабе.
Не скрою, эта идея была мне по душе и потому, что открывала перспективу
нанесения главного удара в полосе находившейся под моим командованием 40-й
армии. Иначе говоря, ей предстояло бы действовать не на вспомогательном, как
намечалось, а на главном направлении. И вот, когда мне было предоставлено
слово, я высказал свои соображения по плану операции. Однако предложение
перенести несколько западнее направление главного удара не было принято.
Внимательно выслушав меня, Г. К. Жуков ответил так:
- Сейчас у фронта не хватит сил для предлагаемого вами глубокого охвата
и окружения противника. Поэтому Верховный Главнокомандующий приказал бить
врага по голове, т.е., по его главным силам. А где они? Как известно, под
Белгородом. Там и ударим. Однако я согласен с вами в той части, что следует
усилить удар по противнику в полосе 40-й армии. С этой целью необходимо на
ее левом фланге, а не в полосе 6-й гвардейской армии, как намечалось ранее,
ввести в сражение свежую 27-ю армию.
Решение, конечно, было правильное. Ставка, как мне стало ясно, исходила
из стремления не давать противнику времени на дальнейшее усиление обороны. А
этого можно было достичь \80\ лишь в том случае, если планируемый удар
нанести как можно быстрее. Разгром противостоявших фашистских войск в
кратчайший срок должен был положить начало новому мощному наступлению
Красной Армии с целью изгнания оккупантов с советской земли.
Итак, в соответствии с директивой Ставки командующий Воронежским
фронтом принял решение нанести главный удар силами 6-й и 5-й гвардейских,
1-й танковой и 5-й гвардейской танковой армий. После разгрома
противостоявшей группировки противника предполагалось развить наступление
подвижными соединениями в общем направлении на Золочев, Валки, в обход
Харькова с запада. Действия главной ударной группировки фронта
обеспечивались справа ударом 40-й и 27-й армий.
Задача войск 40-й армии состояла в том, чтобы активными действиями на
правом крыле фронта сковать противника. Основными силами - двумя-тремя
стрелковыми дивизиями и танковым корпусом мы должны были прорвать вражескую
оборону на участке Теребрено, Липовые Балки и, развивая наступление в
Юго-Западном направлении, к исходу 10 августа выйти на рубеж Холодово,
Пархомовка, Белки, Тростянец. Там нам предстояло закрепиться, обеспечивая
правый фланг 27-й армии. Нашим же правым соседом по-прежнему была 38-я
армия, которая получила задачу активными действиями сковать противника на
72-километровом фронте от Снагости до Краснополья.
Приступив к подготовке наступательной операции, мы сразу же
почувствовали, как мало сил оставалось тогда у 40-й армии. Нам очень не
хватало теперь тех стрелковых дивизий и средств усиления, которые были нами
выделены в ходе оборонительного сражения для действий в полосах других
армий.
В конечном счете, однако, подготовка к предстоявшей наступательной
операции прошла успешно. Этому способствовало то, что мы получили на
усиление 2-й танковый корпус под командованием генерал-майора А. Ф. Попова.
Созданную нами ударную группировку можно было, таким образом, считать
довольно сильной, конечно, учитывая при этом вспомогательный характер
поставленной нам задачи.
К ее выполнению мы подготовились за несколько дней. Да и войска
Воронежского фронта в целом в такой же короткий срок завершили все
приготовления к контрнаступлению. В столь стремительном их осуществлении
сказался опыт, накопленный в предшествовавших действиях наших войск. В
особенности это относится к опыту зимы 1942/43 г. Войска Воронежского
фронта, например, в январе-феврале подготовили и успешно осуществили
несколько крупных наступательных операций - Острогожске-Россошанскую,
Воронежско-Касторненскую, Белгородско-Харьковскую.
Думается, нельзя не указать на это обстоятельство. Ведь описываемый
момент представлял собой завершение коренного перелома в ходе войны в пользу