Страница:
пора, когда мы начали гнать захватчиков на запад. И хотя оставались суровыми
наши будни, а война продолжала уносить жизни боевых товарищей, новое чувство
жило в душе. То было радостное чувство торжествующей справедливости,
ощущение близящейся победы. Было оно столь могучим и всеобъемлющим, что на
любое трудное дело, на любую опасность шли наши воины с песней и веселой
шуткой. И с каждым новым успехом в борьбе с врагом росло и ширилось это
чувство, словно \376\ неиссякаемый родник, питавший неудержимый
наступательный порыв войск.
В обстановке огромного подъема готовились мы к наступлению. 24 июня
была получена директива Ставки на проведение операции, получившей
впоследствии наименование Львовско-Сандомирской. Командующий фронтом
приступил к перемещению сил и средств в соответствии с новым планом
перегруппировки, утвержденным им после возвращения из Москвы{238}.
38-я армия уходила в новую полосу с управлениями 67-го и 101-го
стрелковых корпусов, 70-й гвардейской, 121, 211, 241 и 305-й стрелковыми
дивизиями, а также частями усиления и тыловыми подразделениями.
Марш в район Тернополя мы начали 28 июня. Стрелковые войска шли пешим
порядком по заранее подготовленным маршрутам и только в ночное время.
Артиллерия усиления двигалась по другим дорогам также скрытно. Перевозка
боеприпасов, продовольствия и других материально-технических средств
осуществлялась автомобильным и гужевым транспортом. Чтобы представить ее
объем, отмечу, что только для переброски грузов армейской базы было
произведено около 4 тыс. рейсов автомашин.
Наибольшие трудности представлял путь через Днестр, так как переправы
имелись лишь в Устечко и Залещиках.
Проделав тяжелый, почти 200-километровый марш, 38-я армия к 7 июля
сосредоточилась в указанных нам предпозиционных районах.
В тот день завершилась и рокировка войск всего фронта, начавшаяся 26
июня. Таким образом, в течение более десяти дней почти на всем протяжении
фронта сменялись и передвигались войска, одни армии растягивали свои силы по
увеличившейся полосе, другие целиком покидали прежние позиции и занимали
новые.
Полностью передислоцировались из Станиславского выступа три армии -
наша 38-я, 4-я танковая и 1-я гвардейская танковая. Последняя
перегруппировывалась на правое крыло фронта для совместных действий с 3-й
гвардейской и 13-й армиями. Наконец, прибывала по железной дороге из резерва
Ставки 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова - второй эшелон фронта.
Командование фронта, несомненно, отдавало себе отчет в том, что столь
крупная перегруппировка могла быть раскрыта противником. Это видно из того,
что одновременно осуществлялись маскировочные мероприятия в полосах 1-й
гвардейской и 18-й армий. Здесь имитировалось сосредоточение ударной
группировки в составе двух общевойсковых, двух танковых армий и танкового
\377\ корпуса. Для этого были изготовлены и применены макеты 453 танков, 612
орудий, 200 автомашин.
Однако, как мы увидим далее, принятые меры оказались недостаточными.
Противник, давно ожидавший нашего наступления на юге, систематически
забрасывал парашютистов с рациями. Активизировалась и агентура гитлеровцев -
националистическое подполье в западных областях Украины. И хотя действия и
тех и других решительно пресекались, все же, очевидно, некоторые данные о
подготовке наступления поступали к вражескому командованию, и оно усиленно
готовилось к отражению удара 1-го Украинского фронта.
Здесь необходимо указать еще на одно важное обстоятельство. Планы
немецко-фашистского командования на лето и осень 1944 г. носили
оборонительный характер. Перед лицом неминуемо надвигавшейся катастрофы
гитлеровская клика стремилась выиграть время в надежде на то, что среди
стран антигитлеровской коалиции начнется раскол. Именно это подразумевал
Кейтель, когда он впоследствии, в июне 1945 г., сказал допрашивавшим его
советским офицерам: "С лета 1944 г. я понял, что военные уже сказали свое
слово и не могут оказать решающего воздействия - дело оставалось за
политикой..."{239} \378\
В соответствии с этими надеждами был избран и метод действий на
советско-германском фронте - стратегическая оборона. Были определены
вероятные направления наступления советских войск, после чего там заранее
подготовили оборонительные рубежи и сосредоточили крупные группировки войск.
При этом враг допустил огромный просчет, вытекавший из неправильной
оценки возможностей и намерений советского командования. Противник
предполагал, что главный удар в летне-осенней кампании 1944 г. Красная Армия
нанесет на юго-западном направлении, между Припятью и Черным морем. Поэтому
там, на львовском и бухарестском направлениях, гитлеровское командование и
сосредоточило свои главные силы - 45 % - лехотных и 73% танковых и
моторизованных дивизий{240}.
Начальник штаба верховного главнокомандования фашистской Германии
генерал-фельдмаршал Кейтель, оценивая стратегическую обстановку, говорил в
мае 1944 г. на совещании командующих армиями Восточного фронта: "На
Восточном фронте положение стабилизировалось. Можно быть спокойным, так как
русские не скоро могут начать наступление. Исходя из данных перегруппировки
сил противника и общего военного и политического положения, надо считать,
что русские, вероятно, свои главные \379 силы сконцентрируют на южном
участке фронта. Они теперь не в состоянии одновременно вести бои на
нескольких главных направлениях..."{241}
Эту оценку подтвердил позднее на Нюрнбергском процессе возглавлявший
штаб оперативного руководства Иодль: "Мы предполагали, что удар со стороны
русских последует на южном участке, а именно в направлении румынской нефти,
поэтому основное количество танковых дивизий и было сосредоточено нами в
районе южных групп армий..."{242}
Что касается белорусского направления, где в действительности готовился
главный удар Красной Армии, то здесь обстановка не внушала противнику
опасений. В трофейном "Бюллетене оценок положения противника на Восточном
фронте" от 13 июня 1944 г. заявлялось, что готовящиеся наступательные
действия советских войск "...против группы армий... "Центр" имеют цель
ввести в заблуждение германское командование относительно направления
главного удара и оттянуть резервы из района между Карпатами и
Ковелем..."{243} Вот почему 21 из имевшихся на 1 июня на советско-германском
фронте 30 танковых и моторизованных дивизий противника была сосредоточена в
группах армий "Северная Украина" и "Южная Украина". Южнее Припяти находились
три из четырех танковых и моторизованных дивизий, имевшихся в резерве
главного командования сухопутных войск (ОКХ).
Напомню, что в войну и до войны имели место просчеты и с нашей стороны.
Так, мы предполагали, что в случае нападения на нашу страну
немецко-фашистские войска нанесут главный удар на киевском направлении. Там
и создавалась нами основная группировка войск. Между тем враг нанес главный
удар на московском стратегическом направлении.
Но просчет просчету рознь. Во-первых, ошибка в оценке намерений тогда
еще потенциального противника была допущена до начала войны. Во-вторых, мы
располагали временем и возможностями для исправления просчета. Вражеское же
командование допустило большой просчет на исходе третьего года войны, не
имея ни времени, ни возможностей для исправления ошибки. В результате были
сорваны гитлеровские планы затяжки войны.
Советское командование, со своей стороны, немало сделало для того,
чтобы ввести противника в заблуждение. После весенних операций 1944 г. все
шесть танковых армий, т. е. наиболее мощные подвижные объединения, были
оставлены в районе южнее р. Припять. Лишь 5-я гвардейская танковая армия в
последних числах мая была переброшена в район западнее Смоленска. \380\
Причем противник не заметил ее передислокации, осуществлявшейся
одновременно с ложным сосредоточением войск северо-восточнее Кишинева.
В Красной Армии имелись не только танковые армии, но и отдельные
танковые и механизированные корпуса. Часть из них была в первую очередь
доукомплектована личным составом и боевой техникой и сосредоточена на
белорусском направлении.
Последнее относится также к общевойсковым армиям, которые тогда или
впоследствии вошли в состав Белорусских фронтов. Так было, например, с 28-й
армией. В конце марта 1944 г., после освобождения г. Николаева, она была
выведена из состава 3-го Украинского фронта в резерв Ставки ВГК, в
кратчайший срок доукомплектована и к началу Белорусской операции находилась
уже в районе Бобруйска в составе 1-го Белорусского фронта. В район Смоленска
были переброшены после уничтожения крымской группировки противника 2-я
гвардейская и 51-я армии, также предварительно доукомплектованные.
Таким образом, упустив подготовку Белорусских фронтов к наступлению,
противник пристально следил за советскими войсками южнее Припяти. В этом
заключалась основная причина того, что последовавшее в июле наступление 1-го
Украинского фронта не явилось неожиданностью для врага.
Как нам стало известно уже в ходе наступления, 16 июля, Гитлер, за
несколько дней до того издал специальный приказ противостоявшим 1-му
Украинскому фронту войскам группы армий "Северная Украина", заявив, что
"противник в настоящее время готов к наступлению, в связи с чем предстоят
тяжелые боевые дни". "Фюрер" требовал любой ценой удержать позиции.
Любопытно, что при этом он писал в том же приказе: "Дивизия, которая в
случае прорыва русских не предпримет немедленных контратак с целью
ликвидации брешей и удержания своих позиций до последнего солдата,
подвергает опасности многие другие части..."{244}
Как видим, даже в ходе разгрома войск группы армий "Центр"{245}
противник придавал особенно важное значение мероприятиям по отражению
предстоящего удара наших войск южнее Припяти. И усиленно к этому готовился.
Таким образом, можно констатировать, что начавшаяся в первые дни
Белорусской наступательной операции перегруппировка войск 1-го Украинского
фронта способствовала тому, что немецко-фашистское командование утвердилось
еще на некоторое время в своей ошибочной оценке. И это, с одной стороны,
дало Красной Армии дополнительные преимущества при разгроме \381\ группы
армий "Центр", но, с другой-в известной мере осложнило задачу советских
войск на юго-западном направлении, где противник продолжал держать свои
главные силы.
III
Здесь, на юге, враг в предшествовавший нашему наступлению период
развернул и наиболее обширные оборонительные работы. Впоследствии, когда мы
прорвали фашистскую оборону, знакомясь с ее характером, я невольно вспомнил
Курскую битву. Создавалось впечатление, что нашу оборону, о которую летом
1943 г. разбилось последнее крупное наступление немецко-фашистских войск,
они попытались скопировать ныне, год спустя.
О многом подумалось в связи с этим.
Гитлер и его клика вели агрессивную, захватническую войну с целью
завоевания мирового господства. Орудием осуществления этих планов являлась
прежде всего немецко-фашистская армия, которая должна была громить,
разрушать, покорять. Места для обороны в гитлеровских планах не оставалось,
поэтому в вермахте вопросами ее организации ни в теоретическом, ни в
практическом плане никто не занимался.
Когда же гитлеровская армия встретила отпор в битве под Москвой, где
была разгромлена ее ударная группировка, она была вынуждена перейти к
стратегической обороне. Но и тогда захватчики не создали прочной, глубоко
эшелонированной обороны. Гитлер и его генералитет считали, что переход к
оборонительным действиям - явление для них случайное, временное, и
готовились с весны вновь начать наступление, надеясь на этот раз сокрушить
сопротивление Красной Армии и победоносно закончить войну.
Даже после Сталинграда они все еще рассчитывали сначала на реванш, а
затем на разгром советских войск под Курском. Однако уже тогда им пришлось
приступить к строительству оборонительных рубежей.
И лишь стремительным наступлением Красной Армии, не оставлявшим
противнику ни времени, ни сил для создания действительно прочной обороны,
можно объяснить то, что у него не оказалось ее ни на Левобережной Украине,
ни даже на Днепре. Конечно, оборонительные работы врагом велись повсюду, где
это было возможно, но мощь этих сооружений, в частности оборонительного вала
на Днепре, была завышена геббельсовской пропагандой с целью воодушевить
немецко-фашистские войска и устрашить Красную Армию.
Но если создание оборонительных рубежей противником, в частности на.
Днепре, в какой-то степени было осуществлено, то попытка устрашить и
остановить советские войска потерпела полный провал, ибо Вооруженные Силы
СССР накопили \382\ огромный опыт прорыва вражеского фронта, подтверждавший,
что неприступных оборонительных сооружений не бывает. Детище Великой
Октябрьской социалистической революции, Красная Армия была и в Великую
Отечественную войну достойной наследницей славных боевых традиций времен
взятия Перекопа.
Авантюристические руководители фашистского рейха не понимали этого. И
потому пытались запугать нас действительными и мнимыми валами, остановить
наше наступление массированными ударами танков и авиации.
Но ни комбинация этих средств, ни маневр силами и средствами, ни любые
иные их старания не давали желаемых результатов. Красная Армия, ломая
сопротивление, неудержимо двигалась на запад. И вот теперь, когда гитлеровцы
потеряли захваченные ими на юге нашей страны территории, когда советские
войска готовились перешагнуть границы и идти дальше, к логову фашистского
зверя, вражеское командование искало спасения в попытках создать
действительно мощную оборону по образцу войск Центрального и Воронежского
фронтов на Курской дуге.
Идея глубоко эшелонированной противотанковой обороны, рожденная
советским военным искусством и блестяще примененная в Курской битве,
обеспечила тогда осуществление целей и задач, поставленных нашим
командованием.
Ныне же именно Модель, который вместе с Манштейном возглавлял ударные
группировки войск, участвовавших в операции "Цитадель" и безнадежно
увязавших в нашей обороне под Курском, тщился под Львовом взять реванш,
позаимствовав те самые методы Красной Армии, которые привели к провалу
наступления немецко-фашистских войск летом 1943 г. Из этой затеи ничего не
вышло, хотя фашистскому командованию, развернувшему еще в апреле усиленные
работы по сооружению укреплений, до некоторой степени удалось создать
глубоко эшелонированную и хорошо подготовленную оборону.
К началу наступления 1-го Украинского фронта противостоявшие войска
подготовили оборонительные рубежи общей глубиной до 240 км. Основное
внимание было обращено на инженерное оборудование и обеспечение войсками
трех полос, глубина которых составляла 40-50 км. Кроме того, города
Грубешув, Рава-Русская, Львов, Галич, Станислав и другие были превращены в
мощные узлы обороны.
Особенно сильно был укреплен Львов. Вокруг него были построены внешний
и внутренний оборонительные обводы, прикрывавшие город с севера, востока и
юго-востока.
Главная полоса обороны глубиной до 6 км была обильно оборудована
инженерными сооружениями, в том числе дзотами. Она имела к началу операции
три-четыре сплошные траншеи полного профиля, соединенные ходами сообщения,
которые одновременно являлись отсечными позициями. \383\
Чтобы получить хотя бы общее представление о вражеской обороне, следует
учесть особенности местности к западу от рубежа, занимаемого нашими
войсками.
Она изобилует возвышенностями и глубокими оврагами. Высота отдельных
холмов достигает 300 м. К югу от линии Тернополь, Николаев ее пересекают
многочисленные притоки Днестра. Наиболее значительные из них Стрыпа, Золотая
Липа, Гнилая Липа, текущие в меридиональном направлении. Ширина их
составляет до 50 м, глубина - до 3 м. Берега крутые, обрывистые, широкие
поймы заболочены. Реки в сочетании с окружающим рельефом представляют
серьезные препятствия, ограничивающие действия подвижных соединений,
наступающих с востока на запад.
Таким образом, характер местности благоприятствовал созданию прочной
обороны.
Кроме того, нужно иметь в виду, что грунтовых дорог на территорий, где
развернулись боевые действия войск фронта, было достаточно, а
улучшенных-меньше, причем особенно не хватало сквозных маршрутов. К тому же
железнодорожная сеть в районе действий противника была более развитой и
полностью обеспечивала все потребности групп войск "Северная Украина".
Перед 1-м Украинским фронтом оборонялись немецко-фашистские 1-я
танковая и главные силы 4-й танковой, а также 1-й венгерской армии,
объединенные в группу армий "Северная Украина". Вражеское командование
сосредоточило основные усилия на львовском и Станиславском направлениях.
Слабее обеспечивалось рава-русское направление. Основная масса пехотных
дивизий находилась в первом эшелоне, второй эшелон составляли танковые,
моторизованные и несколько пехотных дивизий. Они располагались в 15-30 км от
переднего края, что соответствовало намерению врага вести упорную борьбу за
тактическую зону обороны.
Отсутствие глубоких оперативных резервов ограничивало командование
противника в широком маневре имевшимися силами и средствами.
Особенность обстановки, в частности, для нашей 38-й армии, как я и
предполагал, состояла прежде всего в ограниченности времени между прибытием
на новый, совершенно незнакомый, участок и началом наступления.
Оказавшись в полосе, где до того находился левый фланг 60-й армии, мы
располагали недостаточными сведениями об обороне противника, которую нам
предстояло прорывать, о противостоящих силах врага, его системе огня на
переднем крае и особенно в глубине. Средствами авиации для вскрытия
группировки противника даже в пределах тактической зоны мы не располагали, а
времени для организации серьезной наземной разведки у нас не было. Все это
крайне осложняло задачу армии. \384\
Причем даже те несколько дней, которые оставались до начала
наступления, мы не могли использовать для этой цели. Причина тому простая:
распоряжением Ставки, подписанным заместителем Верховного Главнокомандующего
Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым и заместителем начальника
Генерального штаба генералом А. И. Антоновым и датированным 29 мая 1944г., в
целях обеспечения скрытности проводимых фронтовых мероприятий вновь
прибывшим в ту или иную полосу войскам запрещалось, в частности, ведение
всех видов наземной разведки. Не дозволялись новым частям также
ознакомительные облеты территории, какие-либо изменения в режиме ведения
огня, в том числе даже с целью пристрелки артиллерии и минометов.
Ограничивалось проведение командирских рекогносцировок.
Начальник разведки армии полковник С. И. Черных хорошо знал свое дело,
но и он оказался бессильным помочь своему командованию и что-либо
предпринять в сложившихся условиях. Словом, мы почувствовали себя в новом
районе так, словно нам набросили повязку на глаза.
Хочу подчеркнуть, что не имею в виду бросить упрек в адрес тех войск,
которые сменила наша 38-я армия. Дело в ином. Опыт показал, что разведка
должна вестись систематически и особенно активно в период, непосредственно
предшествующий операции. Ибо противник, тем более настороженный, ожидающий
удара, использует каждый день и час для совершенствования своих позиций,
наращивания сил и средств для обороны.
Кроме того, нельзя считать достаточными разведывательные данные об
обороне противника в целом на участке того или иного объединения или даже
соединения. Когда мы говорим, что знаем врага, это значит: части и
подразделения осведомлены и о местности, на которой вот-вот начнется бой, и
о противостоящих непосредственно им войсках. Это значит, каждому стрелку,
пулеметчику, артиллеристу известно, откуда и из какого оружия по его позиции
ведет огонь противник, а взводный и ротный командиры достоверно знают, куда
направить основные усилия в атаке, в какой последовательности и какими
средствами уничтожать вражеские огневые точки.
Таких сведений войска 38-й армии, только что прибывшие в новую полосу,
естественно, не имели. А вот противник, как уже отмечено выше, располагал
известными данными о новой группировке войск 1-го Украинского фронта. Помимо
главной тому причины - крупной перегруппировки, которая уже в силу своих
масштабов не могла ускользнуть от внимания врага, были и другие.
Имелись факты нарушения режима маскировки тыловыми и другими частями.
Штабы, в том числе и нашей 38-й армии, недостаточно контролировали марш
войск и переправу через р. Днестр. У нас, например, были случаи нарушения
графика движения колонн. Так, общий ход марша был задержан в ночь \385\ на
29 июня в результате скрещения двигавшихся на север частей 121-й и 305-й
стрелковых дивизий. Несколько часов спустя нарушили график 70-я гвардейская
и 211-я стрелковые дивизии. Вследствие этого они достигли районов дневок уже
в светлое время суток и могли быть замечены разведкой противника. Так
получилось на следующий день в 121-й и 305-й стрелковых дивизиях.
Офицеры штаба армии, облетавшие на самолетах У-2 маршрут войск с целью
проверки соблюдения дисциплины марша и маскировки в районах дневок,
установили, что в ряде случаев части располагались с обозами на опушках рощ
и были хорошо видны с воздуха. Кроме того, места их расположения выдавали
костры. Еще больше таких случаев было выявлено в тыловых частях в первые
два-три дня марша.
Факты нарушения режима марша и маскировки были, разумеется, пресечены.
Но все же они имели место почти во всей полосе фронта, поскольку
перегруппировка охватила подавляющую часть его войск. И это тоже
способствовало ее обнаружению разведкой противника.
Говоря о фактах демаскировки, нельзя не вспомнить об одном неприятном
эпизоде. Он произошел 10 июля, когда командный состав войск армии, приданных
и поддерживающих соединений после розыгрыша на картах предстоявшей операции
разъезжался по своим местам. Командир 8-го штурмового авиационного корпуса
генерал-лейтенант В. В. Нанейшвили улетел на У-2, но в пути самолет потерял
ориентировку, был поврежден огнем противника и приземлился в ничейной полосе
между двумя траншеями - нашей и вражеской, отделенными расстоянием не более
400 м.
Наши солдаты увидели, как из самолета выскочили и залегли в неровностях
местности два человека. Приметили также, что один из них был в генеральской
форме. Видели это и гитлеровцы из противоположной траншеи. Они тут же
открыли огонь. Наши воины, стремясь спасти своих, ответили тем же.
В одно мгновение завязался жаркий бой. С обеих сторон в нем участвовало
сначала почти по батальону пехоты и несколько артиллерийских и минометных
батарей. Затем к фашистам прибыло подкрепление. В связи с этим по моему
приказанию был введен в бой еще один батальон. Генерал Нанейшвили и летчик,
наконец, добрались в свою траншею невредимыми{246}.
Я хорошо знал генерала Нанейшвили. Опытный организатор и летчик, он
всегда умел устанавливать взаимопонимание с общевойсковыми командирами и со
знанием дела содействовал полевым войскам в успешном проведении операций.
Сейчас он на заслуженном отдыхе, и я часто вспоминаю его добрым словом.
Что же касается инцидента, о котором здесь рассказано, то он,
разумеется, приведен мною исключительно для того, чтобы показать, как случай
способствовал усилению настороженности \386\ врага, хорошо понимавшего, что
генералы на переднем крае бывают неспроста.
Конечно, не следует представлять себе дело таким образом, будто
вражеское командование располагало исчерпывающими сведениями о
перегруппировке войск фронта. Напротив, оно узнавало немногое и часто с
опозданием. Так, наша 38-я армия к 7 июля уже находилась в новой полосе, а
противник лишь на следующий день обнаружил ее уход с прежних позиций.
Но все же движение крупных войсковых масс и их сосредоточение на
определенных участках не укрылись от его внимания. Это позволило вражескому
командованию сделать вывод, что наступление наших войск - дело ближайшего
времени, и принять дополнительные меры противодействия.
Судя по захваченным впоследствии документам, штаб группы армий
"Северная Украина" еще в первых числах июля имел данные о готовящихся ударах
на рава-русском и львовском направлениях. Немецко-фашистская разведка
вскрыла расположение и состав всех общевойсковых армий, действовавших в
первом эшелоне, места сосредоточения конно-механизированных групп и 3-й
гвардейской танковой армии. Но вместе с тем противник стремился скрыть
наличие у него сведений о перегруппировке. По-видимому, с этой целью колонны
передвигавшихся войск преднамеренно не подвергались на марше воздействию
вражеской авиации. Модель имел иной план, с помощью которого он рассчитывал
сорвать наше наступление.
О его замысле мы узнали 10 июля. В тот день командующий фронтом И. С.
Конев, выступая перед руководящим составом нашей армии, предупредил, что,
наши будни, а война продолжала уносить жизни боевых товарищей, новое чувство
жило в душе. То было радостное чувство торжествующей справедливости,
ощущение близящейся победы. Было оно столь могучим и всеобъемлющим, что на
любое трудное дело, на любую опасность шли наши воины с песней и веселой
шуткой. И с каждым новым успехом в борьбе с врагом росло и ширилось это
чувство, словно \376\ неиссякаемый родник, питавший неудержимый
наступательный порыв войск.
В обстановке огромного подъема готовились мы к наступлению. 24 июня
была получена директива Ставки на проведение операции, получившей
впоследствии наименование Львовско-Сандомирской. Командующий фронтом
приступил к перемещению сил и средств в соответствии с новым планом
перегруппировки, утвержденным им после возвращения из Москвы{238}.
38-я армия уходила в новую полосу с управлениями 67-го и 101-го
стрелковых корпусов, 70-й гвардейской, 121, 211, 241 и 305-й стрелковыми
дивизиями, а также частями усиления и тыловыми подразделениями.
Марш в район Тернополя мы начали 28 июня. Стрелковые войска шли пешим
порядком по заранее подготовленным маршрутам и только в ночное время.
Артиллерия усиления двигалась по другим дорогам также скрытно. Перевозка
боеприпасов, продовольствия и других материально-технических средств
осуществлялась автомобильным и гужевым транспортом. Чтобы представить ее
объем, отмечу, что только для переброски грузов армейской базы было
произведено около 4 тыс. рейсов автомашин.
Наибольшие трудности представлял путь через Днестр, так как переправы
имелись лишь в Устечко и Залещиках.
Проделав тяжелый, почти 200-километровый марш, 38-я армия к 7 июля
сосредоточилась в указанных нам предпозиционных районах.
В тот день завершилась и рокировка войск всего фронта, начавшаяся 26
июня. Таким образом, в течение более десяти дней почти на всем протяжении
фронта сменялись и передвигались войска, одни армии растягивали свои силы по
увеличившейся полосе, другие целиком покидали прежние позиции и занимали
новые.
Полностью передислоцировались из Станиславского выступа три армии -
наша 38-я, 4-я танковая и 1-я гвардейская танковая. Последняя
перегруппировывалась на правое крыло фронта для совместных действий с 3-й
гвардейской и 13-й армиями. Наконец, прибывала по железной дороге из резерва
Ставки 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова - второй эшелон фронта.
Командование фронта, несомненно, отдавало себе отчет в том, что столь
крупная перегруппировка могла быть раскрыта противником. Это видно из того,
что одновременно осуществлялись маскировочные мероприятия в полосах 1-й
гвардейской и 18-й армий. Здесь имитировалось сосредоточение ударной
группировки в составе двух общевойсковых, двух танковых армий и танкового
\377\ корпуса. Для этого были изготовлены и применены макеты 453 танков, 612
орудий, 200 автомашин.
Однако, как мы увидим далее, принятые меры оказались недостаточными.
Противник, давно ожидавший нашего наступления на юге, систематически
забрасывал парашютистов с рациями. Активизировалась и агентура гитлеровцев -
националистическое подполье в западных областях Украины. И хотя действия и
тех и других решительно пресекались, все же, очевидно, некоторые данные о
подготовке наступления поступали к вражескому командованию, и оно усиленно
готовилось к отражению удара 1-го Украинского фронта.
Здесь необходимо указать еще на одно важное обстоятельство. Планы
немецко-фашистского командования на лето и осень 1944 г. носили
оборонительный характер. Перед лицом неминуемо надвигавшейся катастрофы
гитлеровская клика стремилась выиграть время в надежде на то, что среди
стран антигитлеровской коалиции начнется раскол. Именно это подразумевал
Кейтель, когда он впоследствии, в июне 1945 г., сказал допрашивавшим его
советским офицерам: "С лета 1944 г. я понял, что военные уже сказали свое
слово и не могут оказать решающего воздействия - дело оставалось за
политикой..."{239} \378\
В соответствии с этими надеждами был избран и метод действий на
советско-германском фронте - стратегическая оборона. Были определены
вероятные направления наступления советских войск, после чего там заранее
подготовили оборонительные рубежи и сосредоточили крупные группировки войск.
При этом враг допустил огромный просчет, вытекавший из неправильной
оценки возможностей и намерений советского командования. Противник
предполагал, что главный удар в летне-осенней кампании 1944 г. Красная Армия
нанесет на юго-западном направлении, между Припятью и Черным морем. Поэтому
там, на львовском и бухарестском направлениях, гитлеровское командование и
сосредоточило свои главные силы - 45 % - лехотных и 73% танковых и
моторизованных дивизий{240}.
Начальник штаба верховного главнокомандования фашистской Германии
генерал-фельдмаршал Кейтель, оценивая стратегическую обстановку, говорил в
мае 1944 г. на совещании командующих армиями Восточного фронта: "На
Восточном фронте положение стабилизировалось. Можно быть спокойным, так как
русские не скоро могут начать наступление. Исходя из данных перегруппировки
сил противника и общего военного и политического положения, надо считать,
что русские, вероятно, свои главные \379 силы сконцентрируют на южном
участке фронта. Они теперь не в состоянии одновременно вести бои на
нескольких главных направлениях..."{241}
Эту оценку подтвердил позднее на Нюрнбергском процессе возглавлявший
штаб оперативного руководства Иодль: "Мы предполагали, что удар со стороны
русских последует на южном участке, а именно в направлении румынской нефти,
поэтому основное количество танковых дивизий и было сосредоточено нами в
районе южных групп армий..."{242}
Что касается белорусского направления, где в действительности готовился
главный удар Красной Армии, то здесь обстановка не внушала противнику
опасений. В трофейном "Бюллетене оценок положения противника на Восточном
фронте" от 13 июня 1944 г. заявлялось, что готовящиеся наступательные
действия советских войск "...против группы армий... "Центр" имеют цель
ввести в заблуждение германское командование относительно направления
главного удара и оттянуть резервы из района между Карпатами и
Ковелем..."{243} Вот почему 21 из имевшихся на 1 июня на советско-германском
фронте 30 танковых и моторизованных дивизий противника была сосредоточена в
группах армий "Северная Украина" и "Южная Украина". Южнее Припяти находились
три из четырех танковых и моторизованных дивизий, имевшихся в резерве
главного командования сухопутных войск (ОКХ).
Напомню, что в войну и до войны имели место просчеты и с нашей стороны.
Так, мы предполагали, что в случае нападения на нашу страну
немецко-фашистские войска нанесут главный удар на киевском направлении. Там
и создавалась нами основная группировка войск. Между тем враг нанес главный
удар на московском стратегическом направлении.
Но просчет просчету рознь. Во-первых, ошибка в оценке намерений тогда
еще потенциального противника была допущена до начала войны. Во-вторых, мы
располагали временем и возможностями для исправления просчета. Вражеское же
командование допустило большой просчет на исходе третьего года войны, не
имея ни времени, ни возможностей для исправления ошибки. В результате были
сорваны гитлеровские планы затяжки войны.
Советское командование, со своей стороны, немало сделало для того,
чтобы ввести противника в заблуждение. После весенних операций 1944 г. все
шесть танковых армий, т. е. наиболее мощные подвижные объединения, были
оставлены в районе южнее р. Припять. Лишь 5-я гвардейская танковая армия в
последних числах мая была переброшена в район западнее Смоленска. \380\
Причем противник не заметил ее передислокации, осуществлявшейся
одновременно с ложным сосредоточением войск северо-восточнее Кишинева.
В Красной Армии имелись не только танковые армии, но и отдельные
танковые и механизированные корпуса. Часть из них была в первую очередь
доукомплектована личным составом и боевой техникой и сосредоточена на
белорусском направлении.
Последнее относится также к общевойсковым армиям, которые тогда или
впоследствии вошли в состав Белорусских фронтов. Так было, например, с 28-й
армией. В конце марта 1944 г., после освобождения г. Николаева, она была
выведена из состава 3-го Украинского фронта в резерв Ставки ВГК, в
кратчайший срок доукомплектована и к началу Белорусской операции находилась
уже в районе Бобруйска в составе 1-го Белорусского фронта. В район Смоленска
были переброшены после уничтожения крымской группировки противника 2-я
гвардейская и 51-я армии, также предварительно доукомплектованные.
Таким образом, упустив подготовку Белорусских фронтов к наступлению,
противник пристально следил за советскими войсками южнее Припяти. В этом
заключалась основная причина того, что последовавшее в июле наступление 1-го
Украинского фронта не явилось неожиданностью для врага.
Как нам стало известно уже в ходе наступления, 16 июля, Гитлер, за
несколько дней до того издал специальный приказ противостоявшим 1-му
Украинскому фронту войскам группы армий "Северная Украина", заявив, что
"противник в настоящее время готов к наступлению, в связи с чем предстоят
тяжелые боевые дни". "Фюрер" требовал любой ценой удержать позиции.
Любопытно, что при этом он писал в том же приказе: "Дивизия, которая в
случае прорыва русских не предпримет немедленных контратак с целью
ликвидации брешей и удержания своих позиций до последнего солдата,
подвергает опасности многие другие части..."{244}
Как видим, даже в ходе разгрома войск группы армий "Центр"{245}
противник придавал особенно важное значение мероприятиям по отражению
предстоящего удара наших войск южнее Припяти. И усиленно к этому готовился.
Таким образом, можно констатировать, что начавшаяся в первые дни
Белорусской наступательной операции перегруппировка войск 1-го Украинского
фронта способствовала тому, что немецко-фашистское командование утвердилось
еще на некоторое время в своей ошибочной оценке. И это, с одной стороны,
дало Красной Армии дополнительные преимущества при разгроме \381\ группы
армий "Центр", но, с другой-в известной мере осложнило задачу советских
войск на юго-западном направлении, где противник продолжал держать свои
главные силы.
III
Здесь, на юге, враг в предшествовавший нашему наступлению период
развернул и наиболее обширные оборонительные работы. Впоследствии, когда мы
прорвали фашистскую оборону, знакомясь с ее характером, я невольно вспомнил
Курскую битву. Создавалось впечатление, что нашу оборону, о которую летом
1943 г. разбилось последнее крупное наступление немецко-фашистских войск,
они попытались скопировать ныне, год спустя.
О многом подумалось в связи с этим.
Гитлер и его клика вели агрессивную, захватническую войну с целью
завоевания мирового господства. Орудием осуществления этих планов являлась
прежде всего немецко-фашистская армия, которая должна была громить,
разрушать, покорять. Места для обороны в гитлеровских планах не оставалось,
поэтому в вермахте вопросами ее организации ни в теоретическом, ни в
практическом плане никто не занимался.
Когда же гитлеровская армия встретила отпор в битве под Москвой, где
была разгромлена ее ударная группировка, она была вынуждена перейти к
стратегической обороне. Но и тогда захватчики не создали прочной, глубоко
эшелонированной обороны. Гитлер и его генералитет считали, что переход к
оборонительным действиям - явление для них случайное, временное, и
готовились с весны вновь начать наступление, надеясь на этот раз сокрушить
сопротивление Красной Армии и победоносно закончить войну.
Даже после Сталинграда они все еще рассчитывали сначала на реванш, а
затем на разгром советских войск под Курском. Однако уже тогда им пришлось
приступить к строительству оборонительных рубежей.
И лишь стремительным наступлением Красной Армии, не оставлявшим
противнику ни времени, ни сил для создания действительно прочной обороны,
можно объяснить то, что у него не оказалось ее ни на Левобережной Украине,
ни даже на Днепре. Конечно, оборонительные работы врагом велись повсюду, где
это было возможно, но мощь этих сооружений, в частности оборонительного вала
на Днепре, была завышена геббельсовской пропагандой с целью воодушевить
немецко-фашистские войска и устрашить Красную Армию.
Но если создание оборонительных рубежей противником, в частности на.
Днепре, в какой-то степени было осуществлено, то попытка устрашить и
остановить советские войска потерпела полный провал, ибо Вооруженные Силы
СССР накопили \382\ огромный опыт прорыва вражеского фронта, подтверждавший,
что неприступных оборонительных сооружений не бывает. Детище Великой
Октябрьской социалистической революции, Красная Армия была и в Великую
Отечественную войну достойной наследницей славных боевых традиций времен
взятия Перекопа.
Авантюристические руководители фашистского рейха не понимали этого. И
потому пытались запугать нас действительными и мнимыми валами, остановить
наше наступление массированными ударами танков и авиации.
Но ни комбинация этих средств, ни маневр силами и средствами, ни любые
иные их старания не давали желаемых результатов. Красная Армия, ломая
сопротивление, неудержимо двигалась на запад. И вот теперь, когда гитлеровцы
потеряли захваченные ими на юге нашей страны территории, когда советские
войска готовились перешагнуть границы и идти дальше, к логову фашистского
зверя, вражеское командование искало спасения в попытках создать
действительно мощную оборону по образцу войск Центрального и Воронежского
фронтов на Курской дуге.
Идея глубоко эшелонированной противотанковой обороны, рожденная
советским военным искусством и блестяще примененная в Курской битве,
обеспечила тогда осуществление целей и задач, поставленных нашим
командованием.
Ныне же именно Модель, который вместе с Манштейном возглавлял ударные
группировки войск, участвовавших в операции "Цитадель" и безнадежно
увязавших в нашей обороне под Курском, тщился под Львовом взять реванш,
позаимствовав те самые методы Красной Армии, которые привели к провалу
наступления немецко-фашистских войск летом 1943 г. Из этой затеи ничего не
вышло, хотя фашистскому командованию, развернувшему еще в апреле усиленные
работы по сооружению укреплений, до некоторой степени удалось создать
глубоко эшелонированную и хорошо подготовленную оборону.
К началу наступления 1-го Украинского фронта противостоявшие войска
подготовили оборонительные рубежи общей глубиной до 240 км. Основное
внимание было обращено на инженерное оборудование и обеспечение войсками
трех полос, глубина которых составляла 40-50 км. Кроме того, города
Грубешув, Рава-Русская, Львов, Галич, Станислав и другие были превращены в
мощные узлы обороны.
Особенно сильно был укреплен Львов. Вокруг него были построены внешний
и внутренний оборонительные обводы, прикрывавшие город с севера, востока и
юго-востока.
Главная полоса обороны глубиной до 6 км была обильно оборудована
инженерными сооружениями, в том числе дзотами. Она имела к началу операции
три-четыре сплошные траншеи полного профиля, соединенные ходами сообщения,
которые одновременно являлись отсечными позициями. \383\
Чтобы получить хотя бы общее представление о вражеской обороне, следует
учесть особенности местности к западу от рубежа, занимаемого нашими
войсками.
Она изобилует возвышенностями и глубокими оврагами. Высота отдельных
холмов достигает 300 м. К югу от линии Тернополь, Николаев ее пересекают
многочисленные притоки Днестра. Наиболее значительные из них Стрыпа, Золотая
Липа, Гнилая Липа, текущие в меридиональном направлении. Ширина их
составляет до 50 м, глубина - до 3 м. Берега крутые, обрывистые, широкие
поймы заболочены. Реки в сочетании с окружающим рельефом представляют
серьезные препятствия, ограничивающие действия подвижных соединений,
наступающих с востока на запад.
Таким образом, характер местности благоприятствовал созданию прочной
обороны.
Кроме того, нужно иметь в виду, что грунтовых дорог на территорий, где
развернулись боевые действия войск фронта, было достаточно, а
улучшенных-меньше, причем особенно не хватало сквозных маршрутов. К тому же
железнодорожная сеть в районе действий противника была более развитой и
полностью обеспечивала все потребности групп войск "Северная Украина".
Перед 1-м Украинским фронтом оборонялись немецко-фашистские 1-я
танковая и главные силы 4-й танковой, а также 1-й венгерской армии,
объединенные в группу армий "Северная Украина". Вражеское командование
сосредоточило основные усилия на львовском и Станиславском направлениях.
Слабее обеспечивалось рава-русское направление. Основная масса пехотных
дивизий находилась в первом эшелоне, второй эшелон составляли танковые,
моторизованные и несколько пехотных дивизий. Они располагались в 15-30 км от
переднего края, что соответствовало намерению врага вести упорную борьбу за
тактическую зону обороны.
Отсутствие глубоких оперативных резервов ограничивало командование
противника в широком маневре имевшимися силами и средствами.
Особенность обстановки, в частности, для нашей 38-й армии, как я и
предполагал, состояла прежде всего в ограниченности времени между прибытием
на новый, совершенно незнакомый, участок и началом наступления.
Оказавшись в полосе, где до того находился левый фланг 60-й армии, мы
располагали недостаточными сведениями об обороне противника, которую нам
предстояло прорывать, о противостоящих силах врага, его системе огня на
переднем крае и особенно в глубине. Средствами авиации для вскрытия
группировки противника даже в пределах тактической зоны мы не располагали, а
времени для организации серьезной наземной разведки у нас не было. Все это
крайне осложняло задачу армии. \384\
Причем даже те несколько дней, которые оставались до начала
наступления, мы не могли использовать для этой цели. Причина тому простая:
распоряжением Ставки, подписанным заместителем Верховного Главнокомандующего
Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым и заместителем начальника
Генерального штаба генералом А. И. Антоновым и датированным 29 мая 1944г., в
целях обеспечения скрытности проводимых фронтовых мероприятий вновь
прибывшим в ту или иную полосу войскам запрещалось, в частности, ведение
всех видов наземной разведки. Не дозволялись новым частям также
ознакомительные облеты территории, какие-либо изменения в режиме ведения
огня, в том числе даже с целью пристрелки артиллерии и минометов.
Ограничивалось проведение командирских рекогносцировок.
Начальник разведки армии полковник С. И. Черных хорошо знал свое дело,
но и он оказался бессильным помочь своему командованию и что-либо
предпринять в сложившихся условиях. Словом, мы почувствовали себя в новом
районе так, словно нам набросили повязку на глаза.
Хочу подчеркнуть, что не имею в виду бросить упрек в адрес тех войск,
которые сменила наша 38-я армия. Дело в ином. Опыт показал, что разведка
должна вестись систематически и особенно активно в период, непосредственно
предшествующий операции. Ибо противник, тем более настороженный, ожидающий
удара, использует каждый день и час для совершенствования своих позиций,
наращивания сил и средств для обороны.
Кроме того, нельзя считать достаточными разведывательные данные об
обороне противника в целом на участке того или иного объединения или даже
соединения. Когда мы говорим, что знаем врага, это значит: части и
подразделения осведомлены и о местности, на которой вот-вот начнется бой, и
о противостоящих непосредственно им войсках. Это значит, каждому стрелку,
пулеметчику, артиллеристу известно, откуда и из какого оружия по его позиции
ведет огонь противник, а взводный и ротный командиры достоверно знают, куда
направить основные усилия в атаке, в какой последовательности и какими
средствами уничтожать вражеские огневые точки.
Таких сведений войска 38-й армии, только что прибывшие в новую полосу,
естественно, не имели. А вот противник, как уже отмечено выше, располагал
известными данными о новой группировке войск 1-го Украинского фронта. Помимо
главной тому причины - крупной перегруппировки, которая уже в силу своих
масштабов не могла ускользнуть от внимания врага, были и другие.
Имелись факты нарушения режима маскировки тыловыми и другими частями.
Штабы, в том числе и нашей 38-й армии, недостаточно контролировали марш
войск и переправу через р. Днестр. У нас, например, были случаи нарушения
графика движения колонн. Так, общий ход марша был задержан в ночь \385\ на
29 июня в результате скрещения двигавшихся на север частей 121-й и 305-й
стрелковых дивизий. Несколько часов спустя нарушили график 70-я гвардейская
и 211-я стрелковые дивизии. Вследствие этого они достигли районов дневок уже
в светлое время суток и могли быть замечены разведкой противника. Так
получилось на следующий день в 121-й и 305-й стрелковых дивизиях.
Офицеры штаба армии, облетавшие на самолетах У-2 маршрут войск с целью
проверки соблюдения дисциплины марша и маскировки в районах дневок,
установили, что в ряде случаев части располагались с обозами на опушках рощ
и были хорошо видны с воздуха. Кроме того, места их расположения выдавали
костры. Еще больше таких случаев было выявлено в тыловых частях в первые
два-три дня марша.
Факты нарушения режима марша и маскировки были, разумеется, пресечены.
Но все же они имели место почти во всей полосе фронта, поскольку
перегруппировка охватила подавляющую часть его войск. И это тоже
способствовало ее обнаружению разведкой противника.
Говоря о фактах демаскировки, нельзя не вспомнить об одном неприятном
эпизоде. Он произошел 10 июля, когда командный состав войск армии, приданных
и поддерживающих соединений после розыгрыша на картах предстоявшей операции
разъезжался по своим местам. Командир 8-го штурмового авиационного корпуса
генерал-лейтенант В. В. Нанейшвили улетел на У-2, но в пути самолет потерял
ориентировку, был поврежден огнем противника и приземлился в ничейной полосе
между двумя траншеями - нашей и вражеской, отделенными расстоянием не более
400 м.
Наши солдаты увидели, как из самолета выскочили и залегли в неровностях
местности два человека. Приметили также, что один из них был в генеральской
форме. Видели это и гитлеровцы из противоположной траншеи. Они тут же
открыли огонь. Наши воины, стремясь спасти своих, ответили тем же.
В одно мгновение завязался жаркий бой. С обеих сторон в нем участвовало
сначала почти по батальону пехоты и несколько артиллерийских и минометных
батарей. Затем к фашистам прибыло подкрепление. В связи с этим по моему
приказанию был введен в бой еще один батальон. Генерал Нанейшвили и летчик,
наконец, добрались в свою траншею невредимыми{246}.
Я хорошо знал генерала Нанейшвили. Опытный организатор и летчик, он
всегда умел устанавливать взаимопонимание с общевойсковыми командирами и со
знанием дела содействовал полевым войскам в успешном проведении операций.
Сейчас он на заслуженном отдыхе, и я часто вспоминаю его добрым словом.
Что же касается инцидента, о котором здесь рассказано, то он,
разумеется, приведен мною исключительно для того, чтобы показать, как случай
способствовал усилению настороженности \386\ врага, хорошо понимавшего, что
генералы на переднем крае бывают неспроста.
Конечно, не следует представлять себе дело таким образом, будто
вражеское командование располагало исчерпывающими сведениями о
перегруппировке войск фронта. Напротив, оно узнавало немногое и часто с
опозданием. Так, наша 38-я армия к 7 июля уже находилась в новой полосе, а
противник лишь на следующий день обнаружил ее уход с прежних позиций.
Но все же движение крупных войсковых масс и их сосредоточение на
определенных участках не укрылись от его внимания. Это позволило вражескому
командованию сделать вывод, что наступление наших войск - дело ближайшего
времени, и принять дополнительные меры противодействия.
Судя по захваченным впоследствии документам, штаб группы армий
"Северная Украина" еще в первых числах июля имел данные о готовящихся ударах
на рава-русском и львовском направлениях. Немецко-фашистская разведка
вскрыла расположение и состав всех общевойсковых армий, действовавших в
первом эшелоне, места сосредоточения конно-механизированных групп и 3-й
гвардейской танковой армии. Но вместе с тем противник стремился скрыть
наличие у него сведений о перегруппировке. По-видимому, с этой целью колонны
передвигавшихся войск преднамеренно не подвергались на марше воздействию
вражеской авиации. Модель имел иной план, с помощью которого он рассчитывал
сорвать наше наступление.
О его замысле мы узнали 10 июля. В тот день командующий фронтом И. С.
Конев, выступая перед руководящим составом нашей армии, предупредил, что,