Страница:
согласно добытым фронтовой разведкой данным, на ряде участков возможен отвод
войск противника с занимаемых ими позиций на один из рубежей в глубине
обороны с целью избежать потерь от нашей артиллерийской подготовки.
Сообщение было не из приятных. Оно означало, что противник располагал
какими-то конкретными сведениями о нашей подготовке к наступлению. И если он
собирался отводить войска \387\ лишь на некоторых участках, следовательно,
ему было известно, где именно таится угроза. Враг явно пытался обмануть нас.
Наиболее вероятным было предположение, что отвод его войск в глубину
приурочен к последнему моменту перед началом нашего наступления.
Стал ясен и расчет вражеского командования на то, что мы, не заметив
его маневра, обрушим огонь своих орудий и минометов на... пустое место.
Снаряды вспашут оставленные позиции, и наша артиллерийская подготовка будет
сорвана, вследствие чего мы не сумеем прорвать глубоко эшелонированную
оборону.
Читатель легко представит себе всю серьезность этого вопроса, если
учтет, что на участках прорыва мы сосредоточили на каждом километре фронта в
среднем по 181 орудию, не считая 45-мм пушек и 82-мм минометов.
Мощный удар предстояло нанести и с воздуха. И в случае, если врагу
удастся добиться того, что мы сбросим накопленные нами запасы снарядов, мин
и авиабомб на позиции, оставленные его войсками, то это может значительно
облегчить ему задачу отражения нашего наступления.
Почти все наши штабы и войска впервые встретились с такой опасностью.
Поэтому были особенно тщательно разработаны и осуществлены меры,
направленные на срыв замысла противника. Прежде всего мы резко усилили
наблюдение, с тем чтобы задуманный врагом маневр был своевременно замечен.
Сложность этой задачи состояла в том, что установить отвод войск
противника в глубину обороны мы могли лишь путем хорошо организованной
неослабной разведки. Между тем проведение разведывательных мероприятий, как
отмечено выше, вновь прибывшим соединениям было запрещено.
Выход все же нашли.
До прибытия 38-й армии в новую полосу намеченный ей участок прорыва
занимала находившаяся в обороне 140-я стрелковая дивизия 60-й армии. Теперь
она была включена в состав нашей армии, но должна была передать свой участок
частям четырех вновь прибывших стрелковых дивизий, которым и предстояло
прорывать здесь вражескую оборону. Так вот, чтобы не раскрывать их появления
на переднем крае до предусмотренной планом смены, было решено разведку и
усиленное наблюдение за противником с целью установления возможного
преднамеренного отхода с первой траншеи возложить на 140-ю стрелковую
дивизию.
Ее командир генерал-майор А. Я. Киселев прекрасно справился с
ответственнейшей задачей. Он расширил сеть наблюдательных пунктов, в том
числе и офицерских, организовал поисковые группы разведчиков, действовавшие
почти непрерывно в темное время суток, подслушивание и разведку боем. В
результате скрытный отход вражеских войск с переднего края для организации
сопротивления в глубине был полностью исключен. \388\
Усиленную разведку и наблюдение 140-я стрелковая дивизия вела вплоть до
последнего часа своего пребывания на этом участке.
Смена войск началась в ночь на 12 июля. Сначала в боевые порядки 140-й
стрелковой дивизии было введено по одному стрелковому батальону четырех
упомянутых дивизий в пределах намеченных для них разгранлиний. Командиры
батальонов и рот сразу же расположились в траншее и на наблюдательных
пунктах для изучения исходных позиций для наступления, переднего края и
системы огня обороны противника, а также разработки плана предстоящих
действий своих подразделений.
Следующей ночью 140-я стрелковая дивизия окончательно передала свои
позиции, проведя непосредственно перед этим разведку боем силами стрелковой
роты в полосе каждой сменившей дивизии. Это делалось затем, чтобы
удостовериться, не оставил ли противник своих позиций на переднем крае,
попытаться вскрыть его огневую систему и скрыть произведенную смену войск.
На следующий день мы планировали наступление передовыми батальонами,
усиленными танками и артиллерией, но уже из состава сменивших дивизий.
Теперь на участке прорыва заняли исходное положение в полном составе
70-я гвардейская, 211, 121 и 304-я стрелковые дивизии, которыми командовали
генерал-майор И. А. Гусев, подполковник И. П. Елин, генерал-майор И. И.
Ладыгин и полковник А. С. Галъцев. Они и взяли на себя дальнейшее наблюдение
за противником.
Таким образом, было сделано немало для того, чтобы не прошел
незамеченным возможный преднамеренный отвод вражеских войск.
Однако, как показали дальнейшие события, не в нем заключались те
неожиданности, с которыми встретилась наша 38-я армия после начала своего
наступления. Решающее воздействие на ход операции в нашей полосе, по крайней
мере вначале, оказали отмеченные выше факторы - раскрытие противником
подготовки войск фронта к наступательной операции и трудности, связанные с
перегруппировкой на совершенно незнакомую местность непосредственно перед
нанесением удара.
Авторы многочисленных военно-исторических исследований и воспоминаний о
Львовско-Сандомирской наступательной операции не рассматривают и критически
не оценивают последствий ошибок, допущенных в подготовительный период.
Почему эта операция не явилась внезапной для противника не только в
оперативном, но и, особенно, в тактическом масштабах? В силу каких причин
вражеское командование знало, на каких направлениях и когда будут нанесены
удары наших войск, каков общий состав ударной группировки фронта? На эти
вопросы наша литература пока не дала ответа. \389\
Между тем он необходим. И отнюдь не для того, чтобы задним числом
бросить в чей-либо адрес упрек. Нет, это нужно для обобщения опыта Великой
Отечественной войны, для выяснения сущности упущений, которым не должно быть
места.
Во всех крупных фронтовых и межфронтовых операциях 1944 г. при
нанесении ударов достигалась в той или иной степени оперативная или
тактическая внезапность. И это являлось прежде всего результатом слаженной,
хорошо спланированной и осуществленной работы в подготовительный период.
От внезапности удара в значительной мере зависит успех в выполнении
наступательной задачи. Это один из важнейших и определяющих элементов
военных действий. И его отсутствие неизбежно ведет к большому напряжению
сил, привлечению дополнительных войск, потере времени и, следовательно,
невыполнению намеченного плана. Фактор внезапности возникает не сам по себе,
а в результате глубоко продуманного замысла предстоящей операции,
правильного выбора направления главного удара, боевой выучки войск, скрытого
сосредоточения превосходящих сил, глубокого изучения противостоящего врага и
др.
Строгое соблюдение перечисленных элементов в подготовительный период
закладывает фундамент успешного осуществления плана, дает в руки наступающих
такие преимущества, которые в более короткое время и с меньшей затратой сил
и средств приводят к достижению поставленной цели. Стройная система
намеченных перед Львовско-Сандомирской операцией мероприятий была нарушена
изменением идеи замысла, что повлекло за собой крупное перемещение войск. В
тот период в условиях ограниченного времени командованием фронта и нами,
командармами, были допущены ошибки.
Ведь главное - скрытно подтянуть войска и укрыть их от наблюдения
противника, дислоцируя в районах сосредоточения на предельно возможном
удалении от участка прорыва. При этом в выжидательных и исходных районах они
должны находиться минимальное время или проходить их с ходу перед вводом в
бой. Таким образом, если они и будут обнаружены врагом, то у него не
останется времени для принятия контрмер. Используя эти и многие другие
возможности, можно было перед началом Львовско-Сандомирской операции
уменьшить число войск, участвовавших в перегруппировке, да и сократить
расстояние, на которое они перебрасывались. Тем самым свелись бы к минимуму
возможности противника в раскрытии наших замыслов.
В действительности, как мы видели, все происходило иначе. План операции
предусматривал перегруппировку огромных войсковых масс. Это уже само по
себе, особенно в сложившихся тогда условиях, таило опасность раскрытия
противником готовящегося удара. При переброске крупных сил и средств нами
недостаточно соблюдались маскировочные мероприятия, что объяснялось отчасти
массовым характером передислокации войск \390\ на большое расстояние, а
также упущениями командования и штабов армий, корпусов, дивизий. Наконец, на
ряде участков, в первую очередь в полосе 38-й армии, прорыв обороны
противника осуществлялся без необходимых в таких случаях подробных данных об
обороне врага, его силах и средствах.
В результате в ходе операции пришлось привлечь дополнительные силы,
прорыв обороны противника затянулся. А это дало ему определенные
преимущества, несомненно наложившие отпечаток на общие итоги операции. Но,
несмотря на вое это, благодаря энергии и полководческому искусству И. С.
Конева, умело осуществившего маневр танковыми армиями, войска фронта
достигли большого успеха.
Наступление четырех фронтов в Белоруссии, подобно девятому валу,
захлестывало немецкие гарнизоны. Вот уже были очищены от врага Вильнюс и
Пинск, и советские воины достигли окраин Каунаса и Гродно.
Именно этот момент, когда войска в Белоруссии вышли на один меридиан с
нами, и был выбран для начала наступления 1-го Украинского фронта между
Припятью и Карпатами.
Войска 1-го Украинского фронта к тому времени занимали полосу шириной
440 км на рубеже, проходившем западнее Луцка, Брод, Езерны, Бучача, Коломыи,
Краснопольска. В его состав входили 7 общевойсковых (1, 3 и 5-я гвардейские,
13, 18, 38 и 60-я), 3 танковые (1-я, 3-я гвардейские, 4-я) и 2-я воздушная
(ас 16 июля и 8-я воздушная) армии, 3 отдельных танковых (4-й гвардейский,
25-й и 31-й) и 2 кавалерийских (1-й и 6-й гвардейские) корпуса.
Вновь прибывшими 3-й, 5-й гвардейскими и 8-й воздушной армиями
соответственно командовали генерал-полковник В. Н. Гордов,
генерал-лейтенанты А. С. Жадов и В. Н. Жданов. 60-й армией вместо
генерал-полковника И. Д. Черняховского, возглавившего войска 3-го
Белорусского фронта, командовал генерал-полковник П. А. Курочкин.
Наша 38-я армия была готова вместе с другими войсками фронта обрушить
всю свою боевую мощь на головы гитлеровцев. Подготовка к наступлению прошла
с исключительным \391\ подъемом. Все были охвачены огромным воодушевлением -
и Военный совет, и штаб, и войска армии. Мы с А. А. Епишевым и Ф. И.
Олейником тогда особенно часто встречались с нашими политработниками,
развернувшими большую работу по политической подготовке операции.
Запомнились воспаленные от бессонных ночей, но радостно возбужденные глаза
начальника политотдела армии генерал-майора Д. И. Ортенберга. Вероятно, все
мы выглядели так в те дни, наполненные замечательными известиями с других
фронтов и счастливым сознанием того, что и мы готовим удар, который
окончательно выбросит врага с родной земли и перенесет войну за пределы
нашей Родины.
Мое положение командующего армией, конечно, позволяло мне видеть многие
предстоящие трудности. Так уж случилось, что даже в оборонительный период
войны я с вверенными мне войсками не раз выполнял наступательные задачи. А
последние полтора года, начиная с января 1943 г., мы почти непрерывно гнали
врага на запад. Но при этом не было еще случая, чтобы перед началом операции
оборона противника, его силы и средства, а также система огня были
недостаточно изучены. Теперь же я столкнулся именно с такой обстановкой, и
она не могла не тревожить.
Однако, как я уже говорил, в тот момент это были лишь смутные опасения,
и они оказались не в состоянии заглушить радостное ощущение величия
свершившихся и ждавших нас впереди событий. И, конечно, я, как и вся наша
армия, чувствовал себя счастливым от сознания того, что нам отведена важная
роль в осуществлении всей фронтовой операции.
Приближались дни, когда мы полной мерой испытали и трудности, которых
опасались, и радость новой победы. \392\
I
К началу операции в составе нашей 38-й армии было три стрелковых
корпуса - 101-й, 67-й и вновь переданный нам 52-й, насчитывавшие десять
стрелковых дивизий. Мы получили задачу прорвать оборону противника
северо-западнее Тернополя на 6-километровом участке Бзовица, Богдановка и,
развивая главный удар семью дивизиями в направлении Перемышляны, Городок, во
взаимодействии с 4-й танковой и 60-й армиями разгромить львовскую
группировку противника. Нам было приказано одновременно, свертывая оборону
противника на юго-запад, силами трех дивизий обеспечить на второй день
операции ввод ударной группировки 1-й гвардейской армии для развития
наступления на Галич.
К исходу первого дня операции войска армии должны были выйти на рубеж
Плугув, Козова (глубина до 20 км), к исходу второго дня - на линию Зашкув,
Павлув (40 км). В дальнейшем нам ставилась такая задача: развивая
стремительное наступление и отрезая пути отхода противника из Львова на
юго-запад, ударом двух стрелковых дивизий с юга и юго-запада во
взаимодействии с 60-й армией овладеть Львовом. На рубеж Городок, Николаев мы
должны были выйти к исходу пятого дня операции.
Ознакомившись с директивой фронта, я не мог не увидеть, что
устанавливаемые ею темпы наступления для пехоты значительно превышали
возможности войск. Городок находился в 160 км, а Николаев в 140 км по прямой
от исходного рубежа для наступления. Достичь его на пятый день операции
могли лишь небольшие подвижные группы на механической тяге, имевшиеся в
составе армии.
Это подтвердилось, когда мы 10 июля на картах и ящике с песком
отрабатывали все детали предстоящей операции. В тот день я собрал у нас в
штабе руководящий состав 38-й армии, ее корпусов, дивизий и приданных
частей, а также 4-й танковой армии, которая должна была вводиться в прорыв в
нашей полосе.
На занятиях присутствовал командующий фронтом. Выслушав \393\ наши
доклады и решения, он отметил, что удовлетворен ими. Маршал И. С. Конев
также подчеркнул в своем выступлении, что они соответствуют его указаниям,
данным при разборе зимне-весенних операций войск фронта. Командующий фронтом
дал ряд указаний по проведению этой операции. После тщательного анализа он
согласился уменьшить темпы наступления.
Впоследствии, много лет спустя, из воспоминаний К. В. Крайнюкова я
узнал, что этот вопрос возникал и в Москве при рассмотрении представленного
И. С. Коневым плана Львовско-Сандомирской операции. Тогда "Ставка и Генштаб
обратили внимание Военного совета фронта на то, что запланированные темпы
наступательной операции (30-35 км в сутки) для пехоты завышены и
нереальны"{247}. Далее К. В. Крайнюков отмечает: "Впоследствии мы убедились,
что это замечание было вполне справедливо"{248}.
Итак, подготовка операции подходила к концу. 11 июля войскам армии был
отдан боевой приказ на наступление. Срок готовности - к 21 часу 13 июля.
Принятое мною решение предусматривало прорыв обороны противника силами
всех трех стрелковых корпусов. В первом эшелоне должны были действовать
четыре стрелковые дивизии, во втором - пять. Свертывание обороны противника
на юго-запад и юг возлагалось на 52-й стрелковый корпус. Одновременно с его
ударом главные силы армии должны были продолжать безостановочное наступление
в направлении Зборов, Поморжаны, Перемышляны, Городок.
Войскам приказывалось к исходу первого дня операции прорвать
тактическую зону обороны противника на глубину до 20 км и выйти на рубеж
населенных пунктов Славна, Травотлоки, Конюхы, Козова. На следующее утро
наступающим корпусам предстояло обеспечить ввод в прорыв 4-й танковой армии
с рубежа Славна, Травотлоки. Используя ее успех в преодолении тыловых
рубежей по рекам Золотая Липа и Гнилая Липа, стрелковые войска к исходу
третьего дня должны были прорвать оборону на глубину до 65 км и, выйдя на
линию Подъяркув, Стоки, Новые Стрелища, Беньковка, обойти Львов с юга.
Оперативное построение армии было определено в один эшелон: впереди
стрелковые корпуса в одну линию и в резерве одна стрелковая дивизия.
Имелась, конечно, возможность строить армию и по-другому: два корпуса в
первом эшелоне и один - во втором. Но нельзя было не учитывать, что их
командирам требовалось времени на ввод в бой стрелковых дивизий из второго
эшелона меньше, чем армии, и это улучшало условия для наращивания удара с
целью безостановочного движения в глубину. Кроме того, при таком оперативном
построении армии \394\ командирам корпусов предоставлялось больше творческой
инициативы, и их роль в бою резко повышалась.
Что же касается боевого порядка соединений, то и он имел два эшелона. В
первом из них 101-й и 52-й стрелковые корпуса - по две стрелковые дивизии,
во втором - одну, а дивизия соответственно - по два и по одному полку. Лишь
расположенный в центре 67-й стрелковый корпус был построен в три эшелона.
Все его дивизии заняли исходное положение в затылок одна другой. Такой
боевой порядок, эшелонированный в глубину, соответствовал указаниям
командующего фронтом об обеспечении прорыва глубоко эшелонированной обороны
и непрерывности атаки.
Для прорыва обороны противника и стремительного наступления силы 38-й
армии сосредоточились с расчетом создания решительного превосходства на
участке прорыва, находившемся у нас на правом фланге. Его протяженность по
фронту составляла 8,6 км, или меньше четверти всей полосы наступления армии.
Но на нем было сосредоточено свыше 70% стрелковых дивизий, артиллерии и
минометов, все имевшиеся танки и самоходно-артиллерийские установки. Здесь
для участия в артиллерийской подготовке привлекались также артиллерия и
минометы 4-й танковой армии и даже часть сил 1-й гвардейской армии, которая
должна была перейти в наступление сутки спустя. Для сравнения отмечу, что в
то же время на левофланговом 14-километровом участке мы оставили всего лишь
один стрелковый полк.
Как уже знает читатель, дивизии первых эшелонов корпусов заняли
исходные позиции для наступления в ночь на 13 июля.
Той же ночью нам стало известно, что в полосе 3-й гвардейской и 13-й
армий, готовившихся нанести удар на рава-русском направлении, разведка боем
установила начавшийся отход войск противника под прикрытием арьергардов с
главной полосы обороны. Поэтому там уже на рассвете начали действовать
передовые батальоны, а затем в бой вступила также часть сил первых эшелонов
стрелковых дивизий 3-й гвардейской и 13-й армий. К концу дня они
продвинулись на 8-15 км.
Иначе сложилась обстановка в полосе наступления 60-й и 38-й армий.
Мы также провели разведку боем силами сменявшейся 140-й стрелковой
дивизии. После этого и здесь по плану фронта должны были вступить в дело
передовые батальоны, усиленные танками и артиллерией. Однако противник вел
себя совсем не так, как на правом крыле фронта. Разведка боем показала, что,
проявляя крайнюю настороженность, он оказал яростное сопротивление
разведывательным отрядам и явно стремился удержать свои позиции. Отменив в
связи с этим ввод в бой передовых батальонов в полосах 60-й и 38-й армий, но
все еще не исключая \395\ возможность отхода врага и на этом участке
прорыва, командование фронта перенесло их действия на сутки.
Наступило раннее утро 14 июля. Мы с членом Военного совета А. А.
Епишевым еще до рассвета приехали на участок к востоку от г. Обыдра.
И вот теперь здесь начали наступление на вражеские позиции
подразделения 896-го полка 211-й стрелковой дивизии при поддержке двух
артиллерийских полков. Одновременно атаковали противника передовые отряды
остальных дивизий, также поддерживаемые артиллерией. Враг встретил их
артиллерийско-минометным огнем, который велся преимущественно с дальних
позиций и отдельными орудиями и минометами с ближних. Тем не менее к 9 часам
передовые отряды овладели траншеями первой и второй линий, выполнив
поставленную задачу. Дальнейшее их продвижение замедлилось упорным
сопротивлением врага, который резко усилил артиллерийский и минометный
огонь{249}.
Погода в первой половине дня была крайне неблагоприятной для действий
авиации. Между тем нам было приказано наступать силами дивизий первого
эшелона лишь после нанесения удара по противнику с воздуха. Во второй
половине дня метеорологические условия, наконец, улучшились.
В 16 часов, после полуторачасовой артиллерийской подготовки,
бомбардировочных и штурмовых действий авиации, войска 60-й и 38-й армий по
приказу командующего фронтом перешли в наступление. К концу дня мы
вклинились в оборону противника на 3-7 км.
Я был глубоко не удовлетворен результатами первого дня.
Все мы, узнав, что противник начал отвод своих войск на рава-русском
направлении на вторую полосу обороны, в свою очередь ожидали такого же
маневра на львовском направлении. И поэтому опасались израсходовать
накопленные боеприпасы на оставленные им позиции. Это привело к потере темпа
и времени. Враг незамедлительно воспользовался нашим упущением. Стало ясно,
что он не намеревался отходить. Более того, оказалось, что командование
противника заблаговременно предприняло весьма энергичные меры, для срыва
нашего наступления и подтянуло, как выяснилось в ходе боя, тактические
резервы, а также 1-ю и 8-ю танковые дивизии и использовало, их в главной
полосе обороны, нанеся контрудар.
Я до сих пор убежден, что итоги первого дня наступления могли быть
более значительными, если бы мы не дожидались улучшения погоды и удара с
воздуха, а сразу же после вклинения передовых батальонов во вторую траншею
ввели в бой дивизии первого эшелона стрелковых корпусов. Обстановка,
действительно была не совсем ясной, но в ходе решительных действий она
должна была бы проясниться. \396\
Что же помешало мне активно, энергично действовать?
Мое положение осложнялось тем, что сам я не мог принять решение о вводе
первого эшелона в бой. Дело в том, что прорыв мы осуществляли на правом
фланге, смежном с 60-й армией. взаимодействуя с ней под непосредственным
руководством командующего фронтом, который, естественно, не мог допустить
изолированных действий одной из двух армий, наступавших на общем
направлении.
Известная же скованность была, полагаю, вызвана все тем же ожиданием
отвода войск противника, навеянным обстановкой в полосе наступления 3-й
гвардейской и 13-й армий.
С другой стороны, восторжествовала хорошо известная истина о том, что
наступление при поддержке бомбардировочной и штурмовой авиации всегда
оказывает более мощное воздействие на противника. Между тем в данном
конкретном случае, после \397\ того как противнику стало известно место
давно ожидаемого им удара, отсрочка была неоправданна. Это лишний раз
подтверждает, что нет правил без исключения, нет положений, которые были бы
применимы в любых условиях.
Тем более это относится к описываемому здесь случаю, когда и после
улучшения погоды далеко не полностью осуществились возлагавшиеся надежды на
удар с воздуха. Он был нанесен главным образом по целям, расположенным в
глубине. В то же время авиация недостаточно воздействовала на главную полосу
обороны противника ввиду смещения ее переднего края после успешных действий
передовых батальонов.
В ходе артиллерийской подготовки, длившейся полтора часа, далеко не
полностью были уничтожены живая сила и огневые средства врага на занимаемом
рубеже. Правда, его связь и управление были нарушены, но ненадолго.
Противнику удалось скрытно произвести перегруппировку огневых средств,
подтянуть часть их из глубины и усилить оборону после действий передовых
батальонов. Словом, эффективность этой артиллерийской подготовки не идет ни
в какое сравнение с той, о которой я рассказывал при описании Киевской или
Житомирско-Бердичевской наступательных операций. \398\
Иначе говоря, артиллерийская и авиационная подготовка не выполнила
полностью своей роли. Маршал Г. К. Жуков впоследствии писал: "Организуя
подготовку операции на львовском направлении, разведка... полностью не
смогла вскрыть всю систему обороны противника... В результате недостаточного
изучения расположения огневой системы противника с большими дефектами была
спланирована артиллерийская и авиационная подготовка"{250}.
Наконец, о танках.
1-й Украинский фронт имел свыше 2 тыс. танков и
самоходно-артиллерийских установок. Но основная масса танков находилась на
вооружении танковых армий и корпусов, предназначавшихся для действий в
оперативной глубине противника. Группам непосредственной поддержки пехоты
(НПП) было выделено мизерное количество боевых машин.
Так, в 38-й армии было только 29 танков и 45 самоходно-артиллерийских
установок СУ-76. Их хватило лишь для обеспечения действий передовых
батальонов. Когда же после артиллерийской подготовки в наступление перешли
стрелковые дивизии первого эшелона, то это была атака пехоты без
достаточного обеспечения танками непосредственной поддержки пехоты. А если
войск противника с занимаемых ими позиций на один из рубежей в глубине
обороны с целью избежать потерь от нашей артиллерийской подготовки.
Сообщение было не из приятных. Оно означало, что противник располагал
какими-то конкретными сведениями о нашей подготовке к наступлению. И если он
собирался отводить войска \387\ лишь на некоторых участках, следовательно,
ему было известно, где именно таится угроза. Враг явно пытался обмануть нас.
Наиболее вероятным было предположение, что отвод его войск в глубину
приурочен к последнему моменту перед началом нашего наступления.
Стал ясен и расчет вражеского командования на то, что мы, не заметив
его маневра, обрушим огонь своих орудий и минометов на... пустое место.
Снаряды вспашут оставленные позиции, и наша артиллерийская подготовка будет
сорвана, вследствие чего мы не сумеем прорвать глубоко эшелонированную
оборону.
Читатель легко представит себе всю серьезность этого вопроса, если
учтет, что на участках прорыва мы сосредоточили на каждом километре фронта в
среднем по 181 орудию, не считая 45-мм пушек и 82-мм минометов.
Мощный удар предстояло нанести и с воздуха. И в случае, если врагу
удастся добиться того, что мы сбросим накопленные нами запасы снарядов, мин
и авиабомб на позиции, оставленные его войсками, то это может значительно
облегчить ему задачу отражения нашего наступления.
Почти все наши штабы и войска впервые встретились с такой опасностью.
Поэтому были особенно тщательно разработаны и осуществлены меры,
направленные на срыв замысла противника. Прежде всего мы резко усилили
наблюдение, с тем чтобы задуманный врагом маневр был своевременно замечен.
Сложность этой задачи состояла в том, что установить отвод войск
противника в глубину обороны мы могли лишь путем хорошо организованной
неослабной разведки. Между тем проведение разведывательных мероприятий, как
отмечено выше, вновь прибывшим соединениям было запрещено.
Выход все же нашли.
До прибытия 38-й армии в новую полосу намеченный ей участок прорыва
занимала находившаяся в обороне 140-я стрелковая дивизия 60-й армии. Теперь
она была включена в состав нашей армии, но должна была передать свой участок
частям четырех вновь прибывших стрелковых дивизий, которым и предстояло
прорывать здесь вражескую оборону. Так вот, чтобы не раскрывать их появления
на переднем крае до предусмотренной планом смены, было решено разведку и
усиленное наблюдение за противником с целью установления возможного
преднамеренного отхода с первой траншеи возложить на 140-ю стрелковую
дивизию.
Ее командир генерал-майор А. Я. Киселев прекрасно справился с
ответственнейшей задачей. Он расширил сеть наблюдательных пунктов, в том
числе и офицерских, организовал поисковые группы разведчиков, действовавшие
почти непрерывно в темное время суток, подслушивание и разведку боем. В
результате скрытный отход вражеских войск с переднего края для организации
сопротивления в глубине был полностью исключен. \388\
Усиленную разведку и наблюдение 140-я стрелковая дивизия вела вплоть до
последнего часа своего пребывания на этом участке.
Смена войск началась в ночь на 12 июля. Сначала в боевые порядки 140-й
стрелковой дивизии было введено по одному стрелковому батальону четырех
упомянутых дивизий в пределах намеченных для них разгранлиний. Командиры
батальонов и рот сразу же расположились в траншее и на наблюдательных
пунктах для изучения исходных позиций для наступления, переднего края и
системы огня обороны противника, а также разработки плана предстоящих
действий своих подразделений.
Следующей ночью 140-я стрелковая дивизия окончательно передала свои
позиции, проведя непосредственно перед этим разведку боем силами стрелковой
роты в полосе каждой сменившей дивизии. Это делалось затем, чтобы
удостовериться, не оставил ли противник своих позиций на переднем крае,
попытаться вскрыть его огневую систему и скрыть произведенную смену войск.
На следующий день мы планировали наступление передовыми батальонами,
усиленными танками и артиллерией, но уже из состава сменивших дивизий.
Теперь на участке прорыва заняли исходное положение в полном составе
70-я гвардейская, 211, 121 и 304-я стрелковые дивизии, которыми командовали
генерал-майор И. А. Гусев, подполковник И. П. Елин, генерал-майор И. И.
Ладыгин и полковник А. С. Галъцев. Они и взяли на себя дальнейшее наблюдение
за противником.
Таким образом, было сделано немало для того, чтобы не прошел
незамеченным возможный преднамеренный отвод вражеских войск.
Однако, как показали дальнейшие события, не в нем заключались те
неожиданности, с которыми встретилась наша 38-я армия после начала своего
наступления. Решающее воздействие на ход операции в нашей полосе, по крайней
мере вначале, оказали отмеченные выше факторы - раскрытие противником
подготовки войск фронта к наступательной операции и трудности, связанные с
перегруппировкой на совершенно незнакомую местность непосредственно перед
нанесением удара.
Авторы многочисленных военно-исторических исследований и воспоминаний о
Львовско-Сандомирской наступательной операции не рассматривают и критически
не оценивают последствий ошибок, допущенных в подготовительный период.
Почему эта операция не явилась внезапной для противника не только в
оперативном, но и, особенно, в тактическом масштабах? В силу каких причин
вражеское командование знало, на каких направлениях и когда будут нанесены
удары наших войск, каков общий состав ударной группировки фронта? На эти
вопросы наша литература пока не дала ответа. \389\
Между тем он необходим. И отнюдь не для того, чтобы задним числом
бросить в чей-либо адрес упрек. Нет, это нужно для обобщения опыта Великой
Отечественной войны, для выяснения сущности упущений, которым не должно быть
места.
Во всех крупных фронтовых и межфронтовых операциях 1944 г. при
нанесении ударов достигалась в той или иной степени оперативная или
тактическая внезапность. И это являлось прежде всего результатом слаженной,
хорошо спланированной и осуществленной работы в подготовительный период.
От внезапности удара в значительной мере зависит успех в выполнении
наступательной задачи. Это один из важнейших и определяющих элементов
военных действий. И его отсутствие неизбежно ведет к большому напряжению
сил, привлечению дополнительных войск, потере времени и, следовательно,
невыполнению намеченного плана. Фактор внезапности возникает не сам по себе,
а в результате глубоко продуманного замысла предстоящей операции,
правильного выбора направления главного удара, боевой выучки войск, скрытого
сосредоточения превосходящих сил, глубокого изучения противостоящего врага и
др.
Строгое соблюдение перечисленных элементов в подготовительный период
закладывает фундамент успешного осуществления плана, дает в руки наступающих
такие преимущества, которые в более короткое время и с меньшей затратой сил
и средств приводят к достижению поставленной цели. Стройная система
намеченных перед Львовско-Сандомирской операцией мероприятий была нарушена
изменением идеи замысла, что повлекло за собой крупное перемещение войск. В
тот период в условиях ограниченного времени командованием фронта и нами,
командармами, были допущены ошибки.
Ведь главное - скрытно подтянуть войска и укрыть их от наблюдения
противника, дислоцируя в районах сосредоточения на предельно возможном
удалении от участка прорыва. При этом в выжидательных и исходных районах они
должны находиться минимальное время или проходить их с ходу перед вводом в
бой. Таким образом, если они и будут обнаружены врагом, то у него не
останется времени для принятия контрмер. Используя эти и многие другие
возможности, можно было перед началом Львовско-Сандомирской операции
уменьшить число войск, участвовавших в перегруппировке, да и сократить
расстояние, на которое они перебрасывались. Тем самым свелись бы к минимуму
возможности противника в раскрытии наших замыслов.
В действительности, как мы видели, все происходило иначе. План операции
предусматривал перегруппировку огромных войсковых масс. Это уже само по
себе, особенно в сложившихся тогда условиях, таило опасность раскрытия
противником готовящегося удара. При переброске крупных сил и средств нами
недостаточно соблюдались маскировочные мероприятия, что объяснялось отчасти
массовым характером передислокации войск \390\ на большое расстояние, а
также упущениями командования и штабов армий, корпусов, дивизий. Наконец, на
ряде участков, в первую очередь в полосе 38-й армии, прорыв обороны
противника осуществлялся без необходимых в таких случаях подробных данных об
обороне врага, его силах и средствах.
В результате в ходе операции пришлось привлечь дополнительные силы,
прорыв обороны противника затянулся. А это дало ему определенные
преимущества, несомненно наложившие отпечаток на общие итоги операции. Но,
несмотря на вое это, благодаря энергии и полководческому искусству И. С.
Конева, умело осуществившего маневр танковыми армиями, войска фронта
достигли большого успеха.
Наступление четырех фронтов в Белоруссии, подобно девятому валу,
захлестывало немецкие гарнизоны. Вот уже были очищены от врага Вильнюс и
Пинск, и советские воины достигли окраин Каунаса и Гродно.
Именно этот момент, когда войска в Белоруссии вышли на один меридиан с
нами, и был выбран для начала наступления 1-го Украинского фронта между
Припятью и Карпатами.
Войска 1-го Украинского фронта к тому времени занимали полосу шириной
440 км на рубеже, проходившем западнее Луцка, Брод, Езерны, Бучача, Коломыи,
Краснопольска. В его состав входили 7 общевойсковых (1, 3 и 5-я гвардейские,
13, 18, 38 и 60-я), 3 танковые (1-я, 3-я гвардейские, 4-я) и 2-я воздушная
(ас 16 июля и 8-я воздушная) армии, 3 отдельных танковых (4-й гвардейский,
25-й и 31-й) и 2 кавалерийских (1-й и 6-й гвардейские) корпуса.
Вновь прибывшими 3-й, 5-й гвардейскими и 8-й воздушной армиями
соответственно командовали генерал-полковник В. Н. Гордов,
генерал-лейтенанты А. С. Жадов и В. Н. Жданов. 60-й армией вместо
генерал-полковника И. Д. Черняховского, возглавившего войска 3-го
Белорусского фронта, командовал генерал-полковник П. А. Курочкин.
Наша 38-я армия была готова вместе с другими войсками фронта обрушить
всю свою боевую мощь на головы гитлеровцев. Подготовка к наступлению прошла
с исключительным \391\ подъемом. Все были охвачены огромным воодушевлением -
и Военный совет, и штаб, и войска армии. Мы с А. А. Епишевым и Ф. И.
Олейником тогда особенно часто встречались с нашими политработниками,
развернувшими большую работу по политической подготовке операции.
Запомнились воспаленные от бессонных ночей, но радостно возбужденные глаза
начальника политотдела армии генерал-майора Д. И. Ортенберга. Вероятно, все
мы выглядели так в те дни, наполненные замечательными известиями с других
фронтов и счастливым сознанием того, что и мы готовим удар, который
окончательно выбросит врага с родной земли и перенесет войну за пределы
нашей Родины.
Мое положение командующего армией, конечно, позволяло мне видеть многие
предстоящие трудности. Так уж случилось, что даже в оборонительный период
войны я с вверенными мне войсками не раз выполнял наступательные задачи. А
последние полтора года, начиная с января 1943 г., мы почти непрерывно гнали
врага на запад. Но при этом не было еще случая, чтобы перед началом операции
оборона противника, его силы и средства, а также система огня были
недостаточно изучены. Теперь же я столкнулся именно с такой обстановкой, и
она не могла не тревожить.
Однако, как я уже говорил, в тот момент это были лишь смутные опасения,
и они оказались не в состоянии заглушить радостное ощущение величия
свершившихся и ждавших нас впереди событий. И, конечно, я, как и вся наша
армия, чувствовал себя счастливым от сознания того, что нам отведена важная
роль в осуществлении всей фронтовой операции.
Приближались дни, когда мы полной мерой испытали и трудности, которых
опасались, и радость новой победы. \392\
I
К началу операции в составе нашей 38-й армии было три стрелковых
корпуса - 101-й, 67-й и вновь переданный нам 52-й, насчитывавшие десять
стрелковых дивизий. Мы получили задачу прорвать оборону противника
северо-западнее Тернополя на 6-километровом участке Бзовица, Богдановка и,
развивая главный удар семью дивизиями в направлении Перемышляны, Городок, во
взаимодействии с 4-й танковой и 60-й армиями разгромить львовскую
группировку противника. Нам было приказано одновременно, свертывая оборону
противника на юго-запад, силами трех дивизий обеспечить на второй день
операции ввод ударной группировки 1-й гвардейской армии для развития
наступления на Галич.
К исходу первого дня операции войска армии должны были выйти на рубеж
Плугув, Козова (глубина до 20 км), к исходу второго дня - на линию Зашкув,
Павлув (40 км). В дальнейшем нам ставилась такая задача: развивая
стремительное наступление и отрезая пути отхода противника из Львова на
юго-запад, ударом двух стрелковых дивизий с юга и юго-запада во
взаимодействии с 60-й армией овладеть Львовом. На рубеж Городок, Николаев мы
должны были выйти к исходу пятого дня операции.
Ознакомившись с директивой фронта, я не мог не увидеть, что
устанавливаемые ею темпы наступления для пехоты значительно превышали
возможности войск. Городок находился в 160 км, а Николаев в 140 км по прямой
от исходного рубежа для наступления. Достичь его на пятый день операции
могли лишь небольшие подвижные группы на механической тяге, имевшиеся в
составе армии.
Это подтвердилось, когда мы 10 июля на картах и ящике с песком
отрабатывали все детали предстоящей операции. В тот день я собрал у нас в
штабе руководящий состав 38-й армии, ее корпусов, дивизий и приданных
частей, а также 4-й танковой армии, которая должна была вводиться в прорыв в
нашей полосе.
На занятиях присутствовал командующий фронтом. Выслушав \393\ наши
доклады и решения, он отметил, что удовлетворен ими. Маршал И. С. Конев
также подчеркнул в своем выступлении, что они соответствуют его указаниям,
данным при разборе зимне-весенних операций войск фронта. Командующий фронтом
дал ряд указаний по проведению этой операции. После тщательного анализа он
согласился уменьшить темпы наступления.
Впоследствии, много лет спустя, из воспоминаний К. В. Крайнюкова я
узнал, что этот вопрос возникал и в Москве при рассмотрении представленного
И. С. Коневым плана Львовско-Сандомирской операции. Тогда "Ставка и Генштаб
обратили внимание Военного совета фронта на то, что запланированные темпы
наступательной операции (30-35 км в сутки) для пехоты завышены и
нереальны"{247}. Далее К. В. Крайнюков отмечает: "Впоследствии мы убедились,
что это замечание было вполне справедливо"{248}.
Итак, подготовка операции подходила к концу. 11 июля войскам армии был
отдан боевой приказ на наступление. Срок готовности - к 21 часу 13 июля.
Принятое мною решение предусматривало прорыв обороны противника силами
всех трех стрелковых корпусов. В первом эшелоне должны были действовать
четыре стрелковые дивизии, во втором - пять. Свертывание обороны противника
на юго-запад и юг возлагалось на 52-й стрелковый корпус. Одновременно с его
ударом главные силы армии должны были продолжать безостановочное наступление
в направлении Зборов, Поморжаны, Перемышляны, Городок.
Войскам приказывалось к исходу первого дня операции прорвать
тактическую зону обороны противника на глубину до 20 км и выйти на рубеж
населенных пунктов Славна, Травотлоки, Конюхы, Козова. На следующее утро
наступающим корпусам предстояло обеспечить ввод в прорыв 4-й танковой армии
с рубежа Славна, Травотлоки. Используя ее успех в преодолении тыловых
рубежей по рекам Золотая Липа и Гнилая Липа, стрелковые войска к исходу
третьего дня должны были прорвать оборону на глубину до 65 км и, выйдя на
линию Подъяркув, Стоки, Новые Стрелища, Беньковка, обойти Львов с юга.
Оперативное построение армии было определено в один эшелон: впереди
стрелковые корпуса в одну линию и в резерве одна стрелковая дивизия.
Имелась, конечно, возможность строить армию и по-другому: два корпуса в
первом эшелоне и один - во втором. Но нельзя было не учитывать, что их
командирам требовалось времени на ввод в бой стрелковых дивизий из второго
эшелона меньше, чем армии, и это улучшало условия для наращивания удара с
целью безостановочного движения в глубину. Кроме того, при таком оперативном
построении армии \394\ командирам корпусов предоставлялось больше творческой
инициативы, и их роль в бою резко повышалась.
Что же касается боевого порядка соединений, то и он имел два эшелона. В
первом из них 101-й и 52-й стрелковые корпуса - по две стрелковые дивизии,
во втором - одну, а дивизия соответственно - по два и по одному полку. Лишь
расположенный в центре 67-й стрелковый корпус был построен в три эшелона.
Все его дивизии заняли исходное положение в затылок одна другой. Такой
боевой порядок, эшелонированный в глубину, соответствовал указаниям
командующего фронтом об обеспечении прорыва глубоко эшелонированной обороны
и непрерывности атаки.
Для прорыва обороны противника и стремительного наступления силы 38-й
армии сосредоточились с расчетом создания решительного превосходства на
участке прорыва, находившемся у нас на правом фланге. Его протяженность по
фронту составляла 8,6 км, или меньше четверти всей полосы наступления армии.
Но на нем было сосредоточено свыше 70% стрелковых дивизий, артиллерии и
минометов, все имевшиеся танки и самоходно-артиллерийские установки. Здесь
для участия в артиллерийской подготовке привлекались также артиллерия и
минометы 4-й танковой армии и даже часть сил 1-й гвардейской армии, которая
должна была перейти в наступление сутки спустя. Для сравнения отмечу, что в
то же время на левофланговом 14-километровом участке мы оставили всего лишь
один стрелковый полк.
Как уже знает читатель, дивизии первых эшелонов корпусов заняли
исходные позиции для наступления в ночь на 13 июля.
Той же ночью нам стало известно, что в полосе 3-й гвардейской и 13-й
армий, готовившихся нанести удар на рава-русском направлении, разведка боем
установила начавшийся отход войск противника под прикрытием арьергардов с
главной полосы обороны. Поэтому там уже на рассвете начали действовать
передовые батальоны, а затем в бой вступила также часть сил первых эшелонов
стрелковых дивизий 3-й гвардейской и 13-й армий. К концу дня они
продвинулись на 8-15 км.
Иначе сложилась обстановка в полосе наступления 60-й и 38-й армий.
Мы также провели разведку боем силами сменявшейся 140-й стрелковой
дивизии. После этого и здесь по плану фронта должны были вступить в дело
передовые батальоны, усиленные танками и артиллерией. Однако противник вел
себя совсем не так, как на правом крыле фронта. Разведка боем показала, что,
проявляя крайнюю настороженность, он оказал яростное сопротивление
разведывательным отрядам и явно стремился удержать свои позиции. Отменив в
связи с этим ввод в бой передовых батальонов в полосах 60-й и 38-й армий, но
все еще не исключая \395\ возможность отхода врага и на этом участке
прорыва, командование фронта перенесло их действия на сутки.
Наступило раннее утро 14 июля. Мы с членом Военного совета А. А.
Епишевым еще до рассвета приехали на участок к востоку от г. Обыдра.
И вот теперь здесь начали наступление на вражеские позиции
подразделения 896-го полка 211-й стрелковой дивизии при поддержке двух
артиллерийских полков. Одновременно атаковали противника передовые отряды
остальных дивизий, также поддерживаемые артиллерией. Враг встретил их
артиллерийско-минометным огнем, который велся преимущественно с дальних
позиций и отдельными орудиями и минометами с ближних. Тем не менее к 9 часам
передовые отряды овладели траншеями первой и второй линий, выполнив
поставленную задачу. Дальнейшее их продвижение замедлилось упорным
сопротивлением врага, который резко усилил артиллерийский и минометный
огонь{249}.
Погода в первой половине дня была крайне неблагоприятной для действий
авиации. Между тем нам было приказано наступать силами дивизий первого
эшелона лишь после нанесения удара по противнику с воздуха. Во второй
половине дня метеорологические условия, наконец, улучшились.
В 16 часов, после полуторачасовой артиллерийской подготовки,
бомбардировочных и штурмовых действий авиации, войска 60-й и 38-й армий по
приказу командующего фронтом перешли в наступление. К концу дня мы
вклинились в оборону противника на 3-7 км.
Я был глубоко не удовлетворен результатами первого дня.
Все мы, узнав, что противник начал отвод своих войск на рава-русском
направлении на вторую полосу обороны, в свою очередь ожидали такого же
маневра на львовском направлении. И поэтому опасались израсходовать
накопленные боеприпасы на оставленные им позиции. Это привело к потере темпа
и времени. Враг незамедлительно воспользовался нашим упущением. Стало ясно,
что он не намеревался отходить. Более того, оказалось, что командование
противника заблаговременно предприняло весьма энергичные меры, для срыва
нашего наступления и подтянуло, как выяснилось в ходе боя, тактические
резервы, а также 1-ю и 8-ю танковые дивизии и использовало, их в главной
полосе обороны, нанеся контрудар.
Я до сих пор убежден, что итоги первого дня наступления могли быть
более значительными, если бы мы не дожидались улучшения погоды и удара с
воздуха, а сразу же после вклинения передовых батальонов во вторую траншею
ввели в бой дивизии первого эшелона стрелковых корпусов. Обстановка,
действительно была не совсем ясной, но в ходе решительных действий она
должна была бы проясниться. \396\
Что же помешало мне активно, энергично действовать?
Мое положение осложнялось тем, что сам я не мог принять решение о вводе
первого эшелона в бой. Дело в том, что прорыв мы осуществляли на правом
фланге, смежном с 60-й армией. взаимодействуя с ней под непосредственным
руководством командующего фронтом, который, естественно, не мог допустить
изолированных действий одной из двух армий, наступавших на общем
направлении.
Известная же скованность была, полагаю, вызвана все тем же ожиданием
отвода войск противника, навеянным обстановкой в полосе наступления 3-й
гвардейской и 13-й армий.
С другой стороны, восторжествовала хорошо известная истина о том, что
наступление при поддержке бомбардировочной и штурмовой авиации всегда
оказывает более мощное воздействие на противника. Между тем в данном
конкретном случае, после \397\ того как противнику стало известно место
давно ожидаемого им удара, отсрочка была неоправданна. Это лишний раз
подтверждает, что нет правил без исключения, нет положений, которые были бы
применимы в любых условиях.
Тем более это относится к описываемому здесь случаю, когда и после
улучшения погоды далеко не полностью осуществились возлагавшиеся надежды на
удар с воздуха. Он был нанесен главным образом по целям, расположенным в
глубине. В то же время авиация недостаточно воздействовала на главную полосу
обороны противника ввиду смещения ее переднего края после успешных действий
передовых батальонов.
В ходе артиллерийской подготовки, длившейся полтора часа, далеко не
полностью были уничтожены живая сила и огневые средства врага на занимаемом
рубеже. Правда, его связь и управление были нарушены, но ненадолго.
Противнику удалось скрытно произвести перегруппировку огневых средств,
подтянуть часть их из глубины и усилить оборону после действий передовых
батальонов. Словом, эффективность этой артиллерийской подготовки не идет ни
в какое сравнение с той, о которой я рассказывал при описании Киевской или
Житомирско-Бердичевской наступательных операций. \398\
Иначе говоря, артиллерийская и авиационная подготовка не выполнила
полностью своей роли. Маршал Г. К. Жуков впоследствии писал: "Организуя
подготовку операции на львовском направлении, разведка... полностью не
смогла вскрыть всю систему обороны противника... В результате недостаточного
изучения расположения огневой системы противника с большими дефектами была
спланирована артиллерийская и авиационная подготовка"{250}.
Наконец, о танках.
1-й Украинский фронт имел свыше 2 тыс. танков и
самоходно-артиллерийских установок. Но основная масса танков находилась на
вооружении танковых армий и корпусов, предназначавшихся для действий в
оперативной глубине противника. Группам непосредственной поддержки пехоты
(НПП) было выделено мизерное количество боевых машин.
Так, в 38-й армии было только 29 танков и 45 самоходно-артиллерийских
установок СУ-76. Их хватило лишь для обеспечения действий передовых
батальонов. Когда же после артиллерийской подготовки в наступление перешли
стрелковые дивизии первого эшелона, то это была атака пехоты без
достаточного обеспечения танками непосредственной поддержки пехоты. А если