Мы располагали проверенными сведениями о том, что в полосе 38-й армии
находились 6, 11, 7-я танковые, 101, 367, 371-я пехотные дивизии, отдельные
части и боевые группы некоторых других, в том числе танковый полк 10-й
танковой дивизии СС, усиленный двумя тяжелыми танковыми батальонами резерва
главного командования, а также венгерские 18, 21, 24-я пехотные и 2-я
танковая дивизия, 1-я горнострелковая бригада.
Вражеская группировка насчитывала до 350 танков, взаимодействовавших с
крупными силами бомбардировочной авиации.
Предпринимая контрудары, противник не рассчитывал встретить
значительную группировку наших войск на правом берегу р. Днестр и
намеревался ударами с плацдармов у Петрова и Нижнего сразу выйти в район
Городенка. По мере того, как враг понял свою ошибку, его действия
характеризовались осторожностью и методичностью при расширении плацдармов.
Перед началом боевых действий вражеские войска проводили разведку боем
на всех направлениях, резко повысили активность в ночное время, применяли
действия мелких групп (взвод, рота) с сильной поддержкой огнем артиллерии и
особенно шестиствольных минометов.
Авиация вела усиленную разведку переднего края, коммуникаций и мостовых
переправ через Днестр, а в период активных действий бомбардировку группами
от 12 до 40 самолетов, повторяя удары в тех местах, где наши войска
оказывали упорное сопротивление.
После неудачных попыток прорваться к Городенке противник предпринял
наступление с целью овладеть населенным пунктом Обертын. Остановленный на
подступах к нему, он еще раз изменил направление главного удара и перенес
центр боев на юго-запад. \344\
Наши силы также возросли. Кроме 17-го гвардейского стрелкового корпуса
генерал-майора А. И. Гастиловича, на усиление армии прибыли две
истребительно-противотанковые бригады, два гвардейских минометных и
несколько артиллерийских, в том числе истребительно-противотанковых полков.
Впрочем, корпус генерала Гастиловича недолго находился в моем
подчинении. Он, как и 11-й стрелковый корпус, вскоре вошел в состав 18-й
армии, полевое управление которой по приказу командующего фронтом также было
переброшено в междуречье Днестра и Прута. Теперь эта армия стала нашим левым
соседом.
Получила пополнение и наша 1-я танковая армия. К ней на усиление
прибыли танковые и самоходно-артиллерийские части, имевшие на вооружении 213
бронеединиц. Кстати, 25 апреля, как раз накануне новой попытки врага достичь
своей цели, этой армии было присвоено почетное наименование гвардейской, с
чем я от души поздравил ее командующего генерал-лейтенанта М. Е. Катукова.
Мы были лучше подготовлены к борьбе с противником, которая
возобновилась 26 апреля. В тот день, завершив перегруппировку и
сосредоточение сил, враг двумя пехотными дивизиями со 120-130 танками нанес
удар на стыке 18-й и 38-й армий, стремясь наступлением на Коломыю и Черновцы
обойти Городенку с юга, отрезать и разгромить наши войска в междуречье
Днестра и Прута.
Так наши предположения о действительных намерениях противника
подтвердились. И поскольку удара мы ждали именно на этом направлении, то и
приняли необходимые меры к его отражению. В результате все атаки были
успешно отбиты.
На следующий день на том же участке последовал еще более мощный удар.
Вражеские силы, участвовавшие в наступлении, были дополнены двумя пехотными
дивизиями с танками. Атаке предшествовали авиационная подготовка (560
самолето-вылетов) и массированный удар артиллерии на узком участке фронта
шириной 4-6 км.
III
В ходе боев, продолжавшихся о неослабевающей силой до конца апреля,
атаки вражеских войск сменялись нашими контратаками. К 1 мая враг начал
выдыхаться. Фронт его наступления изо дня в день сокращался, количество атак
уменьшалось. А к 5 мая они и вообще прекратились почти по всему фронту
армии. На переднем крае противника была отмечена смена немецких частей,
отводившихся на отдых и пополнение, венгерскими.
Таким образом, Станиславский выступ остался в наших руках. Вражеский
план восстановления единого фронта, разрезанного \345\ у Карпат, потерпел
провал. Причем эта попытка дорого обошлась противнику.
Основу нашей обороны составляла устойчивая система противотанковых
средств. Противнику лишь на первом этапе наступления удалось потеснить наши
части, в дальнейшем же он почти не продвигался вперед. Так, если всего
вражеские войска на отдельных направлениях с 17 апреля до 5 мая продвинулись
на 20-30 км, то большая часть этого расстояния была ими пройдена на первом
этапе наступления - с 17 по 20 апреля. За последние же десять дней - с 26
апреля до 5 мая - их продвижение составило всего лишь 3-6 км, да и то на
отдельных участках.
Такое значительное различие объяснялось тем, что на первом этапе
наступления противника не была полностью сосредоточена вся имевшаяся у нас
артиллерия, особенно противотанковая. Часть ее отстала при передислокации
через Днестр. Например, 269-й истребительный противотанковый артиллерийский
полк прибыл только к исходу 17 апреля, а 32-я истребительная противотанковая
артиллерийская бригада - к вечеру следующего дня. Когда же артиллерия
подтянулась, то создала "подкову" на направлении главного удара танков,
завлекла их в огневой "мешок" и 20 апреля, как упоминалось выше, нанесла им
тяжелые потери. Всего за период наступления противника было подбито и
сожжено 148 его танков и штурмовых орудий. Враг потерял только убитыми около
7 тыс. солдат и офицеров.
Самоотверженно боролись с врагом артиллеристы. Приведу хотя бы два
примера.
Батареи 269-го истребительно-противотанкового полка, занимавшие оборону
на южной окраине населенного пункта Олеша, были атакованы танками и пехотой
противника. Враг стремился прорваться на восток. Но отважные артиллеристы
преградили ему путь. Особо отличилась первая батарея капитана А. И.
Хроменкова. Ее личный состав во главе с командиром мужественно вступил в
борьбу с превосходящими силами противника. Наводчик старший сержант И. А.
Синцов, подпустив вражеский танк на 200 м, с первого же выстрела поджег его,
а затем уничтожил экипаж и 14 пехотинцев. В это время умолкли два наших
соседних орудия. На одном из них был выведен из строя весь расчет, другое
было разбито снарядом, и возле него остался невредимым лишь наводчик сержант
В. П. Моисеев. Не растерявшись, он кинулся к уцелевшей пушке. Заняв место у
ее панорамы, сержант Моисеев меткими выстрелами уничтожил два фашистских
"тигра"{208}.
Геройски действовала и седьмая батарея 829-го артиллерийского полка,
которой командовал старший лейтенант А. Я. Шех. Ее орудия располагались на
скатах высоты 359,0 и прикрывали важную дорогу, ведущую в крупный населенный
пункт Обертын. \346\
В течение двух дней пехота и танки противника пытались овладеть этой
высотой. Они предприняли более десяти атак, но безуспешно. Не помогли ни
бомбовые удары авиации по высоте, ни интенсивные огневые налеты артиллерии и
шестиствольных минометов. Батарея лейтенанта Шеха стояла на своих позициях
прочно. Она подбила несколько танков, уничтожила свыше роты пехоты. Пали
смертью храбрых командир батареи и часть орудийных расчетов, но противник не
прошел{209}.
Высокую оценку получили действия 9-й гвардейской и 32-й
истребительно-противотанковых бригад, совершивших коллективный подвиг при
отражении вражеского наступления. Первая из них была награждена орденом
Ленина, вторая - преобразована в 11-ю гвардейскую.
Не достигнув поставленной цели, войска противника перешли с 5 мая на
Станиславском направлении к обороне.
Как раз в те дни, когда мы отражали вражеское наступление в районе
Станиславского выступа, к нам приехал писатель Константин Михайлович
Симонов. Мы познакомились еще под Сталинградом, когда я командовал 1-й
гвардейской армией. Момент тогда был неподходящий для продолжительных бесед,
но все же наш гость побывал в войсках и на переднем крае, беседовал с
бойцами, командирами и политработниками. Вскоре после той встречи К. Симонов
написал правдивую яркую повесть "Дни и ночи", в которой, наряду с показом
тяжелых кровопролитных боев, отразил, на мой взгляд, главное - величайшую
убежденность воинов Сталинграда в конечном разгроме врага.
И вот теперь Константин Михайлович приехал к нам, когда мы, оставив
позади тысячи километров освобожденной родной земли, были уже вблизи
заветных полосатых столбов западной границы. На этот раз мы имели дело со
смертельно раненным, обреченным врагом. Но, отчаянно пытаясь уйти от
окончательного поражения, противник именно здесь, на нашем участке фронта,
искал в тот момент хотя бы временного успеха. И потому в нашей полосе шли
жестокие бои. Вероятно, это и привело сюда писателя, всегда устремлявшегося
туда, где было трудно, где в тяжкой борьбе особенно ярко раскрывались
духовные черты человека.
В этот его приезд нам удалось больше встречаться и беседовать. Правда,
урывками, когда это позволяла обстановка. Помню, находясь с нами на
наблюдательном пункте, он подметил, что противник часто менял направления
своих ударов, а продвижения не имел и лишь нес все возраставшие потери.
Искреннее восхищение вызвала у него быстрота маневра
истребительно-противотанковых частей, превосходившая все, что он видел под
Сталинградом.
Да и как могло быть иначе! \347\
Ведь там, у Волги, вся наша артиллерия была на конной тяге. И вообще
тогда у нас катастрофически не хватало технических средств борьбы - не
только артиллерии, самолетов, танков, но даже автоматов. Вот почему, глядя
на отличную технику" которой была оснащена теперь Красная Армия, можно было
сказать, что после Сталинграда прошла целая эпоха. И это было именно так,
хотя времени прошло не так уж много - примерно год и восемь месяцев. Но
изменилась не только военная техника, иным стало содержание жизни и действий
советского воина. Под Сталинградом он давал себе клятву: "Ни шагу назад!"
Ныне же он шел вперед, освобождая родную землю и со всем пылом души готовясь
принести свободу народам всей Европы.
Обо всем этом и говорили мы с Константином Михайловичем. Я верил, что
ему будет по силам создать крупные художественные произведения о наших
воинах, о мощи нашего социалистического государства, о героической эпопее
Великой Отечественной войны.
От нас он уехал, когда наступило затишье. Разумеется, оно было
временным.
Шел май 1944 г. Сорвав попытку врага восстановить непосредственную
связь со своими войсками, действовавшими в Румынии, войска левого крыла
фронта перешли к обороне. В течение нескольких дней обе стороны вели бои
местного значения для улучшения позиций на переднем крае. Вражеская авиация
группами по 25-30 самолетов бомбила боевые порядки наших войск.
Одновременно, как уже говорилось, немецко-фашистские дивизии выводились в
тыл, а их сменяли венгерские войска.
Мы также отводили часть войск для доукомплектования, выдвигая на их
участки дивизии второго эшелона. Были выделены силы и средства для
обеспечения стыков с соседними армиями, а также между корпусами. Оборона
строилась по принципу батальонных узлов с траншеями вдоль всего фронта
армии, отсечными позициями и ходами сообщения, тянувшимися вплоть до второго
рубежа. Совершенствовалась система огня, создавались противотанковые опорные
пункты, устанавливались противотанковые минные поля.
Все это делалось в соответствии с директивой фронта от 4 мая и имело
целью исключить какие бы то ни было неожиданности. Давно нам не приходилось
столь тщательно готовиться к отражению возможных попыток врага возобновить
наступление. Нам пригодился богатый опыт создания непреодолимой обороны,
образцом которой являлась Курская битва. Мы обогатили его успешными
оборонительными боями прошедшей зимой и теперь широко внедряли в практику. И
хотя нам было известно, что долго находиться в обороне не придется, все, что
относилось к ней, делалось прочно, на совесть. Этому же научил опыт войны.
Он властно диктовал: даже в наступлении и тем более в предшествующий ему
период будь всегда готов и к обороне. \348\
К наступлению мы, разумеется, также готовились. Разнообразным задачам
армии на ближайшее время вполне соответствовал и разработанный нами на
основании директивы Ставки Верховного Главнокомандования и указаний
командующего фронтом десятидневный план боевой подготовки частей и
соединений. Осуществлялся он во всех корпусах и дивизиях.
Одновременно мы начали забрасывать в тыл к фашистам группы
саперов-истребителей танков. Результат их боевой работы в связи с уходом
вражеских танковых дивизий в глубокий тыл на доукомплектование и отдых
оказался значительно скромнее, чем в январе-феврале.
Тем не менее и он был очень весом. Вот несколько цифр. В течение мая 85
групп саперов-истребителей, проникнув в тыл противника, подорвали 18 танков,
2 самоходных орудия, 5 бронетранспортеров, 4 пушки, шестиствольный миномет.
Кроме того, возвратившись в свои части, они доставили весьма ценные данные о
характере вражеской обороны на переднем крае и в глубине.
Надо сказать, что, готовя войска к участию в дальнейших наступательных
операциях фронта, Военный совет армии считал возможным предварительно
нанести удар по врагу с целью оттеснить его и с той небольшой территории,
которую ему удалось захватить в апреле на отдельных участках. Признаться, мы
хотели восстановить положение главным образом для того, чтобы вражеское
командование, сумевшее осуществить, пожалуй, лишь сотую часть своего
наступательного плана, лишилось и этого утешения.
Наше намерение осуществить не пришлось, так как оно не было одобрено
командующим фронтом. Прибыв 12 мая в штаб 38-й армии, находившийся тогда в
населенном пункте Окно, маршал Г. К. Жуков сказал мне:
- Не следует мелкими, булавочными уколами подменять сокрушительные
удары по врагу. Это устраивало бы противника, особенно здесь, на
Станиславском направлении, где он держит наиболее мощную группировку своих
войск. Нужно готовить такую операцию, которая была бы подобна землетрясению.
Для этого вы и создаете глубоко эшелонированную оборону.
Георгий Константинович, выступая на совещании руководящего состава
нашей армии и ее корпусов, потребовал сосредоточить внимание на
доукомплектовании дивизий и обучении их личного состава. В частности,
подчеркнул он, нужно подготовить сержантов, а тех из них, кто отличился в
боях, направить на курсы младших лейтенантов для подготовки командиров
взводов.
Обучение личного состава командующий фронтом рекомендовал начать с
совершенствования подготовки одиночного бойца, затем отработать действия
стрелкового отделения, взвода, роты, батальона и полка в обороне и
наступлении, особенно в ведении ближнего боя в траншеях и ходах сообщений.
Он указал, что \349\ рядовые бойцы, сержанты и офицеры должны заниматься по
8-10 часов в день, чтобы повысить знания и навыки по своей специальности, а
начиная с командиров рот и выше - еще и умение применять средства усиления.
От штабов требовалось совершенствование их опыта в управлении войсками.
Особое внимание они должны были уделить подготовке разведчиков и организации
их успешных действий с целью изучения обороны противника на всю глубину.
Времени для всего этого достаточно, отметил маршал, и нужно его должным
образом использовать. В заключение он поблагодарил командный состав за
умелое руководство войсками в предыдущей операции и выразил уверенность, что
в будущем армия также с честью выполнит свои задачи.
- Что же касается этих задач, - сказал он, - то они весьма значительны,
что вполне соответствует возможностям армии, ее командования и штаба.
Было очевидно, что высокие требования командующего фронтом диктовались
очередными грандиозными наступательными замыслами Ставки. И это подтвердили
развернувшиеся вскоре события.
Совещание, о котором я упомянул, было в нашей армии последним, где Г.
К. Жуков выступал в качестве командующего 1-м Украинским фронтом. Вскоре был
издан приказ Ставки Верховного Главнокомандования: "С целью дать возможность
маршалу Жукову руководить в будущем действиями нескольких фронтов,
освободить его от временного командования 1-м Украинским фронтом"{210}.
IV
24 мая в командование 1-м Украинским фронтом вступил Маршал Советского
Союза И. С. Конев. Великую Отечественную войну он начал в июне 1941 г. на
Западном фронте в качестве командующего 19-й армией. Затем до лета 1943 г.
последовательно командовал войсками Западного, Калининского, снова Западного
и Северо-Западного фронтов. И хотя мы воевали на разных направлениях, я
знал, что руководимые им войска осуществили ряд удачных операций.
Наши боевые пути сошлись в июле 1943 г., когда Иван Степанович был
назначен командующим войсками Степного фронта - левого соседа Воронежского,
в составе которого воевал и я. В Курской битве и особенно в
Корсунь-Шевченковской операции ярко раскрылся его полководческий талант. И
теперь он прибыл к нам зрелым руководителем операций крупного масштаба и
сразу включился в работу со всей силой и энергией. \350\
Начал маршал И. С. Конев так, как и должно в таких случаях: с изучения
и обобщения опыта предыдущих операций по освобождению Правобережной Украины.
Он приказал командующим армиями лично провести с командирами дивизий и
полков разбор боевых действий, осуществлявшихся зимой и весной 1944 г. Сам
же взял на себя эту задачу в отношении командармов, начальников штабов,
командиров корпусов и начальников родов войск фронта и армий. Разбор под его
руководством проводился в двух группах. Одна из них включала основной
командный состав всех правофланговых армий и корпусов, другая-1-й
гвардейской, 18, 38 и 1-й гвардейской танковой армий. Первая работала 6
июня, вторая - два дня спустя.
Здесь я должен сделать небольшое отступление. Дело в том, что именно в
те дни мы получили известие о произведенной нашими союзниками по
антигитлеровской коалиции - американскими и английскими войсками - высадке в
Северной Франции. Судя по ее масштабам, можно было надеяться, что это и
есть" наконец, столь многократно обещанный второй фронт в Европе.
Но не могу не отметить, что это событие тогда не произвело на нас,
фронтовиков, большого впечатления. Другое дело, если бы второй фронт был
открыт на два года или хотя бы на год раньше, когда нам было намного
труднее.
Конечно, мы понимали важное политическое и военное значение высадки
союзников, несомненно приближавшей окончание войны. И это реальное
проявление их решимости принять участие в сокрушении гитлеровской Германии
было встречено одобрительно всем советским народом. Но в то же время мы не
могли не видеть, что пассивность союзнических сухопутных армий в борьбе с
главным врагом - гитлеровской Германией, имевшая место в предшествующие
годы, нанесла серьезный ущерб общему делу. Знали мы и то, что это было
следствием двойственной политики господствующих классов США и Англии,
которые вопреки союзническим обязательствам и не считаясь с требованиями
народов своих стран, длительное время уклонялись от открытия второго фронта
в Европе.
Для нас не было секретом, что одни представители ведущих американских и
британских монополий не скрывали своих симпатий к гитлеровской клике, а
другие открыто высказывали надежду на то, что Советский Союз и фашистская
Германия взаимно истощат свои силы в войне, после чего им обоим продиктуют
свою волю США и Англия. Нам не могли быть безразличны слова вице-президента
Соединенных Штатов Г. Трумэна о том, что, мол, если в войне будет брать верх
Россия, то для США будет выгодно помогать Германии, и наоборот{211}.
За этим циничным заявлением стояли реальные интересы монополий,
стремившихся ослабить обе воюющие стороны. Более \351\ того, представители
таких монополий высказывали сочувствие господствующей клике фашистской
Германии. Их не пугала фашистская идеология, наоборот, многим она
импонировала. Советский же Союз, первое в мире государство рабочих и
крестьян, носитель новых общественных отношений, страшил западных
монополистов. Занимая влиятельные посты в правительствах своих стран,
защитники интересов монополий годами тормозили развертывание активных
военных действий против фашистской Германии, срывали выполнение союзнических
обязательств по отношению к СССР и обрекли свою армию на продолжительную
бездеятельность.
Мы, по существу, в одиночку сражались с сильным и жестоким врагом,
использовавшим против нас военный и промышленный потенциал почти всей
Европы. Естественно, что нам было тяжело, особенно в 1941-1942 гг. Никогда
не забыть грозной опасности под Москвой, тяжких боев при отходе к
Сталинграду, у Калача, в междуречье Волги и Дона. Был момент, когда всего 8
км отделяли 1-ю гвардейскую армию от 62-й армии В. И. Чуйкова, сражавшейся в
Сталинграде, а мы так и не смогли соединиться с ней. Непрерывно атаковали,
отвлекая на себя крупные вражеские силы, штурмовавшие город, нанося им
огромные потери, но преодолеть узкий коридор не хватило сил.
Не раз смертельная опасность угрожала нашему социалистическому
государству. С предельным напряжением отражали мы \352\ натиск озверелого
фашизма, а наши союзники по антигитлеровской коалиции отказывались открыть
второй фронт в Европе" чтобы отвлечь хотя бы часть сил врага. Даже в 1943 г.
они предпочитали во имя своих империалистических интересов захватывать
позиции в Средиземноморье, не оказывавшие серьезного влияния на ход борьбы
на советско-германском фронте, где решались судьбы всей второй мировой
войны, судьбы народов всего мира.
Советский народ и его Красная Армия под руководством Коммунистической
партии не только выстояли в этой борьбе, но и, измотав и обескровив
отборнейшие войска противника, обрушили на него всю мощь своих Вооруженных
Сил.
Развязывая войну против Советского Союза, гитлеровская клика полагала,
что первые военные неудачи Красной Армии подорвут доверие народных масс
нашей страны к Коммунистической партии и Советской (власти, посеют рознь
между многочисленными народами СССР, расшатают основу социалистического
государства - союз рабочих, крестьян и интеллигенции. В действительности же
трудности военного времени еще больше укрепили доверие народных масс к
партии и правительству, упрочили дружбу между народами и союз трудящихся
нашей Родины.
Советский народ единодушно поднялся на защиту своего Отечества. В
тяжелых кровопролитных боях, в неслыханном единоборстве на фронте в 3 тыс.
километров Красная Армия сначала сдерживала многомиллионную, оснащенную
новейшей военной техникой немецко-фашистскую армию, нанося ей огромный урон
в людях и вооружении. Сравнительно легко покорив десяток европейских стран,
фашистская военная машина в боях против Советского Союза дала осечку.
В первый год войны Красная Армия разгромила вражеские ударные силы под
Москвой, второй ознаменовался поражением и уничтожением немецко-фашистских
войск под Сталинградом, третий начался с их тяжелого поражения в Курской
битве и теперь заканчивался поспешным отходом обескровленного противника по
всему фронту.
Таков был военно-политический итог трех лет Великой Отечественной
войны.
Фашисты рассчитывали на неспособность советской промышленности
справиться с задачами производства вооружения в массовых масштабах,
транспорта - с военными перевозками, а сельского хозяйства - со снабжением
армии и народа продовольствием и промышленным сырьем. И в этом враг
просчитался.
Военное хозяйство нашей страны, преодолевая огромные трудности, быстро
шло в гору{212}. Достаточно сказать, что в первой половине 1944 г. объем
промышленной продукции тыловых районов \353\ по сравнению с первой половиной
1941 г. составил 185%, а по четырем наркоматам военной промышленности -
570%.
За первую половицу 1944 г. страна дала Красной Армии около 16 тыс.
самолетов, почти 14 тыс. тяжелых и средних танков и самоходно-артиллерийских
установок, 26 тыс. орудий калибра 76 мм и выше, 477 тыс. пулеметов, не
считая авиационных, и автоматов, 91 млн. снарядов, авиабомб и мин.
Только за первые пять месяцев 1944 г. количество танков,
самоходно-артиллерийских установок и самолетов в действующей армии
увеличилось более чем на 25 %.
Объем продукции рос также за счет фабрик, заводов, рудников, колхозов и
совхозов, встававших из пепла и руин на освобожденной от оккупации земле. За
те же полгода Донбасс дал около 8 млн. т угля, заводы Юга выплавили около
400 тыс. т стали. Колхозы и совхозы освобожденных районов засеяли яровыми
культурами 19 млн. гектаров земли.
Так советский народ опрокинул все расчеты врага на непрочность
советской экономики. Былое превосходство врага в количестве танков и
самолетов осталось позади. Советское государство, основанное на нерушимом
братском содружестве народов, в ходе войны окрепло и упрочилось, а
фашистское государство, основанное на угнетении народов, не выдержало
испытаний войны и стояло перед неминуемой катастрофой.
Не менее разительным был и внешнеполитический итог трех лет Великой