Нэвилл Крис. Восемь

твоей стороне могущественные друзья, но ты не понимаешь, в какую игру
играешь...
- Какая сторона? - сказала я. - Не играю я ни в какую игру!
- Нет, играешь, - ответил он, глядя на меня как-то странно, словно
хотел обнять и не решался. - Ты играешь в шахматы. Но не беспокойся, я
мастер этой игры. И я на твоей стороне.
Он двинулся к двери. Я последовала за ним, словно в каком-то дурмане.
Когда мы дошли до двери, Соларин прижался спиной к стене и прислушался,
словно ожидая, что кто-нибудь ворвется внутрь. Затем он взглянул на меня. Я
растерянно стояла рядом с ним.
Он сунул руку за пазуху и кивнул мне, чтобы я шла первой. За пазухой у
него я заметила холодный блеск пистолетной рукоятки. Проглотив тугой ком в
горле, я опрометью выскочила за дверь.
Зимний свет струился сквозь стеклянные стены фойе. Я быстрым шагом
пошла к выходу, кутаясь в пальто, пересекла широкую обледенелую площадь и
заспешила по ступеням к Ист-Ривер. В лицо мне дул противный колючий ветер.
Преодолев половину пути, я остановилась перед воротами, сообразив, что
забыла свой портфель за скамьей в комнате для медитаций. В нем были не
только библиотечные книги, но и записи о событиях последних дней.
Великолепно! Вот здорово, если Соларин найдет эти бумаги и сделает
вывод, что я исследовала его прошлое гораздо более детально, чем он мог
предполагать! И он будет абсолютно прав. Обозвав себя идиоткой, я
повернулась на сломанном каблуке и отправилась обратно.
Я вошла в вестибюль. Дежурный был занят с посетителем. Охранника нигде
не было видно. Я уверяла себя, что бояться глупо. Внутреннее фойе было
безлюдным и просматривалось вплоть до винтовой лестницы в глубине. Ни одного
человека вокруг не наблюдалось.
Я взяла себя в руки и отважно пересекла фойе, оглянувшись только
однажды - когда добралась до витража Шагала. Дойдя до комнаты для медитаций,
я толкнула дверь и заглянула внутрь.
Потребовалась секунда, чтобы мои глаза привыкли к освещению, но даже с
того места, где я стояла, было видно, что с момента моего ухода обстановка в
комнате изменилась. Соларина не было. Как не было и моего портфеля. На
каменной плите лежало тело. Я стояла у двери, и меня тошнило от страха.
Длинное, распростертое тело на плите было одето в униформу шофера. Кровь у
меня в жилах застыла. В ушах стоял звон. Сделав вдох, я вошла в комнату, и
дверь за мной захлопнулась. Я подошла к плите и посмотрела на бледное,
застывшее лицо, освещенное пятнами света. Это был Сол. Он был мертв. От
ужаса у меня внутри все сжалось. Никогда раньше я не видела мертвецов, даже
на похоронах. Я едва не расплакалась. Но прежде чем из глаз у меня брызнули
слезы, мне стало не до скорби. Сол не сам забрался на плиту и перестал
дышать. Кто-то положил его туда, и этот кто-то был в комнате в течение
последних пяти минут.
Я бросилась в фойе. Дежурный все еще что-то объяснял посетителю.
Сначала я хотела все рассказать, но затем решила этого не делать. Мне будет
нелегко объяснить, как убитому шоферу моих друзей довелось здесь очутиться и
при каких обстоятельствах я обнаружила труп. Не менее трудно было бы
объяснить и совпадение, вследствие которого я вчера оказалась поблизости,
когда другой человек умер столь же загадочной смертью. Причем была я там
вместе с подругой, шофер которой лежит сейчас мертвый в комнате для
медитаций. И нас обязательно спросили бы, почему мы не заявили о двух
пулевых отверстиях, которые появились в машине.
Я ретировалась из здания ООН и помчалась по ступенькам в сторону улицы.
Я понимала, что должна сразу же отправиться к властям, но пребывала в ужасе
от случившегося. Сол был убит в комнате через минуту после того, как я
покинула ее. Фиске был убит через несколько минут после начала перерыва. Оба
убийства произошли в общественных местах, и рядом находились ничего не
подозревающие люди. Оба раза на месте преступления был Соларин. У него
имелось оружие, верно? И он был там. Оба раза.
Итак, мы играем в игру. Хорошо, но если так, я хочу знать ее правила.
Направляясь по холодной улице к своему безопасному, теплому офису и
обдумывая произошедшие события, я чувствовала, как страх и растерянность
уступают место решимости. Я должна поднять завесу таинственности, окружающую
эту игру, установить правила и игроков. И быстро. Потому что фигуры
двигались слишком близко от меня, чтобы я могла спать спокойно. Я не
подозревала, что совсем недалеко от меня скоро будет сделан ход, который
перевернет всю мою жизнь...
- Бродский в ярости, - нервно сказал Гоголь.
Едва завидев, как в двери отеля "Алгонкин" вошел Соларин, телохранитель
вскочил с мягкого кресла в фойе и, забыв про свой чай, кинулся навстречу
шахматисту.
- Где вы были?
Бледная кожа Гоголя была белее простыни.
- На улице, дышал воздухом, - спокойно ответил Соларин. - Здесь вам не
Россия. В Нью-Йорке люди ходят гулять, не уведомляя перед этим власти о
своих перемещениях. Вы думали, я собираюсь перебежать?
Гоголь не ответил на улыбку Соларина.
- Бродский не в духе.
Он нервно огляделся вокруг. В фойе никого не было, только на другом
конце помещения пила чай какая-то старуха.
- Германолд уведомил нас этим утром, что турнир, возможно, перенесут до
окончания расследования смерти Фиске. У Фиске была сломана шея.
- Я знаю, - сказал Соларин.
Он взял Гоголя под локоть и повел к столику, где остывал чай. Там
Соларин кивком показал телохранителю, чтобы тот садился и допивал чай.
- Я ведь видел тело. Вы что, забыли?
- В этом-то и проблема, - сказал Гоголь. - Вы были с ним наедине
незадолго до того, как все случилось. Это плохо. Мы не должны были
привлекать к себе внимание. Если начнется расследование, вас наверняка
начнут допрашивать.
- Это мои трудности. Вам-то чего переживать? - спросил Соларин.
Гоголь взял кусок сахара, зажал его между зубами, а потом принялся
цедить через него чай.
Старуха, сидевшая в конце фойе, встала из-за стола и направилась к их
столику. Она была одета во все черное и двигалась с трудом, опираясь на
палку. Гоголь взглянул на нее.
- Извините, - вежливо сказала она, подойдя к мужчинам. - Боюсь, мне не
подали сахарина к чаю, а сахар мне нельзя. Нет могли бы вы, джентльмены,
поделиться со мной?
- Конечно, - сказал Соларин.
Взяв сахарницу с подноса Гоголя, он достал несколько розовых пакетиков
и вручил их пожилой женщине. Она тепло поблагодарила его и отошла от стола.
- О нет...- простонал Гоголь, глядя на лифты. Бродский шагал через
комнату, прокладывая путь мимо столиков и цветастых кресел.
- Я должен был отвести вас к нему сразу, как только вы пришли, -
вполголоса сказал Соларину телохранитель.
Он вскочил, чуть не свернув поднос. Соларин остался сидеть.
Бродский был высоким мужчиной с хорошо развитой мускулатурой и
загорелым лицом. В темно-синем деловом костюме в тонкую полоску и шелковом
галстуке он выглядел как европеец-бизнесмен. Бродский подошел к столу,
двигаясь уверенно и напористо, словно прибыл на деловые переговоры.
Остановившись перед Солариным, он протянул ему руку. Соларин пожал ее, не
вставая. Бродский сел рядом.
- Я доложил секретарю о вашем исчезновении, - начал он.
- Но я ведь не исчез, а просто вышел прогуляться.
- По магазинам, да? - усмехнулся Бродский. - Милый портфельчик. Где вы
его купили? - спросил он, указывая на портфель, стоявший на полу за креслом
Соларина.
Гоголь его даже не заметил.
- Итальянская кожа, - продолжал Бродский. - То, что нужно советскому
шахматисту, - добавил он с сарказмом. - Не возражаете, если я загляну
внутрь?
Соларин пожал плечами. Бродский положил портфель на Колени, открыл и
принялся исследовать его содержимое.
- Да, кстати, кто была эта старуха, которая отошла от стола когда я
появился?
- Просто какая-то старая леди, - сказал Гоголь. - Просила отсыпать ей
сахарина.
- Не так уж он был ей и нужен, - проворчал Бродский, копаясь в бумагах.
- Она ушла сразу, как только я появился.
Гоголь посмотрел в ту сторону, где сидела женщина. Она ушла, и на
столике осталась одинокая чашка.
Бродский положил бумаги обратно в портфель и вернул его Соларину. Затем
он со вздохом взглянул на Гоголя.
- Гоголь, ты кретин, - обыденным тоном, словно речь шла о погоде,
констатировал он. - Наш драгоценный гроссмейстер трижды обвел тебя вокруг
пальца. Сначала - когда допрашивал Фиске незадолго до его смерти. Затем -
когда вышел, чтобы забрать этот портфель, в котором теперь ничего нет, кроме
пустого блокнота, нескольких пачек чистой бумаги и двух книг по нефтяной
промышленности. Очевидно, все ценное оттуда уже изъяли. А минуту назад он
под самым твоим носом передал эти записи агенту, прямо здесь, в фойе.
Гоголь покраснел и поставил на стол свою чашку.
- Но уверяю вас...
- Не нужны мне твои заверения, - отрывисто бросил Бродский и повернулся
к Соларину. - Секретарь сказал, что мы должны установить контакт в течение
двадцати четырех часов, или нас отзовут в Россию. Если этот турнир отменят,
наша легенда полетит к чертям. Рисковать нельзя. Вряд ли нам, поверят, если
мы скажем, что решили задержаться в Нью-Йорке, чтобы походить по магазинам и
купить портфели из итальянской кожи, - усмехнулся он. - У вас двадцать
четыре часа, гроссмейстер, чтобы выйти на вашего человека.
Соларин посмотрел Бродскому прямо в глаза. Затем холодно улыбнулся.
- Можете доложить секретарю, уважаемый, что я уже получил нужные
сведения, - сказал он.
Человек из КГБ молча ждал, что Соларин продолжит. Когда тот больше
ничего не сказал, Бродский вкрадчиво поторопил его:
- Ну же? Не томите нас неизвестностью.
Соларин посмотрел на портфель у него на коленях. Потом на самого
Бродского. Лицо шахматиста напоминало бесстрастную маску.
- Фигуры в Алжире, - сказал он.

К полудню я вся была на нервах. За это время я предприняла еще
несколько попыток дозвониться до Нима, но тщетно. Мертвое тело Сола, лежащее
на плите, постоянно стояло у меня перед глазами. Я вся извелась, ломая
голову над тем, что означают последние зловещие события и как они связаны
между собой.
Я сидела взаперти в своем офисе в "Кон Эдисон", окна которого выходили
на здание ООН, слушала новости и смотрела, не появятся ли на площади
полицейские машины, когда тело обнаружат. Однако ничего подобного не
происходило.
Я позвонила Лили, но не застала ее. В офисе Гарри мне объяснили, что он
уехал в Буффало проследить, чтобы при погрузке не попортили меха, и не
вернется до поздней ночи. Я думала о том, чтобы позвонить в полицию и, не
называя себя, сообщить о теле Сола, но они и так скоро должны были
обнаружить его. Сколько может труп пролежать незамеченным в здании ООН?
Сразу после полудня я послала свою секретаршу за сэндвичами. Когда
позвонил телефон, я ответила. Это был мой босс Лайл. Его радостный голос
вызвал у меня отвращение.
- Пришли твои билеты и маршрут следования, Велис, - сказал он. - В
парижском офисе тебя будут ждать в следующий понедельник. Переночуешь там, а
утром отправишься в Алжир. Твои билеты и документы сегодня доставят к тебе
на квартиру. Итак, все в порядке?
Я сказала ему, что все просто прекрасно.
- Что-то у тебя голос не слишком радостный, Велис. Неужели поездка на
черный континент тебя не прельщает?
- Напротив, - сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал искренне. -
Мне как раз не помешает сменить обстановку. Нью-Йорк начинает действовать
мне на нервы.
- Тогда отлично. Счастливого пути, Велис. Не говори, что я не
предупреждал тебя.
Разговор прервался. Спустя несколько минут пришла секретарша с
сэндвичами и молоком. Я закрыла дверь и попыталась поесть, но мне кусок в
горло не лез. Сосредоточиться на книгах по истории нефтяного бизнеса тоже не
удавалось. Я сидела и тупо смотрела на стол.
Около трех часов в дверь постучала секретарша. Она принесла мой
портфель.
- Его передал охраннику какой-то мужчина, - сказала она. - С портфелем
он оставил записку.
Дрожащей рукой я взяла конверт и, дождавшись, пока секретарша выйдет,
нашарила в столе нож для бумаг, вскрыла конверт и вытащила записку.
"Мне пришлось поместить твои бумаги в другое место, - говорилось в ней.
- Пожалуйста, не ходи домой одна".
Письмо не было подписано, но "обнадеживающий" тон не оставлял сомнений
в авторстве. Я отложила записку и открыла портфель - все было на месте,
кроме, конечно же, моих записей о Соларине.
В половине седьмого вечера я все еще сидела в офисе. За дверью моего
кабинета стучала на пишущей машинке секретарша. Кроме нас, почти все уже
покинули здание. Я завалила секретаршу работой, чтобы не оставаться одной.
Однако как мне попасть домой, я пока не имела ни малейшего представления. Я
жила неподалеку, поэтому вызывать такси было глупо.
Пришел уборщик. Он как раз вытряхивал пепельницу в корзину для мусора,
когда зазвонил телефон. Я чуть не уронила его со стола, торопясь взять
трубку.
- Что, засиделась на работе? - произнес хорошо знакомый голос.
Я чуть не расплакалась от облегчения.
- Если это сестра Ним, - сказала я, с трудом сдерживая эмоции, - то,
боюсь, вы позвонили слишком поздно. Я только что упаковала свои вещи. Теперь
я полноправный член общества Христовых невест.
- Какая жалость и какая потеря, - бодро сказал Ним.
- Как это ты догадался искать меня здесь так поздно? - спросила я.
- Где же еще искать такого преданного и самоотверженного работника
зимним вечером? - усмехнулся он. - Ты - одна из самых завзятых
сверхурочников в мире. Как поживаешь, дорогая? Я слышал, ты пыталась
связаться со мной.
Прежде чем ответить ему, я подождала, пока уборщик не выйдет.
- Боюсь, у меня серьезные неприятности...- начала я.
- Естественно. У тебя всегда неприятности, - невозмутимо заявил Ним. -
Это и придает тебе шарма в моих глазах. Мой разум притупляется, когда долгое
время не происходит ничего непредвиденного.
Я посмотрела на спину секретарши, маячившую за стеклянной дверью
кабинета.
- У меня очень большие неприятности, - прошипела я в трубку. - За
последние два дня два человека были убиты практически у меня под носом! Меня
предупредили, что это как-то связано с тем, что я пришла на шахматный
турнир...
- Ух ты! - присвистнул Ним. - Что ты делаешь, говоришь через носовой
платок? Я едва слышу тебя. Предупреждали о чем? Повтори!
- Предсказательница предвидела, что меня подстерегает опасность, -
сказала я ему. - И теперь это случилось. Эти убийства...
- Моя дорогая Кэт! - рассмеялся Ним. - Ты поверила гадалке?
- Она не единственная, - сказала я, вонзая ногти в ладонь. - Ты слышал
об Александре Соларине?
Ним помолчал немного.
- О шахматисте? - спросил он наконец.
- Он один из тех, кто сказал мне...- начала я слабым голосом, сознавая,
что все это звучит слишком фантастично, чтобы поверить.
- Откуда ты знаешь Соларина? - перебил меня Ним.
- Вчера я была на шахматном матче. Он подошел ко мне и сказал, что я в
опасности. Он очень настаивал на этом.
- Может, он перепутал тебя с кем-то? - спросил Ним. Но теперь его голос
звучал глухо, словно Ладислав погрузился в размышления.
Возможно, - признала я. - Но сегодня утром в здании ООН он повторил все
предельно ясно.
Один момент, - перебил Ним. - Кажется, я понял, в чем проблема.
Предсказатели и русские шахматисты преследуют тебя, нашептывая в уши
таинственные предостережения. Прямо из воздуха появляются трупы. Что ты
сегодня ела?
- Хм... Сэндвич и немного молока.
- Яркий пример паранойи на почве недоедания, - бодро сказал Ним. -
Собирай вещи. Встречаемся через пять минут внизу, в моей машине. Мы поедим
нормальной пищи, и все твои фантазии быстро исчезнут.
- Это не фантазии, - сказала я.
Какое облегчение, что Ним решил проводить меня! Теперь я попаду домой
без приключений.
- Я в этом специалист, - парировал он, - Кстати, с того места, где я
стою, ты выглядишь слишком худой. Но красный костюм тебе очень идет.
Я огляделась. Затем посмотрела в окно, в темноту улицы перед зданием
ООН. Уличные фонари только что зажглись, но большая часть улицы была в тени.
Я заметила около таксофона на автобусной остановке темную фигуру. Фигура
подняла руку.
- К слову сказать, дорогая, - сказал голос Нима по телефону, - если ты
так боишься за свою жизнь, лучше тебе не мелькать в освещенных окнах после
наступления темноты. Это просто совет, разумеется.
И он повесил трубку.
Темно-зеленый "морган" Нима стоял перед офисом "Кон Эдисон", Я выбежала
из здания и запрыгнула на пассажирское место, которое в этом автомобиле было
слева от водительского. Сиденья в машине были старые, обшивка деревянная,
сквозь щели в полу была видна мостовая.
На Ниме были потертые джинсы, дорогая приталенная куртка из итальянской
кожи и белый шелковый шарф с бахромой.
Когда машина набрала скорость, его волосы цвета меди растрепал ветер.
Интересно, почему среди моих знакомых так много людей, которые любят ездить
зимой в открытых кабриолетах с опущенным верхом? Ним вел машину, а теплый
свет уличных фонарей отсвечивал в его волосах золотыми искрами.
- Заедем к тебе домой, тебе надо переодеться во что-нибудь теплое, -
сказал мой друг. - Если хочешь, я пойду первым, чтобы осмотреться.
Глаза Нима по странному капризу природы были разного цвета: один -
карий, другой - голубой, У меня всегда создавалось впечатление, что он
одновременно смотрит сквозь меня и на меня. Не могу сказать, чтобы это
ощущение мне нравилось.
Мы остановились перед моим домом, Ним вышел и поздоровался с Босуэллом,
сунув ему в руку двадцатидолларовую бумажку.
- Мы всего на несколько минут, старина, - сказал Ним. - Не мог бы ты
присмотреть за машиной, пока мы не вернемся? Она для меня что-то вроде
фамильной реликвии.
- Конечно, сэр, - услужливо сказал Босуэлл. Проклятие, он даже обошел
вокруг и помог мне выйти.
Удивительно, что делают с людьми деньги!
Я забрала на столе дежурного письмо. В конверте от "Фулбрайт Кон" были
билеты. Мы с Нимом вошли в лифт и поехали наверх.
Ним осмотрел мою дверь и сказал, что больше осматривать нечего. Если
кто и заходил в мою квартиру, то сделал это с помощью ключа. Как в
большинстве квартир Нью-Йорка, моя дверь была сделана из стали двухдюймовой
толщины, на ней стояли двойные запоры.
Ним проводил меня из прихожей в гостиную.
- Полагаю, горничная раз в месяц творит здесь чудеса, -
прокомментировал он. - Как лицо, привлеченное в качестве детектива, я не
могу придумать иной причины, по которой ты развела здесь столько пыли и
памятных безделушек.
Он сдул облачко пыли со стопки книг, взял одну и переливал ее.
Я погрузилась в гардеробную и извлекла оттуда вельветоне брюки цвета
хаки и ирландский рыбацкий свитер из некрашеной шерсти.
- Ты играешь на этой штуке? - спросил он из спальни. - заметил, что
клавиши чистые.
- Я училась в музыкальном колледже, - крикнула я в сторону спальни. -
Из музыкантов получаются лучшие компьютерщики. Лучше, чем из инженеров и
физиков, вместе взятых.
Насколько я знала, у Нима были степени инженера и физика. В гостиной
стояла тишина, пока я переодевалась. Когда я босиком вернулась в холл, Ним
стоял в центре комнаты и внимательно рассматривал мужчину на велосипеде,
изображенного на картине, которую я поставила на пол и повернула к стене.
- Осторожно, - сказала я ему. - Она еще не высохла.
- Это ты нарисовала? - спросил он, продолжая рассматривать картину.
- Это она ввергла меня в неприятности, - объяснила я. - Я нарисовала
картину, потом увидела мужчину, который выглядел точно так, как человек на
картине. И пошла за ним...
- Что?!
Ним резко обернулся и взглянул на меня.
Я села на скамейку возле рояля и принялась рассказывать свою историю,
начав с прибытия Лили с Кариокой. Неужели это было только вчера? На этот раз
Ним меня не перебивал. Время от времени он поглядывал на картину, а потом
снова смотрел на меня. Я рассказала ему о предсказательнице, и о моей
поездке в отель "Пятая авеню" прошлым вечером, и о том, как обнаружила, что
гадалки не существует в природе. Когда я закончила, Ним стоял и о чем-то
думал. Я встала и пошла в гардеробную, выискала там старые кроссовки и жакет
горохового цвета и стала натягивать кроссовки, заправляя низ брюк внутрь.
- Если ты не возражаешь, - задумчиво сказал Ним, - я бы хотел забрать
этот рисунок на несколько дней.
Он снял картину и осторожно ухватил ее за подрамник.
- У тебя сохранилось стихотворение от предсказательницы?
- Где-то здесь, - сказала я, показывая на беспорядок.
- Давай взглянем, - предложил он.
Я вздохнула и стала шарить в гардеробной по карманам. Понадобилось
около десяти минут, но в конце концов я откопала в недрах корзины для
грязного белья салфетку, на которой Ллуэллин записал предсказание.
Ним взял салфетку из моих рук и сунул в карман. Подняв с пола не
высохшую еще картину, он положил свободную руку мне на плечо, и мы пошли к
двери.
- Не волнуйся насчет картины, - сказал он в прихожей. - Я верну ее
через неделю.
- Можешь оставить ее себе, - сказала я. - В пятницу приедут грузчики
паковать мои вещи. Вообще-то сначала я стала вызванивать тебя из-за этого. Я
уезжаю из страны где-то на год или около того. Моя компания отправляет меня
по делам за границу.
- Шайка продажных ублюдков, - проворчал Ним. - Куда они тебя посылают?
- В Алжир, - сказала я, когда мы добрались до двери. Ним замер и
взглянул на меня. Затем он принялся смеяться.
- Детка, дорогая, - сказал он, - ты никогда не перестанешь удивлять
меня. Ты больше часа загружала меня сказками об убийствах, увечьях, тайнах и
заговорах. Забыла только упомянуть о самом главном.
Я не понимала, что его так развеселило.
- Об Алжире? - спросила я. - Как это связано?
- Скажи-ка, - Ним взял меня рукой за подбородок и заставил посмотреть
себе в глаза, - слышала ли ты когда-нибудь о шахматах Монглана?

Проход коня

Рыцарь: Ты играешь в шахматы, верно?
Смерть: Как ты узнал?
Рыцарь: Видел на картинах и слышал в балладах.
Смерть: Да, я действительно довольно хороший игрок.
Рыцарь: Но ты не можешь быть лучше меня.
Ингмар Бергман.
Седьмая печать

Туннель в центре города был почти пуст. Было уже около половины
восьмого вечера, шум мотора "моргана" эхом отдавался от стен.
- Я думала, мы едем обедать! - громко сказала я, пытаясь перекричать
этот рев.
- Мы и едем, - загадочно ответил Ним. - Ко мне на Лонг-Айленд. Я
практически являюсь почтенным тамошним фермером. Хотя в это время года
урожая не бывает.
- У тебя ферма на Лонг-Айленде? - спросила я.
Почему-то мне было трудно представить себе, что Ним где-то живет. Мне
всегда казалось, что он появляется из ниоткуда и исчезает в никуда, словно
привидение.
- Конечно, - сказал он, глядя на меня своими разноцветными глазами. -
Хотя ты - единственная, кто может засвидетельствовать это. Я тщательно
охраняю свою частную жизнь, как тебе известно. Я планирую самолично
приготовить для тебя ужин. После того как мы поужинаем, ты можешь остаться у
меня на ночь.
- Постой-ка минутку...
- Попробую убедить тебя путем логических рассуждений, - сказал он. - Ты
только что объяснила мне, что находишься в опасности. За последние сорок
восемь часов ты видела убитыми двух мужчин и беспокоишься, что каким-то
образом замешана во все это. Ты что, серьезно намерена провести ночь одна в
своей квартире?
- Утром мне надо на работу, - слабо попыталась возразить я.
- Ты туда не пойдешь, - отрезал Ним. - И вообще будешь держаться
подальше от своих излюбленных мест, пока мы во всем не разберемся. У меня
есть что сказать по этому поводу.
Автомобиль несся по просторам пригорода, ветер свистел вокруг нас, я
куталась в плед и слушала Нима.
- Сперва я расскажу тебе о шахматах Монглана, - начал он - Это очень
долгая история, но достоверно проследить ее можно только до того времени,
когда они достались королю Карлу Великому...
- О! - сказала я, выпрямляясь. - Я слышала о них, но не знала названия.
Дядя Лили Рэд, Ллуэллин, рассказал мне об этом, когда услышал, что я еду в
Алжир. Он сказал, что попросит привезти ему несколько фигурок.
- Еще бы он не попросил! - рассмеялся Ним. - Они очень редки и приносят
удачу. Большинство людей не верит даже в то, что они существуют. Откуда
Ллуэллин узнал о них? И почему решил, будто они в Алжире?
Голос Нима звучал беспечно, но я видела, что он напряженно ждет моего
ответа.
- Ллуэллин - антиквар, - объяснила я. - У него есть клиент, который
хочет собрать эти фигурки любой ценой. У них есть выход на человека в
Алжире, который знает, где фигуры.
- Сильно в этом сомневаюсь, - сказал Ним. - Легенда гласит, что они
были надежно спрятаны больше века тому назад, а до того не ходили по рукам
более тысячи лет.
Пока мы ехали сквозь тьму ночи, Ним поведал мне загадочную историю о
мавританских королях и французских монахинях, О сверхъестественной силе,
которую веками разыскивали те, кто понял природу власти. И о том, как в
конце концов шахматы исчезли, чтобы больше не появляться. Считается, сообщил
Ним, что они спрятаны где-то в Алжире. Однако откуда возникло такое
предположение, он не сказал.
К тому времени, когда он завершил свою невероятную историю, автомобиль
уже мчался сквозь густые заросли деревьев и дорога шла под уклон. Когда же
мы выехали на подъем, то молочно-белую луну, висевшую над черным морем.
Я услышала уханье перекликавшихся в лесу сов. Оказывается, мы проделали
довольно большой путь от Нью-Йорка.