Нэвилл Крис. Восемь

Тысячи разных мыслей проносились в голове Мирей, сердце бешено
колотилось. Хорошо, пусть этим едва знакомым ей людям можно доверять. Но
если она пойдет с ними в Париж, то окажется в ловушке: Марат перевернет весь
город, лишь бы добраться до нее. С другой стороны, Мирей сомневалась, что ей
удастся покинуть столицу без посторонней помощи. И где ей теперь искать
убежища, если монастырь Сен-Сир закрыт?
- Сестра права, - сказал солдат, который все это время наблюдал за
Мирей. - Нам нельзя здесь задерживаться. Мадемуазель, я предлагаю вам свою
защиту.
Как он хорош собой, снова подумалось Мирей: длинные каштановые волосы,
большие печальные глаза... Хотя молодой человек отличался довольно
субтильным телосложением и вряд ли весил больше самой Мирей, от него
исходило ощущение силы и уверенности. Наконец Мирей решила, что может
довериться ему.
- Прекрасно, - произнесла она с улыбкой. - Я пойду с вами в гостиницу,
где мы и поговорим.
При этих словах девочка тоже улыбнулась и сжала руку брата. Они
посмотрели в глаза друг другу с большой любовью. После этого солдат поднял
сумку и взял за узду лошадь. Его сестра коснулась руки Мирей.
- Вы не пожалеете, мадемуазель, - сказала девочка. - Разрешите
представиться. Меня зовут Мария Анна, но в семье меня называют Элизой. А это
мой брат Наполеоне. Мы из семьи Буонапарте.
В гостинице молодые люди уселись за рассохшимся столом на жестких
деревянных стульях. На столе горела единственная свеча, лежал каравай
черствого хлеба и стоял кувшин с элем. Вот и вся скудная трапеза.
- Мы с Корсики, - рассказывал Наполеоне. - С острова, жители которого
никак не могут смириться с тиранией. Как сказал Левий около двух тысяч лет
назад, мы, корсиканцы, такие же грубые, как и наша земля, и такие же
неуправляемые, как дикие звери. Не прошло еще и сорока лет, как наш вождь
Паскуале ди Паоли изгнал генуэзцев с нашей земли и освободил Корсику. Он
попросил знаменитого философа Жака Жака Руссо написать для нас Конституцию.
Однако свобода длилась недолго. К тысяча семьсот шестьдесят восьмому году
Франция купила остров у Генуи и следующей весной отправила на остров
тридцатитысячную армию. Она утопила наши свободы в море крови. Я рассказываю
вам об этом, потому что эта история - а наша семья играла в ней не последнюю
роль - привела к нашему знакомству с аббатисой Монглана.
Мирей, которой сначала хотелось прервать вопросами это историческое
повествование, промолчала и стала внимательнее слушать своего нового
знакомого, жуя черствый хлеб.
- Наши родители воевали вместе с Паоли против французов, - продолжал
Наполеоне. - Моя мать - пламенная революционерка. Она в одиночку скакала
ночами верхом по Корсиканским холмам, французские пули свистели у нее над
головой, а она привозила амуницию и съестные припасы для отца и солдат,
сражавшихся тогда у Иль-Корте, что означает "Орлиное гнездо". Мать была уже
семь месяцев беременна мной. Как она говорит, я родился, чтобы стать
солдатом. Однако когда я появился на свет, наша страна уже стояла на пороге
гибели.
- Ваша матушка и в самом деле смелая женщина, - сказала Мирей, пытаясь
увязать образ пламенной революционерки с образом близкой подруги аббатисы.
- Вы напоминаете мне ее, - улыбнулся Наполеоне. - Однако я завершу свою
историю. Когда революция закончилась провалом и Паоли был выслан в Англию,
старая корсиканская знать избрала моего отца представлять наш остров в
Генеральных штатах в Версале. Это было в восемьдесят втором году. Именно там
матушка познакомилась с аббатисой Монглана. Я никогда не забуду, какой
элегантной была наша мать, Летиция, как все мальчишки преклонялись перед ее
красотой, когда на обратном пути из Версаля она навестила нас в Отене.
- В Отене?! - воскликнула Мирей, чуть не опрокинув стакан с элем. - Вы
были в Отене, когда епископом там был монсеньор Талейран?
- Нет, он стал епископом Отенским уже после того, как меня отправили в
военное училище в Бриене, - ответил Наполеоне. - Он великий политик, я был
бы рад познакомиться с ним. Много раз перечитывал я его труд, который он
написал вместе с Томасом Пейном, - "Декларацию прав человека". Это один из
самых блестящих документов Французской революции...
- Не отвлекайся, - прошептала Элиза, ткнув брата в бок. - Мы с
мадемуазель вовсе не горим желанием всю ночь напролет обсуждать политику.
- Я и не собирался отвлекаться, - сказал Наполеоне, взглянув на сестру.
- Мы не знаем, при каких обстоятельствах Летиция познакомилась с аббатисой
Монглана, известно только, что это произошло в Сен-Сире. Должно быть, наша
мать произвела на настоятельницу очень сильное впечатление, поскольку с тех
пор мадам де Рок старалась не упускать нас из виду.
- Наша семья бедна, мадемуазель, - пояснила Элиза. - Даже когда был жив
отец, деньги утекали сквозь его пальцы, как вода. За мое обучение в Сен-Сире
все восемь лет платила мадам де Рок.
- Должно быть, аббатиса была очень привязана к вашей матушке, -
заметила Мирей.
- Да, - согласилась с ней Элиза. - Скажу больше: до того времени, как
она уехала из Франции, не проходило и недели, чтобы они с моей матушкой не
обменивались посланиями. Вы все поймете, когда я расскажу вам о миссии,
которая возложена на меня.
Это было десять лет назад, думала Мирей. Десять лет назад познакомились
эти две женщины. Они были такие разные... Разное прошлое было у них за
плечами, и разное будущее виделось им впереди. Одна выросла на диком
острове, сражалась в горах вместе с мужем, родила ему детей. Другая, дама
знатного происхождения, получившая прекрасное образование, посвятила себя
Богу. Что же за отношения связывали их, если аббатиса решилась доверить
столь страшную тайну ребенку, который сидел теперь перед Мирей? Ведь когда
мадам де Рок видела ее в последний раз, этой малышке не могло быть больше
тринадцати лет...
Элиза продолжала свой рассказ:
- Аббатиса поручила мне доставить очень важное послание. Такое важное,
что его нельзя доверить бумаге. Я должна передать его моей матушке прямо в
руки и обязательно наедине. Ни я, ни аббатиса не подозревали, что пройдет
два года, прежде чем я смогу выполнить ее поручение, - так сильно революция
перевернула нашу жизнь, разрушив всякую надежду отправиться в путешествие. Я
очень боюсь, что из-за этого послание опоздает. Возможно, было крайне важно
доставить его раньше. Аббатиса говорила, что ее враги хотят отобрать у нее
тайное сокровище, сокровище, о котором известно лишь немногим избранным. То,
что было спрятано в Монглане!
Элиза понизила голос до шепота, хотя в комнате они были совсем одни.
Мирей старалась хранить невозмутимый вид, однако ее сердце стучало так
громко, что она опасалась, как бы остальные не услышали его биение.
- Мадам де Рок приехала в Сен-Сир, который стоит так близко от Парижа,
- сказала Элиза, - чтобы выяснить в точности, кто пытался завладеть
сокровищем. Она рассказала мне, что с помощью монахинь вынесла его из
монастыря, чтобы оно не попало в чужие руки.
- Какова была природа этого сокровища? - слабым голосом спросила Мирей.
- Аббатиса рассказала вам об этом?
- Нет, - ответил вместо сестры Наполеоне.
Он не сводил с Мирей внимательного взгляда. В тусклом свете, который
играл на его темно-каштановых волосах, его лицо казалось особенно бледным.
- Вы же знаете о легендах, которые окружают монастыри в баскских горах.
В каждом из них якобы скрыты тайные реликвии. Если верить Кретьену де Труа,
даже святой Грааль следует искать в Пиренеях, в замке Монсальват.
- Мадемуазель, - перебила брата Элиза. - Как раз об этом я и хотела
поговорить с вами. Когда я услышала, что вы из Монглана, то подумала,
возможно, вы прольете свет на эту тайну.
- Какое послание передала вам аббатиса?
- В последний день ее пребывания в Сен-Сире аббатиса позвала меня в
свою келью. - Элиза перегнулась через стол, и золотистый отсвет лампы упал
на ее лицо. - Она сказала: "Элиза, я доверяю тебе секретную миссию, потому
что знаю, что ты восьмой ребенок в семье Карло Буонапарте и Летиции
Ромалино. Четверо твоих братьев и сестер умерли в младенчестве, ты первая
девочка, которая выжила. Это делает тебя особенной. Ты была названа в честь
великой правительницы Элиссы - иногда ее называли Элиссой Рыжей. Она
основала большой город Кхар, который позже приобрел мировую славу. Ты должна
отправиться к своей матери и сказать ей, что аббатиса Монглана говорит:
"Элисса Рыжая восстала - восемь возвращаются". Это мои единственные слова,
но Летиции Ромалино их будет достаточно. Она поймет, что ей следует делать".
Элиза умолкла и посмотрела на Мирей. Наполеоне тоже явно хотел понять,
какое впечатление произвел на девушку рассказ его сестры, однако Мирей не
уловила решительно никакого смысла в словах об Элиссе. Какой секрет пыталась
сообщить своей подруге аббатиса и как это было связано с шахматами Монглана?
Смутная догадка промелькнула в голове Мирей, однако ей не удалось поймать
мысль. Наполеон долил девушке эля, хотя она так и не сделала ни глотка.
- Кто была эта Элисса Рыжая из Кхара? - смущенно спросила Мирей. - Я не
знаю ни этого имени, ни города, который она основала.
- Зато я знаю, - сказал Наполеон. Откинувшись на спинку стула, так что
лицо его оказалось в тени, он вытащил из кармана потрепанную книгу. - Наша
матушка всегда любила приговаривать: "Страница из Плутарха, листок из
Левия", - сказал он с улыбкой. - Я пошел еще дальше и разыскал сведения об
Элиссе в "Энеиде" Вергилия. Древние римляне и греки чаще называли эту
женщину Дидоной. Она явилась из финикийского города Тира. Ей пришлось бежать
оттуда, когда ее брат, царь Тира, убил ее мужа. Высадившись на берегах
Северной Африки, она основала город Кхар, названный в честь богини Кар, его
покровительницы. Этот город мы теперь знаем как Карфаген.
- Карфаген?! - воскликнула Мирей.
Мозг ее лихорадочно заработал, все кусочки мозаики сложились в единую
картину. Карфаген. Теперь этот город зовется Тунисом, до него от Алжира
меньше восьмисот километров! У всех варварских государств - Туниса, Триполи,
Алжира, Марокко - была одна общая черта. Ими в течение пятисот лет управляли
берберы. Именно от берберов в древние времена произошли мавры. Послание
аббатисы указывало в точности на те земли, куда держала путь Мирей. Это не
могло быть простым совпадением.
- Вижу, теперь для вас что-то прояснилось, - заметил Наполеон, прервав
ее размышления. - Может быть, вы поделитесь этим с нами?
Мирей поджала губы и уставилась на пламя свечи. Брат и сестра
Буонапарте были предельно искренни с ней, в то время как сама она не сказала
о себе ни слова. Чтобы выиграть игру, в которую играла Мирей, ей нужны были
союзники. Если она расскажет только часть из того, что знает, не сильно
отступив от истины, ничего дурного не случится.
- В тайниках Монглана действительно хранилось сокровище, - наконец
сказала она. - Я знаю, потому что своими собственными руками помогала
вынести его.
Брат и сестра переглянулись.
- Это сокровище имеет огромную ценность, однако таит и великую угрозу,
- продолжала Мирей. - Его доставили в Монглан более тысячи лет назад восемь
мавров родом из Северной Африки, о которой вы только что упомянули. Я решила
отправиться в те края, чтобы выяснить, какую тайну скрывает сокровище
Монглана...
- Тогда вы должны поехать с нами на Корсику! - воскликнула Элиза,
подавшись вперед от возбуждения. - Наш остров лежит как раз на полпути к
цели вашего путешествия. Мы обещаем вам защиту моего брата до той поры, пока
мы не доберемся на нашу родину, и убежище, которое предоставит вам наша
семья по прибытии.
Заманчивое предложение, подумала Мирей. К тому же у нее были свои
причины принять его. Хотя формально Корсика являлась территорией Франции,
этот остров все же лежал очень далеко от Парижа и головорезов Марата,
которые в эти самые минуты, должно быть, разыскивали Мирей по всему городу.
Но не только здравый смысл подталкивал ее отправиться на Корсику. Глядя
на оплывающую свечу, Мирей чувствовала, как в ней вновь разгорается темное
пламя. Она вспоминала, как они с Талейраном сидели на смятых простынях и он
держал в руках фигуру коня из шахмат Монглана. Шепот Мориса отчетливо
раздавался в ее ушах: "И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано
взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч"
- И имя тому мечу было Месть, - вслух произнесла Мирей.
- Меч? - спросил Наполеон. - Какой меч?
- Красный меч возмездия, - ответила она.
Когда за окном рассвело, перед своим мысленным взором девушка вновь
увидела те буквы, которые каждый день в детстве видела на портале аббатства
Монглан:
Проклят будь тот, кто сровняет стены с землей
Короля сдержит рука одного Господа
- Возможно, мы извлекли из стен аббатства Монглан не только древнее
сокровище, - мягко сказала она.
Несмотря на ночную жару, Мирей почувствовала, как в сердце прокрался
холод, словно кто-то коснулся его ледяными пальцами.
- Возможно, - проговорила она, - мы извлекли с ним и древнее проклятие.

Корсика, октябрь 1792 года
Остров Корсика, как и Крит, поэты воспевают как "драгоценный камень,
покоящийся среди темных, как вино, морских вод". Даже сейчас, на пороге
зимы, в тридцати километрах от его берегов чувствовался сильный аромат
шалфея, ракитника, розмарина, фенхеля, лаванды и терна, которые в изобилии
росли по всему острову.
С палубы крошечного суденышка, покачивающегося на низкой волне, Мирей
видела густую дымку, окутывавшую высокие скалистые горы. По склонам гор
вились ненадежные и опасные, продуваемые всеми ветрами дороги, тонкое
кружево водопадов низвергалось с отвесных утесов и разбивалось о камни
облаком брызг. Туман был таким густым и плотным, что трудно было разглядеть,
где кончается море и начинается суша.
Кутаясь в плотный шерстяной плащ, Мирей вдыхала бодрящий морской воздух
и смотрела на остров, вздымающийся впереди. Она была больна, серьезно
больна, и вовсе не качка была причиной ее недомогания. Жестокая тошнота
мучила ее с самого отъезда из Лиона.
Элиза стояла рядом с ней на палубе и держала за руку. Вокруг суетились
матросы - капитан приказал убирать паруса. Наполеоне спустился вниз, чтобы
собрать их скудные пожитки.
Возможно, все дело в лионской воде, думала Мирей, а может, сказывалось
утомительное путешествие по долине Роны, где враждующие армии сходились в
сражениях за Савойю, принадлежавшую королевству Сардиния. Недалеко от Живора
Наполеоне продал лошадь Мирей пятому армейскому полку. В сражениях офицеры
теряли больше лошадей, чем людей, и за коня удалось выручить сумму, которой
с лихвой хватило на путешествие и кое-что еще осталось.
Но чем дальше они продвигались, тем больше терзал Мирей неведомый
недуг. Малышка Элиза, на лице которой читалась тревога и сострадание,
кормила "мадемуазель" супом и прикладывала ей к голове холодные компрессы.
Но суп не задерживался в желудке Мирей надолго, и сама "мадемуазель" начала
серьезно тревожиться задолго до того, как их корабль отплыл из Тулона, чтобы
преодолеть бурные морские воды, направляясь к берегам Корсики. Когда она
разглядывала свое отражение в выпуклом стекле, она видела бледную,
болезненную девушку. И хотя искаженное отражение казалось округлым и
пухленьким, Мирей знала, что похудела на пять килограммов. Она старалась как
можно больше находиться на палубе, но даже холодный просоленный морской
ветер не мог вернуть ей ощущение бурлящей жизненной силы, которое Мирей
всегда принимала как само собой разумеющееся.
Теперь, когда они с Элизой стояли на палубе, крепко держась за руки,
Мирей потрясла головой, пытаясь вернуть себе ясность мысли и подавить волну
тошноты. Она не могла позволить себе быть слабой.
И, будто небеса услышали ее молитвы, густая дымка немного поднялась,
солнечные лучи пробились сквозь облака и заиграли на волнах. Пятна света,
словно золотые ступени, вели к порту Аяччо.
Едва суденышко приблизилось к каменному молу, Наполеоне уже был на
палубе. Ни теряя ни минуты, он спрыгнул на берег и помог матросам
пришвартовать корабль. В порту Аяччо кипела жизнь. За пределами бухты стояло
на рейде множество военных судов. Под изумленными взглядами Мирей и Элизы
французские матросы карабкались по вантам и суетились на палубах.
Французское правительство приказало корсиканцам атаковать соседний
остров, Сардинию. Пока вещи путешественников выносили на берег, Мирей
слышала, как французские военные и солдаты из корсиканской национальной
гвардии рьяно спорили насчет того, насколько разумно это решение. Впрочем,
нападения на Сардинию все равно было не избежать. Стоя на палубе, Мирей
услышала крик на причале: Наполеоне, расталкивая толпу, ринулся к маленькой
стройной женщине, державшей за руки двоих маленьких детишек. Буонапарте
заключил женщину в объятия, и Мирей бросились в глаза блеск
рыжевато-каштановых волос и белоснежные кисти рук, которые, словно пара
голубей, взмыли в воздух и опустились на плечи Наполеоне. Детишки,
оказавшись на свободе, принялись подпрыгивать вокруг матери и сына.
- Наша матушка, Летиция, - прошептала Элиза, с улыбкой глядя на Мирей.
- А рядом - моя сестричка Мария Каролина, которой десять лет, и Гийом. Он
был совсем крохой, когда я уехала в Сен-Сир. Но любимчиком нашей матушки
всегда был Наполеоне. Пойдем, я представлю вас.
Девушки начали спускаться по трапу вниз, туда, где толпился народ.
Летиция Ромалино Буонапарте была миниатюрной женщиной, стройной как
тростинка. Однако при всем этом в ней чувствовалась внутренняя сила и
основательность. Летиция заметила Мирей и Элизу издалека. Ее светлые глаза
были прозрачны, как голубые льдинки, лицо - безмятежно, как гладь лесного
озера. Она была сама невозмутимость и спокойствие. Ощущение властности,
исходящее от нее, было так сильно, что даже безумствующая портовая толпа,
казалось, присмирела. Мирей почудилось, что они с этой женщиной уже
встречались.
- Дорогая матушка, - сказала Элиза, обнимая мать. - Позволь представить
тебе нашу новую знакомую. Она от мадам де Рок, аббатисы Монглана.
Летиция долго и пристально разглядывала Мирей, не говоря ни слова.
Затем она протянула девушке руку.
- Да, - сказала она тихим голосом, - я вас ожидала.
- Ожидали меня? - удивилась Мирей.
- Вы привезли мне сообщение, ведь верно? Послание огромной важности...
- Да, дорогая матушка, мы привезли тебе послание! - вмешалась Элиза,
дергая мать за рукав.
Летиция недовольно покосилась на дочь - та в свои пятнадцать лет уже
переросла ее.
- Матушка, это я говорила с аббатисой в Сен-Сире, и она велела передать
вам это...
И Элиза склонилась к уху матери.
Слова, которые она прошептала Летиции, совершили с этой невозмутимой
женщиной удивительную метаморфозу. Лицо ее стало чернее тучи, губы
задрожали, выдавая наплыв чувств, она шагнула назад и оперлась на плечо
Наполеоне - похоже, ноги ее едва не подкосились.
- Матушка, что случилось? - воскликнул он, схватив ее за руку и с
тревогой глядя ей в глаза.
- Мадам, - заторопилась Мирей. - Вы должны объяснить нам, какой смысл
имеют для вас эти слова. От этого зависит, что я буду делать дальше... нет,
вся моя жизнь зависит от этого. Я направляюсь в Алжир и решила остановиться
здесь только потому, что счастливый случай свел меня с Элизой и Наполеоне.
Возможно, это послание...
И тут на нее снова накатила дурнота. Летиция кинулась к Мирей, однако
Наполеон успел первым и подхватил девушку
на руки, прежде чем она упала.
- Простите, - с трудом проговорила Мирей, на лбу ее выступил холодный
пот. - Мне не по себе...
Летиция, казалось, была даже рада, что разговор о таинственном послании
аббатисы пришлось отложить на потом. Она пощупала горячий лоб девушки,
приложила пальцы к ее запястью, считая пульс. После этой процедуры Летиция
принялась раздавать приказы с четкостью и властностью бывалого полководца.
Наполеоне понес девушку к экипажу, который ждал их выше по улице, а прочим
детям было велено поторапливаться следом. К тому времени, когда Мирей
оказалась в повозке, Летиция достаточно пришла в себя, чтобы можно было
вернуться к волнующей их обеих теме.
- Мадемуазель, - начала мадам Буонапарте и быстро огляделась, не
подслушивают ли их. - Хотя я и ожидала чего-то подобного в течение тридцати
лет, но оказалась неподготовленной к этому известию. Я сказала детям
неправду ради их же безопасности. На самом деле я знала аббатису с тех самых
пор, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Элизе. Моя мать была ее
ближайшей подругой. Я отвечу на все ваши вопросы, но сначала мы должны
связаться с мадам де Рок, чтобы я могла знать, как вы вписываетесь в ее
планы.
- Я не могу ждать так долго! - воскликнула Мирей. - Я должна
отправиться в Алжир.
- Я вам этого не позволю, - отрезала Летиция.
Взяв в руки вожжи, она сделала детям знак садиться в повозку.
- Вы не вполне здоровы для путешествия. Если вы все же попытаетесь
отправиться в путь, то подвергнете большой опасности и себя, и других. Вы не
понимаете сути игры, в которую играете, и еще меньше вы знаете о ставках в
ней.
- Я пришла из Монглана, - выпрямившись, заявила Мирей. - Я видела
фигуры собственными глазами, касалась их.
Летиция смерила ее суровым взглядом. Наполеоне с Элизой как раз
помогали маленькому Гийому забраться в повозку и явно заинтересовались
словами девушки. Ведь раньше они не знали, что представляет собой сокровище.
- Вы ничего не понимаете! - в ярости воскликнула Летиция. - Элисса из
Карфагена тоже не вняла предостережениям. Она умерла в огне, сгорела на
погребальном костре, словно птица Феникс, от которой якобы произошли
финикийцы.
- Но, матушка! - воскликнула Элиза, помогая Марии Каролине устроиться в
повозке. - История утверждает, что она сама бросилась в погребальный костер,
когда узнала, что Эней покинул ее.
- Возможно, - загадочно ответила Летиция, - а возможно, существовала
другая причина.
- Феникс! - прошептала Мирей, почти не замечая, как Элиза и Каролина
втиснулись на сиденье рядом с ней.
Наполеоне присоединился к матери на козлах.
- Возродилась ли потом королева Элисса из пепла, подобно птице Феникс?
- спросила Мирей.
- Нет! - пробормотала Элиза. - Ее тень видел в царстве Гадеса сам Эней.
Летиция продолжала неотрывно смотреть на Мирей, словно оцепенев в
глубокой задумчивости. Наконец она заговорила, и слова ее заставили девушку
похолодеть от ужаса:
- Она возродилась теперь - как фигуры шахмат Монглана. Трепещите,
смертные, ибо близок конец, о котором говорилось в пророчестве.
Отвернувшись, она щелкнула поводьями, и повозка покатила по дороге.
Никто не произнес ни слова.
Белый двухэтажный дом Летиции Буонапарте стоял на высоком холме над
Аяччо. Перед входом росли две маслины. Несмотря на густой туман, пчелы все
еще трудились над поздними цветками розмарина, которым была увита дверь.
Во время поездки все молчали. Повозку разгрузили, и маленькой Марии
Каролине велели остаться с Мирей, пока остальные готовили ужин. Дорожный
наряд Мирей состоял из старой рубашки Куртье, которая была ей велика, и юбки
Элизы, которая была ей тесна. Волосы девушки были покрыты пылью, кожа стала
липкой от болезненной испарины. Мирей почувствовала огромное облегчение,
когда десятилетняя Каролина появилась в комнате с двумя медными кувшинами
горячей воды для ванны.
Вымывшись и переодевшись в плотную шерстяную одежду, которую для нее
нашли в доме, Мирей почувствовала себя лучше. На столе появились местные
деликатесы: бруччо - козий сыр, лепешки из муки грубого помола, хлебцы из
каштанов, варенье из дикой вишни, шалфейный мед. Еще были кальмары и
осьминоги, которых хозяева наловили сами, и дикий кролик в соусе,
приготовленном по собственному рецепту Летиции. В качестве гарнира к мясу
подали картофель - он лишь недавно появился на Корсике.
После обеда младших детей отправили спать. Летиция налила в чашечки
яблочного бренди, и все четверо устроились рядом с жаровней, в которой еще
горели угли.
- Прежде всего я хочу извиниться за мою вспышку, мадемуазель, - начала
Летиция. - Дети рассказали мне, как храбро вы вели себя во время террора в
Париже, когда ночью в одиночку покинули город. Я попросила Элизу и Наполеоне
послушать, что я расскажу вам. Хочу, чтобы они знали, чего я жду от них. Что
бы нам ни принесло будущее, я надеюсь, что мои дети послужат и вашей цели, и
своей собственной.
- Мадам, - сказала Мирей, грея над жаровней чашечку с бренди. - Я
приехала на Корсику с единственной целью: услышать из ваших уст значение
послания аббатисы. Миссия, которую мне надлежит исполнить, доверена мне
волей обстоятельств. Из-за шахмат Монглана я потеряла последнее, что
оставалось от моей семьи. Свою жизнь, до последнего вздоха и последней капли
крови, я посвящу тому, чтобы раскрыть темную тайну, связанную с этими
фигурами.
Летиция смотрела на Мирей: золотисто-рыжие волосы девушки сияли при
свете жаровни, юное лицо не вязалось с печалью и усталостью, которыми были
наполнены ее слова. И сердце сказало Летиции, что делать. Она лишь
надеялась, что аббатиса с ней согласится.
- Я расскажу вам то, что вы хотите узнать, - произнесла она наконец. -
Сорок два года я хранила эту тайну и не открывала ее ни одной живой душе.
Имейте терпение, потому что это длинная история. Когда я закончу рассказ, вы