Нэвилл Крис. Восемь

собой. Я чувствовал то, что обычно чувствую перед битвой, когда войска
готовятся к схватке. Я не могу объяснить этого.
- Все на земле и под небесами имеет свое объяснение, - произнес голос
из-за плеча Гарена.
Воин обернулся - позади него стоял чернокожий мавр, один из тех восьми,
что внесли в комнату шахматы. Король сделал знак, чтобы мавр продолжал.
- Из земли Ватар, нашей далекой родины, пришли древние люди, которые
называли себя бодави, "жители пустыни". Среди них делать кровавую ставку
считалось проявлением величайшей чести. Говорят, что только так можно
извлечь хабб, черную каплю в человеческом сердце, которую архангел Гавриил
достал из груди Мухаммеда. Ваше величество поставили на кон человеческую
жизнь, это есть высшая форма справедливости. Мухаммед говорит: "Царство
переживет неверного Кафра, но не сохранится при Зулме, который есть
несправедливость".
- Ставить на кон жизнь - играть со злом, - сказал Карл. Гарен и герцог
Бургундский посмотрели на короля с изумлением. Не сам ли он предложил такую
ставку час назад?
- Нет! - упрямо повторил мавр. - Через кровавую ставку можно достигнуть
Гхатаха, земного оазиса, который является раем. Если кто-либо делает такую
ставку за доской чатранга, сама игра исполняет сар!
- Чатранг - название, которое мавры дали игре в шахматы, мой лорд, -
сказал Гарен.
- Что такое "сар"? - спросил Карл, медленно поднимаясь нa ноги. Он
возвышался над всеми окружающими.
- Возмездие, - бесстрастно ответил мавр, поклонился и отошел.
- Мы сыграем снова, - объявил король. - На этот раз ставок не будет. Мы
сыграем просто из любви к игре. Хватит этих глупых предрассудков,
придуманных варварами и детьми.
Придворные принялись снова расставлять фигуры. По залу прокатился вздох
облегчения. Карл повернулся к герцогу Бургундскому и взял его за руку.
- Неужели я действительно сделал такую ставку? - тихо спросил он.
Герцог посмотрел на него с удивлением и ответил:
- Да, мой господин. Вы не помните этого?
- Нет, - печально ответил король.
Карл и Гарен снова сели играть. После настоящего сражения Гарен одержал
победу. Король подарил ему в собственность Монглан в Баскских Пиренеях и
удостоил титулом Гарен де Монглан [герой старофранцузских героических
повестей]. Карл был так доволен тем, как мастерски Гарен командует
шахматными фигурами, что поручил ему построить крепость, чтобы защитить
завоеванные земли. Спустя много лет Карл послал Гарену особый подарок -
великолепные шахматы, которыми они сыграли ту знаменитую партию. С тех пор
они называются "шахматы Монглана".
- Это и есть история аббатства Монглан, - сказала аббатиса, завершая
свое повествование. Она оглядела притихших монахинь. - Через много лет,
когда Гарен де Монглан лежал больной на смертном одре, он завещал Святой
Церкви земли и крепость Монглана, которая стала нашим аббатством, а также
набор шахматных фигур, известный как шахматы Монглана.
Аббатиса немного помолчала, словно не была уверена, стоит ли
продолжать. Наконец она заговорила снова:
- Гарен до конца жизни верил, что существует ужасное проклятие,
связанное с шахматами Монглана. Задолго до того, как они попали в его руки,
Гарен слышал о зле, исходящем от них. Говорили, что Шарло, родной племянник
Карла Великого, был убит во время игры за этой самой доской. Ходили странные
истории о крови и насилии и даже войнах, в которых были замешаны эти
шахматы. Восемь чернокожих мавров, доставивших их из Барселоны в дар Карлу
Великому, попросились сопровождать шахматы и в Монглан. Король разрешил.
Вскоре Гарен узнал, что в крепости происходят тайные ночные церемонии. Он
чувствовал, что в этом замешаны мавры. Гарен начал бояться подарка, как если
бы тот был орудием дьявола. Он спрятал шахматы в крепости и попросил Карла
поместить заклятие на ту стену, чтобы никто не мог извлечь их оттуда. Король
отнесся к этому как к шутке, но на свой лад выполнил просьбу Гарена. Сегодня
мы можем видеть эту надпись над нашими дверьми.
Аббатиса остановилась и нащупала рукой кресло, стоявшее за ее спиной.
Вид у нее был бледный. Александрин помогла аббатисе усесться.
- Что же сталось с шахматами Монглана, преподобная мать? - спросила
одна из монахинь постарше, которая сидела в первом ряду.
Аббатиса улыбнулась.
- Я уже говорила вам, что наши жизни окажутся в большой опасности, если
мы останемся в аббатстве. Я говорила, что французские солдаты рыщут повсюду
в надежде отобрать сокровища церкви и, по сути, уже находятся на пути сюда.
Далее я говорила, что сокровище огромной ценности и, возможно, столь же
огромного зла однажды было спрятано в стенах аббатства. И теперь для вас
вряд ли будет сюрпризом, если я скажу, что секрет, который я поклялась
хранить в сердце, когда впервые пришла сюда, - это тайна шахмат Монглана.
Они до сих пор захоронены в стенах и полу этой комнаты, и только я одна знаю
точное местонахождение каждой фигуры. Наша миссия, дочери мои, - унести
отсюда это орудие зла и рассеять его как можно дальше, чтобы его нельзя было
собрать в руках человека, ищущего власти, ибо сила, таящаяся в нем, выходит
за пределы законов природы и понимания человека. Но даже если бы у нас было
время, чтобы уничтожить эти фигуры или изуродовать их до неузнаваемости, я
бы не выбрала этот путь. То, что обладает такой огромной властью, можно
использовать и как орудие добра. Вот почему я поклялась не только хранить
спрятанные шахматы Монглана, но и защищать их. Возможно, однажды, когда
позволят обстоятельства, мы соберем все фигуры и узнаем их мрачную тайну.
Хотя аббатиса и знала точное местонахождение каждой фигуры, монахиням
пришлось не покладая рук трудиться в течение двух недель, прежде чем шахматы
Монглана были извлечены из тайников, фигуры почищены и отполированы.
Усилиями четырех монахинь была освобождена и поднята из каменного пола сама
шахматная доска. Когда ее отчистили, обнаружилось, что на каждой ее клетке
вырезаны или отчеканены странные символы. Похожие символы были выгравированы
снизу каждой фигуры. Был также покров, который хранился в большом
металлическом ящике. Углы ящика были опечатаны похожим на воск веществом,
по-видимому, чтобы предохранить ткань от плесени. Покров был из бархата,
иссиня-черного, как сама полночь. Золотом и драгоценными камнями на нем были
вышиты знаки, напоминающие знаки зодиака. В центре покрова два змееподобных
создания, сплетаясь, образовывали цифру восемь. Аббатиса полагала, что этот
покров использовался, чтобы беречь шахматы при перевозке.
К концу второй недели настоятельница приказала монахиням готовиться к
путешествию. Она проинструктирует каждую с глазу на глаз, чтобы никто из
сестер не знал, где находятся остальные. Это уменьшит риск для каждой.
Поскольку фигур всего тридцать две, а монахинь в аббатстве больше, только
настоятельница будет знать, кто из сестер вынес шахматы, а кто нет.
Когда Валентину и Мирей позвали в кабинет, аббатиса сидела за своим
массивным письменным столом. Она предложила им сесть напротив. На столе,
частично прикрытые расшитым покровом цвета полуночи, мерцали шахматы
Монглана.
Аббатиса отложила в сторону перо и подняла голову. Мирей и Валентина
сидели в тревожном ожидании, держась за руки.
- Преподобная матушка, - выпалила Валентина, - я хочу, чтобы вы знали,
как я сожалею теперь, что покидаю вас. Только сейчас я осознала, каким
тяжким бременем была для вас все это время. Ах, если бы я была не такой
скверной послушницей и доставляла вам меньше хлопот...
- Валентина, - промолвила аббатиса, улыбаясь тому, как Мирей толкнула
подругу в бок, чтобы заставить замолчать. - К чему ты клонишь? Ты боишься,
что будешь разлучена со своей двоюродной сестрой? Твое запоздалое раскаяние
вызвано именно этим?
Валентина уставилась на настоятельницу, изумленная тем, что та смогла
прочитать ее мысли.
- Я не собираюсь разлучать вас, - продолжила аббатиса и через стол
вишневого дерева протянула Мирей лист бумаги. - Это имя и адрес человека,
который позаботится о вашей безопасности. Внизу я написала для вас обеих
инструкции, касающиеся путешествия.
- Обеих? - воскликнула Валентина, едва не подпрыгнув от радости. - О,
преподобная матушка, вы исполнили мое самое заветное желание!
Аббатиса рассмеялась.
- Если бы я не отправила вас вместе, Валентина, я уверена, ты и без
посторонней помощи нашла бы возможность разрушить все мои тщательно
выношенные планы лишь ради того, чтобы быть вместе с кузиной. К тому же
будет только разумней отослать вас вместе. Слушайте внимательно. Каждая
монахиня, покидающая аббатство, будет обеспечена. Те, кого семьи примут
обратно, будут отосланы домой. Для некоторых я нашла дальних родственников
или друзей, которые готовы предоставить убежище. Тем сестрам, кто пришел в
аббатство с приданым, я верну деньги, и они смогут сами о себе позаботиться.
Тех же, у кого приданого нет, я посылаю в святые аббатства в других странах.
Во всех случаях путешествие и содержание будут обеспечены. Я должна быть
уверена в благополучии моих дочерей.
Аббатиса сложила руки на груди и продолжила:
- Тебе, Валентина, повезло больше других. Твой дед оставил щедрое
наследство, которое я предназначила для тебя и твоей кузины Мирей. Кроме
того, хотя у вас нет семьи, у Валентины есть крестный отец, который готов
принять на себя ответственность и заботиться о вас обеих. Я получила его
письменное волеизъявление в пользу вас двоих. Это подводит меня к следующему
пункту, делу огромной важности.
Когда аббатиса упомянула о крестном, Мирей бросила на Валентину быстрый
взгляд и тут же уставилась в бумагу, которую держала в руке. На листе
аббатиса написала жирными буквами: "М. Жак Луи Давид, художник". Ниже стоял
адрес в Париже. Мирей не знала, что у Валентины есть крестный.
- Как я понимаю, - продолжала настоятельница, - когда узнают, что я
закрыла аббатство, кое-кто во Франции будет этим недоволен. Многие из нас
окажутся в опасности, особенно из-за таких людей, как епископ Отенский,
который захочет выяснить, что за предметы мы извлекли из стен аббатства и
унесли с собой. Ведь следы нашей работы нельзя скрыть полностью. Возможно,
некоторых женщин узнают и найдут. Эти сестры будут вынуждены бежать.
Потому-то я решила, что восемь из вас будут не только хранить свои фигуры,
по одной на каждую, но и примут фигуры от других сестер, если тем придется
спасаться бегством, или получат от них указания, где эти фигуры спрятаны.
Валентина, ты станешь одной из этих восьми.
- Я! - ахнула девушка. В горле у нее внезапно пересохло. - Но,
преподобная матушка, я не... я не могу...
- Ты хочешь сказать, что не слишком-то ответственна? - улыбнулась
аббатиса, хотя глаза ее оставались грустными. - Я знаю об этом, но полагаюсь
на твою здравомыслящую кузину. Когда я отбирала восемь сестер для особой
миссии, я исходила не из ваших способностей, но из стратегического
положения, выпавшего на долю каждой из вас. Твой крестный отец, Жак Луи
Давид, живет в Париже, самом сердце Франции и шахматной столице. Как
известный художник, он поддерживает дружбу со знатью и пользуется уважением
среди людей благородного происхождения. Он также является членом
Национального собрания, поскольку некоторые считают его пламенным
революционером. Я верю, что благодаря занимаемому положению он сможет в
случае нужды защитить вас обеих. И я достаточно заплачу ему за вашу
безопасность, чтобы он приложил к тому все усилия.
Преподобная мать внимательно посмотрела на девушек.
- Это не просьба, Валентина, - строго сказала аббатиса. - Ваши сестры
могут оказаться в беде, а вы сможете помочь им. Я дам ваши имена и адрес
тем, кто уже отправился по домам. Вы же поедете в Париж и сделаете все, как
я говорю. Вам по пятнадцать лет - в таком возрасте уже надо понимать, что в
жизни существуют вещи более важные, чем удовлетворение ваших сиюминутных
желаний.
Аббатиса говорила суровым тоном, но лицо ее светилось добротой - как
всегда, когда она смотрела на Валентину.
- Кроме того, Париж - это не самый суровый приговор, - добавила
настоятельница.
Валентина улыбнулась ей.
- Нет, преподобная матушка, - согласилась она. - Там есть опера,
возможно, будут балы, и говорят, что дамы носят очень красивые платья.
Мирей снова ткнула ее в бок.
- То есть, - тут же поправилась Валентина, - я смиренно благодарю
преподобную матушку за такую веру в ее покорную слугу.
На этом аббатиса разразилась веселым звонким смехом, сразу сбросив с
себя груз прожитых лет.
- Очень хорошо, Валентина. Вы можете идти и собираться. Завтра на
рассвете отправитесь. Не медлите.
Аббатиса встала, взяла с доски две тяжелые шахматные фигуры и вручила
их послушницам.
Валентина и Мирей, в свою очередь, поцеловали перстень аббатисы и
спрятали доверенные им сокровища.
Перед тем как выйти из дверей кабинета, Мирей обернулась и заговорила
впервые с тех пор, как они с кузиной вошли в комнату.
- Могу ли я спросить, преподобная матушка, - сказала она, - куда
собираетесь уехать вы? Мы будем с радостью думать о вас и посылать вам
наилучшие пожелания, где бы вы ни находились.
- Я отправляюсь в путешествие, которое хотела предпринять в течение
сорока лет, - ответила аббатиса. - У меня есть подруга, которую я не
навещала с детства. Иногда, Валентина, ты напоминаешь мне ее такой, какой
она была в те дни. Полной жизни...
Аббатиса замолчала, и Мирей показалось, что в глазах у нее застыла
тоска - если только представить себе, что столь почтенная и уважаемая особа
может тосковать.
- Ваша подруга живет во Франции, преподобная матушка? - спросила Мирей.
- Нет, - ответила аббатиса, - она живет в России.
На следующее утро, когда земля еще была залита тусклым серым светом,
две девушки в простых дорожных платьях вышли из дверей аббатства Монглан и
забрались в телегу, полную сена. Телега проехала через массивные ворота и
покатила мимо гор, похожих на перевернутые миски. Едва телега спустилась
вниз в долину, ее накрыла густая дымка тумана, в которой почти ничего не
было видно.
Напуганные девушки кутались в плащи. Они были преисполнены
благодарности Господу за то, что, выполняя его миссию, получили возможность
вернуться в тот мир, от которого так долго были укрыты.
Однако вовсе не Бог молча наблюдал с вершины горы, как телега медленно
спускается в темноту долины. Высоко над аббатством, на покрытой снегом
вершине, вырисовывался силуэт одинокого всадника. Всадник неотрывно следил
за телегой, пока та не исчезла в пелене тумана. Затем без единого звука он
развернул коня и ускакал прочь.

Пешка а4

Ферзевая пешка начинает, делая ход d.2-d.4. - так называемое закрытое
начало. Это означает, что тактический контакт между противниками развивается
очень медленно. Пространство для маневров велико, и требуется время, чтобы
сойтись с противником в свирепой рукопашной схватке... В этом сущность
позиционной шахматной игры.
Фред Репнфелд.
Полное собрание
дебютов шахматных
партий

Один слуга услыхал на базаре, что его ищет Смерть. Он примчался домой и
сказал своему хозяину, что должен скрыться в соседнем городе Самарре, чтобы
Смерть его не отыскала.
Этим же вечером после ужина раздался стук в дверь. Хозяин открыл ее и
увидел на пороге Смерть в длинной черной мантии с капюшоном. Смерть
попросила позвать слугу.
- Он в постели, болен, - торопливо солгал хозяин. - Он очень плохо себя
чувствует, его нельзя беспокоить.
- Странно, - сказала смерть. - Тогда он находится совсем не в том
месте. Ведь я назначила ему свидание сегодня в полночь. В Самарре.
Легенда о свидании
в Самарре

Нью-Йорк, декабрь 1972 года
У меня были неприятности. Большие неприятности.
Они начались в последний день 1972 года, в канун праздника. У меня была
назначена встреча с предсказательницей. Но я, как и тот парень из легенды о
свидании в Самарре, попыталась обмануть судьбу и сбежать. Мне не хотелось,
чтобы какая-то там гадалка рассказывала мне о моем будущем по линиям на
ладони. У меня и в настоящем хватало забот. К последнему дню 1972 года я
полностью перевернула свою жизнь. Мне было только двадцать три года.
Вместо того чтобы удрать в Самарру, я отправилась в центр управления на
вершине небоскреба "Пан-Американ" на Манхэттене. Он находился гораздо ближе
Самарры и в десять часов вечера был таким же пустым и изолированным от мира,
как горная вершина.
Я и чувствовала себя словно на вершине горы. За окнами, выходившими на
Парк-авеню, шел снег - крупные хлопья изящно кружились, парили в коллоидной
суспензии. Совсем как в стеклянном шаре, где заключена одинокая, безупречно
красивая роза или миниатюрная копия швейцарской деревеньки. А за стеклом
центра в здании "Пан-Американ" мирно гудело несколько акров новейшего
компьютерного оборудования, которое контролировало полеты и заказ билетов на
авиарейсы по всему миру. Это было спокойное место, где хорошо прятаться,
когда нужно подумать.
У меня как раз было о чем подумать. Три года назад я приехала в
Нью-Йорк работать в компании МММ. Компания была одним из крупнейших мировых
производителей компьютеров. А "Пан-Американ" была одним из моих клиентов.
Они до сих пор позволяли мне пользоваться своими базами данных.
Но теперь я перешла на другую работу, что вполне может оказаться
величайшей ошибкой в моей жизни. Мне выпала сомнительная честь стать первой
женщиной, вступившей в профессиональные ряды ДОА почтенной и солидной фирмы
"Фулбрайт, Кон, Кейн и Уфам". Им не нравился мой стиль.
Для тех, кто не знает, ДОА означает "дипломированный общественный
аудитор". Фирма была ведущей среди восьми крупнейших подобного профиля,
которых окрестили "Большой восьмеркой".
"Общественными аудиторами" именуют для пущей солидности
бухгалтеров-счетоводов. "Большая восьмерка" проводила аудит для большинства
крупных корпораций. Она пользовалась огромным уважением, что в переводе на
нормальный язык означает - держала клиентов на крючке, шантажируя их. Если
"Большая восьмерка" во время аудита предлагала клиенту потратить полмиллиона
долларов на улучшение методов финансирования, клиент был бы глупцом, если бы
проигнорировал это предложение (то есть проигнорировал бы тот факт, что
аудиторская фирма "Большой восьмерки" может "услужить" ему, обеспечив
солидный штраф). Подобные вещи в мире больших финансов понимают без слов. В
руках аудиторов огромное количество денег. Даже младший партнер может иметь
доход с шестью нулями.
Не все задумываются о том, что сфера аудита представлена только
мужчинами. Фирма "Фулбрайт, Кон, Кейн и Уфам" не была исключением, и это
ставило меня в неловкое положение. Поскольку я была первой женщиной
не-секретарем, которую они видели, они воспринимали меня как редкий товар
вроде ископаемого дронта, нечто потенциально опасное, что следует тщательно
изучить.
Быть первой женщиной где-либо - это не сахар. Будь ты первой
женщиной-астронавтом или первой, кого пригласили работать в китайскую
прачечную, тебе придется смириться с заигрыванием, хихиканьем и
поглядыванием на твои ножки. А также с тем фактом, что придется работать
больше всех, а получать меньше.
Я узнала, что это значит, когда тебя представляют как "мисс Велис, нашу
женщину-специалиста в этой области". После такого представления меня,
наверное, принимали за гинеколога.
На самом деле я была компьютерным экспертом, лучшим специалистом в
Нью-Йорке по индустрии перевозок. Вот почему меня взяли на работу. Когда
компания "Фулбрайт, Кон, Кейн и Уфам" проэкзаменовала меня, долларовые
значки замелькали в их налитых кровью глазах; они видели не женщину, а
ходячее вложение капитала, которое принесет деньги на их банковские счета.
Достаточно молодую, чтобы быть восприимчивой, достаточно наивную, чтобы быть
внушаемой, достаточно простодушную, чтобы отдать своих клиентов на
растерзание их штатным акулам аудита. Словом, я была всем, что они искали в
женщине. Но медовый месяц был коротким.
Когда за несколько дней до Рождества я заканчивала расчет оборудования,
чтобы клиент, занимающийся грузоперевозками на судах, мог получить документы
до конца года, в мой офис нанес визит наш старший партнер Джок Уфам.
Высокому, тощему и моложавому Джону было за шестьдесят. Он много играл
в теннис, носил модные костюмы от "Брукс бразерс" и красил волосы. Когда он
шел, то подпрыгивал на носках, словно собирался забить гол.
Итак, Джок впрыгнул в мой офис.
- Велис, - сказал он панибратским тоном, - я тут подумал об
исследовании, которым ты занимаешься, даже поспорил с собой и, кажется,
понял, что меня беспокоило.
Это была манера Джока сообщать о том, что причин не согласиться с ним
не существует. Он уже поработал адвокатом дьявола для обеих сторон и
поскольку подыгрывал себе любимому, то выиграл дело.
- Я почти закончила, сэр. Завтра все уйдет клиенту, поэтому надеюсь, вы
не захотите вносить значительных изменений.
- Ничего серьезного, - ответил он, осторожно подкладывая мне бомбу. - Я
решил, что принтеры будут для нашего клиента более необходимы, чем
дисководы. Соответственно, мне хотелось бы, чтобы ты изменила критерии
отбора.
Это был пример того, что обычно называется подтасовкой. Это незаконно.
Шесть продавцов компьютеров месяцем ранее согласились с предложенными
ценами. Эти предложения базировались на критериях отбора, которые
подготовили мы, непредвзятые аудиторы. Мы сказали, что клиент нуждается в
мощных дисководах. Один из продавцов вышел с лучшим предложением. Если
сейчас, когда цены уже предложены, мы заявим, что принтеры важней, чем
дисководы, то контракт перейдет в ведение другого продавца. Я могла бы с
ходу сказать, какого именно. Это будет та фирма, с президентом которой Джок
сегодня обедал.
Понятно, что за этим обедом решалось что-то важное. Возможно, обещание
бизнеса для нашей фирмы, а может быть, речь шла о маленькой яхте или
спортивной автомашине для Джока. В чем бы ни заключалось дело, я не хотела в
нем участвовать.
- Мне жаль, сэр, - сказала я ему. - Сейчас уже слишком поздно изменять
критерии, тем более в отсутствие клиента. Мы могли бы позвонить ему и
сказать, что хотим попросить продавцов переделать заявки, но это, конечно
же, означало бы, что документы не будут готовы до Нового года.
- Это необязательно, Велис, - сказал Джок. - Я не стал бы старшим
партнером фирмы, если бы игнорировал свою интуицию. Много раз я в мгновение
ока спасал миллионы наших клиентов, а они и не знали об этом. Мой животный
инстинкт выживания год за годом поднимает нашу фирму на вершину "Большой
восьмерки".
Он одарил меня улыбкой с ямочками.
Вероятность того, что Уфам сделал бы что-либо для клиента, не обобрав
его до нитки, была такой же, как в случае с библейским верблюдом,
пролезающим в игольное ушко. Он сказал неправду, но я не стала возражать.
- Тем не менее, сэр, мы несем моральную ответственность за то, чтобы
клиент правильно взвесил и оценил предложенные цены. Кроме того, мы -
проверяющая фирма.
Ямочки Джока исчезли, словно он проглотил их.
- Вы, конечно же, понимаете, что означает ваш отказ принять мое
предложение?
- Если это предложение, а не приказ, я бы предпочла не делать этого.
- А если бы я приказал? - хитро спросил Джок. - Ведь я старший партнер
в этой фирме.
- Тогда, боюсь, мне придется отказаться от проекта и передать его
кому-нибудь другому. Конечно, я сохраню копии моих расчетов, на случай если
о них будут задавать вопросы.
Джок знал, что это значило. Аудиторские фирмы никогда не проверяли друг
друга. Единственными, кто мог задавать вопросы, были люди из правительства
США. Их вопросы обычно относились к незаконной или мошеннической практике.
- Понятно, - сказал Джок. - Хорошо, тогда я оставляю вас работать,
Велис. Ясно, что решение мне придется принимать самому.
Он резко развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
На следующее утро ко мне зашел мой менеджер, энергичный блондин лет
тридцати по имени Лайл Хольмгрен. Лайл был взволнован, редеющие волосы
всклокочены, галстук переносился.
- Кэтрин, чем, черт возьми, ты насолила Уфаму? - были первые слова
Лайла, сорвавшиеся с его языка. - Он бесится так, словно ему наступили на
любимую мозоль. Вызвал меня сегодня утром ни свет ни заря. Я едва успел
побриться. Он заявил, что найдет на тебя управу, твердит, что ты рехнулась.
Уфам не желает, чтобы тебя в будущем допускали к клиентам, говорит, ты не
готова играть в мячик с большими мальчиками.
Жизнь Лайла вращалась вокруг фирмы. У него была требовательная жена.
Она измеряла успех количеством членских взносов в загородных клубах. Лайлу
приходилось играть по правилам фирмы, хотя, возможно, он и не одобрял этого.
- Полагаю, прошлым вечером я потеряла голову, - саркастически сказала
я. - Я отказалась "изменить" предложенные цены. Сказала Джоку, что он может
передать работу кому-нибудь другому, если ему так уж приспичило.
Лайл опустился в кресло рядом со мной. С минуту он ничего не говорил.
- Кэтрин, есть масса вещей в мире бизнеса, которые человеку твоего
возраста могут показаться неэтичными, но они необязательно таковы, какими
кажутся.
- Эта была такой.
- Я даю тебе слово, что, если Джок Уфам просит тебя сделать что-нибудь
подобное, у него есть на это веские причины.