Нэвилл Крис. Восемь

Теперь она была далеко. Аббатиса переслала ей немалую сумму денег - Мирей
обнаружила их в ящике для красок. Благодаря им ей удалось нанять маленькую
рыбацкую лодку на причале рядом с Бастилией и уплыть на ней вниз по Сене. Во
время одной из остановок в пути Мирей обнаружила у пристани корабль,
направляющийся в Триполи. Тайно пробравшись на него, она успела отплыть до
того, как Шарлотту повели на казнь.
Когда берега Франции таяли за кормой корабля, Мирей чудился грохот
колес телеги, которая в эти минуты везет ее спасительницу на казнь. В своем
воображении она слышала тяжелые шаги по эшафоту, бой барабанов, свист
опускающегося ножа гильотины, крики толпы на площади Революции. Это холодное
лезвие отсекло ту невинную часть души Мирей, которая хранила последние
крупицы детской наивности. Теперь она жила только ради выполнения своей
роковой миссии. Миссии, для которой она была избрана, - уничтожить белую
королеву и собрать фигуры.
Однако сначала ей предстояло более неотложное дело. Она должна была
отправиться в пустыню, чтобы забрать свое дитя. Получив второй шанс, она
больше не уступит настойчивым просьбам Шахина оставить Шарло в пустыне как
инфанта Калима - спасителя его народа. "Если мой сын пророк, - решила Мирей,
- пусть его судьба будет переплетена с моей".
Но теперь, когда ветры Северного моря трепали огромные парусиновые
полотнища у нее над головой и хлестали ее первыми колючими каплями дождя,
Мирей терзалась сомнениями, правильно ли она поступила, исчезнув так
надолго, прежде чем отправиться в Англию - к Талейрану, хранившему фигуры.
Маленький Шарло сидел у нее на коленях, она держала его за руку. Шахин в
своем длинном черном балахоне стоял рядом с ними, наблюдая за кораблем,
идущим встречным курсом. Араб отказался расстаться с маленьким пророком, при
рождении которого он присутствовал. Он поднял руку, указывая на меловые
холмы: над ними клубились низкие серые тучи.
- Белая Земля, - негромко сказал он. - Владения Белой Королевы. Она
ждет - я чувствую ее присутствие даже отсюда.
- Я молю Бога, чтобы мы не опоздали, - сказала Мирей.
- Я чую беду, - отозвался Шахин. - Она всегда приходит с бурей, как дар
коварных богов...
Он продолжал следить за кораблем, распустившим по ветру свои паруса,
пока тот не исчез в темноте, поглотившей пролив.
Этот неизвестный корабль уносил Талейрана далеко в Атлантику.
Единственная мысль, которая владела Талейраном, когда его корабль шел
сквозь свинцовую мглу, была не о Кэтрин Гранд, а о Мирей. Пора иллюзий
закончилась, жизнь Мирей, возможно, тоже. В свои сорок лет он собирался
начать жизнь заново.
В конце концов, думал Талейран, устроившись в своей каюте и перебирая
документы, сорок лет - это не конец жизни, так же как и Америка - не край
земли. Он запасся рекомендательными письмами к президенту Вашингтону и
секретарю министерства финансов Александру Гамильтону, так что в Филадельфии
его ждет приятное общество. Конечно, он знал и Джефферсона, который только
что занял пост государственного секретаря, а раньше был послом во Франции.
Мало что могло утешить Талейрана в его горе, но он радовался уже и
тому, что был совершенно здоров, продажа библиотеки принесла ему немалую
сумму, а главное, теперь у него было не восемь, а девять фигур шахмат
Монглана. Ибо, несмотря на все хитроумие прелестной Кэтрин Гранд, ему
удалось убедить ее, что безопаснее всего будет поместить ее золотую пешку в
тайник, где он прятал свои фигуры. Талейран рассмеялся, когда вспомнил их
трогательное прощание. Он попытался уговорить ее отправиться с ним. По его
мнению, это было лучше, чем оставаться из-за каких-то фигур, которые он
спрятал в Англии!
Конечно же, благодаря расторопности его верного Куртье шахматы в ту
минуту были в его багаже на борту корабля.
Теперь они обретут новый дом, размышлял Талейран... И тут первый удар
шторма сотряс корабль.
Морис оторвался от своих раздумий - пол каюты ходил ходуном. Он уже
собрался позвонить, когда в каюту ворвался Куртье.
- Монсеньор, нас просили немедленно спуститься на нижнюю палубу, -
произнес слуга.
Он говорил своим всегдашним невозмутимым тоном, но резкость его
движений, когда он упаковывал фигуры, доставая их из тайника, выдавала
тревогу.
- Капитан утверждает, что корабль несет на скалы. Мы должны
приготовиться сесть в спасательные шлюпки. Верхнюю палубу просят не
занимать, чтобы не мешать морякам, но мы должны быть готовы покинуть корабль
немедленно в случае, если нам не удастся благополучно миновать мели.
- Какие мели? - закричал Талейран, вскакивая в тревоге и чуть не
опрокидывая письменные принадлежности и чернильницу.
- Мы проходим мыс Барфлер, монсеньор, - спокойно сказал Куртье, подавая
Талейрану визитку.
Корабль неистово швыряло из стороны в сторону.
- Нас несет на скалы Нормандии, - сообщил слуга, укладывая фигуры в
сумку.
- Боже мой! - воскликнул Морис.
Схватив сумку, он оперся на плечо верного Куртье. Корабль дал сильный
крен, и оба мужчины повалились на дверь. С трудом открыв ее, они стали
пробираться по узкому коридору, где женщины визгливо торопили своих
замешкавшихся детей. К тому времени, когда Талейран и его слуга добрались до
нижней палубы, она была запружена людьми. Вопли ужаса, визг и стоны
перемежались с криками матросов на верхней палубе и грохотом бушующих волн.
А потом и без того перепуганные пассажиры с ужасом почувствовали, как
палуба проваливается куда-то вниз. Не сумев устоять на ногах, люди
повалились друг на друга. Корабль все падал и падал, казалось, это жуткое
мгновение будет длиться вечно. Вот он содрогнулся от мощного удара в днище,
раздался леденящий душу треск дерева, и в пробоину, смывая беспомощных
пассажиров, хлынула вода - огромный корабль налетел на скалы.
Ледяной дождь рушился на булыжные мостовые Кенсингтона. Осторожно
ступая по скользким камням, Мирей шла к воротам в сад Талейрана. Следом за
ней шагал Шахин с маленьким Шарло на руках. Черный балахон араба промок до
нитки.
Мирей и в голову не приходило, что Талейран мог покинуть Англию. Но она
еще даже не открыла ворота, когда с тяжелым сердцем увидела, что сад пуст,
беседка явно заброшена, ставни закрыты, а на передней двери задвинут
железный засов. И все же она отворила ворота и двинулась по тропинке,
задевая подолом платья лужи.
На стук в дверь отозвалось лишь гулкое эхо, разнесшееся внутри пустого
дома. Дождь заливал непокрытую голову Мирей, ей померещился ненавистный
голос Марата, шептавший: "Ты опоздала, опоздала!" Она прислонилась к двери и
стояла так, пока Шахин не взял ее бережно под локоть и не отвел через мокрую
лужайку под крышу беседки.
В отчаянии она упала ничком на деревянную скамейку и разрыдалась.
Прошло немало времени, прежде чем на сердце у нее полегчало. Шахин усадил
Шарло на пол, и ребенок пополз к матери. Держась за ее мокрые юбки, он
нетвердо встал на ножки, ухватился за ее палец и изо всех силенок вцепился в
него.
- Бах, - сказал Шарло, когда Мирей посмотрела в его ясные голубые
глаза.
Мальчик сосредоточенно хмурил брови, глядя на нее из-под капюшона своей
крошечной джеллабы. Мирей рассмеялась.
- Бах, малыш, - ответила она, отбрасывая с лица сынишки капюшон и ероша
его шелковистые рыжие волосы. - Твой отец исчез. Говорят, ты пророк, почему
же ты не смог предвидеть этого?
Шарло по-прежнему смотрел на нее серьезно и задумчиво.
- Бах, - повторил он,
Шахин сидел рядом с ней на скамейке. Его ястребиный профиль,
окрашенный, как у всех его соплеменников, в синий цвет, в дрожащих отблесках
молний казался еще более фантасмагорическим, чем обычно.
- В пустыне, - сказал он, - человека можно найти по следу его верблюда.
Следы зверей так же не похожи друг на друга, как человеческие лица, у
каждого - свой. Здесь, в этом краю, это может оказаться не так просто. Но
человек, как и верблюд, всегда оставляет след. Привычки, манера держаться,
походка...
Мирей от души рассмеялась, представив, как она идет по следу за
Талейраном, хромающим по булыжным мостовым Лондона. Но потом она поняла, что
имел в виду Шахин.
- Волк всегда возвращается в свои охотничьи угодья? - спросила она.
- Хотя бы ненадолго, - сказал Шахин. - Лишь на то время, которое нужно,
чтобы там остался его запах.
Однако волк, чей запах они искали, покинул не только Лондон, но и
корабль, который остался на коварных скалах. Талейран и Куртье вместе с
другими пассажирами сидели в шлюпке и гребли к темным берегам Нормандских
островов, обещавшим укрытие от бури.
Для Талейрана эта цепь островков сулила спасение не только от буйства
стихий, поскольку, хоть она и тянулась у самой границы вод Франции, на самом
деле со времен Вильгельма Оранского эти земли принадлежали англичанам.
Аборигены островов до сих пор говорили на древнем норманнском диалекте,
непонятном даже для французов. Они платили налоги Британии за то, чтобы она
защищала их от разбойных набегов, но хранили верность древним норманнским
законам и любви к свободе, что во время войны сослужило им добрую службу.
Нормандские острова славились опасными скалами, о которые разбился не один
корабль, и огромными верфями, на которых строили все, от военных кораблей до
крошечных каперов. На эти верфи и переправили разбитый корабль, билет на
который по несчастной случайности купил Талейран. Бывший епископ не сетовал
на судьбу: хотя острова не обещали роскошного отдыха, зато на их берегах ему
не грозил арест по приказу французского правительства.
Матросы налегали на весла, сражаясь с высокой волной. Шлюпка обогнула
темные гранитные скалы и песчаниковые утесы, которые составляли береговую
линию, и потерпевшие кораблекрушение наконец высадились на каменистой
полоске пляжа и вытащили лодку на берег. Изможденные пассажиры под моросящим
дождем побрели к городу по немощеной дороге, что тянулась через поля мокрого
льна и нераспустившегося вереска.
Прежде чем отправиться на поиски гостиницы, Талейран и Куртье зашли в
придорожный кабачок, чтобы согреться, выпить бренди и посидеть у огня. Сумка
с фигурами в кораблекрушении чудом уцелела, но Талейран и его слуга застряли
на островах на неопределенный срок. Неизвестно, сколько недель или месяцев
пройдет, прежде чем они смогут продолжить путешествие. Талейран стал
расспрашивать бармена, как быстро работают их верфи и как много времени
потребуется, чтобы залатать их корабль, так сильно пострадавший от шторма.
- Спросите лучше мастера, - ответил мужчина. - Он только что вошел -
должно быть, после работы, Пьет свою пинту в дальнем углу.
Талейран подошел к указанному столику, за которым в одиночестве
склонился над кружкой эля коренастый мужчина. На вид ему было немногим за
пятьдесят. Увидев Талейрана и Куртье, корабел поднял голову и предложил им
присесть. Вероятно, он слышал их разговор с барменом, потому что спросил:
- Это вы - потерпевшие кораблекрушение? Говорят, ваш корабль плыл в
Америку. Невезучая страна. Я сам оттуда. И что это вы, французы, все так
стремитесь туда, будто это земля обетованная?
Речь мужчины выдавала его знатное происхождение и хорошее образование,
его жесты и осанка говорили о том, что большую часть жизни он провел в
седле, а не на верфи. Он держался так, словно привык командовать. Но в то же
время все в его тоне говорило об усталости и разочаровании в жизни.
Талейрану захотелось узнать о нем побольше.
- Америка действительно кажется мне землей обетованной, - сказал он. -
Однако я человек, у которого нет особого выбора. Если я вернусь на родину, я
быстро отведаю гильотины, а благодаря министру Питту мне недавно предложили
покинуть и Британию. У меня есть рекомендательные письма к некоторым
наиболее известным политикам - секретарю Гамильтону и президенту Вашингтону.
Возможно, они сочтут меня полезным.
- Я хорошо знаю их обоих, - ответил его компаньон. - Я долгое время
служил под командованием Вашингтона. Именно он дал мне чин генерал-майора и
поручил командование Филадельфийской бригадой войск.
- Я потрясен! - воскликнул Талейран.
Если этот парень занимал такие посты, какого черта он делает теперь в
глуши, ремонтируя разбитые корабли на Нормандских островах?
- Тогда не можете ли вы облегчить мне жизнь и написать еще одно письмо
вашему президенту? Я слышал, с ним тяжело увидеться...
- Боюсь, я не тот человек, который может дать вам рекомендации, -
ответил мужчина с кривой усмешкой. - Позвольте представиться: я - Бенедикт
Арнольд.
Опера, казино, игорные дома, салоны...
Места, в которых Талейран был частым гостем. Места, которые Мирей
должна посетить, чтобы взять его след в Лондоне.
Однако когда она вернулась в гостиницу, то заметила на стене афишу,
изменившую все ее планы.
СЕГОДНЯ!
ИГРА ВСЛЕПУЮ!
Более великий, чем Месмер!
Обладатель невероятной памяти!
Любимец французских философов!
Человек, которого не смогли победить
ни Фридрих Великий,
ни Филипп Стамма, ни сир Легаль!
Прославленный шахматист
АНДРЕ ФИЛИДОР
Кофейный дом Парслоу
на Сент-Джеймс-стрит
Кофейный дом Парслоу на Сент-Джеймс-стрит был кофейней и пабом, куда
приходили ради игры в шахматы. В этих стенах можно было встретить не только
лучших лондонских шахматистов, но и сливки общества всех европейских стран.
Самым знаменитым был Андре Филидор, французский шахматист, чье имя гремело
на всю Европу.
Тем же вечером Мирен отправилась на Сент-Джеймс-стрит. Переступив порог
кофейного дома, она будто оказалась в совершенно ином мире. Здесь царили
покой и роскошь. Шаровидные дымчатые керосиновые лампы освещали полированное
дерево, темно-зеленый шелк, толстые индийские ковры.
В зале никого не было, кроме нескольких официантов, расставлявших
стаканы на барной стойке, и старика лет шестидесяти, одиноко сидевшего в
мягком кресле. Человек этот и сам был под стать креслу - мягок и пузат. У
него были тяжелые челюсти и второй подбородок, закрывавший половину его
вышитого золотом шейного платка. Он был одет в бархатный жакет глубокого
красного цвета, который очень подходил к звездочкам выступивших сосудов у
него на носу. Мутные глаза, прячущиеся в глубине мягких складок век, с
любопытством изучали Мирей. Еще больший интерес у старика вызвал одетый в
пурпурные шелка великан с голубым лицом, который стоял за спиной женщины и
держал на руках рыжеволосого ребенка.
Осушив до дна бокал ликера, мужчина со звоном поставил его на стол,
требуя у бармена налить еще. Затем он встал на ноги и направился к Мирей,
покачиваясь так, словно под ним был не пол, а палуба корабля.
- Рыжеволосая девица, краше которой я не видел, - произнес он, цедя
слова. - Золотисто-рыжие локоны, разбивающие мужские сердца... Из-за таких
начинаются войны. Прямо вам Дейрдре, дочь печалей.
Он снял свой дурацкий напудренный парик, прижал его к животу в шутливом
поклоне и оглядел Мирей с ног до головы. После чего сунул парик в карман,
схватил руку Мирей и галантно поцеловал.
- Таинственная женщина и экзотический доверенный слуга в придачу!
Позвольте представиться: я - Джеймс Босуэлл из Аффлека, юрист по профессии,
историк по призванию и потомок красавчиков Стюартов! - заявил он, сражаясь с
икотой, и взял Мирей под руку.
Она поглядела на Шахина, но лицо охотника, поскольку он не понимал
английского, оставалось равнодушной маской.
- Не тот ли мсье Босуэлл, что написал знаменитую "Историю Корсики"? -
спросила Мирей по-английски с очаровательным акцентом.
Это казалось слишком большим совпадением. Сначала Филидор, а теперь и
Босуэлл, о котором так много рассказывала Летиция Буонапарте. Возможно, что
это и не совпадение вовсе.
- Тот самый, - ответил пьяница, покачиваясь, и так навалился на руку
Мирей, словно считал, что это она должна поддерживать его. - Судя по
акценту, вы француженка и не разделяете моих либеральных взглядов, которые
я, будучи молодым человеком, высказывал в отношении вашего правительства?
- Напротив, мсье, - заверила его Мирей, - я нахожу ваши воззрения
просто пленительными. У нас во Франции теперь новое правительство, оно
разделяет ваши взгляды и взгляды Руссо, высказанные много лет назад. Вы были
знакомы с этим джентльменом?
- Я знал их всех, - беззаботно ответил он. - Руссо, Паоли, Гарик
[Гаррик Дейвид (1717-1779) - английский актер. Прославился в пьесах
Шекспира], Шеридан, Джонсон Джонсон Бенджамин [(1573-1637) - английский
драматург.] - все великие, на том или ином поприще. Как бездомный бродяга,
ночую я на холодной и грязной земле истории...- Он взял Мирей за подбородок
и добавил с гнусным смешком: - И в других местах тоже.
Они подошли к столу, где Босуэлла уже дожидалась новая порция ликера.
Подняв бокал, он сделал изрядный глоток и зашатался. Мирей подхватила его.
Этот пьяница вовсе не был глупцом. Конечно же, не могло быть случайностью,
что два человека, связанные с шахматами Монглана, оказались здесь сегодня
вечером. Надо держаться начеку: могут явиться и другие.
- А мсье Филидора, который дает здесь сегодня представление, вы тоже
знаете? - спросила она, изображая невинное любопытство.
Ей удавалось ничем не выдать своего волнения, но сердце ее билось как
сумасшедшее.
- Все, кто интересуется шахматами, интересуются вашим знаменитым
соотечественником, - ответил Босуэлл, не донеся бокала до рта. - Это его
первое представление после перерыва. Он плохо себя чувствовал. Но, возможно,
вы слыхали об этом? Поскольку вы здесь сегодня вечером... могу ли я
предположить, что вы играете в эту игру?
За мутной пеленой в его глазах промелькнула тревога. От Мирей не
укрылось, что пьяница насторожился.
- За этим я и пришла сюда, мсье, - сказала Мирей, прекратив изображать
наивную школьницу и обворожительно улыбнувшись пьяному собеседнику. -
Поскольку вы знаете этого джентльмена, может, вы представите меня ему, когда
он появится?
- Только под влиянием ваших чар, конечно, - пробормотал Босуэлл, хотя
по нему не было заметно, что он очарован. - На самом деле Филидор уже здесь.
Они готовятся к игре в задней комнате.
Предложив ей руку, он повел ее в обитую деревянными панелями комнату,
где горели медные канделябры. Шахин молча последовал за ними.
Там уже собралось несколько человек. Долговязый юноша, не старше Мирей,
с бледной кожей и крючковатым носом, расставлял фигуры на одной из шахматных
досок в центре комнаты. За тем же столом стоял невысокий коренастый человек
лет сорока. У него была великолепная грива желтых, как песок, волос, которые
изящными локонами обрамляли лицо. Он говорил с сутулым стариком, стоявшим к
Мирей спиной.
Она и Босуэлл подошли к столу.
- Мой дорогой Филидор! - воскликнул пьяный законник, с силой хлопнув
пожилого мужчину по плечу. - Я прерываю вас только затем, чтобы представить
вам эту юную красавицу с вашей родины.
Шахина, который наблюдал за происходящим черными глазами хищной птицы,
оставаясь у двери, Босуэлл упорно не замечал.
Пожилой мужчина повернулся и посмотрел Мирей в глаза. Одетый по моде
времен Людовика XV (хотя его штаны и чулки выглядели более чем
потрепанными), Филидор держался как истинный аристократ и светский лев. Он
был высок, но телосложения столь хрупкого, что походил на сухой цветочный
стебель. Бледная кожа лица цветом почти не отличалась от напудренного
парика. Склонившись в неглубоком поклоне, он прижался губами к руке Мирей и
искренне сказал:
- Редко встретишь такую красоту за шахматной доской, мадам.
- Но еще реже ее можно встретить под руку с таким старым дегенератом,
как Босуэлл, - вмешался мужчина с волосами песочного цвета, обратив к Мирей
цепкий взгляд своих темных глаз.
Он тоже склонился в поклоне и поцеловал ей руку, и молодой человек с
крючковатым носом подошел к ней поближе, чтобы быть следующим.
- Я не имела удовольствия встречаться с мсье Босуэллом, пока не
переступила порог этого дома, - объяснила Мирей. - Я пришла, чтобы
посмотреть игру мсье Филидора. Я большая его поклонница.
- Не больше, чем мы! - подхватил первый молодой человек. - Мое имя -
Уильям Блейк, а этот молодой жеребец, что бьет копытом за моей спиной, -
Уильям Вордсворт. Два Уильяма по цене одного.
- Полон дом писателей, - заметил Филидор. - А значит, полон дом
неимущих, ибо эти два Уильяма зарабатывают на жизнь поэзией.
Мирей лихорадочно вспоминала, что ей доводилось слышать об этих двух
поэтах. Тот, что моложе, Вордсворт, бывал в якобинском клубе и там
познакомился с Давидом и Робеспьером, которые, в свою очередь, оба знали
Филидора. Давид Рассказывал ей о них. Она также припомнила, что Блейк, чье
имя тоже было известно во Франции, являлся автором произведений весьма
мистического толка, некоторые из них были о Французской революции. Ну и
совпадение!
- Вы приехали посмотреть на игру вслепую? - говорю меж тем Блейк. - Это
столь выдающееся достижение, что Дидро увековечил его в своей
"Энциклопедии". Представлению скоро начнется. Тем временем мы, сложив свои
скудные средства, можем угостить вас коньяком.
- Лучше просветите меня, - сказала Мирей, решив пойти ва-банк.
Такой шанс упускать было нельзя: вряд ли ей еще когда-либо доведется
встретить этих людей всех вместе и в одной комнате, и без сомнения, они не
просто так собрались здесь.
- Знаете ли, я интересуюсь другой шахматной игрой. Возможно, мсье
Босуэлл уже догадался об этом. Я знаю, что именно он пытался отыскать на
Корсике много лет назад, знаю, что искал Жан Жак Руссо. Мне известно, что
мсье Филидор узнал от великого математика Эйлера, когда был в Пруссии, и что
вы, мсье Вордсворт, узнали от Давида и Робеспьера.
- Не имеем представления, о чем вы толкуете, - вмешался Босуэлл.
Филидор побледнел и стал оглядываться в поисках стула, чтобы присесть.
- Нет, джентльмены, вы прекрасно знаете, о чем я говорю, - с
достоинством заявила Мирей.
Четверо мужчин уставились на нее во все глаза.
- Я говорю о шахматах Монглана, по поводу которых вы собрались здесь
сегодня вечером. Вам нет нужды смотреть на меня с таким ужасом. Думаете, я
пришла бы сюда, если бы ничего не знала о ваших планах?
- Она ничего не знает, - сказал Босуэлл. - Здесь люди, которые пришли
посмотреть представление. Я предлагаю отложить разговор...
Вордсворт налил в стакан воды и дал его Филидору - тот выглядел так,
словно вот-вот упадет в обморок.
- Кто вы? - спросил шахматист, глядя на Мирей, как на привидение.
Она заставила себя успокоиться.
- Мое имя Мирей, я приехала из Монглана, - сказала она. - Я знаю, что
шахматы Монглана существуют. У меня есть фигуры.
- Вы - воспитанница Давида! - воскликнул Филидор.
- Та, которая исчезла! - подхватил Вордсворт. - Та, которую все ищут!
- Нам надо кое с кем посоветоваться, - спешно вмешался Босуэлл, -
прежде чем пойдем дальше...
- Нет времени, - отрезала Мирей. - Если вы расскажете мне то, что
знаете, я сообщу вам то, что известно мне. Однако сейчас, а не позже.
- Выгодная сделка, на мой вкус, - ухмыльнулся Блейк, с задумчивым видом
меряя комнату шагами. - Признаюсь, у меня есть на эти шахматы собственные
виды. Что бы там ни воображали себе ваши сторонники, мой дорогой Босуэлл, я
здесь ни при чем. Я узнал о шахматах из совершенно иного источника, мне
поведал о них голос в ночи...
- Вы глупец! - закричал Босуэлл, в пьяном остервенении колотя кулаком
по столу. - Вы думаете, что привидение вашего братца дало вам право на
единоличное владение этими шахматами. Существуют и другие, кто понимает всю
их ценность, - те, которые не помешаны на мистицизме.
- Если, по-вашему, мои мотивы слишком чисты, - упрямился Блейк, - вам
не следовало приглашать меня присоединиться к вашему заговору этим вечером.
- Он с холодной улыбкой повернулся к Мирей и объяснил: - Мой брат Роберт
умер несколько лет назад. Роберт был для меня всем на этой земле. Когда его
душа покинула бренное тело, она велела мне искать шахматы Монглана,
средоточие и источник всей мистической науки с начала времен. Мадемуазель,
если вы что-либо знаете относительно этого предмета, я буду рад поделиться с
вами тем, что знаю я. И Вордсворт тоже, если я не ошибаюсь.
Босуэлл в ужасе посмотрел на него и заспешил вон из комнаты. Филидор
цепким взглядом оглядел Блейка и предостерегающе похлопал его по плечу.
- По крайней мере, это дает мне надежду, - сказал Блейк, - что прах
моего брата наконец обретет покой.
Он предложил Мирей сесть на стул у стены и отошел, чтобы принести ей
коньяк, Вордсворт помог Филидору устроиться за столом в центре комнаты.
Комната быстро заполнялась новыми гостями. Шахин с Шарло на руках сел рядом
с Мирей.
- Пьяница вышел из здания, - спокойно сказал он. - Я чую опасность,
аль-Калим тоже чувствует. Нам надо немедленно покинуть это место.
- Не сейчас, - сказала Мирей. - Сначала я должна кое-что узнать.
Вернулся Блейк с обещанным коньяком и сел рядом с ней. Когда последние
гости занимали свои места, к ним присоединился Вордсворт. Какой-то человек,
наверное распорядитель, объяснял правила игры, тогда как Филидор с повязкой
на глазах сидел перед шахматной доской. Оба поэта наклонились к Мирей, и
Блейк вполголоса повел свой рассказ.
- Это хорошо известная в Англии история, - говорил он. - Она связана со
знаменитым французским философом Франсуа Мари Аруэ, известным под именем
Вольтер. Однажды вечером, в канун Рождества тысяча семьсот двадцать пятого
года - за тридцать лет до моего рождения, - Вольтер сопровождал актрису