Нэвилл Крис. Восемь

была так прекрасна, и я так сильно желал тебя...
Он поцеловал сначала ее волосы, затем губы.
- Не надо жалеть, - сказала Мирей, садясь на постели и становясь
серьезной. - Когда мы были вместе, мне на миг почудилось, будто она жива.
Будто все страшное было лишь в дурном сне. Будь Валентина жива, она занялась
бы с тобой любовью. Не извиняйся за то, что назвал меня ее именем.
Она словно прочла его мысли. Талейран посмотрел ей в глаза и улыбнулся
в ответ.
Он снова лег в постель и мягко заставил Мирей лечь сверху. Грациозное
тело девушки было прохладным и нежным. Ее аромат пьянил Мориса и разжигал
утихшую было страсть. С трудом взяв себя в руки, он погасил пламя,
бушевавшее в чреслах. Существовало нечто, чего он желал еще больше. В первую
очередь.
- Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделала, - проговорил он,
прижавшись губами к волосам Мирей.
Девушка подняла голову и посмотрела на него.
- Я знаю, что причиню тебе этим боль, - сказал Морис, - однако я хочу,
чтобы ты рассказала о Валентине, Рассказала все. Мы должны сообщить обо всем
твоему дяде. Ночью во сне ты говорила об аббатстве...
- Дяде нельзя говорить, где я, - прервала его Мирей, садясь на постели.
- В конце концов, мы должны похоронить Валентину, - возразил он.
- Я даже не знаю, - ответила Мирей глухим голосом, - сможем ли мы найти
ее тело. Если ты поклянешься помочь мне, я расскажу, как она умерла. И
почему.
Талейран недоуменно посмотрел на нее.
- Что значит - почему? - спросил он. - Я думал, вы попали в Аббатскую
обитель по ошибке. Конечно...
- Валентина умерла из-за этого, - медленно произнесла Мирей.
Она встала с кровати, пересекла комнату и подошла к саквояжу, который
Куртье оставил перед дверью в гардеробную. С усилием подняв саквояж, она
вернулась обратно и поставила его на кровать. Затем открыла саквояж и
показала знаком, что Талейран может заглянуть внутрь. Там, облепленные
землей и жухлыми стеблями травы, лежали восемь фигур из шахмат Монглана.
Талейран протянул руку и достал из большого кожаного саквояжа одну из
фигур. Держа ее обеими руками, он устроился рядом с Мирей на смятых
простынях. Это был большой золотой слон, размером с его ладонь. Седло было
щедро инкрустировано отшлифованными рубинами и черными сапфирами, хобот и
золотые бивни подняты в боевой стойке.
- Aufin, - прошептал Морис. - Эту фигуру мы теперь называем "епископ",
советник короля и королевы.
Одну за другой доставал он фигуры из сумки и расставлял их на кровати.
Серебряный верблюд, золотой. Еще один золотой слон. Арабский скакун,
вставший на дыбы. Три пешки, по-разному вооруженные, каждый маленький
пехотинец ростом с палец. Все украшены аметистами, цитринами, турмалинами,
изумрудами и яшмой.
Талейран медленно взял в руку фигуру коня и повертел ее. Очистив
основание фигуры от грязи, он увидел символ, выгравированный в золотистом
металле. Талейран внимательно изучил его, затем показал символ Мирей. Это
был круг со стрелой сбоку.
- Марс, красная планета, - сказал Талейран. - Бог войны и разрушения.
"И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и
чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч" [Откровение, 6, 4].
Однако Мирей, казалось, не слышала его. Она сидела, уставившись на
символ на основании фигуры, которую Талейран все еще держал в руке. Девушка
молчала, словно впала в транс. Наконец он заметил, что губы ее шевелятся, и,
наклонившись ближе, услышал:
- И имя мечу было Сар, - прошептала она и закрыла глаза.
Талейран сидел молча около часа. На нем был надет халат, тогда как
Мирей сидела раздетая на скомканных простынях.
Она поведала ему историю аббатисы так подробно, как могла. И о том, как
монахини достали шахматы из стены аббатства. И о том, как им удалось увезти
фигуры во все концы Европы, как они с Валентиной оказывали помощь тем
монахиням, которые в ней нуждались. Затем девушка рассказала о сестре Клод,
как Валентина бросилась ей навстречу, когда они шли по переулку рядом с
тюрьмой.
Когда она дошла в своем рассказе до места, где трибунал приговорил
Валентину к смерти и Давид упал на землю, Талейран прервал ее. Лицо Мирей
было залито слезами, глаза покраснели, голос срывался.
- Ты хочешь сказать, что Валентина не была убита толпой? - вскричал
Талейран.
- Ее приговорил к смерти этот ужасный человек! - прорыдала Мирей. - Я
никогда не забуду его лица! Этой безобразной гримасы! Как он наслаждался
властью над жизнью и смертью! Чтоб он сгнил от язв, которые покрыли его...
- Что ты сказала? - Морис схватил девушку за руку и потряс ее. - Как
звали этого человека? Ты должна вспомнить!
- Я спросила его имя, - сказала Мирей, глядя на него сквозь слезы, - но
он не назвал мне его. Он только сказал: "Я - ярость народа!"
- Марат! - воскликнул Талейран. - Я должен был догадаться, однако не
могу поверить...
- Марат! - повторила Мирей. - Теперь я знаю имя и никогда не забуду
его! Он заявил, что будет охотиться на меня, если не найдет фигуры там, где
я сказала, но вместо этого я буду охотиться на него!
- Моя дорогая девочка! - сказал Талейран. - Ты забрала фигуры из
тайника, Марат перевернет землю и небеса, чтобы отыскать тебя. Как же тебе
удалось сбежать из тюремного двора?
- Благодаря дяде Жаку Луи, - сказала Мирей. - Он был близко от того
злого человека, когда объявили приговор, и в ярости кинулся на него. Я
бросилась к Валентине, но меня оттащили прочь...- Мирей заставила себя
продолжать: - Потом я услышала, как дядя выкрикивает мое имя и умоляет,
чтобы я бежала. И я побежала прочь, не разбирая дороги. Не знаю, как сумела
выбраться за ворота. Все было как в кошмарном сне. Затем я снова очутилась в
переулке и во весь дух бросилась к дому Давида.
- Ты храбрая девочка, моя дорогая. Вряд ли на твоем месте я сохранил бы
такое мужество.
- Валентина умерла из-за этих фигур, - прорыдала Мирей, безуспешно
пытаясь успокоиться. - Я не могла позволить ему завладеть ими! Я успела
забрать их, пока он не явился за ними из тюрьмы. Прихватила только немного
одежды из моей комнаты и этот кожаный саквояж и сбежала...
- Но ты ушла из дома не позднее шести часов вечера. Где же ты была все
это время, до того как пришла ко мне около полуночи?
- Только две фигуры были спрятаны в саду Давида, - ответила девушка. -
Те, которые мы с Валентиной взяли с собой из Монглана: золотой слон и
серебряный верблюд. Остальные шесть принесла сестра Клод, она из другого
аббатства. Насколько я знаю, она прибыла в Париж накануне утром. У нее не
было времени как следует спрятать их, и было слишком опасно брать их на
встречу с нами. Однако сестра Клод умерла и лишь Валентине успела сказать,
где спрятала фигуры. |
- Но ведь они у тебя?! - Талейран показал на драгоценные фигуры,
которые до сих пор были разбросаны среди простыней. Ему померещилось, что он
чувствует исходящее от них тепло. - Ты сказала, в тюрьме были солдаты, члены
трибунала и еще много других людей. Как ты смогла узнать от Валентины, где
лежат фигуры?
- Ее последние слова были: "Вспомни привидение!" Затем она несколько
раз повторила свое имя.
- Привидение? - в смятении повторил Талейран.
- Я сразу сообразила, что она имеет в виду. Это касалось твоего
рассказа о привидении кардинала Ришелье.
- Ты уверена? Хотя ты, конечно, права, поскольку эти фигуры здесь.
Однако я не представляю, как можно было найти их по такому скудному намеку?
- Ты рассказал нам, что был священником в Сан-Реми, затем уехал в
Сорбонну, где и увидел в часовне привидение кардинала Ришелье. Как ты
знаешь, фамильное имя Валентины - де Реми. Я сразу догадалась, что предок
Валентины Жерико де Реми был похоронен в часовне Сорбонны, неподалеку от
гробницы кардинала. Вот что она пыталась мне сказать. Фигуры были спрятаны
там. Я вернулась к часовне в сумерках, там же нашла свечу, горевшую на
могиле предка Валентины. При ее слабом свете я принялась обыскивать часовню.
Прошло несколько часов, прежде чем мне удалось обнаружить на полу слабо
держащуюся плитку, частично скрытую под могильной плитой. Подняв ее, я
разрыла землю и достала оттуда фигуры, затем как можно быстрей побежала
сюда, на рю де Бон.
Мирей остановилась, чтобы перевести дыхание.
- Морис, - сказала она, положив голову ему на грудь, и прижалась к нему
так тесно, что он почувствовал биение ее сердца. - Думаю, была еще одна
причина, по которой Валентина упомянула о призраке. Она пыталась сказать
мне, чтобы я обратилась к тебе за помощью, чтобы доверилась тебе.
- Чем же я могу помочь, дорогая? - спросил Морис. - Я сам узник здесь,
во Франции, пока не получу паспорт. Ты ведь понимаешь, что обладание этими
фигурами грозит нам обоим большой опасностью.
- Нет, если мы узнаем тайну, которая заключена в этих шахматах. Тайну,
касающуюся власти. Узнав ее, мы сможем ею воспользоваться, не так ли?
Мирей выглядела такой смелой и серьезной, что Талейран не мог не
рассмеяться. Он склонился над ней и принялся целовать ее обнаженные плечи.
Несмотря на все, он почувствовал, как в нем снова разгорается желание. И тут
в дверь спальни тихонько постучали.
- Монсеньор, - сказал через дверь Куртье. - Мне жаль беспокоить вас, но
во дворе ждет человек.
- Меня нет дома, Куртье, - сказал Талейран. - Ты же знаешь.
- Но, монсеньор, - сказал слуга, - это посланник от мсье Дантона. Он
принес паспорт.
В девять вечера Куртье сидел на полу кабинета хозяина, его строгий
жакет лежал на стуле, рукава рубахи были засучены. Слуга усердно заколачивал
последний из ящиков с книгами, что были расставлены по всей комнате. Книги
валялись везде. Мирей и Талейран сидели между стопками книг и пили бренди.
- Куртье, - сказал Талейран, - завтра ты отправишься в Лондон вместе с
этими ящиками. Когда прибудешь туда, спроси нотариусов мадам де Сталь, они
покажут тебе жилье и дадут ключи от него. И еще: пусть никто, кроме тебя, не
прикасается к этим ящикам. Не спускай с них глаз и не распаковывай, пока не
приедем мы с мадемуазель Мирей.
- Я говорила тебе, - сухо заметила Мирей, - что не смогу поехать с
тобой в Англию. Я хочу лишь вывезти фигуры из Франции.
- Моя дорогая девочка, - начал Талейран, гладя ее по волосам, - мы уже
все обсудили. Я настаиваю, чтобы ты воспользовалась моим паспортом. Скоро я
получу еще один. Тебе нельзя больше оставаться в Париже.
- Моей главной задачей было уберечь шахматы от рук этого ужасного
человека и других, подобных ему, - возразила Мирей. - Валентина сделала бы
то же самое. Другие монахини могут появиться в Париже, ища спасения. Я
должна остаться и помочь.
- Ты храбрая девочка, - сказал Морис. - Тем не менее я не могу
разрешить тебе остаться одной в Париже, и ты не можешь вернуться обратно к
дяде. Когда приедем в Лондон, мы вместе решим, что нам делать дальше с этими
фигурами.
- Ты не понимаешь, - холодно произнесла Мирей, поднимаясь со стула. - Я
не говорила, что собираюсь оставаться в Париже.
Достав из саквояжа, стоявшего рядом со стулом, шахматную фигуру, она
подошла с ней к Куртье и отдала ее слуге. Это был конь. Блестящий золотой
жеребец, которого она разглядывала утром. Куртье осторожно взял его. Девушка
почувствовала огонь, пробежавший по руке, когда она отдавала фигуру. Куртье
осторожно спрятал коня под фальшивое дно и засыпал стружками.
- Мадемуазель, - серьезно сказал он со смешинкой в глазах. - Все в
порядке. Ручаюсь головой, что ваши книги благополучно прибудут в Лондон.
Мирей протянула руку, и он тепло пожал ее. Девушка повернулась к
Талейрану.
- Я ничего не понимаю, - раздраженно начал он. - Сначала ты
отказываешься ехать в Лондон из-за того, что должна остаться в Париже. Затем
заявляешь, что не намерена оставаться здесь. Пожалуйста, объясни.
- Ты поедешь в Лондон с фигурами, - сообщила Мирей, и неожиданно в ее
голосе появились властные интонации. - У меня иная миссия. Я напишу
аббатисе, сообщу ей о своих планах. Деньги у меня имеются. Мы с Валентиной
были сиротами. Ее имущество и титул должны перейти ко мне по наследству.
Пока я не завершу свои дела, я попрошу, чтобы в Париж прислали другую
монахиню.
- Но куда же ты отправляешься? Что будешь делать? - спрашивал Талейран.
- Ты, молодая женщина, без семьи...
- Я уже все обдумала, - сказала Мирей. - Есть одно незаконченное дело.
Я в опасности, пока не раскрою тайну фигур. Способ узнать ее только один -
отправиться туда, где они появились.
- Господи! - фыркнул Талейран. - Ты рассказала мне, что шахматы были
вручены Карлу Великому мавританским правителем Барселоны! Все произошло
почти тысячу лет назад. Полагаю, след слегка остыл за это время. Барселона
едва ли является пригородом Парижа. Я не могу позволить тебе разъезжать по
всей Европе в одиночестве!
- У меня нет планов относительно Европы, - улыбнулась девушка. - Мавры
ведь пришли не из Европы, а из Мавритании, из сердца пустыни Сахара. Следует
начать с их изначальной родины, чтобы разгадать смысл...
Она взглянула на Талейрана своими непостижимыми зелеными глазами, и он
удивленно посмотрел на нее в ответ.
- Я поеду в Алжир, - сказала Мирей. - Туда, где начинается Сахара.

Центр доски

В кокосах часто находят скелеты мышей. Тощим и голодным легко
проникнуть в орех, но куда трудней оттуда выбраться, став жирными и
умиротворенными.
Виктор Корчной,
русский гроссмейстер.
Шахматы - моя жизнь.

Тактика есть наука о том, как поступать, когда выход есть.
Стратегия - наука о том, как поступать, когда выхода не имеется.
Савелий Тартаковер,
польский гроссмейстер

Такси везло меня к дому Гарри. В моей душе царило смятение, какого я в
жизни не испытывала. Когда Мордехай подчеркнул, что я присутствовала при
двух смертельных исходах, это только усилило болезненное ощущение, что весь
этот цирк имеет отношение ко мне. И Соларин, и предсказательница
предупреждали не кого-нибудь, а меня. И это я нарисовала человека на
велосипеде, который вдруг завел привычку появляться в реальной жизни.
Почему? При чем тут я?
Мне хотелось задать Мордехаю множество вопросов. Похоже, этот старик
знал гораздо больше, чем рассказал. К примеру, он упомянул, что знаком с
Солариным. Откуда мне знать, может, они продолжают поддерживать отношения?
Когда мы прибыли к Гарри, швейцар вышел, чтобы открыть нам дверь. В
такси мы почти не разговаривали. Войдя в лифт, Лили наконец сказала:
- А ты, похоже, понравилась Мордехаю.
- Он очень сложный человек.
- Ты не единственная, кто так считает, - заявила она, когда двери лифта
открылись на нужном этаже. - Даже когда я побеждаю его в шахматы, я всегда
ломаю голову над тем, какие комбинации он мог использовать, но почему-то
этого не сделал. Я доверяю ему больше, чем кому-либо, но у него всегда есть
секреты. Кстати, о секретах: не упоминай о смерти Сола, Пока мы не узнаем
больше.
- Мне действительно следовало пойти в полицию, - сказала я.
- Они будут очень удивлены, что тебе понадобилось столько времени,
чтобы сообщить о происшествии, - заметила Лили. - Возможно, тебе придется
отложить поездку в Алжир лет этак на десять.
- Не подумают же они, что я...
- А почему бы и нет? - спросила она, подойдя к дверям квартиры Гарри.
- Вот они! - воскликнул Ллуэллин из гостиной, когда мы с Лили вошли в
большой, отделанный мрамором холл и отдали прислуге свои пальто. -
Опаздываете, как всегда! Где вы обе пропадали? Гарри на кухне, готовит обед.
Пол в круглом холле состоял из черно-белых квадратов, как шахматная
доска. На стенах между мраморными колоннами висели итальянские пейзажи,
выполненные в серо-зеленых тонах. В центре журчал небольшой фонтан с чашей,
обвитой плющом.
Слева и справа были широкие мраморные ступени с завитками на торцах.
Те, что справа, вели в парадную столовую, где был накрыт на пятерых
обеденный стол красного дерева. Слева располагалась гостиная. Там, в кресле,
обитом темно-красной парчой, сидела Бланш. Безобразного вида китайский комод
с лакированными красными и золотыми ручками возвышался в дальнем конце
комнаты. Налет древности, как в антикварном магазине Ллуэллина, лежал на
всем. Сам Ллуэллин пересек комнату, чтобы поприветствовать нас.
- Где вы обе пропадали? - спросила Бланш, когда мы спустились с
лестницы. - Коктейли и закуски были час назад,
Ллуэллин чмокнул меня и пошел предупредить Гарри о нашем приходе.
- Мы заболтались, - сказала Лили.
Она тяжело плюхнулась в свободное кресло и взяла в руки журнал.
Из кухни появился Гарри с большим подносом, нагруженным закусками. На
Гарри был поварской передник и большой колпак. В этом наряде он здорово
смахивал на гигантскую рекламу быстрых дрожжей.
- Я слышал, как вы пришли, - сказал он, сияя. - Пришлось отослать
прислугу, чтобы не лезли с советами, когда я готовлю. Потому я сам и принес
закуски.
- Лили говорит, что они проболтали все это время, можешь себе
представить? - сказала Бланш:, когда Гарри поставил поднос на край стола. -
И едва не сорвали нам ужин.
- Оставь их в покое, - ответил Гарри и незаметно от жены подмигнул мне.
- Девочки в их возрасте и должны быть чуточку своевольными.
Гарри всегда придерживался мнения, что стоит мне проявить немного
желания, и все мои положительные качества распространятся на Лили, будто
заразная болезнь.
- Посмотри, - сказал он мне, указывая на поднос с закусками. - Это икра
и сметана, это яйцо с луком, а это мое фирменное блюдо: рубленая печенка со
смальцем. Матушка передала мне их секретный фамильный рецепт на смертном
одре.
- Пахнет великолепно, - сказала я.
- А это копченый лосось под сырным соусом, на случай, если икра тебе не
понравится. Я хочу, чтобы половина была съедена до моего прихода. Ужин будет
готов через полчаса. - Он снова подмигнул мне и вылетел из комнаты.
- Копченый лосось, бог мой! - сказала Бланш таким тоном, словно
почувствовала приближение головной боли. - Дайте мне его.
Я подала ей лососину и взяла немного себе. Лили зависла над подносом с
закусками и принялась их уничтожать.
- Хочешь немного шампанского, Кэт? Или еще что-нибудь?
- Лучше шампанского, - сказала я ей, когда вернулся Ллуэллин.
- Я налью, - предложил он, подходя к бару. - Шампанское для Кэт, а что
для тебя, моя прекрасная племянница?
- Виски с содовой, - ответила Лили. - А где Кариока?
- Маленького безобразника удалили на вечер. Нет необходимости
наблюдать, как он клянчит закуску.
Поскольку Кариока всегда пытался укусить Ллуэллина за ногу, неприязнь,
которую брат Бланш испытывал к собаке, вполне можно было понять. Пока Лили
дулась, Ллуэллин вручил мне бокал пенящегося шампанского. Затем он вернулся
к бару, чтобы смешать виски с содовой.
После обещанного получаса, на протяжении которого мы успели умять
большую часть закусок, Гарри вышел из кухни в темно-коричневом бархатном
смокинге и сделал нам знак садиться. Лили и Ллуэллин сели с одной стороны
стола, Бланш и Гарри - с другой, мне досталось место во главе. Мы расселись,
и Гарри налил вина.
- Давайте выпьем за отъезд нашего дорогого друга Кэт. Со времени
знакомства это первый случай, когда она надолго покидает нас.
Все чокнулись, и Гарри продолжил:
- Прежде чем ты уедешь, я дам тебе список лучших ресторанов Парижа. В
"Максиме" или в "Тур д'Аржан" тебе стоит только назвать метрдотелю мое имя,
и тебя примут как принцессу.
Я должна была сказать ему. Теперь или никогда.
- Кстати, Гарри, - сказала я. - Я пробуду в Париже только несколько
дней, после этого я отправляюсь в Алжир.
Гарри глянул на меня, рука с поднятым бокалом застыла в воздухе. Затем
он резко поставил его на стол.
- В Алжир? - спросил он.
- Я отправляюсь туда работать, - объяснила я. - Пробуду там целый год.
- Ты собираешься жить с арабами?
- Ну, это ведь Алжир.
Все за столом замолчали, и я оценила их попытку не вмешиваться в мои
дела.
- Почему ты едешь в Алжир? Ты что, сошла с ума? Может, существует
какая-то причина, о которой я не знаю?
- Меня посылают совершенствовать компьютерную систему для ОПЕК, -
объяснила я ему. - Это нефтяной консорциум. Он представляет организацию
стран-экспортеров нефти, один из его центров располагается в Алжире.
- Что это за консорциум? - спросил Гарри. - Толпа людей, которые не
знают, как выкопать яму в земле? Четыре тысячи лет арабы кочевали по
пустыне, направляясь туда, где больше нравилось их верблюдам, и при этом не
производили абсолютно ничего! Как ты можешь...
И тут, как раз вовремя, на пороге появилась Валери с большой супницей,
источавшей аромат куриного супа. Она подкатила тележку, на которой стояла
супница, к Бланш и принялась расставлять тарелки.
- Валери, что вы делаете? - спросил Гарри. - Не теперь!
- Мсье Рэд, - сказала Валери, которая была уроженкой Марселя и знала,
как обходиться с мужчинами. - Я с вами уше десять льет. И фсе это время нье
просиль вас указывать мнье, когда я дольшна подавать сюп. Почему я дольшна
дельять это сейчас?
И, исполненная чувства собственного достоинства, она продолжила
расставлять посуду.
Валери обошла всех и подошла ко мне, когда Гарри наконец пришел в себя.
- Валери, раз уж ты настаиваешь на супе, хотелось бы услышать твое
мнение кое о чем, - сказал он.
- Ошень хорошо, - сказала она, поджимая губы и приближаясь, чтобы
налить супа Гарри.
- Ты знаешь мисс Велис довольно хорошо.
- Дофольно хорошо, - согласилась Валери.
- Знаешь, мисс Велис только что сообщила мне, что она собирается уехать
в Алжир, чтобы жить там среди арабов. Что ты об этом думаешь?
- Альжир - воскитительный страна, - ответила Валери, перемещаясь, чтобы
обслужить Лили. - У меня быль друг, который жиль там, я навещаль его много
рас. - Она кивнула мне через стол. - Фам там понравится, много еда.
Она налила супа в тарелку Ллуэллина и ушла. В комнате повисла тишина.
Звук ложек можно было слышать даже на кухне. Наконец Гарри не выдержал.
- Как тебе понравился суп?
- Он великолепен, - сказала я.
- У тебя не будет такого супа в Алжире, заверяю тебя. Это прозвучало
как признание того, что он смирился с моим
решением. Я услышала общий вздох облегчения.
Ужин был превосходный. Гарри сделал картофельные оладьи с яблочным
соусом домашнего приготовления. Соус был совсем не кислый и очень напоминал
апельсиновый. Еще подали огромный ростбиф, запеченный в собственном соку. Он
был такой мягкий, что его можно было разделать на тарелке вилкой, без помощи
ножа. Еще принесли блюдо лапши с поджаристой корочкой сверху, Гарри назвал
его "кугель". Подали множество овощей и четыре сорта хлеба. На десерт был
вкуснейший яблочный штрудель, щедро сдобренный изюмом.
Бланш, Ллуэллин и Лили во время обеда почти не разговаривали, лишь
время от времени без всякого энтузиазма подавали ничего не значащие реплики.
Наконец Гарри повернулся ко мне, снова наполнил бокал и сказал:
- Если попадешь в неприятности, обязательно позвони мне. Я очень
беспокоюсь за тебя, дорогая. Тебе ведь не к кому будет обратиться, кроме
арабов и этих мерзавцев, на которых ты работаешь.
- Спасибо, - растрогалась я. - Однако, Гарри, попытайся понять: я еду
по делу в цивилизованную страну. Я имею в виду, что это совсем не экспедиция
в джунгли.
- Да что ты говоришь! - перебил меня Гарри. - Арабы до сих пор отрубают
руки за воровство. Кроме того, в наше время и в цивилизованных странах
нельзя чувствовать себя в безопасности. Я не разрешаю Лили одной водить
машину даже в Нью-Йорке. Опасаюсь, что на нее нападут. Она, наверное,
рассказала тебе, что Сол взял и смылся! Неблагодарная скотина!
Мы с Лили переглянулись, а Гарри между тем продолжал:
- Лили участвует в этом пресловутом шахматном турнире, а отвозить ее
некому. Мне дурно становится при мысли, что она разъезжает одна по улицам...
Еще я слышал" что кто-то из игроков умер во время матча.
- Не говори глупости, - фыркнула Лили. - Это очень важный турнир. Если
я получу на нем квалификацию, то смогу играть против лучших игроков мира! И
разумеется, я не собираюсь идти на попятную из-за глупого старика, которого
пустили в расход.
- Пустили в расход?! - воскликнул Гарри, и его взгляд обратился ко мне,
прежде чем я смогла поделиться своим мнением с окружающими. - Великолепно!
Потрясающе! Именно этого я и опасался. А ты еще все время бегаешь на Сорок
шестую улицу играть в шахматы с этим старым дуралеем. Когда наконец ты
найдешь себе мужа?
- Ты говоришь о Мордехае? - спросила я Гарри.
За столом наступила тишина. Гарри окаменел. Ллуэллин, прикрыв глаза,
комкал в руке салфетку. Бланш глядела на Гарри с какой-то нехорошей улыбкой.
Лили смотрела в тарелку и постукивала ложкой по столу,
- Я что-то не то сказала? - спросила я снова.
- Ничего, - пробормотал Гарри. - Забыли об этом. Однако больше он
ничего не прибавил.
- Все хорошо, дорогая, - произнесла Бланш с напускной любезностью. -
Просто это тема, на которую мы не слишком часто беседуем, только и всего.
Мордехай - отец Гарри. Лили его очень любит. Когда она была совсем еще
крошкой, он научил ее играть в шахматы. Полагаю, он сделал это мне назло.
- Мама, это же просто смешно! - воскликнула Лили. - Я сама попросила
его научить меня играть, ты знаешь об этом.
- Когда он начал учить тебя, ты едва вышла из пеленок, - сказала Бланш,
все еще глядя на меня. - По-моему, он ужасный старик. Он не приходил сюда с
тех пор, как мы с Гарри поженились двадцать пять лет назад. Поверить не
могу, что Лили вас познакомила.
- Он мой дедушка, - пробормотала Лили.
- Ты должна была посоветоваться со мной, - встрял Гарри. Он выглядел
настолько расстроенным, что на миг я даже
испугалась, что он вот-вот расплачется. Его и без того грустные, как у