Страница:
- Хорошо, - вздохнула я, высовывая нос из-под пледа. - Я уже сказала
Ллуэллину, что не буду с этим связываться, что он сошел с ума, если решил,
что я попытаюсь вывезти контрабандой шахматную фигуру, сделанную из золота,
со всеми этими бриллиантами и рубинами...
Автомобиль резко занесло, и мы чуть не свалились в море. Ним сбросил
скорость и выровнял машину.
- У него была фигура? - спросил он. - Он показывал ее тебе?
- Конечно нет, - сказала я. Господи, да что происходит? - Ты же сам
говорил, что они были утеряны сто лет назад. Он показал мне фото статуэтки
из слоновой кости, которая была похожа на шахматную фигуру. Она находится в
парижской Национальной библиотеке, кажется.
- Понятно, - сказал Ним, немного успокоившись.
- Я не понимаю, как это все связано с Солариным и людьми, которых
убили, - сказала я.
- Я объясню, - сказал Ним. - Но сперва поклянись никому об этом не
рассказывать.
- То же самое говорил и Ллуэллин. Ним недовольно покосился на меня.
- Возможно, ты будешь более осмотрительной, когда я объясню, что
причина, по которой Соларин связался с тобой, причина, из-за которой тебе
угрожает опасность, - это шахматные фигуры. Те самые.
- Не может быть! - заявила я. - Я никогда даже не слышала о них. И до
сих пор практически ничего не знаю. Я не имею никакого отношения к этой
дурацкой игре.
Машина ехала вдоль погруженного во тьму берега моря.
- Но возможно, кто-то считает иначе, - сухо проговорил Ним.
После пологого поворота море осталось позади. Теперь по обе стороны
дороги тянулись ухоженные живые изгороди, за которыми простирались обширные
частные владения. Время от времени в свете луны мелькали огромные особняки и
укрытые снегом лужайки перед ними. В ближайших пригородах Нью-Йорка я
никогда не видела подобных имений. Они напомнили мне о книгах Скотта
Фицджеральда.
Ним рассказывал мне о Соларине.
- Я знаю только то, о чем писали в шахматных журналах. Александр
Соларин, двадцати шести лет, гражданин Союза Советских Социалистических
Республик, вырос в Крыму, в лоне цивилизации, но в раннем возрасте никаких
признаков цивилизованности не проявлял. Он был сиротой, воспитывался в
приюте. В возрасте девяти или десяти лет он наголову разбил
мастера-шахматиста. В шахматы играл с четырех лет, его научили
рыбаки-черноморцы. После победы его сразу же взяли в шахматную секцию при
Дворце пионеров.
Я знала, что это значит. Дворец юных пионеров был всего лишь
воспитательной организацией в стране, которая посвятила себя поиску
шахматных гениев. В России шахматы - не просто национальный спорт, это
отражение мировой политики, самая высокоинтеллектуальная игра в истории.
Русские считали, что длительная гегемония в шахматах подтверждает их
интеллектуальное превосходство.
- Так. Если Соларин обучался во Дворце пионеров, это означает, что он
прошел мощную идеологическую обработку? - предположила я.
- Должно означать, - уточнил Ним.
Автомобиль снова свернул к морю. Брызги волн долетали до дороги, на
которой лежал толстый слой песка. Наконец она уперлась в большие
двустворчатые ворота, обитые железом. Ним нажал несколько кнопок на пульте,
и ворота стали открываться. Мы въехали во владения Снежной Королевы: густые
джунгли запущенного сада и гигантские сугробы.
- На самом же деле, - говорил Ним, - Соларин отказался нарочно
проигрывать определенным шахматистам. Это жесткое правило политкорректности
среди русских на турнирах. Оно постоянно подвергается критике, но русских
это не останавливает.
Дорога не была разъезжена, похоже было, что в последнее сюда не
въезжала ни одна машина. Кроны деревьев сплелись над головой, образуя
подобие церковных сводов, и скрывали от глаз сад. Машина подъехала к
круглому газону с фонтаном в центре. Перед нами в свете луны серебрился дом.
Он был огромным, с большими фронтонами и множеством печных труб.
- И потому, - Ним заглушил мотор, - наш друг мистер Соларин пошел
учиться физике, а шахматы забросил. За последние шесть лет он нигде не был
основным претендентом, если не считать одного случайного турнира.
Ним помог мне выйти из машины, захватил картину, и мы подошли к
парадной двери. Он достал ключ и отпер замок.
Мы очутились в огромной прихожей. Засияла большая хрустальная люстра.
Пол в прихожей и в комнатах, которые выходили в нее, был сделан из
вырезанных вручную сланцевых плит, отполированных таким образом, что они
были похожи на мраморные. В доме было так холодно, что я видела собственное
дыхание; на стыках плиток пола образовались ледяные прожилки. Через анфиладу
темных комнат Ним провел меня на кухню, которая располагалась в задней части
дома. Какое это было чудесное место! На стенах и потолке сохранились
старинные газовые светильники. Поставив на пол картину, Ним зажег рожки на
стенах, и они осветили все вокруг уютным золотым светом.
Кухня тоже поражала своими размерами - тридцать на пятьдесят футов.
Одна из стен представляла собой французское окно, выходившее на заснеженную
лужайку. У противоположной стены располагались плиты с духовыми шкафами,
такие огромные, что на них можно было приготовить еды на сотню человек.
Возможно, плиты топились дровами. С противоположной стороны был сложен
гигантский камин, который занимал всю внутреннюю стену. Перед ним стоял
круглый дубовый стол на восемь-десять человек, с поверхностью, сплошь
изрезанной за годы использования. В разных частях кухни были расставлены
несколько наборов удобных стульев и мягкие диванчики, застеленные пестрым
ситцем.
Ним подошел к поленнице, сложенной рядом с камином, и споро наколол
лучины на растопку с двух-трех больших поленьев. Прошло несколько минут, и
комната осветилась мягким теплым сиянием. Я сняла ботинки и свернулась на
софе, Ним в это время откупорил бутылку хереса. Он подал мне бокал и плеснул
немного в свой, затем уселся рядом со мной. Я стянула с себя пальто, и мы с
ним чокнулись бокалами.
- За шахматы Монглана и приключения, которые тебя ждут, - с улыбкой
провозгласил Ним и сделал глоток.
- М-м-м... Превосходный херес, - похвалила я.
- Это амонтильядо, - пояснил он, крутя в руке бокал. - Кое-кто был
живьем замурован в стене из-за того, что умел отличать амонтильядо от хереса
[Намек на рассказ Эдгара По "Бочонок амонтильядо"].
- Я надеюсь, это не то приключение, которое ты приготовил для меня, -
сказала я. - Мне действительно надо завтра быть на работе.
- "Я умер за красоту, я погиб за правду", - процитировал Ним. - Каждый
верит, что у него есть то, за что можно умереть. Но я никогда не встречал
человека, который бы рисковал жизнью из-за совершенно ненужной работы в "Кон
Эдисон".
- Теперь ты пытаешься меня запугать.
- Вовсе нет, - сказал Ним, скидывая свою кожаную куртку и шелковый
шарф.
Под курткой оказался яркий красный свитер, который восхитительно шел к
его бронзовой шевелюре. Ним вытянул ноги.
- Однако если бы таинственный незнакомец подошел ко мне в пустой
комнате здания ООН, я бы не стал отмахиваться от этого происшествия.
Особенно если за его предостережением сразу же последовали безвременные
кончины других.
- Как ты думаешь, почему Соларин выбрал меня? - спросила я.
- Я надеялся, что ты сама объяснишь мне это, - сказал Ним, расслабленно
потягивая херес и глядя на огонь в камине.
- А как насчет этой секретной формулы, про которую он заявил в Испании?
- предположила я.
Отвлекающий маневр, - сказал Ним. - Считают, что Соларин помешан на
математических играх. Он изобрел новую формулу прохода коня и ставит на нее,
готовый отдать ее тому, кто победит его. Ты знаешь, что такое проход коня? -
добавил он, заметив мой непонимающий взгляд. Я покачала головой.
- Это математическая головоломка. Надо пройти всю доску восемь на
восемь, не пропуская ни одной клетки, обычным ходом коня: две клетки по
горизонтали, одна по вертикали или наоборот. Веками математики пытались
вывести формулу, чтобы это проделать. Эйлер предложил новый вариант, и то же
сделал Бенджамин Франклин. Вариант Франклина называют еще закрытым,
поскольку в конце пути конь оказывается в той же клетке, с которой начал.
Ним встал, подошел к плите и принялся греметь кастрюлями и сковородами,
зажигая горелки. При этом он продолжал говорить:
- Итальянские журналисты в Испании решили, что Соларин, возможно,
скрывает еще одну формулу прохода коня. Соларин любит неоднозначные
высказывания. Зная, что он был физиком, журналисты мгновенно пришли к
выводу, что для прессы это представляет интерес.
- Точно. Он физик, - сказала я, подвинув стул к печке, и взяла бутылку
хереса. - Если его формула не была важной, почему тогда русские так быстро
увезли его из Испании?
- Ты бы сделала великолепную карьеру папарацци, - сказал Ним. - Именно
так они и рассуждали. К сожалению, в физике сфера деятельности Соларина -
акустика. Она в загоне, непопулярна и совершенно не связана с национальной
безопасностью. В этой области даже не присуждают ученых степеней в
большинстве учебных заведений. Возможно, он проектирует концертные залы,
если в России еще что-нибудь строят.
Ним поставил кастрюлю на плиту и отправился в кладовку. Вернулся он
оттуда со свежими овощами и мясом.
- На дороге не было следов от машины, - заметила я. - Снег не выпадал
давно. Так откуда у тебя свежий шпинат и экзотические грибы?
Ним улыбнулся так, словно я прошла важное испытание.
- Я бы сказал, у тебя хорошие задатки детектива. Это как раз то, что
тебе понадобится. - Положив овощи в раковину, он принялся мыть их. - У меня
есть человек, который ходит по магазинам, это здешний сторож. Он пользуется
другим входом.
Ним достал буханку свежего ржаного хлеба и открыл баночку паштета из
форели. Он намазал им большой ломоть хлеба и вручил мне. Я не доела завтрак
и едва прикоснулась к ланчу. Бутерброд показался мне восхитительным. Ужин
был еще лучше: тонко нарезанная телятина, запеченная в соусе из кумквата
(мелкого апельсина), свежий шпинат с кедровыми орешками, мясистые красные
помидоры (невероятная редкость в это время года), поджаренные и потушенные с
лимонно-яблочным соусом. Большие веерообразные грибы были поданы отдельно.
За основным блюдом последовал салат из красного и зеленого молодого латука
со свежими одуванчиками и жареными каштанами.
После того как Ним помыл посуду, он подал кофе с коньяком. Мы
устроились на стульях у камина, огонь в котором прогорел до красных углей.
Ним достал из кармана куртки, висевшей на спинке стула, салфетку с
предсказанием. Он долго изучал записи Ллуэллина на ней. Затем отдал ее мне и
принялся перемешивать угли в камине.
- Что необычного заметила ты в этом стихотворении? - спросил он.
Я посмотрела на салфетку, но не увидела ничего странного.
- Ты, конечно, знаешь, - напомнила я, - что четвертый день четвертого
месяца - день моего рождения.
Ним мрачно кивнул, продолжая ворошить угли в камине. Отсветы пламени
окрасили его волосы красным золотом.
- Предсказательница предупредила, чтобы я никому об этом не говорила, -
добавила я.
- И ты, как всегда, держишь слово, - с кривой усмешкой Подытожил Ним,
подбрасывая в камин поленья.
Он подошел к столу, который стоял в другом конце комнаты, и взял бумагу
с ручкой. Затем устроился рядом со мной.
- Взгляни на это, - сказал он и переписал стихи аккуратным округлым
почерком на лист бумаги, разбив на строки.
Если до этого они были накарябаны на салфетке сплошным текстом, то
теперь это читалось так:
Just as these lines that merge to form a key
Are as chess squares, when month and day are four,
Don't risk another chance to move to mate.
One game is real, and one's a metaphor.
Untold time, this wisdomhas come too late.
Battle of white has raged on endlessly.
Everywhere black will strive to seal his fate.
Continue a search for thirty three and three.
Veild forever is the sicret door.
- Что ты здесь видишь? - спросил Ним, наблюдая, как я изучаю его версию
записи.
Я не понимала, куда он клонит.
- Посмотри на саму структуру стихов, - нетерпеливо подсказал он. - У
тебя ведь математический склад ума, используй его.
Я снова взглянула на стихи - и увидела закономерность.
- Рисунок рифмы необычный, - сказала я, очень довольная своей
сообразительностью.
Брови Нима поползли вверх, он выхватил листок из моих рук, присмотрелся
и засмеялся.
- Да, верно, - сказал он, возвращая мне бумагу. - Я не заметил. Так,
возьми ручку и запиши это.
Я так и сделала. Получилось:
"Key-four-mate (A-B-C), metaphor-late-endlessly (B-C-A),
fate-three-door (C-A-B)"
- Рисунок рифмы примерно такой, - сказал Ним, переписывая его под моими
записями. - Теперь я хочу, чтобы ты заменила буквы цифрами.
Я так и сделала, и все стало выглядеть таким образом:
АВС - 123
ВСА - 231
САВ -312
666
- Это же число зверя из Апокалипсиса: шестьсот шестьдесят шесть!
- Да, - согласился Ним. - А если ты сосчитаешь сумму в горизонтальных
рядах, то получишь то же число. И это, моя дорогая, называется магическим
квадратом. Еще одна математическая игра. Проход коня, рассчитанный Беном
Франклином, тоже состоит из подобных магических квадратов. У тебя хороший
глаз на такие вещи, ты сразу же увидела то, чего не разглядел я.
- Ты не разглядел? - переспросила я. - Но тогда что же ты имел в виду?
Я уставилась на строчки. Чем-то это напоминало картинку-загадку в
детском журнале, когда среди множества линий рисунка надо суметь увидеть
спрятанного кролика.
- Проведи черту и отдели две последние строчки от семи предыдущих, -
сказал Ним.
Я провела линию.
- Теперь посмотри на первые буквы каждой строки.
Я скользнула взглядом по бумаге сверху вниз, и меня, несмотря на огонь
в камине, окатило ледяной волной.
- Что случилось? - спросил Ним, странно поглядывая на меня.
Я молча уставилась на листок. Потом взяла ручку и записала то, что
увидела.
"J-A-D-O-U-B-E / C-V" - вот что сказали строчки, и послание было
адресовано мне.
- Точно, - произнес наконец Ним, потому что я не могла вымолвить ни
слова. - "j'adoube", шахматный термин на французском, означающий "я
дотрагиваюсь, я примеряюсь". Это то, что шахматист говорит во время игры,
когда собирается дотронуться до фигуры, раздумывая над следующим ходом. За
этим термином следуют буквы СV - твои инициалы. Похоже, эта
предсказательница передала тебе некое послание. Возможно, она хотела войти с
тобой в контакт. Я думаю... Что с тобой, черт побери? Чего ты так
испугалась? - спросил он.
- А ты не понимаешь? - От ужаса я едва могла говорить. - J'adoube - это
было последнее, что произнес Фиске во время игры. После этого он умер.
Нет нужды говорить о том, что ночью мне приснился кошмар. Я
преследовала мужчину на велосипеде по длинному, продуваемому ветром
переулку, который круто шел в гору. Здания стояли так близко друг к другу,
что не было видно неба. Мы мчались по узким темным улочкам, на каждом
повороте я видела отблеск велосипеда, исчезающего вдали. Наконец
велосипедист свернул в тупик, и я догнала его. Он поджидал меня, словно паук
в своей паутине. Он обернулся, убрал с лица шарф, и я увидела блестящий
белый череп с пустыми глазницами. На моих глазах он стал обрастать плотью,
пока постепенно не превратился в ухмыляющееся лицо предсказательницы.
Я проснулась в холодном поту, села на кровати и затрясла головой. Угли
в камине еще тлели. Раздвинув шторы, я увидела внизу покрытую снегом
лужайку. В центре ее находился большой мраморный бассейн, похожий на чашу
фонтана. За лужайкой простиралось зимнее море, жемчужно-серое в утреннем
свете.
Я толком не могла припомнить, чем закончился вечер. Ним влил в меня
слишком много коньяка. Теперь моя голова раскалывалась от боли. Я встала с
постели, пошатываясь, добралась до ванной и повернула кран с горячей водой.
Единственная пена для ванн, которую мне удалось найти, называлась "Гвоздика
и фиалка". Пахла она отвратительно, но я все-таки плеснула ее в ванну.
Постепенно мне удалось по кусочкам восстановить в памяти наш с Нимом
разговор, и меня снова охватил ужас.
За дверью ванной комнаты лежала одежда, сложенная в аккуратную стопку:
шерстяной скандинавский свитер и ярко-желтые парусиновые туфли на резиновой
подошве. Я быстро оделась. Спускаясь вниз по лестнице, я уловила
великолепный аромат уже готового завтрака.
Ним стоял у плиты спиной ко мне, одетый в шерстяную рубаху, джинсы и
такие же тапки, как и у меня.
- Где у тебя телефон? - спросила я. - Мне надо позвонить в офис.
- Здесь нет телефона. Но утром приходил мой сторож, Карлос, чтобы
помочь мне прибраться в доме, и я попросил его позвонить в твой офис и
предупредить, что ты не придешь. Днем я отвезу тебя обратно и покажу, как
позаботиться об охране квартиры. А пока давай-ка перекусим и пойдем смотреть
на птиц. Здесь есть птичник.
Ним взбил с вином несколько яиц, нарезал жирный канадский бекон,
поджарил картошку и приготовил самый лучший на северо-западном побережье
кофе. После завтрака, во время которого мы обменялись всего несколькими
словами, мы вышли на лужайку и отправились осматривать собственность Нима.
Его земля простиралась вдоль берега почти на сотню ярдов и была отгорожена
от соседних участков высоким и толстым забором. Бассейн и чаша фонтана были
частично заполнены водой, в которой плавали бочки, чтобы не образовывался
лед.
Рядом с домом был огромный птичник с куполом в мавританском стиле. Он
был сооружен из крупноячеистой проволочной сетки, выкрашенной в белый цвет.
Под куполом росли маленькие деревца, сейчас они были усыпаны снегом, от
которого не могла защитить сетка. На жердочках, прибитых к ветвям, сидело
несметное множество самых разных птиц. Большие павлины прогуливались по
земле, волоча по снегу свои великолепные хвосты. Время от времени они
издавали ужасные крики - так, наверное, кричит женщина, которую режут. Эти
вопли сильно действовали мне на нервы.
Ним открыл проволочную дверь и повел меня внутрь птичника, мимо
заснеженных деревьев.
- Птицы во многом умнее людей, - говорил он. - У меня здесь есть
соколы, они живут в отдельном вольере. Карлос кормит их свежим мясом дважды
в день. Сокол-сапсан - мой любимец. У сапсанов, как и у многих других видов,
охотой занимается самка.
Он указал на маленькую птицу с крапчатым оперением, седевшую высоко на
жердочке.
Правда? Я не знала об этом, - удивилась я.
Мы подошли поближе. Птичьи глаза были большими и черными они пристально
изучали нас, будто сокол примеривался.
- Я всегда чувствовал, - сказал Ним, глядя на сокола, что у тебя есть
инстинкт убийцы.
- У меня? Ты, должно быть, шутишь?
- Он еще не проявился толком, - добавил он. - Но я по могу тебе
взрастить в себе этот дар. По-моему, он слишком долго просуществовал в
скрытой форме.
- Да, но ведь это на меня идет охота, а не наоборот! - возразила я.
- Как и в любой игре, - Ним погладил рукой в перчатке мои волосы, - ты
сама выбираешь стратегию. Ты можешь либо защищаться, либо нападать. Почему
бы тебе не избрать последнее и не напугать своего врага?
- Я не знаю, кто мой враг, - сказала я, закипая от злости.
- Нет, знаешь, - таинственно сказал Ним. - Ты знала его с самого
начала. Хочешь, чтобы я доказал тебе это?
- Да.
Я снова расстроилась и не знала, что сказать Ниму. Мы вышли из
птичника, мой друг запер его, взял меня за руку и повел к дому.
Сняв с меня пальто, Ним усадил меня на диван и принялся за мои ботинки,
после чего подошел к картине - портрету мужчины на велосипеде, взял ее и
поставил передо мной на кресло.
- Вчера, после того как ты отправилась спать, я долго рассматривал твою
картину. Меня не оставляло ощущение, что я подобное уже где-то видел, и это
"дежа вю" сильно меня насторожило. Сегодня утром я решил эту загадку.
Он прошелся в сторону дубового буфета, который стоял у плиты, и
выдвинул ящик. Из него Ним достал несколько колод игральных карт. Взяв
карты, он уселся рядом со мной. Распечатав все колоды, он стал доставать из
каждой колоды джокеры и бросать их на стол. Я молча разглядывала лежащие
передо мной карты.
На одной был шут в колпаке с бубенчиками, сидящий на велосипеде в той
же позе, в какой я изобразила человека на своей картине. Позади велосипеда
виднелась надгробная плита с буквами RIP. Второй был похож на первого, но у
него было два зеркальных изображения, как будто велосипедист с моего
наброска ехал в двух положениях: обычном и перевернутом.
Третьим был дурак из колоды Таро, он жизнерадостно улыбался, шагая в
пропасть. Я взглянула на Нима - на его лице
сияла улыбка.
- Джокер, или шут, в карточной колоде традиционно ассоциируется со
Смертью, - сказал он. - Но он также и символ возрождения, невинности,
которой обладал человек до грехопадения. Мне нравится думать о нем как о
рыцаре святого Грааля, который может найти свою судьбу, только если будет
мыслить наивно и просто. Помни, его миссия - спасти человечество.
- Да? - спросила я, сильно обеспокоенная сходством между картами и моей
картиной.
Теперь, когда я присмотрелась к картам, мне даже показалось, что у
человека на велосипеде такой же капюшон, как у джокера, и такие же странные
раскосые глаза.
- Ты спрашиваешь, кто твой враг? - Ним говорил совершенно серьезно. - Я
думаю, что человек на картине и на картах является твоим противником и
союзником.
- Ты же не имеешь в виду кого-то конкретно? - спросила я.
Ним медленно кивнул головой и сказал:
- Ты ведь видела его сама, не правда ли?
- Но это было совпадение...
- Возможно, - согласился он. - Но совпадения могут принимать разную
форму. Совпадение может быть приманкой, ловушкой того, кто знал о твоей
картине. А может быть и другое совпадение.
- О нет! - воскликнула я, с ужасающей ясностью сообразив наконец, куда
он клонит. - Ты же знаешь, я совершенно не верю во всю эту
сверхъестественную чепуху и потусторонние силы!
- Вот как? - спросил Ним, все еще улыбаясь. - Тогда тебе придется
срочно придумать другое объяснение, как вышло так, что ты нарисовала картину
прежде, чем увидела модель. Боюсь, я должен признаться тебе кое в чем. Так
же как и твои друзья, Ллуэллин, Соларин и предсказательница, я думаю, что ты
играешь главную роль в этой таинственной истории с шахматами Монглана. Как
еще можно объяснить твое участие в этом? Возможно, тебе было предопределено
стать ключом к этой тайне. Или же тебя избрали на эту роль.
- Забудь! - отрезала я. - Я не собираюсь очертя голову гоняться за
этими таинственными шахматами. Меня хотят убить или сделать замешанной в
убийствах, до тебя что, не дошло?
- До меня все прекрасно дошло, как ты со свойственным тебе очарованием
изволила выразиться, - ответил Ним. - Но похоже, ты единственная, кто не
понимает, что лучшая защита - это нападение.
- Ни за что! - сказала я ему. - Не пытайся сделать из меня приманку.
Небось, сам мечтаешь наложить лапы на эти шахматы и тебе нужен простодушный
сообщник? Слушай, я уже увязла во всем этом по самые уши, а ведь я пока еще
не покинула Нью-Йорк. Меня совершенно не радует перспектива отправиться на
другой конец света, в страну, где я никого не знаю и где мне никто не придет
на помощь. Понимаю, ты соскучился по приключениям, но подумай, что
произойдет со мной, если я влипну в неприятности в Алжире. У тебя нет даже
чертова номера телефона, по которому я могу позвонить. Может, ты думаешь,
монашки-кармелитки кинутся мне на помощь, когда по мне снова будут стрелять?
Или меня будет сопровождать председатель нью-йоркской биржи и подбирать за
мной трупы?
- Прекрати истерику, - обычным своим невозмутимым тоном посоветовал
Ним. - Со мной можно связаться из любой страны, ты бы и сама это поняла,
если бы на минутку прекратила отмахиваться от проблемы. Ты сейчас
напоминаешь трех обезьян, которые стараются избежать зла, закрыв глаза, рот
и уши.
- В Алжире нет американского консульства, - прошипела я сквозь
стиснутые зубы, - Может, у тебя есть связи в русском посольстве? И русские,
конечно, с радостью бросятся мне на помощь?
Последнее мое предположение было не таким уж полным бредом: Ним был
наполовину русским, наполовину греком. Однако мне всегда казалось, что он не
желает иметь дело с этими странами.
- Раз уж на то пошло, у меня есть связи в посольствах некоторых
государств в стране твоего назначения, - сказал он с довольной ухмылкой,
которая меня насторожила. - Но этим мы займемся позже. Ты должна
согласиться, моя дорогая что, хочешь ты того или нет, ты уже стала
участницей этого маленького приключения. Поиск святого Грааля обернулся
паническим бегством. И тебе абсолютно ничего не удастся изменить, если ты
первой не доберешься до заветной чаши.
- Зови меня Персивалем, - съязвила я. - Ладно, я сама виновата: надо
было подумать дважды, прежде чем просить тебя о помощи. Твой метод решения
проблем имеет много слабых сторон, хотя на первый взгляд и кажется
привлекательным по сравнению с прочими вариантами.
Ним встал, поднял на ноги меня и взглянул мне в глаза с улыбкой
заговорщика.
-J'adoube, - сказал он, положив руки мне на плечи.
Жертвы
Когда стоишь на краю пропасти, не приходит в голову поиграть в шахматы.
Мадам Сюзанна Неккер,
мать Жермен де Сталь
Париж, 2 сентября 1792 года
Никто и не подозревал, чем обернется этот день.
Жермен де Сталь не знала этого, прощаясь с теми, кто работал в
посольстве. Сегодня, второго сентября, она попытается бежать из Франции,
пользуясь дипломатической неприкосновенностью.
Жак Луи Давид не знал этого, спешно собираясь на внеочередное заседание
Национального собрания. Сегодня, второго сентября, вражеские войска
Ллуэллину, что не буду с этим связываться, что он сошел с ума, если решил,
что я попытаюсь вывезти контрабандой шахматную фигуру, сделанную из золота,
со всеми этими бриллиантами и рубинами...
Автомобиль резко занесло, и мы чуть не свалились в море. Ним сбросил
скорость и выровнял машину.
- У него была фигура? - спросил он. - Он показывал ее тебе?
- Конечно нет, - сказала я. Господи, да что происходит? - Ты же сам
говорил, что они были утеряны сто лет назад. Он показал мне фото статуэтки
из слоновой кости, которая была похожа на шахматную фигуру. Она находится в
парижской Национальной библиотеке, кажется.
- Понятно, - сказал Ним, немного успокоившись.
- Я не понимаю, как это все связано с Солариным и людьми, которых
убили, - сказала я.
- Я объясню, - сказал Ним. - Но сперва поклянись никому об этом не
рассказывать.
- То же самое говорил и Ллуэллин. Ним недовольно покосился на меня.
- Возможно, ты будешь более осмотрительной, когда я объясню, что
причина, по которой Соларин связался с тобой, причина, из-за которой тебе
угрожает опасность, - это шахматные фигуры. Те самые.
- Не может быть! - заявила я. - Я никогда даже не слышала о них. И до
сих пор практически ничего не знаю. Я не имею никакого отношения к этой
дурацкой игре.
Машина ехала вдоль погруженного во тьму берега моря.
- Но возможно, кто-то считает иначе, - сухо проговорил Ним.
После пологого поворота море осталось позади. Теперь по обе стороны
дороги тянулись ухоженные живые изгороди, за которыми простирались обширные
частные владения. Время от времени в свете луны мелькали огромные особняки и
укрытые снегом лужайки перед ними. В ближайших пригородах Нью-Йорка я
никогда не видела подобных имений. Они напомнили мне о книгах Скотта
Фицджеральда.
Ним рассказывал мне о Соларине.
- Я знаю только то, о чем писали в шахматных журналах. Александр
Соларин, двадцати шести лет, гражданин Союза Советских Социалистических
Республик, вырос в Крыму, в лоне цивилизации, но в раннем возрасте никаких
признаков цивилизованности не проявлял. Он был сиротой, воспитывался в
приюте. В возрасте девяти или десяти лет он наголову разбил
мастера-шахматиста. В шахматы играл с четырех лет, его научили
рыбаки-черноморцы. После победы его сразу же взяли в шахматную секцию при
Дворце пионеров.
Я знала, что это значит. Дворец юных пионеров был всего лишь
воспитательной организацией в стране, которая посвятила себя поиску
шахматных гениев. В России шахматы - не просто национальный спорт, это
отражение мировой политики, самая высокоинтеллектуальная игра в истории.
Русские считали, что длительная гегемония в шахматах подтверждает их
интеллектуальное превосходство.
- Так. Если Соларин обучался во Дворце пионеров, это означает, что он
прошел мощную идеологическую обработку? - предположила я.
- Должно означать, - уточнил Ним.
Автомобиль снова свернул к морю. Брызги волн долетали до дороги, на
которой лежал толстый слой песка. Наконец она уперлась в большие
двустворчатые ворота, обитые железом. Ним нажал несколько кнопок на пульте,
и ворота стали открываться. Мы въехали во владения Снежной Королевы: густые
джунгли запущенного сада и гигантские сугробы.
- На самом же деле, - говорил Ним, - Соларин отказался нарочно
проигрывать определенным шахматистам. Это жесткое правило политкорректности
среди русских на турнирах. Оно постоянно подвергается критике, но русских
это не останавливает.
Дорога не была разъезжена, похоже было, что в последнее сюда не
въезжала ни одна машина. Кроны деревьев сплелись над головой, образуя
подобие церковных сводов, и скрывали от глаз сад. Машина подъехала к
круглому газону с фонтаном в центре. Перед нами в свете луны серебрился дом.
Он был огромным, с большими фронтонами и множеством печных труб.
- И потому, - Ним заглушил мотор, - наш друг мистер Соларин пошел
учиться физике, а шахматы забросил. За последние шесть лет он нигде не был
основным претендентом, если не считать одного случайного турнира.
Ним помог мне выйти из машины, захватил картину, и мы подошли к
парадной двери. Он достал ключ и отпер замок.
Мы очутились в огромной прихожей. Засияла большая хрустальная люстра.
Пол в прихожей и в комнатах, которые выходили в нее, был сделан из
вырезанных вручную сланцевых плит, отполированных таким образом, что они
были похожи на мраморные. В доме было так холодно, что я видела собственное
дыхание; на стыках плиток пола образовались ледяные прожилки. Через анфиладу
темных комнат Ним провел меня на кухню, которая располагалась в задней части
дома. Какое это было чудесное место! На стенах и потолке сохранились
старинные газовые светильники. Поставив на пол картину, Ним зажег рожки на
стенах, и они осветили все вокруг уютным золотым светом.
Кухня тоже поражала своими размерами - тридцать на пятьдесят футов.
Одна из стен представляла собой французское окно, выходившее на заснеженную
лужайку. У противоположной стены располагались плиты с духовыми шкафами,
такие огромные, что на них можно было приготовить еды на сотню человек.
Возможно, плиты топились дровами. С противоположной стороны был сложен
гигантский камин, который занимал всю внутреннюю стену. Перед ним стоял
круглый дубовый стол на восемь-десять человек, с поверхностью, сплошь
изрезанной за годы использования. В разных частях кухни были расставлены
несколько наборов удобных стульев и мягкие диванчики, застеленные пестрым
ситцем.
Ним подошел к поленнице, сложенной рядом с камином, и споро наколол
лучины на растопку с двух-трех больших поленьев. Прошло несколько минут, и
комната осветилась мягким теплым сиянием. Я сняла ботинки и свернулась на
софе, Ним в это время откупорил бутылку хереса. Он подал мне бокал и плеснул
немного в свой, затем уселся рядом со мной. Я стянула с себя пальто, и мы с
ним чокнулись бокалами.
- За шахматы Монглана и приключения, которые тебя ждут, - с улыбкой
провозгласил Ним и сделал глоток.
- М-м-м... Превосходный херес, - похвалила я.
- Это амонтильядо, - пояснил он, крутя в руке бокал. - Кое-кто был
живьем замурован в стене из-за того, что умел отличать амонтильядо от хереса
[Намек на рассказ Эдгара По "Бочонок амонтильядо"].
- Я надеюсь, это не то приключение, которое ты приготовил для меня, -
сказала я. - Мне действительно надо завтра быть на работе.
- "Я умер за красоту, я погиб за правду", - процитировал Ним. - Каждый
верит, что у него есть то, за что можно умереть. Но я никогда не встречал
человека, который бы рисковал жизнью из-за совершенно ненужной работы в "Кон
Эдисон".
- Теперь ты пытаешься меня запугать.
- Вовсе нет, - сказал Ним, скидывая свою кожаную куртку и шелковый
шарф.
Под курткой оказался яркий красный свитер, который восхитительно шел к
его бронзовой шевелюре. Ним вытянул ноги.
- Однако если бы таинственный незнакомец подошел ко мне в пустой
комнате здания ООН, я бы не стал отмахиваться от этого происшествия.
Особенно если за его предостережением сразу же последовали безвременные
кончины других.
- Как ты думаешь, почему Соларин выбрал меня? - спросила я.
- Я надеялся, что ты сама объяснишь мне это, - сказал Ним, расслабленно
потягивая херес и глядя на огонь в камине.
- А как насчет этой секретной формулы, про которую он заявил в Испании?
- предположила я.
Отвлекающий маневр, - сказал Ним. - Считают, что Соларин помешан на
математических играх. Он изобрел новую формулу прохода коня и ставит на нее,
готовый отдать ее тому, кто победит его. Ты знаешь, что такое проход коня? -
добавил он, заметив мой непонимающий взгляд. Я покачала головой.
- Это математическая головоломка. Надо пройти всю доску восемь на
восемь, не пропуская ни одной клетки, обычным ходом коня: две клетки по
горизонтали, одна по вертикали или наоборот. Веками математики пытались
вывести формулу, чтобы это проделать. Эйлер предложил новый вариант, и то же
сделал Бенджамин Франклин. Вариант Франклина называют еще закрытым,
поскольку в конце пути конь оказывается в той же клетке, с которой начал.
Ним встал, подошел к плите и принялся греметь кастрюлями и сковородами,
зажигая горелки. При этом он продолжал говорить:
- Итальянские журналисты в Испании решили, что Соларин, возможно,
скрывает еще одну формулу прохода коня. Соларин любит неоднозначные
высказывания. Зная, что он был физиком, журналисты мгновенно пришли к
выводу, что для прессы это представляет интерес.
- Точно. Он физик, - сказала я, подвинув стул к печке, и взяла бутылку
хереса. - Если его формула не была важной, почему тогда русские так быстро
увезли его из Испании?
- Ты бы сделала великолепную карьеру папарацци, - сказал Ним. - Именно
так они и рассуждали. К сожалению, в физике сфера деятельности Соларина -
акустика. Она в загоне, непопулярна и совершенно не связана с национальной
безопасностью. В этой области даже не присуждают ученых степеней в
большинстве учебных заведений. Возможно, он проектирует концертные залы,
если в России еще что-нибудь строят.
Ним поставил кастрюлю на плиту и отправился в кладовку. Вернулся он
оттуда со свежими овощами и мясом.
- На дороге не было следов от машины, - заметила я. - Снег не выпадал
давно. Так откуда у тебя свежий шпинат и экзотические грибы?
Ним улыбнулся так, словно я прошла важное испытание.
- Я бы сказал, у тебя хорошие задатки детектива. Это как раз то, что
тебе понадобится. - Положив овощи в раковину, он принялся мыть их. - У меня
есть человек, который ходит по магазинам, это здешний сторож. Он пользуется
другим входом.
Ним достал буханку свежего ржаного хлеба и открыл баночку паштета из
форели. Он намазал им большой ломоть хлеба и вручил мне. Я не доела завтрак
и едва прикоснулась к ланчу. Бутерброд показался мне восхитительным. Ужин
был еще лучше: тонко нарезанная телятина, запеченная в соусе из кумквата
(мелкого апельсина), свежий шпинат с кедровыми орешками, мясистые красные
помидоры (невероятная редкость в это время года), поджаренные и потушенные с
лимонно-яблочным соусом. Большие веерообразные грибы были поданы отдельно.
За основным блюдом последовал салат из красного и зеленого молодого латука
со свежими одуванчиками и жареными каштанами.
После того как Ним помыл посуду, он подал кофе с коньяком. Мы
устроились на стульях у камина, огонь в котором прогорел до красных углей.
Ним достал из кармана куртки, висевшей на спинке стула, салфетку с
предсказанием. Он долго изучал записи Ллуэллина на ней. Затем отдал ее мне и
принялся перемешивать угли в камине.
- Что необычного заметила ты в этом стихотворении? - спросил он.
Я посмотрела на салфетку, но не увидела ничего странного.
- Ты, конечно, знаешь, - напомнила я, - что четвертый день четвертого
месяца - день моего рождения.
Ним мрачно кивнул, продолжая ворошить угли в камине. Отсветы пламени
окрасили его волосы красным золотом.
- Предсказательница предупредила, чтобы я никому об этом не говорила, -
добавила я.
- И ты, как всегда, держишь слово, - с кривой усмешкой Подытожил Ним,
подбрасывая в камин поленья.
Он подошел к столу, который стоял в другом конце комнаты, и взял бумагу
с ручкой. Затем устроился рядом со мной.
- Взгляни на это, - сказал он и переписал стихи аккуратным округлым
почерком на лист бумаги, разбив на строки.
Если до этого они были накарябаны на салфетке сплошным текстом, то
теперь это читалось так:
Just as these lines that merge to form a key
Are as chess squares, when month and day are four,
Don't risk another chance to move to mate.
One game is real, and one's a metaphor.
Untold time, this wisdomhas come too late.
Battle of white has raged on endlessly.
Everywhere black will strive to seal his fate.
Continue a search for thirty three and three.
Veild forever is the sicret door.
- Что ты здесь видишь? - спросил Ним, наблюдая, как я изучаю его версию
записи.
Я не понимала, куда он клонит.
- Посмотри на саму структуру стихов, - нетерпеливо подсказал он. - У
тебя ведь математический склад ума, используй его.
Я снова взглянула на стихи - и увидела закономерность.
- Рисунок рифмы необычный, - сказала я, очень довольная своей
сообразительностью.
Брови Нима поползли вверх, он выхватил листок из моих рук, присмотрелся
и засмеялся.
- Да, верно, - сказал он, возвращая мне бумагу. - Я не заметил. Так,
возьми ручку и запиши это.
Я так и сделала. Получилось:
"Key-four-mate (A-B-C), metaphor-late-endlessly (B-C-A),
fate-three-door (C-A-B)"
- Рисунок рифмы примерно такой, - сказал Ним, переписывая его под моими
записями. - Теперь я хочу, чтобы ты заменила буквы цифрами.
Я так и сделала, и все стало выглядеть таким образом:
АВС - 123
ВСА - 231
САВ -312
666
- Это же число зверя из Апокалипсиса: шестьсот шестьдесят шесть!
- Да, - согласился Ним. - А если ты сосчитаешь сумму в горизонтальных
рядах, то получишь то же число. И это, моя дорогая, называется магическим
квадратом. Еще одна математическая игра. Проход коня, рассчитанный Беном
Франклином, тоже состоит из подобных магических квадратов. У тебя хороший
глаз на такие вещи, ты сразу же увидела то, чего не разглядел я.
- Ты не разглядел? - переспросила я. - Но тогда что же ты имел в виду?
Я уставилась на строчки. Чем-то это напоминало картинку-загадку в
детском журнале, когда среди множества линий рисунка надо суметь увидеть
спрятанного кролика.
- Проведи черту и отдели две последние строчки от семи предыдущих, -
сказал Ним.
Я провела линию.
- Теперь посмотри на первые буквы каждой строки.
Я скользнула взглядом по бумаге сверху вниз, и меня, несмотря на огонь
в камине, окатило ледяной волной.
- Что случилось? - спросил Ним, странно поглядывая на меня.
Я молча уставилась на листок. Потом взяла ручку и записала то, что
увидела.
"J-A-D-O-U-B-E / C-V" - вот что сказали строчки, и послание было
адресовано мне.
- Точно, - произнес наконец Ним, потому что я не могла вымолвить ни
слова. - "j'adoube", шахматный термин на французском, означающий "я
дотрагиваюсь, я примеряюсь". Это то, что шахматист говорит во время игры,
когда собирается дотронуться до фигуры, раздумывая над следующим ходом. За
этим термином следуют буквы СV - твои инициалы. Похоже, эта
предсказательница передала тебе некое послание. Возможно, она хотела войти с
тобой в контакт. Я думаю... Что с тобой, черт побери? Чего ты так
испугалась? - спросил он.
- А ты не понимаешь? - От ужаса я едва могла говорить. - J'adoube - это
было последнее, что произнес Фиске во время игры. После этого он умер.
Нет нужды говорить о том, что ночью мне приснился кошмар. Я
преследовала мужчину на велосипеде по длинному, продуваемому ветром
переулку, который круто шел в гору. Здания стояли так близко друг к другу,
что не было видно неба. Мы мчались по узким темным улочкам, на каждом
повороте я видела отблеск велосипеда, исчезающего вдали. Наконец
велосипедист свернул в тупик, и я догнала его. Он поджидал меня, словно паук
в своей паутине. Он обернулся, убрал с лица шарф, и я увидела блестящий
белый череп с пустыми глазницами. На моих глазах он стал обрастать плотью,
пока постепенно не превратился в ухмыляющееся лицо предсказательницы.
Я проснулась в холодном поту, села на кровати и затрясла головой. Угли
в камине еще тлели. Раздвинув шторы, я увидела внизу покрытую снегом
лужайку. В центре ее находился большой мраморный бассейн, похожий на чашу
фонтана. За лужайкой простиралось зимнее море, жемчужно-серое в утреннем
свете.
Я толком не могла припомнить, чем закончился вечер. Ним влил в меня
слишком много коньяка. Теперь моя голова раскалывалась от боли. Я встала с
постели, пошатываясь, добралась до ванной и повернула кран с горячей водой.
Единственная пена для ванн, которую мне удалось найти, называлась "Гвоздика
и фиалка". Пахла она отвратительно, но я все-таки плеснула ее в ванну.
Постепенно мне удалось по кусочкам восстановить в памяти наш с Нимом
разговор, и меня снова охватил ужас.
За дверью ванной комнаты лежала одежда, сложенная в аккуратную стопку:
шерстяной скандинавский свитер и ярко-желтые парусиновые туфли на резиновой
подошве. Я быстро оделась. Спускаясь вниз по лестнице, я уловила
великолепный аромат уже готового завтрака.
Ним стоял у плиты спиной ко мне, одетый в шерстяную рубаху, джинсы и
такие же тапки, как и у меня.
- Где у тебя телефон? - спросила я. - Мне надо позвонить в офис.
- Здесь нет телефона. Но утром приходил мой сторож, Карлос, чтобы
помочь мне прибраться в доме, и я попросил его позвонить в твой офис и
предупредить, что ты не придешь. Днем я отвезу тебя обратно и покажу, как
позаботиться об охране квартиры. А пока давай-ка перекусим и пойдем смотреть
на птиц. Здесь есть птичник.
Ним взбил с вином несколько яиц, нарезал жирный канадский бекон,
поджарил картошку и приготовил самый лучший на северо-западном побережье
кофе. После завтрака, во время которого мы обменялись всего несколькими
словами, мы вышли на лужайку и отправились осматривать собственность Нима.
Его земля простиралась вдоль берега почти на сотню ярдов и была отгорожена
от соседних участков высоким и толстым забором. Бассейн и чаша фонтана были
частично заполнены водой, в которой плавали бочки, чтобы не образовывался
лед.
Рядом с домом был огромный птичник с куполом в мавританском стиле. Он
был сооружен из крупноячеистой проволочной сетки, выкрашенной в белый цвет.
Под куполом росли маленькие деревца, сейчас они были усыпаны снегом, от
которого не могла защитить сетка. На жердочках, прибитых к ветвям, сидело
несметное множество самых разных птиц. Большие павлины прогуливались по
земле, волоча по снегу свои великолепные хвосты. Время от времени они
издавали ужасные крики - так, наверное, кричит женщина, которую режут. Эти
вопли сильно действовали мне на нервы.
Ним открыл проволочную дверь и повел меня внутрь птичника, мимо
заснеженных деревьев.
- Птицы во многом умнее людей, - говорил он. - У меня здесь есть
соколы, они живут в отдельном вольере. Карлос кормит их свежим мясом дважды
в день. Сокол-сапсан - мой любимец. У сапсанов, как и у многих других видов,
охотой занимается самка.
Он указал на маленькую птицу с крапчатым оперением, седевшую высоко на
жердочке.
Правда? Я не знала об этом, - удивилась я.
Мы подошли поближе. Птичьи глаза были большими и черными они пристально
изучали нас, будто сокол примеривался.
- Я всегда чувствовал, - сказал Ним, глядя на сокола, что у тебя есть
инстинкт убийцы.
- У меня? Ты, должно быть, шутишь?
- Он еще не проявился толком, - добавил он. - Но я по могу тебе
взрастить в себе этот дар. По-моему, он слишком долго просуществовал в
скрытой форме.
- Да, но ведь это на меня идет охота, а не наоборот! - возразила я.
- Как и в любой игре, - Ним погладил рукой в перчатке мои волосы, - ты
сама выбираешь стратегию. Ты можешь либо защищаться, либо нападать. Почему
бы тебе не избрать последнее и не напугать своего врага?
- Я не знаю, кто мой враг, - сказала я, закипая от злости.
- Нет, знаешь, - таинственно сказал Ним. - Ты знала его с самого
начала. Хочешь, чтобы я доказал тебе это?
- Да.
Я снова расстроилась и не знала, что сказать Ниму. Мы вышли из
птичника, мой друг запер его, взял меня за руку и повел к дому.
Сняв с меня пальто, Ним усадил меня на диван и принялся за мои ботинки,
после чего подошел к картине - портрету мужчины на велосипеде, взял ее и
поставил передо мной на кресло.
- Вчера, после того как ты отправилась спать, я долго рассматривал твою
картину. Меня не оставляло ощущение, что я подобное уже где-то видел, и это
"дежа вю" сильно меня насторожило. Сегодня утром я решил эту загадку.
Он прошелся в сторону дубового буфета, который стоял у плиты, и
выдвинул ящик. Из него Ним достал несколько колод игральных карт. Взяв
карты, он уселся рядом со мной. Распечатав все колоды, он стал доставать из
каждой колоды джокеры и бросать их на стол. Я молча разглядывала лежащие
передо мной карты.
На одной был шут в колпаке с бубенчиками, сидящий на велосипеде в той
же позе, в какой я изобразила человека на своей картине. Позади велосипеда
виднелась надгробная плита с буквами RIP. Второй был похож на первого, но у
него было два зеркальных изображения, как будто велосипедист с моего
наброска ехал в двух положениях: обычном и перевернутом.
Третьим был дурак из колоды Таро, он жизнерадостно улыбался, шагая в
пропасть. Я взглянула на Нима - на его лице
сияла улыбка.
- Джокер, или шут, в карточной колоде традиционно ассоциируется со
Смертью, - сказал он. - Но он также и символ возрождения, невинности,
которой обладал человек до грехопадения. Мне нравится думать о нем как о
рыцаре святого Грааля, который может найти свою судьбу, только если будет
мыслить наивно и просто. Помни, его миссия - спасти человечество.
- Да? - спросила я, сильно обеспокоенная сходством между картами и моей
картиной.
Теперь, когда я присмотрелась к картам, мне даже показалось, что у
человека на велосипеде такой же капюшон, как у джокера, и такие же странные
раскосые глаза.
- Ты спрашиваешь, кто твой враг? - Ним говорил совершенно серьезно. - Я
думаю, что человек на картине и на картах является твоим противником и
союзником.
- Ты же не имеешь в виду кого-то конкретно? - спросила я.
Ним медленно кивнул головой и сказал:
- Ты ведь видела его сама, не правда ли?
- Но это было совпадение...
- Возможно, - согласился он. - Но совпадения могут принимать разную
форму. Совпадение может быть приманкой, ловушкой того, кто знал о твоей
картине. А может быть и другое совпадение.
- О нет! - воскликнула я, с ужасающей ясностью сообразив наконец, куда
он клонит. - Ты же знаешь, я совершенно не верю во всю эту
сверхъестественную чепуху и потусторонние силы!
- Вот как? - спросил Ним, все еще улыбаясь. - Тогда тебе придется
срочно придумать другое объяснение, как вышло так, что ты нарисовала картину
прежде, чем увидела модель. Боюсь, я должен признаться тебе кое в чем. Так
же как и твои друзья, Ллуэллин, Соларин и предсказательница, я думаю, что ты
играешь главную роль в этой таинственной истории с шахматами Монглана. Как
еще можно объяснить твое участие в этом? Возможно, тебе было предопределено
стать ключом к этой тайне. Или же тебя избрали на эту роль.
- Забудь! - отрезала я. - Я не собираюсь очертя голову гоняться за
этими таинственными шахматами. Меня хотят убить или сделать замешанной в
убийствах, до тебя что, не дошло?
- До меня все прекрасно дошло, как ты со свойственным тебе очарованием
изволила выразиться, - ответил Ним. - Но похоже, ты единственная, кто не
понимает, что лучшая защита - это нападение.
- Ни за что! - сказала я ему. - Не пытайся сделать из меня приманку.
Небось, сам мечтаешь наложить лапы на эти шахматы и тебе нужен простодушный
сообщник? Слушай, я уже увязла во всем этом по самые уши, а ведь я пока еще
не покинула Нью-Йорк. Меня совершенно не радует перспектива отправиться на
другой конец света, в страну, где я никого не знаю и где мне никто не придет
на помощь. Понимаю, ты соскучился по приключениям, но подумай, что
произойдет со мной, если я влипну в неприятности в Алжире. У тебя нет даже
чертова номера телефона, по которому я могу позвонить. Может, ты думаешь,
монашки-кармелитки кинутся мне на помощь, когда по мне снова будут стрелять?
Или меня будет сопровождать председатель нью-йоркской биржи и подбирать за
мной трупы?
- Прекрати истерику, - обычным своим невозмутимым тоном посоветовал
Ним. - Со мной можно связаться из любой страны, ты бы и сама это поняла,
если бы на минутку прекратила отмахиваться от проблемы. Ты сейчас
напоминаешь трех обезьян, которые стараются избежать зла, закрыв глаза, рот
и уши.
- В Алжире нет американского консульства, - прошипела я сквозь
стиснутые зубы, - Может, у тебя есть связи в русском посольстве? И русские,
конечно, с радостью бросятся мне на помощь?
Последнее мое предположение было не таким уж полным бредом: Ним был
наполовину русским, наполовину греком. Однако мне всегда казалось, что он не
желает иметь дело с этими странами.
- Раз уж на то пошло, у меня есть связи в посольствах некоторых
государств в стране твоего назначения, - сказал он с довольной ухмылкой,
которая меня насторожила. - Но этим мы займемся позже. Ты должна
согласиться, моя дорогая что, хочешь ты того или нет, ты уже стала
участницей этого маленького приключения. Поиск святого Грааля обернулся
паническим бегством. И тебе абсолютно ничего не удастся изменить, если ты
первой не доберешься до заветной чаши.
- Зови меня Персивалем, - съязвила я. - Ладно, я сама виновата: надо
было подумать дважды, прежде чем просить тебя о помощи. Твой метод решения
проблем имеет много слабых сторон, хотя на первый взгляд и кажется
привлекательным по сравнению с прочими вариантами.
Ним встал, поднял на ноги меня и взглянул мне в глаза с улыбкой
заговорщика.
-J'adoube, - сказал он, положив руки мне на плечи.
Жертвы
Когда стоишь на краю пропасти, не приходит в голову поиграть в шахматы.
Мадам Сюзанна Неккер,
мать Жермен де Сталь
Париж, 2 сентября 1792 года
Никто и не подозревал, чем обернется этот день.
Жермен де Сталь не знала этого, прощаясь с теми, кто работал в
посольстве. Сегодня, второго сентября, она попытается бежать из Франции,
пользуясь дипломатической неприкосновенностью.
Жак Луи Давид не знал этого, спешно собираясь на внеочередное заседание
Национального собрания. Сегодня, второго сентября, вражеские войска