Нэвилл Крис. Восемь

попасть в западню. После всех испытаний, которые выпали на нашу долю,
оказаться запертыми подобно пешкам было бы преступлением.
- У меня есть идея, - сказала Лили. - Почему бы мне одной не
отправиться к Мордехаю? Он никогда не отходит далеко от ювелирного квартала,
а это неподалеку отсюда. Он наверняка торчит в книжной лавке, где ты с ним
когда-то встретилась, или в одном из ближайших ресторанчиков. Я могу поймать
машину и привезти его на остров. Мы возьмем с собой фигуры, которые хранятся
у него, а я позвоню вам на мыс Монток, чтобы сообщить, когда мы приедем.
- У Нима нет телефона, - сказала я ей. - С ним можно связаться, только
оставив сообщение. Надеюсь, он их читает, иначе мы только зря съездим.
- Тогда давай договоримся о времени встречи, - предложила Лили. - Как
вам девять часов вечера? У меня будет время отыскать Мордехая, рассказать
ему о наших выходках и моих новых успехах в шахматах... И вообще, все-таки
он мой дед. Я не видела его много месяцев.
Согласившись с этим вроде бы приемлемым планом, я позвонила Ниму на
компьютер и сообщила, что прибываю на поезде через час. Мы бросили наши
бокалы недопитыми и пешком отправились на станцию: Лили - чтобы отправиться
на Манхэттен искать Мордехая, а мы с Солариным - в другую сторону.
Поезд Лили подошел раньше, около двух часов. Она села на него, зажав
Кариоку под мышкой, и сказала:
- Если что-то произойдет до девяти часов, я оставлю сообщение на
компьютере, номер которого ты мне дала.
Нам с Солариным ничего не оставалось, как изучать расписание. Железная
дорога Лонг-Айленда традиционно развешивала их повсюду. Я села на зеленую
скамью, наблюдая, как толпы пассажиров снуют по платформе. Соларин поставил
сумки и сел рядом со мной.
Он разочарованно вздохнул, глядя на пустой путь.
- Прямо Сибирь. Я думал, люди на Западе пунктуальны и поезда всегда
приходят вовремя.
Он вскочил на ноги и принялся метаться по платформе, как зверь по
клетке. Я не могла смотреть на него, схватила сумку с фигурами, повесила ее
на плечо и тоже встала. Как раз в этот момент объявили наш поезд.
Хотя от Кугу до Монтока было всего сорок пять миль, поездка заняла у
нас больше часа. Прошло около двух часов с тех пор, как мы добрались до
станции. Столько же прошло с того времени, как я отправила Ниму сообщение из
бара. И все же я не ожидала, что увижу его. Насколько я его знала, он вполне
мог читать сообщения не чаще раза в месяц.
Поэтому я была удивлена, когда, сойдя с поезда, увидела долговязую
фигуру Нима, который шел по шпалам нам навстречу. Его медно-рыжие волосы
развевались на ветру, длинный шарф колыхался при каждом шаге. Увидев меня,
он заулыбался как сумасшедший, замахал руками и перешел на бег, расталкивая
пассажиров, которые в страхе расступались перед ним, чтобы избежать
столкновения. Когда он подбежал, то сразу заключил меня в объятия и спрятал
лицо у меня в волосах. Он так сильно прижимал меня к себе, что я чуть не
задохнулась. Ним поднял меня и закружил, затем поставил и отошел немного в
сторону, чтобы как следует рассмотреть.
- Господи боже мой! - шептал он срывающимся голосом и тряс головой. - Я
был уверен, что вы погибли. Я не спал ни минуты с тех пор, как узнал, что ты
бежала из Алжира. После шторма мы потеряли ваш след! - Ним не мог оторвать
от меня глаз. - Я думал, что убил тебя, отправив...
- Да уж, иметь тебя в наставниках не очень-то полезно для здоровья, -
согласилась я.
По-прежнему сияя улыбкой, Ним хотел было снова обнять меня, но вдруг
окаменел. Он медленно отпустил меня, и я взглянула в его лицо. Он смотрел
куда-то за мое плечо с выражением недоверия и изумления на лице. А может
быть, это был страх...
Быстро оглянувшись, я увидела, что Соларин, нагруженный нашими сумками,
спускается на платформу. Он посмотрел в нашу сторону, и его лицо
превратилось в ледяную маску, которую я помнила с нашей первой встречи в
шахматном клубе. Он уставился на Нима, его бездонные зеленые глаза
заблестели в лучах низкого солнца. Я быстро обернулась к Ниму, чтобы все
объяснить, но его губы шевелились, и он не сводил глаз с Соларина, как будто
тот был призраком или чудовищем.
- Саша? - хрипло прошептал Ним. - Саша...
Я снова повернулась к Соларину. Он замер на ступенях, пассажиры за его
спиной нетерпеливо напирали. Его глаза были полны слез - они катились по
щекам, лицо его искривилось.
- Слава! - закричал он срывающимся голосом.
Бросив сумки на землю и раскинув руки для объятий, Соларин бросился
навстречу Ниму так порывисто, что чуть не уронил его. Я поспешно кинулась
подбирать сумку с фигурами, которую он бросил на землю. Когда я вернулся,
они все еще плакали от счастья, Ним сжимал в ладонях голову Соларина. Ним то
отстранялся от него, чтобы как следует рассмотреть, то снова обнимал. Я не
могла прийти в себя от изумления. Пассажиры обтекали нас, равнодушно не
обращая на трогательную сцену никакого внимания, как могут только ньюйоркцы.
- Саша, - бормотал Ним, снова и снова обнимая Соларина. Тот спрятал
лицо на плече Нима, глаза его были закрыты,
слезы струились по щекам. Одной рукой он сжимал плечо Нима, словно
боялся, что не устоит на ногах. Я не могла поверить своим глазам.
Ушли последние пассажиры, и я отправилась за нашими сумками, которые
валялись на земле.
- Давай я возьму их, - произнес Ним, шмыгая носом.
Когда я оглянулась, он шел ко мне, одой рукой крепко обнимая Соларина
за плечи, словно боялся, что тот исчезнет. Глаза его были красны.
- Похоже, вы двое раньше уже встречались, - обиженно сказала я,
удивляясь, что никто из них ни разу не упомянул об этом.
- Двадцать лет назад, - ответил Ним, все еще улыбаясь Соларину, когда
они наклонились, чтобы взять сумки. Затем он посмотрел на меня своими
странными разноцветными глазами. - Милая, я до сих пор не верю счастью,
которое ты мне подарила. Саша - мой брат.
"Морган" Нима был слишком тесен даже для нас троих, не говоря уже о
багаже. Соларин сел на сумку с фигурами, я устроилась у него на коленях,
остальной багаж мы распихали куда попало. Пока мы ехали от станции до дома,
Ним все не мог отвести от Соларина глаз.
Странно было видеть, как эти двое, обычно такие хладнокровные и
уверенные в себе, вдруг так расчувствовались. Сила переполнявших их эмоций
была так велика, что мне казалось, будто сам воздух вокруг них звенит от
напряжения. Похоже, чувства братьев были такими же загадочными и глубокими,
как русская душа, и принадлежали только им одним. Машина ехала по дороге, и
под деревянной обшивкой пола свистел ветер. Долгое время мы все молчали.
Потом Ним наклонился и потрепал меня по коленке, которой я едва не задевала
рычаг переключения передач.
- Полагаю, я должен все объяснить, - произнес Ним.
- Было бы неплохо, - согласилась я. Он улыбнулся мне.
- Я ничего не говорил для твоей же безопасности, и нашей тоже. Иначе я
бы сделал это раньше, - объяснил он. - Мы с Александром не видели друг друга
с самого детства. Ему было шесть, а мне десять лет, когда нас разлучили...
Слезы все еще стояли у него в глазах, он снова наклонился, чтобы
взъерошить волосы Соларина.
- Позволь мне рассказать об этом, - попросил Соларин, улыбаясь сквозь
слезы.
- Мы расскажем об этом вместе, - сказал Ним. Когда мы свернули и
покатили в сторону его экзотического поместья на берегу моря, они принялись
рассказывать мне историю о том, как они пришли в Игру и чего это им стоило.

История двух физиков

Мы родились в Крыму, на берегу Черного моря, о котором писал еще Гомер.
Россия стремилась заполучить эти земли со времен Петра Великого.
Наш отец был греческим моряком, который влюбился в русскую девушку и
женился на ней. Это была наша мать. Он стал преуспевающим торговцем, имел
маленькую флотилию небольших судов.
После войны дела пошли хуже. Все перепуталось в мире, особенно на
Черном море, окруженном странами, которые все еще считали себя находящимися
в состоянии войны.
Однако там, где мы жили, жизнь была прекрасна. Средиземноморский климат
на южном берегу, оливковые рощи, лавр и кипарисы. Горы заслоняют эти места
от снега и сильных
ветров. Татарские деревни и руины древних крепостей тонут в зелени
вишневых садов. Это был рай, расположенный вдали от сталинских репрессий и
самого Сталина, который все еще управлял страной железной рукой.
Тысячи раз наш отец обдумывал план отъезда. Хотя у него были связи с
моряками на Дунае и Босфоре, которые уверяли его, что безопасно проведут нас
через границу, он никак не мог решиться. "Куда ехать?" - спрашивал он.
Конечно, не в его родную Грецию или Европу, все еще переживавшую
послевоенный передел. И тогда случилось то, что перевернуло наши жизни.
Это произошло в конце декабря 1953 года, дело шло к полуночи, с моря
приближался шторм. Вся наша семья уже отходила ко сну, ставни на окнах дома
были закрыты, огонь в печке догорал. Мы, мальчики, спали в комнате на нижнем
этаже, поэтому мы первыми услышали стук в окно. Это не было постукивание
веток дерева о ставни, что порой случалось при сильном ветре. Стучал
человек. Мы открыли окно. На улице стояла женщина с серебристыми волосами,
одетая в длинный темный плащ. Она улыбнулась нам и приблизилась к окну,
чтобы забраться в комнату. Через некоторое время она уже стояла перед нами
на коленях. Она была очень красива.
- Я - Минерва, ваша бабушка, - сказала женщина. - Вы должны звать меня
Минни. Я проделала долгий путь и очень устала, но времени отдыхать нет. Я в
большой опасности. Разбудите маму и скажите ей, что я здесь.
После этих слов она нежно обняла нас, и мы помчались наверх будить
родителей.
- Она все-таки пришла, твоя бабка, - буркнул отец нашей маме, его глаза
слипались со сна, и он тер их рукой.
Мы с братом удивились: Минни ведь сказала, что она - наша бабушка, как
же она могла приходиться бабушкой нашей маме? Отец обнял жену, которую очень
любил, а та стояла в темноте босая и дрожала. Он поцеловал ее медно-рыжие
волосы, затем глаза.
- Мы так давно ждали этого и боялись, - пробормотал он. - Наконец это
произошло. Давай одеваться. Я пойду вниз, встречу ее.
Подхватив нас, он спустился вниз, туда, где его ждала Минни, стоя рядом
с уже почти погасшим камином. Она подняла на него свои большие глаза и
шагнула, чтобы обнять.
- Йозеф Павлович, - сказала она на чистом русском. - Меня преследуют. У
нас мало времени. Мы должны бежать, все. У вас есть корабль где-нибудь в
Ялте или в Севастополе, на котором мы можем отплыть сегодня ночью?
- Я не готовился к этому, - начал он, положив руки нам на плечи, - Я не
могу в такую погоду выйти в море с семьей. Вы должны были меня предупредить.
Нельзя требовать от меня выходить в море в глухую ночь...
- Говорю вам, мы должны уходить! - закричала она, хватая его за руки и
выталкивая нас с братом на улицу. - Вы пятнадцать лет знали, что наступит
такой день, - теперь он наступил. Почему же вы говорите, что вас не
предупредили? Я проделала такой путь от Ленинграда...
- Значит, вы нашли это? - спросил отец дрожащим от возбуждения голосом.
- О доске ничего не известно. Но это я сохраню любой ценой.
Откинув плащ, она подошла к столу и при тусклом свете лампы поставила
на него не одну, а целых три шахматные фигуры, которые светились золотом и
серебром.
- Они были спрятаны в российской глубинке, - сказала она.
Наш отец стоял, и его глаза не могли оторваться от фигур. Мы шагнули к
столу, чтобы коснуться их. Золотая пешка и серебряный слон, инкрустированные
драгоценными камнями, и конь, украшенный серебряной филигранью, - он стоял
на задних ногах, ноздри его раздувались.
- Вы должны пойти в порт и арендовать судно, - прошептала Минни. - Я
присоединюсь к вам с моими детьми, как только они оденутся и упакуют вещи.
Но, во имя Господа, поторопитесь и возьмите это с собой.
Она показала на фигуры.
- Это мои дети и моя жена, - запротестовал он. - Я отвечаю за их
безопасность.
Минни приблизилась к нам, ее глаза сияли огнем более ярким, чем фигуры.
- Если эти фигуры попадут в чужие руки, вы не сможете защитить никого!
- прошипела она.
Отец посмотрел ей в глаза и, похоже, решился. Он медленно кивнул.
- У меня есть рыбацкая шхуна в Севастополе, - сказал он. - Слава знает,
как ее найти. Самое большее через два часа я буду готов выйти в море. Будьте
там, и да поможет нам Бог.
Минни сжала ему руку, и он в два прыжка взлетел по лестнице на второй
этаж.
Наша новообретенная бабушка велела нам немедленно одеваться. Родители
спустились вниз, отец обнял маму и спрятал лицо у нее в волосах, словно
хотел запомнить ее запах. Потом он в последний раз поцеловал ее в лоб и
повернулся к Минни, которая тут же вручила ему фигуры. Он кивнул нам на
прощание и исчез в ночи.
Мама быстро причесала волосы, осмотрелась затуманенными глазами вокруг
и велела нам с братом отправляться наверх и помочь ей собрать вещи. Когда мы
бежали по лестнице, мы услышали, как она тихонько говорит Минни:
- Итак, ты пришла. Бог тебе судья за то, что ты снова начала эту
проклятую Игру. Я думала, что все окончено.
- Не я начала ее, - ответила Минни. - Радуйся, что у вас было
пятнадцать лет покоя, пятнадцать лет счастливой жизни с любимым мужем и
детьми. Пятнадцать лет никто не дышал тебе в спину. Это гораздо больше, чем
было у меня. Это ведь я держала тебя в стороне от Игры...
Больше мы ничего не услышали, потому что женщины перешли на шепот. И
тут на улице раздались чьи-то шаги, потом громкий стук в дверь. Мы
переглянулись в тусклом свете лампы и хотели уже выбежать из комнаты, но в
дверях появилась Минни, ее лицо светилось неземным светом. Мы услышали Шаги
матери, поднимавшейся по лестнице, звук ломающейся двери и голоса, которые
перекрикивали раскаты грома.
- В окно! - велела Мини.
Она помогла нам выбраться на ветку дерева, росшего у южной стены дома,
на которое мы часто забирались забавы ради.
Мы уже были на полпути вниз и висели на ветках, как обезьянки, когда
услышали материнский крик.
- Бегите! - кричала она. - Спасайтесь!
Больше мы ничего не услышали, только стук дождевых капель. Через
мгновение мы спрыгнули во тьму сада.
Большие железные ворота особняка Нима распахнулись. Кроны деревьев,
сплетающиеся над длинной подъездной дорогой, были пронизаны последними
лучами заходящего солнца. Фонтан, который я видела зимой замерзшим, теперь
был окружен цветущими георгинами и цинниями, струи воды звенели, когда с
моря налетали порывы ветра.
Ним подъехал к зданию и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Сидя у
Соларина на коленях, я чувствовала, как он напряжен.
- Тогда мы видели нашу мать в последний раз, - произнес Ним. - Минни
спрыгнула со второго этажа на мягкую землю под окнами, схватила нас за руки
и потащила в сад прямо по лужам. Даже сквозь шум дождя мы слышали крики
матери и тяжелые мужские шаги внутри дома. "Ищите в лесу!" - кричал кто-то,
когда Минни волокла нас к скалам.
Ним остановился и посмотрел на меня.
- Господи! - пробормотала я, вся дрожа. - Они схватили вашу мать... Как
вам удалось убежать?
- За садом были скалы, которые обрывались прямо в море, - продолжил
Ним. - Когда мы добрались до них, Минни спустилась вниз и спрятала нас под
каменным карнизом. Потом в руках у нее появилась маленькая книжка в кожаном
переплете. Бабушка достала нож, вырезала из книжки несколько страниц, быстро
сложила их и засунула в карман моей рубашки. Затем она велела мне идти
вперед, бежать к кораблю так быстро, как только я могу, и сказать отцу,
чтобы он дождался ее с Сашей. Однако нам было велено ждать только один час.
Если они не придут к этому времени, мы с отцом должны бежать, сказала она,
чтобы спасти фигуры. Сначала я отказывался уходить без брата.
Ним мрачно посмотрел на Соларина.
- Но мне было только шесть лет, - сказал тот. - Я не смог бы пробраться
через скалы так быстро, как Ладислав, который был на четыре года старше меня
и мчался как ветер. Минни боялась, что нас всех схватят, если я задержу их.
Поскольку Слава уходил, он подошел ко мне, поцеловал и велел быть храбрым...
Я снова посмотрела на Соларина и увидела слезы в его глазах, когда он
вспоминал свое детство.
- Нам с Минни понадобилась целая вечность, чтобы спуститься со скал в
такую грозу, - продолжал он. - И когда мы добрались до причала в
Севастополе, корабль отца уже отплыл.
Ним с каменным лицом вышел из машины, обошел ее, открыл мне дверь и
подал руку.
- Сам я раз десять упал, пока бежал, - сказал он, - поскальзывался на
грязи и камнях. Когда отец увидел, что я один, он забеспокоился. Я рассказал
ему, что произошло, что сказала Минни о фигурах. Отец заплакал. Он обхватил
голову руками и зарыдал как ребенок. "Что произойдет, если мы вернемся и
попытаемся их спасти? - спросил я. - Что случится, если эти фигуры попадут к
ним в руки?" Он посмотрел на меня. Дождь смыл слезы с его лица. "Я поклялся
твоей матери, что не допущу такого, - сказал он. - Даже если это будет
стоить нам жизни".
- И вы уплыли, не дождавшись Минни и Александра? - спросила я.
Соларин вылез из машины следом за мной и захватил мешок с фигурами.
- Не совсем так, - грустно сказал Ним. - Мы прождали гораздо дольше,
чем нам разрешила Минни. Отец метался по палубе под дождем. Я залезал на
мачту несколько раз, чтобы посмотреть, не увижу ли какого-нибудь сигнала. В
конце концов мы поняли, что они не появятся. Их схватили, решили мы. Отец
начал готовиться к выходу в море. Я умолял его еще немного подождать. И
только тогда он рассказал мне свой план: мы не просто уходили в море, мы
собирались плыть в Америку. С того дня, когда он женился на матери, а
возможно, и раньше, отец знал об Игре. Он знал, что такой день может
наступить, что однажды появится Минни и его семье придется принести жертву.
Этот день пришел, и за несколько часов половина его семьи перестала
существовать. Однако он сдержал первую и последнюю клятву, которую принес
матери: он спас фигуры.
- Великий Боже! - ахнула я, уставившись на братьев. Мы стояли на
дорожке в саду. Соларин повернулся к цинниям и коснулся пальцами струй
фонтана.
- Как вы согласились участвовать в этой Игре, если она за одну ночь
уничтожила всю вашу семью!
Ним осторожно положил руки мне на плечи, и мы подошли к его брату,
который молча разглядывал фонтан. Соларин взглянул на руку Нима, которая
лежала на моих плечах.
- Ты и сама через многое прошла ради Игры, - сказал он, - А ведь Минни
тебе даже не бабушка. Кстати, это ведь Слава первым вовлек тебя в Игру, да?
По его голосу и лицу невозможно было понять, что творится у него на
душе, однако догадаться было не трудно. Я заглянула ему в глаза. Ним сжал
мои плечи.
- Mea culpa [Моя вина (лат.)], - признался он с улыбкой.
- Что же произошло с тобой и Минни, когда вы обнаружили, что корабль
уже отплыл? - спросила я Соларина. - Как вы спаслись?
Он обрывал лепестки циннии и бросал их в фонтан.
- Она отвела меня в лес, там мы прятались до тех пор, пока не прошла
гроза, - ответил он, снова погружаясь в воспоминания. - Три дня мы шли
пешком по берегу в сторону Грузии, притворяясь крестьянами, которые идут на
рынок. Когда мы достаточно удалились от дома, чтобы чувствовать себя в
безопасности, мы остановились и стали строить планы на будущее. "Ты уже
достаточно взрослый, чтобы понять то, что я скажу тебе, - сказала Минни. -
Но все же слишком мал, чтобы помочь мне в этом деле. Когда-нибудь наступит
день, и я пришлю за тобой и объясню, что ты должен будешь делать. Однако
сейчас мне надо вернуться и попытаться спасти твою маму. Если я возьму тебя
с собой, ты будешь только мешать и все мои усилия пойдут прахом".
Соларин взглянул на нас.
- Я отлично все понял тогда, - сказал он.
- Минни вернулась, чтобы спасти вашу мать из лап советской
госбезопасности? - спросила я.
- Ты ведь сделала то же самое ради своей подруги Лили, не так ли? -
сказал он.
- Минни отдала Сашу в приют, - вмешался Ним, сжимая мои плечи и глядя
на брата. - Отец умер вскоре после того, как мы добрались до Америки. Я
остался здесь совсем один, как и Саша в России. Хотя я не знал наверняка, в
глубине души я всегда верил, что тот мальчик-шахматист, про которого пишут в
газетах и чья фамилия Соларин, - мой брат. Сам я взял фамилию Ним, это было
мое шутливое прозвище в семье, и шаг за шагом начал устраивать свою жизнь.
Только Мордехай, с которым мы познакомились в шахматном клубе Манхэттена,
понял, кто я на самом деле.
- Что же случилось с вашей матерью? - спросила я.
- Минни опоздала, ей не удалось спасти маму, - мрачно произнес Соларин,
отворачиваясь от нас. - Ей самой с трудом удалось уехать из России.
Некоторое время спустя я получил от нее письмо. Там была просто вырезка из
газеты, кажется из "Правды". Хотя в письме не было ни даты, ни обратного
адреса и письмо было отправлено из России, я знал, кто послал его. В статье
говорилось о том, что известный шахматист Мордехай Рэд прибудет в Россию,
чтобы обсудить ситуацию, которая сложилась в шахматном мире, сыграть
несколько показательных партий и найти талантливых детей, так как он написал
книгу о детях, имеющих талант к шахматной игре. Одной из остановок на его
пути был и мой приют. Минни попыталась связаться со мной.
- Все остальное уже история, - заметил Ним, обнимая меня за плечи.
Другой рукой он обнял Соларина и повел нас в дом.
Мы прошли через большие светлые комнаты, в которых стояли вазы со
свежими цветами и мебель, сияющая лаком в лучах заходящего солнца. В
огромной кухне тоже было очень светло, солнце играло на стенах и полу,
выложенном керамической плиткой. Цветастая обивка диванчиков показалась мне
ярче, чем запомнилось.
Ним отпустил нас, но снова положил мне руки на плечи и заглянул в
глаза.
- Ты сделала мне величайший подарок, - сказал он. - То, что Саша сейчас
здесь, это просто чудо, но еще большее чудо - то, что ты осталась жива. Я
никогда бы не простил себе, если бы с тобой что-нибудь случилось.
Он снова обнял меня, потом отпустил и отправился в кладовую.
Соларин поставил сумку с фигурами и подошел к окну. Он стоял и смотрел
на зеленые лужайки, которые тянулись до самого моря. Лодки покачивались на
волнах, словно белые чайки. Я подошла и встала с ним рядом.
- Красивый дом, - сказал он, любуясь фонтаном, вода из которого
каскадом стекала в бирюзовый бассейн. Соларин немного помолчал, затем
добавил: - Мой брат влюблен в тебя.
У меня противно засосало под ложечкой.
- Не говори ерунды.
- Надо будет обсудить это отдельно, - заметил он, поворачиваясь и
устремив на меня свои светло-зеленые глаза, от одного взгляда которых на
меня накатывала слабость.
Он хотел погладить меня по голове, но в это время вернулся Ним и принес
бутылку шампанского и бокалы. Он поставил их на низкий столик у окна.
- Нам надо многое обсудить и многое вспомнить, - сказал он Соларину,
пока тот открывал бутылку. - Я все еще не могу поверить, что ты здесь. Я
думал, что больше не увижу тебя... Никогда больше не отпущу тебя!
- Тебе придется, - сказал Соларин, беря меня за руку и усаживая на
софу. Он сел рядом, Ним стал наполнять бокалы шампанским. - Теперь, когда
Минни вышла из Игры, кто-то должен отправиться за доской в Россию.
- Вышла из Игры? - переспросил Ним и застыл с бутылкой в руке. - Как
она могла? Это невозможно...
- У нас есть новая черная королева, - улыбнулся Соларин. - Кажется, ты
сам ее выбрал.
Ним повернулся ко мне. На лице его медленно проступило понимание.
- Проклятие! - произнес он, снова принимаясь разливать шампанское. -
Полагаю, теперь Минни исчезнет без следа, предоставив нам разбираться самим.
- Не совсем. - Соларин залез в карман рубашки и достал оттуда конверт.
- Она дала мне письмо, адресованное Кэтрин. Я должен был отдать его, когда
мы прибудем на место. Я его не читал, но подозреваю, что в нем имеется
необходимая нам информация.
Он отдал мне запечатанное письмо. Только я собралась открыть его, как
неожиданно раздался какой-то странный дребезжащий звук. До меня не сразу
дошло, что это попросту телефонный звонок.
- Я думала, у тебя нет телефона!
Я бросила на Нима обвиняющий взгляд, когда он быстро поставил бутылку
на стол и ринулся куда-то в сторону шкафов и духовок.
- У меня - нет, - ответил Ним.
Достав из кармана ключ, он открыл один из кухонных шкафчиков и вытащил
оттуда что-то очень похожее на телефон. Во всяком случае, звенело именно
оно.
- Этот телефон принадлежит кое-кому другому. Если хочешь, называй это
горячей линией.
Мы с Солариным вскочили на ноги.
- Мордехай! - прошептала я, ринувшись к Ниму, который разговаривал по
телефону. - Должно быть, Лили с ним.
Ним мрачно посмотрел на меня и дал мне трубку.
- Кое-кто хочет поговорить с тобой, - спокойно сказал он, глядя на
Соларина с каким-то странным выражением на лице.
Я взяла трубку.
- Мордехай, это Кэт. Лили с вами?
- Дорогая! - загремел голос, который всегда заставлял меня убирать
трубку подальше от уха. Это был, конечно, бас Гарри Рэда. - Как я понимаю,
арабы приняли тебя радушно, и вот ты вернулась! Нам надо собраться и
отметить это. Однако, дорогая, мне жаль тебе это говорить, но кое-что
случилось. Я сейчас у Мордехая. Он позвонил и сказал, что разговаривал с
Лили, которая едет к нему с Центрального вокзала. Конечно, я сразу же
помчался к нему. Но она не приехала. Новость была как гром среди ясного
неба!
- Я считала, что вы с Мордехаем не разговариваете! - прокричала я в
трубку.
- Дорогая, ты неправильно все поняла, - сказал Гарри. - Мордехай - мой
отец. Конечно же, я разговариваю с ним. Я разговариваю с ним прямо сейчас,