Прошкин Евгений Александрович. Слой Ноль

   — В справочную, что ли, звонил? — каркнула из своей комнаты чуткая теща. — А потом опять счет пришлют. Настенька, вы совсем о деньгах не думаете!
   — Зато вы, мама, о них постоянно думаете! — дружелюбно крикнул ей Мухин. И шепотом, для Насти, добавил: — Все, дорогие женщины. Месяц кончится — студентов на улицу. Будем жить у себя, отдельно.
   — Отдельно? — возмутилась за стенкой теща. — На какие же, позволь полюбопытствовать, средства?
   — Вам бы, Светлана Николаевна, с таким слухом в цирке выступать.
   — И кто этот Корзун? Он к нам придет? Настя, чем мы его угостим, вы об этом подумали? Витюша, пойдешь в магазин — купишь колбасы и бутылку водки, но только одну!
   Мухин проглотил сосиску и пощупал зубцы на вилке — достаточно ли остры.
   — Я вас обеих когда-нибудь прикончу, — пообещал он.
   Светлана Николаевна ойкнула, Настя бросила сковородку и, развернувшись, уперла руки в боки.
   — Что-о-о?.. Ты как разговариваешь, чурбан неотесанный?
   — Во как зятек заговорил! — поддакнула теща.
   — В милиции всего-то день посидел, а повадок уже набрался!..
   — А я, Настя, предупреждала! Витя твой теперь арестант, он теперь уголовник. И друзья у него скоро такие же заведутся, уголовнички. Явится этот Корзун — на порог его не пускать! У нас, слава богу, есть что стибрить.
   — Корзун не вор, — возразил Мухин. — Он шпион.
   Настя, опустив руки, медленно села на табуретку.
   — Да не дрищите! Не придет он сюда, — успокоил Виктор, и в этот момент раздался дверной звонок.
   — Не открывать! — заорала Светлана Николаевна. — Мы никого не ждем!
   — Вы-то, может, и не ждете... — пробормотал Мухин, нашаривая под столом тапочки.
   Настя тоже вскочила и заметалась со своей тряпкой. Узурпированная роль лидера требовала от нее личного присутствия, но женский характер гнал ее в дальний угол — прятаться.
   Виктор подошел к двери и, не спрашивая, снял цепочку.
   На площадке стоял Петр. Углядев Настю, он надолго закашлялся.
   — Федеральная служба безопасности, майор Старшов, — сипло произнес он. — Здравствуйте.
   При этом он раскрыл красную корочку, и Настя опять что-то выронила.
   — Проходите, товарищ майор, — робко предлохил Мухин. — В комнату?.. На кухню?..
   — Я сплю! — громко объявила теща.
   — Понятно... — ответил Петр. — Думаю, на кухне будет удобно.
   Черную рубашку и военные ботинки он сменил на роскошный, но строгий костюм. Туфли, галстук и даже ремень — все было в тему. Видимо, он совершил удачный налет на какой-то бутик. Мухин искренне позавидовал.
 
   На ходу достав крошечный мобильник, Петр сказал:
   — Дежурный?.. Объект триста шестнадцать — пятьсот девятнадцать пока снимите. Я дам знать... Прослушку отключаем, сударыня, — пояснил он для Насти. — Временно, разумеется. Фу, душновато у вас тут...
   Петр скинул пиджак и доверительно вручил его женщине. Мухин заметил, что слева под мышкой у него висит рыжая кобура, из которой высовывается огромная черная рукоятка. Супруга тоже заметила и не дыша понесла пиджак в комнату.
   — Вот этого не надо, — мягко проговорил Петр. — Пусть будет поближе.
   Настя сомнамбулически вернулась и замерла. На кухне пристроить дорогую вещь было негде, а идти за плечиками ей вроде бы запретили.
   — Разговор у нас намечается долгий и конфиденциальный, — заявил Петр. — Если хотите, можете остаться, но тогда я буду вынужден...
   — Настенька, пойдем погуляем! — проверещала Cветлана Николаевна. — На улице чудесная погода... Настенька, я уже одета!
   Настя рискнула положить пиджак на свободную табуретку и вымелась из кухни. Виктор с упоением наблюдал за тем, как жена с эрзац-мамой толкаются в прихожей и дергают заевший замок. Через минуту в квартире воцарилась тишина.
   — Дуры они у тебя, — усмехнулся Петр. — Как и все бабы... Ты их еще не грохнул?
   — Я уже на пути к этому, — признался Виктор. — Редко здесь появляюсь, потому и терплю. Наверное, оболочке нравится...
   — Не опускай парня, не надо. Кому это может нравиться?
   — Бабы... — вздохнул Мухии. — Удостоверение-то у тебя откуда?
   — О-о! Это дубликат, а оригинал мне сам Немаляев стряпал. Не здесь, конечно... Ладно, дело прошлое. Кстати, как вы там поживаете? Я слышал, у вас проблемы? Крупные?.. Судя по тому, что рассказывал Ренатик... — Он со значением посмотрел на Мухина и закурил.
   — Я возражал, но было уже поздно. А что с ним? Сильно его пытали?
   Петр допил холодный прозрачный кофе и кинул сигарету в чашку.
   — Тебе это нужно? — спросил он. — Ну, если хочешь... С Рената сняли кожу.
   — Что?..
   — Кожу, — повторил Петр и устало погладил лоб. — Бункер мы не трогали, я даже не знал, где он находится. Это кто-то из ваших. Ищите.
   — По прикидкам Шибанова, местная мафия не могла...
   — Мне-то какая разница?! — взорвался Петр. — Могла, не могла... Это не мы.
   Он встал и, по-хозяйски распахнув холодильник, принялся выгребать оттуда все, что было: два помидора, сть яиц, полпачки масла и несколько сырых котлет.
   — Давно перекинулся? — спросил он.
   — Только что.
   — Отлично. Жрать охота — сил нет. Ты-то здесь как? Вижу, уцелел.
   — Поймали меня, — кисло ответил Виктор. — Всю субботу продержали в ментуре, взяли подписку...
   — О невыезде? Ну, это ерунда. Куда тебе тут выезжать-то! Значит, стрельбу из тачки на тебя не вешают. Обойдется как-нибудь. Говори, что мы тебя похитили. Ах, он же не помнит ни хрена... Ну, амнезия — еще лучше. У меня, например, с этого диагноза все и началось. Вся карьера с него пошла...
   — А вы как? Добежали?
   — Добежал только я. Ренат дополз, ему задницу подпортили. Ничего, не смертельно. А водилу... — Петр закинул в рот немытый помидор. — Я же говорил, надо было через трассу рвать. А он по кустам... Больно умный! У меня в этом слое всего три человека осталось — включая меня.И тебя.
   На последнюю фразу Виктор реагировал спокойно — было бы странно, если б Петр этого не сказал.
   — Помнишь, когда ты перебегал дорогу, там фуры ехали? Знаешь, кто за рулем сидел?.. Борис!
   — Какой Борис? А, этот? — Информация не произвела на Петра никакого впечатления. Мухину было даже обидно. — Я смотрю, вы с ним уже скорефанились. Ну, и что он тебе поет?
   — Борис не поет, он говорит. Чего вы все на него окрысились?
   — Да никто не окрысился. Ну, о чем вещает наш Борис?
   — Понимаешь, дело в том, что слои... э-э... неравны, — увлеченно начал Мухин. — Существует масса отражений, но где-то есть и первичный слой, от которого эти отражения образовались. Мы решили назвать его...
   — Можешь не продолжать. Пусть Борис бредит дальше, а ты себе голову не забивай. Хватит проблем и без этого. Тебе котлеты жарить?
   — Ел недавно, — помолчав, ответил Виктор. — Удивляюсь я вашей косности...
   — "Нашей"? Так ты и Сан Санычу эту тему двигать пытался? Зря.
   — Удивляюсь, — повторил Мухин. — Как бараны... Признаете лишь то, что щупали руками.
   — Люди всегда верят только в то, что они видели. Нам довелось увидеть побольше, поэтому наши представления о реальности слегка расширены. А в остальном... Люди мы, а не бараны. Про баранов, Витя, звучит довольно обидно. — Петр расстегнул на груди эластичный ремень и через голову снял кобуру. — Чего так смотришь? Кошелек этот я полчаса назад в ларьке купил, а пушка...
   Он отщелкнул кнопку и, резко выхватив ствол, направил его на Мухина.
   — Стрелять?..
   — Мне безразлично.
   — Не заряжен, — осклабился Петр. — Клифт промочить боялся. На, держи. — Он протянул оружие Виктору, и тот удивился его легкости. Пистолет был пластмассовый, и стрелял он водой. — Я тут на дно залег. Даже билетики в автобусе покупаю. Не нарываюсь, короче.
   — А костюмчик? Или твое отражение хорошо зарабатывает?
   — Ничего он у меня не зарабатывает, пиявка тухлая... Шмотки из тайника. Это мы с Ренатом в прошлые заходы припасли. И деньжат на черный день заготовили, и железа разного...
   — У тебя в этом слое большие планы?
   — В этом-то? Нет, никаких. Просто мне здесь нравится. Тихо, приятно, удобно. Я здесь отдыхаю — не телом, так душой.
   Петр переставил горячую сковороду прямо на стол и, сполоснув вилку, принялся есть.
   — Да, что там при взрыве?.. — спросил он, покончив с первой котлетой. — Все целы?
   — Охраны много полегло.
   — Эти не в счет, я... понимаешь, про кого.
   — Вроде нормально.
   — Людмила ваша не пострадала?
   — А что?
   — Так, просто интересно.
   — Говорят, все в порядке. Я ее не видел. Если тебе «просто интересно», то Люду Костя обхаживает.
   — Знаю. Сопляк недоделанный...
   — Слушай, я забыл, как та наркота называется, — сказал Виктор. — Ну, ваш драйвер.
   — Люрики.
   — Как официально? По-научному.
   — Зачем тебе? Кайфа в жизни не хватает? — Петр убрал пустую сковородку и поковырялся в зубе. — Пожалуйста: цикломезотрамин.
   Мухин, стараясь запомнить, проговорил про себя несколько раз.
   — Так... Водки нет? Это хорошо, меньше будем отвлекаться. К делу! — объявил Петр.
   Виктор потрогал чайник и налил себе кофе. Молотого в доме, естественно, не водилось, пришлось заварить растворимого. Он насыпал четыре ложки — все равно получилась бурда.
   — Особо на меня не надейся, — сказал он. — Ботинки тебе чистить не буду, на команду Немаляева стучать не собираюсь. Вообще, зачем я вам нужен? Для количества?
   — Нет, Витя, для количества у меня идет Ренатик. А ты — гвоздь программы.
   — Гвоздь программы я у них, у Сан Саныча.
   — И у меня, представь, тоже. Нравится тебе быть президентом?
 
   — Пока не пробовал.
   — Я не про американского говорю, а про другого.
   — Какого еще другого? — оторопел Мухин.
   — Догадайся с двух раз.
   — Нет...
   — Сам удивляюсь, веришь? — Петр развел руками и це спеша достал сигарету. Вторую положил перед Виктором. — Такой, прости за откровенность, неказистый человечишко, и такой успех... С чего бы? Не исключено, я тоже в президентах где-нибудь отметился, — слоев-то как грязи, все возможно... Но я пока не видел.
   — А меня?.. Видел?
   — Шутить я люблю. Но не настолько же.
   — Повтори еще раз, — попросил Виктор.
   — Что? Название нашего драйвера?
   — Не издевайся.
   — Хорошо. Витя Мухин — президент России. В одном отдельно взятом слое. Из этого вытекает... ты понимаешь, что вытекает. Мне от тебя нужно следующее: чтобы ты перекинулся в ту оболочку и организовал в стране маленький хаос. За несколько дней до миграции. По моему сигналу.
   — Хаос?..
   — Сейчас ты скажешь: «Давай попробуем обойтись без этого». Да?
   — Hy..-э-э...Да.
   — Без этого, Витя, никак. С нами или без нас, но хаос туда нагрянет. Если его правильно организовать, то в этом мире можно будет жить и после миграции. Если облажаемся — жить там будет нельзя. Практически. Ты бывал в тлеющих слоях? Они все равно умирают, но медленно и мучительно. Предлагаю операцию по быстрому отрубанию хвоста: сначала больно, потом пройдет. Удержать рождаемость. Обеспечить отсутствие прав и обязанностей для каждого. Назад к природе, к натуральному хозяйству, к исходной точке развития. Дальше пойдет саморегуляция. Анархия, Витя, — это не пьяный матрос с пулеметом, а прежде всего справедливость и равные возможности. Централизованная власть, государство — это же не просто машина подавления. Это еще источник вечного соблазна. Отнимем у человека возможность согрешить — он и не согрешит.
   — Я вижу, ты кой-какую литературку начитал, — молвил Мухин.
   — Это все не из детских фантазий. Во многой мудрости есть многие печали, Витя. Насмотрелся я уж под завязку... Ведь что страшно: всего два сценария — либо сразу умереть от ядерного удара, либо сбиваться в стаи и рвать друг другу глотки.
   — А американцы?.. С ними как договориться?
   — Позвонишь и договоришься.
   — А если не получится? Если в Белом доме отморозок какой-нибудь засядет?
   — Не получится — значит, не получится, — хмуро сказал Петр. — Но пробовать надо.
   — Во какая ерунда... — обронил Виктор. — И за тех и за этих играть...
   — Ты не понял, — покачал головой Петр. — За четыре часа ты ничего не сделаешь — ни в России, ни в Америке. Тебе нужно будет перекинуться насовсем, а для этого придется уничтожить основную оболочку. Там, где взорвали ваш бункер, ты должен будешь умереть. Если сроки эвакуации двух наших команд сильно разойдутся, то в принципе ты можешь успеть побыть президентом в обоих слоях. Но я бы на это не рассчитывал. Эвакуироваться мы будем почти одновременно.
   — Немаляев знает?..
   — Да все они знают!
   — Значит, вот почему они против тебя настроены...
   — Что, дружить запрещают? Так мы никому не расскажем. Правда, Витя? Возвращайся к Сан Санычу, с ним безопасней, чем со мной. Когда придет время, я дам знать и покажу тебе тот мир... Если ты не передумаешь помочь одинокому и честному человеку.
   — Буду спасать отражения, а нулевой слой сгорит к чертям... — сказал Мухин.
   — "Нулевой"?.. Что еще за «нулевой»? Кто это им номера присваивал?
 
   — Это тот, первичный, о котором я тебе,..
   — Кончай эту бодягу, Витя. А придурку Борису передай так...
   Петр опустил глаза, подбирая слова похлестче. Мухин, примерно догадываясь, о чем пойдет речь, все же молчал, хотя время уже поджимало.
   — Что передать-то? — спросил он, не выдержав. Петр не ответил. Виктор коснулся его плеча и отпрянул — Петра здесь уже не было.
   — Опять это со мной... опять у меня эти приступы, — с отчаянием произнес незнакомец.
   Он встал и, оглядев свою одежду, умоляюще посмотрел на Мухина.
   — Все в порядке, мужик, — сказал Виктор. — До дома доберешься? Адрес знаешь?
   — Адрес?.. Свой? Конечно...
   — Ну, валяй. Пиджачишко возьми, не забудь.
   — Это не мой пиджак.
   — Бери, бери. Подарок. Как самочувствие?
   — Терпимо... А откуда?..
   — Тебе на улице плохо стало, вот я и порадел.
   — Спасибо... Большое вам...
   — Все, дуй отсюда. Да! У подъезда двух женщин встретишь, одна — старая, другая — совсем старая. Ты с ними не разговаривай. Мимо так пройди, лицо построже сделай. Усек?
   Мухин проводил человека до двери и, быстро смотав кобуру с пистолетом, спустил ее в мусоропровод. Бегом вернувшись к столу, он схватил телефон и накрутил на диске семь цифр. Пока брали трубку, Виктор проверил часы — если он ничего не напутал, оставались считанные минуты.
   — Матвей Корзун? — крикнул он. — Это Матвей Степанович?
   — Да, я, — донесся до него приятный расслабленный баритон. — А кто говорит?
   Еще звоня в справочную, Мухин придумал неплохое начало — оно должно было заинтриговать любого, вклю-я и потенциального предателя. Однако ответить ему не удалось, его перебили.
   — Витя, что ты узнал?
   —Я?..
   — Что ты узнал?
   Он хотел опустить трубку, но трубки в руке уже не было. Мухин сжимал угол подушки.

Глава 18

   — Что ты узнал?..
   — Мы же договорились: двое суток. Не надо меня теребить каждый час!
   — Не ори. Результат будет?
   — Будет! — крикнул Мухин и, отключив трубку, бросил ее на сиденье.
   Шибанов с каждым разом нажимал все крепче. Виктор не мог поверить, что еще три дня назад он снимал потные тела на природе, на ковре, на кровати — где заблагорассудится шефу — и чувствовал себя почти свободным человеком. А днем раньше, то есть четверо суток назад, он был ботаником... зоологом, в смысле. А семь и восемь... н-да. Но он никогда не думал, что впряжется в гэбэшную лямку. Не ради светлого будущего, не ради больших бабок... Он вдруг обнаружил себя в положении молодого лейтенанта, которого дрючит любой офицер с двумя просветами на погонах, и это открытие было столь неожиданным, что Мухин даже не знал, как к нему относиться.
   Впрочем, дрючили его не все, а один только Председатель, чем, безусловно, гордился бы каждый нормальный гэбист. Мухин не был свободен, но он был абсолютно защищен — как та мадам из рекламы прокладок. Защищен по самое «не хочу». За ним повсюду таскался ненавязчивый хвостик — Виктор его еще ни разу не вычислил, но по недавнему случаю в универсаме убедился: хвостик не дремлет. Однако Мухин был достаточно крут и без прикрытия. Служебные номера на «Ауди» позволяли игнорировать светофоры, летать по встречке, задом наперед и вообще как угодно. Проезжая мимо поста, Виктор мог бы, хотя он не пробовал, плюнуть в лицо инспектору или совершить что-нибудь еще более оригинальное. Он знал, что даже, если номера не подействуют, а хвостик зазевается, ему будет достаточно сделать один звонок, и все проблемы мгновенно улетучатся.
   Минусы тоже были. Большие или маленькие — вот с этим Мухин разобраться и не мог. Им все-таки управляли. Не так, как шеф на студии, и даже не так, как командует дебелая Настя несчастным ботаником. Гораздо хуже. Его, президента двух стран, — дважды уважаемого, блин, человека! — превращали в какого-то дятла.
   Но. Но... Плюсы существовали в реальности, а минусы — в его воображении, точнее, где-то в других слоях, что из-за руля гэбэшного «Ауди» представлялось одним и тем же. Если б мир состоял из единственного слоя, Виктор, не раздумывая, попросился бы к Шибанову в штат, на полное довольствие. Но если б не было других слоев, то порнооператор Витя Мухин мог бы приложить свои силы лишь на съемках очередного ролика из серии «Мальчишки и девчонки, а также их родители». Приличная зарплата, легкие отношения и весьма туманное будущее...
   Так и не придя ни к какому выводу, Мухин отстрель-нул окурок и прихлопнул дверцу. Машин на стоянке перед баром «Огонь — Вода» было маловато даже для понедельника.
   Миновав «звенелку», Виктор традиционно подмигнул двум «быкам» на входе и направился через зал к отдельным кабинам.
   Большинство столиков было свободно, обнесенная стальной клеткой сцена пустовала. Из динамиков сыпалось глухое трэш-техно, от которого клонило в сон, но едкий дух паленой конопли, въевшийся в стены и потолок, напоминал о том, что обычно здесь бывает веселей. В понедельник же посетители залечивают следы вчеращнего праздника и раньше четверга вряд ли сунут сюда нос — разве что, как Виктор, по делу.
   Мухин откинул тяжелую кожаную штору и удивился: в кабинке никого не было. Дилер по кличке Лапа сиживал тут круглые сутки, а когда отлучался, оставлял кого-то из напарников, в крайнем случае свою дежурную любовь. Так или иначе, в кабине постоянно кто-нибудь находился. Это было что-то вроде почерка, фирменного знака, бренда, наконец, это был показатель стабильности. Сегодня со стабильностью обстояло неважно.
   — Где Лапа? — спросил Виктор у бармена.
   — В ауте, — коротко ответил тот.
   — Что так? Продегустировал неудачно?
   Бармен склонился к стойке и сказал насколько мог тихо:
   — У них вчера власть поменялась. Во всем районе.
   — И кто теперь двигает?
   — В сортире найдешь. Зовут Горби.
   — Что, родинка на башке?
   — Горби, — со значением повторил бармен. — Сам его узнаешь.
   Пригнувшись, Мухин нырнул под низкий свод со стрелкой в виде фаллоса и спустился по бетонным ступеням. В узком прокуренном коридоре вечно толклись какие-то типы, но в понедельник было немноголюдно и здесь. В торце гудела какая-то кучка, из которой выделялся сутулый субъект в полосатых шароварах. Облокотившись на размалеванную кафельную стену, стояла престарелая шлюха, завалившая в бар совершенно случайно и так же случайно перебравшая «отвертки». Водка с апельсином напрочь лишила женщину координации, и она едва попадала сигаретой в рот.
   Виктор без охоты хлопнул ее по заднице и, прошагав до туалета, вошел в зловонную темно-серую комнату. Под потолком мигал наполненный мотыльками плафон — кроме этого гербария, здесь никого не было.
   Мухин высунулся в коридор и крикнул:
   — Горби! Есть такой?
   — Чего хотел? — отозвался из угла сутулый, и Виктор заметил, что на месте левой лопатки у него что-то торчит — словно вылезший из земли корень тополя.
   Мухин подошел к дилеру, и компания, мгновенно рассосавшись, оставила их вдвоем.
   — Люриков хотел, — сказал он.
   — Чо? Ты по-русски говори.
   — Этих, как их... цикло... тетра... Забыл! Тетра... нет, цикло...
   — Цикломезотрамин? — произнес Горби, как хорошо отработанную скороговорку.
   — Во! Мезотрамин, он самый.
   Торговец многозначительно оглядел его с ног до головы и процедил:
   — А так по тебе не скажешь...
   — У тебя есть или нет? Достать можешь?
   — Я все могу, — эффектно, по его мнению, заявил Горби. — На кармане такой отравы не держим... Спросить надо. Ты завтра приходи. А сейчас — сотку грина.
   — На сотку — это сколько выйдет?
   — Сотка — это аванс, — пояснил дилер, как будто Виктор что-то не понимал.
   — Насчет цены я не в курсе, — признался Мухин. — Но справки наведу. Если выше совести поднимешь — смотри!.. Я потом за сдачей приеду. Согну тебя еще сильней, только в другую сторону.
   — Не учи жить.
   Виктор отдал ему сто долларов и, естественно, не прощаясь, направился к лестнице.
   «В этом бизнесе Горби щегол, — отметил он. — На редкий препарат накинет процентов пятьдесят. Ну и дурак. Я бы двести накинул».
   Поднявшись в зал, он двинулся было к стойке, но по дороге передумал. Сегодня он планировал еще один выход в люди, на нем все-таки висел должок перед Шибановым, а капсула с алкоголем сочетались, как молоко с огурцом.
   «Совсем одичал, — меланхолично подумал он. — Уже и от бухла отказываюсь... Что дальше-то? В церковный хор записаться?»
   — Приветик, — мурлыкнула ему официантка. — Слышал, да? Лапу нашего убили.
   — Бывает... — неискренне опечалился Виктор.
   — Он мне иногда покурить давал. Без денег и всяких там услуг... Просто так давал.
   — Ага... — Он взял ее за бедра и аккуратно убрал с прохода.
   — Лапа у нас пять лет просидел. Вон там, в кабинке. Как родной был...
   — Ну так купи ему венок! — не выдержал Мухин.
   — Ладно, иди, тебе неинтересно... Черствый ты, Витенька. У тебя небось не погибал никто...
   — У меня?! Да я... — Он задохнулся и, без толку взмахнув кулаком, вырвался на улицу.
   «Да меня самого двадцать раз прикончили! — бубнил он себе под нос, садясь в машину. — Черствый?.. Пигалица ты в переднике! Я для тебя же стараюсь, коза драная!.. Для вас всех, идиоты, бараны... Стадо...»
   Слежки он так и не засек — филеров Шибанов прислал хороших, не поскупился.
   «Может, даже из президентской охраны, — подумал Мухин не без гордости. — А что?.. Как будто я недостоин! Молитесь на меня, ребята. И да услышу я ваши молитвы... Если настроение будет».
   Поднявшись на лифте, Виктор поискал звонок — все пять фальшивых дверей были с кнопками, и только одна, настоящая, не имела даже «глазка».
   Дверь открылась сама, из чего он сделал вывод, что площадка находится под наблюдением. Это его не очень удивило, но напомнило, что парочка скрытых камер может стоять в комнате. То есть, если ему удастся встретиться с Людмилой, Константин наверняка получите охраны черно-белый ролик в жанре «домашнее видео».
   Мухин поздоровался с новыми дежурными и отправился искать кухню. Проплутав по лабиринту из корридоров и холлов минут пять, он неожиданно вышел в угловое помещение с двумя стеклянными стенами. Окна разделяла тонкая металлическая рейка, не внушавшая особого доверия.
   — Нагулялся? — по-отечески спросил Немаляев.
   За столом сидели двое: Сан Саныч и знакомый по единственному сеансу связи Макаров.
   Виктор с независимым видом приблизился к холодильнику и, внимательно изучив содержимое, достал себе здоровый кусок копченого окорока. Напяливать приветливую улыбку он не хотел. Мухин полагал, что за беспочвенные наезды перед ним должны извиниться — и не как-нибудь мимоходом, а основательно и многократно. Немаляев, похоже, был иного мнения.
   Полюбовавшись, как Виктор режет мясо и, сворачивая из него затейливые бутоны, отправляет в рот, Сан Саныч молча простился с Макаровым и покинул кухню.
   — Слышал я про вашу замутку, — сочувственно произнес тот. — Старик раскаивается, серьезно... Им всем неудобно. Но стелиться он перед тобой не станет. Он же у нас будущий диктатор.
   Мухин отложил очередной кусок и посмотрел на бизнесмена. В жизни он выглядел еще хуже, чем на мониторе, — еще пушистей и светлее. Очки он снял, но это его не спасло: золотые дужки все-таки оттеняли водянистые глаза, теперь же две тупые пуговицы лезли наружу, словно у вареного карпа. Бледные руки поросли редкими желтоватыми волосками, торчавшими в разные стороны так, точно по ним кто-то прошел.
   Виктор поймал себя на том, что пытается угадать, кого же Макаров ему напоминает.
   — Сан Саныч — будущий диктатор, — сказал он. — Возможно. А я действующий президент. Всенародно избранный.
   — Понятно... — буркнул Макаров. — А я между вами кто? Срань колесная?..
   Он подвинул к себе лежавший на столе мобильник и, набрав одним пальцем номер, приложил трубку к уху.
   — Ублюдки... — сказал он вроде как сам себе. — Где связь-то? Вот ублюдки же... Всех уволю!..
   — Здесь телефон только у одного человека работает. У Шибанова.
   — Да? Я мог бы догадаться... — Трубка полетела в мусорное ведро. — Ну что, давай еще раз познакомимся? Юрий Геннадиевич. Можно Юрий.
   — Вы можете звать меня просто Юриком... — обронил Мухин.
   — Чего?..
   — Вспомнилось...
   — Что вспомнил-то?
   — Так, неважно. Мясо будешь, Юрий?
   — Я вегетарианец.