Прошкин Евгений Александрович. Слой Ноль

   — Стаканы? Сейчас будут, — сказал Борис, лукаво поглядывая на Мухина. — Люда, поможешь мне тут убраться? А продукты есть еще. И не только маслины, кхе-кхе...
   — Послушай... — обратился к нему Виктор. — Как же это? А?..
   — Ты о чем?
   — Что ж ты молчал-то?..
   — Привет, родная, — елейно произнес Константин и, приобняв Люду за талию, поцеловал ее куда-то в затылок.
   Мухин, оцепенев, покатал во рту продолговатую косточку и выплюнул в тарелку.
   — Щекотно... — мурлыкнула Людмила, втягивая голову в плечи. — Привет, родной...
   Виктор покосился на автомат у подоконника, но, вспомнив, что рожки пустые, одним махом выпил весь бокал. Продырявленная бутылка со «Швепсом» лежала на боку, в ней еще немного оставалось, но за тоником пришлось бы тянуться через стол. Длинно вдохнув, Мухин кинул в рот последнюю маслину и прищурился.
   — О-о-о!.. — радостно воскликнул Петр и, стремительно приблизившись к Людмиле, чмокнул ее в щеку. Костю, стоявшего к ней вплотную, он как бы и не заметил. — Привет, кисанька!
   — Привет, котик, — ответила она невозмутимо. Мухин решил, что теперь настал и его черед, но, подумав, снова взял бутылку. Вторым быть не хотелось.
   Третьим — тем более.
   — Откуда она здесь? — спросил он у Бориса.
   — Я ее раньше всех вытащил.
   — Да, она же первая умерла... Почему я ее сразу не увидел?
   — А Петра в этом слое кто, по-твоему, разыскал? И Сапера тоже. Не могу же я разорваться...
   В комнате появился Немаляев с перевязанной рукой и Петр, отлепившись от Людмилы, пошел к нему навстречу. Вслед за Сан Санычем на пороге возник Шибанов, старательно вытирающий пальцы расшитым полотенцем. Сапер, закинув ногу на ногу, сидел в углу и меланхолично жевал кусок хлеба.
   — Ну вот, снова вместе! — празднично объявил Борис. Бурной реакции не последовало. Люди вяло обернулись в его сторону и вопросительно замолчали.
   — Макарова Юры нет, — тихо сказал Немаляев.
   — Макаров здесь, — возразил Виктор.
   — И, по-моему, уже давно, — подал голос Шибанов. — Бизнес, во всяком случае, у него на подъеме.
   — "Дело врачей"? — спросил Борис. — Да, есть такая контора. И весьма сомнительная...
   — Так это его фирма? — молвил из угла Сапер. — Ясно... Теперь мне все ясно.
   — И люди тоже наверняка от него... — добавил Мухин.
   — Какие еще люди?
   — А вон те, — он показал большим пальцем за пустую раму. — Трупы. И тот, кого ты называл «корешем», — сказал он Константину, — телохранитель наш ненаглядный...
   — Да, — угрюмо подтвердил Шибанов. — Это моя вина.
   — Старею, что ли?.. — сокрушенно произнес Немаляев. — Но ведь Макаров нам так помог... Все обеспечил — кормил, поил...
   — Знание выше капитала, Сан Саныч, — ответил Борис. — А теперь мы ему не нужны. И более того — ему мешаем.
   — Выходит, всю необходимую информацию он уже собрал, — заключил Шибанов.
   — Ну и зачем? — спросил Ренат. — Что он с этой информацией делать будет? И что это вообще за информация?
   — Не мы его содержали, а он нас, — сказал Константин. — Поэтому он знает, а мы нет.
   Где-то на дороге тявкнула сирена, и спустя несколько минут под окнами затормозил кортеж из полицейских «Мерседесов». Замыкали колонну два минивэна со словом «AMBULANCE», написанным на капоте задом наперед, и пожарная машина, совершенно ненужная — пять «бээмвэшек» вокруг дома уже почти догорели.
   — Сейчас начнется... — сказала Людмила. — Может, хоть автоматы спрятать?
   Борис спокойно, но не без рисовки вытащил из кармана стопку удостоверений и кинул их на стол.
   — Разбирайте. Стволы зарегистрированы.
   — А мы у тебя тоже зарегистрированы? — поинтересовалась Люда.
   — Естественно. Как личная охрана. Начальник у вас... — он иронически посмотрел на Шибанова. — Начальник у вас хороший, опытный.
   — Я, вообще-то, игрушками торгую... — буркнул тот.
   — Считай, это была легенда. По документам ты уже год возглавляешь сыскное агентство.
   — Круто! — высказался Ренат. — На меня тоже ксива есть? И я с такой ксивой землю копал?!
   — Привыкайте к новой жизни, мальчики и девочки...
   — Да уж надоело! — пожаловался Ренат. — Только и делаю, что привыкаю.
   — К этому тоже пора привыкнуть, — сказал Борис, распахивая створки здоровенного бара.
   Он выставил на стол высокие стаканы и достал несколько бутылок. Мухин нацелился было на «Хеннесси», но передумал и резким движением открыл литровый «Гордоне».
   — С чего начал, тем и закончу, — пояснил он неизвестно для кого.
   — Это редко когда удается, Витя, — заметила Люда. Он машинально кивнул, а когда наконец уловил подтекст, было уже поздно: она отвернулась к Немаляеву. Мухину осталось только вздохнуть и выпить.
   — А тост будет? — громко спросила Людмила.
   — За прекрасных дам, — скороговоркой бросил Ренат поднимая стакан.
   — Не-не-не! — запротестовал Борис. — Дама у нас в единственном числе, так что она прекрасна по определению. И пить за это глупо. Я предлагаю — за тех, кого с нами нет.
   — То есть практически за нас, — печально уточнил Мухин.
   — Именно это я и имел в виду.
   Виктор проглотил джин и неторопливо разгреб на столе пластиковые карточки. Выбрав свою, он вгляделся в свое же лицо. Фото Борис вставил из рекламы йогурта — в прошлом году по журналам кочевала дурацкая картинка, где Мухин ползет на четвереньках, а у него на спине сидят двое детей. В образе старшей дочери снималась какая-то молодая актриса из Чехии. Фотограф все время требовал, чтоб она устроилась ближе к голове — «дочка» ерзала Виктору по хребту, и он чувствовал, что она становится все теплее. После съемок они спали вместе. Через неделю она решила остаться в Москве насовсем. Через месяц ей под видом героина продали какую-то дрянь...
   В удостоверении Мухин, понятно, оказался один — без детей, без йогурта и без высунутого языка. Художник поднял его в вертикальное положение, заменил фон, а ракурс три четверти превратил в полный анфас. Только глаза ему не тронул.
   Виктор смотрел в объектив — кряхтя под фальшивыми детьми, стесняясь своего амплуа, размышляя о просроченных процентах за кредит и о том, куда бы отвезти раскочегаренную «дочурку».
   В журнале это получилось так: папаша желает йогурта. Все лишнее осталось внутри, по ту сторону глаз. Потребителю это было не нужно.
   Виктор повертел в руке карточку. Под фотографией стояла подпись:
   «Мухин В. И.».
   Прочие подробности его жизни вряд ли кого интересовали.

Глава 29

   Федеральный закон об эвтаназии вступил в силу только на прошлой неделе, а записаться на собеседование успело уже человек триста. Больше десяти тысяч, если умножить на тридцать семь филиалов. За каких-то пять дней работы.
   Шибанов говорил, что Макаров арендовал часть брошенного завода... правда, это там, в том слое. Здесь-то брошенных заводов не было. Откуда им взяться, если их никто не бросал? Однако Юрик не ошибся: услуга под названием «Смерть» — с большой буквы, так это писали в рекламе — действительно имела успех.
   Торжественное открытие первого филиала компании показывали сразу по трем каналам. Все было как положено: и ленточка, и музычка, и шарики с логотипом «ДВ». Выступал даже кто-то из мэрии. Градоначальник появляться на мероприятии поостерегся, прислал кого-то из заместителей, но это было фактически то же самое — знак официальной поддержки.
   Представитель одной маленькой, но зловонной демократической партии очень складно растолковал смысл Конституции: оказывается, право на жизнь вовсе не влечет таковой обязанности и автоматически означает равноценное право на смерть.
   Оппонент из «новых левых» назвал это пустой болтовней. По его словам, перестройка тысяча девятьсот семьдесят четвертого года довела народ до такого отчаяния, что уход из жизни стал для многих единственным выходом. Кто-то из менеджеров компании, не растерявшись, тут же подскочил к микрофону и уведомил что базовый пакет услуг стоит всего двенадцать рублей'. Левый эмиссар спустился с помоста, размашисто аплодируя и пожимая руки кому ни попадя.
   За политиками выступила творческая интеллигенция — дама лет тридцати с изнаночным взглядом старой кокаинистки прочитала длинное стихотворение. Стихов никто не понял, но из уважения к искусству похлопали. Потом какой-то подозрительный поп объяснил что подобные деяния господу богу в принципе противны, но, с другой стороны, все мы грешники и так далее... Под конец появился высокий чин из Министерства здравоохранения, заверивший, что методики, применяемые в «Деле врачей», многократно опробованы и результат гарантирован.
   Народу собралось столько, что дорожная полиция была вынуждена перекрыть на улице движение. Толпа разлилась сначала по мостовой, а через полчаса забила уже и противоположный тротуар.
   Все это смахивало на большой и долгожданный праздник. Страшное слово «самоубийство» и почти не страшный, но режущий слух «суицид» так и не прозвучали.
   Когда перерезали красную ленту, оркестр сыграл туш, затем наступило секундное оцепенение. Двери были распахнуты, но входить никто не решался. Работники филиала потоптались у стены и тихонько, гуськом, просочились внутрь. Сказать «Добро пожаловать!» или что-нибудь подобное никто не решился.
   Вечно спешащие телевизионщики смекнули, что ловить больше нечего, и начали споро сворачиваться. Репортер и оператор с кабельного канала «Наша жизнь» еще слонялись, выискивая «характерные» лица, однако всем уже было ясно, что официальная часть закончилась, а неофициальной не предвидится. Люди стали расходиться. Но ушли далеко не все.
   Когда журналист забрел в здание, он испытал настоящий шок: добрая половина народа перетекла в мрaмoрный холл с глубокими кожаными креслами. Обе стойки по бокам были плотно окружены.
   — Здесь снимать нельзя, — сказала молоденькая секретарша за компьютером.
   Репортер включил улыбку «для дур» и, отвоевывая пространство, расставил локти пошире.
   — У нас огонек не горит. Камера не работает. Я только хотел спросить: вас не удивляет такое количество желающих умереть?
   — Простите, я занята, — ответила она, принимая у кого-то заполненный бланк.
   — Я вас не отвлекаю. — Журналист опять улыбнулся, но уже с некой загадкой. «Для занятых дур», так это называлось. — Вы, наверное, проводили какие-то... э-э... исследования. Сколько, по вашим прогнозам, у вас будет пациентов?
   — Сами же видите... — Девушка что-то щебетнула очередному кандидату на эвтаназию и взяла со стойки еще одно заявление. — Маркетинг бесполезен, настроение у людей каждый день меняется... Но желающих много, да.
   — И, наверное, по Интернету заявки принимаете...
   — Разумеется. И по телефону тоже.
   — А что вы думаете, когда смотрите на этих людей? Вам не жутко от того, что в скором времени они все умрут? Причем умрут, извините, с вашей помощью.
   — Далеко не все, — сказала секретарша, отрываясь от компьютера. — Примерно две трети потом откажутся. А что касается анонимных заявок по Интернету, так это вообще сплошной спам. Из них дай бог чтоб десять процентов явились на собеседование. Остальные играют, нервы себе щекочут. Ну и нам тоже.
   — Спам... — обескураженно произнес репортер. — «Мусор», да?.. Послушай, э-э... — он дождался, когда Девушка обернется, и прочитал имя на бэйдже, — покушай, Марина... А тебе не жутко? Сидеть тут, говорить мне все это... — Я же вас предупредила: будете снимать — кассету отнимут. Вон человек в дверях стоит, видите? А песни про лампочки в камере пойте пенсионерам. Мы специальный инструктаж проходили, — добавила она победно.
   — Нет, я совсем не про то. Тебе самой тут как?.. Ты себя нормально чувствуешь на этом месте?
   — Нормально?! — возмутилась секретарша. — Да вы знаете, какой у нас конкурс был?
   Журналист вздохнул и, дернув оператора за жилетку, направился к выходу. По пути его остановил щуплый, но крайне серьезный секьюрити и молча протянул чистую кассету. Репортер почувствовал сразу несколько внимательных взглядов и, оценив обстановку, что-то буркнул оператору. Тот открыл камеру и так же молча отдал запись охраннику.
   Отснятого материала не видел никто. Не видел его и Виктор Мухин, поэтому, обнаружив в холле человек двадцать, он искренне удивился. «Дело врачей» работало уже неделю, и если первая волна до сих пор не схлынула, значит, это была вовсе и не волна. Устойчивый спрос.
   Мухин намеренно тащился через весь город, чтобы попасть в самый окраинный, самый глухой филиал из тридцати семи, — он боялся ненароком столкнуться с Макаровым или с кем-то из его окружения. Теперь он убедился, что напрасно: в мраморном предбаннике было спокойно, кисло и буднично, как в приемной муниципального благотворительного фонда.
   Поиграв ключами от «Феррари», Виктор со свистом прошелся туда-сюда и резко повернул к секретарше.
   — Барышня, нельзя ли у вас обслужиться без очереди? — спросил он, игнорируя возмущенное сопение человека у стойки.
   — Без очереди — первым классом, — учтиво отозвалась она.
   — Я на себе не экономлю.
   — Хорошо.
   Она шевельнула рукой, видимо, тронула какую-то кнопку, и из неприметной двери под лестницей вышла еще одна женщина.
   — Прошу вас, — молвила та и, склонив голову набок, повела Мухина за собой. — Меня зовут Ирина, я буду вашим куратором. Вот моя визитка. В дальнейшем вы можете пользоваться отдельным входом. Это с другой стороны, во дворе. — Она открыла дверку в маленький коридор.
   — В дальнейшем?.. — растерялся Виктор. — Вообще-то я надеялся сегодня же... гхм... умереть.
   — Сожалею, но это невозможно. — Под пухловатыми губами показалась превосходная металлокерамика.
   — Ирочка, я готов к дополнительным расходам, — проворковал Мухин. — Кстати, куда мы идем?
   — Я провожу вас на собеседование. Там вам все и объяснят. А сегодня... поверьте, никак не получится. — Она виновато куснула губу и одним взглядом добавила: «Если ты захочешь меня — это вопрос решаемый. Но ты хочешь смерти, а с ней договориться труднее».
   Коридор закончился симпатичным помещением — не то врачебным кабинетом, не то офисом. Кроме обязательных жалюзи на окне, двух кресел и внушительного стола, в комнате находился дорогой, достаточно надежный сейф и мягкий топчан с крахмальной салфеткой на подголовнике. В свободном углу стояла авангардная этажерка из толстого гнутого стекла. Пахло цветами, шиком и стерильностью.
   — Здесь я вас и оставлю... — Ирина вопросительно приподняла брови.
   — Евгений, — брякнул Мухин.
   — О... красивое имя. До встречи, Евгений. Едва она ушла, как на пороге возник мужчина в белом халате нараспашку. Доктор оказался чуть старше Виктора, полноват, но до того энергичен, что на него было тошно смотреть.
   — Евгений, да? Я слышал, — отрывисто проговорил он. — А я Олег.
   — Очень приятно...
   — Взаимно. Ну, как вам удобней? Сидеть? Лежать?
   — Я посижу. Належаться еще успею.
   Доктор заразительно рассмеялся.
   — Ну что ж, Евгений... — Он сцепил пальцы и покрутился в кресле. — Первым делом я должен вас отговорить от рокового шага...
   — Понятно. — Виктор уставился в потолок.
   — ...но я этого делать не буду, — доверительно произнес Олег.
   «Покупает на парадокс, — решил Мухин. — Или по жизни раздолбай...»
   — Вы и сами передумаете, — продолжал врач. — Черная полоса пройдет, начнется белая, все утрясется, бабы опять полезут — не отобьешься... Нет-нет, я не агитирую! Просто я знаю, как это бывает.
   — Передумаю — вам же хуже.
   — Нам-то?.. Да нам-то что... Завещание оформили, Евгений? — спросил доктор неожиданно, совсем уже другим тоном. — У нас сильный юрисконсульт, есть свой нотариус...
   — Эти вопросы я давно уладил. У меня ничего не осталось.
   — И относительно ритуальных услуг...
   — Я не сомневаюсь, что вы и тут способны помочь! Спасибо, меня похоронят друзья.
   — Дело в том, что наших клиентов не отпевают в церкви. Но у нас есть определенные контакты, которые...
   — Я не религиозен, обойдусь без обрядов, — прервал его Мухин. — Что еще?
   — Тогда все, — умиротворенно молвил док. У Виктора вдруг появилось подозрение, что вот сейчас, на слове «все», как раз все и закончится. Доктор Олег откроет сейф, извлечет из него шприц и предложит лечь на кушетку. Затем перетянет руку жгутом и введет иглу. Ирина упоминала какую-то заднюю дверь во двор — туда, наверное, тело и вынесут. Его забросят в обитый жестью кузов, не исключено, уже пятым или шестым рядом, и отвезут подальше за город...
   Досмотреть это видение Мухин не успел — доктор Олег открыл сейф и выложил на стол солидную темно-синюю папку.
   — Это ваше заявление, — сказал он, протягивая Виктору фирменный бланк. — Заполнить можете дома или прямо здесь, как вам будет угодно. Кроме этого, сейчас мы с вами обсудим особые условия.
   — Особые?..
   — Вы ведь клиент первого класса, — напомнил врач. — Кофейку, между прочим, не желаете?
   — Нет, — хмыкнул Мухин. — Кофейку не желаю. Желаю принять смерть. Немедленно.
   — Вот, здрасьте... — озадачился Олег. — Разве куратор не поставила вас в известность? Ирина вам ничего не сказала? Сегодня нельзя.
   — Нельзя, — согласился Виктор. — Но если очень хочется, то... — Он сделал загадочное лицо и сунул руку во внутренний карман пиджака.
   — Мы не на базаре, Евгений, — строго сказал доктор. — Все, что угодно, но не сокращение сроков. Можем выполнить любую прихоть, если, конечно, она выполнима теоретически, но сроки... Нет. И деньги здесь не имеют значения.
   — Так не бывает, Олег. Человек работает за деньги. Или это ваше хобби — убивать?
   — Нет. И я сам исполнением не занимаюсь, чтоб вы знали. Еще раз говорю: в деталях — пожалуйста, что угодно. Можем в момент ухода осыпать вас розами, можем предварительно свозить в Тибет или организовать небывалую оргию... Все за ваш счет, естественно. Можем устроить купание в шампанском или съемки вашего ухода с последующей отправкой ролика человеку, разбившему вам сердце... Вам сердце не разбивали?.. В общем, список большой. — Врач достал из папки какой-то листок и потряс им в воздухе. — То же касается и самого процесса. Выбирайте: мгновенная смерть, медленное угасание, наркотический сон... Есть и болезненные варианты. Никто пока не заказывал, но для ассортимента услуг держим и это. Однако все многообразие нашей помощи будет вам доступно только по окончании испытательного срока.
   — Это сколько?
   — Месяц со дня регистрации заявления.
   — Как в загсе, — проронил Виктор. — Я же первым классом иду...
   — У-у!.. Остальные вообще будут ждать до зимы. — Олег, словно отгоняя назойливых пациентов, взмахнул обеими руками.
   — Кто-то за это время сам успеет загнуться.
   — Точно-точно! — поддержал доктор и расхохотался. — Многие уж и сами... ха-ха!.. самостоятельно!
   «Этот урод безнадежно болен, — отметил про себя Мухин. — Либо он перекинутый и не считает нужным это скрывать...»
   — Но вы-то месячишко протянете. — Олег вдруг посерьезнел и постучал ногтем по пустому бланку. — А мы, обслуживая пациента в обход правил, рискуем лицензией. Это страшнее.
   — Я заплачу очень много, — раздельно произнес Виктор.
   — Неважно. Лицензия дороже всяких денег.
   — Так уж и всяких? — с сомнением спросил Мухин. «Вот ты и проболтался», — подумал он, снова заводя правую руку за полу пиджака.
   — Это не для ревизии из Минздрава. Это ради принципа, — сказал Олег.
 
   Похоже, теперь и он что-то почувствовал... Виктор нащупал теплую рукоятку и крепко обхватил ее пальцами, сразу пристроив указательный на спусковом крючке.
   — Я же вам сказал, Евгений, — сурово произнес врач. — Деньги у нас принимает кассир.
   Он надеялся, что все обойдется. Уже не очень верил, но пока еще надеялся.
   «Перекинутого стволом не напугаешь», — осознал Мухин за мгновение до того, как вытащить пистолет.
   Он вынул из кармана шариковую ручку и, развернув к себе бланк, размашисто написал:
   «Мухин Виктор Иванович».
   Далее во всех графах он поставил одни прочерки, благо после каждого вопроса, включая пункт «Пол», в скобках значилось: «заполняется по желанию». В окошке «Личная подпись» Виктор нарисовал какую-то нейтральную, ни к чему не обязывающую закорючку и отдал заявление.
   — Угум... — молвил доктор, посмотрев на листок. — Мы не требуем документов, можете представляться, как вам заблагорассудится... Но вам не кажется, что было бы логичней назваться Виктором с самого начала?
   — Виктор — это не псевдоним. Меня так зовут, — сказал Мухин. — Послушайте, Олег... Я такой же, как вы. И я хочу быть с вами.
   — Н-не понимаю... О чем это вы, Евгений? Или все-таки Виктор?..
   — Юрий, — медленно выговорил Мухин.
   — Ничего не понимаю... — нахмурился Олег. Виктор поманил доктора пальцем и, когда тот перегнулся через стол, резко схватил его за загривок. Мухин рассчитывал сломать ему нос — этого не получилось: в последний момент врач выгнул шею и встретил полированную доску подбородком. Так было еще хуже.
   Добавив локтем под левую лопатку, Мухин торопливо отволок Олега подальше от стола и, не исключено, от кнопки тревоги. Доктор схватился за стеклянную этажерку, но Виктор врезал ему ногой в живот. Затем повторил и замахнулся еще раз, однако после второго удара врач коротко всхлипнул и обмяк. Дышал он тяжело, рывками, а значит, о крике пока не могло быть и речи.
   Мухин подошел к двери и, потрогав ручку, повернул ее вверх.
   — Это чтоб нас не тревожили, — пояснил он душевно.
   — Штё нято? — спросил Олег, странным образом ? смягчая согласные.
   Виктор обошел его с другой стороны и обнаружил, что на белоснежном линолеуме лежит какой-то маленький красный кусочек размером с кубик колбасы из оливье.
   — Э, браток, да ты себе язык откусил? Будешь теперь разговаривать, как старый урка. Если еще будешь, конечно.
   — Сюка, — ответил тот, отползая в угол и сплевывая по дороге кровь.
   — Придется ивритом овладевать, — заметил Мухин наступая ему на колено. — Ты не уходи далеко. Есть у меня к тебе одна тема... Ты перекинутый, это ясно. Смерть тебе не страшна, мотивировать на откровенность тебя трудно... Но только умрешь ты не сразу. Не очень быстро. Соображаешь, о чем я?
   — Ню... — мыкнул Олег, не то отказываясь, не то соглашаясь, не то делая вид, что опять не понял.
   — Бизнес у вас какой-то мутный... Проясни-ка в двух словах.
   — Обышний биснесь...
   Виктор сошел с колена и топнул по нему каблуком.
   — Аххх... — негромко вскрикнул доктор.
   — Больно, я знаю. Мне самому так делали. Очень больно, и бегать потом трудно. Хорошо, если ходить сможешь. Кое-как. Хотя ты же медик, ты в курсе...
   — Штё тебе?.. — простонал Олег.
   — Правды. Чистой правды прошу, больше ничего. На кой вам эта контора? Вы открылись несколько дней назад. Испытательный срок — месяц. На середину июля у вас запланированы первые умерщвления... или как вы их?.. «исполнения»? Ну, ладно... Только через месяц этого слоя уже не будет. И других слоев — тоже. Что скажешь?
   — Нягмальняя фигма у нясь...
   — Верю, что вы и клинику приготовили, и отравы всякой накупили... Для убедительности. Только Юра Макаров денег на ветер бросать не будет, не такой он человек. Даже зная, что жить ему совсем недолго, все равно не будет. На глобальную хохму ваше «Дело» тоже не тянет, если честно. Не смешно как-то получается... Не смешно, и все тут. Поделись, не молчи. Я от тишины нервничать начинаю.
   — Штё ти пивязяся? — прошамкал доктор.
   Мухин взял с этажерки какое-то крупное растение и обрушил ему на голову. Горшок раскололся и осыпал Олега темной сырой землей. Тот уже начал вставать, но ладони поскользнулись на крови, и он разбил-таки нос.
   Виктор схватил вращающееся кресло, но поднял только сиденье — тяжелая крестовина выпала из гнезда и осталась на полу. Мухин посмотрел на нее недоуменно и, отбросив кресло в сторону, взял разлапистую ножку.
   Первым взмахом он разнес доктору ухо. У Олега еще были силы увернуться, и колесико прошло по касательной, порвав ему мочку. Крови в кабинете стало больше. Второй удар попал по щеке, третий — по затылку, четвертый — снова по щеке.
   Лицо у врача стремительно заплывало. Он перекатился на бок и вяло прикрылся рукой. Острая железка пришлась по пальцам, и мизинец повис на лоскуте кожи.
   Они все чихали на смерть, но боль... это было нечто иное. С нее в отличие от смерти не начиналось ничего нового. Боль была бесконечным продолжением, неизменным атрибутом жизни. Они не любили смерть, но смерти они не боялись. Они боялись боли. Мухин знал это по себе и старался нанести Олегу как можно больше повреждений — пусть бы и ножкой от кресла, она тоже годилась. Это было неблагородно. Это было просто не по-мужски — занятие сродни царапанью или тасканию за волосы... Но если он чихал на смерть, а вместе с нею, само собой, и на жизнь, то уж такие частности его не волновали и вовсе.
   Земля на лице у Олега перемешалась с кровью и размазалась, теперь он смахивал на утомленного шахтера, разве что фонарика на лбу не было. И гордой улыбки за миллионную тонну угля не было тоже. Не мог он улыбаться. Физически не мог.
   — Олег Сергеевич! — раздалось вдруг за дверью. Ручку подергали, и Мухин инстинктивно выхватил пистолет. — Олег Сергеевич, вы здесь?
   Виктор направил ствол ему в голову, но, опомнившись, перевел на пах.
   — Убивать-то я тебя не буду, — прошептал он. Врач открыл рот, и с нижней губы свесился длинный черный плевок.