Прошкин Евгений Александрович. Слой Ноль

   — До ста лет дожить хочешь? Или зверушек жалко? И то и другое в нашем положении, знаешь ли, попахивает шизой.
   — У меня есть некоторые принципы, — сказал Макаров, — и это значит...
   — Это значит, что ты мало видел. Сидишь в этом слое, никуда не рыпаешься? Неужели не интересно?
   Юрий, крякнув, поднялся и достал из холодильника пучок салата. Развернув пленку с впечатляющим ценником, он отломил бледно-зеленый листик и начал неохотно грызть.
   — Вкусно? — осведомился Виктор.
   — Это правда, что ты с Борисом встречался? — не ожиданно спросил Макаров. — С тем самым Борисом Черных?
   — Тебе-то какая разница?
   — Что он думает по поводу нашего проекта?
   — Про эвакуацию в подготовленный слой? Дерьмо это собачье... Даже мне становится ясно, что у нас нет шансов. То, от чего мы бежим, происходит везде, никаких укромных уголков не существует. По крайней мере мы их ищем не там, где надо.
   — А где надо? — Юрий пошевелил белесыми бровями и, удивленно посмотрев на салат, отщипнул себе новый листик.
   Чтобы не отвечать сразу, Мухин набил рот копченым ясом. Движения получились принужденные, фальшивые, и он почувствовал, что либо недоиграл, либо переиграл, причем сильно. Неторопливо пережевывая, он прикидывал, что барыге рассказывать можно, а что нет. Однако чем медленнее работали челюсти, тем медленней же текли мысли. Выходило как в старой армейской загадке: можно ли съесть кусок хлеба за сто шагов?
   Макаров сверлил Виктора блеклыми глазками, при этом на лице он держал такое наивное выражение, словно и не догадывался, что стоит за всеми этими фразочками.
   Нет, за сто шагов кусок хлеба не съешь. На этом приколе Мухин продул не одну пачку сигарет.
   — Искать надо в слое номер ноль, — с трудом проглотив, сказал он.
   — Где-где?
   — Сколько бы ни было слоев, прародина у них одна. Мир, в котором что-то случилось. Мир, от которого разбежались отражения.
   — И ты его собираешься найти, — уточнил Макаров. -А дальше?
   — Попробовать сделать так, чтобы все вернулось к норме. Никаких слоев, никаких отражений... И никаких миграций. Единый мир, живущий по нормальным, человеческим законам.
   — Каким же образом вернуть?..
   — Понятия не имею, — признался Виктор.
   — Та-ак... — протянул Юрий. Кажется, идея Бориса его увлекла, и Мухину отчего-то стало приятно. Он уже готов был поделиться и другими соображениями, когда Макаров бросил салат в мусорное ведро и сказал: — Ну, Допустим, ты все починишь... А что будет с людьми?
   — А что с ними должно быть? — не понял Виктор.
   — Ну вот смотри. В одном слое человек президент, так? В другом он порнуху снимает, да иногда еще с подростками. Короче, тварь...
   Мухин вытер жирную ладонь о джинсы и невзначай коснулся ножа. Юрий это видел, но невозмутимо продолжал:
   — А в третьем слое этого человека давно урыли, и крест на его могилке уже лет десять как мхом порос. Предположим, слои соединились в свою эту... прародину, и?.. Что с нашим человечком? Кто он? Президент или труп? Или еще кто-то?
   Виктор задумался. Эта мысль его уже посещала, но он на ней как-то не останавливался — гнал себя дальше, — решал задачу в общем виде, стратегически. Он оставил нож в покое и обернулся к окну. После бункера оно казалось здесь лишним.
   — С человечком что?.. — переспросил Мухин. — А вот, кто он есть в нулевом слое, тем и останется. Наверное.
   — И если там он труп...
   — Будет труп, — кивнул Виктор.
   — Значит, отражения не соединятся, а попросту исчезнут, — сказал Макаров.
   — Да, наверное... — повторил Виктор.
   — "Наверно"! Ничего-то вы с Борисом не знаете. Все у вас «авось» да «небось»... А вы мир переделывать собрались! Говнюки!
   — Короче говоря, ты против, — подытожил Виктор.
   — Ты подписи, что ли, собираешь? Тогда я воздерживаюсь.
   — Мясо не кушаешь, в другие слои не перекидываешься, от голосования воздерживаешься... Юра, а как происходит у тебя с женщинами? А... да, глупый вопрос. Ты же их покупаешь. Ты все покупаешь, Юра. И ты хочешь, чтоб это длилось вечно. Слушай, а на кой тебе сдалась наша компания? Тебе же и здесь неплохо.
   — Мне и там неплохо будет, — заверил Макаров. — А здесь скоро все кончится.
   — Так ведь и там кончится. Везде кончится, если ничего не делать.
   — Делать-то надо с умом!
   — Ну-ка, ну-ка... проясни.
   Юрий побарабанил по столу и, вынув из кармана маденький блокнотик, что-то быстро настрочил золотой ручкой.
   — Спать хочу... — сказал он, двигая к Виктору вырванный листок. — Надо идти ложиться, совсем я с вами из режима выбился...
   Мухин прочитал:
   « Ты президент не только в США. Я знаю. Можем быть друг другу полезны».
   — Ну иди поспи... — ответил Виктор и, перевернув бумажку, на обратной стороне черканул:
   «Предлагай».
   — Пожалуй, пойду...
   « Что тебе нужно, кроме денег?»
   — Пойди, пойди...
   «Мне и деньги-то не нужны».
   — Да, пойду спать...
   «Тогда как?..»
   Мухин достал из кармана взятый у Немаляева пенал и, раскрутив, вытряс из него запаянную стекляшку. Сломав ее об угол стола, он прижал ладонью покатившуюся капсулу и показал ее Макарову.
   — А вот так, Юрик, — сказал он нарочито громко. — Место премьер-министра выторговываешь? На меньшее ты не согласен, конечно. Везде успеваешь, молодчина.
   — Дура-ак... — сокрушенно произнес Макаров.
   — Дурак, и денег у меня, считай, нет, и тетенек я голых на видеокамеру снимаю... А все равно ты против меня — пыль. Понял, Юрий? Как я захочу, так и будет. — Виктор кинул в рот капсулу и запил соком из его стакана. Сок был хороший, разбавленных нектаров коммерсант не употреблял. — Счастливо оставаться.
   Мухин вышел из кухни и только теперь вспомнил, что коридор здесь в отличие от прежнего длинный и сложный. Прием капсулы при Макарове он оценил на пятерку. Срезал барыгу, уел, урезонил, можно сказать, опустил. И после такого эффектного выступления упасть где-нибудь возле туалета... Несолидно.
   Чувствуя, что пол уже покачивается, Виктор добрел до первого холла и ввалился в комнату охраны.
   — Братва!.. — простонал он, борясь с подступающим провалом.
   Уже опрокидываясь через стол с мониторами, он успел назвать домашний адрес, телефон и номер своей машины — того самого «Мерседеса», что, по словам Кости, давно был сплющен в фольгу. После этого ему отказался повиноваться даже язык.
   — Достали они меня... — раздалось откуда-то сверху. Рядом с лицом на сером ковролине остановились чьи-то сверкающие ботинки.
   — Много треплешься...
   — Видеть их уже не могу!
   — Не болтай, говорю. Взялись!.. Гляди, чтоб башкой не треснулся.
   Мухина оторвали от пола и понесли, почему-то ногами вперед. Вероятно, так было удобней.

Глава 19

   Кабинет Президента Соединенных Штатов Америк был несколько просторней, чем представлял себе Мухин. Фотографий Римского Папы и клюшек для гольфа здесь не оказалось — лишь пара скромных снимков вовсе не в золотых рамках: жена с дочкой и мать, Ната лья Шустрова. Натали Шустрофф, если по-местному по-американски. А флаг, конечно, был. Куда же президенту без флага?
   Виктор медленно прошелся по наборному паркету — быстрее он, собственно, ходить и не мог: левую ногу по самое колено оттяпали еще десять лет назад. Последний протез влетел в семнадцать тысяч долларов, но Шустрофф все равно слегка прихрамывал. Рак, семейна болезнь Кеннеди, был его дополнительным козырем на выборах. Если б понадобилось, Виктор отдал бы и вторую ногу — ради такого-то дела! Тогда бы он, как Рузвельт, ездил на колясочке, и следующие выборы были бы у него в кармане. Но ничего, четыре года — тоже неплохо.
   Виктор провел пальцами по столу и заулыбался. Мама была очень горда... Еще когда он стал сенатором от штата Юта. А уж когда Президентом — и говорить нечего. Мама была довольна.
   Перебрав несколько кожаных папок с тиснеными орлами, Мухин зевнул и подошел к окну. На легендарной лужайке, в действительности обычном газоне, сооружали сборные алюминиевые трибуны. Естественно, завтра же он выступает перед американским народом. Погода шикарная, почему бы не выступить... На трибунах, понятно, будет не весь народ, а только его часть... лучшая часть — те, кто получил приглашения. Сегодня уже все на взводе: мужчины проверяют, хорошо ли вычищены костюмы, дамы ломают головы над украшениями, телевизионщики таскают по лужайке свои бесконечные кабели, спичрайтеры проводят последнюю сверку текста... И лишь он один, Анкл Шуст, спокоен, как скала.
   «В этом есть нечто готическое, — с приятностью подумал Виктор. — Не заказать ли портрет? „Президент перед выступлением“. А, бог с ним...»
   — Господин Президент, — чирикнуло в интеркоме, — заместитель начальника отдела "G" прибыл. Приглашать?
   Мухин почесал культю о ножку стола. — Мадлен, я забыл, как его зовут, этого заместителя?
   — Грегори Браун, господин Президент.
   — Грегори Браун... Что ж, приглашайте.
   Обладатель самой бесцветной в англоязычном мире фамилии был, напротив, весьма примечателен и даже по-мужски красив. Виктор невольно загляделся и в какой-то момент даже заподозрил, что Мадлен по ошибке впустила к нему не функционера ЦРУ, а, скажем, актера или фотомодель.
   — Грегори?..
   — Да, господин Президент, добрый день.
   Мужчина прошел до середины и остановился, не зная, что ему делать дальше.
   На аудиенцию в Белый дом этот Браун попал впервые, Виктор специально наводил справки. Он искал именно такого: чтоб был не молодой, не старый, не пройдоха, не тупица, не большой босс, но и не червячок. Ему был нужен человек из самой серединки — в таких честолюбие развито наиболее сильно.
   — Присядем, Грегори, — радушно произнес Мухин. — Вы не возражаете, если я буду вас так называть? Это не слишком фамильярно?
   — О, конечно же, нет, господин Президент! — ответил тот с энтузиазмом, пожалуй, даже с чрезмерным.
   Если б Виктору сказали, что он будет так чувствовать английский со всеми его грамматическими нюансами, он бы сильно удивился. К иностранным языкам у Мухина никогда не было ни способностей, ни особого влечения.
   «Да какого дьявола?.. — подумал он невпопад. — Где же иностранный-то? Самый что ни на есть родной...»
   Он заметил, что Браун не решается садиться первым, и, подойдя к угловому кожаному дивану, взмахнул рукой.
   — Сюда, Грегори. Быть президентом все двадцать четыре часа в сутки быстро надоедает. Давайте по-простому. Разговор у нас неофициальный.
   — Да, господин Президент, — напряженно промолвил мужчина, опускаясь на сиденье как можно дальше.
   Мухин с детской непосредственностью выставил протез вперед — раз уж каждый избиратель знал, что одной ноги у него нет, манерничать было ни к чему.
   — Итак, Грегори... — Он помялся, но не от смущения, а оттого, что не знал, с какого бока начать эту скользкую беседу. — Выпьем-ка! Будьте добры, за той панелью у меня бар. А впрочем, смешно объяснять разведчику, где у меня что находится!
   Браун слегка покраснел, выдержки ему явно не хватало.
   — Этим занимается контрразведка, господин Президент, — напомнил он, вставая с дивана.
   — Ах да, да! Все время вас путаю! Слушайте, Грегори, кончайте вы с этим «господином Президентом»! У нас Америка или где?
   — Простите, что вы сказали, господин Президент?
   Ясно, институтские приколы про военруков здесь не прокатывают. Да еще грамматика, будь она неладна...
   — Это я так.
   — Что вам налить, господин... — начал Браун, но Мухин его прервал:
   — Стоп! Просто «что вам налить», Грегори, без всяких там «господинов». Договорились? Мне виски.
   Мужчина перенес на низкий столик хрустальную бутыль и ведерко со льдом.
   — Я, если не возражаете, ограничусь колой, — сказал Грегори.
   Виктор пригубил и, поставив тяжелый стакан на подлокотник, лукаво посмотрел на Брауна. Этот парень от президентского похлопывания по плечу не растает.
   С ним как-то по-другому надо, без панибратства. В сугубо деловом тоне.
   — Скажу откровенно, Грегори, ваш нынешний шеф... да, да, я имею в виду главного шпиона Штатов, Эдди Бромберга... Так вот, э-э... как бы вам... В общем, мне в нем не все нравится.
   — Простите, господин Президент, но я не совсем понимаю... — Браун даже позволил себе нахмуриться.
   Видимо, это должно было означать крайнее недоумение.
   — Поймете, поймете, Грегори. А что не поймете — я открытым текстом скажу. Вы меня устраиваете гораздо больше, чем Эдди Бромберг. А он... По службе-то претензий нет, человек на своем месте, все такое... Но... — Виктор положил Брауну руку на затылок и вынудил его к бы пригнуться. — Фамилия его мне не нравится. Понимаете?..
   Браун корректно молчал.
   — Нет, Грегори, я не расист, что вы! Как я могу быть расистом? Я же Президент Америки, благослови ее господь. Я не расист, нет. Но я республиканец, и это... — Он запнулся, подбирая слова, чтобы закончить фразу покруглее. — И это многое объясняет, Грегори. Вы ведь тоже республиканец, вы должны меня понять.
   — Простите, не понимаю, господин Президент.
   — Все вы понимаете. Прекрасно. Глупых в разведку не берут, не правда ли? Ждете, когда я, назвав "А", назову весь алфавит до самого... — Мухин опять чуть не проболтался, — до самого «Зет». Так я же говорю, Грегори. А вы слушайте и не перебивайте. Слушайте своего дядюшку Шуста, он ведь тоже не олух. Бромберг — не более чем уступка демократам. Временная, — подчеркнул Виктор, — уступка. Долго я прогибаться не намерен. Я вырос отнюдь не в Беверли-Хиллз, вам это известно. Хотите знать главное правило жизни в бедном квартале? Всегда желать большего!
   Кажется, Виктор невзначай вставил слоган из какой-то рекламы, но Браун не обратил внимания.
   — Скоро уступки прекратятся, — заверил Мухин, глотнув еще виски. — В скором времени, Грегори, нас всех ожидают большие перемены. Да, очень большие...
   Он дальновидно прищурился и, запрокинув голову, дальше говорил уже куда-то в потолок, словно размышляя.
   — Необходимо активизировать работу резидентуры, перетряхнуть ваш пыльный мирок. Вы ведь стали бюрократами, Грегори... И не спорьте со мной! Разведка превратилась в местное отделение социальной службы. На руководящих постах должны появиться свежие люди. Но не люди со стороны, о, конечно, нет! Я не предлагаю вам место начальника ЦРУ... Что, разочарованы? Вроде к этому все шло? А будете дурака валять, так и рассыльным не останетесь!
   — Простите, господин Президент...
   — Что? Встрепенулись?! То-то же. Вы хотите знать, о чем, собственно, наша беседа? А может, я вас прощупываю!
   Мухин рывком придвинулся к Брауну и заговорщически хихикнул. В свое время он наслаждался игрой Броневого в «Семнадцати мгновениях» и теперь бесстыдно сдирал Мюллера, подверстывая роль под себя. В любом провинциальном театре России его закидали бы помидорами, но функционер ЦРУ советских фильмов, разумеется, не смотрел.
   — Начальник всей вашей псарни будет гражданским, — продолжал он, сверля Брауна загадочным взглядом. — Таково требование общества, мать его... Мы все-таки не в Гондурасе живем. А вот заместитель... Вы и сейчас заместитель, поэтому я не буду вам разжевывать, что это за должность. А займет ее какой-нибудь кадровый офицер, республиканец, семьянин, без вредных привычек, деловой, преданный, работоспособный...
   Виктор выдохся и допил виски.
   — И хорошо бы, чтоб этот офицер носил фамилию Браун, — сказал он. — Если же его будут звать Грегори... Я бы не возражал... Что, купил я вас? Купи-ил, — рассмеялся Мухин, бессовестно присваивая уже не только мимику Мюллера, но и его текст. — Будем работать вместе, Грегори. Пока я не перестану исполнять обязанности Президента Соединенных Штатов. Либо — пока вы не совершите крупной ошибки. А что такое в вашем деле ошибка? Это, Грегори, недостаточность предпринимаемых усилий.
   Мухин на миг задумался, соображая, не слишком ли он завернул. Браун медленно покивал. Значит, не слишком.
   — Активность! Вот чего я требую от вашей конторы. Активность — в первую очередь. Кстати, какими вы можете похвастаться успехами на русском направлении?
   — На русском? — переспросил Браун. Он выглядел озадаченным.
   — Конечно. Арабские террористы — та еще головная боль, да и в Восточной Европе долго разгребать придется... Но не забывайте, что главная угроза по-прежнему исходит от России. Эти их разделяющиеся боеголовки эти невероятные запасы химического оружия... А эта славянская непредсказуемость, Грегори?! Уж я-то знаю я же сам наполовину русский, ха-ха!.. На Земле всего две нации, считающие себя богоизбранными, — это русские и евреи. Потому я и не люблю ни тех ни других. Много на себя берут!..
   Отодвинувшись от слегка ошалевшего Брауна, Виктор дотянулся до бутыли и плеснул себе еще виски. Льдом и содовой он пренебрег.
   — Активность! — снова сказал он. — Активность и изобретательность! Смелее внедряйте все новое, передовое... — Мухин сдержал отрыжку и задумался. Это было совсем уж из другой оперы. — Изобретательность во всем, даже в мелочах... Грегори, хотите пари? Ставлю десятку на то, что с первого раза... нет, со второго... cо второго раза угадаю программу прикрытия для любог русского агента. Ну?.. Струсили? Десятку жалко?
   — Господин Президент... — молвил Браун. — Это закрытая информация.
   — Че-его-о?! Для кого закрытая? Для меня закрытая?! Да вы в своем уме? — Мухин со стуком опустил стакан и доковылял до письменного стола. — Давайте, Трегори, живо! Не волнуйтесь, мой компьютер защищен не хуже серверов ЦРУ. Информация не пропадет, здесь же и останется. Давайте, говорю вам!..
   — Так в чем суть нашего пари, господин Президент? — нерешительно спросил Браун.
   — А, очень просто! — воскликнул Виктор. Роль импульсивной личности ему уже порядком надоела, но он заставлял себя играть дальше. Похоже, эта шпионская кукла начала колоться. — Я беру с потолка какую-нибудь агентурную кличку... Любую, вот какая в голову придет... Соловей! — хлопнув себя по лбу, объявил он. — Да, пусть это будет Соловей. Русские, так же как немцы, — народ сентиментальный. Теперь вы ищете в своей базе данных агента по имени Соловей, и я с ходу угадываю, какие меры у вас запланированы на случай провала. Бросите вы его, или уничтожите, или попытаетесь вывезти из России... Если да, то каким образом, по какой легенде... Заметьте, мой опыт в этой области ограничивается несколькими детективными фильмами. Однако я берусь угадать и ставлю десять долларов. Потому что это может угадать каждый. Потому что работаете вы из рук вон плохо. Ну?.. В чем же дело? Давайте, Грегори!
   Браун, все еще сомневаясь, подошел к столу.
   — Прошу прощения, господин Президент...
   — Что еще? А, код? Пожалуйста! — Мухин демонстративно отвернулся и даже шагнул к стене. Коды ему и вправду были не нужны. — Не забудьте, Грегори: агент Соловей. Чистота эксперимента!
   — Как скажете, господин Президент... — ответил тот, не отрываясь от экрана. — Соловей?.. Да, у нас есть такой агент.
   — Превосходно! — изрек Виктор, выжимая из себя побольше сарказма. — Никакой выдумки! И этот петушок живет в России...
   — Действительно... — Браун растерялся. — В России... — пробормотал он. — Только не петушок. Это, простите... э-э... курочка.
   — Какая еще курочка?!
   — В России под кличкой Соловей у нас работает женщина.
   — Какая еще женщина, мать ее?.. — взвился Мухин. — Вы, наверное, что-то путаете... То есть соловей — он же мужского рода, — быстро оговорился Виктор.
   — Половая принадлежность значения не имеет, — пояснил Браун.
   — Ну, так... бабенка по кличке Соловей... — Мухин сразу потерял весь интерес. — На случай провала вы ей заготовили...
   — Ей уже ничего не понадобится, господин Президент.
   — Это почему же?
   — Месяц назад она умерла от инфаркта. У нас вредная работа.
 
   — Прискорбно... А другие Соловьи?
   — Других у нас нет.
   — Скверно, Грегори! Я недоволен! Вот и агенты у вас умирают... Не к добру это. Значит, один-ноль в мою пользу.
   —Но...
   — Молчите! Сделаем так... Хватит этих псевдонимов, лучше я назову фамилию. Годится? У вас есть шанс вернуть свою десятку.
   — Называйте, господин Президент, — смирился Браун.
   — Сейчас, сейчас... — Виктор изобразил что-то среднее между напряженной работой мысли и праздным гаданием. — Допустим... ну... допустим, Корзун! — азартно выкрикнул он. — Да, агент Корзун. Чтобы долго не рыться, дадим ему какое-нибудь имя. К примеру, Матвей. Ищите, Грегори! Матвей Корзун. Ищите!
   — Такого нет, — отозвался тот.
   — Что? Да вы и не искали. Ищите как следует, говорю вам!
   — Среди наших... помощников Матвея Корзуна нет не только в России, но и нигде в мире.
   — Да что за черт!
   — Назовите другое имя, господин Президент.
   — Ладно... в другой раз как-нибудь... — Мухин выпрямился и принял официальный вид. — Скажу честно, мистер Браун, итогами нашей беседы я вполне удовлетворен. Помните: я на вас рассчитываю!
   Он взялся за спинку кресла, давая понять, что аудиенция окончена.
   —Я польщен, господин Президент! — выдохнул Браун.
   — Счастливо, мой друг. И остерегайтесь богоизбранных.
   «И не ешьте на ночь сырых помидоров», — добавил про себя Виктор.
   Привалившись к столу, он вновь потрогал папки с орлами, но так и не раскрыл — не его забота. То единственное, что он мог сделать полезного, сорвалось — самым обиднейшим образом. Ну нет здесь предателя Корзуна, це завербовали его в этом слое. Дать спецуре задание на рербовку, а потом спросить, как и где его собираются прятать? Это даже для Америки слишком глупо...
   Чтобы не впасть в тоску окончательно, Мухин до-хромал до хрустальной бутылки и от души накатил грамм сто пятьдесят.
   Лучше от этого не стало. Кабинет, резное кресло, шелковый флажок со звездочками... Все это было здорово, но он потерял еще один день. Ну, не день целиком — только четыре часа, так ведь пока выйдет из транса, пока очухается... А время идет. Идет не рядом, а как-то отдельно, совсем не в ногу, идет — и проходит мимо. И остается его все меньше и меньше, а Виктор не то что к нулевому слою, к какому-то вонючему стукачишке не приблизился. Шибанов будет недоволен... Да пропади он пропадом, этот Шибанов, со всей своей гэбухой!.. Время... Оно почти уже кончилось. Скоро миграция нагрянет в нулевой слой, и если они не успеют ничего предпринять... если только она уже не нагрянула... Тогда... А что, собственно, «тогда»?
   Мухин пожал плечами.
   Тогда — просто дожить последние деньки и умереть, как все нормальные люди. Умереть навечно... Исчезнуть...
   — Господин Президент?..
   —Да?
   Виктор обернулся — в дверях стояла Мадлен, двадцатипятилетняя секретарша, выбранная не только за Деловые качества. Качества у нее были самые разнообразные.
   Мухин обнаружил, что до сих пор держит стакан в Руке, и бросил его на диван. При этом он покачнулся — все-таки сто пятьдесят плюс еще две дозы.
   «Ну и слабак же ты, Анкл Шуст, — подумал он с презрением. — Пить совсем разучился! Какой же ты „анкл“? Какой же ты после этого дядя? Сынок ты, а не дядя...»
   — Господин Президент, позвольте вам помочь, — озаботилась Мадлен.
   — Позволяю, — сказал Виктор.
   Секретарша довела его до стола и усадила в кресло. Платье на ней было длинное, почти вечернее, но оно имело одну приятную особенность: ткань легко прощупывалась. Это темно-серое платье было у Мухина любимым. И уже давно.
   Взбудоражив себя тактильными впечатлениями, Виктор разыскал на широком столе золотой карандаш и тихонько толкнул его пальцем. Карандаш медленно прокатился по столешнице и весьма предсказуемо свалился на пол. Мухин даже сделал какое-то движение, словно хотел за ним нагнуться. Это была традиция.
   — Не беспокойтесь, господин Президент, — проворковала Мадлен, — я подниму.
   Это тоже была традиция. «Хорошо, что здесь нет Римского Папы», — отметил Виктор.
   Оказавшись под столом, секретарша завозилась — конечно, попробуй разыскать желтый карандаш на черном паркете... Вовек не найдешь...
   Мухин почувствовал шевеление в районе ширинки и вдруг, сразу — прохладную трепетную ручку.
   — О, Мадлен...
   — Вик... — Пока еще секретарша имела возможность говорить.
   «Вик», — вспомнил Мухин. Виком звали торговца, которого мордовали в туалете трое наркоманов... У Мухина перед глазами встал грязный сортир в Лужниках, застг релая моча на буром кафеле и...
   — Вик?..
   — Да, Мадлен?
   — Господин Президент, вы чем-то расстроены?
   Вместе с общественной уборной к нему пришло другое воспоминание: допрос перед сенатской комиссией, опознание половых органов и прочие мероприятия, способствующие резкому падению рейтинга. Откуда все это взялось, Мухин не имел ни малейшего представления, но картинка была настолько реальной, что он вздрогнул. Чужой страх настойчиво твердил: забавы с секретаршей могут закончиться плачевно.
   — Прекратите, Мадлен! — прошипел он. — Как вам не стыдно? Что вы себе позволяете?!
   — Вик?.. — Она убрала руку и недоуменно выглянула из-под стола.
   Мухин еще в юности заметил, что женщина, смотрящая снизу вверх, кажется особенно привлекательной. К секретарше это имело самое непосредственное отношение.
   «На что мне, блин, эта Америка? — подумал он. — Через пару дней, может, в гроб ложиться, а я о рейтингах пекусь!»
   — Все в порядке, Мадлен. Продолжайте, прошу вас...

Глава 20

   — Доигрался, чурбан! — процедила Настя.
   — Доигрался, Витенька, доигрался, — вторила ей Светлана Николаевна.
   — Тобой уже ФСБ интересуется. Видать, не с простыми уголовничками связался...