Прошкин Евгений Александрович. Слой Ноль

   — Стоп, стоп!! Где лицо, козел драный?! Где лицо, а Муха, Муха, где твоя улыбка?.. — с издевкой произнес человек, и сбоку раздались приглушенные смешки. — Заткнулись!! Муха, активней лицом работай, понял? Ты что, на похоронах? Еще два дубля запорешь, будешь другим местом работать! Готов?.. Мотор!
   — Анальный спрей «Ландыши-бис» избавит вас от необходимости... — начал Виктор, до боли растягивая губы, но снова запнулся.
   — Хана... — устало проронил человек. — Свет! На колосниках включились фонари, и Мухин обнаружил, что три огня, от которых он чуть не изжарился, были не такими уж и яркими. Потерявшись среди других огней, они превратились в обычные прожекторы.
   За спиной стоял зеленый виниловый задник для комбинированных съемок, слева на длинной ажурной стреле нависал оператор с камерой, а впереди, в тяжелом деревянном кресле, сидел какой-то рыхлый тип с белоснежным платком на шее.
   — Вот что. Муха, дружище... — медленно выговорил режиссер, и все вокруг притихли. Кажется, назревала большая головомойка.
   — Своих друзей ищи в вокзальном сортире, — сказал Виктор. И для полной ясности добавил: — Они там по рублю сдаются.
   — Что?.. Ты покойник, — с показным равнодушием промолвил рыхлый.
   — Ага... — бросил Виктор и, на ходу стирая губную помаду, направился через павильон к широким стальным воротам.
   Он прошел по узкому коридору с пыльными крашеными стенами, миновал еще пару ворот, затем несколько обычных дверей и оказался в просторном фойе.
   Звуки, слетавшиеся из павильонов, преимущественнo вопли режиссеров и продюсеров, отражались от каменного пола и сливались в дикий разноголосый резонанс. Мухин слышал, как ревет его бывший шеф, как матюгаются рабочие сцены, как проговаривается текст к ролику про шампунь. Интимное придыхание из рекламы колготок смахивало на хрип околевающей ослицы.
   «...ело врачей...» — донеслось с какой-то съемки, и Виктор против воли остановился, «...ело врачей!» — повторили где-то за перегородкой. Мухин сунулся в карман за сигаретами, но не нашел ни того ни другого. На нем был сценический костюм — если только платформу в три квадратных метра можно назвать сценой, — а собственная одежда осталась в гримерке.
   Некую Нину обозвали «помойной тварью», и какая-то женщина — вероятно, сама Нина, — всхлипнув, произнесла, вполне отчетливо и с неподдельным ликованием:
   — Выбери свою смерть!
   — Хо-хо... — обронил Виктор. — Где это мы?..
   Он потоптался в фойе еще с минуту, но по «Делу врачей» не услышал больше ни звука. Плюнув, он пошел к выходу.
   Чуть правее от парадного, на площадке, размеченной зелеными и красными флажками, стоял перламутровый «Феррари» с откинутым верхом. За рулем, вальяжно раскидав локти, полулежал какой-то субъект в цветастой шелковой рубахе. Не поворачиваясь к виктору, он поднял правую руку и изобразил движение, каким можно подозвать только шлюху. Нормальный официант за такой жест высморкался бы в тарелку.
   Мухин показал средний палец и с независимым видом пошел к остановке такси.
   Мужчина в «Феррари», снова не оборачиваясь, подал назад и коротко стукнул по клаксону. Машина сыграла До икоты знакомую фразу из шопеновской сонаты, и Виктор, разомлев от неожиданных воспоминаний, промчал себе под нос:
   — Та-а-а та-ра-та-та та-а-а та-а-а та-а-а...
   Си-бемоль-минор, кажись... Под третью часть любили хоронить членов Политбюро, и здесь, на Тридцать Седьмой Западной улице, она звучала не то чтобы неуместно, но как-то не так...
   Район Вест-Гарден утопал в зелени — на это мэрия не жалела денег никогда, а сейчас, в канун всемирного конкурса «Зеленые Легкие», газоны и садики расползались по городу, как грибок. Асфальт на тротуарах невзначай трескался, собирался в кучи и ночью исчезал. Спустя день-два пешеходные дорожки покрывались густой травой, якобы выросшей самостоятельно. Кое-где даже срывались крайние полосы проезжей части — дабы не возбуждать народ, исключительно в темное время суток. Третья Федеральная дорога, опоясывавшая город кольцом, уже превратилась в узкую четырехполосную тропу, на которую опытные водители предпочитали не выезжать. Словом, мэру хотелось получить первое место и платиновую медаль. Горожане понимали и терпели. И со злобными ухмылками ждали следующих выборов. Они, жители этого странного города, видели и не такое. В Москве видали всякое.
   Однако в этой Москве вряд ли кто помнил Шопена, а уж Политбюро тем более. И музыку здесь слушали совсем другую.
   Виктор, удерживая на лице отстраненное выражение, с ленцой покосился на задний бампер «Феррари». Посреди бесчисленного количества поворотников, подфарников и вовсе ненужных противотуманок висел номерной знак: «0001-KILL».
   — Витя, не ломайся! — крикнул водитель. — Я все равно круче!
   — Хо-хо... — растерянно повторил Мухин.
   — Вот тебе и «хо-хо»! Садись, что ли...
   По сравнению с генералом милиции Борис изменился ровно настолько, насколько может измениться мужчина, посетивший хорошего стилиста. Судя по автомобилю — не просто хорошего, а лучшего. Кожа у Бори стала не сказать чтоб мраморной — все-таки он был не мальчик, — но она приобрела тот благородный матовый оттенок, который сразу выдает человека, не поднимавшего за свою жизнь ничего тяжелее кошелька. Под чистым, без единого прыщика носом топорщились короткие усики. Рубашку с пальмами Виктор приметил еще издали. Стоила она тысячи полторы — это если считать в евро, если в рублях — около трехсот и была именно такой, какую должен носить обладатель «Феррари» из коллекции будущего года.
   — Нда-а... — протянул Борис, так же пристрастно оглядев Мухина. — Пикантно... Ты б хоть трусы надел, Витя! Срам один...
   Виктор картинно посмотрел вниз.
   — Срам действительно один. А сколько их должно быть?
   Борис вздохнул.
   — Смени костюмчик, я там тебе приготовил, — сказал он.
   Мухин опустился на правое сиденье и, перегнувшись через спинку, обнаружил большой бумажный пакет. Шмотки были добротные, но недорогие. Примерно так он и одевался.
   — Выходит, я здесь не случайно... — молвил он. — И ты тоже... не случайно.
   Борис промолчал.
   — Тут и есть твоя берлога, да? — осведомился Виктор. — Твой запасной мир?
   — Ну, как ты думаешь?.. — откликнулся наконец Борис. — Если я могу выбирать из миллиона слоев, неужели я выберу худшее?
   — И кто ты?
   — Немножко политик, немножко банкир... — ответил Борис скромно. — В Якутии у меня камушки, в Бразилии — кофеек, в Египте турбизнес потихоньку движется... Так, по чуть-чуть подрабатываю где придется.
   —А я... вот, блин...
   — У тебя тоже мечты сбылись. Актер, играешь.
   — Играю... В чеховском говорю: «К вам пожаловал граф Орлов», а в «Современнике»: «Вам письмо от господина Шульмана».
   — Все-таки разные роли, согласись.
   — Абсолютно, — отозвался Мухин, натягивая джинсы прямо на трико. — Сколько ж твоя тачка стоит?
   — Убей, не знаю. Подарок одного друга.
   — Твой друг, он что — шейх?
   — Я ведь не обязан дружить с проститутками, — сказал Борис, как бы оправдываясь.
   — Деньги к деньгам... — буркнул Виктор. — Значит, ты меня выловил.
   — Я и Корзуна выловил.
   — Корзун уже неактуален... А нас там, между прочим, всех порешили. Вроде бы...
   — Точно, всех, — подтвердил Борис. — Деталей я не знаю, но в том слое вас не осталось. Кого-то вы к себе подпустили... Слишком близко.
   — Ты только меня ухватил? — поинтересовался Мухин. — А остальные?
   — Еще Корзун, — напомнил Борис.
   — Да Корзун не нужен... Всё. Я был в нулевом слое.
   — Ну?! — Борис впервые сбросил свою ухмылочку и оторвался от дороги.
   — Я же сказал: всё! С нулевым, конечно. Больше никого из наших сюда не вытащил? — спросил Виктор с надеждой. — Последние деньки хотя бы дожить... среди своих...
   Борис, нахмурившись, поддал газа и включил магнитолу. Сквозь бешеное гитарное месиво прорывались какие-то невразумительные заклинания на английском. Потом по шестой струне длинно провели медиатором, и пошел надсадный припев:
   «You must die! She must die! He must die!.. You must die! She must die! He must die!..»
   — Я, ты, он, она, вместе целая страна... — пробормотал Виктор.
 
   — Во-во... — непонятно ответил Борис. — Хотя на целую страну нас, пожалуй, не наберется...
   Не дождавшись уточнений, Мухин без спроса угостился сигаретой и разлегся в низком кресле. Из «Феррари» все люди казались одинаково симпатичными, опрятными и предельно счастливыми. Глаз отчего-то цеплялся за самое красивое, остальное ему как будто и не попадалось.
   Вспорхнув на эстакаду, автомобиль пронесся над Второй Федеральной — старики по привычке называли ее Садовым кольцом — и тут же спустился вниз. Справа мелькнул синий аэрофлотовский глобус с «Боингом», через мгновение они уже проезжали бывший Дом книги, ныне — компьютерный гипермаркет. Солнце светило отовсюду сразу: как Виктор ни жмурился, спрятаться от ослепительной желтизны было невозможно.
   Борис выехал на Тверскую и, сбросив скорость, свернул под арку. Мухин успел заметить рекламный щит.
   Девушка на плакате была другая — обаятельная мулатка в кожаном бюстгальтере. Надпись была все та же:
   «Выбери свою Смерть».
   — Закон об эвтаназии... — начал Виктор.
   — Приняли на прошлой неделе.
   — Да, я помню...
   В большом ухоженном дворе было пусто, лишь в дальнем углу трудилась бригада озеленителей. Трое мужчин в оранжевых жилетках вскапывали глинистый газон, еще двое, тоже в жилетках, аккуратно сгружали из кузова квадраты дерна.
   Борис подъехал к ним вплотную и снова, как было у киностудии, ударил по клаксону.
   — Та-а-а та-ра-та-та та-а-а та-а-а та-а-а, — исполнил «Феррари».
   Один из рабочих, сухой кудрявый человек с выдающимся кадыком, оперся на черенок лопаты и медленно, поднял голову.
   — Ренат?! — воскликнул Мухин.
   На лице у озеленителя отразилось недоумение.
   — Ну, я... — ответил тот, хмурясь. — Ба-а-а! Вырвать е зубы... Витя?!
   — А меня помнишь? — спросил Борис.
   — Как же, как же, неуловимый ты наш... Вы за мной?
   — Нет, червей накопать! Садись. Ренат оставил лопату и пошел к машине, но за грузовиком тут же послышался окрик:
   — Зайнуллин, работать!
   — Щас, только за пивком съезжу! — огрызнулся он.
   — Зайнуллин! — прорычал бригадир, выходя из-за кузова.
   — Подождите, я быстро, — бросил Ренат. Вернувшись к лопате, он выдернул ее из земли и, волоча за собой по газону, направился к начальнику. Не доходя шага, Ренат перехватил черенок обеими руками и, коротко размахнувшись, треснул бригадира по лицу. Шлепок получился звонкий, будто ударили в гонг. Налипшие коричневые комья оторвались от штыка и улетели далеко в сторону. Бригадир не упал, но как-то сразу потерялся.
   Остальные рабочие замерли и недоуменно воззрились на Рената.
   — Неправильную траву сеем, — объявил он. — Ради правильной я бы еще погорбатился, а ради этой — западло. Чао, коллеги!
   Заднее сиденье в «Феррари» отсутствовало, вместо него была только маленькая ниша для багажа, и Ренат, перепрыгнув через дверь, устроился на правах чемодана.
   — Получается, меня там грохнули... — констатировал он без сожаления.
   — С новосельицем, — поздравил Виктор.
   — И тебя тоже?.. — догадался Ренат. Борис молча выехал обратно на Тверскую.
   — Надо же, умерли мы с тобой в разных слоях, а попали в один, — задумчиво произнес Мухин.
   — И не говори, — согласился Ренат. — Видал я всякие совпадения, но таких... таких еще не видал.
   Борис усмехнулся и сделал музыку громче. Виктор с Ренатом переглянулись.
   — Боря, за кем мы едем? — не выдержал Мухин.
   — Да уже, считай, приехали, — ответил тот. На Пушкинской «Феррари» беспардонно пересек сплошную осевую и свернул на Тверской бульвар. Проехав метров двести вниз, автомобиль остановился возле каменного заборчика с коваными воротами. За оградой погибал маленький садик с таким же маленьким, невнятным памятником. Дальше, скрываясь за пыльными ветвями, стоял трехэтажный особняк.
   — Да я здесь был недавно! — воскликнул Виктор, но тут же помрачнел.
   По другую сторону от особняка, на Большой Бронной, находилась Некрасовская библиотека, в которой он встретил Людмилу. Недавно... Или нет?.. Нет. Давно... Очень давно и, главное, не здесь.
   Ворота были закрыты, и Борис, оставив машину, протиснулся в узкую калитку.
   — Эй, а мы?! — крикнул Ренат.
   — Как хотите... — пожал тот плечами. Ренат выбрался из багажного отсека и пошел догонять Бориса.
   — Я тут посижу, — сказал Виктор.
   Он наконец разглядел черную табличку с блеклыми желтыми буковками:
   «Литературный институт им. А. М. Горького».
   Левее на стене висел большой плакат с солидным врачом и милой медсестренкой:
   «Доверь свою Смерть профессионалам».
   Оранжевая жилетка Рената скрылась за разросшимся кустарником, потом вновь мелькнула на дорожке перед домом и исчезла в подъезде. Мухин настроился на Долгое ожидание, но не успел он выкурить сигарету, как на крыльце под ажурным козырьком появился седенький старичок в клетчатой рубашке. Рядом с неряшливым рабочим он смотрелся так же странно, как и с лощеным приятелем шейха, а втроем они выглядели и вовсе нелепо.
   Виктор прищурился и даже убавил громкость — он уже знал, кто идет к машине, но поверить в это пока не мог. Убедившись окончательно, он расхохотался и от-стрельнул сигарету — при этом окурок попал не в плакат с медиками, а в черную табличку.
   Вор в законе, диктатор и нищий бродяга Сан Саныч преподавал здесь средневековую литературу.
   — Нет, весь я не помру!.. — торжественно объявил Ренат, простирая грязную руку к грустному Пушкину на площади.
   — "Не умру", — поправил его Немаляев.
   — Да какая разница?
   — Да практически никакой...
   Борис обошел машину и сел за руль.
   — Эй, а как грузиться будем? — окликнул его Ренат. — Профессора, ладно уж, вперед. Сзади одно место остается. Не влезем мы туда с актером.
   — С каким актером? — спросил Виктор, хотя, разумеется, догадался и сам.
   — Вот, здрасьте! — удивился Ренат. — А «Черный понедельник»? Я его всегда включаю по понедельникам. Отличный фильм... На пол, суки, на пол! — приглушенно взвизгнул он, имитируя истошный вопль.
   Мухин смущенно потупился. Это была его собственная реплика, к сожалению, единственная. Сразу после слов «На пол, суки, на пол!» главный герой сериала стреляет Виктору в живот — на этом его роль заканчивается. Он пытался доказать продюсеру, что рана в живот не всегда смертельна и что персонаж можно использовать еще раз. Продюсер, кажется, хмыкнул что-то утвердительное, но кастинг-менеджер так и не позвонил.
   — Не влезем мы в багажник, — обеспокоенно проговорил Ренат. — На метро, что ли, переться?
   — Кстати, далеко переться-то? — поинтересовался Мухин.
   — Довезем, — заверил Борис. — Опаздывает он что-то...
   Виктора эти недомолвки уже начинали бесить.
   — Кто опаздывает? — тихо спросил он. — Куда опаздывает?
   — Сюда, — бесхитростно ответил Борис. — А вот он! Мухин, Ренат и Немаляев одновременно повернулись назад — со стороны Тверской медленно, как на параде, катил темно-зеленый «Хаммер». По лобовому стеклу бежали тени от деревьев, и разглядеть водителя было невозможно, но Виктор почувствовал, что в армейском вездеходе сидят не чужие.
   Борис собрал всех. Почти. «Хаммер» мягко остановился за «Феррари», дверцы синхронно раскрылись, и из кабины вышли Костя с Шибановым. Мухин, втайне надеясь, что с ними приехал кто-то еще, привстал на цыпочки, но больше в машине никого не было.
   В руке у Рената тонко щелкнул выкидной нож.
   — Убери, — велел Борис.
   — Ты знаешь, что со мной сделала эта гэбэшная морда... — тихо процедил Зайнуллин. В конце фразы вроде бы предполагался вопросительный знак, но ответа Ренат не ждал, ему было достаточно того, что он помнил сам. — Ты знаешь, сколько живет человек без кожи?
   — До трех часов, — безучастно ответил Борис. — Если сердце здоровое.
   — У меня там было здоровое, — покивал Ренат. — Здоровей, чем хотелось бы.
   — Все равно. Убери перо и улыбнись так, чтоб вся улица засияла. И Шибанов тебе улыбнется. А нет — оба тут и ляжете, в скверике. На свете осталось не так много мест, где мы можем собраться все. Я этот слой вашими вендеттами поганить не позволю.
   — День примирения народов, маму их... — скривился Ренат, но лезвие все-таки спрятал.
   Константин демонстративно прошел мимо Мухина и обнялся с Немаляевым. Виктор, не сильно расстроившись, шагнул навстречу бывшему Председателю бывшего Госбеза. С Шибановым они поздоровались так, словно расстались закадычными друзьями и после не виделись лет пять.
   — А этот что тут делает? — спросил Костя, брезгливо Называя на Рената.
   — То же, что и ты, — ответил Борис. — Пока ничего Небо коптит.
   — Скорпионы снова вместе... — высказался Шибанов.
   — А в планах? — поинтересовался Константин.
   — Найти остальных. Сапера, Петра...
   — И еще Макарова, — напомнил Немаляев. Мухин выразительно посмотрел на Шибанова — тот взглядом дал понять, что в курсе. Рекламу «Дела врачей» он уже видел.
   — Петрухи только не хватало... — процедил Константин.
   —А Людмила?..-не выдержал Виктор.
   — Заткнись, падла! — бросил Костя.
   Шибанов, угадав следующее движение Мухина, опустил руку ему на плечо и надавил большим пальцем под ключицу.
   — Поединок отложим на потом, — сказал он.
   — Не тем занялись! — прикрикнул Борис. — Ренат! Держи конфету... — Он достал из кармана знакомую Мухину упаковку цикломезотрамина и вылущил две таблетки. — Сядешь в тачку и примешь. Да не в мою, а в сарай. Витя! Садись тоже. Он тебе покажет, в каком слое у Петра основная оболочка. Приведешь его сюда.
   — Сам бы Ренат за ним и сходил...
   — Меня там как раз убили, — пояснил тот, комически разводя руками.
   — Сан Саныч, ты со мной, — распорядился Борис. — Вы двое тоже в танк, — сказал он Шибанову и Косте. — За нами поедете. Все, по коням!
   — А мне таблетку? — спохватился Виктор.
   — Тебе уже без надобности.
   —Это как?..
   — Как мне примерно.
   — Подробней можно?
   — После. А сейчас просто скажи этой оболочке «До свидания».
   — До свидания, значит, — фыркнул Мухин. — Очень глупо...
   — Не нам, а оболочке.
   — Ага... — Виктор переступил с ноги на ногу и нерешительно коснулся распахнутой дверцы «Хаммера».
   Он честно попробовал попрощаться со своим телом и вдруг обнаружил, что действительно с ним расстается. Это было так же легко, как снять перчатку — ненужную, тесную, мешающую... Чужую. Взятую лишь на время. Принадлежащую не ему, другому.
   Еще не вполне освободившись от оболочки, Мухин почувствовал, как валится на спину и как его подхватывают под локти. Шибанов и подскочивший Костя уложили его на заднее сиденье и, поправив ноги, захлопнули дверцу. Слева от него забрался Ренат. Вытащив из пыльной жилетки полупустую бутылку кока-колы, он что-то торопливо запил.
   Последним, кого увидел Виктор, был сутулый юноша, вышедший из институтской калитки. Худой, явно бедствующий студент в тяжелых очках и смешном свитере замер перед плакатом и о чем-то задумался. С плаката на него смотрели две пары доброжелательных глаз.
   «Доверь свою Смерть профессионалам».
   Врач выглядел строгим, но не злым, медсестра — обольстительной, но не опасной. Таким можно было и довериться...

Глава 27

   Мухин тронул кнопку звонка и, официально кашлянув, сдвинул галстук. Затем снова позвонил, поправил фуражку и сделал полшага назад — на случай, если в «глазок» плохо видно. Постоял так еще с минуту: в левой ладони — пухлая папка, в правой — ничего, на случай рукопожатия. Или внезапных осложнений. Табельный «ПМ» в расстегнутой кобуре был заряжен и загодя снят с предохранителя, впрочем, Виктор надеялся, чтo обойдется без ковбойства.
   Позвонив в третий раз, он сухо шаркнул ногой по кафелю и заглянул в мутное окошко распределительного щитка. Колесико электросчетчика вращалось как бешеное и даже издавало зудящий звук — очевидно, в квартире работало сразу несколько серьезных приборов. Духовка и стиральная машина, предположил Мухин. Это не считая холодильника, телевизора и, вероятно, какой-нибудь люстры. Бросить все это хозяйство и выйти на улицу нормальный человек не рискнул бы.
 
   — Да... — послышалось из-за обитой двери. — Кого несет?..
   Чтобы жилец не расслаблялся, Мухин снова вдавил звонок. После пары «ку-ку» палец можно было и убрать, но Виктор не убрал, потому что вспомнил: он же мент.
   В «глазке» на миг появилась яркая точка, потом пропала, но через мгновение появилась вновь. Милицию в этом доме не любили.
   Мухин отвел правую руку чуть назад и коснулся кобуры.
   — В прятки играть будем? — громко спросил он. Замок дважды щелкнул, и за открывшейся дверью показался Петр — небритый, растолстевший, в одних джинсах. Виктор обратил внимание на то, что ширинка у Петра не просто расстегнута, а откровеннейшим образом вздыблена. Из маленького кармашка для мелочи выглядывала надорванная упаковка от презерватива. Виктор заметил и многое другое. Такая уж у него была здесь работа.
   — А форма тебе к лицу, — сказал Петр вместо приветствия.
   — Я не вовремя? Мне зайти попозже?
   Петр рассмеялся, хотя и не очень искренне.
   — Не пугай меня, Витя. Таких ментов даже в кино не бывает. Вползай, чего мнешься?
   Мухин привычным движением снял фуражку и, посмотревшись в овальное зеркало, огладил усы — не наклеенные, родные. Плешь тоже была его собственна честно натертая той же фуражкой за двенадцать лет службы.
   В ванной, как и ожидалось, гудела стиральная машина.
   — Та-ак... — неодобрительно произнес Мухин и, почесав взмокший лоб, закинул остатки волос куда-то назад, к макушке. — Трехкомнатная, стандартная, девяносто квадратов...
   — Восемьдесят восемь, — уточнил Петр. — Давай к телу.
   — Что, не ждал?
   — Ты замашки свои брось. Кто в слой привел? Ренат? Придурок...
   — Он оболочку потерял, если ты не в курсе. У нас все меняется.
   Мухин отложил папку и направился к закрытой спальне, но Петр встал перед дверью.
   — Пойдем-ка на кухню, капитан. Нечего людей баламутить.
   Ширинка у него на джинсах была уже застегнута. Пропало, стало быть, настроеньице...
   — Думаешь, увижу что-нибудь новое? — спросил Виктор. — Слушай, Петя, у тебя там, часом, не... — Он оглядел прихожую и нашел босоножки на высоченном каблуке. — А то смотри, Петя!.. Статью за гомосекс тут не отменяли. И не собираются.
   — Да пошел ты! — беззлобно хмыкнул тот. — Не лезь в кровать, тебе не обломится. На кухне поговорим. У меня и водка завалялась, — добавил он, двигая ногой круглый табурет. — Сиди тут, я сейчас приду...
   Петр зашел в спальню и что-то тихо сказал.
   — Ну почему-у? — жалостливо протянули за стенкой.
   — Быстро! — прикрикнул он. — И не вылезать! Пока Петр лаял на девушку, Виктор распорядился с холодильником: достал початую бутылку «Посольской», выставил на стол блюдечко с тремя ломтиками селедки и открыл маленькую банку болгарских маринованных огурцов. К тому моменту, когда хозяин квартиры вернулся на кухню, водка была уже налита.
   — Со свиданьицем, — кивнул Петр.
   — Что-то ты, родной, пассию свою от меня скрываешь... Может, у тебя там все-таки криминал? «Дети до шестнадцати» или еще какая пидерсия?
   — Тебе-то что? Рожай быстрее и отваливай. Бухло можешь с собой забрать.
   — Закончить надеешься, — констатировал Виктор.
   — Не получится?.. — спросил Петр, посерьезнев.
   — Нет. — Мухин снова наполнил рюмки.
   — Ну и что у вас там изменилось?
   — Все, Петя. «Мечта сбывается и не сбывается...» Чаще, к сожалению, второе. Некуда нам больше эвакуироваться.
   — Опоздал Сан Саныч... — изрек Петр без сожаления. — Ищите нулевой слой, вас же с Борисом, помнится, на эту тему здорово пучило.
   — Аналогично... — Виктор поднял рюмку и самостоятельно выпил. — Нулевой тоже сгорел. Из подготовленных остался только твой.
   — И мой план, — выразительно произнес Петр.
   — Конечно.
   — Значит, быть тебе президентом.
   — А чего ж не быть-то... — Мухин закинул в рот огурчик и энергично прожевал. — Авось справлюсь. И не в таком дерьме барахтался.
   — И вся ваша команда под мое начало... — неопределенно спросил Петр.
   — Вот этого не знаю. Не уполномочен. Насчет Немаляева я точно сомневаюсь. Не будет он тебя «командиром» называть. Ну, еще по одной?..
   — Наливай... А чего ты приперся, Витя? Если не уполномочен. Что это у нас за переговоры? Нелегитимно как-то получается.
   — А это, Петя, никакие не переговоры. — Мухин залпом выпил и, найдя на столе вилку, подцепил кусок селедки. — Это... как бы сказать... срочный вызов, ясно?
   Он встал и вытащил пистолет.
   — Погоди, погоди! — заторопился Петр. — Я и так приду, зачем оболочку портить?
   — Жалко, наверное... Но ты же сам говорил: с каждой смертью понимаешь все больше.
   — Да мне уже больше некуда! Я уже все понял!
   — Мы в одном месте собираемся. Так лучше. Проще надежней.
   — Не верите друг другу, значит.
   — У нас на это времени не осталось. В общем, принимай приглашение. Других-то вариантов... все равно...
   — Петя? — неожиданно раздалось из коридора.
   — Назад, овца! — рявкнул он.
   Мухин от растерянности чуть не выронил ствол — на кухню, кутаясь в символический халатик, вошла Людмила.
   — Привет... — оторопело проронил Виктор.
   — Здрасьте... — ответила она, не сводя глаз с пистолета.