Прошкин Евгений Александрович. Слой Ноль

   — Она меня не знает?
   — Откуда?! — раздраженно бросил Петр. — Она же овца.
   Людмила вроде бы обиделась, но сейчас ее занимало не это. Она смотрела на пистолет и что-то беззвучно шептала.
   — Петя... тебя забирают? — выдавила она. — Ты же ни в чем не виноват...
   — Гражданка... — с трудом произнес Виктор. — Послушайте, гражданочка... — Он едва сдерживался, чтоб не кинуться к ней с объятиями, и чем сильнее он с собой боролся, тем чаще взмахивал стволом. — Шли бы вы, гражданка... Тут ничего интересного...
   — Куда же я пойду?..
   — В комнату, Люда, — мрачно сказал Петр.
   — Она с тобой живет? — спросил Мухин.
   — Люда, иди в комнату! — повторил Петр, повышая голос. — Нет, стой! Там... в тумбочке слева... Откроешь дверцы, вытащишь среднюю полку... Запоминай, овца!
   — Да-да, — пролепетала Людмила. — Средняя, в умбочке...
   — Доска внутри пустая. Оторвешь сзади ленту... — Он помолчал. — В общем, в ней монеты. Царские червонцы.
   — Петенька?.. — нахмурилась она.
   — Дальше! — перебил он. — Левая подушка в диване. Возьмешь бритву, распорешь. Там тебе надолго хватит. Только не попадись с ними!
   — С чем?
   — С долларами, Люда, с долларами. Жмуренко помнишь? Противный, бородатый такой... Вот противному и будешь сдавать. Не больше четырехсот за один заход, уяснила? Если в кармане сразу пять сотен найдут — сядешь надолго.
   — До пятнадцати с конфискацией, — машинально подтвердил Мухин. — Идите, гражданка... Иди, Люда... В комнату!! — заорал он.
   — Да, дорогая, — мягко сказал Петр. — Не переживай, мы скоро увидимся.
   Виктор схватил со стола бутылку и влил в себя грамм сто, больше там не было.
   — Пора с этим кончать, — пробормотал он, отдуваясь.
   Люда скрылась в спальне, и он тут же вскинул пистолет.
   — Чего тянуть, Петя...
   Мухин почувствовал, как в нем рождается дикий, отчаянный вой. Не давая вырваться ему наружу, он четыре раза выстрелил Петру в грудь и еще до того, как Люда поняла, что здесь случилось, вставил ствол себе в рот. Перед тем как нажать на курок, он все же увидел ее глаза. Больше всего Виктор боялся именно этого — ее взгляда, но сам же не утерпел.
   Он хотел сказать «извини», но уже не смог. Через мгновение тупая пуля разнесла ему шейные позвонки.
   Полый куб, вырезанный в монолите пространства, — обои, линолеум, табуретки, лежащий у плиты Петр, почерневшая от ужаса Люда и кто-то третий, знакомый, с развороченным затылком, — стремительно отдалился и пропал где-то внизу, превратившись сначала в точку, а потом и вовсе в ничто. И, едва исчезнув, сразу перестал интересовать. Мухин поразился бессмысленности того, что он сейчас сделал, а также того, что он делал на протяжении всей своей жизни. Всех своих жизней, если быть точным и до конца откровенным.
   Красивая сентенция «смерти нет», фраза не хуже любого другого слогана, вдруг обернулась второй стороной: если нет смерти, то и сама жизнь оказывается под большим вопросом.
   «Смысла нет... — подумал Виктор. — Вот это вернее. Это гораздо ближе... Нет смысла. Ни в чем. Никакого...»
   Мухин висел посреди бесконечности и все ждал, когда же его затянет обратно в тело, в новую оболочку, которую ему подыскал Борис.
   — А подсказок-то больше не будет... — произнес кто-то такой же несуществующий, как и он сам.
   — В смысле?..
   Ответ был похож на смех.
   — Его же нет, смысла. И основной оболочки у тебя тоже больше нет, если ты еще не понял. Любое отражение — к твоим услугам.
   — Как у тебя?..
   —Да.
   — Полная свобода?!
   — Ну, как сказать... Свобода — это смотря от чего. От жизни, от смерти... да, свобода.
   — Что же у тебя осталось?..
   — У меня... и у тебя... осталось лишь одно: жажда существования. Из-за нее мы и совершаем что-то... в том числе бессмысленные поступки. Желание быть — это больше, чем инстинкт самосохранения, это и есть движущая сила мира. Единственная настоящая сила, первая и последняя причина всего. Кстати, к тебе ломится Корзун...
   —А?.. Какой?.. Где?..
   — Наш любезный шпион, Матвей Корзун, убитый на реке Черная Змейка. Его... гм... по счастью, перекинуло в ту оболочку, что, кажется, продала тебе колеса.
   И ему уже не нужно ничего доказывать про слои. В наших условиях понимание происходящего — весьма ценное качество. Не считая того, что Корзун физик.
   — Зачем нам физик? Ведь поздно уже...
   — Я там побывал, — невозмутимо возразил Борис. — В том слое, который ты принял за нулевой.
   — Да?! Всего лишь «принял»?!
   — Твоя уверенность основывалась на том, что ты не мог вспомнить родину. Иных аргументов у тебя не было, а мне очень хотелось поверить. И я поверил, хотя и не без оглядки.
   — Так это был не нулевой слой?
   — Нет, Витя. Установка продолжает работать. Так что нулевой пока цел, и мы снова начинаем его искать. С той лишь разницей, что времени у нас уже не осталось совсем... Иди к Корзуну, артиста мы пока подержим.
   — Что, сильно буяню?
   — Умеренно. Костя увещевает, как может... даже с определенным азартом. Иди и возвращайся быстрей, пока он все зубы тебе не выбил.
   Мухин хотел спросить, куда ему идти и как возвращаться, но, прежде чем сформулировать вопрос, он уже понял и сам. Слоев он больше не видел — ни в образе леса, ни в каком-либо ином образе, но он их ощущал, и это было гораздо удобней, яснее. Виктор мог перебрать их в памяти, как перебирают знакомые телефоны. Дойдя до нужного и осознав его, он вдруг услышал:
   — Нравится?..
   Настя задрала левую ногу на высоту стола и повертела ею из стороны в сторону.
   На столе теснились тарелки с нарезанными колбасами, заливным языком и щедрыми, намазанными явно не для гостей бутербродами с черной икрой. На углу, в тревожащей близости от края, стояла бутылка водки.
   Мухин обнаружил, что стакан в руке непозволительно нагрелся, и, отстранение в него заглянув, выпил.
   — Да... нравится.
   «Многовато у меня сегодня банкетов», — подумал он.
   — А это? — Супруга продемонстрировала правую ногу в сияющем красном ботинке.
   Виктор заметил, что на левую надет сапог.
   — Тоже хорошо. Только зачем они тебе? Июнь же на дворе.
   — А что, зиму в этом году отменили?
   — Посмотрим... В дверь никто не звонил? Что-то мне померещилось...
   — Ничего себе «померещилось»! Полчаса! И звонили, и стучались...
   — И в голос орали, — присовокупила теща. — Полоумные какие-то...
   — Сами вы, мамаша, полоумные!
   Мухин бросился из кухни и, выскочив на лестницу, крикнул:
   — Матвей Степаныч! Корзун! Матвей!!
   Шаги внизу стихли, затем человек неуверенно потоптался и вроде бы пошел наверх.
   — Я тебя жду, Матвей, — сказал Виктор на всякий случай.
   — Вот комики... — проворчали где-то между пятым и шестым этажом. — То милицией грозятся, то, оказывается, ждут...
   — Мы сами себе милиция. Заходи. — Мухин хлопнул Корзуна по плечу и провел в квартиру. — Кто желает суперприз? Кто отваливает на улицу?
   — Мы отваливаем, — с готовностью откликнулась Настя.
   Светлана Николаевна что-то возразила, но очень тихо, как бы для себя.
   — Мама! — цыкнул Виктор. — Молчите, оштрафую!
   — Икру-то, Витенька, спрятать бы... — посетовала она, складывая морщинистые губки неровным бантиком.
   — Так вы ведь уже нашли!
   Корзун стесненно покхекал и протиснулся мимо части к столу.
   — У-у, — с досадой протянула Светлана Николаевна. — Все сожрут... все подчистую выгребут...
   — Гулять! — приказал Мухин. — Ну, как впечатление? — спросил он у гостя.
   — Выходит, правда?..
   — Смотря что.
   — Насчет загробной жизни.
   — Это где она у тебя загробная? Тут или там?
   — Не знаю...
   — Тогда выпьем, — предложил Мухин. — Садись, Матвей, разговор будет долгий. У тебя эта оболочка теперь основная, ты из нее никуда не денешься. У меня ее вообще больше нет, основной... Без особого желания не перекинет.
   — Из двадцати слов понял только три, — признался Корзун.
   — Двадцать? Я так много сказал?
   — Ты ничего еще не сказал. Вразумительного.
   Виктор достал второй стакан и ливанул туда водки.
   — Как ты узнал, что ко мне идти надо? — спросил он.
   — Голос мне был...
   — Это Боря, — буднично произнес Мухин. — Правильно сделал, что послушал.
   — Попробуй не послушать! — Корзун взял стакан и опрокинул его в себя. — Пулю видел когда-нибудь летящую? А я видел... в меня летящую... — простонал он, закрывая лицо ладонями. — Умер... я же точно помню, что умер... сам этот момент. Он длился, длился и все не кончался... А потом — тьма! Холодно... И голос...
   — А потом ты очнулся, — подсказал Мухин. — Да? , -Да...
   — Вот здесь ты и будешь жить.
   — Я и так здесь живу... — возразил Корзун недоуменно. — Разве нет?.. Помню, что резину вез, два комплекта. У меня и адреса записаны...
   Для убедительности он достал из кармана блокнот и, не глядя пролистав, швырнул его на стол.
   — Помнишь, — кивнул Виктор. — Это хорошо. Такой гы здесь и нужен. Меня несколько раз убивали, пока я не врубился. А ту жизнь не забыл? Ну, где пуля летеда и эта еще. Соловьиная Могилка... тьфу... Черная Змейка.
   — Н-нет, не забыл, — ответил Корзун, слегка запнувшись. — Только откуда ты знаешь?..
   — Неважно, Матвей. — Мухин налил еще и, опережая его попытку чокнуться, отодвинул свой стакан. — У нас это не принято. Мы же... мы же с тобой, извиняюсь, покойники. У меня стаж побольше, у тебя поменьше... но это дело наживное.
   Корзун поперхнулся и, утерев глаза, закусил колбасой.
   — Меня еще будут убивать?!
   — Гарантировать не могу, но... — Виктор поставил пустой стакан и, не придумав, как развить мысль, взял с тарелки симпатичный бутерброд. — Селяви, Матвей.
   — Я второго раза не вынесу...
   — Э-э! Второй раз, наоборот, легче. Это как девственность потерять, понимаешь? А третий — так вообще в радость. Ладно, хватит лирики. Прошлую нашу встречу помнишь?
   — А как же! Ты мне деньги предлагал... Ну, не совсем мне, а тому, кто здесь... то есть тому, кто...
   — Перестань, — одернул его Виктор. — Попытка описать это словами приводит к инсульту. Тебе я деньги предлагал, тебе. Это ты и был. И есть... А чего отказался-то? Страшно стало?
   — Еще бы... Пятнадцать тысяч долларов! За что? За какую-то консультацию... Это математики от обилия нулей возбуждаются, потому что у них все в теории, все на бумажке. А физики этих нулей — как огня...
   — Ты, значит, практик.
   — Был когда-то.
   — Все равно ты знаешь больше, чем я смогу выучить в ближайшие пять лет. Которых у нас и нет к тому же. Вместо ответа Корзун потянулся к бутылке.
   — Вот тебе вопрос на засыпку, — сказал Мухин. — Что творится с миром, ты уже представляешь. А в чем причина? Можно было собрать такой аппарат, из-за которого все это случилось?
   — Нет, — не задумываясь, ответил Корзун. — Вероятно, это свойство пространства... многослойность. — Он с отвращением выпил и снова подцепил колбасы. — Просто раньше об этом не знали. Да и сейчас никто не знает.
   — Иван Грозный был в каждом слое. И Парижская коммуна — тоже. И Хиросима. А Хрущев уже нет... Горбачев — тем более. А Матвеи Степановичи Корзуны — так те вообще разные люди. Один колеса толкает, другой в Сибири отсиживается. Либо все должно совпадать, либо ничего, не правда ли?
   — И в каком году перестало совпадать?
   Виктор сложил руки на груди и удовлетворенно улыбнулся. Физик Корзун, даже нетрезвый и наверняка забывший половину своих формул, все равно мыслил ясно. И, что особенно радовало, мыслил быстро.
   — Примерно в пятидесятом, — сказал Мухин. — Мы подумали, что причина в некой научной программе, не исключено — оборонного характера.
   — В пятидесятых годах у нас разве что ложки алюминиевые этого характера не имели. Да и то — как посмотреть... — озабоченно проговорил Корзун. — Что же вы, братцы, думаете, физика — это вроде брошюрки такой, да? Прочитал и овладел?.. Столько разных направлений, что их перечислять до вечера...
   — Ты хоть перечислить можешь, — резонно возразил Мухин. — Хотя бы представляешь, с какого бока надо копать.
   — Я?.. Ни фига я не представляю...
   — Напрягись. Позанимайся, освежи память. А хочешь, в командировку тебя отправим? Краткосрочную, но очень дальнюю.
   — Вы... я правильно понял?.. Вы и на это способны? — изумился Корзун.
   — На многое. Кстати... — Виктор поднялся и принее из комнаты две светло-зеленые банковские упаковки. — Пятнадцать тысяч, обещал же.
   — Да деньги-то... — равнодушно проронил Корзун.
   — Не имеют никакой ценности. Это просто чтоб ты не отвлекался.
   — Не имеют... — повторил Корзун. — А что тогда имеет?
   — Я тоже об этом недавно спрашивал, так мне... погоди... — Мухину показалось, что его кто-то зовет. — Матвей, ты ничего не слышишь?
   — Нет... С самого утра пьешь?
   — С утра я в кино снимался. Ты точно ничего не слышал?
   — Нет же, говорю.
   «Витя!» — снова раздалось где-то вдалеке или, вернее, в глубине.
   Мухин осознал, что выходить на лестницу или выглядывать в окно бесполезно. Голос звучал рядом, но не здесь.
   «Витя, ты нужен. Срочно».
   — Ни хрена себе... — сказал он Корзуну.
   — Что с тобой?
   — Ручка есть? Пиши телефоны. Будут проблемы — позвонишь.
   — А кто это?
   — Замминистра внутренних дел.
   — Он тоже... наш?
   — Иногда. И еще один запиши.
   Виктор собрался продиктовать номер Иглы, но вдруг вспомнил, что Людмилу в этом слое вряд ли застанешь. Если Борис не отловил ее по дороге из одной оболочки в другую, то ее перекинуло черт знает куда. Будет ли у нее там возможность уходить в транс, будет ли она вообще себя помнить — неизвестно.
   — Нет, того телефона тебе хватит, — сказал Мухин. — Все, Матвей, извини.
   — Собираешься куда-то? — Корзун встал и направился к прихожей. — Так я подвезу...
   — Вряд ли. Туда только пешком.
   — Виктор?.. — Корзун замялся и потеребил болтающуюся дверную цепочку. — Я так понял, вы собрались найти эту установку и выключить...
   — Именно.
   — А если станет еще хуже?
   — А хуже не бывает, — ответил Мухин.

Глава 28

   — Да. — Виктора ударили по лицу — не сильно, мягким кулаком, но, судя по ржавому привкусу, уже не в первый раз.
   Мухин пощупал опухшие губы и, уронив руку, наткнулся на автомат.
   — Бегом к окну! — приказал Константин и снова хлестнул его по щеке.
   В комнате было темно, и только туманный свет звездного неба позволял что-то разглядеть, например осколки посуды на столе или маленький, почти игрушечный «АКСУ» в ногах.
   Мухин, кряхтя, поднялся, но тут же получил от Кости удар ботинком под колено. Едва он упал, как по стене на уровне груди пробежал частый стук. Виктор вытряхнул из волос тонкие щепки и запоздало посмотрел назад — там, где он сейчас должен был стоять, чернело три отверстия. Панели в комнате были не шпоновые, а из натурального дерева, и раскалывались они тоже натурально, ощериваясь острыми занозами.
   — Ага... — вякнул Мухин. — Благодарю...
   — Хватай ствол, ныряй к подоконнику!
   Константин дополз до стены и, подтянув автомат, на миг выглянул в окно. Погнутая рама с остатками стекла немедленно отозвалась глухой дробью. Костя вжался в угол и уперся подбородком в пламегаситель.
   — Нашел Боря слой, ничего не скажешь! Не успели приехать, уже чудеса...
   — Куда приехали-то? — спросил Мухин.
   — Особняк, что ли... Ну, Боря!..
   — Да что случилось?
   — Не знаю я! — рявкнул Константин. — Вошли в дом, жрать собрались. Тут эти... тачки какие-то... Со всех сторон встали — и давай по окнам... Боря, жмот, не мог нормальные стекла заказать.
   — Здесь бронированные не нужны, — возразил Виктор. — Здесь никто ни в кого не стреляет.
   — Ну да. Благополучное место, сам знаю. Только Немаляеву ключицу перебило. Он с края сидел, как раз бутылку открывал... Домишко Борис в глухомани себе построил, так что завалят нас тут легко и непринужденно.
   — Кто? Кто завалит?
   — А спроси их!
   — Эй, мертвые души! — крикнули на улице, словно отзываясь. — Есть маза пожить еще немножко!
   — Я твою мазу фак! — раздался откуда-то из левого крыла злой тенорок Рената.
   Мухин прикинул расстановку: раненый Немаляев не в счет, сам он до недавнего времени тоже был обузой, актеришкой местным. Оставались четверо: Костя, Борис, Ренат и Шибанов, по одному человеку на каждую сторону. Скверно. Если особняк еще не штурмовали, так это лишь потому, что не очень-то и хотели.
   — Зайнуллин! Ты из списка амнистированных вычеркнут!
   — Они и фамилии знают... — проронил Константин.
   — Как вас там? Перекинутые! — продолжали за окном. — Покажите нам два трупа — Бориса и Виктора! И мы уедем! А, да, еще Рената... И все, остальные свободны! Пять минут на размышления!
   Мухин посмотрел на Костю, но вместо лица увидел в темноте лишь серый блин.
   — На кой я им нужен?.. — недоуменно пробормотал он.
   — Небось автограф желают, — ответил Константин с издевкой. — Исполнитель главной роли в фильмах про пылесос, холодильник и садовые грабли...
   — Ой, не надо этого, не заводи меня! Ты-то здесь кто? Банкир? Летчик?
   — Налетчик, — ответил тот. Сначала Виктор решил, что Костя огрызается, но через секунду понял, что он говорит серьезно. — Шибанов меня прямо с дела увел.
   — А он что, напарник твой? Тоже грабитель?
   — Нет. Это я его как раз грабить собирался. Забавно... Шибанов — и продавец...
   — В ювелирном?
   — "Детский мир", отдел надувных игрушек. Да нет, нет... Действительно игрушки, обычные. То, о чем ты подумал, в других магазинах.
   — Ни о чем я не подумал, — буркнул Мухин.
   — Эй! Минута прошла! Быстрее там соображайте!
   — А милицию вызвать никому в голову не приходило? — осведомился Виктор. — Тьфу... полицию. Здесь же фараоны...
   — Нам кабель отрубили еще до того, как дом окружить. И радио не работает, Борис уже пробовал. У них, кажется, глушилка с собой.
   — Совсем хорошо... Помирать придется. А зачем?.. Если они такие информированные, знают же, что нам не впервой.
   — В том-то и дело, — сказал Костя. — Им, похоже, не смерть наша нужна, а чтобы мы просто отсюда убрались, из этого слоя. В смысле, вы... Вот уж не ожидал, что у нас еще конкуренты какие-то найдутся.
   — Три минуты! — напомнили снаружи.
   — Бессмысленно это, — сказал Мухин. — Настолько бессмысленно, что даже не смешно. Ну, выйдем мы с Борисом... ну, грохнут нас... Что изменится? А не выйдем — тогда всех грохнут, и тоже ничего особенного не случится...
   Он подполз к выбитому окну и, держась за стену, сел на корточки.
   — Пойдешь? — спросил Костя.
   Виктор передернул затвор и, подняв автомат над головой, полоснул куда-то в темень. С улицы ответили сразу трое — он едва успел нырнуть под раму.
   — Не, не пойду, — сказал он.
   — Ребят, может, вам денег подкинуть? — крикнул справа Борис.
   — Черных, это ты торгуешься? — спросил чей-то веселый голос. — Я сам тебе заплачу, ты покажись! Одна минута!.. Ты и Виктор, других не тронем!
   — С кем у вас поговорить-то можно?
   — Со мной и говори!
   — Какой из тебя парламентер? Тебе только ботинки в переходе чистить!
   — Это, Боря, ты у нас насчет чистки обуви мастак, я-то по другим делам...
   — Ты понял, да? — шепнул Костя Мухину. — Они, гады, все про нас знают.
   — Ваша братва ни с кем не пересекалась?
   — Братва — это у Пети, а у нас команда... Нет, кроме тебя, ни с кем.
   — Так кто у нас под подозрением находится? Петр, Макаров, Сапер, — перечислил Мухин. — Люда еще?..
   — И ты, — добавил Константин.
   — И ты тоже. Почему бы нет?
   — Короче, все, — подытожил он. — Кто у нас смерти боится?
   — Никто, — согласился Виктор. — Веселая компания — отморозок на отморозке. О боже!.. Пойти, что ли,
   подохнуть геройски? Чтоб ты заткнулся со своими претензиями...
   — Смерть ничего не изменит.
   — Проехали... — махнул рукой Мухин. Глаза уже привыкли к темноте, и он с любопытством осмотрелся. Оборону они с Костей держали в обеденном зале. Посреди комнаты стоял длинный стол персон иа двадцать, за которым без особых проблем уместилось бы и полсотни. О сервировке Мухин ничего определенного сказать не мог — с пола он видел лишь самый край заваленный какими-то осколками. Однако даже у окна остро пахло джином и коньяком. На боковой стене висел огромный ковер в восточном духе — вероятно довесок к «Феррари», а может, презент от второго шейха. Количество арабских дружбанов Борис не уточнял.
   — Эй, перекинутые! Последние секунды пошли! —предупредили с улицы. — Сейчас всех спалим!
   Виктор шмыгнул носом. В принципе, умирать не хотелось. Хотелось промочить горло — здесь, в этом слое. И еще он не отказался бы поужинать. Забавно: целый день только и делал, что закусывал, а желудок бурчал на весь дом. Сам-то актер, кроме чашки кофе, с утра ничего не нюхал. Пожрать и выпить, это да... А умирать — ну что-то никак. Не время сейчас. Не то настроение.
   Мухин сдвинулся в сторону от окна и, снова выставив ствол, пальнул наугад. Под домом неожиданно громыхнуло, и по расщепленной облицовке на противоположной стене запрыгали оранжевые блики.
   — Попал, что ли?! — не поверил Костя.
   — Ну-ка дай автомат. У меня рожок закончился.
   Виктор отнял у Константина такой же «АКСУ» и приготовился дать еще очередь, но в этот момент на улице опять что-то взорвалось. Из рам, жалобно звеня, посыпались остатки стекол. В соседнее окно влетела какая-то тряпка и повисла на стуле. Сырой лоскут джинсовой ткани несколько секунд подымил и, тошнотворно зашипев, свалился на пол.
   После короткой паузы выстрелы загремели отовсюду. Стреляли с улицы по особняку, стреляли из окон по черным кустам, стреляли еще откуда-то со стороны, куда — понять было невозможно.
   Снаружи снова ухнуло, три раза подряд, и на зубах заскрипел песок. Били из под ствольных гранатометов.
   — Кажись, наши приехали... — сказал Костя, проморгавшись.
   — "Наши" — это кто? Нет у нас никаких «наших».
   — Но приехали же... Мотор слышал?
   Мухин прополз через все помещение и, подержавшись за подоконник, решился наконец выглянуть. От дальнего леса прямо по лугу мчалось трехосное угловатое чудовище — что-то среднее между джипом и микроавтобусом. Цвет — то ли черный, то ли темно-синий. Автомобиль почти сливался с травой, и, если б не ущербный кусочек луны, машину и вовсе было бы не видно.
   Джип быстро приближался, и на фоне пылающего у ворот «БМВ» Мухин сумел различить человека, по пояс высунувшегося из верхнего люка. Машина подпрыгивала на ухабах, и человек все не мог поймать удобный момент, но целился он явно не по дому. Споткнувшись о крутой бугор, джип взлетел чуть ли не на метр, и стрелок, не упустив такого случая, жахнул из подствольника куда-то левее здания.
   — Ессс!! — победно возопил Ренат.
   Виктор поднялся в полный рост и дал три короткие очереди по цветнику, где, как ему показалось, кто-то еще шевелился. Константин, выйдя из оцепенения, перезарядил автомат Мухина и тоже куда-то пальнул, насколько результативно — неизвестно.
   Патроны у них закончились одновременно. Костя яростно подергал затвор, словно хотел выжать из автомата что-то еще, и бросил оружие под ноги.
   Ренат за стенкой продолжал добивать боеприпасы, хотя у Виктора сложилось впечатление, что стрелять больше не в кого. Кроме звона гильз и матерных междометий, доносившихся из соседней комнаты, он не слышал ни звука.
   Джип подъехал вплотную к ограде и несильно ткнулся бампером в бетонный бортик. Что это была за марка, Мухин так и не разобрал. В отсветах от двух горящих «БМВ» было видно, что стекла в машине выбиты, колеса изжеваны насмерть, а передние крылья покрыты таким
   Количеством дырок, что местами отверстия слились в лошные прорехи.
   — Живые? — спросил за спиной Борис. В руке он держал большой плоский фонарь. — Это хорошо... Сейчас свет наладим, Шибанов там занимается. Обслугу-то я отпустил. Как чувствовал...
   — Мобила твоя заработала или нет? — поинтересовался Константин.
   — Вызвал уже, полиция скоро будет. Вызвал, а потом подумал: нужны они нам здесь? Десять трупов вокруг дома... может, и больше. Не считал пока.
   — А в танке кто? — Виктор показал на джип.
   — Как кто? — удивился Борис. — Петя, конечно. И с ним Сапер. Кому бы еще в голову пришло под пули за нас ломиться?
   — Эти-то, штурмовики, тоже не больно хоронились, — сказал Константин. — Если мы всех завалили, причем не особо напрягаясь.
   — Да лохи они конченые! — объявил, входя в комнату, чумазый и невообразимо довольный Ренат. — Лохи и чайники! Да я б на их месте!.. А они... Торчали на виду, как будто у них оболочки дармовые!
   — Во-во, — согласился Виктор, направляя фонарь Бориса на разоренный стол.
   — Ты думаешь, перекинутые?.. — осторожно спросил тот.
   — Точно, — подтвердил Костя. — Это не бойцы. Так, сброд какой-то. Но смерти они не боялись.
   — Придурки! — вставил Ренат.
   — И они слишком много знали, — добавил Мухин. — Про нас и вообще...
   Он взял со стола бутылку «Бифитера» с отбитым горлышком и опрокинул ее над случайно уцелевшим бокалом. Пока булькало, он подвинул к себе вазочку с маслинами и принялся их глотать одну за другой вместе с косточками.
   — Витя, ты же не один, — сказали в дверях. Мухин чуть не пролил мимо. Голос принадлежал Люде, это было очевидно — так же, как и то, что сутки назад они с ней расстались. Расстались навсегда.
   — Любишь маслины? — выдавил он, медленно оборачиваясь.
   — Не очень, — ответила Людмила. — Боря, где у тебя стаканы?
   Неожиданно заработал генератор, и под потолком вспыхнули разлапистые бронзовые светильники. Виктор убедился, что это действительно Людмила, впрочем, он и не сомневался. Он просто не мог поверить.